Она хотела сказать, но не могла — она лишь прижималась сильнее к Уррию, пропитав ткань его одежды своими слезами. Уррий тоже молчал, держа высоко в руке факел, а левой теребя ее густые прекрасные волосы, проводя по нежной коже плотного плеча и теплой, изумительно приятной шеи.
Он не знал, сколько они простояли так, прижимаясь друг к другу — время перестало существовать. Они словно пытались напиться ощущением друг друга — она, чтобы умереть, с этим ощущением в сердце, он, чтобы сохранить его на всю жизнь.
Но скрипнула дверь и Каррин позвал Уррия.
— Я спасу тебя, Сарлуза, — пообещал Уррий, сам не веря в то, что говорит. — Я люблю тебя, Сарлуза!
Он ласково и осторожно освободился из ее объятий и шагнул к дверям.
— Уррий! Я люблю тебя! — вскричала вслед ему, словно очнувшись от чудного дурмана, Сарлуза. — Я никогда ни кого не любила, кроме тебя, Уррий! Ты лучше всех — ты моя жизнь!
Уррий знал, что она действительно до него никого не любила.
Он решительно направился по коридору к выходу. Епископ сказал, что казнь отменить невозможно — поздно! Раз это сказал отец Гудр, значит, он ничего не способен сделать. А если не способен он, то что может сделать Уррий?!
Уррий вдруг впервые за весь день вспомнил о Лорелле. Что, если бы в подземелье была сейчас она? Он бы разнес весь замок, чтобы спасти суженую, даже если бы на пути его встал родной отец с мечом в руке. Да, для Лореллы он бы сделал это, он любит ее.
Значит, Сарлузу он не любит?
В душе Уррия все клокотало, ему не хватало воздуха.
Он любит Сарлузу! Так же как Лореллу — не меньше. И если он готов сделать все возможное для Лореллы, то он должен сделать это и ради Сарлузы!
Но как ее спасти? Как?!!
Он вернулся в свою комнату, в соседней весело разговаривали Эмрис и Ламорак.
Уррий нервно подошел к сундуку, достал ларец из желтого камня, раскрыл.
— Вставай, — сказал он.
Посланец Алвисида выпрыгнул из своего убежища и расселся в воздухе перед юношей.
Уррий долго и задумчиво смотрел на него, размышляя. Наконец он не выдержал, со всей силой в сердцах стукнул кулаком по каменной стене.
— Ну что мне сделать, чтобы спасти Сарлузу? Что? — в изнеможении воскликнул он.
— Не знаю ответа, — равнодушно откликнулся бесплотный двойник Алвисида.
Все было готово к казни. Крестьяне, слуги из замка и из епископского дворца, воины и рыбаки со всех четырех озер, рабочие с рудников, расположенных чуть в стороне от болот, священники и даже горожане заполонили просторный внутренний двор замка, плотно стоя плечом к плечу и поднимаясь на цыпочки, чтобы разглядеть зловещий белый столб, к которому будет привязана злая колдунья, дотла спалившая Красную часовню и совершившая множество других страшных и жутких преступлений. Как водится, в толпе были очевидцы того, как колдунья превращала воду в колодцах в змеиный яд и живьем пожирала грудных младенцев. Толпа ждала, изнывая от предвкушения зрелища, о котором будет судачить, смакуя каждую деталь и приписывая все новые и новые подробности до самой зимы. Вспоминались и прошлые казни — как в графстве, так и по всей стране. В графстве еще ни разу колдунов не сжигали, потому что злые колдуны не проявляли себя здесь или, что вернее по мысли простых богомольных жителей графства, просто не попадались до этого.
Со старой телеги, сквернословя не стесняясь женщин и детей, восемь здоровенных мужиков сгружали к подножию столба колдовские причиндалы, привезенные из пещеры колдуньи. (Вторая телега, груженая бесценными книгами Сарлузы без всякой помпы прибыла в епископскую резиденцию и книги были бережно перенесены в библиотеку. Хотя старый епископ Гудр точно знал, сколько дней ему осталось жить, пройти мимо такого богатства он просто не мог — тем более он не мог позволить сжечь все это сокровище мысли человеческой, как настаивал отец Свер. Книги были по приказу епископа заприходованы, описаны и занесены в библиотечные каталоги и уже не в воле отца Свера было изъять их.) Мужчины с явным отвращением брали предметы, доставшиеся Сарлузе с таким трудом, и брезгливо бросали к столбу, тут же осеняя себя крестным знамением. Стоявшие поблизости крестьяне с удивленным любопытством разглядывали чудодейственные штуковины, стараясь получше запомнить. Мертвые руки с переломанными свечами и разрубленный пополам волшебный стол с пустым уже магическим котлом, многочисленные горшочки с бесценными настоями и чучело горной птицы, связки сушеных лягушек и еще невесть что и непонятно откуда взявшееся — все сбрасывалось к подножию столба, чтобы исчезнуть навсегда в священном пламени вместе со своей владелицей.
Пришла графиня с дочерями и служанками, для них были приготовлены специальные кресла в лучшем месте и воины выстроились цепью, чтобы толпа не смела их. Графиня села, не глядя на своих верноподданных крестьян, и гордо уставилась на белый, очищенный от коры, столб. Она знала за что сожгут колдунью — разговоры про спаленную Красную часовню для темных крестьян. Она знала об изменах мужа и давно смирилась с этим, выплакав глаза пустыми бессонными ночами. И сегодня — день ее торжества, она сможет увидеть наказание хотя бы одной из его любовниц. Графиня перекрестилась набожно и внутренне вознесла молитву Господу, искренне возжелав такой же участи всем остальным пассиям своего ветреного мужа.
Четверо слуг принесли в кресле епископа в парадном облачении, поставили его кресло рядом с графиней. Поблизости встал отец Флоридас, склонившийся предупредительно к епископу, в ожидании каких-нибудь просьб или замечаний. Уррий, Эмрис и Ламорак молча встали неподалеку от кресел графини и ее дочерей, сестер Уррия.
Уррий кого-то высматривал в толпе, но безуспешно, он был бледен и молчалив, нижняя губа его была прикушена. А вот Эмрису и Ламораку не было причин расстраиваться по поводу предстоящей смерти «черноволоски» — поделом ей! Пребывание в подземелье они оба долго не смогут забыть! Тем более, что наверху в это время происходили такие события — вот Уррий уже и рыцарем стал, пока они по вине Сарлузы томились в подземной тюрьме!
Отец Свер сам пришел за приговоренной, хотя привести ее полагалось священнику рангом ниже. Сердце его оглушительно билось в груди, воздуха ему не хватало, глаза слепили внутренние отвратительные сверкающие светляки. Это наваждение скоро кончится — как только не станет человека, доведшего его до такого состояния. Господи, а человек ли Сарлуза?! Может, она суккуб, дьяволица во плоти?! Тогда нет ему прощения и ждет его геенна огненная. Но нет, если бы она была суккубом, то они бы так просто ее не арестовали — она превратилась бы в змею гремучую и ускользнула бы подземным лабиринтом. Значит, она человек, продавший душу Дьяволу. И должна быть сожжена.
Один из воинов открыл дверь в темницу. Священник не стал входить, осветил факелом камеру.
Сарлуза стояла спиной к дверям и смотрела на маленькое окошко в свете которого плясал беспечный мотылек, играющийся на границе свободы и неволи, жизни и смерти.
— Раздевайся! — властно приказал отец Свер. В горле запершило, он закашлялся и небрежно-брезгливо кинул к ее ногам балахон смертника — спешно сшитый бывшими подружками Сарлузы, служанками замка.
Сарлуза медленно обернулась. Руки ее безжизненно свисали по бокам, черные волосы прикрывали тяжелые мешки грудей, налитых фиолетовой тяжестью зверских побоев священника. Его поразили ее глаза — совершенно пустой взгляд. Глаза мертвого человека!
Священник отшатнулся.
Сарлуза прекратила жить еще не взойдя на эшафот — для нее все перестало существовать. Совершенно безразлично и медленно, словно сказочный зомби, она выбралась из юбок, наклонилась и подняла с каменного пола брошенную ей священником свою последнюю одежду. При виде ее обнаженного, пусть измученного, но все равно страстно желаемого тела, отца Свера затрясло. Колдовские чары продолжались! Он беззвучно прочитал молитву. Он не мог спокойно смотреть на нее, на ее стройные полные ноги, на ее плоский живот и крутые бедра. Но и отвести взгляда он не мог.
«Господи спаси и сохрани меня от соблазна Дьявольского!..»
— Выходи! — рявкнул он и попятился прочь от двери. Развернулся и медленно, держа толстую зажженную свечу обеими руками, начал шествие к священному костру. Он не оглядывался, он знал, что если колдунья замешкается, ей помогут не отстать от него. Он вел ее к смерти и искренне надеялся, что на этом его нечеловеческие мучения закончатся раз и навсегда.
У лестницы наверх он остановился и, не оборачиваясь, подождал колдунью, которую вели два охранника и два, беспрестанно шепчущих молитвы, священника. В руки Сарлузе сунули толстую горящую свечу, но она, казалось и не замечала этого вовсе — она шла словно в сомнамбулическом сне, губы ее были бескровны и плотно сжаты.
Толпа со злым свистящим шепотом цедимых сквозь зубы проклятий расступалась перед ними, одаривая колдунью множеством осуждающих взглядов. Дай волю этим людям и они собственноручно разорвали бы ее сейчас на куски, не дожидаясь костра. Столб уже был полностью готов, маридунский палач, вызванный с подручными отцом Свером из города, уже стоял с факелом наготове, ужасая всех своей мрачной красной накидкой с прорезями для глаз — никто из местных жителей не знал его в лицо.
Отец Свер подошел к наспех сделанной лестнице и поднял руку, требуя тишины. Когда через минуту молчание воцарилось над многолюдной толпой, переполнившей внутренний двор замка, он проговорил громко и торжественно:
— Именем Господа и во благо Его объявляю, что колдунья по имени Сарлуза, вступившая в богопротивную сделку со Дьяволом и сжегшая во злобе и по наущению дьявольскому Красную часовню, а также принесшая много других бед и разорений богопослушным людям, полностью обличена и вина ее доказана. Епископом Маридунским она приговаривается к смерти, подобной той, кой ущерб нанесен упомянутой колдуньей Красной часовне, то есть через сожжение!
Он прокашлялся и приказал палачу:
— Приступайте!
С Сарлузы сдернули дурацкий желтый балахон и она предстала взорам любопытствующей толпы во всей своей прекрасной наготе. Мужчины не отрываясь разглядывали ее фигуру, покрытую синяками побоев, но все равно привлекательную, пряча похотливые взгляды от своих обрюзгших сварливых жен.
Уррию было невыносимо больно смотреть на обнаженное тело молодой женщины, но он заставил себя не отводить взгляда.
Подручные палача взяли у Сарлузы из рук свечу, подвели к столбу и стали привязывать. Она словно не понимала, что происходит — смотрела пустым взглядом в неведомую точку и позволяла делать с ней что угодно. От прежней Сарлузы в ней осталась только внешность.
— Покайся! — прогремел отец Свер. — Отрекись от Дьявола!
Сарлуза ничего не ответила, даже не взглянула на священника.
— Начинайте! — нервно, сорвавшись на крик, скомандовал священник палачу.
Языки пламени коснулись облитых селитрой дров и колдовских предметов. Костер вспыхнул, на мгновение скрыв от глаз присутствующих столб с привязанной к нему жертвой.
Протяжный вздох многоголовой толпы пронесся над внутренним двором замка.
Отца Свера обдало нестерпимым жаром и опалило брови и ресницы. Сумасшедшее безумие заставляло биться сердце часто-часто, грудь разрывалась от кипения чувств — наконец-то исчезнет причина его падения! Будь она трижды проклята!!! Ему хотелось увидеть, как она корчится от боли, возмещая его невыносимые душевные страдания, хотелось услышать ее предсмертный крик.
Но пламя лизало нежную кожу колдуньи, а она молчала.
Толпа завороженно смотрела на костер. Графиня Маридунская не смогла сдержать злорадную улыбку, но этого никто не заметил.
Пламя уже почти целиком поглотило тело Сарлузы, а она молчала. Сердце отца Свера билось о ребра, словно желая выскочить наружу и оказаться с ней рядом. Ему казалось, что он сходит с ума.
Наконец пламя полностью скрыло столб с привязанной к нему жертвой и над площадью пронесся дикий истошный предсмертный крик — душа колдуньи прощалась с телом.
Экзорцизм свершился!
Толпа заревела, послышались громкие ругательства в адрес колдуньи — она уже никому не могла навредить.
Отец Свер торжествующе вскинул руки к небу, благодаря Господа за милость его. Радости его не было предела, он не мог ее скрывать.
И вдруг он схватился рукой за сердце, ноги его подогнулись, и нестарый еще сорокапятилетний мужчина, как куль повалился на землю. Исстрадавшееся сердце священника не выдержало бури эмоций и остановилось.
Епископ обеспокоенно оглянулся и сделал знак лекарю графини, стоявшему рядом с госпожой с пучком успокаивающих трав на случай если кому сделается дурно.
Лекарь подскочил к упавшему священнику, перевернул его на спину, приложился ухом к его груди. Потом закрыл глаза отца Свера с застывшим в них выражением фанатичного торжества, встал и сказал глухо, перекрывая треск костра:
— Ваше Преосвященство, он мертв.
Епископ закрыл глаза. Дела и так складывались плохо, эта же смерть усугубила и без того отчаянное положение. Вся надежда теперь была на молодого отца Флоридаса, потрясенного смертью своего дяди и воспитателя, наверное, больше всех остальных. «Господи, чем прогневил тебя наш род, что ты ополчился на нас?»
Пучок успокаивающих трав пригодился — графине стало дурно при виде смерти священника.
Костер угасал, пожрав в ненасытном пламени своем тело молодой колдуньи.
К пепелищу вышел сэр Бламур и закричал зычно:
— Казнь закончилась! Уже поздно! Расходитесь по домам. — Был сенешаль по обыкновению мрачен, но сегодня еще и бледен, как никогда.
К раскрытым воротам замка поплелись крестьяне и священники, которым надо было успеть засветло добраться до дома.
Пламя погасло окончательно. Тело священника уже унесли в церквушку замка, туда же понесли Его Преосвященство. Все разошлись. Лишь Уррий стоял все так же неподвижно, белый как облако, и смотрел на черный столб. Эмрис и Ламорак хотели увести его насильно, но не решились.
Уррий стоял и смотрел.
К нему подошел сэр Бан и по-отечески положил руку ему на плечо.
— Знаешь, Уррий, бери-ка Эмриса и Ламорака и поезжай прямо сейчас к Озеру Трех Дев, — мягко сказал он. — Руан покажет дорогу, он знаком с тамошним отшельником, сэром Тауласом. По дороге расскажет его удивительную историю, она заслуживает внимания. Ты меня слышишь, Уррий? До темна успеете добраться до Маридунума, там заночуете, а засветло поедете дальше. К завтрашнему вечеру вернетесь. С вами поедет еще десять человек охраны на всякий случай… С сэром Бламуром я договорился, он не возражает. Только не говорите никому о цели поездки — все-таки запрещено королевским указом… Эх, Уррий, я сам бы с вами проехался, да рана не позволяет. Иди, предупреди друзей и собирайтесь в путь.
Старый учитель почти насильно развернул юношу по направлению к дверям замка и повел. Уррий с трудом оторвал взгляд от места казни.
— Забудь об этом, — сказал сэр Бан. — Жизнь прекрасна, а то, что было — лишь театр, где все мы всего только комедианты. Ты знаешь это. Давай, поезжайте к озеру Трех Дев. Желаю Эмрису взять легендарный Экскалибурн — Эмрис достоин этого.
— Спасибо вам, сэр Бан, — сказал наконец Уррий. — За все спасибо.
В то время, как Уррий бесплодно высматривал в толпе Верховного Координатора Фоора, тот находился уже далеко от замка — в подземном храме под Красной Часовней. Сенешаль замка пристально посмотрел на гостя, когда тот сказал, что хочет прогуляться по лесу, вскоре вернется и что не любит больших скоплений людей. Но сэр Бламур ничего не сказал престарелому рыцарю, распорядился стражникам впустить сэра Фоора Дебоша в замок, когда тому заблагорассудится вернуться.
В обширном подземном храме под Красной часовней все было чисто убрано — огромные завалы секторов разрушенной металлической лестницы были разобраны и оттащены в подземные мастерские, в которых были изготовлены почти два века назад. Мастерскими не пользовались с тех пор ни разу, поэтому их заставили ценным железным ломом почти полностью, а также подземные коридоры, к ним ведущие.
Верховный Координатор изменил свое первоначальное решение покинуть храм за ненадобностью. Алголиане еще более тщательно замаскировали вход в подземелье в лесу и разрушили лестницу из Красной часовни — как будто и не было ее никогда. Отправили в Ирландию шаблоний и трупы погибших, уехали почетные гости. Остались лишь те, кто был необходим — шестнадцать отрядов отборных контрлбриков, прошедших огонь и воду, шестнадцать дебаггеров и четыре хэккера. Апологеты разъехались по своим Каталогам, заниматься текущими делами, увозя с собой алголиан, привезенных для посвящения в таинства. Хоть и были молодые контрлбрики из подающих особые надежды, но еще молоды. Уже неоднократно возносил благодарности великому Алголу Координатор Фоор, за то, что наверху в день Оплодотворения «частицы малой» опытных контрлбриков не оказалось — иначе он бы кусал локти над трупом наследника Алвисида и мечты его увидеть Учителя вновь живущим рассыпались бы в прах.
Верховный Координатор встал в священный круг храма, шестнадцать отрядов контрлбриков, возглавляемых дебаггерами стояли по кругу, почтительно склонив головы. Координатор Фоор крайне редко обращался к своим подчиненным. Он прочертил в воздухе священную спираль Алвисида и произнес торжественно:
— Братья! — голос его прогремел под сводами храма, проникая в самые сердца верующих. — Настал великий час! Мудрый Алгол послал нам испытание на верность и стойкость наших убеждений! Грядут большие перемены и мы должны сделать все, от нас зависящее, чтобы сын Алгола Алвисид вновь встал во главе нас, неся в мир Доброе, Разумное и Вечное. Не буду скрывать — предстоят тяжелые времена и из всех нас до Каталога Ферстстарр доберутся единицы. Наша главная задача: доставить «частицу малую» туда, где она должна быть — в Каталог Ферстстарр. Чего бы нам это не стоило. Это может сделать лишь наследник Алвисида. Ни один волосок не должен упасть с его головы. Я сам буду жить в замке, следя за этим. Если же он покинет замок — два отряда должны непременно быть незримо рядом с ним, чтобы избежать любых неожиданностей.
Верховный Координатор замолчал, переводя дух и оглядел слушателей — все внимательно смотрели на него, запоминая каждое слово, как откровение Алгола, как руководство к дальнейшей жизни.
Хэккер Прионест прочертил в воздухе священную спираль Алвисида — просил слова. Фоор кивнул, разрешая.
— Верховный Координатор, да пребудет с вами благодать Алгола, скажите, шар может передвигаться только с наследником Алвисида?
— Да.
— А если вдруг наследник Алвисида случайно погибнет, возможно, если на труп его возложить «частицу малую», то таким образом мы доставим ее, неся труп на носилках, в Каталог Ферстстарр, где и полагается быть плоти Алгола?
Координатор Фоор поднял руку по направлению к хэккеру Прионесту. Он хотел сжечь его пламенем Алвисида, чтобы другим неповадно было даже думать об этом. Но сдержался, взял себя в руки. Он готов к любым испытаниям, посланным Великим Алголом, он с честью выполнит свою миссию — Алвисид вновь оживет. А для этого требуется полное единство в рядах алголиан, раскол сейчас смерти подобен.
— Это, во-первых, неизвестно — возможно плоть Алгола подчиняется только живому наследнику Алвисида. А потом, — Фоор сделал значительную паузу, — вы все знаете пророчество — наследник Алвисида оживит сына Алгола. Алвисид вновь будет во главе нас. Мы обязаны сделать это!
Он вновь помолчал и заговорил торжественно-распевно, словно хвалебный файл:
— Братья! Все вы посвящены и допущены были к голове Алвисида! — Координатор Фоор лгал, он прекрасно знал к голове бога допускались избранные из избранных и среди присутствующих в храме было не более пяти-восьми подобных человек. — Судьба Алвисида сейчас в наших руках, братья! Трудно и опасно выполнять выпавшую на нас святую миссию — мы избраны Алголом для нее! Многие из нас положат головы, выполняя святой долг и имена их навечно будут занесены в Золотые Директории. Все из присутствующих здесь, кто останется жив, станут хэккерами!
По залу пронесся с трудом сдерживаемый гул голосов.
— Братья! — прогремел Фоор. — Великий Алвисид сейчас будет говорить с вами!
Гул усилился, даже хэккеры с удивлением взглянули на своего предводителя.
— То, что услышите вы сейчас, должно умереть в ваших сердцах, никому нельзя рассказывать об этом Откровении Алвисида! — провозгласил Фоор. — Вы все увидите Алвисида, сможете задать ему вопросы, и, значит, становитесь хэккерами прямо сейчас!
В воздухе замелькали прочерчиваемые спирали Алвисида. Алголиане молились. Фоор повернулся к накрытому священной желтой материей ларцу из желтого камня. Рядом с ним стояло кресло, которое Координатор приготовил так, чтобы оно находилось ровно где надо (вся сцена уже отрепетировалась им заранее). Крышка ларца была откинута — так его и доставили в храм, иначе открывая ларец Фоор бы умер. Или бы умер другой алголианин, которому Фоор поручил бы сделать это, но каждый человек сейчас был на счету.
— Вставай, — тихо, едва слышно проговорил Фоор.
Посланник Алвисида выскочил из ларца и уселся в приготовленное кресло. Все двести семьдесят пять человек, включая хэккеров, с трепетом упали на колени, вознося файлы Алголу. Торжественность и важность момента лишила их способности размышлять, они сейчас могли только внимать — и ни одно произнесенное слово не вытравят из их памяти любые десятилетия.
— Расскажи про себя, — тихо скомандовал Фоор.
— Я — бог, сын могущественного Алгола, пришедший с ним из другого мира, где дух человеческий взлетел на непредставимые высоты и вывел людское племя в космос. Я и отец мой всемогущий Алгол пришли в этот мир, неся Добро. Но Добру всегда противодействуют… — начал свой удивительный рассказ посланец Алвисида.
Фоор оглядел присутствующих. Да, он поступил верно, принеся сюда посланца Алвисида. Он и так не сомневался в верности своих подчиненных, они были многократно проверены. Но теперь он знал — случайностей не будет никаких! Он готов к испытаниям, посланным Великим Алголом.
Алголиане внимали сыну Бога. Они готовы были пожертвовать жизнью ради одного этого счастья, и если бы каждому из них сказали, что после того, как Алвисид закончит речь, слушателя подвергнут страшной казни, то каждый бы из присутствующих алголиан с радостью бы согласился. Но жизни их сейчас, как никогда были нужны святой вере и сыну Алгола — святому Алвисиду.
16. ДЕВУШКА ИЗ МАРИДУНУМА
Законы природы важнее всего. Природа ничто не создала
Даром и снабдила нас благородными органами не для того,
Чтобы мы ими пренебрегали, а для того, чтобы мы ими
Пользовались.
Джованни Бокаччо «Декамерон»Уррий гнал коня так, словно от этого зависела сама жизнь его. И если бы они не достигли Маридунума, то конь пал бы замертво через несколько миль. Остальные всадники отстали от него более чем на двести ярдов. Разговаривать Уррию ни с кем не хотелось, даже с Эмрисом и Ламораком.
У «Сердца дракона», лучшей гостиницы Маридунума, всадники спешились и вошли в трехэтажное большое здание. В обеденном зале полыхал камин, но посетителей было немного — лишь зажиточные горожане, отдыхающие после трудов праведных, нищих и забулдыг отсюда вышвыривали моментально.
— Эля и мяса сыну короля Сегонтиумского и сэру Уррию Сидморту! — воскликнул Эмрис входя.
— Сэру Радхауру! — поправил его Уррий.
— Что? — переспросил сводного брата Эмрис.
— Сэр Радхаур — Рыцарь Воды, такого мое рыцарское имя, — сказал Уррий. Был он мрачен и по-прежнему бледен, хотя сумасшедшая скачка несколько успокоила его.
— Хорошо, пусть будет как ты желаешь, — пожал плечами Эмрис и крикнул:
— Хозяин, лучший стол и лучшие комнаты для сына короля Сегонтиумского и сэра Радхаура, сына графа Маридунского! Руан, позаботьтесь обо всем пожалуйста. Да, и попросите, чтобы три девушки за ужином составили нам компанию. Вы, надеюсь, не возражаете? — Эмрис повернулся к друзьям.
— Мне безразлично, — хрипло ответил Уррий.
— Еще бы я возражал! — воскликнул Ламорак.
Руан обо всем побеспокоился, их провели в отдельный небольшой опрятный зал. За большой длинный стол уселись ужинать сопровождавшие их воины, друзья сели за маленький у окна. В окно ничего не было видно — ночь вступила в свои права. Слуги принесли на подносах ужин, один из них разлил эль по кубкам и поинтересовался: может быть, молодые господа желают вина, в «Сердце дракона» богатые погреба, лучшие во всей округе, «Сердце дракона» не зря считается лучшей гостиницей города.
Хозяин ввел пятерых девушек лет по двадцать и подвел их к гостям (хотя речь была о трех, но хозяин решил, что лучше переусердствовать перед знатными, и, как он небезосновательно надеялся, щедрыми господами, чем не угодить им, и поэтому он привел всех подходящих по возрасту женщин, что у него были). Эмрис тут же усадил стройную рыжеволосую девушку со смешливым курносым лицом к себе на колени — она казалась самой общительной и доступной из всех. На шее каждой девушки были серебряные тонкие кольца с какими-то надписями — знаки того, что они рабыни. Наверное, хозяина гостиницы.
Уррий не обратил на девушек никакого внимания — казалось он целиком поглощен ужином. На самом деле к еде он почти не притрагивался, зато наполнил себе уже пятый бокал элем.
Эмрис и Ламорак веселились вовсю — радость освобождения еще кипела в них, а мрачная сцена казни выветрилась из их голов, как вчерашний смурной хмель. Эмрис много говорил, шутил, смеялся, пил эль кубок за кубком, обнимал рыжеволосую красотку по имени Мадлен и ощупывал тугие выпуклости ее груди, радуясь, что она не снимает как бы невзначай положенную ей на грудь руку раздраженным жестом и не строит из себя недотрогу, которой явно не является. Эмрис предвкушал приятную ночь и старался думать лишь об этом. Но мысли о завтрашнем испытании не оставляли его полностью, лишь отступили на второй план. Завтра все для него решится! Уррий уверен, что Эмрис возьмет Экскалибурн из озера Трех Дев, и Эмрис хотел ему верить. Собственно, завтра ничего не решится — если Эмрис, как и все прочие пытавшиеся, не сможет вынуть из озера волшебный клинок короля Артура, это еще отнюдь не будет означать, что Ламорак ошибся в своих предположениях. Сколько королей, начиная с сына Артура Элизара, пытались и не смогли его достать, а ведь никто никогда не оспаривал их право на Верховный престол Британии! А Эмрису очень хотелось верить в предположения Ламорака, он уверовал уже, что не бастард, каких тысячи, а наследник престола, по традиции отданный на воспитание знатному рыцарю королевства. Но прочь эти мысли! На коленях соблазнительная красотка, которая подарит ему восхитительную ночь, рядом лучшие и верные друзья, в руках кубок с пенящимся элем — жизнь прекрасна и удивительна!
Уррий за весь вечер не проронил ни слова, ни разу не улыбнулся и даже не взглянул ни на одну девушку, словно их не существовало вовсе.
Он отодвинул тарелку, встал и хмуро сказал:
— Я пойду спать, завтра предстоит долгий путь. Триан, проведи меня в мою комнату!
Триан тут же встал из-за большого стола. Он уже заранее осмотрел приготовленные его господам комнаты и был готов к тому, что его в любой момент вырвут из-за стола, то есть основательно подкрепился. Немой телохранитель взял со стола один из подсвечников и пошел к выходу из зала. Уррий направился за ним.
Неожиданно юноша остановился и повернулся к столу, где продолжали веселиться его друзья.
— Ты, — указал он на худощавую молчаливую девушку со сбившимися в редкие прядки каштановыми волосами. — Пойдем со мной!
Эмрис и Ламорак удивленно-восхищенно переглянулись. Ламорак сделал жест, что, мол, молодец, Уррий, так и надо! Девушка покорно встала из-за стола и направилась к Уррию, в разрезе ее красного платья юноша увидел широкую ложбину между двух небольших холмиков груди, в ложбинке росли несколько темных волосков.
Они молча поднялись по темной деревянной лестнице и прошли по длинному коридору почти в самый конец. Триан ввел их в комнату с широкой постелью, поставил подсвечник на стоявший рядом с кроватью сундук и вопросительно посмотрел на Уррия. Тот кивнул и Триан вышел в небольшую прихожую, плотно прикрыв за собой дверь. Уррий знал, что верный телохранитель не спустится вниз, а ляжет прямо у двери Уррия, защищая сон своего господина.
Уррий посмотрел на девушку.
— Как тебя зовут? — спросил он и тут же добавил:
— Нет, не говори! Мне не нужно знать твоего имени. Раздевайся!
В свете трех свечей он молча смотрел, как она снимает свое красное платье с большим вырезом. Соски на ее груди были сморщенными и совсем маленькими, не больше мелкой монеты. И почти под цвет кожи — совсем не выделялись.
— Ложись! — сказал он и девушка так же молча откинула одеяло к стене и легла на спину, подставив тело его наблюдательному взгляду и уставившись в потолок.
Она была стройной и худой, с боков выпирали ребра, так что можно было пересчитать их не дотрагиваясь, у небольшого пушка между ног круто выпирали вверх туго обтянутые кожей кости, словно ограждая и защищая ее естество. Маленькие груди распластались по телу и стали едва различимы. Но она была красива — словно пугливая лесная лань. Кожа ее была белая, хотелось провести по ней рукой — бережно и ласково, чтобы случайно не порвать. Лишь серебряный ошейник рабыни раздражал Уррия, отталкивал взгляд юноши.
Такая же белая кожа, как у Лореллы. Но у его суженой фигура лучше, плотнее, у Лореллы прекрасная грудь, роскошные золотые волосы и удивительно глубокие зеленые глаза.
А у этой девушки глаза светло-коричневые, с рыжим пятнышком в левом глазу, смотрят в потолок, словно в бездонное небо, словно лежит она на берегу сказочного острова и ничто не угрожает ее чести — равнодушно лежит, будто ее ничего не касается.
«Зачем мне все это надо?» — подумал Уррий и начал медленно раздеваться, не сводя с обнаженной девушки глаз. Он стеснялся собственной наготы, но не стал гасить свечи.