Наследник Алвисида (№2) - Любовь опаснее меча

— Здравствуй, мой наследник, носитель силы, — медленно и торжественно проговорил человек-призрак. Голос его был громкий и властный, сейчас звучал торжественно и проникновенно, внушая благоговейный трепет. — С тобой говорит Алвисид устами чудесного послания!

Уррий заметил боковым зрением, как Верховный Координатор тяжело встал перед выросшим до нормальных размеров человечком на колени — не бухнулся, как давеча перед чудесным шаром рядовые алголиане, — а встал степенно, понимая кто перед ним и осознавая собственную значительность: сперва встал на левое колено, потом на правое и поклонился с крайней степенью уважения.

— Я слушаю тебя, Алвисид, — сказал Уррий, чтобы что-то сказать и быстро убрал меч сэра Алана на место. Положил ларец на кровать.

— Я — бог, сын могущественного Алгола, пришедший с ним из другого мира, где дух человеческий взлетел на непредставимые высоты и вывел людское племя в космос. Я и отец мой всемогущий Алгол пришли в этот мир, неся Добро. Но Добру всегда противодействуют. Ты — наследник моей силы, и ты доложен спасти меня! — Темные зрачки призрака уставились прямо на Уррия и юноша почувствовал, как что-то новое, чужое зарождается внутри него и поет тихонечко, как дудочка деревенского пастушка: тии-ии-тиии…

Уррий непроизвольно сделал шаг к посланцу Алвисида, протянул руку, чтобы дотронуться до него и рука прошла внутрь посланца, словно сквозь заколдованных Эмриса или Ламорака совсем недавно. Призрак не обратил на жест юноши ни малейшего внимания — он делал то, что когда-то велел ему его создатель. Он говорил:

— Ты должен спасти меня! Забудь все свои мечты, забудь свой дом и возрождай меня к жизни! Я вознагражу тебя. Я подарю тебе бессмертие. Я покажу тебе звезды. Мы будем вместе нести Добро в мир!

Внутри Уррия сильнее запело «тии-ии-тиии», порождая желание прямо сегодня сесть на коня, немедленно, и отправиться на этот чудесный зов. Но почему-то в памяти всплыли слова Луцифера: «Что есть Добро, а что Зло? Изначально задуманное Добро, может обернуться Злом. Добро и Зло — суть две стороны монеты!». И волшебный зов вдруг поутих, его почти не стало слышно.

— Спаси меня! Ты держишь в руках мой меч! Ты — мой наследник! Все помыслы твои теперь должны подчиняться зову в тебе — послушайся его, доверься ему, он приведет тебя к славе и бессмертию! — Посланец словно завораживал, заклинал Уррия, как змея завораживает свою жертву.

И вдруг в волшебном призраке Алвисида что-то изменилось. Он сидел — сидел прямо в воздухе, на несуществующем стуле. И Уррий заметил, что боком странный гость вошел в угол массивного сундука. Выражение лица Алвисида чуть изменилось и он заговорил другим тоном, нотка усталости просквозила в нем:

— Это послание должно помочь тебе, мой наследник, в возрождении меня. К сожалению, только словом. Даже боги не всемогущи, мне не дано знать будущее. Но я знаю настоящее, поэтому посылаю тебе, не рожденный еще мой потомок, в год двадцать третий от Великой Потери Памяти свое изображение. Я не знаю, сколько пройдет времени — год, столетие, тысячелетие… Рано или поздно ты родишься. Ты, второй мой наследник. Первому наследнику достался мой кинжал… Если ты не захочешь, или не сможешь возродить меня, третьему наследнику достанется наконечник моего боевого копья. Но ты постарайся, наследник, ты не пожалеешь. Это послание ответит на твои вопросы… Десять тысяч вопросов я придумал себе за тебя и ответил на них. Скажешь что-либо вроде «проснись» или «вставай»и задавай вопросы, наследник… И можешь послушать мою историю, скажи только: «расскажи про себя»…

Алвисид замолчал. Лицо его замерло, взгляд словно остекленел. Он ждал вопросов.

— Откуда ты знаешь, что я тот, кому адресовано послание? — спросил Уррий.

Поза незнакомца как-то мимолетно-резко изменилась: руки были сложены по другому, одна нога оказалась закинутой на другую. Он сказал:

— Если бы кто-нибудь, не владеющий силой Алвисида, открыл ларь, то умер бы на месте.

Уррий запоздало подумал, что Луцифер уже говорил ему об этом, а он столь безрассудно открыл ларец в присутствии друзей — вдруг они могли умереть лишь от этого. К счастью, это не так, как выяснилось.

— Хорошо, — сказал Уррий и сел на свою кровать. — Расскажи про себя!

Посланец оказался стоящим. Он начал говорить. Уррий слушал внимательно, не перебивая. Эмрис и Ламорак стояли и смотрели на говорящее проницаемое изображение давно поверженного бога, как на чудо. Верховный Координатор не вставая с колен, внимал, стараясь запомнить каждое слово. То, что он оказался в этот момент в комнате Уррия, он воспринял как божье благословение — не иначе, как сам Алвисид незримо направил его сюда. Для того, чтобы он справился с начавшимися испытаниями. Верховный Координатор готов к ним — недолго уже осталось великому богу быть в расчлененном состоянии!

В комнате незаметно появился Триан и встал, тоже внимания чудесному оратору. Когда принесли корыта и горячую воду, чтобы пленники подземелья смыли с себя усталость, он проводил слуг в комнату Эмриса. А эль и хлеб с мясом принес в комнату.

Посланец Алвисида говорил долго. Он ходил по комнате, садился в невидимое кресло, снова вставал. Присутствующие не понимали больше половины того, что он говорил, а то, что понимали — в то трудно было поверить. Но не верить было нельзя.

Никто не посмел перебивать Бога, говорившего из глубоко прошлого двухвековой давности. Он кончил, улыбнулся своему наследнику, обладающему силой Алвисида. И мгновенно из середины комнаты переместился в позу, в которой сидел — так же уйдя спиной в угол сундука.

Координатор Фоор по прежнему почтительно и одновременно величественно стоял на коленях пред двигающимся и говорящим изображением своего бога и Учителя. На лице его было блаженное, близкое к экстазу выражение.

— Что мне теперь делать? — после долгого молчания спросил Уррий своих друзей.

— Спасать меня из небытия, — без раздумий ответил волшебный двойник Алвисида.

— Я не с тобой разговариваю, — вдруг неожиданно зло огрызнулся Уррий — он перестал воспринимать посланца, как равного себе. Говорящая кукла, подаренная богом ему в подарок. Богом, возрождение которого зависело теперь от него, Уррия. И своим рассказом, Алвисид не добился необходимого эффекта — как ни странно, Уррий больше не желал немедленно сесть на коня. Нет, Уррий не отказывался спасти из беды своего прославленного предка… Но он дождется отца, посоветуется…

— Как ты смеешь так разговаривать с Алвисидом?! — гневно прогремел Фоор, вставая с колен. Руки его сжались от ярости в кулаки. В мозгу стучало от благоговейного трепета перед услышанным — Алвисид открылся ему в новой ипостаси. Фоор никогда не видел Учителя таким раскованным, тот всегда был сдержан и скуп на чувства со своими хэккерами. И эта новая грань Алвисида, чисто человеческая грань, как ни странно еще больше укрепила веру Фоора, его преклонение перед Учителем. Состояние алголианина было трудноописуемым, он был в высшей степени блаженства. И грубая реплика Уррия вывела его из себя.

Уррий посмотрел на Верховного Координатора. В затылке вдруг заныла слабая тупая боль, как тогда, у Красной часовни. Необъяснимый гнев овладел юношей.

— Вы будете на меня кричать? — процедил он сквозь зубы. — Вы в моем доме! Вы спасли мне жизнь, да, я благодарен вам. И я доставлю ваш шар куда вы скажете! Но никто и ничто не может заставить меня собирать вашего Алвисида по кусочкам. Дожидайтесь следующего наследника еще сотню лет. — Гнев оставил Уррия так же неожиданно как и обуял. Он вздохнул, ему почему-то стало стыдно за свои слова. Он отвел взгляд от алголианина и сказал ему:

— Оставьте нас, пожалуйста, одних, сэр Фоор.

Лицо Координатора Фора приобрело спокойное выражение. Никто не видел, что ногти на левой руке у него мгновенно выросли на полдюйма и со страшной силой он вонзил их себе в икру ноги, пронзив тонкую нарядную ткань. Он должен быть готов к посланным испытаниям! Что с ним случилось, почему речь Алвисида вывела его из обычного невозмутимого равновесия? Хотя ясно почему — он десятилетиями бредил этим голосом, этим кладезем мудрости, задавал вопросы мертвой голове Алвисида в Ферстстарре, но не получал ответов…

— Извините, сэр Уррий, — через силу сказал Фоор. — Я не прав. Вы можете обращаться с ним, как вам угодно. Каждый сам волен выбирать своего бога.

— И вы меня извините, — стараясь не смотреть в глаза алголианину сказал Уррий. — Я немножко перенервничал сегодня.

— Можно я задам вопросы? — спросил Координатор Фоор.

— Попробуйте… — неуверенно начал Уррий. — Можно не я задам вопрос? — обратился он к посланцу.

— Задавайте, — равнодушно сказал двойник Алвисида.

Координатор лихорадочно думал какой бы вопрос задать Алвисиду. Сколько вопросов в голове… Но в комнате полно посторонних… Нет, он не может!

— Можно… — в голосе Координатора проявилась столь несвойственная ему нерешительность. — Можно я заберу его… — От сладкого желания мутилось в голове, он страстно желал унести волшебного двойника Алвисида прочь отсюда и наедине порасспрашивать, он хотел показать его четырем хэккерам, Алвисида ни разу не видевшим и находящихся в окрестном лесу — как это укрепило бы их веру! Ногти Координатора выросли еще на полдюйма, раздирая плоть, струйки крови потекли по ноге, впитываясь в бордовую ткань. Взять себя в руки не удавалось. Великий Алгол, помоги справиться с соблазном! Помоги не потерять лицо! Фоор со своей армией мог сравнять Рэдвэлл с землей, но ничего не мог сделать с этим симпатичными мальчишкой, от которого зависело так много. Координатор нашел силы добавить:

— Я поговорю с ним и отдам его, даю слово рыцаря.

Уррий посмотрел на Эмриса и Ламорака. Те едва заметно отрицательно качнули головами. Почему-то Верховный Координатор им не понравился.

— Не сейчас, — твердо сказал Уррий и внутри алголианина словно что-то оборвалось. — Я сперва поговорю с ним как-следует и все обдумаю. Если бы Алвисид хотел, то такого же двойника он бы оставил и вам.

Аргумент был убийственный.

Фоор поклонился.

— Мы еще встретимся сегодня, Уррий, и поговорим. Ты действительно устал и тебе требуется отдохнуть.

Он ушел.

Ламорак взял с подноса кусок мяса — оно давно соблазняло его, но он стеснялся пожилого алголианина. Триан знаками стал показывать, что в комнате Эмриса стоят корыта с горячей водой и неплохо бы ребятам вымыться после пребывания в подземелье.

— Что вы все молчите, Эмрис, Ламорак? — не выдержал Уррий. — Хоть бы чего спросили…

— Ты знаешь, Уррий, — сказал Эмрис. — Я настолько рад, что выбрался из подземелья, и настолько ошарашен всем этим, — он указал рукой на мечи, шар, двойника Алвисида, — и твоим рассказом, что ничего не соображаю. Будет еще время поговорить.

— А ты, Ламорак?

— А что я? — спросил тот с набитым ртом. — Могу и вопрос задать! — Он прожевал и повернулся к волшебному человеку. — Ну-ка, пожалуйста, скажите, что за корона в алмазной пещере в подземелье Большого холма? — Ламорак с торжествующим видом посмотрел на друзей. С первого вопроса он поставил пусть и не самого бога, но его повторение, в тупик.

Двойник Алвисида действительно с полминуты не менял выражения лица и когда юноши уже не ждали ответа, вдруг опять сменил позу и сказал:

— Я обнаружил ее случайно — все-таки здесь моя родовая земля и я ее должен был знать. И долго ломал голову, что за лабиринт в Большом холме, что за таинственная корона, охраняемая подводным драконом. В конце концов воспользовался своим умением черпать знания из таинственной базы данных. Ответ оказался обескураживающим, я посмеялся от всей души: это фрагмент какой-то лабиринтной многоуровневой игры, неведомо как попавший Алголу при сотворении вашего мира.

Двойник Алвисида вновь замер в своей привычной уже глазу позе.

— И что ты понял из этого ответа? — иронично поинтересовался Уррий. — Я уже читал некоторые Директории и знаю лишь одно — чтобы осмыслить все это, возможно, не хватит всей жизни. Либо надо принимать на веру каждое слово, либо отвергать, как откровенную ложь. Но разве можно не верить собственным глазам?!

— Я спрошу, — вдруг сказал Эмрис. Подошел прямо к двойнику бога и громко спросил:

— Кто мой отец?

— Не знаю ответа, — после тягостного молчания, повисшего в комнате, ответил волшебный человек.

— Откуда ему знать? — Уррий обнял брата за плечо. — Алвисид же погиб двести лет назад. Неудивительно, что он не знает ответа. Завтра мы поедем все втроем к озеру Трех Дев и ты возьмешь Экскалибурн, — в голосе Уррия чувствовалась такая уверенность, что Эмрис даже вздрогнул.

Он пристально посмотрел на друга.

— Откуда ты знаешь?

Уррий помедлил, не зная как ответить, чтобы Эмрис понял и сказал:

— Эмрис, последние несколько дней со мной бывает так — знаю и все тут. Откуда это — я сам не пойму!

— Ты же наследник Алвисида! — воскликнул Ламорак. В голосе его слышалась бескорыстная радость за Эмриса. — Возьмешь ты Экскалибурн, раз Уррий говорит! У тебя будет Экскалибурн, у Уррия вообще целая коллекция волшебных мечей! — в голосе его послышалась нотка зависти. Но зависти не черной, хотя ему, конечно, и обидно немного.

— Ладно. — Уррий повернулся к волшебному человеку, взял в руки ларец и открыл его. — Хватит на сегодня.

Человек тут же уменьшился в размерах и Уррий не успел заметить, как он снова оказался лежащим в ларце. Юноша убрал ларец в сундук.

— Ребята, не открывайте этот ларец без меня, — сказал Уррий. — У меня от вас секретов нет, но вы же слышали — если его кто откроет, не владеющий силой Алвисида, сразу умрет! — Уррий чувствовал перед друзьями самому непонятное ощущение вины.

Уррий решил, что если Эмрис действительно возьмет Экскалибурн, а скорее всего так и будет — чувство не обманывает! — то он подарит Ламораку Неустрашимого. Придумает достойный повод, чтобы ненароком не обидеть друга и подарит! «Но говорить пока ничего не стоит», — решил Уррий. Он стал складывать свои трофеи в сундук. Взял Неустрашимого в руки и вдруг сказал:

— Ламорак, ты примешь от меня этот меч в знак нашей верной дружбы?

Эмрис и Ламорак удивленно посмотрели на Уррия. Это был поистине королевский подарок. Волна самых теплых чувств овладела всеми тремя юношами.

— Спасибо, Уррий, — ответил Ламорак и с трепетом взял меч. — О, если бы на тебя напал целый отряд врагов, я был бы счастлив встать на их пути и убить их. Или умереть.

— Тебе не придется вставать одному против целого отряда, — заверил его Уррий. — Рядом буду я и мой Гурондоль.

— И я, — сказал Эмрис.

— И его Экскалибурн, — уверенно добавил Уррий.

Они все трое обнялись. Нет ничего священней и крепче мужской дружбы! — думал каждый из них в этот момент.

Какой-то странный звук за окном привлек внимание Уррия. Он подошел к окну и высунулся по пояс.

— Странно, — сказал он. — Какой-то столб во дворе устанавливают…

— Это колдунью будут жечь, — пояснил Ламорак.

— Что? — Уррий не поверил. — Сарлузу?!

— Да, — подтвердил Эмрис. — Отец Свер сказал, что ее сегодня же сожгут.

Уррий обессиленно подошел к кровати и сел.

— Ребята, идите мойтесь, — попросил он. — Мне нужно побыть одному.

14. ТУРНИР

Сошлись они на середине поля.

Тот и другой пускают в дело копья,

Врагу удар наносят в щит узорный,

Его пронзают под навершьем толстым,

Распарывают на кольчугах полы,

Но невредимы остаются оба.

Полопались у них подпруги седел.

С коней бойцы свалились наземь боком,

Но на ноги вскочили тотчас ловко,

Свои мечи булатные исторгли,

Чтоб снова продолжать единоборство.

Одна лишь смерть конец ему положит.

«Песнь о Роланде»

То ли чародеи и маги, которым сегодня предстояло состязаться в своем искусстве, расстарались, то ли сам Господь Бог заинтересовался предстоящим турниром, но небо было идеально чистым, без единого облачка. Дул легкий южный ветер, навевая прохладу — погода словно делала все от нее зависящее, чтобы рыцарям было удобнее продемонстрировать ловкость, храбрость и умение.

С раннего утра к ристалищу близ Роквуда стали сходиться огромные массы людей — сперва те, кто был победнее, чтобы занять бесплатные места получше, потом средний класс, который за места мог заплатить. Знатные рыцари и дамы о таких пустяках не беспокоились — их ложи на двух огромных трибунах, расположенных друг против друга по длинным сторонам боевого поля не займет никто без риска для здоровья.

Сэр Отлак, как истинный рыцарь прибыл на турнир с самого раннего утра, приняв лишь легкий завтрак. Но в свою ложу, расположенную на почетном месте неподалеку от королевской (всего через три), отнюдь не торопился.

Вместе с Мориансом он бродил между шатров, в которых готовились к поединкам рыцари, встречал знакомых и радостно обнимался, либо холодно раскланивался. Зашел в шатер, где готовился к турниру его старший сын, тщательно осмотрел его экипировку, тоном знатока посоветовал взять другой щит — чуть меньших размеров, зато легче. Проверил также доспехи и упряжь лошади Педивера — на прошлом турнире, если бы не зоркий глаз графа, заметившего прохудившийся ремень, быть бы сэру Педиверу на зеленой, помятой копытами, траве ристалища.

— Ты уверен, что хочешь сразиться именно с Гловером? — последний раз спросил граф, который несколько волновался за исход поединка. — Он самый сильный из всех шестерых.

— Отец, но ведь ты же сам всегда выбирал самого сильного противника, — ответил сын.

— Но может быть, не в первом заходе. Пусть он сперва встретится с двумя-тремя, чуть подустанет…

— Отец, ты же не ждешь, что я соглашусь с твоими доводами? — резонно заметил Педивер.

Сэр Отлак сердечно обнял сына. Он гордился им.

— Удачи тебе, Педивер, — сказал граф и вышел из шатра.

Неподалеку прогуливался барон Ансеис, уже в доспехах, но без шлема. Один его оруженосец держал под уздцы полностью готового коня и шлем француза с ярким красным плюмажем, второй разложил на траве десяток длинных турнирных копий из ломкой пихты и с трезубчатыми коронками, вместо острых боевых наконечников.

— Вы уже готовы, барон? — удивился сэр Отлак.

— Я всегда готов, — пожал тот плечами.

— Вы хотите принять участие в первом же бою?

— А разве достойно рыцаря ждать, пока другие ослабят противника и биться с уставшим?

— Достойный ответ, — с восхищением сказал граф. Хотя всегда поступал именно так, и так же поступает теперь его сын. Но, может быть, граф не ожидал этого от утонченного француза?

— Говорят, где-то неподалеку содержится пленный дракон, вы не знаете где? — поинтересовался барон Ансеис. — Мне любопытно взглянуть.

— Можем прогуляться, время еще есть, — ответил граф. — Это совсем неподалеку.

Когда они проходили мимо очередного шатра, через откинутый полог граф увидел Селиванта, сидящего на простом походном стуле. Оруженосец застегивал принцу доспехи. Рядом стоял Пенландрис и что-то ему советовал. Как и все последние дни Селивант был хмур и казался безучастным к окружающему миру. «Пошли ему Господи удачу!» — вновь подумал Отлак. Хотя и к сэру Ричарду он не испытывал никаких неприятных чувств, сейчас графу хотелось, чтобы победа досталась Селиванту — он сам не смог бы объяснить почему.

— О-о, достойнейший граф Маридунский! Умереть мне от жажды, если я не рад тебя видеть в добром здравии! — услышал Отлак восторженный возглас и обернулся.

К ним шел рыжеволосый гигант в сверкающих латах, так же как и француз пока без шлема. Он простер руки по направлению к старому другу, но граф ловко отклонился от стальных объятий графа Камулодунского.

— Познакомьтесь, — поздоровавшись сказал Отлак. — Барон Ансеис, пэр Франции. Сэр Гловер, граф Камулодунский.

Оба рыцаря учтиво поклонились друг другу.

— Это, правда, бычья требуха, что Педивер собирается принять мой вызов в первом же заходе? — обратился Гловер к Отлаку.

— А ты удивлен?

— Да нет, порази меня гром, если вру! Весь в папашу! Надеюсь, бычья требуха, что он не решится выбрать боевое оружие!

— Да, я просил его драться турнирными копьями. Я еще хочу посидеть с тобой на пиру!

— Ах ты, старый хитрый тигр! — Гловер добродушно расхохотался и дружески хлопнул Отлака по плечу. — Да пошлют господь, древние боги и все черти подземные удачу твоему сыну, раз он решил оказаться на траве. Удача ему оч-чень понадобится.

— Удача понадобится тебе, благородный сэр Гловер, — с дружеской улыбкой сказал Отлак.

— Ну-ну, бычья требуха! Это мы вечером на пиру обсудим. До встречи!

— Превосходный боец, — сказал Отлак французу, глядя вслед удаляющемуся гиганту. — Такого ох как непросто выбить из седла. Морианс, — граф снял с пальца массивный перстень, сквозь золотую решетчатую накладку едва виден был, скорее угадывался, какой-то камень. — Отнеси мой перстень Педиверу, пусть наденет перед боем. — Он пояснил французу:

— Это наш фамильный талисман, достался от одного из предков, сэра Алана Сидморта, передается из поколения в поколения и охраняет наш род. Пусть сегодня талисман помогает Педиверу.

— Обычно такие гиганты, как этот достойнейший рыцарь, легче всего слетают с коня, если ударить точно, — заметил француз.

— Вы правы. Но Гловер превосходно держится в седле. Кому это знать, как не мне — я пять раз встречался с ним на турнирах. Первый раз, когда я был в зачинщиках турнира, а он еще безусым, только что посвященным рыцарем.

— И каковы итоги? — учтиво осведомился барон Ансеис.

— Три раза побеждал я, потом он сумел-таки вышибить меня из седла. Пятый наш поединок закончился ничьей — мы трижды преломили копья, но одолеть друг друга не смогли.

Дракон содержался в обширном каменном загоне за холмом неподалеку от ристалища. Все любопытствующие могли по пологой лестнице взойти на поражающую воображение каменную стену, возведенную еще в незапамятные времена до Великой Потери Памяти. Ворота из огромных дубовых стволов надежно закрывали выход. Но дракону все равно было не выбраться из загона — многотонные валуны были цепями привязаны через проколотые в перепонках дыры к крыльям и мощному хвосту. Хотя дракон не мог свободно передвигаться и тем более взлететь, он был опасным соперником — пламя из ноздрей и пасти обжигало, а удар лапой мог расплющить рыцаря в доспехах вместе с боевым конем в сплошное месиво мяса. Дракон был из породы чешуйчатых, двадцати-пяти-тридцати ярдов в длину — если считать от морды до кончика длинного, покрытого роговыми боевыми наростами, хвоста.

Француз с любопытством рассматривал со стены голодно рыкающего зверя — перед поединком дракона не кормили. Губы барона беззвучно шевелились — он о чем-то размышлял. Затем цокнул разочарованно.

— Да, — вздохнул граф, — дешевое развлечение.

— Почему же? — удивленно поинтересовался француз. Отлак понял, что удивление было деланным — из вежливости, но французу явно хотелось послушать как граф объяснит свое мнение.

— Настоящий, уважающий себя рыцарь, никогда не выйдет на бой с плененным драконом. Чудовище уже побеждено — недостойно рыцарю добивать раненого. Но всегда найдется десяток безмозглых фанфаронов, жаждущих произвести впечатление на своих подружек или утвердиться в собственных глазах.

— Разумеется, вы правы, — кивнул барон. — Но я как-то… я не подумал… мне не доводилось до сих пор увидеть живого дракона.

— Еще при моем покойном отце на севере нашего графства появился подобный же дракон, прилетел откуда-то… Только этот молодой, неопытный, еще не пламя из пасти и ноздрей, а так… дымок. Тот же был матерый, голыми руками не возьмешь. Я был тогда еще слишком юн, а отец хворал от ран, полученных при Гастингтоне. Отец тогда просил помощи у Верховного короля — прибыли три лучших рыцаря тех лет: сэр Джэннер Повэр, сэр Даймон Тонхэм и сэр Томас Малтон со своими дружинами. К ним присоединились, естественно, и наши бойцы. Дракон не улетел при виде вооруженных воинов, а принял бой. Тогда я увидел, что такое настоящий дракон в бою — он взвивался в небо и камнем падал на нападающих, изрыгал целые облака всесжигающего пламени… бр-р! Сэр Томас Малтон проявил тогда просто чудеса ловкости и мужества и после пятичасового боя одолел дракона. Оба других рыцаря и множество дружинников погибли. С дракона тогда три дня снимали шкуру, а мне довелось попробовать кусочек сердца дракона — сэр Томас Малтон хорошо относился ко мне, тогда еще мальчишке. К сожалению, сэр Малтон отправился в восточные страны на поиски Святого Грааля и больше о нем никто никогда не слышал… А этот, — граф кивнул вниз, в сторону дракона, — неопытный поросенок, раз позволил загнать себя толпе мужиков. Биться с таким, да еще когда он с неподъемными каменными чушками на цепях — доблести мало. Я обычно не хожу на такие зрелища, хотя они и не так часто бывают. Забава для простолюдинов…

— Наверное, вы правы, граф, — ответил барон. — Но слышите? Звучат трубы герольдов. Нам следует вернуться, если не хотим опоздать к началу турнира.

Француз быстрым шагом направился к шатрам, а Отлак пошел к трибунам.

В его ложе уже сидел король Пенландрис со своей свитой. Он явно нервничал, переживал за исход поединка своего сына и не скрывал этого, сыпля проклятиями вперемешку с мольбами к небесам об удаче. Граф отметил с неприязнью несдержанность старого друга, но ничего не сказал. Сел в приготовленное ему кресло, рядом тут же появился слуга, держащий на подносе кубок с элем.

Трижды протрубили выстроившиеся посреди зеленого поля герольды в ярких одеждах и под ликующие крики тысяч людей на поле выехал Верховный король Эдвин II. За ним по двое в ряд на боевых конях со знаменами в руках ехали шесть рыцарей, бросающих вызов любому благородному рыцарю мира, приехавшему на великолепный турнир. За ними следовали два старших герольда, два маршала, которые должны были следить за строгим исполнением правил участниками турнира и наиболее приближенные к королю вельможи.

Король выехал на середину поля, остановил своего коня и поднял вверх правую руку, призывая к тишине. Когда все наконец почтительно замолчали, король громко произнес:

— Я приветствую свой народ. Я открываю турнир и желаю всем удачи. Пусть победит достойнейший!

Словно произошло извержение вулкана — так бурно собравшиеся ответили на это приветствие. Король Пендрагон пользовался необычайной любовью и уважением своего народа. Отчасти это объяснялось популярностью его легендарного предка короля Артура, отчасти внешним мужественным и представительным видом короля, отчасти проводимой им политикой, в которой интересы бриттов ставились превыше всего.

Король с помощью подоспевшего оруженосца слез с благородного белого скакуна и величественно прошел к лестнице, выстланной роскошными коврами, ведущей к королевской ложе. Он занял свой трон и поднял жезл.

Вельможи тоже спешились и прошли в королевскую ложу, оруженосцы быстро увели коней с ристалища. Шесть благородных рыцарей шагом направили коней вдоль трибун, чтобы многочисленные зрители как следует разглядели зачинщиков турнира, восхитились их оружием и доспехами — шлемы они держали в руках, чтобы все видели их мужественные благородные лица, проникались симпатией и переживали потом именно за них. Всегда симпатизируешь тому, лицо которого знакомо и приятно, а не тому, чей лик скрыт за стальным забралом. Герольд-церемониймейстер в эти минуты громко выкрикивал правила турнира.

Наконец торжественная церемония открытия завершилась — рыцари со своими оруженосцами удалились через северные ворота.

Герольд-церемониймейстер вновь выехал на середину ристалища и обратился к почтенной публике:

— Благородные рыцари сэр Ричард Насьен и сэр Селивант, принц Сегонтиумский просят суда Божьего и Королевского. Между ними состоится бой до смерти или пока один из них не признает себя побежденным, то есть не правым. Бой состоится по обычным правилам. Да поможет Бог правому! Да здравствует Верховный король Британии Эдвин II! Да здравствуют благородные рыцари, прибывшие на славный турнир! Да здравствует щедрость благородных рыцарей!

На ристалище посыпались золотые и серебряные монеты — знатные рыцари проявляли свою щедрость. Король Пенландрис бросил около двадцати золотых — он был напряжен и мрачен, даже проклятия не сыпались с его уст. Бой по обычным правилам — это означает, что если один из противников упал с коня, то второй так же обязан спешиться, больше никаких ограничений не было. Пенландрис прекрасно знал, что Селивант владеет мощнейшим ударом и Насьен должен вылететь из седла. Но если тот не сломает себе шею, Селиванту тоже придется слезть с коня и обнажить меч. А мечом принц владел достаточно посредственно, увы, на уровне рядового дружинника.

В противоположных воротах ристалища показались противники. Сэр Ричард был в черном плаще, со шлема были сняты традиционные голубые перья — он был в трауре. Герольды и два маршала отступили к восточной трибуне, на специальное для них возвышение, прямо напротив королевской ложи, чтобы оттуда руководить действом.

Трижды протрубили герольды — тревожно и резко. Тысячи людей замерли в ожидании смерти, хотя смерть сейчас ожидала лишь одного. Никто не делал ставки на победу кого-либо из рыцарей, не потеха сейчас должна была произойти на зеленом поле — трагедия.

Герольд-церемониймейстер взмахнул жезлом. Коротко взвыли трубы. Прозвучал громкий крик: «Рубите канаты!». Противники ринулись навстречу друг другу.

— Ну же, Селивант, черт тебя раздери, дай ему! — воскликнул король Пенландрис и, кажется, вся западная трибуна услышала его нервный возглас. В наступившей тишине был слышен лишь грохот копыт.

Селивант промахнулся — его копье лишь скользнуло по щиту противника. Боевое ясеневое копье Насьена сломалось о щит Селиванта, но тот почти не шелохнулся в седле.

— Проклятье! — выдохнул Пенландрис и стукнул по перилам ограждения ложи. — Так бездарно промахнуться!

— Надо было взять на два дюйма выше, — сказал Отлак. — И чуть левее, прямо бы над щитом в нижнюю часть шлема.

Селивант чуть замешкался, Насьен развернул коня и с мечом бросился на обидчика. Селивант щитом отразил смертельный удар, да с такой силой двинул тяжелым щитом, что Насьен пошатнулся, лошадь Насьена прыгнула в бок и сделала несколько шагов.