Эдвард подошел к маске и стал рядом. Лицо фараона было очень юным, невинным и безмятежным. Снизу его обрамляла заплетенная в косички борода. Она упиралась в потрясающей красоты воротник, инкрустированный лазуритом, кварцем и амазонитом.
Внезапно кровь застыла у меня в жилах. Эдвард касался пальцами маски, и они дрожали так сильно, что выбивали дробь на золотой поверхности.
Я вовремя успела подхватить его, когда он начал оседать на пол, но не смогла удержать и тоже опустилась на колени.
– Душа! – В горле у него что-то булькало, слова выходили с трудом. Он напрягся и повторил еще раз: – Душа.
– Душа? – Я силилась понять. – Что ты имеешь в виду, Эдвард? Что ты хочешь этим сказать? Эдвард, умоляю тебя, ну пожалуйста!..
Рыдая, я стала звать на помощь, но было уже слишком поздно.
В последующие несколько дней самым сложным оказалось успокоить Шарлотту. Никто не мог убедить ее, что Эдвард умер от удара. Девочка была уверена, что именно она стала причиной его смерти. Поэтому я даже не пыталась задать ей вопрос, почему она вдруг решила заговорить о своем настоящем отце. Шарлотта и без того достаточно страдала. Кристина практически не выходила из своей комнаты.
После похорон я рассказала Дэвиду, как именно умер Эдвард. Дэвид был поражен происшедшим в Египетской комнате не меньше меня. Он тоже никак не мог понять, почему в последние мгновения своей жизни его брат вдруг заговорил о какой-то «душе». Мы усиленно старались избегать разговоров о маске и о том, что с ней делать дальше. Но несмотря на это все ощущали ее гнетущее присутствие.
Александр позвонил на следующий день после похорон. Он знал о смерти Эдварда. По его интонации я поняла, что он действительно мне искренне сочувствует. Мне так хотелось поговорить с человеком, не впутанным в эту жуткую историю с маской, я была так рада услышать его голос, что не выдержала и разрыдалась. Это были первые слезы после того жуткого утра в Египетской комнате.
Александр молча слушал, а я, рыдая, говорила, что никогда не прощу себе своего отношения к Эдварду. Мы уже достаточно долго лгали, а теперь пришло время расстаться, прежде чем пострадает кто-нибудь еще из близких нам людей. Мы должны это сделать хотя бы ради безопасности наших детей!
Его прощальные слова прозвучали, как эхо моих собственных мыслей, и в то же время каждое из них причинило мне невыносимую боль.
– Элизабет, я не понимаю, почему судьба так ужасна к нам. Действительно не понимаю. Ведь наша единственная вина – это то, что мы любим друг друга. И все же, Элизабет, несмотря на горе, ты сейчас что-то от меня скрываешь. Я это чувствую. А пoтомy хочу, чтобы ты знала: ты всегда можешь на меня положиться. Как только я тебе понадоблюсь, я сразу же окажусь рядом. И пожалуйста, помни о том, что я люблю тебя всем сердцем!
Вскоре меня ждало еще одно потрясение. После вскрытия завещания оказалось, что Эдвард все оставил мне. Нет, конечно, Кристине тоже досталась приличная сумма, но по каким-то, ведомым только ему причинам, все ее деньги были связаны трастовыми обязательствами. Кроме того, к завещанию было сделано специальное дополнение, в котором оговаривалось: если я умру раньше Кристины, она должна будет сохранить доставшуюся мне часть наследства для Шарлотты и Джонатана. Когда мы выходили от адвоката, я посмотрела на Кристину и по выражению ее лица сразу поняла: это отнюдь не то завещание, которого она ожидала. Я чувствовала, что в ближайшем будущем мне еще предстоят нелегкие испытания…
Начались они даже скорее, чем я предполагала. Уже через неделю Кристина пришла и попросила у меня денег. Я была шокирована. Не самим фактом, а размером суммы и тем, для чего, по ее словам, эти деньги ей были нужны.
– Ты хочешь, чтобы я заплатила за подделывание маски? Извини, Кристина, но я не желаю иметь с этим ничего общего. Тебе придется как-то улаживать это самой.
– Послушай; Элизабет, не строй из себя маленькую девочку! Ты замешана в этом деле не меньше меня. Ведь ты знала, что маска в доме, и тем не менее никому об этом не сообщила. Ты даже ездила с Эдвардом той ночью, когда он забирал ее. Ты летала с ним в Египет и ходила в музей. И вообще, если бы не ты, этого всего могло бы и не быть!
– Если бы не я? Но при чем здесь я?
– А при том! До твоего появления маска была для него не более чем красивой и очень ценной вещью, которой он восхищался. Навязчивая идея появилась после того, как ты его совершенно измучила. Ведь он обожал тебя, Элизабет. А ты неоднократно унижала его любовь, ты надругалась над ней! Чтобы выжить, ему просто необходимо было хоть за что-то уцепиться, получить нечто, чем бы он дорожил и в то же время не боялся потерять. Эдвард выбрал для этой цели маску Тутанхамона. И как бы ты теперь ни трепыхалась, Элизабет, ты увязла в этой истории по самые уши. – Кристина перевела дыхание и продолжала: – Так вот, эти люди требуют свои пятьдесят тысяч фунтов. И это лишь первый взнос в счет той суммы, которую им обещал Эдвард. Сама понимаешь, и для тебя, и для меня будет лучше, если ты дашь мне эти деньги. В противном случае они в любую минуту могут засадить нас в тюрьму.
– Но я абсолютно ничего не знала о делах Эдварда! Господи, Кристина, ну это же нелепо в конце концов! Почему он никогда мне ничего не рассказывал? Ведь я любила его, действительно любила, и он не мог этого не чувствовать! А вот тебе было известно все с самого начала. Почему же ты не остановила его?
– Почему я не остановила его?! Да с тем же успехом я бы могла попытаться подделать эту чертову маску сама! Он вбил себе в голову, что она обязательно должна принадлежать ему. Что он единственный человек в мире, который сможет ее достойно охранять. Эдварду было просто необходимо о ком-то заботиться! Он чувствовал, что теряет тебя, вот и выбрал для этой цели маску в качестве своеобразного суррогата. – Ее губы искривились в жестокой усмешке. – И ты еще спрашиваешь, почему он никогда не говорил с тобой об этом! Да потому, что ты сама не хотела ничего знать. Ты не интересовалась никем и ничем, кроме своего любовника. От Эдварда же тебе всегда нужны были только его деньги и социальный статус. Ну что ж, ты получила то, что хотела. А теперь пришла пора расплачиваться.
– Но я не собираюсь ни с кем расплачиваться, Кристина. Слышишь? Не собираюсь! Я возвращаю маску!
Кристина всплеснула руками и с силой хлопнула себя по бедрам:
– Да ты хоть понимаешь, о чем речь?! Это посмертная маска Тутанхамона, а не какая-нибудь очередная безделушка от Хэрродса! Не будь наивной! Этим людям нужны деньги! Ясно тебе? Деньги! Они дали нам пять дней срока, а после этого начнется постепенная утечка информации. А там есть очень много. интересного! В том числе и убийство одного из сторожей музея, чье тело по сей день спрятано в саркофаге.
– Что?! – Я не могла поверить собственным ушам.
– То, что ты слышала… – Теперь Кристина говорила совершенно спокойно, и тем не менее в ее голосе звучало нечто такое, от чего у меня по спине пробегала дрожь. – Он был убит, Элизабет, потому что застал их за работой. Ты ведь слышала, как я кричала в ту ночь. Помнишь? Так вот, я кричала именно потому, что узнала об этом. Правда, тогда я подумала, что убили совсем другого человека, но сейчас это не важно. Ну как, постепенно начинаешь понимать, с кем мы имеем дело? С такими людьми не стоит шутить. Лучше заплати. Иначе тебе придется крупно пожалеть о своем решении. И твоим двоим ублюдкам тоже.
Когда Кристина вошла в кабинет, я сидела за столом Эдварда. Теперь же я стояла рядом с диваном, судорожно вцепившись руками в его спинку.
– Мне нужно время подумать, – наконец сказала я. – Завтра я должна ехать в Лондон: детям пора в школу.
– Ты можешь думать сколько угодно, Элизабет. Но эту проблему можно разрешить только одним способом. И чем скорее ты смиришься с этой мыслью, тем лучше. Я позвоню тебе завтра вечером. Когда ты обычно встречаешься со своим любовником? Я хочу застать тебя до ухода. Или, может быть, ты дашь мне номер телефона вашей квартиры в Челси?
Попросив Кристину позвонить к семи часам, я вышла из комнаты. Я не стала доставлять ей удовольствие и спрашивать, откуда она знает о нашей квартире.
Я определила свои дальнейшие действия задолго до звонка Кристины. Она, должно быть, сошла с ума, если считает, что я позволю себя шантажировать. Я как можно скорее встречусь с поверенным Эдварда и расскажу ему всю эту историю. Тогда, по крайней мере, проклятую маску уберут прочь из нашего дома. А возможные последствия такого шага меня пугали гораздо меньше, чем необходимость постоянно платить шантажистам.
Когда я сообщила Кристине о своем решении, та рассвирепела.
– Неужели тебе наплевать даже на своих чертовых детей?! – вопила она в трубку. – Элизабет, у этих людей нет ни стыда ни совести. Они не остановятся ни перед чем.
Но я убеждала себя, что она всего лишь пытается меня запугать. В конце концов у нее гораздо более веские причины бояться, чем у меня. Ведь ее соучастие в этом преступлении совершенно очевидно. Твердо решив не отступать, я не стала больше выслушивать вопли Кристины и повесила трубку.
Только теперь я понимаю, сколь глупой была моя надежда на то, что достаточно собрать необходимые факты, сходить к адвокату и все уладится само собой. Я понятия не имела, какие последствия этот мой поход будет иметь для Кристины, но решила предупредить ее перед тем, как что-то предпринять. Пусть она решает для себя, как быть дальше.
Вскоре после Кристины позвонил Дэвид и сообщил, что они с Дженифер возвращаются в Гштаад. Ему очень неловко, сказал он, но они с женой не могут больше жить в доме, где находится эта проклятая маска. Мне хотелось попросить его о помощи – в конце концов Эдвард был его родным братом! Но я понимала, что не имею права перекладывать свои проблемы на его плечи. Ведь он сознательно умыл руки еще до того, как эта история достигла кульминации.
Твердая решимость, которая двигала всеми моими поступками, значительно ослабла после звонка Оскару Ренфру, адвокату Эдварда. Мне сказали, что его не будет в городе до следующей недели. Я изначально предполагала, что он все возьмет в свои руки, и теперь просто растерялась. Оставив сообщение с просьбой перезвонить мне тотчас же после возвращения, я решила пока уладить некоторые домашние дела.
На уик-энд я отвезла детей в Вестмур. Я бы с радостью этого не делала, но выхода не было: в воскресенье Шарлотта должна была дебютировать в «Ромео и Джульетте».
К тому времени как мы добрались до Вестмура – это было утро субботы, – Кристина, к счастью, уже уехала. Но меня ожидала записка, подколотая ко вчерашней газете. Один из заголовков гласил: «Посмертную маску Тутанхамона решено подвергнуть экспертизе». Чувствуя, как у меня внутри все похолодело, я начала читать записку Кристины. «Дорогая Элизабет! Надеюсь, теперь ты наконец поверишь, что эти люди шутить не любят. Очень скоро эксперты обнаружат, что маска поддельная. Но для нас самое страшное даже не это. У Англии с Египтом нет договора о выдаче преступников. Правда, нам будет предъявлено обвинение в нелегальном импорте, и еще неизвестно, чем это для нас закончится. Ведь эта утечка информации – не более чем предупреждение со стороны людей, с которыми мы с Эдвардом имели дело. Я тебе уже говорила: маска как таковая их не интересует. Им нужны только деньги. А потому на твоем месте я бы сейчас усиленно молилась и хорошенько присматривала за своими детишками. А теперь будь хорошей девочкой и уничтожь эту записку сразу после прочтения».
Только тогда до меня постепенно стало доходить, какая мне угрожает опасность. Кристина оказалась права: эти люди действительно не собирались останавливаться ни перед чем ради того, чтобы получить причитающиеся им деньги.
В первую очередь я, естественно, подумала о детях. Шарлотта была в деревне и будет там до самого вечера, пока не закончится спектакль. Джонатан играл в саду с Джеффри. По крайней мере, пока я могла быть за них спокойна.
Потом я позвонила домой Оскару Ренфру. Его жена сообщила мне, что он вернется не раньше вторника.
– Извините, а я могу каким-то образом связаться с ним прямо сейчас?
– Боюсь, что нет. Он отправился в поход куда-то в Пеннины.
Меня начинало подташнивать от страха, и я непрерывно мерила шагами комнату, не зная, что делать дальше. Время от времени мой взгляд, как магнитом, притягивал газетный заголовок. В принципе статья была совершенно безобидной, но в моем тогдашнем состоянии мне, конечно, казалось, что она полна всевозможных угроз. В два часа позвонил телефон. Это была Кристина.
– Слава Богу! – выдохнула я в трубку. – Где ты находишься?
– Я на складе. А теперь слушай меня очень внимательно. События развиваются гораздо быстрее, чем я ожидала. Кое-кто уже направляется в Вестмур.
– Кто? – Я уже не говорила, а истерически выкрикивала слова.
– Я точно не знаю. Может быть, таможенники, может быть, представители министерства иностранных дел. Мне известно только то, что от кого-то из египтян они получили сведения о причастности Эдварда к делу, которое расследуется сейчас в Каире, Нашли труп сторожа, и египтяне хотят, чтобы английская сторона тоже провела свое расследование.
– Но откуда ты все это узнала?
– У меня есть свои источники. Слушай дальше. Маска все еще находится в доме, и нам необходимо во что бы то ни стало каким-то образом от нее избавиться. Но это не единственная наша проблема. Экспертам понадобится совсем немного времени, чтобы выяснить, что вся египетская коллекция Эдварда приобретена нелегальным путем. И уже одно это, без всякой маски, сулит нам крупные неприятности. Есть и еще кое-что. Полагаю, тебе нужно узнать все до конца. Тогда, может быть, ты наконец поймешь, насколько серьезно наше положение. Помнишь, как путешествуя по Нилу, вы заезжали в разные египетские деревушки? Так вот, целью этих милых визитов был подкуп крестьян, которые, в прямом смысле слова, сидят на бесценных сокровищах. Ведь их хижины построены на месте древних гробниц, полных всевозможных древностей. И пока египетские власти пытаются их куда-то переселить, люди, подобные Эдварду, платят им за то, чтобы они оставались на месте. А в благодарность крестьяне самостоятельно проводят небольшие раскопки… Ведь все это происходило у тебя под самым носом, Элизабет! Но ты, бедняжка, слишком глупа, чтобы сообразить, что к чему. – Кристина ненадолго замолчала, и я готова была поклясться, что слышала ее тихий смех. – А теперь быстро уезжай из Вестмура и отправляйся на склад. Я тебя здесь буду ждать. Сделай вид, что едешь за покупками или еще куда-нибудь в этом роде. Только, ради Бога, не говори никому, куда ты действительно направляешься!
Я, ничего не ответила, и Кристина заговорила снова: От ее ледяного голоса у меня по спине поползли мурашки, а все внутри сжалось от панического страха.
– Послушай, Элизабет, ты была его женой, и он оставил тебе все свое состояние. И учти: все, что я тебе рассказала, – истинная правда!
Собираясь, я изо всех сил сдерживала себя, старалась не спешить, чтобы у всех создалось впечатление, что я еду в Танбридж-Уэллс. Проезжая через деревню, я увидела мисс Барсби, объяснявшую незнакомым людям, как проехать куда-то. Тут я вспомнила, что оставила записку Кристины на столе Эдварда. Быстро развернув машину, я снова помчалась к дому, молясь, чтобы она никому не попалась на глаза.
Когда я наконец добралась до склада, у входа меня ждал Дэн – смотритель. Не останавливаясь, я пробежала мимо него и быстро поднялась на второй этаж. Я искала Кристину, но не смогла обнаружить никаких признаков ее присутствия. Равно как и кого-нибудь другого. Была суббота и во всем здании царила мертвая, пугающая тишина. Вздрагивая от звука собственных шагов, я направилась в другой конец дома, туда, где был, собственно, склад.
Распахнув дверь, я вскрикнула от ужаса. Здесь кто-то хорошо похозяйничал. Все обожаемые Эдвардом свидетельства египетской старинь^превратились в груды пыли и щебня. Рабочий стол был перевернут, а его содержимое разбросано по полу. А поверх всего этого валялись куски рваного холста – все, что осталось от великолепной коллекции старых мастеров, – и обломки старинной мебели.
Внезапно сзади послышался какой-то шорох. Я резко обернулась и окаменела от ужаса. На меня смотрела пара горящих, злобных глаз. Глаз маньяка.
АЛЕКСАНДР
Глава 27
Это было мое первое посещение Вестмура. Наверное, при любых других обстоятельствах его величественная красота произвела бы на меня впечатление. Но я ехал слишком быстро для того, чтобы любоваться окружающими красотами. Резко затормозив у входа, я выскочил из машины и громко постучал в дверь.
Дверь открыла Канарейка, но я, даже не поздоровавшись, быстро прошел в дом. Я уже собирался позвать Элизабет, когда она сама неожиданно появилась на лестнице. Мое сердце сжалось от боли. Элизабет была вся в черном, на ее лице застыло пугающе-отрешенное выражение, а прекрасные волосы цвета воронова крыла исчезли.
Заглянув ей в глаза, я увидел там лишь боль и панический страх. Я шагнул к ней и протянул руки.
Элизабет приникла ко мне. Она очень похудела, казалось, сквозь тонкую кожу можно прощупать каждую, даже самую мелкую косточку.
– Я не делала этого, – прошептала она. – Я не убивала их.
– Знаю. Именно поэтому я и здесь.
За спиной Элизабет я увидел Шарлотту. Она была так же прекрасна и трагична, как и ее мать. Канарейка обняла девочку за плечи и увела обратно в ее комнату.
Все, что произошло, казалось слишком причудливым для того, чтобы быть реальным. Пытаясь замести следы, ведущие к раскрытию одного из самых дерзких и сложных преступлений в истории искусства, кто-то поджег склад, находящийся на окраине Лондона. Дэниел Дейвисон, смотритель, погиб во время пожара. Два дня спустя Элизабет была арестована по подозрению в убийстве, но отпущена под залог. Полиция все еще продолжала исследовать пожарище в поисках останков Кристины.
Я провел в Вестмуре три дня, заставляя Элизабет снова и снова вспоминать, как все случилось. Она по-прежнему находилась в шоке, и я понимал, что мои бесконечные расспросы не улучшают ее состояния. Но я должен был выяснить правду. Нет, я ни на мгновение не сомневался в том, что Элизабет невиновна. Но для того чтобы защищать ее, мне нужно было совершенно точно знать, как именно все происходило на самом деле.
Когда я решил взяться за дело Элизабет, я прекрасно понимал, на что иду. Я знал, что совет адвокатов никогда с этим не смирится. А потому я совершенно не был удивлен, когда отец, узнав от Генри о моем решении, вызвал меня к себе.
– Но пойми, – пытался я его убедить, – ее ведь обвиняют в убийстве!
– И поджоге.
В эту минуту я был готов наброситься на Генри с кулаками.
– В чем бы ее ни обвиняли, Александр, ты не можешь ее защищать. Это просто неэтично.
Этого я уже не смог стерпеть:
– Неэтично?! О какой, к черту, этике сейчас может идти речь! Надеюсь, ты не забыл, что мы говорим об Элизабет? Она хочет, чтобы ее защищал я, и черт меня побери, если я этого не сделаю!
– Фредди Риз предложил взять ее дело, – сказал Генри. – Он хороший адвокат и сделает все от него зависящее.
– Элизабет не хочет никакого Фредди Риза. Кстати, а какого черта ты вообще тут торчишь?
– Это я попросил Генри прийти, – ответил за него отец. – Я надеялся, что, может быть, хоть он сможет повлиять на тебя. Кстати, а Элизабет знает, что будет с твоей карьерой, если ты все-таки возьмешься за ее дело?
– Конечно же, нет! И да поможет Бог тому, кто ей об этом скажет. Она и так сходит с ума от страха.
– Хорошо, Александр. А ты понимаешь, чем это тебе грозит?
– Ты думаешь, меня это остановит? Я сказал, что буду защищать ее! И точка.
Разве я мог объяснить им, как Элизабет умоляла меня не передавать это дело никому другому. В той ситуации надо было быть совершенно бесчувственным чурбаном и последним эгоистом, чтобы рассказывать ей об этической стороне дела и о том, как на это посмотрят в адвокатуре. Неужели они не понимали, что я люблю Элизабет больше всего на свете и готов пожертвовать всем, и карьерой в том числе, лишь бы не подвести ее в такую трудную минуту?!
– Но ведь у тебя нет опыта в ведении подобных дел, – не сдавался Генри.
– Кроме того, – вмешался отец, – представь, как все усложнится, если они найдут останки ее золовки.
– Они их не найдут. Эта Кристина просто где-то скрывается, здоровая и невредимая. Единственное, что нам нужно сделать, – найти ее.
– Александр, но ведь ты не можешь знать этого наверняка. Попытайся посмотреть на дело с другой стороны. Разве ты не понимаешь, что твое участие в нем не увеличивает, а уменьшает шансы Элизабет на оправдательный приговор. Я, конечно, понимаю твои чувства, но…
– Покажи мне, где написано, что я не имею права взяться за это дело? В каком кодексе? А? Покажи!
– Ты не хуже меня знаешь, что это нигде не написано. Но ведь существуют еще и негласные законы, Александр, которым мы все следуем. И с твоей стороны было бы гораздо мудрее тоже следовать им. Кроме того, подумай, сможешь ли ты держать себя в руках, если дело вдруг примет плохой оборот. Ведь ты даже сейчас не способен говорить спокойно.
– Естественно, я сейчас очень взволнован. А чего же ты хотел? Но ведь до суда еще далеко. К тому времени я уже буду вполне владеть ситуацией.
– Хорошо. Но подумай, как ты сможешь жить дальше, если вдруг проиграешь это дело.
– Я его не проиграю.
После этих моих слов отец поднялся, давая понять, что разговор окончен.
– Ты меня не убедил. Я по-прежнему категорически против. Ты возьмешь это дело как второй адвокат. Первым будет Фредди Риз, если он, конечно, согласится. И тогда уже только от него будет зависеть, позволить тебе защищать Элизабет в суде или нет. И если ты все-таки на это решишься, пеняй на себя.
Прошло целых четыре месяца, прежде чем дело дошло до суда, И все это время я фактически жил на Прайори-Уок вместе с Элизабет и детьми. Мы делали все, чтобы наша жизнь протекала нормально, насколько это было возможно в такой ситуации. Иногда я виделся с Джессикой, но эти встречи обычно не заканчивались ничем хорошим. Утверждая, что ведет счастливую и наполненную самостоятельную жизнь, Джессика продолжала вести себя, как ревнивая мегера во всем, что касалось Элизабет. Поэтому меня совершенно не удивило, что, по ее мнению, Элизабет была виновна.
– Твоя беда, Александр, заключается в том, что ты безоговорочно веришь в непогрешимость своей драгоценной Элизабет. Но подожди немного, и ты сам убедишься – она виновна. Надеюсь, она получит по заслугам. И самое смешное, что произойдет это с твоей помощью. Тебе ни за что не выиграть этот процесс, Александр. У тебя нет ни малейшего шанса.
В тот раз Джессика, к сожалению, пришла без Розалинды. Рядом с Розалиндой она, по крайней мере, старалась вести себя более-менее цивилизованно.
Но время шло, и положение постепенно менялось. Фредди Риз согласился взяться за это дело, а он, в отличие от моего отца, считал, что от моего участия в защите можно скорее кое-что выиграть, чем проиграть. Джессика тоже немного оттаяла и даже периодически звонила узнать, как продвигаются дела. Фредди внимательно следил за проводимым мною расследованием, подбадривал меня и часто помогал советами. Основной проблемой, в которую все упиралось, было исчезновение Кристины. Я даже летал в Гштаад переговорить с Дэвидом, но он не имел ни малейшего представления о том, где может находиться его сестра. Единственное, в чем он был уверен, так же как и Элизабет, это в том, что она не могла улететь в Каир, не имея денег, чтобы заплатить шантажирующим ее бандитам. Надо сказать, меня неприятно поразил отказ Дэвида свидетельствовать в пользу Элизабет. Она абсолютно не сомневалась в его согласии. Мне ничего не оставалось, кроме как взять у него письменные показания обо всем, что ему было известно по поводу кражи маски.
Кстати, в истории с маской нас ожидало еще одно ошеломляющее открытие. Маска оказалась подделкой.
– Это довольно легко определить по мочкам ушей, – объяснил мне эксперт из Британского музея, когда я приехал в Вестмур узнать, как идут дела.
– По мочкам ушей?
– Именно. У оригинала уши проколоты. Причем отверстия довольно большие. Их невозможно не заметить. А у этой копии мочки совершенно целые. Похоже, ее изготовитель сознательно позаботился о том, чтобы в ней без труда распознали подделку.
– Но зачем и кому могло это понадобиться?
– Понятия не имею, – пожал плечами эксперт. – Это настолько очевидная ошибка, что Уолтерс просто не мог ее не заметить.
Так, значит, вот что пытался Эдвард сказать перед смертью – «уши». Просто его речь уже была нечленораздельной, и поэтому Элизабет послышалось «душа».
Я был в ярости. Все эти месяцы Элизабет и Шарлотта казнили себя за смерть Уолтерса, в то время как ее причиной было то, что его драгоценная маска являлась всего лишь недобросовестной подделкой и он это обнаружил. Хорошо хоть, что теперь Элизабет не угрожало еще и обвинение в незаконном импорте: драгоценные камни и металлы закупались совершенно официально, и за них была уплачена соответствующая таможенная пошлина.
Когда я рассказал о маске Элизабет, она поначалу просто не могла в это поверить.
– Знаешь, Кристина говорила, что навязчивая идея насчет маски появилась у Эдварда по моей вине. После того как он понял, что я никогда не смогу полюбить его так, как он этого хотел. А теперь оказывается и с маской его жестоко обманули. Бедный Эдвард! Все эти годы, Александр, я жила с ним и почти совсем его не знала. Я никак не могу до конца постичь даже его отношение ко мне. Очень многое в нем нельзя объяснить только любовью.
– Элизабет, сейчас самое важное, чтобы ты перестала казнить себя. Ты ничего не могла сделать. Ты же сама сказала, что его жестоко обманули. А к тому времени, как он обнаружил обман, это был уже ненормальный человек. Он просто сошел с ума. Сейчас тебе следует думать не о нем, а о Кристине. Элизабет, эта женщина пыталась убить тебя. И весьма вероятно, что она предпримет еще одну попытку.
Элизабет вздрогнула и побледнела, но я не дал ей перебить себя и продолжал:
– Посмотри же наконец правде в глаза! Согласно условиям завещания в случае твоей смерти все деньги переходят Кристине. По крайней мере, до тех пор пока Шарлотта и Джонатан не достигнут со вершеннолетия.
– А к тому времени, – вмешалась Каролина, – Кристина позаботится, чтобы им было нечего наследовать.
Мы разговаривали в доме у Генри, куда я заехал по дороге домой. Зная, что Кристина на свободе и в любую минуту может объявиться где угодно, я не мог допустить, чтобы Элизабет с детьми жили на Прайори-Уок, и они временно переехали к Генри. Дом звенел от детского смеха и громких голосов. Ведь у Генри и Каролины к тому времени было уже четверо своих детей, а теперь к ним еще добавились Шарлотта и Джонатан. Генри проводил меня до дверей.
– Почему ты до сих пор ей не сказал?
– Я обязательно скажу. Я заеду попозже и заберу ее на нашу квартиру. Мне кажется, будет лучше, если она узнает эту новость, когда мы останемся наедине.
Суд должен был состояться в следующий понедельник в Олд-Бейли. А не сказал я Элизабет, что прокурором назначен Майкл Сэмюэльсон. Я не раз наблюдал, как Сэмюэльсон скрещивал шпаги с адвокатами, которые были гораздо опытнее меня. Единственное, чего я не наблюдал ни разу, – это чтобы Сэмюэльсон проиграл хотя бы одно дело. Даже Фредди Ризу.
Глава 28
Секретарь суда стоял, держа в руках большой лист с обвинительным актом. Из-за него виднелись только лысина и очки. Сзади, на своем обычном месте, сидел судья Макки. Он никогда не отличался особой представительностью, а в парике и красной мантии казался совсем гномом, что, однако, нисколько не умаляло его обычной желчности и раздражительности. В зале яблоку негде было упасть. Для меня явилось ударом то, что заседание решили проводить в первом зале суда. Это было, пожалуй, самое мрачное помещение во всем Олд-Бейли. Темные деревянные панели давили на психику и вызывали клаустрофобию. Я посмотрел на Элизабет. После бессонной ночи ее лицо резко осунулось, под глазами залегли темные круги, а кожа казалась голубоватой, в тон синему платью. Кроме того, за последнее время она очень похудела и теперь напоминала скелет. Рядом со скамьей подсудимых, за спиной Элизабет, стоял полицейский. Я поспешно отвел взгляд. Сейчас ни в коем случае нельзя было позволить эмоциям захлестнуть себя. На несколько мгновений я увидел зал суда глазами Элизабет. Знакомые и незнакомые лица, черные мантии, белые парики. Жуткая декорация в каком-то безумном театре.
– Подсудимая, вы обвиняетесь по пяти пунктам. Пункт первый. Убийство. Согласно ему пятого сентября 1981 года вы убили Дэниела Реймонда Дейвисона. Признаете ли вы себя виновной?
– Не признаю. – Элизабет говорила очень тихо, но твердо, и при этом смотрела прямо на судью.
Тот делал вид, что этого не замечает.
– Пункт второй. Поджог. Согласно ему пятого сентября 1981 года вы, в нарушение закона 1971 года "О нанесении ущерба с преступным умыслом", часть первая, параграф второй, пункт… – гнусавил секретарь, дотошно перечисляя все пункты и подпункты. – Признаете ли вы себя виновной?
– Не признаю.
То же самое повторилось еще трижды по мере того, как Элизабет предъявляли обвинения в краже, подделке произведений искусства и приобретении краденого. Затем приводили к присяге присяжных. И вот наконец со своего места поднялся Майкл Сэмюэльсон. Суд начался.
В течение двух дней выступали свидетели обвинения. Основной упор делался на убийство и поджог, но именно по этим двум пунктам никаких прямых свидетельств не было. Никто не видел, как именно начался пожар. И вот наконец на третий день пришла очередь Элизабет. Пока нам было совершенно не из-за чего волноваться, потому что практически все свидетельские показания основывались только на слухах и предположениях. И тем не менее, когда Элизабет приводили к присяге, я услышал, как дрогнул ее голос. Все присяжные не сводили с нее глаз. Ведь теперь перед ними наконец оказался единственный человек, который действительно знал, что именно произошло на складе в тот день.