Его щеки пылали от смущения и огорчения. Я же просто не знала, что сказать. Сев рядом, Александр взял мою руку. Я попыталась было вырвать ее, но он держал крепко.
– Александр, – только и смогла пробормотать я, – пожалуйста, перестань! Мне кажется, тебе лучше уйти, прежде чем ты скажешь что-то такое, о чем будешь потом сожалеть.
– Я никогда в жизни не буду раскаиваться ни в чем, что связано с тобой. Черт побери, Элизабет, перестань наконец обращаться со мной, как с ребенком! Ведь ты же прекрасно знаешь, что я чувствую по отношению к тебе.
– Александр! – Я испуганно вскочила с диванчика. – Не смей больше говорить таких вещей! Мальчики… то есть, я хотела сказать, молодые люди… особенно те, которые учатся в закрытых школах… У них часто возникают какие-то неожиданные привязанности. Но, Александр, нельзя же это воспринимать так всерьез! Ты ставишь себя в глупое положение.
Я понимала, что причиняю ему почти нестерпимую боль, но иначе поступить просто не могла.
– А ты вообще можешь понять, что я чувствую? – настойчиво продолжал Александр. – Знаешь, что мне пришлось пережить за эти месяцы, которые прошли с нашего танца на летнем балу? Неужели, он для тебя ничего не значил, Элизабет?
– Как ты можешь такое говорить? – Я с ужасом слушала свои собственные слова. – Александр, ты же знаешь, что очень нравишься мне. – Кажется, я постепенно начала приходить в себя. – Мне приятно твое общество, и я льстила себя надеждой, что это взаимно. Но не более того, Александр. Не более того.
– Ты лжешь! – Александр кричал так громко, что я испугалась, как бы его не услышали снаружи. – Ты же сама заставила меня поверить, что тоже неравнодушна ко мне, а это, оказывается, было всего лишь притворством! Теперь я наконец понял, кто ты такая на самом деле. Всего лишь скучающая старая дева, которая пестует свои уязвленные чувства за мой счет.
– Прекрати! Немедленно прекрати! Все совсем не так! Просто мне… – Я попыталась было дотронуться до него, но тут же испуганно отшатнулась и вцепилась в спинку дивана, используя ее в качестве барьера между нами.
– Ты все время втайне насмехалась надо мной, да? – продолжал кричать Александр. – Теперь я понимаю, что ты делилась с Эллери и вы вместе подтрунивали над тем, как у меня все валится из рук, потому что я каждую секунду думаю о тебе! И ведь из меня получился неплохой клоун, правда?
Я инстинктивно закрыла лицо руками, как будто защищаясь от удара.
– Поверь мне, Александр, ты ошибаешься. Если бы ты знал, как я хотела, чтобы… чтобы… Нет, прошу тебя, уходи. Пожалуйста.
– Я ухожу. И не думай, что впредь кто-нибудь из нас переступит порог твоего дома. А ведь тебе удалось провести даже Генри! Даже он подумал, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства. Но теперь, слава Богу, все кончено. Больше, Элизабет, вам не удастся обмануть никого из нас. – Достав из кармана какой-то сверток, он бросил его передо мной на пол. – А это ваш подарок! Счастливого Рождества!
Александр выбежал, хлопнув дверью, и внезапно я почувствовала, что не могу отпустить его так, не могу расстаться с ним навсегда. Когда я распахнула дверь, он уже сбежал по ступенькам. Услышав свое имя, он резко обернулся, и, не успев даже ничего сообразить, я оказалась в его объятиях. Конечно, я понимала, что совершаю ошибку, страшную ошибку, но это было сильнее меня. Я просто не могла отпустить его в тот вечер.
Александр провел меня обратно в гостиную и усадил на пол перед камином.
– Извини, – шептал он, утирая слезы, текущие по моим щекам. – Извини за все те злые слова, которые я тебе наговорил.
– И ты меня извини.
Я попыталась зарыться носом в его плечо, но Александр, легонько взяв меня за подбородок, приподнял мою голову, и его губы коснулись моих. Они были необыкновенно нежными, и я все сильнее прижималась к нему, ощущая непреодолимую потребность быть с ним как можно ближе.
– Скажи, что ты любишь меня, – бормотал Александр;. – Элизабет, умоляю тебя, скажи!
Он снова поцеловал меня, и на этот раз я запустила пальцы в его шелковистые волосы и начала бормотать совершенно незнакомые прежде слова, даже не осознавая, что делаю.
– Ну, а теперь ты позволишь мне поехать с тобой? – спросил Александр через некоторое время.
– Александр, прошу тебя, – я попыталась говорить как можно убедительней, – постарайся же быть благоразумным. Ты не можешь и не должен этого делать. Наши чувства еще не оправдывают того, что происходит. Тебе нужно ехать домой, к родителям, а мне – в Лондон. Ну, а после Рождества… Бог его знает, что будет потом. Думаю, после всего случившегося сегодня нам лучше держаться подальше друг от друга и ни в коем случае не оставаться наедине.
Рука Александра решительно закрыла мне рот.
– Не смей так говорить. Никогда! Хорошо, я поеду домой, но только при условии, что мы обязательно встретимся после праздников и ты пообещаешь не забывать и любить меня по-прежнему. Пожалуйста, пообещай мне это, Элизабет!
В конце концов я была всего лишь слабой женщиной и просто не смогла отказать ему. Я слишком сильно его любила.
Глава 7
Очень скоро я убедилась, что не могла сделать большей глупости, чем остановиться в гостинице мистера Биллингса на Бейсуотер-роуд. Правда, этот веселый и жизнерадостный человек с гордостью сообщил мне, что я являюсь счастливой обладательницей единственного номера с ванной. Зато обои и занавеси в убогой комнатке были какого-то тусклого, неопределенного цвета, и, когда за хозяином закрылась дверь, я с большим трудом удержалась от слез.
Несмотря на то, что большое кресло рядом с торшером было как будто создано для чтения, мне удалось одолеть только первые несколько строчек «Девушки с. зелеными глазами».
Я пыталась занять себя походами по магазинам и прогулками в Гайд-парке, чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей об Александре. Но все было тщетно. Я не могла думать ни о ком и ни о чем другом. Долгие бессонные ночи я просиживала у зеркала, проводя пальцами по губам и вспоминая свои ощущения во время того единственного поцелуя. Мне так хотелось видеть его, прикоснуться к нему, что я готова была закричать.
В рождественское утро я развернула его подарок. Однажды, когда мы с Генри и Александром болтали о том, что бы каждый из нас сделал, имей он много-много денег, я выразила желание купить дорогие французские духи «Y». Александр запомнил те мои слова. Но я так волновалась, когда разворачивала сверток, что рука дрогнула и флакон разбился. Господи, как же я хотела, чтобы он был здесь, рядом со мной! Казалось, еще немного – и это нестерпимое желание просто задушит меня. Весь этот день я проплакала в подушку, как, впрочем, и почти весь следующий.
На третий день после Рождества, ближе к вечеру, в дверь моей комнаты постучали. Наверное, я спала, потому что в коридоре наступило небольшое оживление и женский голос сказал, что я, кажется, куда-то ушла. Заставив себя встать с кровати и уронив при этом на пол так и не прочитанную книгу, я открыла дверь. На лестничной площадке стоял мистер Биллингс.
При виде меня он просиял и начал что-то говорить, но, глядя мимо него, я уже почти ничего не слышала. Нет, этого просто не могло быть! Наверное, я все еще сплю. Он же не знает, куда я поехала…
– … так приятно принимать гостей, особенно на Рождество, – завершил свою речь мистер Биллингс и, похлопав Александра по плечу, легонько подтолкнул его ко мне.
Словно в тумане, я слышала, что Александр отказывается от предложенного чая, чувствовала, как он берет меня за руку. Когда за нами закрылась дверь, он размотал шарф, повернулся ко мне и спокойно сказал:
– С Рождеством!
Мой собственный дрожащий голос показался мн-е совершенно чужим. Казалось, он доносится откуда-то издалека.
– Но как ты узнал?.. Каким образом ты здесь?..
Рука Александра закрыла мне рот, прервав этот бессвязный поток вопросов, а уже через несколько мгновений он крепко обнимал меня и его еще прохладные от зимнего ветра губы прижимались к моим. Лишь спустя некоторое время я снова открыла глаза.
– Александр…
– Просто скажи, что любишь меня, Элизабет. Пожалуйста!
Он целовал мои глаза, щеки, нос и снова губы.
– Я не мог ни жить, ни думать, ни спать, ни есть. Я должен был видеть тебя. Элизабет, скажи мне, что и с тобой было то же самое! Скажи, что любишь меня так же сильно, как я люблю тебя!
– Я люблю тебя, – прошептала я чуть хрипловатым от подступивших к горлу слез голосом.
Александр, сбросил пальто на стул, потом снова взял меня за подбородок и развернул лицом к себе. Пытаясь улыбнуться, я прошептала:
– Не хочу больше ждать.
Он стал целовать меня, дрожащими пальцами расстегивая мое платье. Не помню, как мы оба разделись. Почти все это время я боялась взглянуть в его сторону, боялась, что он будет разочарован, но каждой клеточкой своего тела ощущала его близость.
Прижав меня к себе, Александр расстегнул мой лифчик, и тот упал на пол, а я услышала громкий, судорожный вдох. Я попыталась было прикрыться, стесняясь твердых, торчащих вперед сосков, но Александр взял мои руки и, опустив их вниз, притянул к себе.
– Посмотри на меня, Элизабет, – прошептал ни. – Посмотри же туда!
Я послушно опустила глаза, загипнотизированно глядя на свои собственные, но, казалось, живущие отдельной жизнью руки. Александр начал гладить мою грудь и почти тотчас же издал странный гортанный звук. А моя рука вдруг стала мокрой. Отвернувшись и зарывшись лицом в ладони, Александр дрожал от бессильной злости на самого себя. Я же беспомощно стояла рядом, совершенно не зная, что предпринять. Но вот он сорвался с места и скрылся в ванной.
Когда я вошла туда, он стоял у умывальника и, казалось, пристально рассматривал какое-то невидимое пятнышко на его поверхности.
– Александр…
– Не надо, – буркнул он. – Мне не нужна твоя жалость.
– Я люблю тебя. – Подойдя поближе, я положила голову ему на плечо. – И совершенно незачем сердиться. Иногда такие вещи случаются в первый раз.
– Откуда ты знаешь? – огрызнулся он.
Обвив его руками, я начала целовать гладкую кожу плеча. Александр резко повернулся и снова сжал меня в объятиях.
– Я просто ничего не мог с собой поделать.
– Я понимаю.
Завернувшись в полотенце, он присел на край ванны. Я прижала его голову к груди и легонько перебирала темные волосы. Он так старался быть смелым за нас обоих! Теперь пришла моя очередь.
– Может быть, вернемся в комнату?
Александр кивнул, и я повела его за собой к постели.
Некоторое время мы просто тихо лежали рядом. Но вот, приподнявшись на локте, он первый нарушил молчание.
– Элизабет… То, что ты сказала… Ну, насчет того, что такое случается в первый раз… – Его напряженный взгляд был прикован к моему лицу. – Я просто не могу подобрать нужные слова, чтобы выразить, как много ты для меня значишь.
Закрыв глаза, я обняла его за шею, притянула к себе и начала целовать. Прошло совсем немного времени, прежде чем в нем снова проснулась страсть.
Когда Александр заговорил, его голос был хриплым от волнения.
– Ты думаешь, мы можем попробовать еще раз?
Я кивнула, и в тот же миг у меня перехватило дыхание, потому что губы Александра коснулись моей груди. Я вытянулась на кровати и всем телом прижалась к нему. Мне было так страшно, что я закрыла глаза, позволяя ему устранить последнюю преграду, разделяющую нас. Он начал осторожно ласкать меня пальцами, я невольно застонала. Никогда прежде мне не доводилось испытывать ничего подобного. Крепко зажав ногами руку Александра, я посмотрела ему в глаза и попыталась произнести его имя. Александр слегка раздвинул мои ноги и лег сверху. Я ощущала, как с каждой секундой все больше и больше открываюсь ему навстречу, пока наконец одно последнее движение окончательно не соединило нас. Коснувшись моих губ, Александр попытался войти еще глубже. Но резкая боль заставила меня вскрикнуть, и он остановился.
– С тобой все в порядке? – обеспокоенно прошептал он.
Я кивнула. И вскоре действительно все стало по-другому. Наши тела начали двигаться в унисон, меня переполняло незнакомое, почти непереносимое блаженство. Он приподнял руками мои бедра, стараясь как можно глубже погрузиться в меня. Я обвила его ногами, и Александр стал двигаться все быстрее и быстрее, до тех пор пока его учащенное дыхание не перешло в последний, долгий стон, а тело не обмякло, всей тяжестью придавив меня к кровати.
Мои руки сжимали Александра, как бы пытаясь унять бьющую его дрожь. Наши тела были влажными и липкими от пота, я чувствовала, как учащенно бьется его сердце, но хотела, чтобы он не отстранялся и оставался во мне как можно дольше. Когда же Александр снова поцеловал меня, я ощутила на его щеках соленую влагу и поняла, что он плачет.
Постепенно наши объятия разжались, и Александр вытянулся рядом. Мне вдруг показалось, что что-то не так, стало страшно. Вдруг он сожалеет о происшедшем между нами? Ведь я так легко и беспрекословно отдалась ему. Что, если он презирает меня за это? Глядя на него, сидящего теперь на краешке кровати, я несколько раз тщетно пыталась заговорить, но, казалось, страх отнял у меня дар речи.
– Не могу выразить, как я благодарен тебе, Элизабет! – прошептал наконец Александр. – Я готов ради тебя на все! – Он повернулся ко мне. – Ты так необыкновенно красива, Элизабет. А то, что ты мне сейчас подарила, это… Скажи, что я могу для тебя сделать?!
Я закрыла глаза, с трудом сдержав вздох облегчения, и протянула к нему руки:
– Просто будь со мной. Все, что тебе надо делать, – это просто быть рядом.
– Но я же знаю, что могу дать тебе больше, – продолжал настаивать Александр. – Я в этом уверен! Просто подскажи, что мне нужно делать.
– Я не знаю.
Глаза Александра впились в мои, и я увидела в них сомнение.
– Можно, я попробую? – наконец спросил он.
Я кивнула, и его руки начали гладить мое тело. Когда его пальцы вновь оказались у меня между ног, я поняла, чего именно жаждала все это время. Своей рукой я направила их туда, куда мне хотелось, и испытала нечто настолько восхитительное, что даже не буду пытаться это описать.
Я ненадолго заснула, а когда проснулась, увидела, что пальцы Александра нежно гладят мои соски. У него было странное, задумчиво-недоуменное выражение лица, как будто он никак не мог понять, что же все-таки происходит с моим телом. Почувствовав, что я наблюдаю за ним, он улыбнулся и прошептал:
– Давай снова займемся любовью.
Позднее, принеся снизу чай и бутерброды, я тщетно пыталась сделать рассерженный вид, выговаривая Александру за то, что перед отъездом из школы он заглянул в мой дневник и таким образом узнал, где я буду.
– Не надо так неубедительно хмуриться, Элизабет, – говорил он, сидя на кровати и с жадностью поедая бутерброд с индюшатиной. – Я же знаю, что ты была очень рада увидеть меня. Разве не так?
Я преувеличенно небрежно пожала плечами:
– В некотором роде.
– В некотором роде?! – чуть не подавился Александр. – Тогда мне страшно даже подумать, и каком состоянии я был бы сейчас, окажись твоя радость полной! И перестань, пожалуйста, туда смотреть. Ты же прекрасно знаешь, как это на меня действует!
– Никуда я не смотрю, – возмутилась я. – А теперь ответь мне на такой вопрос: как насчет твоих родителей. Что они думают о том, где ты сейчас находишься?
Александр небрежно пожал плечами:
– В Лондоне.
– И чем же ты занимаешься в этом замечательном городе?
– По крайней мере не тем, что сплю с младшей кастеляншей Фокстона. Уж на этот счет можешь быть спокойна!
Улыбка сбежала с моего лица.
– Не говори так. Пожалуйста, не надо!
– Извини Я сказал дома, что еду на какое-то шоу еще с несколькими ребятами.
– Так значит, ты приехал только на один день?! – Пытаясь скрыть свое отчаяние, не дать ему прорваться наружу, я совершенно бессознательно поднесла руку к груди. Казалось, сердце просто не выдержит этого потрясения.
Даже не глядя на меня, Александр мгновенно почувствовал мое состояние. Он подошел и опустился рядом на колени.
– Я не уеду сегодня, Элизабет. Я просто не могу от тебя уехать.
Он был так отважен и в то же время так юн! О Господи, что же с нами будет?
Двумя днями позже мы решили наконец куда-нибудь выбраться и отправились на утренний спектакль. «Счастливые дни» Беккета – пьеса, мягко говоря, жутковатая, но даже на ней мы ухитрились хохотать до слез. Особенно нас веселило, что Винни, зарытая по пояс в землю, коротает время, полируя ногти и перебирая содержимое сумочки.
В течение всего спектакля Александр держал мою руку, время от времени наклоняясь, чтобы поцеловать меня. Точно так же он делал, думая, что я сплю. Я тоже не удержалась и поцеловала его, когда он спал. Во сне Александр казался особенно юным и уязвимым. Ведь несмотря на показную уверенность в себе, он, как и я, боялся всего, что могло разрушить наше счастье. Казалось, временами он не верил, что все это происходит с нами наяву. Тогда он подолгу смотрел на меня и умолял сказать, как я его люблю. Я смеялась и говорила всякие романтические глупости до тех пор, пока он не начинал смеяться тоже.
После спектакля мы решили не возвращаться сразу в гостиницу, а посидеть в каком-нибудь шумном ресторанчике в районе Ковент-Гардена. Мы уже почти дошли до рынка, когда случилось нечто ужасное: Александр заметил миссис Дженкинс, шедшую нам навстречу под руку с мужем. Быстро втолкнув меня в ближайший дверной проем и закрыв собой, он прижал мою голову к своей груди.
Миссис Дженкинс проплыла мимо, даже не взглянув в нашу сторону, но мы еще долго стояли не шевелясь, оцепенев от страха разоблачения. Немного придя в себя, мы посмотрели друг на друга. В тот момент мы подумали об одном и том же – это только начало. В нашей уединенной маленькой комнатке на Бейсуотер было легко убеждать себя в том, как мужественно мы будем противостоять миру. В реальной жизни все оказалось гораздо сложнее.
Вечер был безнадежно испорчен, и мы возвращались в гостиницу в полном молчании. К тому времени, как мы дошли, я уже точно решила, что буду делать. После встречи с миссис Дженкинс я испытывала мучительный, жгучий стыд. Как я могла допустить то, что произошло между нами?! Я живо представила себе презрительные и осуждающие взгляды родителей Александра, мисс Энгрид, мистера Лоримера, мистера Эллери и всех остальных мальчиков, которые любили меня и доверяли мне. А подумала ли я о самом Александре, о том, как наши новые отношения могут отразиться на нем? Ведь он не более чем своевольный, упрямый и испорченный ребенок. Ребенок.
И если он выглядел старше. и старался вести себя, как взрослый, это еще не отменяло того факта, что ему пока не было семнадцати лет. Нет, происходящему между нами нужно немедленно положить конец, как бы больно это ни было. Продолжение наших отношений может привести к самым ужасным последствиям как для меня, так и для Александра.
Он уже собирался открыть дверь гостиницы, когда я остановила его, заставила повернуться ко мне и как можно мягче сказала:
– Александр, я хочу, чтобы ты сейчас собрал свои вещи и ушел. Нет-нет! Ничего не надо говорить. Давай не будем спорить. Я этого не вынесу. Нам необходимо расстаться, и чем скорее мы это сделаем, тем будет лучше. Иначе отношение окружающих омрачит все то светлое и прекрасное, что было между нами. Я решила не возвращаться в Фокстон в новом году и…
– Элизабет, – рука Александра закрыла мне рот, – я остаюсь здесь, с тобой. Пожалуйста, давай зайдем в гостиницу. Нам необходимо поговорить, я это прекрасно понимаю, но не надо прогонять меня подобным образом.
Горечь предстоящей потери была настолько невыносима, что у меня сдавило горло и слова выговаривались с большим трудом.
– Александр, поверь, так будет легче для нас обоих. Разговор лишь причинит лишнюю боль. Сей час я немного пройдусь, а ты тем временем собери свои вещи…
– Ты же говорила, что любишь меня.
Задыхаясь от душивших меня слез, я покачала головой:
– Это действительно так, но я не могу, не могу… – Душевные силы оставили меня и, вырвав руку, я побежала прочь.
Я бесцельно бродила где-то около часа, ни о чем не думая и не вполне осознавая, куда иду. Мне было страшно возвращаться, но я прекрасно понимала, что рано или поздно это придется сделать. Наконец, собрав все свое мужество, я вернулась на Бейсуотер и открыла дверь комнаты. Александр сидел на кровати и ждал меня.
Закрыв дверь, я молча смотрела на него опухшими и покрасневшими от слез глазами. Поднявшись, Александр взял меня за руку и подвел к кровати.
– Сядь. Я хочу, чтобы ты выслушала меня. И пообещай, пожалуйста, не перебивать.
Я кивнула, и Александр заговорил, глядя мне прямо в глаза:
– Я прекрасно понимаю: все будут утверждать, что в моем возрасте человек еще не способен отдавать себе отчет в собственных поступках, что я разрушаю свою жизнь и многое-многое другое. Но для меня это не имеет никакого значения, потому что любые слова не властны изменить мое отношение к тебе. Конечно, нам будет непросто, ведь даже ты считаешь меня слишком молодым для того, что произошло между нами. На это я могу ответить только одно – из всех моих любимых книг и фильмов следует, что в настоящей любви возраст не имеет значения. А я люблю тебя и хочу, чтобы ты и в дальнейшем была самой важной частью моей жизни. Остальное мне совершенно безразлично. Я понимаю, в будущем у меня появятся и другие важные вещи, но любить я всегда буду только тебя. Что бы ни произошло, мое чувство к тебе останется неизменным. Ты даже не представляешь, как много для меня значишь! Без тебя жизнь теряет всякий смысл. К чему я все это говорю? К тому, чтобы ты поняла: я не просто люблю тебя. Я совершенно точно знаю, что буду любить тебя всегда. И если ты не поверишь мне, вполне возможно, что нам придется ждать вечно, прежде чем ты сможешь в этом убедиться. Но как бы ты ни отнеслась к моим словам, все равно ничто не изменит моих чувств к тебе. А поэтому, Элизабет, пожалуйста, не вычеркивай меня из своей жизни.
В сгустившихся сумерках я почти не могла различить его лица. Когда он умолк, я некоторое время сидела неподвижно, а потом встала и подошла к нему. Александр протянул руки мне навстречу и усадил к себе на колени. Погладив его по лицу, я почувствовала теплую влагу и поняла, что он плачет.
– Так же, как и ты, я не знаю, что принесет нам будущее, но будем надеяться, что наша любовь окажется достаточно сильной, чтобы этому противостоять.
Глава 8
Я никогда бы не подумала, что такое возможно, но, по мере того как шло время, моя любовь к Александру становилась все сильнее. Вернувшись в Фокс-тон, мы оказались так близки и в то же время так безнадежно далеки друг от друга, что порой это просто сводило с ума. Единственный способ хоть как-то контролировать себя заключался в юморе. И мы пытались шутить. Александр специально ходил с таким видом, словно испытывал непереносимые физические мучения, и, когда я, смеясь, говорила, что он несколько переигрывает, отвечал, что чувствует себя соответственно.
Между уроками он забегал в мой кабинет, закрывал дверь, страстно целовал меня и исчезал так стремительно, что я не успевала ничего сообразить. Каждый вечер мы ходили гулять или, если шел дождь, пили кофе в комнате отдыха шестого класса. И все же, несмотря на то что нам практически не удавалось остаться наедине, мы ухитрились два раза заняться любовью.
Первый раз это произошло в сарае в двух милях от школы. Но я не жалела ни о грязных туфлях, ни о растрепавшихся волосах: я была как в лихорадке с самого утра, когда обнаружила в его наволочке записку, где он назначал мне встречу в четыре часа, когда остальные шестиклассники обычно делали уроки или слушали пластинки в комнате отдыха.
Так как многие мальчики регулярно навещали и мисс Энгрид, и меня в коттедже, частые визиты Генри и Александра не вызывали особых подозрений. И все же, несмотря на его активные протесты, я запретила Александру приходить слишком часто и одному. Правда, однажды ранним вечером он все же пришел, как раз когда я собиралась принимать ванну. Неизбежное случилось, и лишь чудом мы успели одеться на несколько секунд раньше, чем в дверь постучали и вошла мисс Энгрид.
Она подозрительно оглядела нас, и я была так напугана и взвинчена, что после ее ухода между нами с Александром произошла первая крупная ссора. Больше всего меня возмутило то, что на Александра, казалось, происшедшее не произвело никакого впечатления. Я считала мальчишеством думать, будто мисс Энгрид станет держать нашу сторону. Александр, который ненавидел, когда я ему напоминала о возрасте, не остался в долгу и заявил, что я просто стыжусь его.
– Честно говоря, гордиться тем, чем мы занимаемся, действительно не приходится, – не удержалась я.
Александр побледнел от ярости:
– Значит, ты все-таки стыдишься меня! Я для тебя всего лишь похотливый мальчишка, который удовлетворяет твои…
– Не смей со мной так разговаривать! Я бы никогда не была с тобой, если бы не любила! Но твое глупое, безответственное поведение очень быстро приведет к тому, что наши отношения станут предметом всеобщего обсуждения. Ты не должен сюда больше приходить, слышишь?
– Договорились! И не пытайся засовывать записки в мою наволочку: я буду сжигать их, не читая.
После этой ссоры мы не разговаривали два дня. Первым не выдержал Александр, и я обнаружила записку, просунутую под дверь моего кабинета. В ней он писал, что был не прав по отношению ко мне. На самом деле он так не думает. Он не хотел причинить мне неприятности, просто его любовь так велика, что хочется рассказать о ней всему миру. Хотя он понимает, с его стороны это было ребячеством. В конце он просил встретиться с ним как можно скорее. Эту записку я проигнорировала, и на следующий день обнаружила вторую, а через день – еще две. Я упорно не реагировала на них. Последнюю записку я получила в коттедже, и в ней мне советовали идти к черту.
Я очень болезненно переживала эту ситуацию, на душе было тяжело и неспокойно. Меня преследовал ужас возможного разоблачения, я не знала что делать и стала часто плакать. В слезах меня и застал Александр, зайдя однажды в мой кабинет.
Не говоря ни слова, он обнял меня и притянул к себе. Я попыталась отвернуться.
– Нет! Не надо! – По голосу чувствовалось, что Александр не на шутку рассердился. – Ради всего святого, Элизабет, почему ты заставляешь нас обоих так страдать?
– Я не знаю, что делать. Я люблю тебя, действительно люблю, но…
– Послушай! И ты, и я с самого начала знали, что нам будет нелегко. Так зачем создавать себе еще и дополнительные трудности?
И я послушно прижалась к нему. В тот момент мне было совершенно безразлично, что кто-то может зайти и обнаружить нас. Единственное, что имело значение, – это Александр и моя любовь к нему.
– Они вернулись! – воскликнул Александр. – Эти проклятые цыгане снова вернулись!
Генри оторвался от своей газеты и посмотрел на друга: Было послеобеденное время, они сидели около теннисных кортов, читая утренние газеты и периодически отпуская грубоватые замечания по поводу играющих.
– Слава Богу, что я не дома! – продолжал Александр. – Как сейчас вижу своего папашу – пунцового от злости и с этой чертовой веной, которая у него пульсирует на шее. В такой ситуации любой здравомыслящий человек постарается держаться от него подальше.
Ухмыльнувшись, Генри взял у Александра газету и протянул ее мне.
– Ты читала об этом сброде? – спросил Александр. – Мама считает, что они не оставят нас в покое, пока отец будет продолжать свои язвительные высказывания. Хотя то, что он говорит, – чистая правда. Я видел этих цыган, когда был дома на Рож дество. Грязные попрошайки. Интересно, правда ли, что они занимаются детской проституцией? В местной газете писали, что правда.
– И не только в местной, – вставил Генри. – Здесь тоже кое-что об этом пишут.
– Генри, мальчик мой, а тебе-то зачем об этом читать?
Я рассмеялась:
– Вы такой сноб, Александр Белмэйн!
– Полностью с этим согласна, – раздался голос подошедшей к нам мисс Энгрид.
Александр состроил забавную гримасу и повернулся к Генри:
– Ну и что именно там пишут?
– Все то же. О детской проституции. Да, и еще цитируют твоего отца. Якобы он собирается обратиться в Рентокил.
Александр расхохотался, я же озадаченно спросила:
– Ренте… что?
– Рентокил. Общество по борьбе с бродяжничеством, – просветила меня мисс Энгрид.
– Это вполне в духе моего отца. Он, наверное, уже из штанов выпрыгивает от нетерпения в предвкушении скорой битвы.
– Александр!
– Прошу прощения, мисс Энгрид, я немного забылся.
Он послал ей воздушный поцелуй, и я с трудом удержалась от смеха.
– Кстати, – сменила я тему, когда мисс Энгрид ушла, – что вы двое здесь делаете? Я полагала, сегодня днем вы собирались в театр.
– Мистер Лир заболел, – ответил Генри, допивая смесь имбирного пива с лимонадом.
Александр протянул мне свою банку.
– Какое счастье, что я сейчас не дома. Близость этой компании действовала бы мне на нервы.
Встав, он обнял меня сзади и слегка поцеловал в шею. Я испуганно отпрянула в сторону.
– Александр, опомнись! Нас могут увидеть!
Он весело рассмеялся, не обращая внимания на мой сердитый взгляд, и уже через полминуты я слышала собственный голос, приглашающий его заглянуть после ужина ко мне в кабинет.
– А знаешь, Элизабет, о чем я думал? – Генри потянулся и зевнул. – Как бы так устроить, чтобы ты смогла поехать в Оксфорд вместе с нами.
Глядя на Александра, который снова сел и взял газету, я с трудом заставила себя улыбнуться. Генри коснулся больной темы. Мысли о разлуке я усиленно гнала прочь, хотя и понимала, что скоро наступит день, когда Александр покинет Фокстон навсегда.
– Надеюсь, что студентки Оксфорда несколько более соблазнительны, чем девицы из школы Святой Винифред, – продолжал размышлять вслух Генри. – Представляю, какие оргии мы будем там закатывать! Наверное, имеет смысл слегка попрактиковаться. Не могу же я допустить, чтобы все женщины доставались только тебе.
