Кристина задержалась в Каире гораздо дольше, чем планировалось поначалу. Правда, она каждый день звонила Эдварду, но он говорил с ней исключительно из своего кабинета, а меня к телефону никогда не звал. После ее звонков Эдвард часто выглядел расстроенным, даже раздраженным. А когда я спрашивала его о причинах, отвечал, что у человека, с которым они ведут дела в Каире, какое-то нелепое пристрастие к шарадам и головоломкам. После одного из таких звонков он попросил секретаря заказать ему билет в Стамбул и за пять дней пребывания там даже ни разу не позвонил домой.
      Кристина вернулась четыре недели спустя. Мы с Эдвардом были на вечеринке дилеров по торговле произведениями искусства в Лондоне. Он ничего не сказал мне о предстоящем возвращении Кристины, и потому я была очень удивлена, когда около одиннадцати вечера она вошла в зал. Она поприветствовала хозяина дома и его жену, обняв их в присущей этому кругу экспрессивной манере. Все, естественно, тотчас же захотели узнать о ее поездке в Каир. Обменявшись быстрыми взглядами с Эдвардом, она шутливо обозвала собравшихся шайкой любопытных наглецов, которые забросали ее вопросами, даже не удосужившись предложить выпить. Потом отвела Эдварда в сторонку, и они довольно долго и горячо обсуждали какие-то проблемы, прежде чем снова присоединиться к остальным гостям.
      Я терпеливо ждала, краем глаза наблюдая за Кристиной. Через некоторое время она оказалась почти рядом со мной, но продолжала упрямо игнорировать мое присутствие, о чем-то беседуя с секретарем Эдварда. Честно говоря, я совершенно растерялась. Я и без того боялась встречи с ней, а тут… Внезапно кто-то ощутимо толкнул меня в спину.
      – О, Элизабет, прошу прощения! – Она буквально излучала сарказм.
      Я улыбнулась:
      – Ничего страшного. Как твои дела?
      – Прекрасно. – Она насмешливо оглядела меня с головы до ног. – О твоих не спрашиваю. И так видно.
      Я предприняла еще одну попытку:
      – Тебя так давно не было. Я по тебе скучала.
      – В самом деле, невестка дорогая? А в то время, когда ты умотала куда-то со своим любовником? Почему ты тогда по мне не скучала? Или ты была настолько занята, что на это просто не хватало времени? Как у тех людей, которых ты оставила присматривать за своей дочерью.
      От такого напора я просто лишилась дара речи.
      – Значит, тогда ты по мне все-таки не скучала? А как насчет Эдварда? По нему ты скучала, когда спала с другим мужиком? Ну, с отцом того ребенка, которого ты попыталась навязать моему брату? – Она говорила очень громко, почти кричала, и я невольно оглянулась по сторонам, нет ли кого-нибудь поблизости.
      – Что с тобой, Элизабет? Боишься, что все узнают, какая ты хитрая, лживая сучка?
      – Кристина, прошу тебя…
      – «Кристина, прошу тебя»! Да я бы убила тебя за то, что ты сделала с Эдвардом! Он за всю свою жизнь никому не причинил зла, а теперь сам страдает из-за такой шлюхи, как ты! Ты недостойна носить его имя, никогда не была достойна. Так почему бы теперь тебе со своими ублюдками не вернуться обратно в сточную канаву и не оставить нас всех в покое?!
      Чьи-то сильные руки оттащили меня назад, и я услышала звук пощечины, которую Эдвард залепил Кристине.
      – А теперь домой! – прошипел он и, не сказав больше ни слова, взял меня под руку и вывел из зала.
      Когда мы вернулись домой, Эдвард попросил меня подняться наверх. Кристина попыталась было последовать за мной, но Эдвард крепко схватил ее за руку и повел в кабинет. Как только дверь за ними закрылась, я снова спустилась вниз. Но хоть разговор и проходил на повышенных тонах, я почти ничего не расслышала, кроме слов Кристины, из которых следовало, что Эдвард «должен наконец взяться за ум и понять, с кем имеет дело».
      Почти сразу после этого дверь открылась, и я проворно нырнула в тень.
      – Ты делаешь это из-за нее! – продолжала кричать Кристина. – Она не стоит этого!
      Что ответил Эдвард, я не расслышала, он говорил очень тихо. Но судя по последовавшей затем реплике Кристины, разговор уже шел не обо мне.
      – Ты, должно быть, сумасшедший, если всерьез думаешь об этом! Ты хоть подумал, каким образом вообще возможно ее достать?
      – Да, подумал. Единственное, что нам нужно сделать, – это переговорить с…
      Остального я не разобрала, потому что они вернулись в кабинет, и дверь снова закрылась.
      Лишь поздно ночью я услышала на лестнице шаги Кристины. Эдвард по-прежнему оставался внизу, и я прокралась к его кабинету. Но его там не оказалось. Зато было кое-что другое – совершенно несвойственный Эдварду беспорядок на рабочем столе. Здесь валялись как попало разбросанные каталоги и проспекты, а поверх всей этой кипы лежала огромная цветная фотография посмертной маски Тутанхамона. Я поспешно закрыла дверь, интуитивно почувствовав, что увидела нечто, не предназначенное для моих глаз.
      У лестницы я немного постояла в нерешительности, оглядываясь по сторонам. В конце галереи виднелась полоска света. Какое-то шестое чувство подсказывало, что мне ни в коем случае не следует идти сейчас в Египетскую комнату. Я сразу вспомнила и те взгляды, которыми Эдвард с Кристиной обменялись на вечеринке, и странности в поведении Эдварда после звонков из Каира. Вспомнила я и обрывки странного диалога, который мне невольно довелось подслушать. Продолжая стоять в темноте, я все больше проникалась предчувствием, что в Вестмуре затевается что-то очень плохое…
      Джонатан родился в феврале, спустя всего три дня после дня рождения Александра. У меня были очень тяжелые роды, и Эдвард почти все время находился рядом со мной. Потом я долго не могла заставить себя взять ребенка на руки, и чем больше Эдвард суетился и хлопотал вокруг него, тем хуже я себя чувствовала. Я пробыла в больнице четыре дня, после чего Эдвард, Дэвид и Шарлотта приехали, чтобы забрать нас с сыном домой. Кристины с ними не было. Впрочем, она за все время даже не пришла навестить меня.
      После той сцены на вечеринке нам с Кристиной с трудом удавалось соблюдать хотя бы внешние приличия. Да и делала она это отнюдь не ради меня, а ради Эдварда. Она очень агрессивно себя вела по отношению к Шарлотте, что нередко являлось причиной ссор между нею и Дэвидом. Эдвард старался как можно чаще посылать ее в дальние поездки за мебелью и картинами, и, надо отдать ей должное, она никогда не возвращалась с пустыми руками. Правда, по каким-то непонятным причинам на обратном пути Кристина всегда заезжала в Каир.
      Однажды Дэвид пошутил, что у нее, наверное, есть там тайный любовник. Кристина начала так активно протестовать против этого, что ей даже изменило обычное чувство юмора. Братья удивленно переглянулись. Наверное, им пришло в голову одно и то же – уж не попал ли Дэвид в точку?
      Шарлотта, как всегда, не упускала ни слова из разговора взрослых.
      – О, пожалуйста, Кристина, расскажи нам о нем, – начала упрашивать она. – Какой он из себя? Вы целовались?
      – Ради Бога, Шарлотта, я ведь уже сказала…
      – А как его зовут? – продолжала настаивать Шарлотта.
      Кристина бросила на меня такой яростный взгляд, что я взяла дочку за руку и усадила к себе на колени.
      – Хватит, дорогая. Не приставай к Кристине.
      – «Хватит, дорогая», – передразнила меня Кристина. – О Господи, меня тошнит от того, как тут все носятся с этим ребенком. Наверное, то же самое будет и с Джонатаном. Нет, дорогой. Да, дорогой. Хватит, дорогой…
      – А вот теперь действительно хватит, Кристина. – Эдвард решительно встал. – Осталось меньше двух часов до прихода гостей, а мне еще необходимо обсудить с тобой некоторые детали поездки в Нью-Йорк. Шарлотта, как насчет того, чтобы поцеловать всех и отправиться спать?
      Часом позже Эдвард поднялся в нашу комнату. Я сидела на кровати и укачивала Джонатана. Услышав звук открывающейся двери, я резко обернулась и инстинктивно покрепче прижала к себе сына. Джонатану было уже три месяца, и я не могла себе простить того, как отказывалась его видеть сразу после родов. Как только Эдвард присел на кровать рядом с нами, ребенок заерзал и стал тянуться к нему ручками. Я поднялась.
      – Не бойся, дорогая. Я не собираюсь отбирать его у тебя.
      Я прижалась щекой к личику сына и промолчала.
      Эдвард легонько взял меня за локоть и усадил обратно.
      – Перестань казнить себя, Элизабет. После трудных родов очень многие матери ведут себя точно также. Ведь ты любишь его и…
      – Дело не в этом, – перебила я его.
      – А в чем?
      – В Кристине. Она ненавидит меня. Я больше не могу находиться здесь и терпеть все это.
      Как будто почувствовав мое настроение, Джонатан начал плакать, и Эдвард взял его у меня. Я хотела было забрать ребенка обратно, но вовремя спохватилась. Меня пугали собственные чувства. Чтобы хоть как-то отвлечься, я встала и пошла задергивать шторы, пока Эдвард укладывал Джонатана в его кроватку. С самого первого дня нашего возвращения из больницы Джонатан спал в одной комнате с нами. Скоро ему предстояло перебраться в детскую, и я стыдилась собственной радости от того, что там он будет подальше от Эдварда.
      Уложив Джонатана, Эдвард обнял меня, и я положила голову ему на плечо.
      – У меня появилась одна идея, как нам лучше уладить сложившуюся ситуацию, – сказал он. – А пока, дорогая, постарайся проявить максимум терпения. Поверь, что несмотря ни на что она тебя любит.
      Я довольно резко высвободилась из его объятий и подошла к кроватке Джонатана. Однако почти тотчас же почувствовала, что Эдвард тоже стоит рядом со мной и улыбается, глядя на мальчика. И внезапно мной овладело твердое убеждение, что я должна как можно скорее увезти сына Александра подальше от этого дома, подальше от Эдварда.
      Прошло чуть больше месяца. Я занималась организацией благотворительного базара в близлежащей деревне. Эдвард уже неделю находился в Лондоне. Но утром того дня, когда должен был состояться благотворительный базар, он вернулся и с гордостью сообщил, что добыл целую кучу всяких декоративных мелочей, которые явно будут неплохо продаваться, и уже послал Джеффри за ними в Лондон.
      Кристина вызвалась помочь с последними приготовлениями. К тому времени мы уже все были уверены, что у нее действительно есть роман, который она по каким-то причинам скрывает от нас. Теперь она летала в Каир так же часто, как мы ездили в Лондон. Одновременно с этим я заметила, что Дэвид начал оказывать явные знаки внимания нашей соседке Дженифер Иллингворт, муж которой сбежал с какой-то другой женщиной около года назад.
      – Почему бы нам не пригласить Дженифер сегодня к ужину?
      Когда Кристина прошептала мне это на ухо, я была настолько потрясена – ведь она по собственной воле заговорила со мной, – что на некоторое время даже потеряла дар речи.
      Дженифер с радостью приняла приглашение, а я невольно рассмеялась, увидев почти болезненное выражение лица Дэвида. Он сразу понял, что мы с Кристиной решили взять на себя роль свах.
      Базар имел колоссальный успех, что Эдвард, с несвойственной ему самоуверенностью, полностью отнес на свой счет.
      – Да и, судя по всему, ваши отношения с Кристиной наконец начинают налаживаться, – добавил он, переодеваясь к обеду.
      – Может быть, ты и прав, – осторожно согласилась я, будучи настроенной гораздо более скептически.
      – Вот и прекрасно! Я надеялся, что это когда-нибудь произойдет…
      Он не закончил фразы, и когда я посмотрела на него, то увидела, что он пытается замаскировать волосами небольшую залысину. Забрав у него расческу, я принялась за дело сама. Эдвард откинулся на спинку кресла и рассматривал наши отражения в зеркале.
      – Ах, Элизабет, – вздохнул он немного погодя. – Представляю, на что похожа твоя жизнь здесь, рядом с двумя старыми брюзгами, которые тщетно пытаются скрыть свои залысины.
      Несмотря на легкомысленный тон мужа, я сразу почувствовала, что он чем-то встревожен. Поэтому я обвила руками его шею и поймала в зеркале его взгляд.
      – У меня здесь совершенно замечательная жизнь. А оба старые брюзги просто очаровательны. А теперь, может быть, ты все-таки скажешь мне, в чем дело? Я же вижу – тебя что-то беспокоит.
      Эдвард развернул кресло и, забрав у меня расческу, положил ее на туалетный столик. Я опустилась на колени на ковер и взяла его за руки.
      – Ты всегда так хорошо чувствуешь, что со мной происходит! – с гордостью сказал он.
      При мысли о том, что Эдвард гордится нашим взаимопониманием, я испытала острый приступ раздражения.
      – Я не хотел тебе пока говорить, – начал он. – Хотя, с другой стороны, какая разница когда? Так, по крайней мере, у тебя будет достаточно времени, чтобы все обдумать.
      Ему явно не хотелось продолжать, и я решила ему помочь.
      – Это как-то связано с Кристиной?
      – Да нет, не совсем. Хотя в некоторой степени, наверное, да. Это связано со всеми нами, но в основном с детьми.
      Мое сердце дрогнуло и куда-то провалились.
      – Ну-ну, не волнуйся. – Эдвард легонько потрепал меня по руке. – В том, что я предлагаю, нет ничего ужасного. Я уже все обсудил с Кристиной и Дэвидом. Они согласились – это может быть неплохим выходом из положения. Правда, Кристина сначала была против, но узнав, что ее интересы в части завещания никак не будут затронуты, перестала возражать. Мне даже кажется – это одна из причин, по которым ваши отношения постепенно начинают налаживаться. Так что действительно идея может оказаться не такой уж плохой.
      – Что ты имеешь в виду под «неплохой идеей», Эдвард?
      Он непонимающе посмотрел на меня, но почти сразу рассмеялся:
      – Извини. Надеюсь, ты не обиделась, что я сперва поговорил с Кристиной и Дэвидом? Я просто хотел лишний раз убедиться, что поступаю правильно. Сам-то я всегда был в этом уверен, но не знал, как к этому отнесешься ты.
      Я улыбнулась:
      – И не узнаешь, если не скажешь мне наконец, в чем дело.
      – Речь идет о Шарлотте и Джонатане. Я хочу усыновить их, Элизабет.
      Я смотрела на него, не веря своим ушам, и чувствовала, как у меня внутри все холодеет.
      Теперь Эдвард говорил очень быстро, не давая мне вставить ни слова.
      – Мне кажется, что так будет лучше для всех нас. Не говоря уже о детях. Ты же знаешь, у меня нет наследников, и, когда наступит мой час, они будут прекрасно обеспечены. Я хочу быть их отцом, Элизабет. Их настоящим отцом.
      Я по-прежнему не могла произнести ни слова. Опустив глаза, я увидела, что Эдвард все еще держит меня за руки. Внезапно мне захотелось наброситься на него с кулаками. Ну как можно быть таким идиотом! Как он мог даже подумать, что я официально отдам ему детей Александра!
      – Поверь, если я тянул с этим разговором до сих пор, то лишь из-за боязни, что ты решишь уйти от меня к их отцу. О Гоподи, Элизабет, если бы ты знала, как я измучился… – Эдвард судорожно сглотнул. – Хотя теперь это не имеет значения. Важно лишь то, что ты по-прежнему здесь, со мной, и постепенно начинаешь приходить в себя. Мне кажется, ты все-таки хочешь остаться со мной. А если так, то пусть у нас будет настоящая семья. Так что же ты решила, дорогая? Могу я стать их настоящим отцом?
      Очень медленно я поднялась с колен. Я молчала, опасаясь тех слов, которые могли вырваться у меня. А Эдвард все говорил и говорил. Каждое его слово ударяло меня, словно хлыст.
      В тот вечер я не спустилась к ужину и осталась в своей комнате. Я судорожно пыталась взять себя в руки. Сейчас я нуждалась в присутствии Александра больше, чем когда бы то ни было. Мне необходимо было услышать от него, что я не должна соглашаться, что это его дети и ничто в мире никогда не сможет разъединить нас. Но Александра рядом не было, а Эдвард требовал ответа. И какое я имела право отказывать ему после всего, что он для нас сделал? Как и чем я объясню, что не могу отдать ему детей Александра? И вдруг ко мне наконец пришла спасительная мысль. С огромным облегчением я поняла – мне, к счастью, не придется этого делать. Так как мои дети были детьми Александра, то, следовательно, требовалось его разрешение на их усыновление. А он его, разумеется, никогда не даст.
      Именно эта мысль дала толчок всем моим последующим поступкам, которые не принесли мне ничего, кроме новых страданий. Попросив у Эдварда время, чтобы подумать, я отправилась в наш лондонский дом. Одна.
      Был пронизывающе-холодный мартовский вечер. Таксист высадил меня на углу Белгрэйв-сквер, и сквозь пелену ледяного дождя я начала рассматривать номера домов в поисках нужного. Когда я наконец нашла его, мужество и решимость окончательно меня оставили. Быстро перейдя через дорогу, я почти вплотную подошла к ограде и поглубже натянула капюшон мехового пальто. В доме горел свет, но не было заметно никаких признаков жизни. Там, внутри, было тепло и уютно, и я невольно подумала, как поступил бы Александр, узнай он, что я стою на улице под проливным дождем, совершенно одна. Прошло несколько часов, прежде чем я, продрогнув до костей, подозвала такси и отправилась домой.
      На следующий вечер повторилось то же самое. Так продолжалось несколько вечеров подряд. Я никак не могла увидеть Александра, хотя и догадывалась, что припаркованный у дома «мерседес» принадлежит ему. Время шло, и наконец я начала презирать себя за слабость.
      И вот однажды, даже не помню на какой день, совершенно продрогнув, я уже приготовилась снова вернуться домой ни с чем, когда двери дома внезапно открылись и оттуда вышла элегантная молодая женщина. Поплотнее запахнув пальто, она сбежала по ступеням, села в машину и поехала. Мое сердце бешено стучало в груди. Я никогда раньше не видела эту женщину, но сразу поняла, что это Джессика.
      Теперь мне нужно было только перейти через дорогу и постучать в дверь. А потом… О Господи, что же будет потом? Смогу ли я действительно попросить его о помощи? Смогу ли рассказать о Джонатане? Но я должна это сделать! Несмотря ни на что, несмотря на все возможные последствия. Александра нужно обязательно поставить в известность о планах Эдварда.
      Я уже собиралась перейти дорогу, как вдруг Джессика, оставив «мерседес» с включенным мотором, вернулась к дому и быстро взбежала по ступеням. В это же время дверь открылась и оттуда вышел Александр. Он рассмеялся и крепко обнял жену. Джессика шутливо вырывалась и сквозь смех говорила, что она пошутила. Тогда Александр еще раз прижал ее к себе и сбежал по ступенькам к машине. Дверца захлопнулась, и «мерседес» отъехал от дома. Джессика смотрела вслед до тех пор, пока машина не скрылась за углом. После этого она повернулась, явно ожидая, что «мерседес» появится с другого конца площади. Но вместо этого Александр дал задний ход и притормозил буквально в нескольких сантимерах от жены. Я поспешно отошла обратно в тень. Когда машина проезжала мимо меня, Джессика все еще продолжала весело смеяться.
      Дэвид подошел и сел на диван рядом со мной. Я сидела в примыкающей к столовой Голубой гостиной, комнате, которой мы пользовались крайне редко.
      – Джеффри сказал мне, что ты вернулась, – объяснил он.
      – Надоело развлекаться в одиночестве, – улыбнулась я в ответ. – А где Эдвард?
      – Он вместе с детьми поехал навестить Вайолет Мэй. Ведь ярмарка всего в нескольких милях отсюда!
      Вошла Мэри с подносом, и Дэвид разлил чай. Мы немного помолчали, глядя на язычки пламени, весело пляшущие в камине.
      Но через некоторое время даже тактичный Дэвид не выдержал:
      – Ты уже решила, что ответишь ему?
      Я отрицательно покачала головой.
      – Я даже не знаю, что мне делать.
      Дэвид легонько обнял меня, и я прислонилась к его плечу.
      – Я видела его. Собственно, ради этого я и ездила в Лондон.
      – Я так и подумал. Ну, и что он тебе сказал?
      – Ничего. Я не разговаривала с ним.
      – Почему?
      – Это не имеет значения.
      – А если бы он все-таки знал о детях, как ты думаешь, он бы захотел их признать?
      Я расплакалась.
      – Да! Он хочет иметь детей. Он очень хочет иметь детей.
      – В таком случае тебе, наверное, лучше все же позволить Эдварду их усыновить. Тогда, если даже их отец когда-нибудь и узнает о них, он все равно не сможет их отнять.
      – Господи, как мне быть? Понимаешь, если бы Ал… если бы он узнал, что я могла даже подумать об этом, он бы…
      – Он никогда ничего не узнает.
      – Но мне же понадобится его разрешение.
      – Не понадобится. Он то, что на языке закона называется «предполагаемый отец». А в этом случае ему совершенно необязательно сообщать об усыновлении.
      Кровь бешено застучала в висках. Неужели это правда? Значит, у меня не оставалось никакой надежды…
      – Необязательно сообщать? – прошептала я.
      Дэвид уверенно кивнул.
      – Эдвард уже советовался с адвокатом. Пойми, Элизабет, он очень хочет усыновить детей.
      Я еще раз посмотрела на изуродованное, покрытое шрамами лицо Дэвида. Он любил брата и знал, как тот страдал, когда я пыталась сделать вид, что Джонатан – его сын. И сейчас его слова имели совершенно определенный подтекст – я была просто обязана позволить Эдварду усыновить детей, хотя бы из благодарности.
      Итак, вопрос с усыновлением был решен. Шарлотта и Джонатан больше не принадлежали Александру.

Глава 22

АЛЕКСАНДР