Странник - Тотальная война

      «В августе, когда на новости сущий голод, такое невнимание к сенсации странно. Один труп утаить легко. Но тринадцать?! Положим, арабов в Берлине „зачистил“ сам Энке. А субботник кто устроил в лесу? Собрать трупы, оружие, гильзы, замыть кровь, утилизировать все так, чтобы концов не оставить. Отвести на конспиративные квартиры исполнителей. Лишних убрать, нужных увести из-под удара. Для этого нужна организация».
      На секунду пред глазами с фотографической четкостью возникло мертвое лицо Энке. Максимов отогнал видение и принялся за бифштекс. Он оказался с кровью. На аппетите Максимова это уже сказаться не могло. Ассоциации и рефлексию можно оставить на десерт.
      — Я видел магазинчик. После завтрака зайдем, надо купить что-нибудь из одежды. Лично я в этом комбезе чувствую себя аквалангистом без ласт.
      Карина прожевала кусок мяса, проглотив, обронила:
      — Жаль.
      — Что?
      — Байк жалко бросать. Классный агрегат.
      — Ну не гнать же его через границу. С такими номерами нас не пропустят.
      — Вот и говорю: жаль.
      — У тебя в Москве не хуже.
      — Туда еще попасть надо, — со вздохом сказала Карина. Это был первый признак постстрессовой усталости, и Максимов насторожился.
      Карина отложила вилку. Подперла щеку кулаком. Отвернувшись, прищурилась на солнечный свет, разлитый по мостовой.
      Максимов ел, исподтишка наблюдая за ней. Ждал. Близость смерти не проходит бесследно. Некоторые ломаются задолго до того, как опасность станет реальностью. Это худший вариант. Если не погибнут, скованные страхом, всю жизнь будут носить в себе страх. Здоровое большинство болеет страхом после. Это лишено смысла, потому что угрозы уже нет, но вполне терпимо.
      — Галчонок, только честно, страшно было? — наклонившись, спросил Максимов.
      Карина судорожно вздохнула и кивнула.
      — Никогда не боялась так, — с трудом произнесла она. — Они так страшно кричали… И железо гаража грохотало, будто они бились об него. Это их от выстрелов так швыряло?
      Максимов кивнул.
      — Но страшно стало не от этого. Конечно, тоже не сахар. — Карина на секунду зажмурилась, как делают дети, вдавливая назад слезы. — Когда тень появилась в окне, я жутко испугалась. Знаешь, чего? Что не успею выстрелить первой. Никогда даже не представляла, как это страшно — бояться опоздать. А еще говорят, что в человека тяжело выстрелить!
      — Теперь ты знаешь, что это страшно легко.
      — Очень точно сказал: страшно и легко.
      Карина поковыряла вилкой салат.
      — Знаешь, Максим, никак не пойму, что со мной происходит, — задумчиво произнесла она. — Словно горная. река несет. Умом понимаю, что надо выбираться на берег. Но не хочу. И страшно, и жутко, и легкость какая-то неестественная.
      — И когда это началось?
      — Как папа появился, — немного подумав, ответила Карина. — А уж когда ты нарисовался, так вообще все пошло вверх тормашками. Только ты не подумай, что я жалуюсь! С вами, как… Как с «тарзанки» прыгнуть. И страшно до колик, и знаешь, что ничего не произойдет. В последнюю секунду обязательно вытащите.
      — Если это комплимент, то спасибо. Только пойми, до бесконечности везти не будет.
      Карина, не глядя, подняла бокал с водой, сделала глоток.
      — Пока ты рядом, мне все равно.
      Максимов решил, что лучше промолчать.
      К кафе бесшумно подрулил «шестисотый» «мерседес». Остановился с тяжеловесной солидностью, словно адмиральский катер отдал швартовые. Из салона на мостовую вступили мужчины, такие же вызывающе элегантные, как их машина. Все были одеты в черные костюмы с черными косоворотками. Солнце играло на лакированных туфлях. Мужчины были темны лицами, черноволосы и гордо несли свои могучие, как клюв орла, носы.
      «Сюда бы тех ветеранов из дивизии „Гитлерюгенд“. Стариков бы дружно кондратий хватил», — мысленно усмехнулся Максимов, рассматривая горцев.
      А они дружно повернули головы налево, разглядывая «Хонду», припаркованную у тротуара. Поцокали языками. Потом медленно развернули орлиные профили, уставились на единственных посетителей кафе — Максимова и Карину. Вид затянутой в кожу Карины с низко расстегнутой на груди змейкой произвел неизгладимое впечатление. Дети гор вновь поцокали языками, но уже тише.
      Пристроившись вслед старшему, гуськом поднялись по лестнице и проследовали внутрь кафе.
      — Местная мафия прибыла на завтрак, — понизив голос, прокомментировал Максимов. — Куда не плюнь, всюду живет наш бывший дружный советский народ.
      — А что, немцы уже вымерли? — с иронией поинтересовалась Карина.
      — Можно сказать, что так. Всех пассионариев в войну повыбило. А если кишка тонка поставить чужака на место, приходится улыбаться и терпеть. В школе учила, как пала Византия?
      — Византия пала под ударами османов в тысяча четыреста пятьдесят третьем, — без запинки ответила Карина.
      — Вот-вот, так и учат истории. Ни уму, ни сердцу. Только кроссворды и отгадывать. — Максимов досадливо поморщился. — А погибла империя гадко. Константинополь осадили сто тысяч турок. Жило тогда в городе больше миллиона. Вместе они бы затоптали турок, как слон лягушку. Но на стены города вышла только личная гвардия императора. Сорок человек! Всего сорок против ста тысяч. Или лишь сорок из миллиона. И этот факт важнее, чем точная дата падения города. Потому что в нем отражена вся непредсказуемость и низость истории человечества. Не думаю, что им не было страшно. Только они не нашли себе оправдания и причины, чтобы не выйти на последний бой.
      Карина покрутила в пальцах вилку, исподлобья посмотрела на Максимова.
      — Вот ты был бы сорок первым, это точно.
      — А ты?
      — Что мне Константинополь? А если ты бы позвал, пошла.
      Карина откинулась на спинку стула.
      — Все, наелась. Теперь спать хочу. И душ не мешало бы принять.
      Максимов бросил взгляд на мобильный, лежавший у локтя. Как всегда бывало, именно через секунду он и издал тихое пиликанье.
      Выслушав сообщение, Максимов облегченно вздохнул.
      — Порядок, галчонок. Насчет душа не обещаю, но выспаться сможешь.
      — Тогда кофе не буду.
      Максимов вскинул руку, подзывая кельнера. Тот уже знал, что с молодой парой следует общаться на английском. Правда, сам работник немецкого общепита был итальянцем, говорил по-английски темпераментно, но маловразумительно.
      Фразу «счет, пожалуйста» он, наверно, зазубрил по самоучителю, с ней проблем не возникло. Гораздо больших усилий потребовалось, чтобы втолковать Марио, что мотоцикл нуждается в мелком ремонте. Отчаянно жестикулируя, итальянец, ломая язык и путая слова, объяснил, на какой штрассе находится мастерская, какой авенидой к ней лучше проехать и на каком кроссроуд следует повернуть. Поворачивать следовало налево, это итальянец продемонстрировал так, что чуть не смел со стола кувшин с соком. Короче, свои пять марок чаевых он отработал полностью.
      «Устал я от этой европейской интеграции», — подумал Максимов.
      Отсчитывая деньги, заметил, что Петрарка в белой курточке больше внимания уделяет не содержимому его бумажника, а содержимому распахнутой куртки Карины.
      — Я вижу, посетителей у вас немного. — Максимов решил отвлечь не в меру похотливого кельнера.
      — Си. Да. Не сезон. — Итальянец усилием воли отвел масляно поблескивающие глаза от груди Карины и преданно уставился на Максимова. — Все едут на юг. На восток только грузовики. И автобусы с туристами. Но они редко останавливаются у нас. Вы на восток?
      Кельнер явно вспомнил, что информация тоже стоит денег. А пару марок еще никому не порвали карман. На кого он работал: на контрразведку НАТО, на Интерпол, на чеченских джентльменов или братков из Зеленой Гуры — черт его разберет. Скорее, на всех сразу.
      — Это зависит от приговора вашего автомеханика, — уклончиво ответил Максимов. — Как ты сказал, его зовут?
      — Герр Бауэр, сэр.
      Итальянец развел локти, как дирижер, приготовившись выписывать в воздухе пасы руками, по новой объясняя, где обитает герр Бауэр, но Максимов встал.
      Следом поднялась Карина. Итальянец резвым скачком оказался у нее за спиной, сделал вид, что помогает отодвинуть стул. При этом он скороговоркой бормотал что-то на смеси итальянского и немецкого. На такой же тарабарщине, наверно, общались с дамами варвары, понахватавшиеся в разрушенном Риме азов галантности.
      «Перевозбудился, бедолага. Вот кому душ холодный нужен», — подумал Максимов.
      Он не мог не признать, что вид Карины, туго затянутой в тонкий кожаный комбинезон, способен лишить покоя любого. Словно подтверждая его мысль, из кафе донеслось дружное цоканье языков.
      А в Карине, несмотря на усталость и пережитое, проснулись женское коварство и хулиганская натура. Она, обходя стол, задержалась напротив итальянца, потерла пальчиком лацкан его форменной куртки.
      — Белиссимо! Шикарная курточка, — проворковала она.
      И бодро сбежала вниз по лестнице, громко цокая коваными бутсами.
      — А воздушный поцелуй на прощанье? — подсказал Максимов, готовясь завести мотор.
      — Перебьется, — ответила Карина, усаживаясь за его спиной. — Хватит с нас трупов.
      «Не зарекайся», — мысленно суеверно возразил Максимов.
      Мастерскую герра Бауэра они нашли быстро. Она оказалась на соседней улочке. Для ориентира и рекламы над воротами висели два колеса: каретное — как дань традиции, и автомобильное — как торговая марка.
      Герру Бауэру пришлось полчаса объяснять, что мотоцикл нуждается в мелком, но гарантийном ремонте, каковой он обеспечить не сможет. Поэтому «Хонда» останется у него на день, за отдельную плату, конечно же, а вскоре либо сам англичанин, либо его черноволосая подружка, либо владелец собственной персоной приедут и, конечно же, доплатив за неудобство, отгонят мотоцикл в Берлин. Уяснив это, герр Бауэр больше вопросов не задавал. «Легенда» была не хуже других, тех, с которыми появлялись в его гараже машины, потерявшие владельца, но еще не объявленные в розыск. В том, что герр Бауэр подрабатывает перебивкой номеров, Максимов не сомневался. А чем еще заработать на жизнь автослесарю в приграничном городке?
      В крохотном магазинчике они купили одежду. Решили особо не привередничать и ограничились джинсовыми комплектами. Во-первых, практично. Во-вторых, наличных хватило и не пришлось светить кредитку.
      Максимов был уверен, что их все еще ищут в Берлине. Гостиница оплачена на три дня вперед, вещи остались в номере, заказаны билеты на самолет. Кому придет в голову, что они на сумасшедшей скорости рванули к границе? Возможно, и придет. Но эту догадку он собирался подтвердить только через несколько часов, позвонив Леону и дав адрес автомастерской.
      А в это время тяжелый трейлер, что ждет их сейчас на окраине городка, будет нестись по Польше.

Глава двадцать четвертая. Отчет о командировке

Странник

       Экстренная связь
       Навигатору
      Эвакуация прошла успешно.
      Расчетное время прибытия в Москву — 18.00.
      Требуется личный контакт.
Странник

* * *

      Тело Карины сделалось невесомым. Она лежала на Максимове, вытянувшись во всю длину, плотно прижавшись, руки крепко обнимали его за шею. Их дыхание попало в такт, и на бесконечное мгновенье они стали одним целым.
      Максимов первым вынырнул из сладкого забытья. Осторожно повернул голову, чтобы мокрая прядка Карины не щекотала щеку.
      Карина тихо простонала и еще крепче прижалась к Максимову.
      — Ты всегда спишь в ванне? — спросил он.
      — Ага. Я же Рыба, — слабым голосом ответила она. — Классно, так бы и лежала всю жизнь.
      — Может, переберемся в спальню? — предложил Максимов.
      — Не-а. У меня все кости болят.

* * *

      На автофургоне они пересекли Польшу, дождались рассвета на пограничном пункте, без задержки прошли белорусскую таможню и в составе каравана из пяти машин за двенадцать часов, ни разу не сделав привал, пронеслись до Москвы. Большегрузные трейлеры вели себя на дороге, как при наступлении: жарили на предельной скорости, предоставляя автомобильной мелюзге самой уворачиваться от сокрушительной мощи многотонного исполина. Карина сразу же забралась на откидной диванчик позади кресел, задернула шторку и уснула мертвым сном. Максимов всю дорогу не спал, развлекая словоохотливого водителя и его напарника.
      И теперь, стоило закрыть глаза, перед взором опять начинала мелькать серая полоса дороги.
      — Самое интересное проспала, — сказал Максимов.
      — Что? — не открывая глаз, спросила Карина.
      — Дорогу
      — Вот уж чего насмотрелась! Только я сама рулить люблю. А пассажиром не интересно. Будто за ручку ведут, как маленькую, не спрашивая, хочешь или нет. И кстати, женщине, чтобы хорошо выглядеть, надо спать не меньше десяти часов в сутки. Вот ты хочешь, чтобы я хорошо выглядела?
      — Конечно.
      Карина оттолкнулась от края ванны, села, прижав Максимова ко дну. Завела руки за голову, приглаживая волосы.
      — Ну как? — поинтересовалась она, хитро поблескивая глазами.
      — Идеально.
      — Результат здорового сна.
      Карина выудила из пены шланг душа, откинувшись назад, отвернула кран. Направила колючие струйки на грудь Максимова. Провела ладонью, размывая пену
      — Откуда у тебя шрам? — Ее пальцы замерли чуть ниже подключичной впадины. — Раньше не было.
      — Не знаю, зацепился, наверное.
      — Странный какой. Похож на крестик с загнутыми кончиками. Точно не помнишь, где зацепился?
      — Не помню, — легко соврал он.
      — Слушай, все хочу спросить, почему у тебя татуировок нет. Тебе бы пошло.
      — Мне они не нужны.
      — Зря. Круто бы смотрелся. Вот у меня две, и они тебе нравятся. Правда же, нравятся?
      — Правда, галчонок. Потому что я знаю их значение.
      — Хорошо. Ну и что означает ящерка?
      — Высокую живучесть. Ящерица отбрасывает хвост, чтобы спастись. Человек из клана ящерицы способен в момент опасности отбросить свое прошлое и жить ради будущего. Умеет жертвовать частью, чтобы сохранить целое. И еще слово ящер произошло от славянского Ясса, — одна из инкарнаций мирового Змея Ермунганда, того, что попытается проглотить мир в Конце Времен.
      — А кельтский орнамент здесь? — Карина закинула руку, шлепнув себя между лопатками.
      — Это картина мирозданья, как ее понимали индо-арийцы.
      Максимов стал водить пальцем по бедру Карины, повторяя рисунок татуировки.
      — Они верили, что Вселенная состоит из девяти миров. Вот Древо Мира — Иггдрасиль, оно связывает три мира: Нижний — Хель, Средний — Мидгард, и мир Богов — Асгард. Можно подниматься вверх по дереву — в рай, можно спуститься в ад, как назвали Нижний мир христиане. Это путь известен всем. Но вот эта вязь, что извивается, как змей, и плутает, как тропинка в заколдованном лесу, символизирует не только другие миры, о которых большинство не имеет никакого представления. Это — Дорога. Путешествие без начала и конца, где ты не обретешь ничего, кроме себя самого. Интересно?
      — Еще спрашивает! А правда, что татуировки предопределяют судьбу?
      — Безусловно. Поэтому я тебе и объяснил ее значение. Придет время, с тебя спросится, почему, имея карту, ты не отправилась в путешествие.
      Карина задумалась, покусывая нижнюю губу. Потом встряхнула головой, разбросав вокруг брызги. Упала на грудь Максимову.
      — Умный, сил нет. Интересно, есть что-нибудь, чего ты не знаешь?
      — Нет, — улыбкой ответил он. — Например, я знаю, что сейчас зазвонит телефон.
      Карина затаилась, косясь на дверь ванной. На кухне ожил телефон, зашелся мелодичной трелью.
      — М-да, полный облом, — с досадой проворчала Карина. — Если это опять чмо из ДЭЗа, я его убью.
      — Вряд ли.
      Максимов не только умел предчувствовать звонок, но часто угадывал, кто звонит. Умение это обострялось всякий раз, когда вокруг сжималось кольцо опасности.
      — Сто пятьдесят один, сорок, семнадцать, — произнес механический голос автоответчика.
      — Соседка.
      — Тебя нет дома, — подсказала Карина.
      — Увы, я дома.
      Максимов на вытянутых руках поднял Карину, осторожно перенес через край, поставил на пол.
      — Бр-р. — Карина по-кошачьи стряхнула с себя воду. — Рад, что накачался, как Сталлоне, да?
      — Вперед, галчонок.
      Максимов легким шлепком придал ей ускорение.
      Карина вернулась с телефонной трубкой. Протянула Максимову. Сняла с вешалки халат и прошлепала босыми ногами назад на кухню.
      — Я кофе ставлю! — крикнула она оттуда.
      — Слушаю, Арина Михайловна.
      Из трубки раздался возбужденный голос соседки:
      — Максимчик, с приездом! Ты не один, как я знаю. Возможно, я тебя отвлекаю от важных дел. Но ты прости старуху, без тебя мне не справиться.
      — Что случилось, Арина Михайловна?
      — Сорвала резьбу у крана. Хлещет, как из брандспойта. Я в ДЭЗ звонила, но там трубку никто не берет. Может, мне аварийку вызвать?
      — Не надо. Я сейчас поднимусь.
      — А это удобно?
      — О чем речь, Арина Михайловна! Максимов рывком выскочил из ванны. Наскоро обтерся полотенцем. Натянул спортивный костюм.
      Вошел на кухню, поставил трубку в гнездо аппарата.
      — Пожар? — с улыбкой поинтересовалась Карина.
      — Хуже, потоп, — в тон ей ответил Максимов.
      — Ну-ну. Смотри, не утони.
      Карина отвернулась к плите.
      С ящиком инструментов в руках Максимов, прыгая через ступеньки, поднялся на седьмой этаж.
      Дверь открылась после первого звонка.
      Не успела Арина Михайловна открыть рот, как над ее головой раздался мерзкий скрипучий голос:
      — Амиго, амиго, амиго!
      Попугай радостно затопал лапками по жердочке вешалки, приветствуя друга.
      — Ну что с ним поделать, — потупилась Арина Михайловна. — Даже поздороваться по-человечески не даст.
      — Революцией, революцией! — во всю глотку проорал попугай, возбужденно треща крыльями.
      — Ну да, сейчас все брошу и начну, — усмехнулся Максимов. — Так, где авария? — обратился он к Арине Михайловне.
      — На кухне. — Арина Михайловна отступила, пропуская Максимова. — Иди, я дверь закрою.
      Максимов отметил, что шума льющейся воды не слышно, а из кухни тянет запахом свежесваренного кофе и кубинских сигарет.
      Открыл дверь на кухню.
      На угловом диванчике сидел седовласый мужчина, лет шестидесяти на вид, в скромном сером костюме. Мужчину можно было принять за друга хозяйки дома, по-соседски заглянувшего на огонек. Человек этот обладал властью, которой могли позавидовать все ныне здравствующие королевские династии, но он всячески чурался внешних проявлений величия. Ни разу Максимов не наблюдал его в обстановке роскоши и ультрасовременного комфорта. Лимузины с мигалками, показная охрана, сонм интеллектуальной челяди и прихлебателей окружают того, кто страдает комплексом неполноценности. Человека, сидящего в спокойной позе на диване, окружала аура уверенной, непоколебимой силы, которую кожей чувствуют животные. Кот Гринго, свернувшись калачиком, грелся у мужчины на коленях. Осоловелым глазом покосился на вошедшего Максимова, слабо вильнул хвостом в знак приветствия, но попытки встать не предпринял.
      — Здравствуй, Странник.
      Навигатор указал Максимову на стул. Максимов сел, пристроив в ногах уже ненужный ящик с инструментами.
      Помолчали, глядя друг другу в глаза.
      Появление Навигатора в квартире Арины Михайловны не удивило Максимова. Значит, Орден с самого начала был в курсе, но предпочел оставаться и тени.
      — Легко отделался? — спросил Навигатор.
      — Я так не думаю. — Максимов покачал головой. — Просто в планы не входило меня убивать.
      — Правильно. И когда ты это понял?
      — Когда профессор Брандт легко дал мне адрес Леона. Пояснить?
      — Не надо. Мы знаем все, кроме последнего часа Энке. Как он погиб?
      — По радиомаяку отследил меня. Вызвал «личную армию». И нарвался на засаду. Я осмотрел лес вокруг дома. Нашел две лежки снайперов. Группу Энке расстреляли прицельно метров с пятидесяти. За минуту положили всех. Самого Энке убил профессионал экстра-класса. Подкрался и всадил иглу с ядом. Думаю, что-то типа кураре.
      Навигатор еще крепче сжал губы. И без того узкие, они превратились в плотный шрам.
      — Возьми в холодильнике бутылку. И достань рюмки, пожалуйста, — глухим голосом распорядился он.
      За время отсутствия Максимова содержимого бутылки «Гжелки» не убавилось.
      Он налил водку в хрустальные наперсточки.
      — За нашего друга. Не чокаясь, — произнес Навигатор.
      Максимов выпил до дна, не поморщившись. Помолчали.
      — Он страховал меня? — спросил Максимов.
      — Да. Я посчитал, что лучше это сделать втемную.
      — А я подумал, что Энке попытался вклиниться в игру, но его не приняли.
      — И это имело место, — кивнул Навигатор. — У Энке, как ты знаешь, был личный интерес. Впрочем, как у каждого из нас. Без личной сопричастности в таких делах невозможно обойтись.
      Навигатор налил кофе в маленькую чашку, придвинул к Максимову
      — Угощайся. Настоящий колумбийский.
      «Теперь выяснилось, из каких кладовых в доме появляется хороший кофе. Ах, Арина Михайловна, Арина Михайловна, это же надо так законспирироваться! Все мог предположить, даже что квартиру могла под явку сдавать. Но чтобы нашим! Да, старые кадры умеют работать», — подумал Максимов.
      Пригубил кофе. Он оказался настолько густым и крепким, что от первого же глотка в груди гулко стукнуло сердце, а в голове пошел тихий звон. Через секунду усталость, что еще жила в теле, бесследно исчезла.
      — Как твоя подопечная? — поинтересовался Навигатор.
      — Не перестаю удивляться. — Максимов не мог удержаться от улыбки.
      Глаза Навигатора потеплели.
      — Будда говорил, что есть много типов женщин, но высшая ипостась, которая доступна смертной, — это женщина-служанка. Не уверен, что тебе требуется домработница. А женщина-оруженосец не помешала бы. Впрочем, тебе решать. Если посчитаешь, что с девчонки достаточно испытаний, дай знать.
      Взгляд его вновь сделался холодным.
      — Ты все правильно понял. Никаких иллюзий. Ты жив, потому что тобой играют. Если бы вопрос стоял исключительно о личной мести…
      Навигатор не стал уточнять. Закурил «Лигерос».
      — Просто термоядерные, — проворчал он, выпуская дым. — Я уже знаю ответ на вопрос, почему выбрали именно тебя. Пришло сообщение, что кто-то тайно проводит генетическое обследования семьи Барресов. Более того, вскрыта могила основателя рода — Хосе Рамона Барреса. Очевидно, Винер пытается установить; не являешься ли ты членом орденской семьи.
      — Что это ему даст? — спросил Максимов.
      — Позволит укрепиться в убеждении, что в Калининграде ему противостоял не офицер спецслужбы, а член Ордена. Винер слишком высокого о себе мнения, чтобы опуститься до личной мести. Безусловно, ему льстит, что ты оказался достойным противником. Но тем не менее он пытается поставить под удар нас, а не лично тебя.
      — Хочет списать на нас попытку дестабилизировать обстановку в Средней Азии и тем самым поссорить с шейхами?
      — Поссорить, мне кажется, мягко сказано. Это классический «казус белли». Война неизбежна. Но мы не желаем начинать ее первыми. А в результате провокации, если она Винеру удастся, мы растеряем своих союзников на Востоке.
      Слово «война» прозвучало без всякой патетики. Обыденно, с легкой усталостью в голосе. Так врач обсуждает с коллегой безрадостную перспективу обреченного больного. Долг и профессиональная этика требуют продолжать делать все возможное, хотя разум подсказывает, что все усилия напрасны. В конце концов, не все во власти человека. Есть еще Бог. И значит, остается надежда.
      Любому внимательному наблюдателю, чье сознание не отравлено суррогатом газетных статей, а взор не «замылен» сериалами, было очевидно, что все движется к новой большой войне. Распад величайшей империи двадцатого века не мог пройти бескровно. Малые войны на территории бывшего СССР не могли обмануть гроссмейстеров мировой политики. Они знали, этим дело не ограничится. Это была лишь малая кровь, предтеча больших рек крови. Балканский конфликт стал генеральной репетицией, в ходе которой режиссеры убедились — получится, сработает, выгорит. Россия в грядущей бойне рассматривалась, как всегда, как театр военных действий, как основной поставщик пушечного мяса и как главный приз. Пока еще тайно заключались союзы и делались ставки, но уже неприкрыто отрабатывались сценарии будущих операций и спешно готовились те, кому суждено убивать и быть убитыми. Идеалы, идеи и деньги для них уже были готовы. Осталось только одно — найти повод к войне.
      Навигатор осторожно стряхнул столбик пепла с сигареты.
      — Во всем этом отрадно только одно — до последней минуты он постарается сохранить тебе жизнь. Чтобы потом выставить новым Гаврилой Принципом.
      — Не имею ни малейшего желания, — поморщился Максимов. — Вот уж что мне не свойственно, так это тяга ко всемирной славе.
      Губы Навигатора дрогнули в слабой улыбке.
      — Тем не менее все идет именно к этому. — Голос его сделался сухим и резким. — Если не удастся получить достоверных данных о причастности Винера и его организации к провокации в Мертвом городе, под ударом окажемся мы. Оправдаться будет чрезвычайно сложно. — Навигатор выдержал паузу. — Я вынужден оставить тебя полностью в автономном режиме. Никаких контактов, никаких нитей, ведущих к Ордену. Ты опять один, Странник.
      «Вот и все. Рано или поздно это должно было случиться, — подумал Максимов. — Пойди туда, не знаю куда. Добудь то, сам не знаю что. А если останешься в живых, то позавидуешь мертвым».
      Максимов мелкими глотками допил остывший кофе. Почерпнул пальцем коричневую кашицу, отправил в рот. Зажмурившись, стал жевать, полностью сосредоточившись на горько-терпком вкусе во рту. Постарался ощутить малейшие оттенки этой вкусной горечи, насладиться до последней капельки. Нехитрое упражнение по переключению внимания позволило успокоить бешеную скачку мыслей.
      «Как там сказал Брандт? — Максимов на секунду вытащил из памяти морщинистое лицо старого гнома и сразу же вспомнил его слова: — „Если все предопределено заранее, надо иметь мужество позволить судьбе свершиться“».
      Странник занимал в иерархии Ордена особое положение. Он мог получить право на контакт с любым членом Ордена, но о существовании его самого знал только узкий круг. Страннику разрешалось самому искать пути достижения цели. Но привилегия имела и обратную сторону. Странник, как правило, действовал в одиночку. А одним всегда легче пожертвовать, когда вопрос стоит о безопасности многих.
      Максимов отставил чашку.
      — Мне пока не ясно одно. Почему в деле фигурирует именно брактеат из Ретры? С ним столько связано и столько вокруг него накручено, что вполне хватит на отдельную операцию. А Винер выбросил его в качестве наживки.
      — С одной стороны, ход безупречный. На наживку клюнули все. Ты, надеюсь, представляешь, какой ажиотаж царит в спецслужбах? С другой стороны, тайной подоплеки не может не быть. Винер мистик и, безусловно, вкладывает некий сокровенный смысл во все, что он делает, — задумчиво произнес Навигатор. — И все же для нас это тоже пока загадка.
      Навигатор, отвернув манжету, посмотрел на часы.
      — Кстати, некий фээсбэшник развил неуемную активность. Пытается свалить все в одну кучу: труп в твоем подъезде, — дело закрыто, можешь не беспокоиться, — и смерть Гусева, и все прочее, что произошло в Калининграде.
      Максимов усмехнулся, вспомнив визит «майора».
      — Я уже принял меры, — продолжил Навигатор. — Его успокоят. Один наш общий знакомый вызвался помочь.
      Пальцы Навигатора почесывали кота за ухом. Гринго млел, сладострастно урча. Ему было абсолютно невдомек, что человек, на чьих коленях он грелся, только что привычно легко переломил судьбу другого человека.

Глава двадцать пятая. Инициатива наказуема

Спецоперация

      «Не думай о секундах свысока», — требовало радио голосом Кобзона.
      Николаев и без подсказки патриотического баритона понимал — времени в обрез. Но, памятуя о второй части строфы из песни, той, где пули свистят у виска, решил не рисковать. Эту привилегию он решил оставить Лешке Парамонову. Если тот счел нужным рассматривать командировку в Калининград как боевое задание, то зачем человека в этом разубеждать? Лишь бы работал.
      Судя по кратким докладам — звонил Парамонов раз в день — работалось Лешке вдали от начальства легко и весело. По личным негласным каналам Николаев получил информацию, что со здоровьем у друга все нормально, в смысле — запой от пьянящего воздуха свободы не наблюдается.
      Список, что оставил ему Парамонов, Николаев в лучших чекистских традициях сжег в пепельнице, а пепел спустил в унитаз. Правда, предварительно запомнил. Никакого желания инициативно выходить на контакт с теми, кто, со слов Парамонова, курирует специалистов узкого профиля, прошедших подготовку по линии ГРУ и КГБ, не было. И не могло быть. До сего дня, даже в самые мрачные периоды карьеры, Николаев не замечал у себя склонности к суициду.
      Долгий опыт конторского житья подсказывал ему более безопасный и тем не менее гарантированно успешный путь. Николаев знал, какую слабость питает начальство к простым, ярким и перспективным идеям, В чем тут секрет, догадаться сложно; то ли дело в природном скудоумии руководства, по определению не способного самостоятельно придумать нечто оригинальное, то ли в потаенном зуде к переменам, как форме бюрократического самовыражения, но хорошо отработанная и грамотно доложенная идея производила на руководство магическое действие, как пляска шамана на дебильных соплеменников. В этом Николаев имел шанс убедиться.
      В одном перестроечном году, когда уже стало ясно, что по-старому жить не дадут, а как жить по-новому, не знает никто, Николаева посетила гениальная идея. Тогда, как и сейчас, обстановка в управлении была кризисной. Архивные агенты и бывшие подопечные Пятого управления шельмовали родной КГБ во всех газетенках. А чекисты только прядали ушами, как пес, которому газетой шлепают по морде, а команды «фас» не дают. Чтобы снизить накал оплевательства, переименовались в Управление по защите конституционного строя. Не помогло. Быстро выяснилось, что плюют в морду, а не на вывеску.