Подземная пирамида

– Это неважно.

– А вы не спросите, почему я ушла? – ?

– Из-за их методов. Что они теперь вытворяют с младенцами – это уж слишком для меня. Может быть, я сторонница старой школы, но в старых методах еще был какой-то гуманизм. Да-с, был. То, что они делают сегодня, это просто… просто… бесчеловечно! Такими методами только зверенышей воспитывать! Тьфу!

Она медленно, но верно входила в раж.

– Миссис Мантовани, – быстро ввернул я, – мне нужны сведения об одном маленьком мальчике. Мне сказали, что если кто и помнит его, так это можете быть только вы!

Было видно, как ей понравилась моя похвала.

– Еще бы! У меня память, как в молодости. О ком речь?

– О малыше, которого привезли туда двадцать один год назад.

На ее лице отразилось разочарование. – 01 Такое старое дело? Уж и не знаю… Собственно, как раз тогда я попала туда. Помню, какую битву мне пришлось выдержать с Мантовани. Несчастный хотел, чтобы я стала за прилавок. Я сказала ему, чтобы и думать об этом забыл!

Как видим, бедный Мантовани и забыл.

– Все же, о ком речь?

Я вынул из кармана фотографию.

Она взяла, посмотрела, и лицо ее засияло.

– Ренни, – сказала она. – Маленький Ренни. Тяжеленный камень свалился с моей души.

– Вы уверены?

Она рассерженно взглянула на меня.

– Но послушайте! Да знаете ли вы, сколько раз я меняла ему пеленки? И сейчас еще у меня перед глазами его маленькая круглая попка. Парнишка был что надо. Но что вы хотите от него? Что с маленьким Ренни?

– Не имею понятия, миссис Мантовани, – сказал я в соответствии с истиной. – Именно это я и хотел бы узнать.

– Зачем?

– Наследство. Один дальний родственник оставил ему приличную сумму. Мне поручили достать его хоть из-под земли.

– Понимаю, – сказала она серьезно. – Я и не знала, что у маленького Ренни есть родственники… Тогда я решил опросить ее по всей форме.

– Итак, его звали Ренни?

– Да, Ренни.

– Это ласкательное имя?

– Не имею понятия.

– Фамилия?

– Не знаю. Никто не знал.

– Как это может быть?

– Очень просто. Когда его привезли, только и сказали, что малыша зовут Ренни.

– Вы… то есть заведение Харрисона этим удовлетворились?

Она дернула плечом.

– Почему бы нет? Фирма Харрисона – частное заведение. Даже на один день принимает младенцев. Кто-нибудь привозит ребенка, платит пять долларов и говорит, что вечером заберет его. А мы, как положено, опекаем ребенка: пеленаем или, если он постарше, играем с ним, кормим, учим. Вечером родители забирают его, и мы, возможно, больше уже никогда его не увидим. Но бывало и совсем иначе. Однажды привезенный ребенок так и оставался у нас.

– Случалось и такое?

– Охо-хо, еще сколько раз! В таких случаях мы ждали несколько дней, а потом переводили в другое отделение. К тем детям, от которых родители отказались или бросили на произвол судьбы.

– А из каких был Ренни?

– Ренни – иное дело. У него были опекуны. Они приезжали за ним в конце каждой недели, а нередко и каждые три дня. Забирали его, а в начале недели, как правило, снова привозили.

– Значит, у него были близкие…

– Я же вам сказала.

– Миссис Мантовани, а вы могли бы вспомнить тот день, когда малыша привезли впервые? Она задумчиво покачала головой.

– Я тогда как раз не была на службе. Только на следующий день я узнала, что в недельной группе новый ребенок.

– В недельной группе?

– Так мы называли тех, кого забирали обычно в конце недели. На субботу и воскресенье; в понедельник утром их снова привозили.

– Понимаю… Но ходили же какие-то слухи, кем могли быть опекуны Ренни?

– Если верно то, о чем говорили, и если я хорошо помню… – ведь двадцать четыре года – огромный срок, – малыша привезла одна молодая пара. Казалось весьма вероятным, что они супруги, несмотря на то, что они не называли себя.

– А потом?

– Что значит – потом?

– Всегда они приезжали за ребенком?

– Нет, что вы! И именно на это я, наконец, обратила внимание. С этого-то и начались пересуды…

– Пересуды?

– Ну да. Правда, не всерьез. Просто обычные сплетни сестер.

– О чем, миссис Мантовани?

– О малыше, конечно. Кто, например, его родители, если каждый раз его привозит или забирает кто-то другой. Знаете, несли такую чушь, что он, наверняка, похищенный сын миллионера, как тот младенец Линдберг, или что он переодетый принц и тому подобное. Знаете, какой вздор могут наговорить люди.

– Давайте-ка вернемся к молодой паре. Они только привезли ребенка и больше не появлялись?

– Ну что вы! Иногда и они приезжали, как и все остальные. Но так и не было ясно, они ли родители ребенка.

– Или?

– Или кто-то другой. Они ничем не выделялись среди остальных.

– Миссис Мантовани, а ваше заведение никогда не пробовало установить личность ребенка?

– Нет. Я же сказала, что это не было принято в заведении Харрисона.

– Ясно. А кто были остальные?

– Которые приезжали за мальчиком?

– Да.

– Ну… Я бы не смогла сказать. Мужчины и женщины. Белые и черные. Мы по крайней мере знали, что его родители не черные… хотя, довольно смуглый был парнишка. Было в нем, наверно, немного мексиканской крови.

– Была ли какая-нибудь система в том, как они приезжали за ним?

– Система? Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Ну, я хочу сказать, что, скажем, каждые две недели за ним приезжали одни и те же люди. Была ли какая-то регулярность в их приездах за ребенком?

Она покачала головой.

– Не могу сказать. Но не думаю. Мне кажется, это зависело от случая, кто за ним приезжал. Знаете ли, как-то все это было очень странно. Как будто он был сыном полка.

– Как будто что?

– Сын полка или батальона.

– А это еще что такое?

– Вы никогда не читали таких военных романов?

– Я – нет!

– Все равно. Представьте себе, что военные зашли в лежащий в развалинах город противника или в только что отбитый свой город и среди развалин нашли голодного и оборванного маленького мальчика. Школы нет. садика нет, есть нечего. Тогда полк берет мальчика к себе. Каждый день какой-то другой военный делится с ним своим обедом, кто-то другой учит читать-писать, другой зашивает его порванную одежду, и другой же стирает ему. Вот это – сын полка.

– Вы хотите сказать, миссис Мантовани, что и Ренни был чем-то в этом роде? Что, может быть, его взяло к себе какое-то заведение? Завод или контора?

– Похоже было на то.

– И поэтому за ним всегда приезжал кто-то другой? Что они распределили между собой выходные, кто когда забирает его к себе домой?

– Именно так это и выглядело.

– Все же… какими были те люди?

– Ну, я не знаю. Молодыми…

– Молодыми? Что значит молодыми?

– Скажем, до тридцати.

– Все до единого?

– Все.

– И… как по-вашему, какой работой они занимались?

– Какой работой?

– Я имею в виду, они занимались физическим трудом или были служащими. Существует миллион признаков, по которым можно отличить одних от других.

Ее лицо озарилось улыбкой.

– А, вот что! Я совершенно уверена, что они были служащими. Белые воротнички.

– Вы уверены?

– Руку даю на отсечение. Это были исключительно деликатные и культурные люди.

– Почему вы так считаете?

– Ну… по словам, которые они произносили.

– Например? Какие слова? Она грустно покачала головой.

– Этого я уж точно не помню. Но тогда я была совершенно уверена, что они очень культурные люди. Даже, что они не рядовые служащие.

– А какие?

– Не знаю. Давно это было. Не много же я узнал пока. Поэтому продолжал расспрашивать.

– Миссис Мантовани, а вы не можете вспомнить хоть одно имя?

– Нет. Да они, пожалуй, не называли своих имен.

– Как долго мальчик пробыл в заведении?

– Пока не достиг школьного возраста,

– Та-а-к… А как его привозили в начале недели?

– Вы хотите сказать, на каком транспорте?

– Именно это.

– Ну, главным образом, на автомобиле. На черном, наверно, на «Бьюике». Но случалось, и на фургончике. От неожиданности я вскинул голову,

– На фургончике?

– В каких обычно привозят всякую всячину. О, и еще вот что! Когда они однажды привезли его, кажется, это были как раз те мужчина и женщина, которые привезли его впервые, на них была какая-то пестрая одежда. Как у военных. Вы понимаете, что я имею в виду?

Постепенно начала вырисовываться какая-то картина.

– Вы сказали, миссис Мантовани, что чаще всего его привозили на автомобиле. А как еще было?

– Ну, пешком.

– Пешком? На тех дорогах бывали заторы? От города до заведения Харрисона добрых десять миль. Может быть, они приезжали на такси?

Она покачала головой.

– Не думаю. Если бы они привозил и его на такси, то останавливались бы на стоянке заведения, как они это делали, приезжая на собственных автомобилях. То ли на черном автомобиле, то ли на фургончике, А такси я никогда не видела на стоянке. Я часто выглядывала, когда привозили Ренни.

– Почему?

– О, в этом нет ничего удивительного. Знаете ли, в таком заведении никогда не происходит ничего особенного. И обращаешь внимание на каждую мелочь, чтобы хоть как-то скрасить будничную монотонность. Понедельник был особенно интересным днем. – ведь привозили назад много детей; посетители приходили за посетителями. Нашим любимым развлечением было наблюдать за стоянкой и пытаться угадать, где чьи папа – мама. Иногда случалось, что у нас укрывали своих младенцев актрисы из Голливуда.

– Итак, если я правильно понял, это означает, что в таких случаях сопровождающие ребенка приходили пешком?

– По всей вероятности. Только когда была хорошая погода, они не приезжали на автомобиле. И на такси не приезжали, Несколько секунд я просидел в задумчивости, потом встал.

– Очень вам благодарен, миссис Мантовани. Вы мне очень помогли,

– Не стоит. Я искренне беспокоюсь за маленького Ренни, Он заслуживает того, чтобы судьба ему улыбнулась.

Я уже перешагнул через порог, когда неожиданно она окликнула:

– Мистер Нельсон! Я быстро обернулся.

Они смотрела на меня, нахмурившись и, как видно, усиленно над чем-то размышляя.

– Мистер Нельсон… кажется, я что-то припомнила. Вы спрашивали, не помню ли я имя кого-нибудь из тех, кто привозил маленького Ренни.

– Да? – я шагнул поближе.

– Что ж, имен имя не помню. Но были среди них два оригинала. Один был с рыжими волосами и длинной бородой, такой большой шутник. Другой – с длинным и угрюмым лицом. Как обиженная каланча. Но и у этого было чувство юмора. Я припоминаю, что они постоянно подшучивали над нами и друг над другом. Итак чудно называли друг друга.

– Как же? – спросил я, волнуясь. Она стыдливо улыбнулась мне.

– Ну… словом…«новое царство» и «древнее царство». Увидев мою ошарашенную мину, она быстро продолжила:

– Конечно, может, это был всего лишь розыгрыш. Или я что-то не так поняла.

– Не волнуйтесь, миссис Мантовани. Глядишь, и это пригодится.

Я взял себе это на заметку и пошел к такси.

Уже вечерело, когда мы свернули на главную улицу Санта-Моники. Водитель одной рукой держал руль, а другой утюжил свой нос. Вдруг он слегка притормозил и повернулся ко мне.

– Скажите, мистер, вас ничего не беспокоит? Я стряхнул с себя одолевавшие меня мысли и попытался сосредоточиться.

– Что, например?

– Например, что за нами следят. Я быстро обернулся, но увидел в темноте только свет бесчисленных прожекторов.

– Кого?

– Серый спортивный автомобиль.

– С каких пор?

– Я заметил их еще в полдень.

– Так какого же дьявола не сказали? – накинулся я на него.

– Я не знал, чем дело пахнет. Я хочу жить долго.

– Тогда почему сейчас говорите?

– Потому что пожалел вас. Вы так уютно сидите здесь. И, кроме того, вы сейчас выходите. Я еду ужинать. Я подумал, лучше вам узнать, что нам сели на хвост.

– Спасибо.

– Куда вас отвезти?

– К гостинице.

– Вы уверены, что вы хотите туда?

– Конечно, уверен!

– Хорошо, мое дело спросить. В таких случаях пассажир обычно просит остановиться у подземного перехода, оплачивает такси, идет в переход и выныривает на другой стороне.

– Везите меня к гостинице!

– Как пожелаете, мистер.

Он затормозил перед гостиницей и протянул мне свою визитную карточку.

– Если я буду вам нужен, позвоните по этому телефону. Я оторвусь от кого угодно, мистер! Знаю город, как свои пять пальцев!

Я поднялся в свою комнату и даже не очень удивился, когда перешагнул через порог. Все мои пожитки валялись в беспорядке на полу, даже зубная паста была выдавлена из тюбика. Чемодан мой был распорот – следует признать, что работа была выполнена основательно.

Я поставил себе на колени телефон, и когда коммутатор отозвался, заказал Нью-Йорк. И телефон Джиральдини.

Некоторое время в аппарате раздавалось гудение, затем в нем послышался знакомый голос.

– Это я, ваш собутыльник, – сказал я ему, – и сейчас очень кстати был бы самый большой бурбон, в котором мало воды и не больше двух кубиков льда.

– И я бы не отказался, – сказал голос,

– Тогда порядок. Не дадите мне вашего шефа? Спустя несколько секунд на проводе был Джиральдини.

– Ну что, Нельсон, как дела?

– Спасибо, кое-как управляюсь. Скажите, вы мне навесили кого-то на хвост?

– То есть… что вы имеете в виду?

– Слушайте, Джиральдини. Я иду по следу и не люблю, когда мне приходится отвлекаться от работы. Кто-то с утра развлекается тем, что основательно изучает мой распорядок дня. Кроме того, похоже на то, что он любит мою зубную пасту.

– О чем вы говорите? Вы не сказали бы вразумительней?

– Зачем? Либо вы и так знаете, о чем речь, либо в игре замешан еще кто-то. Поступайте по вашему усмотрению.

И я положил телефонную трубку.

На следующее утро я выпил чашку кофе и запихнул в себя сэндвич с сыром. Как-то и завтрак, и Санта-Моника отбивали у меня аппетит. Не давала покоя мысль, что кто-то идет по моему следу.

– Вот так бывает с тем, кто отходит от своих принципов! – бранил я себя, ожесточенно сражаясь с сэндвичем. – Если за мной следит только Джиральдини, то мои дела не хуже, чем до сих пор. А что, если в меня вцепилась какая-нибудь конкурирующая фирма? Ведь я, по сути дела, не знаю, в какую игру играю. Что Джиральдини не сказал правды – это верняк. Так в чем же может быть правда?

Я с трудом осилил сэндвич и поплелся в книжный магазин напротив. Купил карту Санта-Моники и вернулся в комнату.

Я поудобней устроился в кресле и задумался. Ну-ка, посмотрим, какие плоды принес прошедший день.

Во-первых, – начал я выстраивать все по порядку, – самое важное, что я узнал, это то, что малыша не только привозили на автомобиле, но и, предположительно, приводили иногда пешком в заведение Харрисона. А значит, это учреждение или что там еще, которое опекало ребенка, не может находиться далеко от заведения Харрисона. То обстоятельство, что мальчика все-таки могли привозить на такси, только ни миссис Мантовани, ни другие сестры этого не заметили, я пока не хотел принимать во внимание. Над этим я еще успею поразмышлять, если мое первое предположение не подтвердится.

А сколько же в состоянии пройти пешком мальчик ясельного возраста? – ломал я голову и впервые пожалел, что у меня нет детей. Правда, хорош бы я был, если бы они у меня были… Куда бы я их дел, вот хотя бы сейчас?

У меня, естественно, не возникло и мысли, что ребенок предполагает и наличие мамы, каковой, по заведенному порядку, обычно является жена.

Итак, – терзался я над вопросом, – сколько же может пройти пешком ясельный ребенок… Предположим хороший, погожий день, весенние цветы распускаются. В воздухе пчелки жужжат, на берегу речушки. – Тут я яростно потряс головой, отгоняя эти лирические мысли. – Итак, сколько может прошагать ребенок такого возраста?

Поразмышляв немного, я решил, что около мили. Это меня весьма устраивало как вполне разумное расстояние.

Я расстелил карту на столе, вынул свой перочинный нож и, раскрыв оба лезвия, превратил его в циркуль. Кончик меньшего лезвия я воткнул в самый центр заведения Харрисона, а большим описал вокруг него окружность, каждая точка которой находилась на расстоянии одной мили от центрального корпуса.

Описав окружность, я убрал нож и принялся рассматривать, что в ней находилось. Следует признать, такого, что могло бы возбудить мое подозрение, там было досадно мало. Всего-навсего шинный завод и прачечная. Больше ничего.

Я почувствовал некоторое разочарование. Если верить миссис Мантовани, непохоже было, чтобы малыша таскали туда-сюда рабочие, делающие резину, или работники прачечной. Конечно, там есть и здания под конторы, а в этих последних служащие, белые воротнички. Но все это мне не очень нравилось.

Я как раз задумался над этим, когда зазвонил телефон. Мысленно подбодрив себя, я потянулся за трубкой. Я бы не удивился, если бы на том конце провода раздались угрозы, что меня ликвидируют.

Но к моему великому изумлению на проводе была миссис Мантовани.

– Доброе утро, мистер Нельсон, – прощебетала она, – не сердитесь, что я звоню так рано. Как вы знаете, я через несколько дней уезжаю из города, а ночью я вспомнила кое-что.

– А именно?

– Это касается маленького Ренни.

Мне сразу стало легче.

– Искренне признателен вам, миссис Мантовани. Любая мелочь может оказаться важной. Из меня так и сыпались любезности.

– Правда, я не знаю… Может быть, это не имеет никакого значения. Даже очень вероятно.

– Этого никогда не знаешь, миссис Мантовани.

– Ну, хорошо. Я припомнила, что с маленьким Ренни однажды произошел несчастный случай.

– Несчастный случай?

– Не тяжелый. Кажется, он всего лишь свалился с лестницы. Я уже не могу припомнить как следует.

– Понимаю.

– Мне пришлось отвести его к врачу. Он очень плакал, и мы боялись, что он сломает себе что-нибудь.

– Ага.

– Недалеко от заведения Харрисона была поликлиника. В нескольких сотнях метров. Поэтому-то в заведении не было своего врача. Если была необходимость, мы просто вызывали его по телефону.

– Вы же говорите, что отвели ребенка туда.

– Да, потому что нужно было сделать рентгеновский снимок. А рентген был только в поликлинике. В заведении не было.

– Понимаю.

– Какой-то доктор, кажется, его звали Дейвис, сделал маленькому Ренни рентген. Потом он сказал что-то весьма странное.

– Странное? Что именно?

– Ну, по правде говоря, я его не совсем поняла. Но доктор был просто вне себя от волнения. Даже позвонил куда-то.

– Но что же случилось?

– Он сказал, что у маленького Ренни кости ненормальные.

– Вы хотите сказать, что он обнаружил какую-то болезнь?

– То же самое спросила и я. Но он ответил, нет, малыш не болен, только у него странно росли ребра. Аномально.

– Вы не могли бы сказать, что это означает?

– Попытаюсь. Доктор Дейвис даже сделал снимок. Через несколько минут меня вызвали и показали его мне. Действительно, странные ребра были у маленького Ренни, Очень странные.

– Какие же?, • – Такие, как тюремная решетка,

– Тюремная решетка?

– Да, его ребра росли не только горизонтально, но и вертикально. Ребенок был весь в клетку.

Дело принимало все более загадочный оборот.

– Миссис Мантовани, вы бы не рассказали всю историю еще раз, только помедленнее?

Она рассказала, Очень медленно, еще раз и то же самое. Что у маленького Ренни ребра росли в клетку.

– Что было потом? – спросил я наконец.

– Ничего. Доктора еще какое-то время звонили по телефону, потом отпустили нас домой. Доктор Дейвис сказал, что маленький Ренни совершенно здоров. А что касается ребер, то это безобидное отклонение. Такое же, как когда кто-то рождается с хвостом.

Положив трубку, я застыл в неподвижности, не зная, с какого боку подступиться к новой информации. Не оттого же ведь Джиральдини разыскивал мальца, что у него были ребра в клетку?

Ответа я все равно найти не мог, так что послал все это к черту.

Я вернулся к карте и снова задумался о прачечной. Что было мальчугану делать в прачечной?

Затем неожиданно мои мысли возвратились к миссис Мантовани. Что такое сказала старушка? Что там была поликлиника…

Я резко повернулся к карте и начал искать. Где, черт возьми, могла быть эта проклятая поликлиника? Искал, искал, но так и не нашел.

Потом вдруг выронил из руки перочинный нож и так заржал, что если бы меня кто-нибудь слышал, то принял бы за сумасшедшего. Я даже по лбу себя стукнул.

Идиот! Ведь все это произошло двадцать один год назад, А я себе рисую круги на карте Санта-Моники последнего издания!

Я выбежал на улицу и искал до тех пор, пока не обнаружил букинистический магазин. Еще через полчаса я держал в руках карту Санта-Моники более чем двадцатилетней давности.

Я вприпрыжку взбежал по лестнице в свою комнату, схватил перочинный нож и снова описал окружность с заведением Харрисона в центре. Затем наклонился пониже и заглянул в круг.

Однако оттого, что я увидел, у меня волосы на голове встали дыбом. Потому что, действительно, там на карте была поликлиника, в которой было установлено, что ребра маленького Ренни выглядели как тюремная решетка нотам же был и несуществующий теперь Университет Санта-Моники с тремя факультетами и относящимся к нему десятком другим институтов, В таких случаях в подходящей компании говорят; что, выкусил, молокосос!

Несколько часов спустя я уже рассматривал подробную схему бывшего Университета Санта-Моники с при – надлежавшими ему институтами.

Я смотрел и смотрел на эту пропасть зданий, факультетов, институтов и все больше начинал терять уверенность. Если я до сих пор не чувствовал, что ищу иголку в стоге сена, то теперь как раз время было это почувствовать.

Я вздохнул и решил отбросить корпуса Университета. Маловероятно, чтобы кто-либо приводил сюда ребенка в конце недели. С другой стороны, если его забирали домой…

И я поскорей переключился на институты. Их было ровно двенадцать. Проблемами медицины занимались три, психологией – еще три, один был археологический, один искусствоведческий и один геологический.

Я растерянно смотрел на бумаги, словно только от них и ждал помощи. Малыш Ренни… Черт побери! В каком же месте ты мог скрываться тогда?

Потом решил, что мне пора познакомиться с внутренней структурой институтов Университета Санта-Моники. 8 конце концов, я трачу деньги Джиральдини.

Бесспорно, я узнал из бумаг много интересного, но несомненно было и то, что ничего из этого я не мог связать с маленьким Ренни.

Все же в первую очередь я занялся геологическим институтом, потому что, пожалуй, именно там должен был быть ключ к разгадке. На чем я основывал свое предположение? На тех странных словах, произнесенных вчера миссис Мантовани, что, мол, та молодая пара, которая привезла назад маленького Ренни, однажды была в одежде, похожей на военную. Я где-то слышал, что геологи, или спелеологи, или не знаю кто там еще, тоже носят такую одежду, когда отправляются в серьезную экспедицию. Итак, искать следует здесь и нигде больше!

Я искал, искал и ничего не находил. После обеда я уже знал все на память. Знал, например, имена начальников и подчиненных только все еще понятия не имел, для чего мне это нужно. Но я был уверен, что решение задачи следует искать в институтах.

Пообедав чем-то на скорую руку, я снова углубился в бумаги. Институт египтологии Университета Санта-Моники. Директор – Петер Силади. Состоит из двух секций египетского древнего царства и секции эпохи нового царства. А каждая из них в свою очередь…

И тут вдруг я оторопел. От волнения на глаза навернулись слезы и заслонили лежавшие передо мной бумаги.

Как там сказала миссис Мантовани? Один был рыжим, высоким мужчиной, с великолепным чувством юмора, а другой – с мрачным лицом, длинный, с черной бородой, каланча. Подшучивали над всеми и часто друг над другом. Непонятно почему называли друг друга «древнее царство» и «новое царство».

Я повалился на тахту, чтобы отдышаться. Черт побери! Ну, конечно же, археологи! И с одеждой защитного цвета сходится. Ведь и археологи работают на открытой местности. Хотя я не мог взять в толк, что могли искать египтологи в защитной одежде в окрестностях Санта-Моники. О, дьявольщина!

Тут снова затрезвонил телефон. Я снял трубку. Это был Джиральдини.

– Узнали что-нибудь, Нельсон?

Странно, но в его голосе не было нетерпения.

– Ничего. Но я работаю, не бойтесь за свои деньги.

– О'кей. Все еще следят за вами?

– Не имею понятия. Я еще не выходил сегодня.

– Ага.

– Не бойтесь за деньги, я и дома работаю.

– О'кей! Если что – только скажите. И не удивляйтесь, если с теми, что прицепились к вам, случится несчастье. Идет?

– Это ваше дело. Пока.

Я спустился в холл, купил газету, затем зашел в телефон-автомат и набрал номер таксиста. Бог его знает, видно, пришлось мне по сердцу, как он в носу ковыряет.

К тому же мне очень не хотелось, чтобы нас подслушивали.

Я не спеша вышел на улицу перед гостиницей погреться на солнышке. Подождав минут пятнадцать, я увидел, как мой молодец выруливает к гостинице, приветствуя меня так, словно мы были старинными знакомыми.

– Доброе утро, сеньор. Чудесная погода сегодня, Я сел в такси, назвал первое место, которое мне пришло в голову, и откинулся на спинку сиденья.

– Как вас зовут? – спросил я его.

– Рамоном, сеньор.

– Вы мексиканец?

– Предки мои были, сеньор. А их предки переехали в Мексику из Перу. Так что я инка, сеньор.

– Я могу вас называть Рамоном?

– Очень обяжете, сеньор.

Его вежливость была такой же безукоризненной, как у метрдотеля из «Вальдорф Астория».

– За нами следят, Рамон?

Он посмотрел в зеркало, затем тихо пробормотал:

– Так мне трудно понять. Но если вы позволите крутануться пару раз…

– Давайте, смелей!

Он крутанулся пару раз – это значило, что мы вихрем промчались по нескольким узким переулкам с небольшим движением. И, наконец, покрутившись так с четверть часа, мы выехали на главную улицу.

Рамон обернулся и подмигнул мне.

– Если и следили, то я оторвался от них. Я попросил остановить машину под тенистым деревом, но не стал выходить.

– Сколько лет вы живете в городе? – спросил я водителя.

– Ну… с детства. Лет тридцать. Тогда мы как раз переехали сюда из Росарио. Из Росарио, что в Штатах. Знаете, мой отец…

– Хорошо. Вы говорите, что в то время в городе еще был университет?

– В Росарио?

– Да нет же. В Санта-Монике. В этом городе, здесь.

– А,это1 Конечно, был, Университет Санта-Моники. Там, где детский приют. У черта на куличках.

– Вы часто ездили туда?

– Не слишком. Сотрудники университета жили в пригороде. Профессора в частных домах, а студенты – в университетском городке. Время от времени приходилось кого-нибудь подвозить туда. Главным образом, в начале семестра. Некоторые приезжали поездом из другого города, и с вокзала брали такси до университетского городка. Честно говоря, я редко стоял у вокзала. Мало хорошего в таких поездках. Студенты не особенно щедры на чаевые, а назад пассажиров совсем не бывало. Только начинающих таксистов можно было еще уговорить на такую поездку.

– Но, все-таки, иногда можно было подзаработать такой поездкой?

– Крайне редко.

– Может быть, все-таки, вы помните что-нибудь? – не отставал я.

– Зачем вам нужно?

– Ну… скажем, затем, чтобы знать, как все это выглядело.

Он растерянно почесал макушку.

– Честно говоря… Думаю, что это было похоже на любой другой университетский городок. Студенты жили в деревянных домиках, на территории городка. Дома были помечены греческими буквами, просто не было никого, кто не выучил бы их. Я однажды… А, да ладно. Все это было, как огромный парк. Одних научно-исследовательских институтов не проехать – не пройти. Это-то и стало причиной большой беды.

– Большой беды?

Он обернулся и с подозрением посмотрел на меня.

– Вы еще не слышали?

– Я впервые в Санта-Монике.

– Пардон, сеньор. Так вот, случилось, что весь университет сгорел до основания.

– Что вы говорите?

– Сгорел. С тех пор в Санта-Монике нет университета.

– Когда это было, примерно?

– Так, лет восемнадцать назад. Но можно и точно установить. Все газеты только об этом и писали. В таком маленьком городишке большое событие и то, если загорится мусорный ящик, не говоря уже об университете!

– Вы говорите, все сгорело?

– Научно-исследовательские институты и университетские корпуса дотла. К счастью, студенты не пострадали. Их квартиры были довольно далеко от пожара.

– А… как это случилось?

– Поджог. Виновника же поймали. Я почувствовал возбуждение.

– Значит, поймали. И кто же был этот сумасшедший?

– Вы точно сказали. Это был сумасшедший. К сожалению, не помню его имени. Дело тогда разбиралось в суде. Какой-то дуралей несчастный из Индианаполиса. Кажется, он проучился один семестр и сбрендил. Суть в том, что его исключили. Он уехал, а потом вернулся и поджег все хозяйство.

– Как, черт возьми, ему удалось сделать это так основательно?

– Случайно. Этот губошлеп набрал пакли для поджога. Насколько мне помнится, большой беды не случилось бы. Но этому сдвинутому повезло, а университету – несчастье. Он забросил пучок пылающей пакли в окно одного из подвалов, и пакля упала прямо в чан с какими-то реактивами, а крышкой чан забыли накрыть. Реактивы вспыхнули, а остальное уж пошло как по маслу. Все институты загорелись один за другим!