Странник - Тотальная война

      — Ладно, проехали.
      Максимов поднес к глазам бинокль.
      Передовой дозор одной из колонн Бердыева уже вполз в ущелье, пылил, медленно поднимаясь к базе.
      Опасности это не представляло. Танки и БМП уже заняли огневые позиции, сектора обстрела давно пристреляны, как заверил Максимова командир танкового взвода.
      — Сообщи координаты. Пусть открывает беглый огонь по ущелью. — Максимов нацарапал на клочке бумаги цифры. Протянул Рахмону.
      Тот солидным голосом передал данные по телефону вниз.
      — Ждем-с, — протянул Максимов.
      В утренней тишине раздались жужжание электроприводов башенных орудий. Танки, задрав стволы, выбирали нужную траекторию выстрела.
      Максимову хорошо была видна площадка внизу, перед входом в шахту. Вся система обороны просматривалась, как модель на ящике с песком. Хоть сейчас выставляй в учебном классе. Славка-Бес, хоть и был партизаном по жизни, оборону организовал классически правильно. Максимов был уверен, что продержится даже с ополовиненным числом бойцов.
      Он вспомнил, как, спустившись вниз, командовал выносом раненых из окопов и блиндажей. В живых суждено остаться единицам, собаки никого не щадили, обгладывали все, что торчало из бронежилета. Он не стал останавливать тех бойцов, что принимались кромсать и месить прикладами тела собак, погибших в угаре пикрина и от пуль. Решил, пусть выплеснут из себя страх и ярость.
      Вдруг над горами загремел усиленный репродуктором голос Беса.
      Максимов вздрогнул. Потом расслабился, сообразив, что Бес распевает на арабском слова молитвы воина. Бойцы, наверное, записали голос любимого командира на магнитофон и врубали всякий раз перед тем, как открыть огонь.
      «Очистите свои сердца, освободите их от земной суеты. Время веселья и праздности миновало. Судный час приближается, и мы должны просить Всевышнего о прощении. Я молю тебя. Всевышний, простить мне все мои грехи, позволить доказать веру в тебя и прославить тебя любым возможным способом», — грохотал над горами мертвый голос мертвого Беса.
      Рахмон хихикнул в кулак. Из чего Максимов заключил, что молитва была одной из хохмочек Беса. Как улыбка в лицо врагу перед тем, как убить.
      Внизу бахнул первый выстрел. Следом за ним бегло загрохотали остальные орудия. Четыре танковых ствола стали посылать снаряды в ущелье.
      Максимов поднес к глазам бинокль. Черные султаны разрывов взметнулись точно в центре колонны. Потом обзор закрыло пылевое облако.
      — Прекратить огонь!
      Рахмон продублировал команду. Пушки смолкли. На гребне противоположного склона появились черные фигурки. Рассыпались в бисерную нитку.
      — Ну вот и они. — Максимов опустил бинокль.. — Сейчас, брат Рахмон, нам вынесут первое и последнее китайское предупреждение.
      За склоном, где залегла пехота противника, низко бухнуло, эхо покатилось по горам. В следующую секунду взрыв ударил в склон. Земля под Максимовым ощутимо вздрогнула.
      Он оглянулся на радиста. Тот прижал наушник ладонью.
      — Тащи сюда, — махнул рукой Максимов. — Радист подбежал, протянул наушники.
      Максимов расслышал середину фразы:
      — … бесполезно. Я пришел взять штурмом базу, и я это сделаю, — говорил хриплый мужской голос. — Подумай, кого и что ты защищаешь? Ради кого ты посылаешь на смерть своих людей? Я — полковник Бердыев — даю слово воина, что ни один волос не упадет с головы того, кто сдастся в плен. Каждый, кто захочет, может присоединиться к нашей борьбе. Мы сражаемся за будущее своего народа. А за что воюете вы?
      Максимов знал, что этот голос его люди сейчас слушают в каждом танке и БМП. Он так и подумал о них — «мои».
      Нажал тангенту, вклинившись в радиоволну.
      — Бердыев, я уважаю тебя, как воина. Но и ты уважай меня. Давай не будем тратить время на слова. Помолимся и начнем.
      — Внимание, всем. Сектор три. Беглый огонь из всех орудий. Огонь! — скомандовал Максимов своим людям, зная, что обязательно услышат.
      Толкнул Рахмона в плечо.
      — Не спи, блин! Сектор три, беглый огонь!
      Рахмон частил в трубку, захлебываясь словами.
      «А вот сейчас посмотрим, кто чего стоит», — подумал Максимов.
      Ожидание длилось три долгих секунды. Потом над горами загремела молитва в исполнении Славки-Беса.
      — Паразиты, — беззлобно ругнулся Максимов, рассмеявшись.
      Внизу загрохотали пушки. Трескуче вступили крупнокалиберные пулеметы БМП. По противоположному склону пробежала цепочка разрывов. Наводчики скорректировали огонь, и снаряды по высокой траектории стали перелетать за срез склона. Рвались, вскидывая в небо дымные султаны.
      Пушки Бердыева пока не вступили в дуэль. Радист затыкал пальцем в карту, что-то затараторил. Рахмон, закрыв одно ухо, чтобы не мешало гулкое эхо взрывов, выслушал его, перевел для Максимова:
      — Разведчики передали. Квадрат тринадцать-одиннадцать-три. Разворачивается батарея «Градов»,
      Максимов бросил взгляд на карту. Потом нашел на местности нужный склон.
      Но команду накрыть огнем батарею отдать не успел. Из-за спины, со стороны солнца, раздался вой пикирующих самолетов.
      Максимов кубарем скатился в окоп, сорвав за собой остолбеневшего Рахмона.
      Четверка штурмовиков чуть не чиркнула по опорному пункту. Самолеты прошли так низко, что сразу же заложило барабанные перепонки и от боли потемнело в глазах.
      Взрывов они не услышали, только почувствовали, что дрогнула земля.
      Максимов заставил себя поднять разрывающуюся от боли голову.
      Противоположный склон закрыло серое облако.
      В небе, разойдясь «тюльпаном», рассыпалась четверка штурмовиков, заходя на боевой разворот.
      «Так, Бердыеву — писец, — сделал вывод Максимов. — Наверное, крупно достал всех, раз авиацию подогнали».
      Штурмовики по одному, как стервятники, стали пикировать вниз. Черные стрелы самолетов закутались в дымке. Стоило им пронестись над позициями Бердыева, как в небо взметался огонь и черный дым.
      Сквозь гулко бьющее эхо разрывов проступил резкий секущий звук. Словно коса резала сырую траву.
      Максимов оглянулся. Четыре вертолета, свесив вниз хищные острые рыла, шли на опорный пункт, прячась в слепящем солнце. Первый окутался дымом. Взвыл НУРС, вспарывая воздух. И в землю врезался тяжкий удар. За ним еще один…
      Максимов вылетел из окопа, понесся к краю скалы. Рваная линия приближалась слишком медленно. За ней был обрыв. Но за ней был шанс.
      Он прыгнул вниз в тот момент, когда четверка вертолетов дружно отнурсовалась по опорному пункту. Огонь смел всех, и живых и мертвых. Лавина дыма, камней и огня обрушилась вниз.
      Взрывная волна догнала его, сорвала с камня, за который он успел ухватиться, понесла за собой…
      …Он летел, как летают во сне, легко и бесстрашно, сознание еще жило и отказывалось верить, что это — конец. С интересом смотрел, как медленно приближается земля, уже мог разглядеть отдельные камни, о которые через бесконечное мгновенье разорвет тело. И увидел, что среди камней упал металлический конус. Потрескался и рассыпался на мелкие кусочки, медленно, как цветок в замедленной съемке, распустилась огненная астра, окуталась дымом. Дым собрался в облако и, клубясь, стал подниматься вверх. Облако показалось грязным и рыхлым, как комок ваты, которой на зиму затыкали оконные щели. В этот ком ваты он и врезался. Падение замедлилось, а потом облако даже потянуло вверх, за собой. В рыхлой вате застряли мелкие камешки и блестящие острые осколки металла. Один из них пролетел так близко от лица, что почувствовалось его горячее прикосновение. Будто раскаленным гвоздем провели над кожей. Земля потянула к себе. Но еще медленнее, чем прежде. Она была совсем близко.
      Он успел напрячь ноги и выбрать место для приземления между двумя камнями. Тело само вспомнило опыт сотен прыжков с парашютом, спружинило, а потом ушло в кувырок, размазывая инерцию падения по земле.
      «Получилось», — улыбнулся он, прижимаясь щекой к колючей сухой траве.
      Он никогда не думал, что пожухлая от жары, пыльная трава может пахнуть так вкусно. Жизнью…
      …Боль перекатывалась по всему телу, нещадно теребя каждый нерв. Только по тому, что испытывает боль, Максимов понял, что еще жив. Непонятно, почему жив.
      В лицо впились острые травинки и мелкие камешки. Но он даже не стал обращать на это внимания. Сначала сжал пальцы ног. Потом рук. Странно, но работали. Движение не вызвало нового прилива боли.
      Слух еще не вернулся. Он смотрел, как беззвучно плюются дымом танковые орудия, веером летят гильзы с башен БМП, перебегают от окопа к окопу черные фигурки людей. Поднял голову. Четверка «крокодилов», сверкая нимбом лопастей, заходила на боевой разворот. Они двигались медленно и угрожающе, как тяжелые шмели, готовясь пролететь над плато, окатив его шквалом НУРСов.
      «Хозяин дал команду уничтожить всех. Штурмовики утюжат Бердыева, а эти — нас», — проползла в сознании мысль.
      Максимов сразу же очнулся. Вскочил на ноги.
      Понял, что лежит всего в двух десятков метров от распахнутых ворот. Но добежать до них не успеет. С дальнего края площадки уже катил огненный вал. Ближе всего оказался блиндаж. Всего метра три.
      Он успел. Рухнул вниз, перед тем как по площадке пронесся огненный ветер, сметая постройки, технику и людей. И небо сделалось черным.

Глава сорок шестая. Война окончена, всем спасибо

Странник

      За его спиной полыхал ад. Горело все, что может и что не должно гореть. Танки разворотило сдетонировавшим боекомплектом. Чадили БМП, опустившие покореженные стволы. На местах блиндажей ершились горящие обломки бревен. То и дело глухо рвались снаряды, заглушая треск лопавшихся от жара патронов. Сизый, удушливый пороховой дым низко стелился над перепаханной взрывами землей. В воздухе висела пелена пыли и гари, застилая солнце.
      Максимов добрел до распахнутых ворот, вошел в гулкий зев шахты.
      Сюда тоже докатилась взрывная волна. Мигали редкие уцелевшие лампы, как фотовспышками освещая задымленное нутро штрека. Бетон был залит чем-то темным и липким. Максимов поскользнулся и едва устоял на ногах. От резкого движения в голове выстрелила боль. Он постоял, покачиваясь, перетерпел боль и пошел дальше.
      Там, где раньше стояла бронетехника, развернули госпиталь. Набросали матрасов на пол, принесли хирургический стол и ящики с инструментом и лекарствами. Матрасов на всех не хватило. Многие лежали прямо на бетоне. Сюда снесли тех, кто уцелел в первом бою и кого рвали собаки. Потом добавились новые, после атаки с воздуха и артобстрела. Полковник Бердыев сообразил, что оказался меж двух огней, и погнал своих людей на штурм. До рукопашной не дошло, кое-как удалось отбить атаку. Но ранило почти всех, кто уцелел под огнем НУРСов.
      Отдельно, в навал, лежали мертвые. Это от них по полу змеился темный ручеек, разливаясь у ворот в липкую лужу. Под многими из раненых матрасы потемнели от крови. Живые смотрелись ничуть не лучше мертвых, разве что еще шевелились и могли издавать звуки. Стоны и хриплые крики отражались от стен и высокого потолка. Их не могла заглушить адская какофония звуков боя, врывающаяся сквозь распахнутые ворота.
      Максимов подошел к человеку в когда-то белом, забрызганном кровью халате. Шлепнул по плечу. Санитар испуганно вздрогнул и оглянулся.
      — Промедол. Промедол, живо! — с трудом, будто рот был набит камнями, пробормотал Максимов.
      Санитар похлопал себя по карманам. Помотал головой.
      — Чурка березовая… Промедол, я сказал! — сатанея от боли, заорал ему в лицо Максимов.
      Санитар наклонился над бойцом, бинтовавшим обрубок руки у раненого, тряпичной куклой валявшегося на матрасе. Боец вскочил, развернулся.
      Максимов тихо застонал. Если бы не дикая боль, не дававшая двигаться, прошел бы мимо и не обратил внимание. Карина ничем не отличалась от солдат: черноволосых, низкорослых, худощавых, в измазанном камуфляже.
      — Я тебе где сказал сидеть? Ну, какого черта тебе здесь надо, а? — начал Максимов.
      — Вот. — Карина протянула измазанные кровью руки. Все еще держала бинт. — Помогаю.
      — Бог мой, ну на минуту оставить нельзя, — уже без злобы сказал Максимов.
      — Макс, ты не ранен? — Она провела ладонью по его горящему лбу.
      — Галчонок, я даже не знаю, живой я или нет. — Максимов облизнул губы.
      — Пить хочешь? — встрепенулась Карина. — Я сейчас.
      — Нет. Это после. Сейчас — промедол.
      Она вытащила из нагрудного кармана шприц-тюбик, протянула. Поморщилась, наблюдая, как Максимов всадил иглу в плечо.
      — Может, сядешь?
      Он покачал головой. Боль медленно отступала.
      — Уф! — выдохнул Максимов. — Все, живем дальше. Стой здесь, я сейчас подойду
      Максимов повернулся, с трудом сделал первый шаг. Карина наклонилась над раненым.
      — Оставь его. Не видишь — он мертв, — бросил он через плечо.
      Четверо бойцов из взвода разведки, устало присев на корточки, ждали его. Славка-Бес свое элитное подразделение, надо думать, гонял нещадно, обучил всему, что знал и умел сам. Разведчики оказались самими боеспособными и живучими. Из шестерки, с кем Максимов брал опорный пункт, к полудню зацепило лишь двоих, но и то не смертельно.
      Максимов присел на корточки, положил рядом автомат. Взял у бойца из пальцев дымящуюся сигарету, сделал пару затяжек, вернул.
      Все молча смотрели на него. Ждали. Судя по лицам, воевать им уже не хотелось. Умирать — тоже.
      Окурок пошел по кругу. Вернулся к Максимову. Он сделал последнюю затяжку, уголек уже жег пальцы. Бросил окурок на пол.
      — Значит, так. Шансов — ноль. — Максимов говорил тихо, дело касалось только их, лучших. Остальные, оглушенные и подавленные, примут решение как должное. — Бердыеву деться некуда. Там его долбят, судя по всему, со всех сторон. Выход у него один — прорваться сюда и залечь, как в норе. Минут через десять он повторит штурм. Воевать нам больше нечем и не с кем. — Максимов кивнул на лазарет. — Закрывайте ворота. Ставьте бронезаглушку. Наведите здесь порядок, чтобы не было паники и мародерства. И ждите, пока не подойдут правительственные части. Будут молотить у ворот Бердыева, не вмешивайтесь. Без вас управятся. Вопросы есть?
      Бойцы переглянулись.
      — А может… — Тот, что сидел напротив Максимова, с тоской посмотрел на ворота.
      — Уйти? — догадался Максимов. — Глупо. Если не подстрелят сейчас, то найдут и расстреляют за оставление объекта без приказа. Лучше сидите здесь. Придут свои, может, на радостях и не тронут никого. Возможно, даже наградят. Такое тоже случается.
      Максимов осмотрел бойцов. Выбрал подходящего.
      Ткнул пальцем.
      — Остаешься за старшего.
      — А ты, командир? — спросил тот, кого он назначил старшим.
      — Я здесь больше не командир.
      Максимов встал. Сорвал с себя бронежилет, опустил на пол. Сразу же стало легче дышать. Расстегнул на груди липкую от пота куртку. Поднял автомат и качающейся походкой побрел к Карине.
      Она шагнула навстречу, всхлипнув, уткнулась ему в грудь.
      — Все, галчонок. Нам здесь больше делать нечего.
      Он повел ее в глубь штрека.
      «Папамобиль» стоял на прежнем месте. Белую обивку обильно запорошило песком и гарью.
      Максимов усмехнулся, в который раз подивившись буйству разгильдяйской фантазии Беса.
      Мотор низко заурчал, стоило щелкнуть тумблером. Карина забралась на диванчик.
      За спиной раздался гулкий удар. Прошелестела волна воздуха. Максимов оглянулся. Прямоугольник света в начале штрека погас. После низкого урчания, вскоре замолкшего, отрезало все звуки из внешнего мира.
      Шестеро бойцов выполнили последний приказ — захлопнули ворота и опустили заглушку из монолитного бетона. Подземный город превратился в подводную лодку, ушедшую в автономное плавание.

Глава сорок седьмая. Мост лезвий

Странник

      В апартаментах Беса мерно гудели кондиционеры, нагнетая прохладный воздух, пахнущий озоном. Максимов стал на ходу срывать с себя одежду.
      — Карина, быстро переоденься. Найди в шкафу какую-нибудь цивильную одежду. Джинсы, кофту, что-то в этом роде. Ты должна выглядеть, как сотрудница экспедиции, а не новобранец. Да, обязательно брось в сумку еще что-нибудь. Пару платьев, но не дорогих. На тот случай, если мы доберемся до нормальных людей. Паспорт не потеряла?
      — Нет, в спальне на тумбочке оставила.
      — Умница. Давай, пошевеливайся.
      Карина сбросила на пол камуфляжную куртку, осталась в зеленой майке и брюках.
      Максимов скользнул взглядом по ее тонкой шее, торчавшей из безразмерной майки, усмехнулся.
      — Дух он и в Африке — дух.
      Она не ответила на шутку, глазами, полными боли, смотрела на Максимова.
      — Макс, на тебе живого места нет!
      — Ничего, до свадьбы заживет. — Он повел плечом. Рану разъело потом и растерло сбившимися бинтами. К следам собачьих клыков добавились синяки и порезы. Все жутко саднило. — Двигайся, галчонок, у нас нет времени.
      Карина, путаясь в приспущенных штанах, затрусила по коридору в спальню, а он направился к холодильнику.
      В гостиной Бес, конечно же, не хранил много провизии, но того, что Максимов увидел в холодильнике, по его прикидке должно было хватить на пару дней в горах. Сыры нескольких сортов, палки и нарезки колбасы, бастурма, консервированные оливки, сухофрукты в вакуумной упаковке, минеральная вода и пять бутылок водки. Все импортное, лучших сортов. Бес, верный принципу «что охраняешь, то и имеешь», запасы Хозяина считал своим доппайком за вредность.
      Сначала Максимов, не удержавшись, поскреб иней в морозильной камере, блаженно щурясь, растер по лицу. Потом, выбирая только то, что не испортится на жаре, стал выгребать продукты.
      Из спальни раздался крик Карины:
      — Макс, сюда!
      Максимов бросил продукты в кресло, схватил автомат, побежал.
      Карина стояла перед дверью спальни на коленях. Как и Максимов, раздевалась на ходу, майка и штаны, бутсы и носки лежали на полу, отмечая путь к двери.
      — Смотри. Только осторожно! — Карина указала на щель в дверном проеме.
      Максимов увидел тонкий шнурок на ковре, если идти, не глядя под ноги, не заметишь.
      Максимов отстранил Карину, задержав дыхание, осторожно, по миллиметру; стал открывать дверь. Шнурок ожил, дрогнул, оторвался от ковра.
      — Черт, растяжка. И как ты только заметила!
      — А я почувствовала. Неслась к двери и вдруг как на стену налетела. Стою, рука уже на ручке, а открыть не решаюсь.
      Максимов внимательно посмотрел ей в лицо.
      — Или я уже никуда не гожусь, или ты растешь на глазах, галчонок, — обронил он. — Спички есть?
      Карина, не вставая с колен, потянулась за штанами, достала из кармана зажигалку, протянула Максимову.
      Зазор позволял просунуть руку, и он легко пережег шнурок. Толкнул дверь.
      Растяжку кто-то закрепил классическим способом: гранату к ножке шкафа, шнурок — к двери.
      Максимов осмотрел спальню. Больше ничего подозрительного не заметил и не почувствовал.
      — Все в порядке. Галчонок, у тебя ровно минута. — Он уступил дорогу Карине.
      — Макс, а душ принять успею?
      — Если успеешь, — ответил Максимов. Проводил взглядом мотнувшуюся в ванную Карину. — Галчонок, ты Юко, случаем, не видела?
      — Нет! — Карина перекричала шум хлынувшей воды. — С вечера не видела.
      «И слава богу», — пробормотал Максимов.

* * *

      Он поразился, настолько она стала похожа на Юко. Так поразился, что палец прыгнул на спусковой крючок автомата, едва она вошла в гостиную.
      Откуда в гардеробе у Беса оказалась богатая коллекция женской одежды всех размеров и фасонов, осталось загадкой. Из всего разнообразия Карина выбрала холщовые штаны с накладными карманами, кремовую шелковую майку и белую куртку военного покроя. Заветренное лицо, высокие скулы и короткий ёршик темных волос делал ее не отличимой от Юко, той, что встречала Максимова в аэропорту.
      — Предупреждать надо, — проворчал Максимов, расслабляя палец на курке. — Бери, это тебе.
      Он указал на офицерский ремень с кобурой и охотничьими ножнами.
      Карина вытащила из левого рукава сложенный веер.
      — А это не оружие?
      — Мух отгонять, — ответил Максимов. — Все, уходим. Я вообще удивляюсь, почему мы еще живы. Застегивая ремень, Карина вскинула голову.
      — В смысле?
      — Хозяин этой пещеры Аладдина дал команду раздолбать нас НУРСами. Значит, свидетели ему не нужны. Думаю, здесь предусмотрена какая-то система всеобщей ликвидации. Что-то типа баллонов с ипритом с дистанционным управлением. Я бы на его месте так и сделал. Пару баллонов в системе вентиляции — лучшая гарантия, что все замолчат. Качественно и навсегда.
      Карина заметно побледнела.
      Максимов подхватил рюкзак, охнув, закинул его на плечо.
      — Уходим.

* * *

      Он тысячный раз поблагодарил Господа, что наделил его фотографической памятью. И что не допустил, чтобы контузия лишила этого дара. Лишь одни раз Максимов видел схему коммуникаций объекта в кабинете у Беса, но пяти минут хватило, чтобы намертво зафиксировать в памяти.
      Хозяин пещеры с сокровищами был хитрым лисом, таких не ловят в норе с одним входом. Из пещеры вели сразу несколько путей экстренной эвакуации. Максимов выбрал ближайший. Хозяин, даже расслабляясь до крайности, ни на секунду не забывал о собственной безопасности. Ближайший вход в тоннель, уводящий из пещеры, находился рядом с бассейном.
      Они обогнули чашу кипящей радоновой воды, узкой тропинкой прошли вдоль бассейна со стоячей водой. Максимов не удержался и мимоходом пнул одно из пластмассовых кресел на песчаной отмели. Этот кусочек Майами-бич показался ему самым отвратительным образчиком больного воображения Хозяина. Особенно после боя, который еще не могло забыть тело Максимова.
      Бассейн сворачивал за выступ скалы и, постепенно сужаясь, упирался в стальную заслонку. Рядом находилась дверь, мощная, как в бомбоубежище.
      Максимов взялся за рычаг двери. Через плечо посмотрел на Карину
      «Да, на войне взрослеют за один день», — подумал он.
      — Слушай меня, галчонок. Сейчас мы пройдем вдоль канала, перейдем подвесной мост. На другой стороне вход в тоннель. Отсчитываешь третий отвилок налево и идешь по нему до конца, никуда не сворачивая. До конца, сколько бы времени ни потребовалось.
      — Ты так говоришь, будто я должна идти одна.
      — Нет. Но один из нас обязательно должен дойти. Максимов чувствовал, что действие промедола уже кончается, по телу разливается тупая боль, мышцы деревенели от усталости, в голове все сильнее и сильнее стучали злые молоточки.
      «Да будь я, как это дверь, и то бы рано или поздно сломался», — подумал он, отвернувшись.
      Стальная дверь оказалась исправной, мягко поехала на шарнирах, открывая вход в слабо освещенный тоннель.
      Канал, нарисованный на схеме, оказался подземной рекой. Бурный поток грохотал внизу, невидимый в темноте. Лампы в толстых плафонах освещали только бетонную тропу вдоль стены. В их призрачном свете Максимов увидел мост, переброшенный на другой берег. Стальные стержни, скрепленные цепью, и два троса вместо поручней.
      «Мог бы заказать что-нибудь поприличнее», — помянул Максимов Хозяина пещеры.
      Толкнул себя вперед, заставив ноги сделать первый шаг. Спину оттягивал рюкзак с продуктами, водой и боеприпасами, руки были заняты автоматом и фонариком. Карина шла следом налегке, если не считать кобуры с пистолетом и маленького дамского рюкзачка с одеждой.
      Тросы крепились к мощной бетонной арке. Свернув за нее, Максимов только успел поднять голову — слишком поздно почувствовав опасность.
      Из полумрака вынырнула рука. Тускло сверкнул нож, летящий прямо ему в горло. Максимов отпрянул и отстранение, будто не о себе, подумал, что слишком медленно двигается, не успеть. В это мгновенье что-то просвистело мимо его щеки и лицо противника, попавшее в свет фонарика, исказила гримаса боли: девять стальных стержней впились в это лицо.
      Рука Юко дрогнула, и нож прошел мимо, лишь распоров Максимову скулу.
      Он резким ударом ноги отшвырнул Юко на мост. Загремели цепи и бьющиеся друг о друга стальные стержни. Юко потеряла равновесие, ослепленная, она промахнулась, не смогла вцепиться в трос, и тело ее сбросил с себя ходящий ходуном мост. Крик ее заглушил ревущий в темноте поток.
      Максимов дал длинную очередь вниз, крест-накрест хлеща очередью черную воду. Опомнившись, убрал палец со спускового крючка.
      Оглянулся. Карина еще сжимала в руке рукоятку веера.
      В ее лице проступило что-то новое, пока слабое и едва уловимое, но он этого ждал и сумел разглядеть.
      — Спасибо. — Он вдруг понял, что теперь уже не сможет называть ее «галчонком». Та Карина, что он знал, исчезла навсегда. И он уже знал, какое имя ей дадут в Ордене. — Спасибо, Фрея.
      Максимов первым шагнул на шаткий мост.

Черное солнце

       Срочно
       Конфиденциально
       г-ну Хиршбургу
      В условленный район эвакуации «Сакура» не прибыл. Достоверной информацией о гибели «Сакуры» или захвате в плен не располагаю. Вынужден свернуть операцию ввиду резкого усиления контрразведывательного режима в данном районе.
Рольф

Странник

       Срочно
       Навигатору
      Прибыл в район проведения поисковой операции. По имеющейся на настоящий момент информации, среди погибших и взятых плен Странника не обнаружено.
Варяг

Глава сорок восьмая. Могила спящего короля

Фрея

      Карина смочила сухие, потрескавшиеся губы Максимова мокрой тряпочкой.
      Он тихо застонал. Облизнул губы.
      — Открой глаза. Ну, пожалуйста, открой глаза!
      Карина осторожно потрясла Максимова за плечо. Не удержалась, слезы брызнули из глаз. Две горячие капли упали на лицо Максимову. Он поморщился и открыл глаза
      — Господи, живой! — Карина упала ему на грудь и зарыдала. — Я думала, ты умер. Вскрикнул, упал, как подкошенный. А потом встал и пошел. Как зомби… Лицо мертвое, глаза пустые, дышишь сквозь зубы. И попер, как танк, я еле успевала. Бежишь, спотыкаешься, чуть не падаешь. Я спрашиваю: «Куда, куда?», — а ты молчишь…
      — Где мы? — прошептал Максимов. Кругом была темнота. Теплая, кисло пахнущая мумие и костром.
      — Да откуда я знаю?! — всхлипнула Карина. — Ты в тоннеле отрубился. Мы по нему черт знает сколько блукали. Выбрались наружу — уже смеркалось. Ты всю ночь бежал. Как лось, не разбирая дороги. И главное, гад, молчишь, не слова из тебя не вытащишь. Только хрипел и дышал, как паровоз. К утру в гору полез, оступился, сорвался с тропинки. И пропал. Я подбежала, смотрю — дыра в скале. Ты в нее провалился. Как упал замертво, так и лежишь. — Карина жалобно заскулила. — Сутки лежи-ишь! А я… А я даже не знаю, чем помочь.
      Сознание медленно возвращалось к Максимову. Он уже смог различить смутные контуры стен в дрожащем свете костерка. Тело казалось каменным, навсегда вросшим в скальную породу.
      — Ляг на меня, накрой собой. Старайся дышать в такт, — прошептал он, чувствуя, что опять проваливается в забытье.
      Тяжести тела Карины он не почувствовал. Просто вдруг сразу стало теплее.

* * *

      …Странник слышал мерный, упругий ритм сердца Фреи. Ее нежное тепло проникало сквозь каменный панцирь, сковавший его тело, лаская измученное сердце. И оно ожило, погнало по венам загустевшую кровь. Через их слившиеся в поцелуе губы она вдыхает в него свою жизнь, И смерть стала отступать, нехотя, как зверь, отогнанный огнем от добычи. Странник почувствовал на своей щеке ее жгучие, как расплавленное золото, слезы. Глубоко вздохнул. И в этот миг они стали одним целым. Золотым, пульсирующим коконом. Яркое свечение заплясало по стенам пещеры, заполнило ее до краев, огненной рекой хлынуло в глубь земли…

* * *

      Он почувствовал себя полным сил, жизни. С благодарностью поцеловал горячие шершавые губы Карины.
      — Воду, продукты не потеряли? — спросил он.
      Карина приподняла голову, с удивлением услышав его оживший, сильный голос.
      — Нет, Ты рюкзак пер на себе, как боевой слон. Или слоны по горам не бегают?
      — У Ганнибала бегали.
      — Ты смотри, ожил! — радостно улыбнулась она, — А тут и без тебя еды — завались. Шесть рюкзаков. Все ополовинены, но еще много осталось. Вода, правда, протухла.
      — А хозяева рюкзаков, наверное, поблизости. Уже в мумии превратились, я прав?
      — Да, — удивилась Карина. — Откуда ты знаешь, ты же без сознания лежал, когда я все тут обшарила?
      — Не догадался, а знаю.
      Он знал, хотя в это трудно поверить, что находится в пещере Леона. Еще в Москве, изучая по карте район, он пытался вычислить маршрут, которым группа моджахедов отходила после налета на караван. До конца не верилось самому, но бессознательно, — в полном смысле этого слова, потому что от контузии и потери сил несколько часов находился за гранью жизни, — он выбрал именно эту, единств венную тропу, ведущую к пещере.
      — Ну-ну, только не напрягайся, — успокаивая, она погладила его по груди. — Ой, смотри, талисман не потерял!
      Максимов нащупал у себя на груди брактеат. Карина сердито засопела.
      — Сука японская… Она нас у моста ждала, да?
      — Возможно. — Максимов потер в пальцах горячий кругляшок с чешуйчатыми змейками. — Наверно, уходила той же дорогой. Услышала и затаилась.
      — А откуда она дорогу знала?
      — Извини, не успел спросить.
      Максимов, собравшись с силами, приподнялся на локте.
      В центре площадки, на которой они лежали, в очаге, сложенном из камней, горел маленький костер.
      — О, как все запущено, — протянул Максимов. — Карин, ну кто же костер жжет? Для этого есть сухой спирт в рюкзаке. Странно, как нас еще по дыму не вычислили.