Мстительное сердце

– Я не уверена, золотко. – Бесс взглянула на нее с любопытством. – Но вроде бы нет. Он всегда говорить, что бояться пожара. Говорить, что он не хотеть иметь собственность, с тех пор как Джеймстаун сгореть дотла. Много людей думать такое.

– А ты знаешь, кто в таком случае владеет постоялым дворам?

Стряпуха пожала плечами:

– Нет, миссис Ханна. Я не знать. Навряд ли старый Стрич говорить со мной о своих делах, верно? – сухо добавила она.

– Спасибо, Бесс. – И Ханна неожиданно обняла ее.

– За что ж спасибо? Я тебе ничего не сказать. – Бесс отодвинулась и посмотрела на Ханну с явным подозрением. – Что это ты забрать в свою бедовую головку, золотко?

– Я еще сама не знаю, Бесс. Нужно хорошенько все обдумать. Но если получится то, что я задумала, мы с тобой порадуемся. Мы отплатим старому черту Стричу за все! Ты ведь будешь этим довольна, да?

– Конечно, детка! – засмеялась Бесс. – Это уж точно. Весь день и вечер Ханна обдумывала свою идею; она сильно разволновалась, и у нее появились серьезные опасения. От тревоги она почти не спала ночью.

За ужином она была настолько поглощена своими мыслями, что не реагировала на вспышки остроумия Андре. Тот наконец не смог удержаться от замечания:

– Дорогая Ханна, я понимаю, что вы пережили, но все же… – Он прищелкнул языком. – Ведь вы не очень любили этого человека. Мы с вами никогда не испытывали потребности притворяться друг перед другом. В таком случае откуда эта мрачность, эта подавленность?

Ханна вдруг опомнилась.

– Что? О, простите меня, Андре. – Она приподнялась через стол, погладила француза по руке. – Дело совсем не в этом, уверяю вас. Завтра я скажу вам, о чем думаю.

– В вашей хитрой головке опять возник какой-то план. – Андре вертел в пальцах стакан с вином, поглядывая на молодую женщину. – Я угадал?

Она рассмеялась звенящим смехом.

– Андре, вы так хорошо меня понимаете! – А мысленно добавила: «Или думаете, что понимаете».

Когда утром Ханна обрисовала Андре стоящую перед ним задачу, он пришел в ужас.

– Дорогая леди, я все готов сделать для вас… то есть почти все. Но это лежит за пределами моих возможностей. В деловом отношении я ни на что не гожусь!

– Андре, вы должны помочь мне. Сама я это сделать не могу. Если я займусь этим, надо мной посмеются и не станут даже разговаривать. И потом, вовсе не нужно быть деловым человеком, чтобы выполнить мою просьбу. На самом же деле чем меньше у вас деловой хватки, тем, наверное, лучше. Я не ожидаю какой-либо выгоды от этой сделки. Все, что вы должны сделать, – это разузнать, кому принадлежит «Чаша и рог», земля, на которой стоит постоялый двор, и дом, в котором он находится. А потом предложить владельцу такую сумму, что он не сможет устоять. Деньги у меня есть, Андре, можете не беспокоиться.

Француз вздохнул. На лице его появилась тревога.

– Дорогая леди, я понимаю, как вам хочется отомстить этому мерзавцу. Судя по тому, что вы мне рассказали, это самый отъявленный негодяй, какого только можно вообразить. Но, Mon Dieu, пойти на такую крайность!

– Я пойду на любую крайность, чтобы разорить его! – пылко возразила Ханна. – Я так ненавижу Эймоса Стрича, что у меня сердце от ярости разрывается, когда я думаю о нем!

– Ну что ж, коль скоро вы настроены столь решительно, я сыграю свою роль. – Андре со вздохом встал. – Я понимаю, что вас одолевает жажда мести, нужно отвести душу. Но я умоляю вас, дорогая леди, не дайте вашей ненависти сделаться всеобъемлющей. Так вы возненавидите вообще всех мужчин. А среди них есть и хорошие люди, даже в этой стране. Хотя я и циник, но знаю, что это так. Вы молоды, красивы. Если вы посвятите свою жизнь ненависти, а не любви, это будет так печально! Вы ведь созданы для любви.

Ханна гордо приподняла подбородок и проговорила ледяным тоном:

– Вы позволяете себе слишком многое, сэр! Моя личная жизнь никого не касается!

Прошел месяц, и вот настал тот день, которого Ханна ждала с большим нетерпением. Эймоса Стрича вызвали в «Малверн» для решающего разговора с ней.

Рождество прошло, день был очень холодный. Рождественские праздники, которые наступили вскоре после смерти Малкольма, не очень-то весело прошли на этот раз. А сегодня, подумала Ханна, погода такая же холодная, как и ее сердце.

Она стояла у окна, выходившего на подъездную дорогу, и увидела, как перед домом остановилась коляска. Эймос Стрич неуклюже вывалился из коляски, кучер помог ему. Ханна со злорадством смотрела, как этот тучный человек ковыляет к дому, тяжело опираясь на палку.

Хозяйка «Малверна» мрачно улыбнулась. Значит, у него разыгралась подагра. Вот хорошо-то! Она слышала, что его подагра обостряется, когда с ним случается что-то неприятное.

Она позвала Дженни.

– Я буду в кабинете, Дженни. Проводи сквайра Стрича туда.

– Что-нибудь подать, миссис?

– Нет, ничего! – решительно ответила Ханна. – Это визит не светский, а деловой.

И она отправилась в кабинет. По случаю посещения Стрича она постаралась одеться как можно тщательнее, словно собиралась на бал. На ней было платье довольно смелого покроя, приоткрывающее плечи и холмики грудей, и множество драгоценностей. Ей хотелось ослепить Эймоса Стрича своим великолепием.

Ханна расположилась в мягком кресле, в котором обычно сидел Малкольм, а стул с жесткой спинкой, стоявший поодаль, оставила для Стрича. На коленях у нее лежал один-единственный документ – купчая на «Чашу и рог». Вскоре из коридора донесся стук палки Стрича.

Она ответила на робкий стук прислуги.

– Пусть он войдет, Дженни.

Эймос Стрич вошел хромая, на его жирном лице была услужливая улыбка. Он неловко поклонился.

– Миссис Вернер. Рад вас видеть.

– Неужели? Посмотрим, что вы скажете, сквайр Стрич, когда узнаете, зачем я вызвала вас в «Малверн». Обстоятельства совершенно изменились с тех пор, как вы в последний раз видели меня, не так ли?

– Когда маста Вернер приехал ко мне и попросил ваши документы о найме, – торопливо заговорил Стрич, – я с великой радостью пошел навстречу его желаниям.

– Вот как? – сухо отозвалась Ханна. – Я слышала, что дело обстояло иначе.

– Что бы ни рассказывал вам маста Вернер, он ведь был джентльменом…

Ханна жестом остановила его.

– Я вызвала вас сюда не для того, чтобы побеседовать о моем муже. Полагаю, вам стоит присесть, а я объясню, в чем дело.

На лице Стрича отразилась тревога. Он с трудом уселся на стул, не сводя с Ханны настороженного взгляда.

Ханна взяла в руки документ, лежавший у нее на коленях.

– Вы знаете, что это такое?

Маленькие глазки Стрича со страхом впились в бумагу.

– Нет, мадам, не знаю…

– Это купчая на «Чашу и рог», а также на землю, на которой построен постоялый двор. Теперь это все стало моей собственностью, сэр.

Стрич подскочил, потом неловко сел, и его обычно красное лицо приобрело сероватый оттенок. Ханна же продолжала, не останавливаясь:

– И в конце месяца я намереваюсь повысить арендную плату.

– Но я и так выплачиваю ее с большим трудом! – Стрич сглотнул. Ему стало так жалко себя, что он уже не говорил, а скулил. – И какую же сумму вы хотите? – спросил он осторожно.

Ханна назвала цифру.

– Это в три раза больше того, что я плачу сейчас!

– Сэр, я уже не безграмотная служанка, работающая по договору. Я прекрасно умею считать. К тому же я изменяю условия выплаты. Вы должны будете вносить арендную плату первого числа каждого месяца.

– Но так не принято! Деньги выплачиваются раз в году, после сбора урожая, когда мои клиенты расплачиваются с долгами!

– Не существует закона, сэр, обязывающего меня придерживаться обычая. Таковы мои условия, мистер Стрич.

– Я только что выплатил годовую ренту хозяину земельного участка, еще и трех месяцев не прошло. Мне не на что будет купить продукты и напитки. – Он застонал. – Мне придется уйти из дела. Мне придется закрыть заведение!

Ханна равнодушно пожала плечами. Он посмотрел на нее, прищурившись; лицо его вновь стало красным.

– Этого вы и хотите, верно? Ах ты, неблагодарная девчонка! Я взял тебя в лохмотьях, дал тебе работу и…

– И уложили меня в свою постель. – Ханна подалась вперед. – И избивали меня палкой до тех пор, пока я уже не могла сопротивляться вашим домогательствам. И что еще хуже – вы превратили меня в шлюху!

Стрич отчаянно пытался не дать волю обуревавшей его ярости.

– Я сожалею, миссис Вернер, если оскорбил вас. Я просто потерял голову из-за вашей красоты…

И при этом он пожирал глазами ее бело-розовые плечи и груди, выступающие над низким вырезом платья. Ханна содрогнулась, как если бы Стрич на самом деле прикоснулся к ней.

– Избавьте меня от вашей лести, сэр. Вы считаете, я настолько глупа, что поверю в вашу искренность? Вы злой человек, Эймос Стрич, и теперь я в состоянии отплатить вам за ваши злодеяния. – Она встала. – Я считаю, что мы покончили с нашим делом.

Стрич с трудом поднялся на ноги; с губ его посыпались ругательства:

– Вот проклятая сука! Думаешь, если тебе, распутнице, удалось залезть в постель богатого джентльмена и заставить его жениться на себе, так ты уже стала кем-то другим? – Он презрительно фыркнул. – Корчишь из себя знатную леди! Кто ты есть-то? Уличная девка, и ничего больше!

И, подняв палку, Стрич заковылял к Ханне; лицо его исказилось от злобы. Палка со свистом разрезала воздух. Ханна успела отступить в сторону. Стрич споткнулся и чуть не упал, а молодая женщина схватила со стола колокольчик и позвонила.

Дверь открылась почти сразу же, и в кабинет вошел Джон.

– Да, миссис Вернер?

– Выбрось этого мерзавца вон и проследи, чтобы он немедленно убрался из «Малверна»! – И Ханна жестом указала на Стрича.

Джон подошел к Стричу. Тот отпрянул.

– Держи подальше свои черные лапы! Сам уйду. – И он свирепо глянул на Ханну. – Вы еще услышите обо мне, мисси! Даю слово!

Добравшись до коляски, нанятой в городе, Эймос Стрич со стоном рухнул на сиденье.

Он – конченый человек!

Он не видел никакой возможности выплачивать возросшую арендную плату Ханне Вернер и продолжать свое дело. Все, что ему удалось скопить, будет истрачено через месяц, самое большее – через два: придется закупить спиртное.

Спиртное Стрич, как правило, покупал по сходной цене на пиратских кораблях. Пираты нападали на торговые суда из Англии, Франции и Вест-Индии, а на этих судах находились вина, бренди, ром и прочие напитки. То, что пираты не могли выпить сами, они продавали по сходной цене. Отнюдь не все хозяева трактиров имели с ними дело, но Стрич был не столь щепетилен. Трудность же состояла в том, что пираты не отпускали в долг, требуя деньги сразу же при доставке товара, и преимущественно испанским золотом.

Конечно, ему придется немедленно закрыть заведение. Что толку держаться за постоялый двор? Ему нужно на что-то жить, пока он не найдет другой способ зарабатывать.

Стрич снова застонал, и стон этот весьма походил на рыдания. Он почти ничего не знал, кроме питейного дела, – ведь всю жизнь он провел за стойкой в трактирах. Только случайно он услышал, что пираты торгуют награбленным спиртным. Стричу удалось снискать благосклонность Черной Бороды и других пиратов, и он предложил стать их торговым посредником. Он ловко обманывал и владельцев постоялых дворов, и пиратов, плохо представлявших себе цены на спиртное, которое они ему сбывали. Таким способом он и накопил деньги, на которые открыл «Чашу и рог».

Эймос Стрич вздохнул. Наверное, придется вернуться к этому рискованному занятию – рискованному потому, что пирату никогда нельзя доверять, ибо тот всегда готов перерезать человеку глотку по пьяной прихоти; рискованное потому, что сделки с пиратами с каждым днем становятся все более непопулярными в Виргинии. Но нужно же на что-то жить. И если ему придется отказаться от «Чаши и рога», не может же он, Стрич, опять стать слугой в трактире, ведь его здоровье в весьма плачевном состоянии.

Вскипая ненавистью к этой медноволосой суке, он размышлял о том, как несправедливо с ним обошлись, и его подагрическую ногу пронзала резкая боль. Когда-нибудь и как-нибудь он найдет способ расквитаться с ней, и она еще пожалеет о том дне, когда разорила Эймоса Стрича. Он поклялся в этом самому себе.

Вдруг у него промелькнула неожиданная мысль, и он выпрямился. Если он восстановит связи с пиратами, ему, может, удастся убедить их сделать набег на «Малверн». В поместье много всяких ценностей. Только сегодня на этой шлюхе было целое состояние. И денег там много, это Стрич чуял нутром.

А Тич, когда наберется как следует, становится безрассудным и пойдет на все, если можно разжиться добычей и женщинами. Он очень любит баб, этот Черная Борода. «Конечно же, – думал Стрич, – его необходимо убедить, что в „Малверне“ хватает всякого добра, ради которого стоит пойти на риск, да еще есть и аппетитная девка!»

Они, наверное, смогут пройти на парусах по реке Джеймс и подойдут прямиком к задней двери господского дома. А кто сможет остановить их? Одинокая женщина и горстка пугливых рабов. Всем известно, что драться эти ниггеры не способны.

Порядком приободрившись, Стрич откинулся на спинку сиденья. Закрыв глаза, он представил себе, как эту сучку снова и снова имеют Тич и его люди. А он, Стрич, непременно будет стоять рядом, будет смотреть и злорадно улыбаться. А она будет умолять его спасти ее, будет обещать ему все что угодно, лишь бы он остановил пиратов.

И Стрич задремал, грезя о том прекрасном дне, когда отомстит этой могущественной и надменной Ханне Вернер.

Глава 13

– Это будет ошибкой, дорогая Ханна, – сказал Андре Леклэр.

– Но почему же? – пылко возразила Ханна. – С тех пор как умер Малкольм, в «Малверне» только и знают, что упорно работать и предаваться мрачным настроениям…

– Именно из-за смерти месье Вернера. С того дня не прошло еще и года. По обычаю, вдова должна носить траур не менее года.

– По обычаю! Подумаешь! Вечно мне твердят об обычаях! Я немало потрудилась, следя, как сажают и убирают табак нового урожая. Я была на ногах с утра до ночи. – Она говорила это, гордо подняв голову. – И я полагаю, что моя работа сделана хорошо. Даже Генри не может это отрицать.

– Работа! – Андре скорчил гримасу. – Пахнущая потом работа, подходящая для мужчины, а не для леди, каковой вы стали. Вы еще больше шокировали соседей – женщина управляет огромной плантацией!

– Кто-то же должен этим заниматься. Вы что, хотите, чтобы я пустила все на самотек? Мы собрали отличный урожай, и я справилась с продажей табака не хуже любого мужчины.

– Вам нужно было бы нанять кого-то, кто управлял бы плантацией. Это было бы вполне пристойно.

– Пристойно? – Молодая женщина язвительно улыбнулась. – С каких это пор Андре Леклэр стал заботиться о пристойности?

– Это разные вещи, – возразил француз, защищаясь, – есть дела, которыми леди просто не может заниматься.

– Я намерена сама управлять своей плантацией, и хватит об этом. Неужели вы считаете, что я могу доверить это какому-то наемному мужчине?

– Это меня и тревожит, дорогая леди. Вы, кажется, не поверяете вообще ни одному мужчине на свете, а ведь еще не достигли совершеннолетия. Ваше сердце ожесточилось против всего мужского пола…

– Неправда! Только против тех мужчин… – Она осеклась и отвернулась от Андре. – Как бы то ни было, вас не касается, что у меня на сердце.

– Нет, касается. Меня это огорчает. Вы должны знать, как сильно я привязан к вам, Ханна.

Ее раздражение тут же исчезло. Она не могла долго сердиться на Андре.

– Дорогой друг. Я знаю. – Она взяла его за руку. – Так вы поможете мне с приготовлениями к балу?

– Mon Dieu, ваш покойный супруг был прав, когда однажды назвал вас упрямой девицей! – Андре вздохнул, пожал плечами и взмахнул руками. – Ведь я всегда вам уступаю, не так ли? Но вы пожалеете, что задумали это, я уверен, – мрачно добавил он.

– Почему? Потому что несколько благочестивых лицемеров откажутся от приглашения? Обойдемся и без них. Мне хочется видеть молодежь – людей веселых и приятных. Кроме того, я уверена, другие тоже приедут. Мой дорогой Малкольм сам сказал как-то, что виргинцы больше всего на свете любят балы и веселье. Был бы повод! А вы сами не раз отмечали, что теперь я стала настоящей леди.

– Иногда… – Андре подавленно вздохнул. – Иногда, дорогая Ханна, этого недостаточно.

Даже Бесс была против.

– Я понимаю, что это означает для тебя лишнюю работу, Бесс, но…

– Не в работе дело, золотко. Бог видеть, мне нравиться большие балы, как и тебе. А плохо быть тебе, детка. Эти благородные белые господа косо смотреть, что ты давать бал так скоро после смерти маста Вернера.

– Но, Бесс, ведь прошел уже почти год! – жалобно сказала Ханна. – Ты говоришь совсем, как Андре!

– А ты слушать внимательно этот Андре. Такой изящный джентльмен, уж он-то все знать о таких делах. Сперва этот человек мне не очень-то нравиться, но он умный. И он принимать близко к сердцу твои интересы. Ты слушать его, если не хотеть слушать старую Бесс.

Но Ханну нельзя было переубедить.

– На этой неделе я разошлю приглашения, Бесс, и хватит об этом.

Бесс покачала головой:

– Господи, золотко, в тебе словно черт сидеть и заставлять все время показывать язык людям!

Бесс и Андре оказались правы. Бал потерпел полную неудачу.

Ханна старательно готовилась к нему – обильное угощение и выпивка, музыканты, приглашенные из Уильямсберга. По рисунку Андре ей сделали новое платье, на этот раз из белого шелка. Вся она сверкала драгоценностями, покрывавшими ее шею и руки. Андре сказал, что она красива, как никогда, и она знала, что это правда.

Но гостей собралось обескураживающе мало. Женщин почти не было, а те немногие, что приехали, явились, как поняла Ханна, только для того, чтобы поглазеть и пошептаться на ее счет; они запретили своим мужьям, ослепленным красотой Ханны, танцевать с ней. Мужчин было гораздо больше, чем женщин, и в основном это были люди холостые.

– Не понимаю, чему вы так удивляетесь, дорогая леди, – прошептал ей Андре. – Вы – завидная партия для молодого человека, желанная награда.

– Это почему?

– Потому что вы красавица и потому что вы вдова. В основном же потому, что вы богатая вдова.

– Вы имеете в виду, что они хотят жениться на мне? – испуганно спросила Ханна.

– Naturellement. – Лицо его озарила проказливая улыбка. – Теперь они начнут преследовать вас, поскольку, дав бал, вы показали им, что ваш дом открыт.

– Но я затеяла бал не для этого!

– А они уверены, что именно для этого. О, можете не сомневаться, дорогая Ханна, что начиная с этого вечера они будут ходить за вами по пятам!

– Я вам не верю.

– Моя дорогая Ханна, какими бы качествами вы ни обладали, глупость не входит в их число. – Андре многозначительно вздохнул. – Скоро вы сами увидите, что я прав.

Вскоре, однако, уныние покинуло Ханну. В положении единственной незамужней дамы были свои преимущества. Она была нарасхват. Рядом с ней постоянно оказывался какой-нибудь молодой человек, ждущий своей очереди. Она танцевала, танцевала и иногда случалось, что в огромном зале танцует только хозяйка со своим партнером. Андре тоже часто танцевал, галантно ухаживая за замужними дамами. Но все же супружеские пары редко появлялись в бальной зале.

Тем не менее, как отметила Ханна, все они отдавали должное угощению и напиткам. Это ее возмутило, и она принялась отчаянно кокетничать со всеми мужчинами – и женатыми, и неженатыми. Дамы бросали на нее убийственные взгляды, но Ханна, высоко держа голову, веселилась напропалую и то и дело посылала очередного партнера принести ей стакан вина.

Андре внимательно наблюдал за ней, и его охватила жалость. Но вскоре он понял, что ошибся. Возможно, Ханна увидела, что бал не удался, – поэтому и держалась столь вызывающе, – но все же ясно, что она в кои-то веки почувствовала себя красивой молодой женщиной. Галантные кавалеры не отставали от нее, оспаривая друг у друга ее милости. Глядя, как Ханна кружится по залу, как волосы ее блестят, словно золото, в свете свечей, как губы ее алеют, словно только что распустившаяся роза, как глаза ее сверкают, словно драгоценные камни, как ее пышные груди, кажется, вот-вот вырвутся на волю из тесных пределов открытого лифа, Андре думал о том, сколько молодых людей обратятся в бегство, прежде чем их возбужденное состояние станет очевидным до неприличия. О чем же тут жалеть! И француз засмеялся, закинув голову.

Неуклюжая толстуха, которую он обнимал, спросила, надув губы:

– Неужели я так плохо танцую, что кажусь вам смешной, месье Леклэр?

Особое ударение, которое она сделала на слове «месье», заставило Андре поморщиться. Чтобы скрыть свои чувства, он быстро ответил:

– Non, non, мадам, я смеюсь вовсе не над вами. Просто вспомнил одну шутку. – Он высвободил руку и повертел пальцем у виска. – Как я заметил в свое время одному человеку, я, наверное, немного не в себе.

От танцев и вина голова у Ханны пошла кругом. И она сказала, обращаясь к очередному партнеру:

– Я хочу подышать свежим воздухом. Вы проводите меня, Джейми?

– С удовольствием, миледи, – ответил Джейми Фолкерк. Он отступил, поклонился и предложил ей руку.

Из присутствующих молодых людей Джейми Фолкерк понравился Ханне больше всех. Высокий, худощавый, с серьезными зелеными глазами и огненно-рыжими волосами – то были его собственные волосы, а не парик. Хотя ему исполнилось двадцать три года, он показался ей совсем неопытным юнцом. Она чувствовала себя гораздо старше его. Но в нем была искренность. Он говорил мало, в то время как все остальные, крутившиеся вокруг нее в этот вечер, не скупились на лесть; но когда Джейми говорил, его слова звучали совершенно искренне. Будучи хорошо одет, он не был фатом, как многие из гостей. Плантация Фолкерка граничила с «Малверном» на севере, до нее был всего час езды верхом.

Воздух во дворе был холодным, дул пронизывающий ветер. Ханна два раза глубоко вздохнула и вдруг заметила, что многие гости тоже вышли подышать. Они оживленно болтали, но при виде Ханны тут же смолкли. Ханна легко коснулась руки Джейми.

– Вы любите лошадей?

Он удивленно взглянул на нее.

– Конечно, мадам. Большую часть рабочего дня я провожу в седле.

– В таком случае давайте прогуляемся до конюшен. Я хочу вам показать кое-что.

За спиной у них послышался тихий разговор, и Ханна улыбнулась, представив себе, о чем говорят эти мужчины.

В конюшне горела одна-единственная свеча в фонаре. Ханна подвела своего спутника к деннику Черной Звезды. Тот заржал при виде хозяйки, выгнув шею, но, увидев Джейми, отпрянул.

– Не бойся, красавец, – проворковала Ханна, – Джейми – друг. – И она просунула руку между досками и погладила коня по шее. Шея подрагивала. Но постепенно дрожь ослабла, и животное снова приблизилось к ним.

– Какая прекрасная лошадь! – воскликнул Джейми.

– Вам нравится, не правда ли? В последнее время я была так занята уборкой урожая, что мне почти не удавалось поездить на нем просто так, для удовольствия. – Вдруг она неожиданно повернулась к Джейми. – Не хотите ли как-нибудь во второй половине дня приехать сюда? Мы вместе прогуляемся верхом.

– С радостью! – пылко ответил молодой человек.

– А что скажут ваши родители? Одобрят ли они?

– А что они могут сказать? Я – совершеннолетний и могу не спрашивать их согласия. – Он выпрямился с упрямым видом. – Они ведь не хотели, чтобы я ехал… – Он вдруг осекся и отвел взгляд.

– Они не хотели, чтобы вы ехали сюда сегодня? – тихо проговорила Ханна. – Чтобы вы посетили бал, который дает распутная женщина, бывшая некогда служанкой в трактире? Они сказали, что вы опозорите их, если поедете?

– Вы совсем не такая, как они говорят. Я знаю, что вы не такая, – уверенно проговорил Джейми. – Вы – леди, самая красивая леди, какую я когда-либо видел!

– Благодарю вас. Вы очень милы. – И Ханна легко и ласково коснулась кончиками пальцев его щеки.

И вдруг он с подавленным стоном схватил ее в объятия, ища губами ее губы. Поначалу Ханна не сопротивлялась, она ощутила, что ее тоже охватила страсть. Несмотря на юный вид Джейми, от него исходила какая-то энергия, в нем чувствовалось сильное мужское начало. Ханна была уверена, что он мог бы стать превосходным любовником.

Однако скоро она осторожно высвободилась из его рук и прошептала:

– Наверное, нам нужно вернуться в дом.

– Простите, мадам, – проговорил Джейми, охваченный мучительным смущением. – Не знаю, что на меня нашло.

– Ничего страшного, Джейми. Ничего страшного. – Она отошла от него на два шага, потом обернулась. – Завтра я поеду кататься. В два часа. Если вы захотите присоединиться ко мне, я буду очень рада.

Хотя была уже середина ноября, в Виргинии стояла теплая погода – запоздалое бабье лето, и Ханна с Джейми Фолкерком сидели под тенистым дубом на берегу реки Джеймс. Между ними стояла корзина с провизией для пикника.

После бала прошло полмесяца, и Джейми теперь дважды в неделю приезжал в «Малверн», чтобы отправиться на верховую прогулку с Ханной. А сегодня, поскольку погода была прекрасная, Ханна попросила Бесс собрать им корзину для пикника и положить туда бутылку вина.

Джейми был хорошим наездником, лучшим, чем Ханна, но его крупная гнедая не шла ни в какое сравнение с Черной Звездой в том, что касалось скорости, умения брать препятствия и выносливости.

Поняв это и щадя мужское достоинство Джейми, Ханна после их первой совместной прогулки стала придерживать Черную Звезду, давая возможность Джейми быть первым. Черной Звезде не очень нравилось уступать лошади, которая была по всем статьям хуже его, но он повиновался поводьям, которые натягивала всадница.

Теперь оба они – лошадь Джейми и Черная Звезда – паслись недалеко от дуба, под которым устроились их хозяева.

В этот день Джейми был необычно задумчив. Ханна, с аппетитом жующая куриную ножку, помахала ею перед его носом.

– Не сообщите ли мне, о чем вы думаете?

Джейми вздрогнул и перевел взгляд с речной глади на молодую женщину.

– Извините, мадам. Я веду себя непростительно невежливо.

– Это не имеет большого значения. Просто вы полностью погрузились в свои мысли, и я испугалась: что бы это могло так обеспокоить вас?

– Вы, Ханна. Вы необычайно беспокоите меня.

– В каком смысле, сэр? – лукаво спросила она.

– Мысли о вас не выходят у меня из головы. А по ночам вы мне снитесь.

– Надеюсь, сны приятные?

– И приятные, и неприятные. Мне снится, что я держу вас в объятиях и ласкаю. А потом я просыпаюсь, и вы исчезаете.

Красноречие молодого человека удивило и растрогало Ханну. И вдруг он пересел к ней поближе.

– Ханна, дорогая Ханна! – страстно воскликнул он. – Вы так прекрасны! Сама мысль о вас воспламеняет меня до такой степени, что я, кажется, сойду с ума!

Обвив свою собеседницу руками, Джейми поцеловал ее. Рубашка его была расстегнута, от возбужденного дыхания его широкая грудь тяжело вздымалась.

На мгновение Ханна рассердилась и уперлась руками в эту обнаженную грудь, намереваясь оттолкнуть его. Она почувствовала, как напряглись его мышцы. И тут вдруг его неукротимая страсть пробудила ответное желание в ее теле, и она подумала: а почему бы и нет? Они здесь одни, их никто не увидит. Все еще не отрывая губ от ее губ, Джейми поднял ее юбки и стал ласкать ее бедра. Тело Ханны охватила сладкая истома. Легко вздохнув, она откинулась на одеяло.

Джейми вытянулся рядом. У Ханны слегка кружилась голова – и от вина, которым она запивала снедь, и от того, что его руки ласкали ее бедра, и от того, что она по-прежнему чувствовала решительное и вместе с тем приятное прикосновение его губ к своим губам. Но самое главное – ей было любопытно. Впервые в жизни лежала она с человеком почти ее возраста, человеком мужественным, в расцвете лет, человеком, не устоявшим перед ее чарами. На что это будет похоже? Может быть, его любовь уничтожит неудовлетворенность, живущую в ней?

Джейми не был таким искусным любовником, как Малкольм, но он более чем возмещал это молодостью и силой своего мускулистого тела. При этом он не был зверски груб, как Стрич и пьяный пират.

Джейми расшнуровал лиф платья и высвободил ее груди. Он целовал ее набухающие соски, а она вся трепетала и гладила его по волосам. И когда Джейми наконец овладел ею, Ханна застонала от наслаждения и выгнулась навстречу ему.

Он был нежен и нетороплив, а ее страсть все возрастала, и вот она уже забыла обо всем на свете. Только под конец он стал груб. Гортанным голосом он выкрикнул ее имя. В последний момент ее охватило ощущение горячего наслаждения; она содрогнулась, вскрикнула и замерла.

Но все же, когда она неподвижно лежала под ним, продолжая ощущать удивительное наслаждение, в глубине ее души зародилось сомнение. Ей опять показалось, что ее чего-то лишили. Она не чувствовала всепоглощающего восторга, которого так ожидала.

Ханна вздохнула. Наверное, она хочет чересчур многого. Бесс рассказывала ей, какое наслаждение приносят ласки, когда мужчина и женщина любят друг друга. Вероятно, вина коренится в ней самой. Она испытывала к Джейми нежность, но конечно, она его не любила. Невольно Ханна вспомнила предостережение Андре: «Если вы посвятите свою жизнь ненависти, а не любви, это будет так печально! Вы ведь созданы для любви».

Неужели она позволила ненависти к Эймосу Стричу и Сайласу Квинту изуродовать себя, выжечь из сердца любовь? Неужели она никогда не сможет полюбить никакого мужчину?

Джейми прервал ее размышления:

– Вы невеселы, Ханна? Вы словно бы… Я вам не понравился?

– Нет, Джейми, дорогой. – Протянув руку, Ханна погладила его по щеке. – Вы мне страшно понравились.

– Я так хотел вас, Ханна. Но я не намеревался набрасываться на вас подобным образом.

– Ничего страшного, Джейми, не волнуйтесь, – отозвалась она несколько рассеянно. Потом она улыбнулась и сказала легкомысленно: – В конце концов, Джейми, вы же не лишили меня девственности. Как вам известно, я была замужем.