Глава 56

Рука отца коснулась моего плеча, и я, открывая глаза, тут же схватился за меч.

— Время, — сказал он, — и буря усиливается.

Поднявшись со своего места, я отряхнул плащ и подобрал вокруг себя, чтобы он не мешал движениям.

— Раз было такое, — заметил отец, — собрались мы разорить один прибрежный город… так вот, идя на штурм, мы выбросили наши ножны и поклялись, что не спрячем мечей, пока не победим…

— Весьма благородное решение… Считай, что я свои тоже выбросил; я их оставлю только потому, что они усыпаны драгоценными каменьями. Кто знает, не понадобится ли нам когда-нибудь рубин-другой?

Мы шагали плечом к плечу, обнажив клинки. Когда человек теряет свободу, обратный путь к ней всегда долог…

Мы остановились в густой тени дерева, глядя на факелы, которые плевались и брызгали искрами на дожде. В их свете стоял здоровенный детина, толщиной с нас двоих вместе.

— Чтобы потопить этакую посудину, потребуется побольше, чем фут меча, — прошептал отец. — Отдай-ка его мне.

— У тебя аппетит слишком разыгрался, — сказал я, — однако бери, если достанешь его первым.

Толстяк широкими шагами расхаживал взад-вперед, громогласно изъявляя свое неудовольствие. Речь его была грязна и груба, как у уличного грабителя, и, честное слово, я ещё ни разу не встречал человека, которому с большим удовольствием пустил бы кровь.

— Живей, лентяи! — орал он во всю глотку. — Вот уж правда, что если раба морить голодом, то он дрыхнет, а если кормить, то развратничает!

Подошли рабы с корзинами на головах; они вереницей двигались к калитке. Стражников я не видел и решил, что они стоят снаружи, потому что там тоже светился факел.

У здания что-то зашевелилось. Это была та девушка, совет которой дал нам шанс на свободу; однако здоровенный евнух тоже заметил это движение.

— Эй ты, там! Ну-ка, выходи оттуда! О Аллах, святой, милосердный, это ещё что такое?

В калитку шагнул стражник.

— Отдай её нам. Тебе-то от неё никакого толку, Лабан…

— Говори за себя, солдат, и сам ищи себе баб. У меня операция была не полной, и я еще…

Шагнув на открытое место, я сказал:

— Ну, значит, я закончу операцию, толстяк, и распорю тебе брюхо, чтоб его хорошенько промыло дождем!

Отец метнулся мимо меня, и громила-евнух завизжал, когда его пронзила сталь. Отбив клинок солдата, я сделал выпад, но слишком поспешно!

Он поймал меня самым концом своего меча, брызнула кровь, но я ударил слева, и острое, как бритва, лезвие наполовину отсекло ему руку. Он отшатнулся, и рабы, увидев свой счастливый случай, отшвырнули корзины и бросились к калитке.

Солдат, которого я ударил, снова пошел на меня, но мой клинок пронзил его, а отец был уже у калитки.

— Слишком медлишь, сынок! — крикнул он. — Иди, поучись, как надо!

Но как раз в тот миг, когда он собрался проскочить через проем, великан-стражник захлопнул калитку. Щелкнул замок. А вдалеке уже слышались крики и топот бегущих людей.

Ключ исчез.

И наши шансы исчезли вместе с ним, если только…

— Отойди! — сказал я и засунул одну из своих свинцовых труб за ручку калитки, рядом с гнездом, куда входил засов.

Вторую я подвесил на бечевке к петле, а потом поджег оба фитиля.

— Назад! — крикнул я. — Отойди!

— Что это? — Отец схватил меня за руку. — Что ты делаешь?

— Китайцы называют это «хуо-яо», химическим огнем, — не очень вразумительно объяснил я.

Топот бегущих ног приближался; снаружи в калитку колотил стражник.

Огонь полз по шипящим шнурам. Сердце мое лихорадочно колотилось. А вдруг слишком мокро? А вдруг в книге ошибка? Наполовину боясь сил, которые я мог выпустить на свободу, я отступил назад, увлекая за собой отца и девушку.

Правда ли это? То, что я когда-то давно читал в Кордове? Что гром, молния и разрушение скрыты в этом порошке?

К нам мчались вооруженные люди, в свете факелов поблескивали обнаженные клинки. Теперь они бежали через сад, между деревьями…

Ночь разлетелась вдребезги, расколотая вспышкой, рванулось вверх чудовищное полотнище пламени, потом второе. Что-то пронеслось мимо моей головы с сердитым ворчанием, и нас окутали клубы удушливого дыма.

Люди позади нас остановились, ошеломленные громоподобным грохотом, дымом и чудовищными световыми вспышками. Сквозь дым мы увидели разбитую вдребезги калитку, остатки которой держались только на нижней петле.

Отец первым проскочил в дыру, мы последовали за ним сразу же. Наружному стражнику оторвало голову и руку по самое плечо — только это я заметил на бегу, когда мы карабкались по гладко выметенным бурей камням на склоне горы и спрыгивали с них, мне было некогда смотреть по сторонам, ибо, словно из зависти к нашему взрыву, буря разразилась со всей яростью.

Пламенные копья молний с грохотом вонзались в горный склон, разрывая завесу туч извивающимися огненными змеями, которые с невероятной скоростью метались среди обнаженных горных вершин.

Мы с криком мчались во тьму ночи, обезумев от радости освобождения, а вокруг нас и впереди бежали рабы, тоже освобожденные.

Мы падали, карабкались, рвались вперед, безумие наше не ослабевало. Прямо под нами был луг, и — да будет благословен Аллах! — из темноты выезжал Хатиб с лошадьми. Над нами возвышались массивные стены Аламута — и вдруг, словно из-под земли, возникла дюжина солдат.

Отец, опьяненный, как берсеркерnote 29, свободой, бурей и ощущением долгожданного меча в руке, метнулся им навстречу и смахнул ближайшему голову с плеч, а потом на них обрушились рабы. Один запрыгнул на плечи солдату и стал выдирать ему глаза длинными пальцами-граблями.

Я видел только поблескивание клинков в фантастическом свете молний, а гром все катил гигантские барабаны на стены Аламута.

Кровь пропитала рубашку у меня под кольчугой, кровь из раны на шее. С мечом в одной руке, поддерживая другой девушку, мы прорывались вперед, и вот уже лошади рядом, и Хатиб криком призывает нас…

Мы прыгнули в седло: отец — на жеребца, я — на Айешу. Девушка вскочила на голую спину второй кобылицы.

И мы помчались наперегонки с бурей туда, куда вел Хатиб.

Молот бури колотил по наковальне горы; дождь хлестал нам в лица, молотил по спинам. Мы метались по лугу из стороны в сторону, увертываясь от солдат, пытавшихся остановить нас, и от рабов, приветствующих нас; а потом мы оказались в ущелье и поползли из него вверх по узкому карнизу, державшемуся на скале лишь силой воображения, прямо сквозь струи водопадов, рушащихся с горы.

И вдруг в яркой вспышке молнии возник перед нами иссиня-серый и белоснежный Трон Соломона!

Когда утреннее солнце прорвалось сквозь рассеивающуюся бурю, мы ехали по голому скальному склону, потом по тропе, проложенной джиннами, а затем попали в город, который был там, где никакого города быть не могло.

Хатиб ухмыльнулся при виде моего изумления:

— Он был построен как убежище от Дария, может быть, дайламитами, а может, и… кем?

Древний город с древней обителью на горе, куда люди больше не приезжают. Потом Хатиб указал костлявым пальцем на следы на земле — свежие следы:

— Нет… Быть не может!

Мы вчетвером пересекли небольшую долинку и поднялись к разрушенной стене. Ворот не было уже, только пустая арка и башни по сторонам, с которых уже обваливались камни. Наши лошади нащупывали путь между камней своими изящными копытами.

Под широким, пустым небом, с которого тучи сбежали, словно рассеянная отара овец, лежали пустынные улицы, стояли дома без крыш; стук копыт отдавался в развалинах гулким эхом. За рамкой арки стоял храм, балансируя на буром склоне — одинокая колонна, словно призывающий к вниманию палец, указывала в небо… А потом раздался дробный стук других копыт, и мы остановились.

Мы ждали.

Дюжина всадников и Махмуд.

По собственной воле Айеша шагнула им навстречу, подняв голову и раздувая ноздри.

— Махмуд! — мой вызов звонким эхом отразился от стен. — Махмуд! Ты и я… один на один… ну!

— Я тебя убью, школяр! Я всегда был лучшим бойцом!

Айеша шагнула к ним; она знала свое дело, эта юная дама, так же, как в тот, давний уже день, в бою против князя Юрия.

Он помчался на меня, плащ развевался за плечами. Он всегда был хорошим мечником. Я отразил его удар, но это его не обескуражило, он развернулся и снова кинулся в атаку. Он поднял клинок, а мой в этот миг оказался слишком низко. Вот его меч, ускоряясь, пошел книзу, и на его лезвии неслась смерть.

— Я — Кербушар, — выкрикнул я фразу из нашего прошлого, студент и винопийца!

Видимо, его мышцы невольно застыли на миг, скованные воспоминанием и неожиданностью. Мой клинок поднялся, а его — ударил, но сила удара была потеряна, и его меч без вреда скользнул по моему.

Но мой колющий удар пробил его защиту; мы взглянули прямо в глаза друг другу, а потом его падающее тело вывернуло меч у меня из руки, и он грянулся спиной о камни, неотрывно глядя на меня снизу вверх.

Сойдя с седла, я положил руку на рукоять меча.

— Когда ты вытащишь этот клинок, — проговорил он, — я умру.

— Да, Махмуд.

— Ты всегда превосходил меня. Какой же я был дурак, что заговорил с тобой в тот день, в саду у Гвадалквивира. «Студент и винопийца…» Я запомнил эти слова.

Он не отрывал от меня взгляда.

— Как часто я вспоминал их! Как я ненавидел тебя!

Моя рука сжала рукоять меча.

— Вытаскивай же его, — прохрипел он, — вытаскивай — и будь ты проклят!

И я вытащил меч.

Глава 57

Мы остановились на большой дороге, там, где солнце положило свою горячую белую ладонь, и наши четыре лошади беспокоились от жары.

Позади нас, в несколько милях, лежал Хамадан, красивый белый город посреди плодородной, прекрасной равнины. Говорили, будто давным-давно, под другим именем, он был столицей Мидии; но сейчас мне это было все равно.

Мы с Хатибом стояли напротив моего отца; рядом с ним была Зубадия.

— Значит, здесь? — спросил отец. — Здесь расходятся наши пути?

Две недели прошло с тех пор, как умер Махмуд на склоне Соломонова Трона; две недели, за которые мы спустились с гор и добрались до Хамадана. Отсюда отец поедет в Басру, что на берегу Персидского залива.

— А потом что? — спросил я.

— Свой корабль и широкое море… И люди моей породы.

— Ты найдешь их там?

На его суровом загорелом лице вспыхнула улыбка, обнажив крепкие белые зубы.

— Где есть море, — сказал он, — там есть и корсары… Или пираты, если угодно.

Когда умер Махмуд, там, на склоне горы, мы встали плечом к плечу, двое Кербушаров, готовясь биться с остальными, но у них не было охоты встретиться с нашей сталью — слишком многие уже умерли.

— Мой путь ведет в Хинд, — сказал я, — в Раджастан.

— А мой — снова в море.

Он посмотрел на меня, понимая неизбежность того, что я делаю.

— Две недели у меня был сын…

— Мы встретимся снова. Где бы ты ни был, когда-нибудь я найду тебя снова.

Мы разделили кошельки с золотом, полученные от Масуд-хана и Синана. Я отдал отцу двух кобылиц. На одной из них Зубадия доедет до Басры. Ее родина — вблизи Персидского Залива.

Мы пожали друг другу руки выше запястья, по римскому обычаю, и на миг каждый заглянул глубоко в глаза другому.

— У тебя глаза твоей матери, — сказал отец грубовато, а потом улыбнулся и добавил: — Но кулак с мечом — от меня!

— Там моя судьба, — я качнул головой в сторону Хинда, — ты понимаешь?

— Иди, — ответил он, — таков путь сыновей, и так лучше. Нож оттачивают на камне, сталь закаляют в огне, но человека могут отточить и закалить только люди.

И тогда мы уехали, и, отъехав уже далеко, я оглянулся: они все ещё стояли на месте и глядели, не отрываясь, нам вслед.

Айеша нетерпеливо переступала ногами, вскидывая голову и грызя удила. Эта кобылица всегда любила дорогу.

Хатиб ждал, обратясь лицом к востоку.

— Сундари! — прошептал я. — Сундари, я иду!

Я иду!

П Р И М Е Ч А Н И Я А В Т О Р А

Меня всегда очень занимал период истории, о котором говорится в «Походном барабане», и я с таким удовольствием писал роман и проводил исследования, связанные с ним, что намереваюсь продолжить рассказ о Кербушаре еще, по крайней мере, в двух приключенческих книгах, охватывающих последующие несколько лет; в первой из них будет описан путь Кербушара в Хинд (Индию) в поисках Сундари.

Названия местностей, заглавия книг, авторы и даты соответствуют историческим фактам; описания мест и людей основываются на лучших современных и исторических источниках, а также на личных наблюдениях. Иногда, в целях ясности повествования, я использовал названия городов и местностей, употребляемые сейчас.

К сожалению, история в том виде, в каком её преподают в наших школах, совершенно игнорирует две трети мира, ограничиваясь лишь Средиземноморьем, Западной Европой и Северной Америкой. О Китае, Индии и мусульманских странах в ней не говорится почти ничего, хотя они внесли в нашу цивилизацию огромный вклад, да и сейчас представляют собой силы, с которыми нам приходится иметь дело сегодня и придется иметь завтра и которые нам поэтому неплохо было бы понимать лучше.

Одним из лучших способов введения читателя в любую историческую эпоху является исторический роман.

АБУ-ЙУСУФ ЯКУБ. Унаследовал отцовский трон в 1184 году и правил около пятнадцати лет.

АЛАМУТ. От него остались лишь развалины в отдаленном уголке гор Эльбурс в Иране. Крепость была захвачена монголами под водительством Хулагу, который застал её под командованием слабого правителя. После сдачи крепость была разрушена с тщательностью, свойственной монголам. Подробности этого разрушения описал Ата-Малик Джувайни в его «Истории завоевателя мира», которую перевел с персидского Джон Эндрью Бойл. Джувайни был спутником Чингиз-хана и находился при Хулагу во время взятия Аламута.

АНДРОНИК КОМНИН. Стал императором через два года после смерти Мануила. Как предсказал Кербушар в этой книге, на него набросилась толпа, и он умер так, как здесь описано. Ни одного монарха в истории не постигла столь страшная смерть.

АССАСИНЫ. Члены исмаилитской секты, ныне значительной и почитаемой секты, имеющей множество членов в Пакистане и возглавляемой Ага-Ханом, наследником Старца Горы.

БЛАНДИ. Развалины этого замка с интересным подземельем и потайным ходом находятся всего в миле от Шампо, недалеко от дороги из Парижа в Фонтенбло.

БРИНЬОГАН. Небольшой морской курорт с белыми песчаными пляжами и причудливой формы скалами на северном побережье Бретани, неподалеку от оконечности полуострова.

ВЕНЕТЫ. Первые и з в е с т н ы е н а м мореплаватели Западной Европы, которые могли побудить к этому делу ирландцев. Родиной их была Бретань. Лучшее описание их кораблей с корпусом из дуба и кожаным парусом содержится в «Комментариях» Юлия Цезаря. Корабли венетов были более прочной конструкции, чем требовалось для прибрежного плавания, и кораблей таких у них было много. Никто не знает, где и с кем они торговали, известно только об их путешествиях к Скиллийским островам (острова Силли) или Корнуэллу за оловом.

ГУСИ. Способ открытия земли путем наблюдения за полетом птиц так же стар, как и само человечество. Ежегодные перелеты гусей из Ирландии к местам их гнездования в Исландии, Гренландии или на Лабрадоре указывали, что в этих направлениях лежит земля. От западного побережья Ирландии до Исландии 600 миль с небольшим, до ближайшей точки Гренландии — менее 200 миль и до Лабрадора — всего около 600 миль или несколько меньше. Эти расстояния нисколько не больше тех, которые покрывали мелкие суда в южной части Тихого океана или в Индийском океане. Многие тихоокеанские острова были открыты мореплавателями, следовавшими за летящими птицами.

ГЮЭЛЬКОАТ, ЙЕН-ЭЛЕЗ и т.п. Очень похожи на описания в тексте. Дикая, красивая местность, полная странного очарования, особенно при лунном свете или в бурную ночь.

ДОКОЛУМБОВЫ ПУТЕШЕСТВИЯ. Бретонские, нормандские и басконские рыбаки, как и моряки из Бристоля и Исландии, по-видимому, ловили рыбу на отмелях Ньюфаундленда за много лет до Колумба.

Поселенцы Гренландии регулярно ходили к берегам Канады за лесом для строительства домов или кораблей, и имеются признаки наличия временных поселений в различных местах побережья, а также по рекам. Острова Мэн посещались и временно служили местожительством людей в очень давние времена.

Так, например, Александр Офреди послал в путешествие на запад из Ла-Рошели десять кораблей. Эти корабли исчезли на несколько лет, но в конце концов, когда надежда уже угасла, они вернулись. Подробности об этом путешествии утрачены.

«Открывать» Америку никогда не было нужды. Чукчи — индейцы из Сибири — в течении целых столетий пересекали Берингов пролив.

Витус Беринг имел карту, на которой было показано западное побережье Аляски и Канады вплоть до острова Ванкувер, раньше, чем какой-нибудь известный исследователь посетил этот район. У Магеллана карта пролива, названного его именем, была ещё до начала его путешествия. Мореплавание и открытия намного старше любой письменной истории.

ДРУИДЫ. Друиды были жрецами, судьями, магами и философами кельтов, хранившими в памяти историю, ритуалы, традиции, сказания и генеалогию своего народа. Древнейшее письменное упоминание о них обнаружено у Сотия Александрийского — грека, жившего около 200 г. до н.э. Будучи древним орденом, они, вероятно, имели предшественников среди докельтских народов запада Франции и Средиземноморья. Они учили, что душа бессмертна и переселяется в другие тела, но это учение, по-видимому, не связано с доктринами Пифагора. Друидские обычаи в Бретани, Англии, Уэльсе и Ирландии несколько отличались друг от друга. Имеется некоторое сходство с браминами в Индии. Замечания о друидах имеются как у Юлия Цезаря, так и у Тацита. Можно найти некоторые указания на существование связей между этими народами и Минойской цивилизацией Крита.

ИРЛАНДЦЫ В ИСЛАНДИИ. Упоминаются в норвежских сагах. Когда первые норвежцы прибыли в Исландию, они обнаружили там ирландских жрецов, ожидающих их на берегу. Ирландцы совершили множество путешествий в западные моря раньше, чем викинги.

КЕЛЬТЫ. Место их происхождения точно не известно. Возможно, Восточная Европа, южная часть нынешней России или даже Центральная Азия. Вероятно, кельтский язык уже существовал в 1000 году до Рождества Христова. Кельты сражались в качестве наемных воинов в армиях Египта, Карфагена и Греции. Есть указания на их родственную связь с арийскими народами Северной Индии, а традиция устного обучения характерна и для тех, и для других. Имеются признаки сходства в ритуалах и церемониях.

МАВРИТАНСКАЯ ИСПАНИЯ. Арабы из Северной Африки, называемые маврами, чья кровь смешалась частично с берберами — белокожим народом, занимавшим большую часть Северной Африки, вместе с последними завоевали Испанию в 710 — 712 гг. В течение некоторого времени они владели всей Испанией и частью Франции, а потом ещё почти 750 лет — более чем половиной Испании, оставив на этой земле свой неизгладимый след. Культурное влияние отсюда и с Сицилии, также некоторое время находившейся под властью арабов, во многом способствовало началу Возрождения в Европе.

МАНУИЛ I КОМНИН. Император Восточной Римской империи со столицей в Константинополе; во время, описанное в романе, переживал последние месяцы своего царствования и умер в том же году. Человек огромной физической силы, прекрасный воин и мудрый правитель, он решился на некоторые войны, которые исчерпали силы страны и не укрепили её общего положения.

МЕН-МАРЦ. Чудо-Камень, вероятно, поставленный в неолитические времена. Высота около 25 футов. Предмет почитания в течение нескольких тысячелетий.

МУСУЛЬМАНСКИЕ БИБЛИОТЕКИ. В библиотеках мечетей лежат непереведенными буквально тысячи рукописей. Многие из них религиозного характера, но другие, несомненно, могли бы добавить важные главы к истории науки и, особенно, исследования Земли.

Возможно, что в хранилищах частных библиотек, мечетей и монастырей Китая, Индии, Японии, Тибета и арабских стран содержится такое же множество книг, ожидающих своего открытия, какое было когда-либо переведено на любой европейский язык.

ПЕЧЕНЕГИ. Домонгольские захватчики из азиатских степей, которые жили, воевали и выглядели во многом подобно монголам, завоевавшим на протяжении столетия, следующего за описанным в романе, большую часть Азии и Руси.

ПЛОСКАЯ ЗЕМЛЯ. Китайцы, индусы, арабы и греки давно знали, что это не так. Знали об этом и многие в Западной Европе. История о вере в плоскую Землю бесконечно повторяется теми, кто хотел бы чрезмерно превознести путешествие Колумба. На самом деле, если изучить морскую навигацию по книгам, написанным до и после этого путешествия, можно убедиться, что Колумб просто выбрал для него подходящее время. Его суда по нынешним меркам были невелики, но и до него, и после люди переплывали через океаны и на гораздо меньших кораблях.

Путешествуя по дорогам, по которым прошел он в ранние годы, посещая Геную, Лиссабон и т.д., живя там, Колумб должен был быть слепым и глухим, чтобы ничего не знать об атлантических путешествиях. Колумб и его брат одно время зарабатывали себе на жизнь, перерисовывая карты.

В древности мореплавание охватывало гораздо более обширные пространства, чем принято считать, и, вероятно, не было ни одной страны на Земле, которую не посещали бы моряки до начала её письменной истории. Свидетельства присутствия человека обнаружены даже на самых отдаленных островах.

Искусство совершать открытия тогда, как и сейчас, заключалось в том, чтобы сделать его в нужное время и при соответствующем внимании общественности.

ПОРОХ. Несмотря на споры сторонников Роджера Бэкона, Бертольда Шварца и других, порох использовался в Китае ранее 1000 г. н.э. (см. «Наука в Древнем Китае» Джозефа Нидэма). Применялись гранаты и взрывающиеся бомбы, метаемые катапультами, и вероятно, что порох использовался для фейерверков ещё при Тяньской династии.

ПРОВЕН. Обнесенный стенами небольшой город, под которым находится целый лабиринт катакомб, подземелий и подземных ходов. Имеются сообщения о строительстве туннеля от Шампо до Мелюна и Провена в седьмом, восьмом и девятом веках.

РЮ-ДЮ-ФУАР. Место одной из первых школ в Париже, за церковью Сен-Жюльен-ле-Повр на левом берегу Сены, неподалеку от собора Нотр-Дам. Название улицы происходит от названия вязанок соломы, на которых сидели студенты во время лекций. Данте посетил это место в 1304 году.

САОН. Этот замок крестоносцев стоит в отдаленных горах среди скал и зарослей кустарника несколько южнее древнего города Антиохия, ныне Антакья в Турции. Он находится приблизительно напротив острова Кипр, но несколько в отдалении от берега. Руины его все ещё весьма впечатляют, однако он расположен в стороне от большой дороги и посещается редко.

ТОЛАНТ. Мысль о Бретани обычно не ассоциируется с затерянными городами, однако там есть несколько таких. Толант был разрушен норвежцами в 875 году; сообщалось, что там находилась школа некромантов. На предполагаемом месте этого города ныне стоит селение Плугерно.

ТУРНЕМИНЬ. Необузданное семейство невыясненного, возможно, британского происхождения, известное по замку Гюнодэ в лесу того же наименования, расположенном немного южнее дороги от Планке до Ламбаля. Это крупная и живописная руина; согласно преданию, её построил в 1378 году Пьер до Турнеминь, возможно, на месте более древнего замка, построенного в 1220 г. Последний в роду Турнеминей убил своего отца, жену и брата и, согласно легенде, был унесен их призраками. Есть основания полагать, что на месте замка и до 1220 года стояла ещё более старая деревянная крепость.