Из вашего рассказа следует, что он не имеет склонности к жизни на плантации. Можно надеяться, что он снова пожелает бродяжничать. Я полагаю, если мужчина побывал бродягой, его уже никогда не удовлетворит оседлый образ жизни. – В голосе Андре появилась горечь. – Я говорю не о себе. Я бы очень хотел вернуться… ну да оставим это. – Он обратил напряженное лицо к Ханне. – Мы должны придумать что-то такое, что вас взбодрит. Вот, нашел! Бал, большой бал! – Воодушевившись, Андре восторженно захлопал в ладоши. – Чудесная мысль!

– Бал? – Молодая женщина посмотрела на француза так, словно перед ней был сумасшедший. – И это предлагаете вы, Андре? Разве вы не возражали против бала, и действительно – каким он оказался неудачным!

– Обстоятельства переменились, мадам. Ваш супруг скончался более года назад. После такого срока снять траур вполне прилично. Только нужно придумать что-то… найти какую-нибудь причину… – И он заметался по комнате.

Ханна смотрела на него как зачарованная, в голове у нее был полный сумбур.

– Идея! – Андре хлопнул в ладоши. – Это будет благотворительный бал. Благотворительные балы обладают чудодейственной притягательностью. Mon Dieu, ну конечно! Богатые очень любят ощущать, что они делятся частицей своего богатства с кем-то не таким удачливым, как они сами.

– Благотворительный бал? В пользу кого?

Француз нахмурил брови.

– М-м-м… В пользу сирот. Naturellement!

– Каких сирот? Я не знаю никаких сирот!

– Сироты есть всегда и везде, дорогая леди. Не беспокойтесь, мы их найдем. – На лице его появилась хорошо знакомая Ханне озорная улыбка. – И можете быть уверены, гости приедут. Конечно, кое-кто появится из простого любопытства, чтобы найти пищу для пересудов. А теперь, когда молодой Вернер воскрес из мертвых, любопытство ваших соседей разыграется еще сильнее. И может быть, будет великолепно, если мы пригласим… – Он оборвал себя, настороженно глядя на Ханну.

– Нет! Я не желаю, чтобы этот человек явился в «Малверн» по моему приглашению! – Ханна вскочила с кресла. – И хватит об этом!

Андре, заметив, как Ханна снова зарделась и разволновались, еще раз подумал: «Скорее всего здесь имеется что-то такое, о чем юная леди умалчивает. Неужели молодой Вернер взволновал ее ожесточенное сердце? Non, non, это невозможно». Пожав плечами, Андре вздохнул:

– Все будет, как вы пожелаете, дорогая леди.

Поскольку до Рождества оставалось меньше месяца, а Ханне хотелось, чтобы бал состоялся до Рождества, несколько дней она была очень занята. Собственноручно написала приглашения, имена гостей она брала из списка, который Малкольм составил, готовясь к свадьбе. Каждый день посылала Джона и Дикки в коляске развозить приглашения. Дикки скоро должно было исполниться шестнадцать лет, и, с тех пор как он появился в «Малверне», он стал почти взрослым мужчиной.

Однажды, съездив в Уильямсберг, Дикки вернулся домой, горя желанием рассказать новости Ханне и Андре. И он сообщил, где был Майкл Вернер в течение последних двух лет и что он совершил, чтобы покончить с царством ужаса, где правил Черная Борода. В Уильямсберге все считали Майкла героем.

– Героем, вот как? Кажется, это действительно так, – пробормотал Андре и, выгнув бровь, взглянул на Ханну. – Может быть, дорогая леди, вам стоило бы…

– Нет! Я знаю, что вы хотите сказать, Андре, – резко ответила молодая женщина. – Но герой он или не герой, я не стану его приглашать!

– Так его не будет на балу, м'леди? – спросил Дикки, явно разочарованный. – Подумайте, как много интересного он мог бы порассказать!

– Здесь его не будет. И кому нужны его байки о кровавых пиратах? – Ханна скорчила гримаску. – У него, может, тоже руки в крови, раз он все это время был в их шайке. И больше я не желаю слышать об этом.

На этот раз Ханна заранее поняла, что бал удастся. В ответ на приглашения она получила множество записок, и в каждой выражалась благодарность. К ней даже приехали несколько леди и джентльменов – впервые за все время, что она управляла «Малверном».

Она принимала гостей, как и подобает настоящей хозяйке поместья, предлагала чай и сладости, джентльменам кое-что и покрепче, если они желали. Она вела светскую беседу, сплетничала, держалась уверенно и свободно. Эти визиты очень обрадовали ее, хотя, конечно, многие явились в «Малверн» разведать, нет ли здесь Майкла, или разузнать о нем что-нибудь новенькое.

Накануне все в поместье гудело от бурной деятельности и предвкушения праздника. Бесс засадила за работу всех, потому что этот бал должен был стать самым великолепным балом года и запомниться всем на много лет. Наверху, в швейной, радостно напевая что-то себе под нос, Андре придумывал и сооружал новое платье для Ханны.

– Это будет самое великолепное платье из всех, когда-либо существовавших, дорогая леди. Вся Виргиния будет говорить о нем, потому что оно подчеркнет вашу замечательную красоту и при этом скандализирует всех!

И в тот вечер, когда состоялся бал, Ханна была более чем удовлетворена тем, как гости реагировали на ее появление. Она вошла в зал одна, поскольку Андре строго запретил ей появляться до того, как съедутся все или по крайней мере большая часть гостей. Одного из слуг он одел в превосходную ливрею и велел ему объявлять имена прибывших. При появлении каждого гостя слуга ударял в серебряный колокол и громко произносил имена тех, кто входил в гостиную.

Когда же наверху лестницы появилась Ханна, слуга ударил в колокол с удвоенной силой и провозгласил голосом таким громким, что он перекрыл шум голосов собравшихся:

– Миссис Ханна Вернер!

Ханна грациозно спускалась вниз по широкой лестнице, а по толпе, ожидавшей внизу, пронесся изумленный вздох. Ее тяжелые рыже-золотые волосы не были покрыты пудрой, их искусно зачесали и уложили в прическу, очень шедшую ее красивому лицу. Несколько длинных локонов падали на спину и плечи, подчеркивая белизну кожи, оттененную роскошным зеленым цветом платья.

Ради нынешнего бала Ханна согласилась надеть корсет и кринолин. Именно потому, что корсет, сшитый по чертежу Андре, оказался гораздо удобнее жутких решеток, стискивающих ребра. Впереди он был сделан необычно – приподнимал грудь и в то же время оставлял ее открытой, что имело важное значение для фасона платья.

На платье пошло много ярдов изумрудно-зеленого шелка. Оно было с пышными рукавами до локтя, с вызывающе низким вырезом на спине, пока еще не заметным гостям. Юбка на кринолине подчеркивала тонкую талию Ханны.

Однако присутствующие мужчины глаз не могли отвести именно от лифа платья – истинного шедевра Андре. Дорогой зеленый шелк был вырезан спереди почти до самой талии, а пышный бюст Ханны прикрывало лишь тонкое кружево телесного цвета. И если пристально всмотреться, можно было различить сквозь это кружево обнаженные груди молодой женщины. И конечно же, все мужчины, да и многие женщины, всматривались весьма пристально.

Андре также убедил Ханну, что к платью необходимо купить новые драгоценности.

– Вы достойны этого, дорогая леди. Вы получили хорошую прибыль в нынешнем году и вполне заслужили награду. Драгоценности, подаренные вам дорогим Малкольмом, превосходны, но к такому платью требуется нечто совсем иное.

Поэтому на шее молодой женщины сверкало ожерелье из изумрудов. А в ушах на фоне волос цвета меди зеленели серьги – тоже изумрудные.

Гости потрясение зашептались, кое-кто шумно вздохнул, и трудно было определить – от злости это или от восхищения.

Андре подошел к подножию лестницы и взял Ханну за руку. Потом объявил, как бы объясняя:

– Последняя новинка из Парижа, леди и джентльмены. Насколько мне известно, у придворных дам эта новая мода пользуется большим успехом.

После чего он предложил Ханне опереться на его руку.

– Видите? – прошептал он ей на ухо. – Вы королева 6ала, дорогая леди.

Не обращая внимания на шепот и косые взгляды, Ханна шла, высоко подняв голову. Едва они вошли в залу, музыканты, которые, очевидно, заранее получили указания от Андре, заиграли. Ханна узнала мелодию той песенки, которую ей пел отец.

Она одарила Андре благодарной улыбкой, шагнула к нему, и они открыли бал. Поначалу танцевали только они одни, но потом к ним начали присоединяться все новые и новые пары, и вскоре зала заполнилась танцующими.

Как раз перед тем как музыка смолкла, Андре тихонько проговорил:

– Вне всяких сомнений, это мой последний танец с вами в этот вечер. Вы будете нарасхват.

И он оказался прав. Когда музыка смолкла и Андре, поклонившись, отошел от Ханны, тут же к ней подскочил кто-то из молодых людей и пригласил на танец.

И вечер превратился в непрерывный поток музыки, сияния свечей, вращения в танце. И у Ханны кружилась голова. Все кавалеры ухаживали за ней. Она кокетничала, парируя не такие уж невинные намеки, смехом отвечая на их лесть, – на самом же деле их слова почти не проникали в ее сознание.

Именно о таком вечере она всегда мечтала. Бал удался на славу, в этом уже можно было не сомневаться. Разгоряченная от танцев, от внимания мужчин, Ханна помнила о том, что произошло на двух предыдущих балах, и почти не прикасалась к вину – делала лишь один-два глотка из тех бокалов, что подносили ей кавалеры.

Весь вечер Ханна искала глазами Джейми Фолкерка, но не находила. Приглашения ему она не посылала, и, судя по всему, он решил, что она не желает его видеть…

Время шло к полуночи, когда музыканты внезапно прекратили игру на середине пьесы. В зале наступила странная тишина. Ханна, не понимая в чем дело, отступила от партнера и оглянулась. И увидела его.

Майкл Вернер стоял в дверях залы, взгляды всех присутствующих впились в него. Он был элегантен – камлотовый камзол, из-под рукавов которого свисали кружевные манжеты рубашки, панталоны из дорогого бархата оливкового цвета, черные чулки, черные башмаки с серебряными пряжками. Его сверкающие темные глаза встретились с ее глазами, и он прошел через зал прямо к ней; танцующие расступились, давая ему дорогу. Молодой человек шел, не обращая внимания на удивленные взгляды и шепотки, шелестевшие, как осенние листья. Он был без парика, да и не нуждался в нем – так хороши были его длинные черные, блестящие волосы. Один завиток упал на лоб.

Подойдя к Ханне, он насмешливо поклонился, прижав руку к груди, словно держа в ней несуществующую шляпу, снятую для приветствия. Выпрямившись, он слегка покачнулся, и Ханна уловила запах бренди.

– Мадам, могу я пригласить вас на следующий танец?

И прежде чем молодая женщина успела ответить или хотя бы пошевелиться, Майкл сделал знак оркестрантам, и музыка зазвучала вновь.

Майкл закружил Ханну по паркету, и она проговорила разъяренно:

– Как вы смели явиться сюда, сэр! Вас не приглашали!

– Да мне и не нужно приглашения, – ответил он нарочито дерзко. – «Малверн» – мой дом, и я могу являться сюда, когда мне заблагорассудится.

– И к тому же вы пьяны! От вас разит бренди!

– А почему это беспокоит вас, мадам? Будучи служанкой в трактире, вы, вероятно, подавали спиртное гораздо более пьяным клиентам.

– Вы заходите чересчур далеко, сэр!

– Я говорю правду, разве не так? – возразил Майкл невинным тоном. – Или, может быть, мне сказали неправду? Разве вы не были служанкой на постоялом дворе? Неужели я ошибся? Неужели в ту ночь в «Чаше и роге» на постели в верхней комнате лежала какая-то другая обнаженная девушка?

Ханна попыталась вырваться, но он держал ее железной хваткой. Конечно, она не должна забывать, где они находятся. Оглядевшись, Ханна увидела, что на них смотрят. И перестала сопротивляться, но решила больше не отвечать на его колкости.

Когда музыка кончилась, Майкл сделал легкий поклон:

– Вы доставили мне истинное удовольствие, миледи.

И, повернувшись, отошел. Ханну охватила ярость. Как ей хотелось приказать слугам выгнать его вон! Но, разумеется, она не осмелилась. Это вызвало бы не только новый поток сплетен – это могло бы так разозлить Майкла, что он заявил бы о своих правах на «Малверн».

Ханна твердо решила, что не станет с ним танцевать, даже если ей придется уйти с бала. Но Майкл больше не подходил к ней. В течение двух последующих часов она видела, что он танцует, не пропуская ни одного танца, и всякий раз с новой дамой. Это ее уязвило – непонятно почему.

И Ханна, танцуя со своими партнерами, принялась пить вино, которое они ей приносили.

Спустя какое-то время она заметила, что присутствие Майкла словно набросило на всех какую-то тень. Удовлетворив любопытство, гости начали разъезжаться. И вскоре осталось всего несколько человек.

И тогда наконец Майкл приблизился к ней – в середине какого-то танца. Грубо схватив за плечо ее партнера, Майкл оттолкнул его в сторону и обхватил Ханну за талию. И, не говоря ни слова, потащил через весь зал к выходу.

– Что вы делаете, сэр?

Майкл не ответил, но продолжал тащить ее, и гости расступились перед ними.

Ханна видела испуганные лица тех, кто еще оставался в зале; она попыталась вырвать руку, но его пальцы были неподатливы – казалось, ее запястье обхватил обруч. Пытаясь остановиться, Ханна со всей силы рванулась назад, поскользнулась на натертом полу и упала на колени.

Майкл, по-прежнему храня молчание, повернулся, рывком поднял ее на ноги и продолжил путь к двери.

Ханна, злая и уже испуганная, закричала, но гости, словно загипнотизированные этим зрелищем, и пальцем не шевельнули, чтобы прийти ей на помощь.

Услышав крик хозяйки, с другого конца залы поспешил Андре Леклэр. Но, увидев, кто тащит упирающуюся Ханну, замедлил шаги и приостановился. Сделал он так не от страха. Андре никого не боялся. Ему приходилось раньше даже убивать, и, если понадобится, он будет убивать. Именно из-за этого он оказался в ссылке в столь некультурной стране, вместо того чтобы пребывать в своем любимом Париже. Просто насмешливый склад его ума дал о себе знать. Может быть, эта страна не так уж некультурна в конце концов. Или, может быть, в данном случае речь идет о грубом, стихийном проявлении страсти.

«Дорогая леди, – проговорил он про себя, – откройте свое сердце хотя бы один раз. Если вам подвернулось удовольствие, встретьте его с благодарностью!»

Выйдя в холл, Майкл направился к лестнице. Ханна в отчаянии ухватилась за перила. Майкл, стремясь вперед, разжал пальцы на ее запястье.

– Мадам, – проговорил он сквозь стиснутые зубы, – мы поднимемся наверх…

– Нет!

– …даже если мне придется нести вас на руках!

И, не тратя лишних слов, он наклонился и сгреб ее в охапку; Ханна, удивленная и разъяренная, отпустила перила. Майкл поднимался по лестнице, легко держа Ханну на руках. Она сопротивлялась со всей силой разъяренной женщины, била его по лицу, громко требовала, чтобы он отпустил ее. Но, взглянув через его плечо, увидела, что гости собрались у подножия лестницы и смотрят вверх. И Ханна замолчала, решив, что не стоит потешать их, продолжая эту сцену.

Поднявшись наверх, Майкл миновал спальню покойного хозяина и прошел в комнату Ханны. Там он опустил Ханну на кровать, вернулся к двери и запер ее.

Подойдя к кровати, он посмотрел на молодую женщину. Глаза его сверкали, как черные алмазы, на лоб спадал завиток волос.

Ханна ощущала, как кровь бешено мчится по ее жилам. Смесь ярости и страха, которые она испытывала к этому человеку, страшно возбуждали ее. Хотя она была совершенно обессилена, она давно уже не чувствовала такой жажды жизни.

Она спросила вызывающе:

– Что вы намерены делать, сэр?

– То есть как, мадам? Я намерен осуществить свое право сеньора, будучи владельцем этого поместья.

– Вы же утверждали, что не собираетесь предъявлять права на плантацию.

Он холодно улыбнулся одними губами.

– Игра слов, мадам, только и всего. По закону я – владелец этого поместья, и мне принадлежит все, что здесь находится. Но давайте оставим эти пустые разговоры. Ведь в конце концов не впервые же вы ложитесь с мужчиной. И разумеется, я не так противен, как тот хозяйчик, и гораздо моложе, чем мой отец. Кроме того, я должен выяснить, что в вас есть такого особенного, из-за чего человек в таких летах, как мой отец, и с такими привычками настолько увлекся вами, что даже женился на вас.

Майкл наклонился над ней, упершись руками в кровать. Ханна видела, как лихорадочно блестят его глаза, чувствовала запах бренди, смешанный с чисто мужским запахом, который отнюдь не был ей неприятен.

– Вам нечего бояться, мадам. Поместье остается вашим, по крайней мере пока. Мне просто хочется позабавиться с вами, как это делал мой отец.

– Ваш отец не забавлялся со мной!

– Разве? – Крупный рот Майкла сложился в циничную улыбку. – Значит, он не мог спать с вами?

– Этого я не говорила! – Ханна почувствовала, что краснеет. Она села, оттолкнула его и оправила платье. – Скорее всего вы в это не поверите, но ваш отец любил меня. И я видела от него только доброту и уважение.

– Уважение? – Молодой человек засмеялся. – В спальне, миледи, уважение неуместно. Хотя в его возрасте, вероятно, это все, что он мог предложить!

Глаза Ханны сверкнули.

– Если уж вас так страшно это интересует, сэр, все было иначе. Ваш отец оставался мужчиной во всех отношениях.

Кровь бросилась Майклу в лицо, и оно потемнело.

– Значит, он любил вас и уважал. Вас, служанку из трактира, которая спала с мужчинами за деньги!

Вздернув подбородок, Ханна взглянула ему прямо в глаза.

– Да, я была служанкой на постоялом дворе. Но я ни с кем не спала за деньги по собственной воле. Я знаю, вы мне не поверите, но все было совсем иначе. Все это устроил Эймос Стрич. И потом, какое вы имеете право плохо говорить о вашем отце? Вы же убежали из дому. Вы бросили «Малверн» и отца, чтобы стать пиратом. Вы разбили ему сердце, и от этого он так и не оправился. Он нашел во мне близкого человека, ему было хорошо со мной. Почему же вы корите отца за то, что он обрел это небольшое утешение?

Заметив, что ее слова причинили боль Майклу, Ханна обрадовалась. Молодой человек побледнел от гнева и занес руку, словно намереваясь ударить ее. Однако в следующее мгновение он вцепился в низкий вырез ее платья и разорвал его сверху донизу, включая и нижние юбки, и обнажил ее тело.

Первым побуждением Ханны было как-то прикрыть наготу, но она заставила себя не двигаться. Пусть смотрит. Она подсознательно ощутила, что, сражаясь с ним, ей нужно сохранять достоинство, насколько это возможно. Она должна быть сильной. Если она выкажет слабость перед этим человеком, она потеряет его навсегда.

А Майкл рассматривал ее роскошное тело, и блеск его глаз тускнел.

Ханна почувствовала, как ее бросило в жар от этого взгляда, но не сделала ни малейшей попытки прикрыться.

– Значит, вы возьмете меня насильно, да? – спросила она.

Майкл ответил низким голосом:

– Я возьму вас, мадам, так, как сочту нужным!

И он поспешно принялся раздеваться, небрежно разбрасывая одежду.

Ханна невольно устремила взгляд на его тело. Она еще никогда не встречала человека, так хорошо сложенного. Широкие плечи, узкие талия и бедра. Длинные ноги, похожие на колонны, мускулистые, а между ними…

Вспыхнув, Ханна отвернулась. Хотя при виде его голых ног ее охватило какое-то странное чувство, все же она решила, что останется неподатливой и холодной. Она оскорбит его своим равнодушием и полным отсутствием интереса.

Потом Майкл задул свечу и лег на постель рядом с Ханной. Руки его с бесцеремонной поспешностью сорвали с нее то, что осталось от платья. Он грубо схватил ее за плечи и прижался к ее губам требовательным и пылким поцелуем.

И тело Ханны ответило ему вопреки всем ее намерениям. Однако она все же хотела сопротивляться – и собственным чувствам, и чувствам Майкла.

Его губы скользнули к ямочке у нее на шее. О предатель тело! Лежать неподвижно и равнодушно – какое это мучение! И Ханна гортанно застонала.

Майкл засмеялся, и губы его оказались у нее на груди. Он ласкал языком ее соски, и они набухли и начали пульсировать.

И Ханна, чуть не плача от ярости и злости, вдруг поцеловала его в ответ. Жар его передался ей, а в самых сокровенных уголках тела росло чувство жажды, требующей утоления. И все это время она ощущала прикосновения его длинных мускулистых ног, ощущала его гладкую кожу и гибкий стан. Прекрасное тело молодого человека.

Его руки были грубы, причиняли ей боль, и все же, где бы он ни коснулся ее, Ханна ощущала почти мучительное наслаждение. Это странное чувство боли-наслаждения росло, накатывало, как волны, и с каждой волной ее страсть достигала все новых и новых высот, пока Ханна не выкрикнула его имя и не впилась ему в плечо.

– Да! Пора, мадам!

Он грубо овладел ею, она опять закричала и принялась колотить его кулаками по спине. Но поздно. Ее тоже охватила страсть, и теперь она отвечала Майклу, выгнувшись ему навстречу, уносимая горячим потоком наслаждения.

И вот он тоже громко вскрикнул, и ей показалось, что внутри у нее что-то взорвалось; ее охватил восторг – почти невыносимый восторг. Она прижалась к нему, содрогаясь и постанывая, потому что она наконец познала невероятное наслаждение удовлетворенной страсти.

Тело ее обмякло, она ощущала себя невесомой, члены ее томно отяжелели. Все чувства были в смятении; когда Майкл хотел отодвинуться, она издала слабый протестующий звук. На мгновение ей показалось, что он собирается встать, и она хотела было попросить его не уходить. Но усилием воли заставила себя промолчать. Да Майкл и не ушел, он только вытянулся рядом с ней на спине.

Ханна ждала, что он заговорит. Но он молчал: в тишине комнаты слышалось только его тяжелое и частое дыхание.

Ханну больно задело это. Но разочарование быстро прошло, поскольку она все еще пребывала в состоянии полного удовлетворения. И она, охваченная тяжкой истомой после любовных ласк, погрузилась в сон.

Проснулась она внезапно и вгляделась в темноту. Неужели ей опять приснился Черная Звезда? Кажется, да, но ткань сна – если это был действительно сон – была совершенно неуловима.

Потом она все вспомнила и задержала дыхание, прислушиваясь. Не ушел ли он?

Она протянула руку, пошарила, коснулась теплого тела и тут же отдернула руку.

– Да, любимая? Что случилось? – Голос Майкла звучал замедленно и так, словно молодой человек был под хмельком.

Все еще пытаясь вспомнить свой сон, Ханна робко спросила:

– А что Черная Звезда, с ним все в порядке… – и она заколебалась, прежде чем произнести его имя, – Майкл?

– Он в прекрасной форме, мадам, – раздался сонный смешок, – я несколько раз участвовал на нем в скачках и выигрывал. Приношу свои извинения за то, что обвинил вас в дурном обращении с ним. Вы хорошо его выездили…

Внезапно он замолчал, а потом проговорил смущенно:

– Ханна!

Его рука нашла ее в темноте, пальцы прикоснулись к ее лицу, пробежали по губам, потом спустились ниже, к грудям, и еще ниже. Ханна ахнула и изогнулась под этой ласкающей рукой.

– Ханна, дорогая моя Ханна, – простонал Майкл, – сколько раз ты являлась мне во сне! Я был как в лихорадке, любовь моя.

А Ханна, помня наслаждение, которое он подарил ей этой ночью, впервые в жизни смело исследовала мужское тело. Она ощупала его твердую мускулистую грудь. Его соски под ее ласкающими ладонями превратились в твердые камешки. Потом ее рука переместилась дальше – вниз, на его твердый плоский живот и еще ниже.

Майкл резко втянул в себя воздух и обнял ее. Его губы нашли ее губы, и они слились в томительном поцелуе.

Ханна растворилась в новом ощущении. Ей казалось странным то, что она думала раньше, будто она возненавидела этого человека при первой же встрече. Неужели еще вчера вечером она, как ей казалось, презирала его?

Ей хотелось думать только об одном – что она ему желанна. Он все сделал так, что было удивительно, – не стыдно и болезненно, как с Эймосом Стричем и пьяным пиратом, она не испытывала жалости и смущения, как это было под конец с Малкольмом. Ласки Майкла были волнующими, чудесными, они вознесли ее к вершинам наслаждения. Все, чем они занимались, казалось естественным и правильным.

Он, должно быть, любит ее, любит! Иначе разве стал бы вот так обнимать ее, стал бы называть любимой?

Его губы проложили пылающую дорожку к ее грудям. Нежно поддразнивая, он поцеловал ее соски, и Ханна почувствовала гордость, что у нее такая красивая грудь.

Его губы и руки танцевали по ее телу, а ее руки скользили вверх-вниз по его спине. Она поражалась тому, как напрягаются и ослабевают его мышцы. Потом она запустила пальцы в его длинные волосы и притянула его лицо к себе. Ее вдруг охватило страстное желание, и ей хотелось ощущать сладкую боль оттого, что он хочет ее.

И не успела она опомниться, как он уже взял ее. На этот раз – возможно, потому, что оба еще не совсем проснулись, – их ласки были неторопливыми, нежными и томными. Ханне казалось, что она словно движется под водой; такими замедленными движения бывают во сне.

Но вот движения его ускорились, и инстинктом, унаследованным от бесконечного числа своих предков-женщин, Ханна поняла, как следует попасть в ритм с ним.

И опять она ощутила, как уже знакомый восторг растет в ней. Она изгибалась и извивалась, погрузившись в наслаждение.

– Да, – пробормотал Майкл, – вот теперь, любимая!

Ее кулачки колотили его по спине, ее голова откинулась на подушку, и с ее губ сорвался резкий крик, когда ее охватило сладкое, жаркое наслаждение, почти дикое в своем неистовстве…

Несколько мгновений Ханна лежала бездумно, погруженная в наслаждение; тело купалось в чудесных ощущениях.

Придя в себя, она обнаружила, что Майкл лежит рядом, что она больше не чувствует на себе его тяжести. Он осторожно отвел с ее глаз влажную прядку волос и поцеловал в лоб. Потом повернулся к ней спиной и, вздохнув, улегся.

Сначала Ханну охватило разочарование. Ей хотелось, чтобы он опять обнял ее. В его объятиях она чувствовала себя в безопасности, недосягаемой ни для какого зла.

Но ведь он устал, поняла она. Ее собственные руки и ноги налились тяжестью; требовалось усилие, чтобы пошевелить ими. Она задремала, почти уснула.

И вновь зашевелилась, повернулась к нему.

– Майкл! – тихо позвала она. – Я люблю тебя. Наверное, я полюбила тебя с того раза, когда увидела тебя, – тогда я думала, что ты пират по имени Танцор… Майкл!

Он не отвечал, дыхание его стало глубоким и ровным. Он спал.

«Ничего страшного», – подумала Ханна. У них хватит времени для разговоров. Впереди у них вся жизнь!

Она пристроилась у его теплой спины и уснула – глубоким сном полного удовлетворения.