Еще одним признаком десоциализации, возвращения заключенных к состоянию ребенка, стала полная потеря ими каких-либо половых интересов. Разговоры на сексуальные темы в среде "сиреневых" вообще никогда не велись, непристойные анекдоты не звучали. Среди рассуждений о том, какой будет жизнь после освобождения и получения гражданства, напрочь отсутствовала тема возможного брака. Без особых усилий "сиреневый" мог бы остаться до утра с женщиной в соседней седьмой секции, но этого никогда не происходило. Мужские загоны "зеленых" вообще смыкались с женскими, но и там ничего подобного не отмечалось. Тогда как акты полового насилия охранников по отношению к узницам были массовыми, цинично открытыми и до омерзения грубыми.
Внешний вид также играл немалую роль. Всех "сиреневых" одели в старые матросские формы без знаков различия с метками в виде лиловой руны "ха", номером группы и личной нумерацией на спине и груди. "Зеленые" носили одинаковые серые рубища. Таким образом, узники становились похожими друг на друга и, представляясь стражникам, называли свой номер и группу, но никогда не имя. И мужчины, и женщины были острижены наголо. У старожилов волосы уже отрастали, но расчесок было невозможно достать. Ведь это означало бы пусть скромные, но все же подчеркивающие индивидуальность различия в прическах. А это было бы недопустимым. Всеслав ни разу не видел часов в лагере. Естественно, у охраны они имелись, но узники даже уголком глаза не могли взглянуть на циферблат. И в этом был железный резон. Рассчитывая время до обеда или ужина, заключенный мог сэкономить силы, стать самостоятельным хотя бы в мелочах. Это в "Возрождении" исключалось категорически. Никто из невольников не имел права на жизнь и ее планирование. Боле того! Всеслав стал свидетелем того как у заключенного отобрали даже такое глубоко личное право, как право на смерть. Один из "дзэ-зеленых" ухитрился броситься на контакты высоковольтной сети. Хлопнули предохранители, пострадавшего в бессознательном состоянии отправили в... госпиталь для охранников! Там хирурги сутки боролись за его жизнь, применяли дорогостоящие лекарства и процедуры. И все для того, чтобы через три дня узник мог пройти через процедуру повешения, которую наблюдали остальные заключенные.
Первую половину дня у заключенных занимала работа. Всеслав сразу же осознал, что конечным результатом отнюдь не были штабели распиленных известняковых плиток или квадратные метры уложенного асфальта. Едва лишь охрана замечала, что "сиреневый" с головой уходил в дело, увлекался им, какой бы оно тяжелым ни было, его сразу же переводили на другую работу, например, на упомянутое перетаскивание камня с одного места на другое, а затем обратно. Или на уборку водорослей на берегу, вывоз их в море и выбрасывание там. Идеальный вариант - если выполняемая работа бессмысленна. Цель её очевидна - показать узнику, что от его умения и прилежания ровным счетом ничего не изменится. Заключенный будет выполнять тот же лишенный смысла приказ, что и любой другой на его месте. узники привыкали чувствовать себя униженными, когда их вынуждали выполнять дурацкую работу, и часто даже стремились к более тяжелым заданиям, если там получалось что-то похожее на результат. Чего и требовалось добиться!
В "Возрождении" требовали соблюдать немыслимое количество законов, предписаний, указаний, инструкций и правил. Их распечатывали и вывешивали на доске объявлений. Но все они были на диалекте эм-до. Как ни старались заключенные, но прочесть всего не могли. А, значит, находились в постоянном гнетущем ожидании, что каждое их действие может быть истолковано, как нарушение правил. Сплошь и рядом случалось, что кто-то из береговиков, давал бессмысленное распоряжение и вскоре забывал о нем. Однако среди "сиреневых" постоянно находились такие, кто старательно его соблюдал и принуждал к этому других. Однажды, например, какой-то отделенный приказал мыть с хлорной известью деревянные ступени крыльца. После такой процедуры древесина стала скользкой. Стражник выпятил губу, поиграл резиновой палкой, хмыкнул и удалился. Тем не менее, некоторые старожилы-"сиреневые" не только продолжали каждый день мыть ступени, но и ругали за нерадивость и грязь остальных, кто этого не делал. Такие заключенные свято верили, что все правила, устанавливаемые охраной "Возрождения", являются стандартами единственно верного поведения. Обращение с "ха-сиреневыми" в "Возрождении" выглядело в их глазах отношением сурового, но справедливого отца к своим несмышленым детям. Даже самый строгий отец грозит взысканием наказанием куда чаще, чем на деле применяет его. Всеслав с изумлением отметил, что буквально на второй день после вселения в барак у многих из "сиреневых" возникало искреннее убеждение, что хотя бы некоторые из офицеров-островитян справедливы и добры. Да вот хотя бы взять фрегат-лейтенанта Хацуко Зо! Один из узников-пандейцев горячо убеждал остальных, что за равнодушием Хацуко кроется справедливость и порядочность, что он от всей души интересуются заключенными и даже протягивает им руку помощи. Настоящий миф сплели вокруг единичного случая, когда стражник бросил кусок хлеба "зеленым". Скорее всего, он сделал это, забавляясь, но действие тут же истолковали как проблеск доброты.
Наблюдая за отрядом №82, который за счет новичков быстро разросся до положенной полусотни, Всеслав поражался, с какой быстротой карантин изменял психику заключенных. Прошло десять дней. По левую сторону дорожки, близ столярной мастерской стражник заставлял "зеленого" прыгать босиком на куче щепы. Восемьдесят второй отряд строем возвращался с работ. Футов за сто отряд, словно по команде, перешел на строевой шаг и сделал "равнение направо". "А ну-ка - стоп, машина! - приказал солдат, -Лево на борт. Глядите, как наказывают тупую скотину за неповоротливость и несообразительность. Запомнили, вы, "фиалки"? Железная логика, отметил Всеслав, верно, так и следует - заключенные продемонстрировали солдату-береговику, что они "не заметили" того, что им не приказали заметить. Зато дисциплинированно остановились и смотрели, получив приказ смотреть.
Не замечать и не быть замеченным. Каждый раз заключенные, оставшиеся по каким-либо причинам в одиночестве, в страхе стремились побыстрее присоединиться к большим группам таких же заключенных. Быстрота была необходима, ибо одинокий "сиреневый" привлекал внимание, и его могли определить в "зеленые". Шансы избегнуть этого резко возрастали, если быстро затеряться в толпе. Стать незаметным - верное средство уцелеть. Но это средство также десоциализирует личность, превращает ее в ребенка, который прячет свое лицо от испуга. Анонимность укрепляла относительную безопасность, но вела к исчезновению той личности, которая вошла в ворота "Возрождения". Но те, кто жертвовал личностью ради самосохранения, несмотря на уплаченную огромную цену, получали возможность превратиться в граждан Островной Империи.
Всеслав, забывшись, шевельнулся, свернутое вдвое одеяло съехало набок, отчего сразу сделалось холодно. Он мысленно чертыхнулся (ругательство на эм-до выскочило само собою) и вновь вытянулся на пахнущем йодом матраце. Еще одним наблюдением стала неожиданная классификация заключенных. Быстрее всего адаптировались к существованию в карантине бывшие бюрократы, чиновники всех типов и мастей. Основное достоинство чиновника - умение приспосабливаться и слушаться мгновенно вылепливало из них готового "выпускника". Такие заключенные всеми фибрами стремились в старшие, десятники, начальники рабочих команд. Потрясающе, удивлялся Всеслав, насколько быстро человек, вырвавшийся в начальники и старшие, забывал свои прежние страдания. Старший отряда посылал на порку заключенного, который нашел на берегу корягу, облепленную устрицами, и съел их. Это тот самый старший, который еще три дня назад, будучи простым узником, полжизни бы отдал за дюжину таких ракушек, теперь искренне не представляет, как возможно такое вопиющее нарушение! Именно радениями старших и начальников из числа заключенных в лагере царил порядок, установленный столь немногочисленной стражей. Сразу же за чиновниками в ряд конформистов Всеслав поставил верующих. Отправление "сиреневыми" религиозных обрядов в немногое свободное время не преследовалось стражниками, хотя решительно не одобрялось. В итоге довольно быстро верующие отказывались от ритуально-обрядовой стороны своих верований, однако характерная для них покорность судьбе и смирение разрастались в геометрической прогрессии. А еще появлялась страстная, неистовая, почти религиозная вера в новое безоблачное будущее уже в качестве гражданина Островной империи. "Вчера" исчезало, вытесняясь мимолетным "сегодня" и кажущимся таким желанным и долгим "завтра". Надежды перерастали в грезы.
Постепенно Всеслав перестал видеть в названии лагеря изощренную насмешку над узниками. Это была Система. Бездушная, но внутренне непротиворечивая. Кровавая, но целостная. Подавляющая, но рациональная. Система полной замены личности всякого проходящего сквозь нее.
Чистилище.
Но были единицы, подобные песчинкам, попадающим на шестерни великолепно отлаженного механизма. Судьба песчинок, само собою, оказывалась незавидной, они исчезали без следа. И машина даже на долю секунды не останавливала и не замедляла работы. Тем не менее душераздирающий скрип свидетельствовал о существовании такой песчинки.
Всеслав запомнил своего соседа по колонне, когда они входили в лагерь. Это был средних лет улумберец из разорившейся аристократии - не то маркиз, не то барон. Однажды отряд № 82 получил наряд на работы в камнерезный цех. Там уже трудились "зеленые". Стражник, присматривающий за ними скучал до тех пор, пока не заметил, что "зеленый" номер такой-то снизил темп перетаскивания известняка и все время норовит ухватиться за меньший конец.
-Лодырь! - с безмерным удивлением констатировал боец береговой охраны, - Значит, ты хочешь, чтобы за тебя работали другие? Но это же несправедливо! Или ты саботажник и желаешь сорвать план распилки камня? Совсем плохо! Эй ты, слизень лиловый, живо сюда!
Он жестом подозвал улумберца и когда тот, подбежав, открыл рот, чтобы представиться, как того требовали правила, небрежно махнул рукой:
-Отставить! Видишь эту "зеленую" тварь? Сейчас я остановлю конвейер, по которому камень движется к пилам, а ты привяжешь тварь к ленте. Веревки возьми в подсобном помещении. Скажешь, что я велел.
Улумберец отказался подчиняться, чем вогнал бойца в глубокое изумление! Возможно, стражник, будь он один на один с маркизом-бароном, не стал бы возиться с ним и просто пристрелил. Но береговик выказал тонкое понимание проблемы. Ведь заключенные видели этот уникальный для лагеря случай неповиновения. Боец приказал и "зеленым", и "сиреневым" прекратить работу и построиться. Потом поставил аристократа на колени, точным ударом приклада рассек ему кожу на лбу. Без малейшего гнева повторил приказ. Улумберец молча покачал залитой кровью головой.
-Что ж, будь по-твоему. - пожал плечами боец, - Тогда ты, тварь, привяжи слизня к конвейеру.
Бледная до синевы жертва умчалась за веревками, тут же вернулась и накрепко прикрутила аристократа к железным звеньям конвейера.
-Поехали! -скомандовал стражник. Лязгнули колеса, конвейер повлек казнимого к восьми сверкающим параллельным полосам ленточных пил. Маркиз-барон зажмурился так, что исказилось лицо. Когда грубые ботинки улумберца находились футах в десяти от пил, береговик снова велел остановить устройство.
-Отвяжите его. - сплюнув, сказал он. - Ползи ко мне, урод сиреневый. На коленях!
Он поддел стволом карабина дрожащий подбородок аристократа.
-Ну, а теперь, -сказал боец внятно, -выполни приказ.
Перед объятым ужасом строем улумберец привязал несчастного "зеленого" к конвейеру.
-Опусти рубильник.
Маркиз-барон, двигаясь, словно зомби, привел конвейер в движение и через некоторое время раздался и тут же оборвался дикий звериный визг.
Просто расстрелять улумберца было бы ошибкой. Он бы погиб несломленным и последнее слово все-таки оставил за собой. Требовалось сломать его личность, что было сделано. Включив рубильник, он стоял с лицом мертвеца.
-Сними нашивку. -все так же бесстрастно распорядился стражник, - и иди туда.
Он качнул карабином в направлении отряда "дзэ-зеленых". Шаркая подошвами и горбясь, маркиз-барон занял место в шеренге рабов. Через день его пристрелили за какое-то нарушение, причем никак не связанное с этим инцидентом.
Всеслав поежился от этого воспоминания. Впрочем, ему, как и Гурону, было проще - сказались результаты психокондиционирования. А вот саракшианцы тогда получили еще один сокрушительный удар по обломкам прежних норм сознания.
Между тем, в жизни восемьдесят второго отряда произошли перемены. Вчера и позавчера дни прошли без вывода на работы, строевые упражнения на плацу были сокращены до получаса. Вместо этого проводили уроки разговорного эм-до. Заставляли читать вслух и пересказывать написанные на этом диалекте правила лагерного поведения, лагерные новости, или тексты из школьных учебников природознания.
Сегодня фрегат-лейтенант Хацуко Зо вывел отряд к воротам лагеря, скомандовал "Вольно" и, медленно прохаживаясь вдоль строя, заговорил:
-Карантинный лагерь расположен на небольшом островке и занимает почти пятую его часть. Не такая уж большая площадь, верно? Тогда зачем же целых двое ворот? В одни вы вошли. Там написано над аркой "Возрождение". Через другие - эти - у вас есть возможность покинуть карантин. А теперь я хочу, чтобы вы хором прочли надпись над выходом. Раз, два, три...
-"Справедливость и Разум". - прогудел отряд. В общем хоре выделялся трубный рык Гурона.
-Еще раз.
-"Справедливость и Разум"!
-Еще!
-"Справедливость и Разум"!!
-Теперь после завтрака вы будете строем приходить сюда и по десять раз вслух читать эти слова. Потому что те, кому суждено выйти через эти ворота, действительно попадут в мир справедливости и разума.
Начиная с завтрашнего дня, распорядок изменяется. Вместо работ будете проходить ежедневное обследование на детекторах биосоциальной принадлежности. В рационе добавляется полдник. Далее - изучение языков углубляется. Вам предстоит освоить по выбору - либо эм-до и хо, либо дзэ-гэ и ди. Вводятся занятия по школьному курсу "Биополитика". Запомните: от результатов обследования и успехов на занятиях во многом зависит ваше будущее. Так что написано на арке?
-"Справедливость и Разум"!
..."Что ж, поглядим, что вы считаете справедливостью и разумом." - подумал Всеслав, поправил одеяло, беззвучно зевнул и разрешил себе заснуть.
Саракш
Островная империя. Белый пояс. Остров Цузуй.
Карантинный лагерь "Возрождение"
04 часа 10 минут, 3-го дня 1-ей недели Бирюзового месяца, 9590 года от Озарения
Лев Абалкин (заключенный Ха-82\11) и Всеслав Лунин (заключенный Ха-82\17) сидели на скамье у аккуратного домика с белыми стенами и высокой черепичной крышей. Домик прятался за деревьями с густой шаровидной кроной. Деревья цвели и в их жесткой темной листве слышался деловитый пчелиный гул.
Заключенные "ха" жили достаточно обособленно и общались лишь с тремя-пятью знакомцами. Естественно, они становились не друзьями, а, скорее, компаньонами по заключению. Чтобы не разочароваться в самой идее товарищества, лучше было её не испытывать лишний раз. Абалкин и Лунин держались обособленно, как и все, но, понятно, не по этой причине. За всю пору пребывания в лагере Всеславу и Льву пришлось побеседовать всего дважды. Их кровати стояли в разных концах барака, за столом они сидели порознь. Язык жестов по очевидным причинам также был бесполезен. Ко всему прочему, демонстрировать кому-то знакомство (которого по легенде, кстати, и не подразумевалось) было бы непростительной глупостью. Вот и сейчас, прежде чем заговорить они тщательно убедились, что рядом никого нет, и никто не может подслушать их даже случайно.
-Что думаешь об этих ежедневных процедурах? - по-русски спросил Гурон.
-Детекторы? Для меня они - абсолютный сюрприз. -честно признался Всеслав и задумчиво потер лоб, -Совершенно очевидно, что аппаратура предназначается для просвечивания сознания. "Светят" нас неожиданно мощно и скрупулезно с настойчивыми попытками влезть в подсознательное. Я отметил два компонента в воздействии аппаратуры. Во-первых, это обычное ментоскопирование и снятие картинок с памяти, но оно детально и высокотехнологично. Кажется, они могут обшарить каждый уголок мозга. Во-вторых, явно присутствует и непонятное воздействие, родственное тому, что оказывали психоволновые излучатели в бывшей Стране Отцов. Только там излучение активно подавляло психику людей, а здесь этот фактор совершенно пассивен, предназначен не для воздействия, а для наблюдения. Нечто вроде многомерного сканирования сознания...
И, самое главное, непонятна конечная цель систематических обследований. Ты обратил внимание, что лаборанты даже ничего не записывают по окончании процедуры?
-Да, -сказал Гурон, - просто берут карточку и крест-накрест зачеркивают ячейку в одном из трех полей. У меня все кресты - справа, а у тебя?
-Слева.
-Возможно, это как-то связано с нашими ролями? - предположил Гурон, - я ведь, как-никак, неглупый усердный и опытный служака, опора державы и отец подчиненным. А ты у нас - тонкая творческая натура, многомудрый наставник и учитель.
-Вероятно. -без особой уверенности согласился Всеслав.
-А не смогут ли они убрать нашу психозащиту?
-Исключено! - мгновенно и категорически ответил Всеслав. -Снять кодировку может только тот, кто установил. Но сейчас меня стало беспокоить другое. Если психозащита будет обнаружена, не сочтут ли ее бравые имперские контрразведчики творением рук материковых спецслужб? Дескать, злодеи-континенталы взяли, да и закодировали-запрограммировали засылаемых коварных шпионов... Ну как примутся взламывать со всем усердием! А мне что-то не хочется попасть после их экспериментов в местную лечебницу для умалишенных. Вряд ли она комфортнее карантина.
-И что же?
-Да ничего! Остается только надеяться на здравомыслие аборигенов.
-Утешил. - ядовито сказал Гурон и вдруг, без всякого перехода сменив интонацию, громко сообщил в сторону домика: - А вот с желудком у меня никаких проблем нет.
На крыльцо вышли двое санитаров в широких штанах и рубахах со знаками имперской военно-медицинской службы на колпаках.
-Да, - торжественно подтвердил Всеслав, -представь, мне тоже совсем хорошо!
-Восемьдесят два дробь одиннадцать -к детектору на исповедь! - позвал санитар.
Саракш
Островная империя. Белый пояс. Остров Цузуй.
Карантинный лагерь "Возрождение"
07 часов, 3-го дня 1-ей недели Бирюзового месяца, 9590 года от Озарения
-Что-то ты совсем перестал заглядывать, братец мой! -упрекнул приятеля начальник медицинской службы. Он сосредоточенно разводил фруктовым сиропом спирт в колбе. Фрегат-лейтенант разведки Хацуко Зо, развалившийся на смотровой кушетке только хмыкнул:
- Притомился, видишь ли. Полгода жили мы, как люди, а тут вдруг, словно прорвало - субмарина за субмариной! Сам знаешь, бараки не пустуют. В положенный по уставу отпуск собираюсь. Слышал, рядом с нашим островком археологи нашли галеон, затонувший лет четыреста назад? Нырять будут. Вот, хочу к аспиранткам в гости наведаться... Да и по ящерам давно не стрелял.
-Боюсь, Зо, что со стрельбой и с беготней за черными аспирантками придется подождать, пока мы совместно не уладим одно дело. - серьезно сказал врач. -Перестань валяться и возьми стакан. Твое здоровье.
Звякнуло стекло, послышались два шумных глотка. Запахло копченой со специями свининой.
-Ух! - одобрил разведчик. - А что за дело, знахарь?
-Восемьдесят два дробь семнадцатый - твой?
-Ессес-но! Весь восьмой барак - мой.
-Помнишь его?
-Нет. -чистосердечно повинился фрегат-лейтенант. -А что?
Военврач ухмыльнулся:
-Вот я тебя сейчас удивлю.
Он включил телерадиопроигрыватель и стал устанавливать на видеомагнитофон бобину с широкой коричневой лентой.
-Когда свое старье отправишь на свалку? - фыркнул Хацуко Зо.
-Сразу после того, как скупердяи из управления выдадут мне вычислитель! -огрызнулся начмед. -Слушай лекцию. Как известно каждому дураку, все "ха-сиреневые" не менее пятнадцати раз должны пройти через детекторы. В девяноста пяти процентах этого оказывается более, чем достаточно. Хватило бы и десяти процедур. В пяти процентах возможны ошибки и тогда мы добавляем еще пяток обследований. Результаты записываем на видео, и храним до выпуска заключенного. Потом запись стираем.
-Не всегда... -мечтательно зажмурился фрегат-лейтенант и вновь лег, -Вот, помнится, с год назад была у нас одна лиловенькая... С виду невзрачная мышка, а как ты по закоулочкам ее подсознания прошелся, м-м-м! Такого поискать надо! Её кассету, надеюсь, не выбросил.
-Не выбросил. Не отвлекайся! -требовательно сказал медик. -Так вот, мы выписываем "выпускникам" соответствующие документы. Кому - с белыми полями, кому - с желтыми, кому - с черными. Ставим соответствующий штамп подмышкой. И - до свидания, кандидат в граждане! Все идет как по маслу. Ничего интересного в записях, повторяю, нет и мы их сти-ра-ем! Иначе пленки не напасешься. Деваха, о которой ты вспомнил, была редчайшим исключением. Ну, еще тот случай со шпионом из Страны Отцов. Вот, собственно и все. Однако ментограммы восемьдесят два дробь семнадцатого меня озадачили. Глянь-ка сам.
Начальник медицинской службы щелкнул пожелтевшим тумблером, по экрану побежали полосы, сменились рябью, та в свою очередь превратилась в туманные струи и из них выплыло удивительно четкое цветное изображение.
-Глубинный боже! - ахнул разведчик. Забыв о ленивой расслабленности, вскочил и уселся почти вплотную к телерадиопроигрывателю.
-Вот-вот и я о том же!
На экране появилась постройка -не то небольшой дворец, не то замок. Ее окружал ухоженный сад.
-Ты когда-нибудь слышал, чтобы обследуемый при включении детектора облекал строение собственного сознания в такие образы?!
-Я не специалист, -пораженно протянул Хацуко Зо, - но даже мне ясно, что это редкость.
-Ах, "редкость"? -ядовито вопросил врач, - Так вот, я, как специалист, уточняю: не "редкость", а нечто фантастическое, уникальное, невозможное. Я никогда такого не наблюдал. В лучшем случае начальное прощупывание дает какие-то темные лабиринты с мутными пульсирующими стенами. Ощущаю себя ветеринаром, зондирующим кишечник обожравшегося кота. Тогда как здесь...
Дворец приблизился. Бесшумно распахнулась дверь.
-Эт-то еще кто?!
За дверью стояла маленькая фигурка.
-Даю увеличение.- пообещал начмед, - Вот. Гляди. По-моему, какая-то старая игрушка. Плюшевый зверек, что-то вроде горного енота, только бурый и хвоста не видно. Довольно симпатичный. А зал, где мы оказались - это образ сознания дробь семнадцатого. Потрясающе четко: лестницы, ковры, картины на стенах. Вот я приближаюсь к картине, смотри - женщина. Когда после сеанса я показал дробь семнадцатому этот кадр, он был явно взволнован и сказал, что это его мать. Как видишь, все демонстративно открыто. Но продолжаем дальше. Вот дверь, входим сюда. Это его память, видишь библиотека, лампы, полки, книги. Пожалуйста, смотри, если интересно. И здесь секретов нет. Испытуемый находился в состоянии гипноза и, тем не менее, совершенно определенно сотрудничал со мной, приоткрывая детектору свою психику! Каково, а?
-Невероятно!
-А я что говорю?
-Но с чего ты взял, что дробь семнадцатый с тобой сотрудничал? - поинтересовался фрегат-лейтенант.
-Он дал мне сопровождающего. Смотри сам! -врач со звоном ткнул краем стакана в экран. Камера плавно двигалась от стола к лестнице, оттуда к непонятного вида устройству, напоминавшему вычислитель. И все время, то попадая в кадр, то уходя за кромку, рядом семенил бурый плюшевый зверек. Наконец, камера остановилась перед запертой на массивный засов дверью.
-Теперь - внимание! -сказал врач. - Обследуемый по-прежнему в гипнотическом сне. Данная часть его сознания плотно закрыта. Доступа туда нет, образ недвусмысленно говорит нам об этом. Так, смотри внимательно, я включил форсированный режим детектора, попробовал проникнуть и...
Дверь вздрогнула от невидимого толчка, а камера тотчас отскочила, отброшенная плюшевыми лапками. Игрушечный зверек стоял перед дверью в предостерегающей позе.
-Даю полную мощность.
Камера поползла вперед, угрожая смять маленького защитника двери и протаранить ее. Зверек проворно выхватил из воздуха огромную бочку с надписью "Порох", вскочил на нее с факелом, замер в том же предупреждающем положении.
-Дальше я не стал рисковать. Ты понял, что к чему?
-Здесь и полному кретину все ясно. - ответил разведчик, - "Полезешь - взорву все к демонам!"
-Именно, а переводя с языка образов: "Попытаешься проникнуть в подсознание - получишь в кресле либо труп, либо сумасшедшего".
Запись кончилась
-Прочее в том же духе. -вздохнул врач. -Теперь практический вопрос - что с ним делать?
Хацуко Зо в волнении расхаживал по смотровой.
-У нас имеются три варианта. - наконец сказал он. -Первый - обеспечить себе дальнейшую безмятежную жизнь. Проще некуда. Заключенный Ха-82\17 умирает. Заболел там, или взбунтовался. Из списков вычеркнут, ментограммы стерты.
-Допустим. - сказал медик, - Но санитарам все известно. С ними как быть? Себе дороже обойдется...
-Отпадает. -согласился фрегат-лейтенант. -Второй вариант - раскручиваем его здесь подручными средствами на свой страх и риск. Если получится, получаем хо-орошие повышения по службе. Это шанс.
-Угу. -сказал начмед. -Шанс. Причем равно как повыситься так и загреметь, если не удастся, под хо-орошее разжалование. А неудача при нашей-то раздолбанной аппаратуре вполне возможна. Тут, братец мой, половинка на половинку.
-Тогда ничего, кроме третьего не остается. Срочно составляем рапорт по полной форме и отправляем его за нашими подписями сразу по трем инстанциям, то есть в штаб группы флотов, в Поясное управление разведки и в Поясную же биосоциальную службу. Укажем, что только благодаря нашей бдительности, только благодаря нашей проницательности и только благодаря нашей смекалке... Ну, и тому подобное. Пойдет?
-Считаю, это лучшее из всего, что мы можем сделать. -вздохнул врач и зазвенел ложечкой в колбе. -Правда здесь особых повышений нам не светит, но благодарность, надеюсь. последует. А риска куда меньше. Чую пахнет дело секретами имперского уровня, а нам, зауряд-офицерам от них лучше держаться подальше. Сплавим дело наверх, пусть там разбираются.
-Золотые слова. Твое здоровье, знахарь!
Секретно
Шифровано
Откуда: Третий отдел Разведывательной службы Белого Пояса
Куда: Белый пояс. Остров Цузуй.
Карантинный лагерь "Возрождение"
Кому: Уполномоченному разведывательного отдела
При штабе группы флотов "Ц"
Корвет-капитану Хацуко Зо
8-ой день 1-ей недели Бирюзового месяца, 9590 года от Озарения
Оправленная Вами и начальником медицинской службы карантинного лагеря "Возрождение" докладная записка № 08-07\59 "Экстра" рассмотрена.
Благодарим за проявленные бдительность и осмотрительность.
Приказываем:
1)Заключенного Ха-82\17 оставить в прежнем состоянии. Никаких действий по отношении к нему не предпринимать. Постарайтесь оградить его от возможных неприятностей, но при том он ни в коей мере не должен заподозрить особого к нему внимания.
2)По окончании пребывания заключенного Ха-82\17 в лагере предписывается в полном объеме провести по отношению к нему стандартные выпускные процедуры. Все материалы, связанные с нахождением в лагере "Возрождение" заключенного Ха-82\17 передать уполномоченному Третьего отдела Разведывательной службы Черного Пояса, который прибудет в лагерь.
Поручаем Вам ознакомить с данным приказом начальника медицинской службы карантинного лагеря "Возрождение". В дальнейшем приказываем соблюдать режим абсолютной секретности и неразглашения, за нарушение которого предусмотрена высшая мера социальной защиты.
Документ по прочтении - уничтожить.
Саракш
Островная империя. Белый пояс. Остров Цузуй.
Карантинный лагерь "Возрождение"
06 часов 60 минут, 8-го дня 1-ей недели Бирюзового месяца, 9590 года от Озарения
-Когда будете пришивать новые петлицы, брат корвет-капитан? - с притворной угодливостью спросил начмед. -Да и пирушка по поводу назначения комендантом лагеря тоже причитается.
Новоиспеченный корвет-капитан Хацуко Зо довольно ухмыльнулся:
-Брось прибедняться! Можно подумать, тебя обидели. Перевод в штабной госпиталь на должность заведующего отделением - это ли не повышение!
-Да разве я жалуюсь! -возопил врач, -Такого, честно говоря, и не ожидал. Надо же, как быстро отреагировали штабные...
-Что ж, значит, мы не ошиблись. Спасибо дробь семнадцатому. Только, думаю, о нем и об этой истории нам следует навсегда забыть и помнить только последние слова в шифровке. Те, что о высшей мере...
-Ну, это понятно. Как там в пословице: "Молчишь - значит живёшь", да?
-Именно, знахарь.
Ход 17
Саракш
Островная империя. Белый пояс. Остров Цузуй.
Карантинный лагерь "Возрождение"
07 часов 50 минут, 9-го дня 2-ей недели Оранжевого месяца, 9590 года от Озарения
Дредноут посреди фьорда медленно и беззвучно разворачивал башни, выцеливал на берегу чудовищными жерлами пушек оцепеневший от ужаса вражеский форт. Орудия с ревом выметнули огонь и дым. Поверх изображения на большом настенном экране поползли титры. Историческая кинодрама "Броненосец Боцойги" закончилась, в зале включили свет. Восемьдесят второй мужской, семьдесят девятый и сорок шестой женские отряды "выпускников" вышли из клуба и построились.