- Ты говоришь загадками, - неуверенно произнес Русов.
      - Тебе лучше найти отгадки. - От лица женщины словно полыхнула молния, и сердце Русова замерло, а туман отпрянул во все стороны. - Отныне за тобою будет погоня. Слишком боятся тех, кто может приблизиться к границам Сада.
      - Какая погоня?.. - спросил Русов. И смолк.
      Странный звук раздался вдали - не сразу понял, что гудит мотор автомобиля.
      Русов повернулся, пытаясь что-нибудь разглядеть, но увидел только, как летят прочь перья тумана.
      Вдруг потемнело. Русов оглянулся - но не увидел ни женщины, ни черной воды, ни цветов. Стоял по колено в белизне, и смутные тени деревьев высились с обеих сторон. Он задрожал от холода и обернулся снова.
      Шум нарастал, появились два светлых пятна от фар.
      Внезапно оскаленная морда радиатора вынырнула из тумана, а выше обозначились белые пятна лиц.
      Русов в отчаянии вскинул руку, словно это могло остановить мчащуюся машину.
      Автомобиль наехал на него.
      ...И проехал сквозь него.
      Какая-то тень возникает в мутной белизне и тотчас исчезает.
      На лобовом стекле, куда выводится изображение дороги, внезапно пропадают летящие навстречу силуэты деревьев - вся электроника отказывает разом.
      Водитель неотрывно глядит вперед и не сразу замечает это.
      В следующую секунду уже поздно.
      Исчезает и дорога, машина несется в серой пустоте.
      Затем вспыхивает огромный костер, и багровый туман закипает, пытаясь дотянуться щупальцами до искореженной груды металла.
      Из перекошенной кабины трейлера вываливается человек и, прихрамывая, убегает от адского пламени.
      Больше движения нет, кроме пляски огня в тумане...
      Русов очнулся. Было очень холодно, бил озноб и сталь ружейного ствола казалась ледяной. Красное зарево все еще стояло перед глазами, он поморгал и с трудом пришел в себя.
      Не было ни дороги, ни страшного костра. Только туман непроницаемо серел за окном, да стекла сочились холодом. Лязгая зубами, Русов сунул руки под мышки и уткнулся в грудь подбородком. Он не хотел больше засыпать, не хотел видеть таких жутких снов, но опять задремал.
      Во второй раз проснулся от света. Молочный туман стоял за окном, и в доме было очень тихо. Сразу вспомнился вчерашний день. Русов встал и с ружьем в руке стал подниматься по лестнице. На этот раз его не остановили.
      Эрни лежала на кровати. Кисейный полог вверху слегка колыхался, от открытого окна тянуло свежестью. И здесь за окном стоял туман, но был светлее, и сквозь перламутровое сияние проникал золотистый свет.
      Джанет сидела рядом с кроватью, голова склонилась на грудь, как недавно у Русова. Она спала, но тотчас проснулась. Подняла голову, непонимающе поглядела на Русова, потом перевела взгляд на мать:
      - Тише, Юджин. Она в пути. Я видела ее на дороге. Один раз она обернулась и помахала мне рукой.
      На этот раз Русов увидел семейный памятник Линдонов - мраморный монумент на зеленом лугу, с надгробиями вокруг. Церемония была многолюднее, чем похороны Сирина: видимо, Эрни хорошо знали в городке. Русова удивило, что у вырытой могилы были поставлены стулья, все уселись на них.
      Пастор повел заупокойную службу непривычно - без пения и размахивания кадилом. Русов мало вслушивался в слова: отрывки из Библии, случаи из жизни городка, в которых Эрни играла важную роль. Вдыхал запах свежевскопанной земли и смотрел на Джанет - печальную и одновременно какую-то просветленную, словно чудный вчерашний свет все еще медлил на ее лице.
      Пастор прочел последнюю молитву: ''Пыль к пыли, пепел к пеплу. Да благословит ее Бог!'' Гроб опустили в могилу, и по доскам застучали комья глины. Так закончила свой земной путь мать Джанет.
      ''Как недавно и Сирин, - с горечью подумал Русов. - Что-то многовато похорон за один месяц''.
      И с тревогой посмотрел на Джанет, которая не отрывала взгляда от засыпаемой могилы.
      Они уехали этой же ночью. Русов боялся оставаться в доме: второй раз могло не пронести, и несколько раз напоминал Джанет, что их ждут на работе. К его удивлению, Джанет послушалась. На него глядела почти с ненавистью, губы дрожали, но покорно укладывала чемоданы: какие-то девичьи сувениры, вещи матери. Русов еле уместил два чемодана в машину.
      Отъезд походил на бегство. Русов вел машину нервно, заглядывая в каждый переулок. На станции договорился со смотрителем, и тот за десять тысяч долларов согласился поставить машину в гараж. В ожидании поезда Джанет безучастно сидела на чемодане, а Русов маялся, глядя то на нее, то в темноту вокруг станции.
      Наконец послышался свисток паровоза, ослепительный свет залил пути, из-за поворота стал выползать поезд.
      Вагон оказался пуст. Русов усадил Джанет у окна, а сам сел со стороны прохода, сжимая двустволку. Снова закричал паровоз, они тронулись.
      Свет в вагоне едва горел, смутные тени плыли за окнами. Русов знал, что это всего лишь деревья и гадал: успеет ли заметить другие тени - еще темнее, еще стремительнее, которые скользнут по вагону прямо к ним? Он сомневался в этом. Голова то и дело клонилась на грудь, он вскидывался и глядел на Джанет. Против ожидания та спала, прислонившись головой к вздрагивающей стенке вагона.
      А колеса стучали, визжали, пели, унося их из страны гор на равнину. И равнина открылась утром - вся в тумане, редкие деревья и крыши одиноких домов поднимались над ним. Русову не верилось, что благополучно пережили ночь.
      Взошло солнце, растаял туман, проснулась Джанет. Она ушла в туалет и вернулась аккуратно причесанная, но с хмурым и отчужденным лицом, разговаривать с Русовым не стала. Еще через два часа поезд остановился в Другом Доле.
      От вокзала взяли такси - кургузого жука желтого цвета. Чемоданы поместились в багажнике, на заднем сиденье хватало места для двоих, но Джанет демонстративно поставила рядом сумочку, и Русову пришлось сесть впереди. Всю дорогу молчали.
      Дома Джанет сразу поднялась к себе, предоставив обо всем рассказывать Русову. Грегори помрачнел, услышав сбивчивое повествование, и встал, опираясь на палку.
      - Надо успокоить девочку.
      Но не успел подойти к лестнице, как наверху снова показалась Джанет. Она вытянула руку в сторону Русова - жест показался ему наигранно театральным - и закричала:
      - Это он во всем виноват! Это он притащил за собой белых убийц. Сначала они убили его напарника, а потом стали добираться до него. Этот мерзавец прикрылся моей мамой! Из-за него она умерла...
      Джанет зарыдала и сползла на пол, обхватив балюстраду руками. Грегори кое-как поднялся по лестнице, тоже опустился на пол и обнял девушку за плечи.
      Русов почувствовал, что у него загорелись щеки. Не зная, куда себя деть, зашел в комнату Грегори. Внезапно сам собою включился компьютер, и на экране появилась надпись:
      ''Поздравляем. Счет 2:0 в твою пользу. До новой встречи!''
      Русов ошеломленно глядел, потом подкосились ноги, и он опустился на койку.
      Через некоторое время вошел Грегори. Увидел Русова сидящим на смятой постели, и губы сложились в брезгливую гримасу. Хотел что-то сказать, но проследил куда тот смотрит, и словно сработал невидимый выключатель; лицо сделалось спокойным, только веко подергивалось.
      Он подошел к компьютеру, выключил и сел на стул. Аккуратно прислонил палку.
      - Итак, они добрались и до тебя, - голос был холоден и спокоен.
      - Кто они? - растерянно спросил Русов, с трудом приходя в себя.
      - Цзин. В переводе с китайского - призраки. Их еще называют ''люди в белом''. Считается, что это китайская секретная служба, хотя я не уверен. Я не думал, что к моему компьютеру могут подключиться. Была установлена мощная программа защиты. Придется ее усовершенствовать.
      - Я понятия не имел, кто они такие, - простонал Русов и потер виски. В них начала пульсировать боль.
      - Странно, - слова Грегори обжигали ледяным холодом. - Неужели о них не знают в России? Они вездесущи. Хотя не имеют законного права действовать на Территориях США, но у них есть покровители в самых верхах. Они неуловимы. Даже если убивают американских граждан, их не задерживают. Правда, задержать их нелегко. Даже просто увидеть трудно. Не понимаю, как вы остались в живых. Хотя наверное вас не пытались убить, а хотели взять живыми. А точнее, только тебя тут Джанет права. Что им надо от тебя, Юджин?
      - Что я могу рассказать китайской разведке? - Голова у Русова болела все сильнее. - О продовольственном снабжении Кандалы? О том, что пара боевых самолетов со снятыми деталями стоят на базе в ее окрестностях? Им не нужна Россия - то, что от нее осталось. Все, что было нужно, они и так получили. Без всяких жертв с их стороны.
      - Они чего-то хотят. - Жесткий голос Грегори звучал в голове Русова, в центре раздирающей ее боли. - Сначала они пришли к Сирину, потом к тебе. Они рискнули выдать себя через Интернет. Ты должен знать что-то еще!
      - Я ничего не знаю, - закричал Русов. - Отстаньте все от меня!
      Лицо Грегори выражало бесконечное терпение, он всматривался, всматривался... Странно, раньше Русову казалось, что глаза у него зеленоватые, как у Джанет, но теперь они были черные. Черные как уголь.
      И такое же черное крыло смахнуло сознание Русова в бездну...
      Когда очнулся, за окном смерклось. Весь дрожа, он встал с койки, кое-как взобрался на второй этаж и доплелся до ванной комнаты. Там открыл воду и, опираясь руками о ванну, подождал, пока наполнится. Разделся, сбрасывая одежду прямо на пол, и забрался в обжигающе горячую воду. И все равно, тело еще долго била дрожь.
      В постели укрылся с головой, не хотелось видеть фото молодой Эрни. Но спустя некоторое время смущенный голос Грегори позвал:
      - Юджин, идем обедать.
      Русов хотел сказать, что не будет есть, как вдруг почувствовал голод. В самом деле, не ел со вчерашнего дня. Он сел в постели и мрачно посмотрел на стоявшего в дверях Грегори. Тот мягко сказал:
      - Юджин, извини, что так давил на тебя. Я очень расстроился из-за Джанет.
      - Ладно, - буркнул Русов, встал и принялся одеваться.
      Лицо Джанет застыло, когда подавала обед, а движения были отрывистыми. Сама не ела, только отпивала чай и глядела в темноту за окном. Русов в одиночку съел половину пирога. Когда мужчины закончили есть, Джанет заговорила, по-прежнему глядя в окно:
      - Юджин, ты должен съехать. Из-за тебя нам грозит опасность. Я не могу допустить, чтобы и с дядей что-то случилось. Он и так пострадал в ту проклятую войну.
      - Ладно. - Русов неловко складывал салфетку. - Завтра я уеду.
      - Нет, - неожиданно властно сказал Грегори. - Ты мой гость, и ты останешься. В моем доме ты в безопасности.
      - Но дядя! - вскинулась Джанет.
      - Успокойся, девочка, - ласково сказал Грегори. - Если боишься, то поживи пока у подруги.
      Лицо Джанет вспыхнуло, сделавшись гневным и прекрасным одновременно. Глаза загорелись изумрудами под копной рыжих волос. Не сказав ни слова, она с грохотом отодвинула стул и убежала, впервые оставив посуду немытой.
      - Ирландская кровь, - улыбнулся Грегори. - Порой в ней так и играет. Я по сравнению с нею холодный англосакс.
      Так что всё пока осталось по-прежнему. Утром Джанет отвезла Русова на работу, но не разговаривала, была тиха и задумчива. А вечером Русов стал со скуки наводить порядок в карманах и сделал поразительное открытие...
      Он выкладывал на покрывало смятые стодолларовые банкноты, десяти- и пятидесятидолларовые монеты, использованные железнодорожные билеты, ключ от шкафчика на работе, бумажки с номерами телефонов.
      И заодно футляр величиной с портсигар, наследство Сирина.
      Машинально раскрыл его. Первого, использованного цилиндрика, уже не было: видимо, оставил на кладбище. Оставались три, металлически поблескивая в электрическом свете...
      И тут ноги Русова ослабели, и он сел на кровать. Из-под трубочек выглядывала сложенная бумажка. До этой злосчастной поездки он несколько раз открывал футляр и мог поклясться - раньше ее не было... Или все-таки проглядел? Он помедлил, потом вытащил листок и развернул.
      Как и ожидал, записка была от Сирина.
      ''Евгений, - торопливо бежали слова. - Если ты читаешь это, значит мои дела плохи. Я не думал, что... - дальше несколько слов было замарано. - Короче. В природе "черного света" не разобрались, но это неизвестная космическая энергия, которая была сфокусирована до очень высокой плотности плазменной линзой, так что получилось нечто вроде лазера. Характеристики таковы... - Следовало несколько закорючек и цифр, полная абракадабра для Русова. - Парни, которые восстановили формулу, были убиты, а лаборатория в Петрозаводске разрушена. Те, кто сделал это, наверное не знали, что один приезжал к нам на рыбалку. Он подозревал, что на них началась охота, поэтому оставил формулу мне. Евгений, запомни ее, а листок сожги. Любой физик сразу поймет, что к чему. Может быть, это еще пригодится. Прощай''.
      Руки Русова задрожали, когда дочитал записку: нежданно-негаданно в них оказался главный секрет Третьей мировой войны - то, из-за чего она обернулась столь неслыханным побоищем. Заболела голова. Морщась, он потер виски, пальцы оказались очень холодными.
      Что же делать с запиской?.. Да, нужно еще запомнить формулу. Это из-за нее погиб Сирин, теперь в этом не было сомнений. И не какие-то бродяги убили его, а наверное те белые, что так бесшумно возникли на кладбище...
      Цзин - какое странное слово! Русов никогда не слышал его. И это тоже странно: почему их не было ни в одном боевике, которых он насмотрелся предостаточно? Ну ладно...
      Он стал растирать лоб, упорно глядя на бумажку, и постепенно странные закорючки формулы превратились в пейзаж - причудливые склоны горного ущелья в окрестностях Кандалы, куда Русов любил забредать мальчиком. Цифры он превратил в повисшие на скалах деревья, а для верности еще и в номер телефона, по которому будет звонить...
      Кому? Да конечно, Сирину.
      ''Как ты, Миша? Еще летишь? Или долетел? Как принял тамошний аэродром?''
      Русов скрипнул зубами и встал. Спичек не было, так что пришлось пойти в туалет. Там разорвал записку на мелкие клочки, бросил в унитаз и спустил воду. Пусть цзин побарахтаются в канализации, если хотят. И тут же представилось белесая лягушечья голова высовывается из унитаза, а во рту сросшаяся как ни в чем не бывало записка. Русов плюнул в сердцах и спустил воду еще раз.
      Да, Грегори прав: кое-что им было нужно от Русова. Только он и сам не знал, что носит это в кармане...
      Обед прошел в молчании. Потом стали смотреть телевизор. По странному совпадению шла драма о Третьей мировой. Чудовищно ухали взрывы, вой истребителей проносился над головой; звук был отменный, куда лучше, чем у телевизора в Кандале. Уцелевший летчик возвращался после войны домой, в залитый солнцем городок. Он еще не знал, что самое страшное ему предстоит пережить здесь...
      Но Русов чаще смотрел не на экран, а на сидевшую впереди Джанет. Завитки ее волос то разгорались в адском сиянии ядерных взрывов, то меркли, когда на гостиную накатывались волны ревущей тьмы.
      - Как грустно, - сказала она, словно почувствовав взгляд Русова, и звук сразу сделался тише. - Зачем только люди воюют?
      - В конечном счете войны не имеют рационального объяснения, - сухо ответил Грегори. - Ведь всегда можно договориться. Я думаю, что жажда разрушения постепенно накапливается в душах людей и иногда вырывается наружу. Только вот средства уничтожения стали слишком эффективными. Но этого не понимает темная сторона наших душ.
      - Ваших мужских душ, - с вызовом сказала Джанет. - Женщины не развязывают войн!
      Никто не ответил, и мерные удары колокола, все усиливаясь, поплыли по гостиной.
      Поднявшись наверх, Русов стал проверять задвижки на окнах, а потом улыбнулся и сел на кровать. Едва ли задвижки ''их'' остановят. Или хотя бы задержат. Может быть, и в самом деле съехать?..
      Но уезжать не хотелось, и он со смущением понял почему. Ему хотелось быть ближе к Джанет. Он снова увидел ее - распростертой на сверхъестественно четко рисующейся траве, с ореолом чудесного света вокруг лица.
      ''А ведь ей тяжело, - пришло в голову. - Только вчера похоронила мать''.
      Не раздумывая, он встал, пригладил перед зеркалом волосы и вышел в коридор. Комната Джанет была через дверь, он постучал.
      - Входи, - послышался голос Джанет.
      На Русова глянула с удивлением: видимо, не ожидала его. Она сидела у окна в кресле-качалке, но перестала покачиваться, разглядывая Русова. На ней был домашний халат.
      - Извини, - неловко проговорил Русов. - Мне очень жаль, что так получилось с твоей мамой. Я боюсь - это и в самом деле из-за меня.
      - Садись, - сказала Джанет.
      Русов опустился на стул возле столика с букетом искусственных цветов и оглядел комнату.
      Она была меньше, чем у него. Из двух окон - здесь они были в разных стенах - открывался обширный вид. Казалось, комната находится в носу корабля, плывущего среди багровой листвы дубов. В углу между окон стоял туалетный столик с зеркалом. Узкая кровать и такой же, как в комнате Русова, зеркальный шкаф располагались вдоль стен.
      - Мама была очень больна, - заговорила Джанет невыразительным голосом. Одна из неизлечимых форм рака, которых появилось много после войны. Она сказала, что ей осталось жить от силы год. Так что это избавило ее от мучений.
      Потрясенный Русов молчал.
      - А твоя мама? - спокойно продолжала Джанет. - Как я поняла, она тоже рано умерла. От чего?
      Русов плотно сжал губы, потом расслабился и вздохнул.
      - Она долго болела после родов, - неловко выговорил он. - И в воздухе было полно радиоактивной дряни. Потом как будто оправилась, но тут отца перевели на север. Я помню, как мы ехали туда по железной дороге. Наверное, это хорошо, что мы уехали: в центре России стало совсем плохо. Но на новом месте она опять стала чахнуть. Там сырой климат и длинные зимы без солнца. Я много времени проводил в лесу, отец часто брал меня на рыбалку, а она угасала в дальнем углу дома. Все ее сторонились, потому что у нее открылся туберкулез. Хорошо, что отец мог доставать лекарства, иначе она бы скоро умерла. Только я и бывал у нее. Она учила меня языку, говорила со мной только по-английски. Как будто знала, что это мне пригодится. Но редко обнимала и целовала меня, боялась заразить. А потом опять гнала в лес: хотела, чтобы я дышал чистым воздухом. Она умерла, когда мне исполнилось пятнадцать лет...
      Русов проглотил комок в горле и замолчал. Он снова увидел тот серый день. Грязный снег, сопки в тумане, долгая езда в кузове грузовика рядом с поставленным на еловые ветки гробом. Он не запомнил ни звука в тот день, все словно онемело кругом. И лица матери, когда лежала в гробу, тоже не помнил. Он помнил ее только живой, только такой, какой попрощалась с ним из-за черной реки - пламенеющие волосы и улыбка на молодом лице...
      - После ее смерти твой отец сразу женился?
      Русов вернулся к действительности:
      - Да, на Марьяне. Потом к ней наехала куча родственников. Отец не возражал, ведь он был градоначальником, по-вашему - мэром, так что мог всех обеспечить. По крайней мере, было кому позаботиться о моих сестричках. Ведь у меня две сестры Дина и Рая. Мама родила их уже больной, и это тоже подкосило ее здоровье. Сейчас им по двенадцать лет... А Марьяна появилась в доме, когда мать еще была жива. Конечно, ей это не нравилось, но отец говорил, что любит только ее, а Марьяна нужна, чтобы ходить за детьми...
      Тут Русов почувствовал горечь и удивился, ведь столько лет прошло.
      - А как ее звали? - спросила Джанет.
      - Кого? - Русов сначала не понял, но потом сообразил. - Мою маму? Ее звали Кэти.
      И вдруг удивился так, что сердце сделало перебой:
      - А знаешь, Джанет! Ведь у тебя волосы такого же цвета, как у нее. И твоя мама на фотографии - той, что в моей комнате, - тоже похожа на нее.
      Джанет подняла белеющую руку к волосам, голос прозвучал отдаленно:
      - Наверное, ирландская кровь. В Америке много потомков выходцев из Ирландии.
      В комнате стемнело, багровый свет на листве дубов угас. Только вдали догорало несколько окон, словно отблески мирового пожара. Фигура Джанет превратилась в силуэт на фоне окна, слегка выделялась грудь.
      Русов встал:
      - Спокойной ночи, Джанет.
      - Спокойной ночи, Юджин, - тихо отозвалась она.
      Опять она лежала без сна и глядела в темноту. Вот и случилось то, чего боялась последние годы. Мамы нет - она осталась одна. Как быстро и странно все произошло. Она думала, что проведет последние месяцы с нею; поговорит на прощание, еще раз послушает, как встретилась с отцом, как жила с ним. Но все кончено, она в могиле... А может, это и в самом деле лучше, как сказала Юджину? Не будет долгой мучительной боли, мама уже страдала от нее, хотя и скрывала.
      Юджин... Она снова попыталась возмутиться - ведь это все из-за него! - но не получилось. Надо же, потерял мать раньше нее. Как одиноко ему, наверное, бывает - в чужой стране, далеко от отца и сестер. Впрочем, мужчины толстокожие, взять хотя бы дядю. Ему не пожалуешься, не поплачешься...
      Она всхлипнула в подушку:
      ''Господи, на кого ты меня оставил?''
      В субботу Русов отправился повидать Боба Хопкинса.
      - Слышал об этой истории от Грега. - Хотя на столе стоял компьютер, шериф сидел с карандашом над бумагами. - Давай-ка прогуляемся. Дело у меня неподалеку.
      Они вышли из участка. Ветер гнал под ноги опавшие листья. Шериф приостановился и закурил, прикрывая огонек зажигалки.
      - Я думаю, Грег рассказал тебе кое-что. - Он возобновил неспешную ходьбу. Весьма информированный человек, служил в военной разведке. Что касается нас, Юджин... Понимаешь, в таких случаях мы бессильны. Все списывается на бандитов с границ Черных зон. Стоит мне написать в рапорте о белых убийцах, что появляются неизвестно откуда и исчезают неизвестно куда, и меня сначала направят на психиатрическую экспертизу, а потом уволят. Такие случаи уже бывали.
      Русов поднял воротник куртки, защищая лицо от ветра.
      - Я не об этом хотел просить, Боб. Нельзя ли незаметно охранять дом? Я боюсь за Грегори и Джанет. Вспомните, что они сделали с Сириным.
      Шериф сплюнул:
      - Такой возможности у нас нет, Юджин. И необходимости в этом тоже. Грегори не только информированный человек. Он член влиятельной организации ветеранов, так что может за себя постоять. Да и за тебя тоже. Наверное, лучше, чем любой другой в этом городе. Так что не дрейфь. Пока.
      Ветер брызнул в лица холодным дождем, и они расстались.
      7. Трехликий
      Похоже, шериф знал, о чем говорил. Проходила неделя за неделей, а их дом никто не тревожил. На работе Русов освоился. Мистер Торп попросил его получить водительские права, иногда надо было доставлять товары на окрестные фермы. Так что после работы Джанет стала завозить его в автошколу, где учились водить машину в основном тинэйджеры, половину их жаргона Русов не понимал.
      Ему понравился тренажер: садишься в автомобиль, надеваешь на голову шлем виртуальной реальности, берешься за руль и отправляешься в ''поездку''. Иллюзия была полной: мимо проносились дома, встречные машины, сменялись даже запахи - от горячего асфальта до скошенного сена, - в зависимости от пейзажа ''снаружи''. То и дело возникали опасные ситуации: у Русова сердце уходило в пятки, когда навстречу выворачивал огромный трейлер или выбегал ребенок. Он жал на тормоз или отчаянно крутил баранку, а потом выслушивал ехидные комментарии инструктора.
      Но настоящая поездка по улицам Другого Дола прошла без задоринки. Русов снова наведался в ратушу и ''получил'' водительские права, его розовую карточку сунули в компьютер и со стандартной улыбкой подали обратно. Наверное, добавили очередной невидимый код.
      По вечерам он заглядывал к Джанет, и они подолгу беседовали. Джанет расспрашивала о жизни в Кандале, о матери и отце Русова. О себе рассказывала неохотно, но постепенно Русов стал лучше узнавать ее. Эти встречи в полутемной комнате стали желанными, Джанет привлекала и волновала его после происшествия на кладбище.
      Сидели, не включая света: Русов на стуле, а Джанет в кресле-качалке. Она то слегка покачивалась, то сидела неподвижно; в сумерках темнел силуэт на фоне окна, иногда обозначалась грудь. Джанет стала мягче относиться к Русову и больше не укоряла за смерть матери. Этой темы вообще старались не касаться. Время проходило незаметно, прощались поздно. Русов ложился в постель и долго не засыпал.
      Пожалуй, он впервые так сильно почувствовал влечение к женщине; за внешней бесцеремонностью Джанет скрывалась прекрасная душа, совсем как у его матери, только мать сделалась боязливой за годы жизни в чужой стране, а Джанет держалась гордо. И еще - при каждой встрече его волновал то плавный абрис бедра Джанет, то смело выступающая грудь, то зеленые, порой внезапно темнеющие глаза.
      Иногда втроем сидели в гостиной и слушали музыку, у Грегори была большая коллекция дисков. Потрескивали дрова в камине, по стенам мигали красные сполохи, а Русов слушал органную музыку Баха или скорбные аккорды симфоний Рахманинова другого русского, тоже когда-то пересекшего океан, но и здесь, в тихой тогда Америке почувствовавшего надвигающуюся беду. Джанет в последнее время предпочитала печальную музыку.
      И так незаметно в Другой Дол пришла осень.
      Ветер сорвал листву с дубов и они стояли черные, грозя суками низко нависшему небу. Листья усыпали траву и дорожки, скользили под ногами. В субботу погода улучшилась, и Джанет затеяла большую уборку.
      Повинуясь ее указаниям, Русов вытащил из подвала груду черных пластиковых мешков, а потом вместе с Джанет вооружился граблями и стал сгребать листья в кучи. Работа была новой для Русова, но спорилась у него в руках: окреп, работая на складе. Джанет останавливалась для отдыха гораздо чаще. Ее волосы падали на плечи и светились таким же теплым светом, как опавшие листья.
      Солнце поднялось уже высоко, когда сгребли всю листву, кучи горели золотом и багрянцем на жухлой траве. Теперь Джанет держала мешки, а Русов пластиковой лопатой насыпал в них листья. Порой от лопаты было мало проку, и приходилось сгребать руками. Ночью подморозило - листья отсырели от растаявшего инея, и руки у Русова быстро замерзли. Он выпрямился и засунул их под мышки, чтобы согреть.
      Джанет с улыбкой смотрела на него.
      - А в России вы убираете листья вокруг домов? - спросила она.
      Пальцы Русова потихоньку отходили, в них возвращалось тепло смешанное с болью. Он вынул руки и стал растирать пальцы.
      - Частных домов у нас мало, - ответил он. - Листву убирают дворники. Сгребают в кучи, а потом поджигают.
      Он снова увидел сизый дым, стелющийся среди стволов берез. Показалось, даже вдохнул запах дождя, принесенного серыми тучами... Но это длилось одно мгновение. Снова золотой свет лежал на листве и волосах Джанет, она держала мешок наготове. Русов наклонился и стал сгребать листья.
      Набрали еще несколько мешков, и руки у Русова замерзли опять.
      - Подожди, - сказал он и стал растирать покрасневшие пальцы.
      Но Джанет вдруг оставила мешок, взяла руки Русова в свои и принялась растирать, от усердия прикусив губу. Ее тонкие пальцы оказались на удивление сильными, из них в онемевшие руки Русова вливалось ласковое тепло. Боли при этом не было.
      - Вот так, - сказала она, отстраняясь, и волосы слегка коснулись лица Русова. - А чтобы не останавливаться то и дело, пойду принесу тебе перчатки.
      Джанет не смотрела Русову в глаза, и ему показалось, что она покраснела. Но наверное, это было от холода. Она повернулась и быстро пошла к дому. Вернулась через пару минут и протянула перчатки.
      Теперь дело пошло быстрее, хотя Русову было жаль, что его пальцы больше растирать не будут. Но все равно, работать рядом с Джанет было приятно. Набили листьями около двадцати мешков, и Русов один за другим отволок их к улице.
      - Оттуда их заберут, - сказала довольная Джанет. - На этот раз мы сэкономили на уборке, так что можешь рассчитывать на праздничный обед.
      Она переоделась и уехала. Русов с Грегори расположились на веранде и выпили по стаканчику виски. Грегори щурился от золотистого света, подергивание века было едва заметно.
      - Запомни, Юджин, - поучал он. - Виски не закусывают, как вашу водку. Даже не запивают. Мы, американцы, любим во все класть лед, но по отношению к виски это хамство. Виски в переводе с гельского означает ''живая вода''. Его надо пить понемногу и безо всего. ''Не пей виски с водой, и не пей воду без виски'', - так говорят шотландцы...
      Грегори поскучнел: видимо вспомнил, что ни Шотландии, ни шотландского виски больше не существует.
      - Да, искалечили наш мир, Юджин, - сказал он, допивая виски одним глотком. - И не понять, кто в этом виноват. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
      Переместились в комнату Грегори. Он сел за компьютер и с минуту глядел на пустой экран.
      - Есть еще одна загадка, Юджин. Почему "черный свет" лег именно так? Вот смотри.
      Он коснулся клавиш, и на экране появилась карта земного шара. Русов впервые увидел зловещую сеть Черных зон, оплетшую континенты. Но... далеко не все. Черные пиявки впились в Америку, Европу и северные области России. Гораздо меньше заползло на Ближний Восток. Почти вся Азия, Африка и Латинская Америка оставались чистыми.
      - Данные получены с орбиты, пока у нас оставались технические возможности для запусков, - тихо сказал Грегори.
      На сердце Русова стало тяжело. Вспомнилось, какое жутковатое наследство получил от Сирина.
      - Что затронуто только северное полушарие, это понятно, - нехотя сказал он. - Если спутники ваши, то были нацелены на Россию. Если запустили все-таки наши, то должны были накрыть командные пункты НАТО в Северной Америке и Европе. Когда управление было потеряно, облучение приняло беспорядочный характер, но все равно пришлось на северные районы.
      Грегори помолчал.
      - На американских спутниках были средства радиоэлектронной войны, но не излучатели "черного света", - сказал наконец. - Я об этом знаю, поскольку участвовал в расследовании причин войны. У нас был один умник, вроде того, о каком ты говорил. Только наш из АНБ, агентства национальной безопасности. Так вот, он попытался рассчитать орбиты спутников...