Наследник Алвисида (№2) - Любовь опаснее меча

И главным действующим лицом завтра будет он — отстоятель Зуур, известный в этих местах под именем отшельника Фракса…

— Тебе все рассказали про твою будущую службу? — спросил он преемника.

— Только то, что здесь на самом деле, а не в нашем Каталоге, как я думал, находится самая могущественная из частиц малых плоти Алгола. Я не понимаю почему там лишь муляж, вокруг которого преклоняются, а здесь все замаскировано под убогую часовню…

Отстоятель с удивлением посмотрел на собеседника.

— Ты кем был до этого? — спросил хозяин комнаты.

— Контрлбриком. Второго отряда Каталога Ферстстарр. Два боевых похода, особо отмечен за заслуги координатором Калямом. Под руководством координатора Самиаса написал трактат о стратегическом ведении войны в лесной местности и использовании лучников по мудрым наставлениям Алвисида. Отмечен хэккером Миниктом. По решению собрания хэккеров избран в отстоятели. Полагал, что в Каталоге Ферстстарр, оказалось — в Британии…

— Раньше в Британии бывал?

— Да. После посвящения служил год у дебаггера Шавша, путешествовал с ним под видом оруженосца в Лондон.

— Прекрасно. За шестнадцать лет отшельничества у тебя будет возможность пополнить свои знания и написать несколько трактатов под прямым покровительством Алгола. В подвалах храма обширная библиотека, хвала Алголу. А строить Каталог здесь нельзя — запрет самого Алвисида был: не распространять влияние истинной веры в Британии. То ли он проклял эту страну, то ли другие какие замыслы — не нам судить о делах сына Алголова.

Отстоятель налил еще сида и себе, и гостю. — Ты пей, не бойся захмелеть, ночь длинная и мне много надо рассказать. Часовня эта называется Красной, связана с легендой. Слушай и внимательно запоминай.

Гость откинул со лба жесткую прядь волос, стер со лба выступившие капли пота и держа кружку в сильной, непривычной ни к чему кроме как к мечу и к стилу руке, приготовился внимать, запечатлевая в памяти каждое слово. Отстоятель встал с приземистого табурета и, расхаживая из угла в угол, начал рассказывать:

— Легенда, выдуманная давным-давно, гласит, что когда-то на этом месте жил богопокорный христианский отшельник Варинод в земляной норе. Все время он посвящал молитвам к Богу, скудно ел, никогда не мылся, ходил в рубище. Был он стар и непоколебим в вере. Сорок лет посланцы Луцифера безуспешно искушали его.

И вот однажды на приеме в адском дворце к Луциферу подходит один из демонов его. Царь Зла вопрошает демона: «Откуда пришел ты?» Тот склонился в поклоне и отвечает довольный собой: «Я был в деревне на землях германского барона, возбудил там возмущение и поднял большой мятеж, и произведши страшное кровопролитие, пришел возвестить тебе об этом!» Луцифер тогда спрашивает: «Сколь долго ты делал это?»И демон гордо отвечал: «Сорок дней». Луцифер осерчал и велел наказать демона, сказав гневно: «В сорок дней ты сделал лишь это!..» Затем подошли еще два демона, много зла натворивших на земле за короткое время и вновь Луцифер был недоволен их медлительностью. Подошел еще один демон и поклонился Повелителю Тьмы. Луцифер и его спрашивает: «Откуда пришел ты?» Демон скромно отвечал: «Я был в Британии, вот уже сорок лет имел я войну против отшельника Варинода и в сию ночь низложил его в любодеяние». Услышав это Луцифер встал с трона, подошел к демону и облобызал его. Посадил его рядом со своим троном, сказав: «Ты совершил великое деяние!».

Старец Варинод глубоко раскаялся в содеянном, изгнав наутро блудницу. И остаток жизни истязал себя всячески в надежде искупить свой грех. И вот настал ему срок умирать. Бог хотел взять его к себе на небо, как праведника, но тут Луцифер из преисподней заявил на него свои права. И вступили они в жестокий бой за обладание Варинодом, никто не хотел уступать. Бог побеждал и оторвал Варинода от земли, но Луцифер вздыбил землю крутым холмом, не желая отпускать Варинода. Бог отторг Варинода от холма и пытался вознести его, но Луцифер не уступал. Долго они бились молча в страшных потугах, Варинод превратился в мертвый белый камень, висящий в трех футах от земли — ни Бог, ни Луцифер не могли перетянуть его в свою сторону. Тогда отступились они, а Варинод так и висит над землей, и ни кому ни под силу сдвинуть его ни на дюйм. Вокруг него на вздыбившемся крутом холме и построена Красная часовня, где постоянно живет отшельник и молит Господа за бедного Варинода о чуде.

Отстоятель сел на свой табурет, допил остававшуюся в кружке пахучую жидкость.

— Теперь этим отшельником, молящимся за неприкаянного старца Варинода, будешь ты, — сказал он преемнику.

— Кто хозяин этих земель, как мне представляться ему?

— Хозяин сэр Отлак Сидморт, граф Маридунский. Его ты, может, и не увидишь никогда. Сходишь в епископский дворец, представишься там и поклонишься. Проявляй должное уважение. Епископ Маридунский — отец Гудр, родной дядя сэра Отлака. Он умен и мудр, но очень стар, хотя возраст никак не повлиял на его рассудок. Он знает о том, что такое Красная часовня в действительности…

— Знает? — удивился гость.

— Да. Он достаточно умен, чтобы понимать, что мы не отступимся от плоти Алгола и знает о мощи алголиан. Он мудро сказал мне, что лучше плохой мир, чем добрая война. Пока мы никого не трогаем отец Гудр не даст нас в обиду. О тебе я с ним говорил, представишься ему через несколько дней. Но в епископстве будь осторожен. Там далеко не все такие, как настоятель. Я с ужасом думаю о времени, когда отец Гудр умрет и его сменит отец Свер — это настоящий фанатик-христианин, алголианское учение он отвергает начисто. Тебе нелегко будет с ним…

— С кем еще мне придется общаться?

— Как сам захочешь. Я был нелюдим. Лишь Уррий, младший сын сэра Отлака раз в неделю приносит запас провизии, свечей… Славный парнишка. Я ему кое-что рассказывал о нашей вере… Не посвящал в учение, нет, так… лишь самые простые легенды… Он должен послезавтра приехать, познакомишься. У него есть сводный брат и приятель — младший сын соседнего короля, но их сердца не так открыты пониманию добра, они больше думают о блеске жизни, чем о сути ее. Мне они были совершенно не интересны, ты поступай как знаешь. На землях Отлака еще две часовни, но с их обитателями я не знаком — далеко. Я редко покидаю часовню, боюсь, что случайный путник может осквернить реликвию…

Отстоятель налил еще немного в кружки ритуального алголианского напитка.

— Нам еще много дел, — сказал он своему преемнику. — Надо подготовить храм. Заодно все расскажу и покажу.

Они вышли из комнаты отшельника, в которой он принимал случайных путников. Зуур взял тяжелый подсвечник сильной рукой и они прошли в небольшой круглый зал, в центре которого висела «часть малая плоти Алгола». Зуур повел преемника вдоль грубо нарисованных, аляповатых фресок с изображениями из жизни старца Варинода, подробно объясняя их содержание. Затем показал скудные подсобные помещения часовни. Потом показал потайной спуск вниз, в огромное пространство тайного храма, провел по бесчисленным коридорам с дверями в роскошно обставленные кельи, где отдыхали сейчас высокие гости. Объяснил предназначение каждой мелочи, гордясь своим хозяйством. Провел в женскую половину и разбудил всех шестнадцать шаблоний, представил их новому отстоятелю плоти Алгола. В его власти было оставить здесь этих женщин, или запросить из ирландского Каталога новых. Предназначением шаблоний было ухаживать за огромным подземными храмом и ублажать отстоятеля, который лишь наверху был скромным монахом Красной часовни, а здесь, внизу являлся всевластным хозяином. Женщины были уже в возрасте и кожа их посерела от постоянного пребывания под землей. Лишь одна или две были относительно молоды и при определенном количестве выпитого сида могли радовать взгляд мужчины. Новый отстоятель решил, что эти шаблоньи очень недолго пробудут здесь.

Затем мужчины начали подготовку к обряду. Долго носили большие прямоугольные деревянные щиты, на которых были неизвестным образом нанесены очень реалистичные изображения Алгола, Алвисида и его братьев, а также алголианские символы и священные знаки. Они заставили этими щитами фрески с изображениями старца Варинода, и дорогой восточной золотой парчой тщательно задрапировали пространство между щитами. Часовня сразу приобрела совершенно другой вид. Из ряда окон, расположенных высоко под потолком уже пробивался утренний свет, окрашивая волшебный шар посередине в фантастические цвета. Казалось, шар уже оживал. Но это лишь казалось.

Зуур показал преемнику тайный рычаг. С силой потянул его и каменные плиты пола ушли в стены, оставив лишь неширокую, около шести футов, дорожку вокруг стены. Из подземного ритуального зала к «плоти Алгола» вела спиралевидная (спираль — символ Алвисида) лестница из позолоченных железных прутьев, сквозь которую прекрасно просматривалось все внутреннее помещение храма. Многоцветный пол священного храма находился так далеко внизу, что у преемника отстоятеля закружилась голова от высоты.

Все было готово. Наступило утро. Последнее утро отстоятеля Зуура — либо он сгорит в священном пламени Алгола, либо станет хэккером с неизвестным еще ему именем. Зуур прочертил в воздухе священную спираль Алвисида и отправился будить почтенных гостей, дабы приступить к утреннему пению хвалебных файлов Алголу.

3. ПЕЩЕРА КОЛДУНА

Да будет твердь на средине воды и да отделит воды от

Вод; те, которые выше, от тех, которые ниже; и будут те,

Которые ниже, подобны тем, которые выше. Солнце — ее отец,

Луна — мать, и ветер носил ее в утробе своей, воздымаясь

От земли до неба, и опять с неба спускаясь на землю.

Заклинание воды. Из книги: Папюс «Практическая магия»

Колдовская берлога действительно была такой, как ее описал Эмрис. Рядом с очагом, сейчас холодным и безжизненным, почти во всю стену возвышалось зеркало — в тяжелой медной, позеленевшей от времени, литой раме. Зеркало было невероятной чистоты и глубины, наводящее мысли о мастерстве дьявола — привычные металлические, тщательно отполированные пластины даже сравниться не могли с этой волшебной, отражающей глубиной. В зеркале отражались две стены, сплошь заставленные предметами колдовства и сосудами с различными зельями.

Над одной из стен, под неровным каменным сводом, протянулась длинная и узкая трещина, затянутая паутиной, через которую приятели и смогли рассмотреть секретное обиталище колдуна. Щель была совершенно незаметна из пещеры, да взгляд и не мог охватить все темные углы и бесчисленные норы помещения. И ни прежнему, ни нынешнему обитателю зловещей лаборатории не могло придти в голову, что обширный холм занимает не только это пещера — чрево Большого холма живет своей тихой и странной жизнью, не высовываясь на солнечный свет, равнодушное ко всему человеческому, но строго оберегающее собственные тайны.

Казалось, за толстой гранитной плитой, надежно закрывающей вход в пещеру, ничто не могло помешать исполнению колдовских действ, никто не мог подсмотреть за ними.

Еще войдя в старательно укрытый от любопытных глаз вход тоннеля, Сарлуза сбросила с себя маску недалекой смазливой служанки. Когда, повинуясь магическим словам, гранитный камень закрыл за ней вход, она брезгливо сорвала простенький залатанный плащ, в каких простые люди ходят в лес, распахнула на груди грубую домотканую рубаху. В пещере имелось одеяние, поистине достойное ее, но она не торопилась переоблачаться.

Прежде всего Сарлуза зажгла стоящие по углам массивного широкого стола четыре волшебные свечи — мертвые руки, державшие толстые свечи из сала, вытопленного из тела покойника, к которому добавлялся воск, размельченные зерна тертышника и редкая лапландская трава. Четыре мертвые руки остались от старого колдуна — он умер давно, задолго до ее рождения, и пещера без присмотра начинала гнить и гибнуть. Одну мертвую руку, столь необходимую для колдовства, Сарлузе пришлось выбросить, так как она полностью утратила свои способности, и самой изготовлять новую по рецепту, услужливо подсказанному Гудсберри. Как исходный материал для такого колдовского подсвечника была необходима рука повешенного. Не утопленника, порубленного, умершего от болезней, ран или старости человека, что не составило бы проблемы, а именно повешенного. К тому же руку требовалось отрезать вскорости после казни и непременно в полночь. За полгода ожиданий Сарлуза уже была готова к тому, чтобы сама удавить кого-нибудь смазанной салом петлей, предварительно лишив человека воли, но оказалось — нельзя. Приходилось ждать редкой в землях сэра Отлака казни повешением; обычно здесь решали подобные вещи просто: либо разжигали костер, чтоб было эффектно, либо рубили голову. За год колдовской жизни Сарлузе представилось всего два подобных случая, и в первый раз у нее магического предмета не вышло, видно она что-то напутала в приготовлении. Процесс действительно был сложным: требовалось тайно отрезанную кисть повешенного плотно обернуть в саван и крепко-накрепко отжать, чтобы выгнать всю кровь. После этого руку следовало три недели выдержать в растворе селитры, соли, мелко толченого корня дьявольника, перца, и кусочков высушенного языка бешеного пса. Затем кисть повешенного должна была томиться на солнечном припеке — для того, чтобы полностью высохла и налилась магической силой. Первый раз с риском и опасностью добытая рука повешенного не высохла, а превратилась в зловонную кучу грязи, в которой ковырялись отвратные белые червячки. Зато второй раз вышло все как надо и теперь пещера имела полный комплект оборудования, необходимого для любого колдовства. Три оставшиеся от прежнего колдуна руки тоже начали отчасти терять силу, но десяток лет еще простоят, а выпадет случай, Сарлуза и их сменит постепенно.

Здесь можно было не сдерживать себя и она с наслаждением зажгла взглядом свечи, а затем и очаг, хотя рядом на полке лежало огниво. Пламя в камине вспыхнуло мгновенно, языки заплясали по сухим трескучим поленьям, черный клуб дыма взвился и устремился, увлекаемый неодолимой силой, вверх, по закопченному дымоходу, знакомому Сарлузе. Несколько раз она пользовалась им, чтобы летать на обязательные для колдуний шабаши, которые очень не любила.

Растопив камин, Сарлуза подошла к зеркалу и в его неестественно чистом отражении придирчиво осмотрела себя. Напускной румянец медленно стекал с пухлых щек, вьющиеся черные волосы становились прямыми, жесткими — такими, как ей нравилось. Разрез глаз чуть вытянулся, на носу появилась едва заметная горбинка, лицо мгновенно и неуловимо преобразилось — вместо давешней служанки из зеркала смотрела гордая знатная дама, на которой неуместен был простой крестьянский наряд. Сарлуза с отвращением сорвала с себя рубаху и стянула юбки, не отрывая глаз от собственного отражения. Она не находила в нем изъяна. Давняя мысль, что ее предназначение гораздо выше, чем участь дочери местной ведуньи, вновь находила подтверждение в волшебном зеркале. Черной княгиней Тьмы видела она себя в том отражении, Королевой в земной жизни, и не последним лицом в мире потустороннем, когда придется с этой жизнью расстаться.

Из речей Белиала она знала об устройстве потустороннего мира, и даже, пользуясь симпатией, которую вызывала у него — одного из владык Темного царства, побывала на балу во дворце Белиала на Меркурии. Там было невероятно, нестерпимо жарко, но дворец дышал возбуждающей прохладой. Трон хозяйки замка пустовал и Сарлуза поставила себе целью когда-нибудь занять его. Для этого нужно потрудится здесь и сейчас, чтобы Белиал был доволен ею. Надо пробиться через всю грязь и унижения, сквозь все трудности и превратности, которыми, словно колючим терновником, заросла дорога к возвышению.

Настойчивости и трудолюбия ей не занимать — всего за год из ученицы посредственной деревенской колдуньи, которой была ее мать, Сарлуза стала могучей чародейкой — недаром она продралась, вникая в каждый заумный абзац, сквозь множество запыленных фолиантов к знаниям, которыми обладала сейчас. А скольких мучений стоило ей выучить мертвые языки, на которых были написаны еще до Великой Потери Памяти книги! А какого труда ей стоило выучить язык на котором слуги короля Ада, Луцифера говорят только между собой — рядовым ведьмам он просто недоступен по способностям, для этого нужно возвыситься над обыденностью и собственным мелким мирком, своими сиюминутными целями и желаньицами.

«Маленькой рыбке всегда кажется, что ее заводь океан», — сказал как-то Белиал.

Нет, она не маленькая рыбка, цель ее стоит жизни самой, и она обязательно вырвется из жалкой заводи, в которой ей угораздило родиться, на бескрайние просторы судьбы.

Сарлуза еще раз окинула в чарующей глади зеркала свою обнаженную фигуру. Кто знает, может в этот момент из непредставимой жути той стороны стекла за ней наблюдают сейчас цепкие глаза Белиала? Сарлуза была бы рада этому, она не боялась самых придирчивых взглядов — ее тело не вызывало нареканий.

Тем страннее выглядит преследующие ее досадные неудачи с этим мальчишкой. Сколько времени она потратила на него, сколько неотразимых женских ухищрений — и до сих пор не добилась желаемого результата. Дурацкое, на ее взгляд, задание Белиала — якобы кто-то из рода Сидмортов обладает некой могущественной силой и до поры до времени сам не знает о ней и во чтобы то ни стало надо выявить носителя силы. Распознать эту силу, не разбудив ее, может лишь амулет, выданный ей Гудсберри, и то только во время соития.

Она вздохнула и отошла от зеркала. Сняла тяжелую золотую крышку (продай ее и обеспечена до старости, но только безумец осмелится грабить Белиала) с вместительного котла, вделанного в стол, недалеко от края. Придвинула ярко горящие магические свечи ближе к котлу, бросила в него щепотку сухой саразмары. Жидкость в котле неохотно засветилась, несколько робких еще пузырьков всколыхнули блестящую, с разводами поверхность. Жизнетворная энергия солнца, мертвый свет холодных звезд и загадочность луны, тяжелая сила земли древних друидов и безумие аравийского песка, соленая мудрость океанской воды и веселье родника бьющего в снежных горах, помет огненной саламандры, прозрачность высушенных крыльев воздушных эльфов, жестокость злата, хитрость серебра и простодушие черного дорожного камня, хрустальные застывшие слезы столетий и философское спокойствие янтаря переливались и бурлили в этой волшебной субстанции. Тщательно подобранные компоненты, такие как высушенное бесстрашное сердце сирийского тигра, и глазное яблоко снежного дракона, мозги шестиногого индийского осла, и перепонки крыльев гигантских летучих мышей, живущих в странах совсем уж непредставимых, а также экскременты и высушенные или вымоченные в специальных составах органы фантастических существ, обитающих на других мирах, подвластных светлым силам, равно как и существующих на мирах, где владычествуют силы Тьмы, были собраны на полках пещеры предыдущим колдуном, то ли притащены сюда Гудсберри или самим Белиалом. Как ни странно, использованные запасы волшебных специй чудесными образом возобновлялись на мрачных полках.

«Скоро придется готовить новый раствор», — невесело подумала молодая колдунья, и хотя ей один раз уже приходилось варить его, скрупулезно сверяясь по старым книгам, процесс был таким утомительным и тонким, что она старалась продвинуть следующую процедуру приготовления содержимого огромного золотого котла на неопределенное будущее.

Сарлуза пробежалась быстрым взглядом по средним полкам, заставленных всевозможными сосудами со снадобьями и мазями. Наконец выбрала глиняный горшок с грубо нарисованным на нем символом огня, заботливо закупоренный плотной материей и залитый сверху смолой. Горшок приподнялся чуть в воздухе под действием нескольких магических слов и оказался перед колдуньей.

Пора что-то предпринимать. Ей надоело это затянувшееся задание, которое она сперва считала чрезвычайно легким. После сегодняшнего утра, когда она была уверена, что добьется желаемого, но Уррий, что-то заподозрив, убежал, она решила поторопить события и применить одно из самых сильнодействующих, верных средств. Собственно, она ни на мгновение не сомневалась, что сумела бы покорить неопытного в любовных делах мальчишку и при помощи одних женских своих чар, не прибегая к колдовству. Но ей не терпелось отчитаться пред хозяином — а осталась такая малость, проверить Уррия и Эмриса. Наверняка амулет наконец засветится и об этом можно будет забыть, если только ей не предложат плотнее заняться носителем таинственной силы. Такой вариант она тоже продумывала, еще когда только получила это странное поручение. И очень жалела, что амулет Белиала молчал, когда ею обладал сэр Педивер — вот это мужчина, наследник сэра Отлака, будущий властитель этих мест, благородный, бесстрашный рыцарь. Она бы завладела всеми мыслями и помыслами его, сумела бы заставить отправиться на житье в столицу и блистала бы средь высшего света… Но, увы, амулет молчал, из всех кандидатов на обладание таинственной силы не проверен только Уррий. В случае, если волшебный талисман опять смолчит, что Сарлуза вполне допускала, то для успокоения совести останется проверить лишь этого бастарда — Эмриса, говорят, он сын сэра Отлака…

Готовясь к колдовству молодая женщина еще раз кинула быстрый пытливый взгляд в зеркало, словно пытаясь проникнуть сквозь него, угадать смотрят ли на нее глаза Повелителя Тьмы и, если смотрят, что в них, этих глазах — полуравнодушное любопытство господина, или восхищение ее телом, которое ей показалось в его взгляде в прошлый раз?

Но не из мрачных зеркальных глубин взирали на прекрасное обнаженное тело молодой ведьмы, а из узкой длинной неприметной щели под земляным сводом над высоченными полками. Места у трещины в глине холма хватило всем троим — и Эмрису, и Ламораку, и Триану. Удивление в глазах Эмриса при виде обнаженной красавицы сменилось циничным любопытством. Он толкнул уставившегося на женщину Ламорака в бок. «Чего ты?» — зло прошипел тот, не отрывая глаз от колдуньи. «Это Сарлуза», — в ухо Ламорака прошептал Эмрис. «Кто?» — не понял Ламорак. «Сарлуза. Та чернявая, по которой Уррий сохнет». «Ты не врешь?» «Зачем мне врать?» — удивился Эмрис и вытянул руку с крестиком, чтобы на нем заверить истинность своих слов. «Убери! — прошептал Ламорак. — Колдуньи не переносят имени Божьего!» — тут же спохватился сам и заткнул себе ладошкой рот. «Давай молиться молча, может не спугнем», — согласился Эмрис.

Обнаженная прелестница не исчезла как дым от их молчаливых молитв, смотрела немигающим взглядом в зеркало.

Эмрис скосил глаза на Триана. Телохранитель не отрывал от трещины в стене горящего взора, язык его непроизвольно облизнул верхнюю губу. Эмрис мысленно усмехнулся и тоже стал смотреть на прелестную картину, сравнивая женские прелести этой служанки с другими девушками Рэдвэлла.

Сарлуза распечатала горшок, по пещере разнесся резкий неприятный запах. Колдунья закрыла глаза и запела древнюю кельтскую песню, посвященную богу Зари, покровителю любви. Слов песни она не понимала — этому магическому ритуальному обряду научила ее когда-то мать.

Зачерпнула полную ладонь пахучей мази и стала накладывать на свое прекрасное молодое тело толстым слоем. Горсть за горстью покрыла себя зеленым зельем с ног до головы, не прекращая песнопения, намазала лицо и густые черные волосы, последние капли доскребла со стен горшка и отбросила ненужную посудину в дальний угол. Глухо стукнули отлетевшие в разные стороны черепки.

Зеленое существо, в которое сейчас превратилась Сарлуза, сделало резкое движение руками, расставило широко ноги, согнулось пополам… Смена движений и поз была стремительна, одновременно напоминала дикий непристойный танец и разминку бывалого бойца перед смертельным поединком. Незваные зрители с недоумением взирали на действия колдуньи. Она бешено крутилась вокруг себя, выбрасывая в сторону то руку, то ногу; жидкость в магическом котле бурлила и шипела, обдавая ведьму фиолетово-золотистыми парами.

И вдруг сумасшедшее движение резко прекратилось.

Сарлуза исчезла!

Зеленая зловонная мазь, покрывавшая ее с ног до головы с непристойным чмоканьем плюхнулась на выложенный желтым камнем ровный пол. Сама же колдунья через несколько мгновений материализовалась чуть в стороне от образовавшейся кучи, тяжело перевела дыхание и провела рукой по лбу. Тело ее словно похудело; кожа стала белой, чуть ли не голубоватой; соблазнительные губы вместо природно-алого цвета стали темно-фиолетовыми, почти черными; усталые глаза потеряли блеск.

Следившие затаив дыхание юноши поразились такому изменению — та же Сарлуза и одновременно совсем другая, измученная, бессильная, и совсем не привлекательная.

Но пребывала она в таком состоянии очень не долго. Колдунья распростерла руку над бурлящим, искрящим всеми представимыми цветами жидкостью в котле и на глазах налилась прежней жизнью и красотой, черпая, казалось, энергию из диковинных испарений.

Внимательно следившие юноши не заметили как и откуда в другой руке у нее появилась фигурка высотой не более фута. Она подняла фигурку над бесформенной зеленой лужицей стекшей с нее мази. В ярком пламени адских свечей друзья разглядели статуэтку и вздрогнули. Вздрогнул непроизвольно и Триан.

Это была искусная и очень похожая на оригинал фигурка Уррия.

— Силы мужские пусть проснутся в тебе, — нараспев произнесла колдунья, — тело твое пусть возжелает меня. Разум твой да не будет ни о чем другом помышлять кроме близости со мной. Решимость пусть пересилит врожденную робость и ты придешь сегодня ко мне…

Зеленая влага, впитавшая в себя энергию тела, запах тела, вкус тела Сарлузы вытянулась струйкой по направлению поднятой над лужей фигуры и медленно втекла в нее.

Сарлуза выкрикнула незнакомые, абсолютно чуждые слуху будущих рыцарей слова и бросила фигурку в бурлящий котел. Над ним полыхнуло яркая вспышка, ослепившая на секунду тайных зрителей действа, жидкость поглотила статуэтку Уррия и вдруг замерла в покое, будто и не бурлила столь яростно мгновение назад.

Именно в это время Уррий принял решению любой ценой добиться обладания черноволосой служанкой непременно сегодня и вскочил на коня.

Приближаясь по лесной тропе к Красной Часовне Уррий случайно заметил в траве под старой сосной с отшелушивающейся корой белый гриб — крепкий, невысокий, с коричневой твердой шляпкой. Уррий придержал коня. Гриб необычайно напомнил ему Фракса — такой же приземистый, коренастый, ни от кого независимый.

Уррий даже рассмеялся такой внутренней схожести, навязчивое желание обладать Сарлузой наконец чуть отпустило. Он соскочил с коня, раздвинул ветки куста, прошел к дереву и удивился, как он этот гриб вообще заметил — настолько густая трава окружала его. Уррий опустился на колено и кинжалом аккуратно срезал его у самого корневища. «Отвезу Фраксу, — решил он, — пусть тот порадуется». Он вышел обратно на тропинку.

Вдали, меж деревьев, уже мелькнула укромная синь Безымянного озера — меньшего из трех. Ярдах в двухстах со стороны, почти противоположной той, где сейчас находился Уррий, разлилось озеро Герранбиль, а еще дальше, на одной линии с первыми двумя было самое большое озеро — Гуронгель, дальний его берег был в чужих владениях и на тот берегу Уррий ни разу не бывал. Красная Часовня возвышалась несколько левее, между Безымянным озером и Герранбилем, на верхушке небольшого, но высокого холма. Единственная удобная для ходьбы тропинка к часовне пролегала по искусственной, специально сделанной насыпи, все остальные склоны холма густо поросли труднопроходимым вереском и стройными тонкими соснами.

Уррий вышел к чистой глади воды и почесал в густой шевелюре — если обходить слева — гораздо ближе, но берег местами крут и придется идти по воде, меж выпяченных в воду узловатых щупалец корней вековых деревьев. Если идти справа, то получится гораздо дальше, зато между Безымянным озером и Герранбилем проходит дорога, ведущая к Красной Часовне из замка — утоптанная и знакомая, так что там получится быстрее. Небольшое Безымянное озеро неожиданно напомнило Уррию утреннюю сцену, хотя контраст был разителен — отражающая жизнерадостное солнце синева и черная лирическая глубина. Вот так же будет отличаться его вечерняя победа над женской плотью, в которой он сейчас уже почти не сомневался, над утренним сонным позором.

В прозрачности воды у проросшего травой берега ему вновь померещилось знакомое лицо и заговорщицки подмигнуло. Уррий многозначительно улыбнулся и хлопнул коня по крупу — жизнь замечательная штука! Особенно, когда ты молод и впереди радость потрясающих открытий и опьянение побед! О трауре поражений, горечи утрат и тяжести несмываемого позора не думают в четырнадцать лет — да минует чаша сия. И кажется — обязательно минует! Ну что может случится со мной — молодым, сильным, отважным и честным и с моими, такими же сильными, друзьями? Пусть трусы дрожат за судьбу свою, благородный рыцарь смотрит в даль будущего с открытым забралом! Смотрит, как человек, уверенной в своей победе. Как, например, сейчас Уррий уверен, что сегодня эта аппетитная служанка (даже не важно имя ее, важно лишь, что он ее возжелал) будет сегодня в его объятиях! Уррий так решил!

Скоро уже покажется Красная часовня. Уррий поднес ближе к глазам гриб-боровик, который так и держал в левой руке. Набухшая бурая шапка, не более четырех дюймов в диаметре, казалось прочной, грубой, неприступной, хотя и была чуть объедена с одного края каким-то насекомым. А снизу шляпка была мягкой, сочащаяся беззащитностью, к мякоти прилипла сдвоенная порыжевшая сосновая иголка. А ножка крепкая, плотная, толстая у основания, с сетчатым рисунком — словно широко расставленные ноги, твердо стоящие на земле. И в траве почти не виден был, случайно его заметил, стоял спрятавшись, а приглядишься — богатырь растительного царства. Так и Фракс — средних лет, коренастый, сильный, невысокий. Происхождение явно благородное — манерами обладает изысканными, знает много, а путешествовал сколько… Уррий часами мог слушать его рассказы о дивных дальних странах: слова скупые, а образы зримые, словно сам умираешь от жажды в пустыне или замерзаешь в горах, застигнутый бураном… И в то же время что-то же заставило Фракса жить отшельником у Трехозерья — видать, как у гриба шляпка, и он покусан жизнью…

Эмрис и Ламорак недолюбливали Фракса, отвечая взаимностью на его нелюдимость.