Она лежала без сна, глядя в темноту за окном. Ветер шумел в дубах, но шум не успокаивал, а тревожил. Что-то изменилось в ее жизни; смутное ожидание, тревога, досада - давно не было такого водоворота чувств. Порою все силы уходили на то, чтобы сохранить внешнее спокойствие.
      Что терзает ее, что мучит? Быть может, нелепая смерть Майкла, друга Юджина, воскресила прежние страхи? Но она не поддастся им!.. Быть может, передалось настроение Юджина - хмурого, настороженного, непохожего на беззаботного юнца, каким казался еще недавно? Приветливого слова от него не дождешься... Ну вот еще, станет она обращать на это внимание!
      Она беспокойно перевернулась на спину. Надо что-то делать, как-то вырваться из этого опостылевшего состояния. Как спокойно жилось когда-то дома. Садик, горы за речкой, ласковая мама... Да-да, она поедет к маме! Как могла забыть про нее? Так давно не видала.
      Несколько успокоенная, она повернулась на бок. Сон наплывал, струясь из далекого детства, ласково обнимая ее. Сознание ускользало. Не так ли засыпают, прижавшись к мужской груди, твердой и надежной?..
      Она спала. Тело подвигалось немного, будто приноравливаясь к кому-то, и скоро замерло, расслабляясь в тепле и покое.
      В пятницу, когда Русов заканчивал грузить контейнеры с удобрениями в фермерский грузовик, на складе появилась Джанет. Она помахала Русову, чтобы остановился, и оживленно заговорила:
      - Мы выполнили все заказы, и мистер Торп дал мне небольшой отпуск. Тем более, что в понедельник у нас праздник - День Колумба. Я хочу съездить в Пенси-Мэр навестить маму. Ехать одной дядя не разрешает, вечно перестраховывается. Съездишь со мной? Дорогу я оплачу, а мистер Торп согласен и тебя отпустить на пару дней. Поезд через два часа. Поедешь?
      Русов не задумывался, был рад сменить удручающую обстановку.
      - С удовольствием съезжу. - И пока Джанет давала указания не слишком обрадованному напарнику, пошел переодеваться.
      Дома Джанет стала торопливо собирать вещи, а Грегори вручил ему двустволку с укороченными стволами.
      - Дорога не проходит через Черные зоны, - сказал он, тщательно выговаривая слова. - Но случиться может всякое. Такое оружие разрешено носить на всех Территориях. Стрелять из него умеешь?
      - Спрашиваете, - усмехнулся Русов, взвешивая ружье в руке. Походило на ижевскую двустволку, с какой хаживал по лесам вокруг Кандалы, и внушало больше уверенности, чем пистолет Болдуина. - Я из такого как-то медведя завалил.
      - Береги Джанет, - тихо попросил Грегори. - Она способна постоять за себя, но... в опасный момент может промедлить.
      Русов кивнул. Пусть Джанет ему не особо симпатична, но защитить ее постарается.
      6. Эрни
      Станция железной дороги находилась на окраине города. Ветер кружил над путями опавшие листья - их было заметно больше, чем неделю назад. Поезд подходил, расстилая над равниной полосу дыма. Грегори не стал выходить из машины, смотрел сквозь ветровое стекло.
      Под ногами задрожала земля - с шумом выпустив пар, мимо прошел паровоз. Пахнуло горьковатым дымом, мимо проплыл почтовый вагон с зарешеченными окнами, потом пассажирский. Со скрежетом тормозов поезд стал. Глянув направо, Русов увидел, что дальше тянется стена товарных вагонов. Открылась дверь, появился проводник в форме. Никто не вышел, и никто кроме них не сел на поезд в Другом Доле.
      Грегори помахал из автомобиля. Джанет махнула в ответ. Русов с трудом втащил чемодан на площадку, мешала висевшая на плече двустволка.
      Вагон был почти пуст. Джанет устроилась у окна, а Русов сел рядом, примостив двустволку между собой и Джанет. Раздался пронзительный свисток, вагон дернуло. Платформа, здание вокзала и автомобиль с Грегори поплыли прочь. Русов был снова в пути.
      Джанет покопалась в сумочке, достала красную ленту и завязала глаза. Потом устроилась поудобнее и задремала. Ее лицо показалось Русову по-детски беспомощным - перевязанное лентой, неловко приткнутое к обивке сиденья. От девушки исходил тонкий аромат духов.
      Русов стал смотреть в окно, но не увидел ничего интересного: кукурузные поля, иногда фермерские домики. Постепенно и он задремал...
      Колеса визжали, как полозья по снегу. Серые тени плыли мимо в морозном тумане. Он снова был маленьким мальчиком, снова ехал к ледяному морю и мама склонялась над ним, баюкая и загораживая от ползущих за окном теней золотой завесой своих волос.
      ...Русов проснулся от тяжести на плече - это Джанет положила на него голову и тихонько посапывала во сне. Русов улыбнулся, ему было неожиданно приятно и постарался не шевелиться. Поезд постоял на маленькой станции и поехал снова. Русов заснул опять.
      Когда проснулся, Джанет сидела прямо и глядела в окно. Поезд шел среди леса - пылали багрянцем деревья, кое-где желтела листва берез. Надо всем раскинулась глубокая синева небосвода. За время сна Русова поезд словно миновал невидимую границу и въехал в другую страну, страну осени. Возможно, местность здесь была выше и деревья уже чувствовали приближение зимы, а может, сказывалось общее похолодание климата после войны, и в этих краях, ближе к хмурой Атлантике, осень наступала скорее.
      - Что это за деревья? - Русов указал на багряные факелы.
      Джанет глянула искоса, вечно у нее насмешка во взгляде. Но все равно, глаза красивые - зеленого цвета, совсем как трава под рвущимися к небу языками холодного пламени.
      - Клены, - сказала она и поправила волосы. - Мы называем это время ''индейским летом''. Красиво, правда? Разве у вас не бывает такого?
      - Клены у нас не растут, - хмуро ответил Русов. - В наших краях сначала желтеют березы. Потом начинают идти дожди, а затем ложится снег. Надолго.
      - Дождей и тут хватает, - рассмеялась Джанет. - И снега тоже. Раньше, говорят, выпадал ненадолго, а теперь держится всю зиму. Давай-ка поедим.
      Она достала из сумки курицу, бутерброды и термос с кофе.
      - Дядя Грег рассказывает, - беззаботно говорила она, раскладывая снедь на откидном столике, - что раньше в поездах были вагоны-рестораны. С белыми скатертями на столах и настоящими официантами. Даже не верится. Может быть, такие поезда и сейчас есть, но не на этой дороге. Здесь ездит мало народу. Но ехать на машине неудобно, слишком далеко и дорого обойдется.
      Они поели и снова стали смотреть в окно. Поезд шел медленно. Джанет объясняла:
      - Видишь, словно красная проволока на деревьях - это дикий виноград... А это шиповник, - она указала на темно-зеленые заросли. - Надо свозить тебя в лес, показать, что у нас растет. Ах да, ты уже был там. Но кажется, вам было не до ботаники.
      И она весело рассмеялась.
      Вечерело. Поезд шел над рекой, постепенно втягиваясь в холмы. Джанет все говорила: рассказывала, как ездила с детьми в летний христианский лагерь, как устраивали там состязания скаутов. Наконец угомонилась.
      Холмы стали выше, багряные краски на склонах померкли, в долине сгустились сумерки. Загорелся желтый электрический свет, и за окнами совсем стемнело. Джанет спала, откинув голову на спинку сиденья; волосы потускнели, устало рассыпались по обивке. Русов сидел настороженный, чувствуя боком приклад двустволки. Ему внушала опасение темнота за окном. Недалеко от этих мест их преследовали волки, а в ночном лесу он повстречался с Уолдом...
      Но вскоре посветлело, из-за холмов появилась луна. Она снова была такой, как Русов видел над Лабрадором, месяц минул с тех пор. Казалось, она явилась охранять их, свет был грустен и спокоен, и Русов немного расслабился.
      И в самом деле, ночь прошла спокойно. Русов то засыпал, то просыпался и в бледном свете видел лесистые долины, поля и реки - незнакомую и все же чем-то близкую землю Америки. Близкую, наверное, потому, что так же отчаянно боролась за выживание, как и земля на его далекой родине.
      Наконец стало светать. Туман стлался над полями, громадные тени маячили сквозь него. Подошел проводник - сказать, что подъезжают.
      Когда поезд остановился, туман отчасти рассеялся и открылись горы. Багряные, изрытые руслами ручьев, они напомнили Русову сопки над его родным городом, но эти были выше и лес доходил до самых вершин.
      Их встречали: к вагону быстро шла женщина средних лет, в темном плаще и с развевающимися волосами. Она была ниже Джанет, но лицо с выступающими скулами выдавало семейное родство. Волосы были уже не золотыми, как на фотографии, а цвета темного меда.
      Джанет бросилась ей на шею, а женщина поверх ее плеча оценивающе оглядела Русова.
      - Это наш постоялец, мама, - отстраняясь, объяснила Джанет. - Юджин. Тот самый, что прилетел из России.
      - Да, ты рассказывала, - женщина протянула Русову узкую ладонь. - Рада вас видеть. Зовите меня Эрни.
      Они пошли к машине, такой же маленькой, как у Джанет. Русов с трудом поместился на заднем сиденье. Но с места Эрни тронулась плавно, не то что ее дочь.
      Городок был небольшой, главная улица вилась вдоль реки. Пока ехали, туман растаял, открыв красивую долину с привольно раскинувшимися разноцветными домиками. Русов заметил, что многие стоят с заколоченными окнами.
      - Здесь трудно найти работу, - пояснила Эрни (видимо, наблюдала за Русовым в зеркале заднего вида). - Вот многие и уехали.
      Свернули к большому дому. И здесь росли дубы, сияя золотом по сторонам подъездной дорожки. Эрни остановила машину, вышла и с улыбкой глядела, как выбирается Русов: тому мешала двустволка.
      - Здесь спокойно, Джан, - сказала она. - Не обязательно было тащить с собой эту артиллерию.
      - А у нас не очень, мама, - возразила Джанет. - Ты знаешь, что его спутника убили? Я не стала говорить по телефону.
      - Слышала в новостях, - спокойно сказала Эрни. - Но ружье не оборонит от зла, которое следует за тобой.
      Джанет помрачнела:
      - Любишь ты говорить загадками, мама.
      Эрни рассмеялась и прижала дочь к себе.
      Русов тем временем втащил чемодан на веранду и раздумывал, как быть с двустволкой. Она казалась чуждой на чистой белой веранде, и Русов обрадовался, когда Эрни впустила их в гостиную и указала на стенной шкаф, где можно было спрятать оружие.
      Они позавтракали за большим круглым столом. Новым для Русова было то, что Эрни прочитала молитву. Когда-то мать пыталась приучить его молиться перед едой, но Русов стеснялся насмешливых взглядов окружающих и отказывался наотрез. Теперь он тоже склонил голову, но повторять за Эрни слов не стал.
      Какой смысл в молитве? Кто ее услышит?
      После завтрака мать и дочь стали разговаривать, а Русов то смотрел в окна на горы за рекой, то оглядывал гостиную. На стене висел портрет, с него сдержанно улыбался мужчина в военной форме - как догадывался Русов, покойный муж Эрни и отец Джанет.
      Разговор скоро наскучил Русову, так как вращался вокруг одной темы: Джанет уговаривала мать переехать в Другой Дол, а та спокойно, но твердо отказывалась. Русов поблагодарил за завтрак и пошел бродить вокруг дома. Он оказался меньше, чем дом Грегори, старые дубы протягивали засохшие сучья над дорожками небольшого ухоженного сада, пахло прелой листвой.
      Русову не понравился вид некоторых ветвей: того и гляди, могли обломиться. Вспомнилось, как мальчишкой помогал рабочим обрезать деревья вокруг отцовского дома. Скорее, конечно, путался под ногами. Он улыбнулся воспоминанию, вернулся в дом и спросил у Эрни: не разрешит ли она навести порядок в саду? Та согласилась и даже отыскала в сарайчике за домом пилу и веревку.
      Вскоре Русов уже забрался на ближайший к дому дуб и принялся спиливать мертвую ветвь. Чтобы при падении ничего не поломала, обвязал ее веревкой, перекинул свободный конец через сук наверху, а конец закрепил внизу.
      Эрни и Джанет вышли на веранду.
      - Юджин, не сверни шею, - весело сказала Джанет. - А то пробудешь в больнице дольше, чем в прошлый раз.
      Наконец дерево протестующе заскрипело, ветвь надломилась и повисла на натянувшейся веревке. Русов спустился и, потихоньку вытравливая веревку, аккуратно уложил сук на землю.
      Эрни и Джанет похлопали, словно цирковому артисту, и ушли в дом.
      Русов снова забрался на дуб и, когда примеривался к следующей ветви, краем глаза заметил в соседней роще солнечный зайчик. Сначала подумал, что это солнце отразилось в стеклах проезжавшего автомобиля, но дороги там не было, а зайчик долго не гас. Занятый своими прикидками, Русов перестал обращать на него внимание, и отблеск исчез. К обеду запарившийся от работы Русов забыл об этом случае.
      Когда настало время ленча - настоящих обедов, как со вздохом вспомнил Русов, в Америке не было, - стало почти жарко. В голубом небе не появилось ни облачка. Ленч оказался легковесным для проголодавшегося Русова: рагу из овощей с надоевшей курицей, и кофе с вкусными, но слишком маленькими печеньями.
      В гостиной заметно посветлело: Русов спилил уже немало ветвей, и горы сделались громаднее и ближе, они словно заглядывали в комнату.
      - Как называются эти горы? - кивнул он в сторону окна.
      - Аллеганские горы, - с грустью сказала Эрни. - Джон любил там рыбачить в ручьях. Иногда я ездила с ним ловить форель.
      Так что ленч закончился на печальной ноте, и Русов отправился работать дальше. Теперь он пилил ветви на куски, а самые толстые еще и колол, чтобы годились для камина. К вечеру сложил в сарайчике приличных размеров поленницу и пошел в дом мыться. К счастью, проблем с горячей водой в Америке не было.
      Эрни смотрела на Русова заметно ласковее, поблагодарила за работу, а после обеда, хотя было тепло, разожгла в камине огонь. Окна потемнели, в стеклах отразились языки пламени. Некоторое время еще виднелись дубы - словно гигантские тени на фоне глубокой синевы, но потом отступили в темноту.
      Русов устроился в мягком кресле, чувствуя, как наплывает дремота. Эрни и Джанет тихо говорили о чем-то.
      Все стихло, сон уже куда-то уносил Русова, когда его разбудило негромкое восклицание Джанет.
      Русов выпрямился, машинально потянулся за двустволкой, но пальцы схватили пустоту. Он с отчаянием вспомнил, что оставил ружье в шкафу. Но тут же понял, что оно не понадобится. Джанет напряженно глядела на мать - та откинулась в кресле и, казалось, спала. Но лицо заострилось, застыло, и даже красные язычки отражения огня в камине - словно замерли в широко открытых глазах.
      Не отрывая взгляда от матери, Джанет заговорила:
      - Не пугайся, Юджин. С мамой все в порядке. Такое бывает с ней. Иногда.
      И тут губы Эрни задвигались. Голос звучал монотонно и глухо, словно приходил издалека:
      - Я стою на развилке. Вокруг сумерки. Две дороги расходятся отсюда. Какие-то цифры видны вдоль них. Возможно, они означают расстояния, но скорее это годы, я не могу разглядеть точно. По одной дороге чем дальше, тем темнее. Ужас притаился впереди. Вдоль другой дороги постепенно светлеет. Я вижу красивые дома и играющих детей. Но потом и на ней сгущается тьма... Я вижу людей, много людей. Целые толпы сворачивают на темную дорогу и пропадают из виду... Я вижу вас, голос Эрни дрогнул. - Вы идете, держась за руки. Вы сворачиваете на светлую дорогу. Дорога становится еще светлее, и темнота отступает дальше. Но все равно, ужас подстерегает и на ней...
      Эрни смолкла, зрачки расширились еще больше, и пламя камина словно ожило и затрепетало в них. Но нет, это было иное, более яркое пламя.
      - Я вижу женщину, - сказала она, и голос прозвучал очень ясно. - Она стоит в конце дороги. Вокруг сад изумительной красоты, и от женщины исходит свет. Я никогда не видела такого яркого света. Но он не ослепляет глаза.
      - Это не Дева Мария? - вдруг спросила Джанет, и Русова поразил обыденный тон ее голоса.
      - Нет, - голос Эрни упал до шепота, и свет в глазах померк. - Мне кажется, она не из нашего мира.
      Она опустила голову на грудь и сидела так долго. Потом встала, оперлась на руку Джанет, и та увела ее из гостиной. Через некоторое время Джанет вернулась и проводила Русова в приготовленную для него комнату. Так странно закончился этот день.
      Комната была маленькая, кровать узкая, и, как догадался Русов, когда-то принадлежала Джанет. На стенах сохранились фотографии кинозвезд, какие-то фильмы с их участием Русову смутно припомнились. Подошел к окну - и здесь дубы, но за речной долиной, наполненной белым туманом, виднелись вершины гор, багровые в лучах канувшего за горизонт солнца.
      На сей раз пришлось обойтись без пижамы, не догадался взять. Он разделся и забрался под одеяло, приноравливаясь к узкой постели. О чем думала в ней Джанет, пока не засыпала, о чем мечтала? Кто разберет этих девушек. Впрочем, скорее всего о киноактерах.
      Русов лег на бок, зажав меж голых колен прохладную простыню. В последнее время часто думал об Айлин, но сегодня мысли продолжали течь о Джанет. Вспомнил, как мыла его губкой во время болезни, какое облегчение и негу почувствовал от прикосновений ее рук. Все-таки она не совсем равнодушна к нему.
      Русов улыбнулся и скоро заснул.
      Утром они столкнулись в дверях ванной. Джанет выходила оттуда, вытирая мокрые волосы. Русов посторонился и вежливо сказал:
      - Доброе утро.
      Джанет что-то буркнула и быстро ушла.
      После легкого завтрака поехали на кладбище, навестить могилу отца Джанет. Кладбище раскинулось на окраине - кресты и памятники взбирались по зеленому лугу и было их, наверное, больше, чем жило людей в городке.
      Машину оставили у начала склона. Эрни пошла вперед, уверенно выбирая дорогу среди белых надгробий. Следом заскользила Джанет - в светлом плаще похожая на призрак. Русов удивился странности пришедшего в голову сравнения, пошел за ней.
      ...И остановился.
      Залитый утренним солнцем склон вдруг исчез. Русов снова был в тайге, в мрачном заболоченном лесу, и тяжелый злобный взгляд следил за ним из-за обомшелых ветвей.
      ''Медведь!'' - молнией промелькнула мысль.
      По спине Русова прошел холодок, забыл двустволку дома. В следующий миг он вспомнил, где находится, и снова увидел безмятежно зеленый луг с белеющими за рощей строениями городка. Здесь не могло быть медведей. Здесь был кто-то другой.
      Черные волки? Поклонники Трехликого?
      По коже продрал мороз. Отчаянным усилием воли Русов попытался сохранить спокойствие. Он непринужденно сунул руки в карманы и возобновил ходьбу.
      Раздался тихий свист. Русов снова остановился и больше не двигался. Две фигуры в странной молочно-белой одежде появились из-за надгробия слева. Две, точно такие же, возникли из ниоткуда справа. Краем глаза Русов заметил движение позади. Фигуры казались нереальными и одновременно странно уместными среди белых крестов и надгробий - в бесформенном светлом одеянии от макушки до пят, без прорезей для глаз. Непонятно, как они могли видеть, но видели прекрасно. Фигура слева приказала бесцветным голосом:
      - Никому не шевелиться! Ты, вытащи руки из карманов! Медленно, иначе будет плохо.
      Вторая что-то сказала на незнакомом Русову языке. Голос прозвучал музыкально - взлетая, а затем опускаясь, и язык походил на китайский, но не был им, китайского Русов наслушался вдосталь.
      Фигура вытянула руку - в ней оказался маленький серебряный пистолет, - и направила на продолжавшую идти как ни в чем не бывало Эрни. Русов не услышал выстрела, даже щелчка, а дальше все стало происходить уже одновременно.
      Эрни начала клониться, в темном плаще похожая на подрубленное деревце. Упала ничком, выбросив вперед руки, как будто стараясь оказаться поближе к могиле мужа... Джанет закричала и бросилась к матери, полы плаща взметнулись от отчаянного движения... Русов стал медленно, как ему и сказали, вынимать руки из карманов. Но перед тем успел открыть футляр Сирина, вытащить первый цилиндрик и теперь надавил пальцами на его концы. Он больно укололся при этом, ладонь будто толкнул изнутри упругий холодный комок. Сразу все поплыло перед глазами, и несколько мгновений он не сознавал, что происходит.
      ...Вскоре пришел в себя.
      Он стоял на коленях, упираясь руками в приятно холодившую ладони землю. Каждая былинка и каждый упавший листок были видны с необычайной, пронзительной четкостью. И в сознании Русова была та же холодная ясность. Он медленно встал на ноги. Все кругом замерло, как на остановленном кинокадре. В этом застывшем мире мог двигаться он один.
      Первой увидел Джанет, та лежала неподалеку. Она упала навзничь - руки были беспомощно раскинуты, на лице выражение отчаяния...
      Но не только оно.
      Русов замер. Он увидел, как стало меняться лицо Джанет. Словно иной чем солнечный, таинственный мягкий свет пролился откуда-то, совершенно преобразив его. Куда девалась угловатость и жесткость черт? Куда девалось отчаяние? Чудным светом, покоем и красотой просияло ее лицо на фоне смятой травы и разметавшихся волос. Потрясенный Русов даже забыл дышать. Только лицо матери он помнил таким прекрасным, но его затуманивала дымка многих лет...
      Еще некоторое время Русов всматривался, потом облегченно вздохнул. Грудь девушки вздымалась и опускалась - Джанет дышала.
      Он с трудом оторвал взгляд и перевел на Эрни. Что-то не так было с ее распростертым телом, но, прежде чем заняться ею, Русов осмотрел нападавших.
      Их оказалось шестеро - по двое справа и слева, и еще двое позади. Все лежали распластанные, будто медузы, выброшенные из морских глубин на солнечный луг. Русов наклонился над тем, кто целился в Эрни. Похоже, это был обыкновенный человек, только в странном балахоне, ткань которого уже изменила цвет - с белого, в тон мраморных надгробий, на травянисто-зеленый. На месте лица щиток из пластика - наверное, прозрачный изнутри, а на руках перчатки.
      Русов брезгливо вытащил из пальцев пистолет и оглядел - не огнестрельный, блестящий стержень вместо ствола. Видимо, парализующего действия. В таком случае Эрни просто потеряла сознание. Русов бросил пистолет в траву и выпрямился. Пусть эти уроды поспят.
      Он подошел к Джанет и остановился, все еще с удивлением разглядывая ее. Чудесный свет угас, и теперь лицо было просто красивым и спокойным. Русов нагнулся и поднял девушку. Она показалась не тяжелой: наверное, возня с бочками на складе укрепила мускулы. Когда нес ее к машине, осторожно выбирая места, куда ступить, то вспомнил, что уже видел эту картину. Во сне, в самолете, летящем с одного континента на другой над морем изо льда и тумана...
      Он поудобнее устроил Джанет на переднем сиденье, еще немного полюбовался ею и вернулся за Эрни. И еще не прикоснувшись к ней, по неподвижной груди и остекленевшим глазам понял, что она мертва. Наверное, от разряда остановилось сердце.
      Русов не осмелился трогать ее, тут нужна скорая помощь. Спотыкаясь, побежал к машине, завел (много раз видел, как это делает Джанет), тронулся слишком резко, едва не налетел на дерево, наконец справился с управлением и погнал к городку.
      Первый встречный указал, где больница. Русов внес Джанет на руках - хорошо, что двери были автоматические, - и вокруг нее захлопотали медсестры.
      В скорой помощи поехал с санитарами на кладбище. По пути, завывая сиреной, присоединилась полицейская машина. Санитары наклонились над Эрни - Русов с тошнотворным чувством вспомнил, что так же нагибались над Сириным, - и тут же выпрямились.
      - Она мертва, сэр. Уже ничего нельзя сделать.
      Полицейские бродили по кладбищу, недоверчиво поглядывая на Русова: нападавшие бесследно исчезли. Тело Эрни погрузили в скорую, а Русову приказали сесть в полицейскую машину, снова за прозрачную перегородку.
      Вернулись к больнице, полицейские зашли туда вместе с Русовым. Появилась медсестра.
      - Все в порядке, мистер. - Она моргнула красными от недосыпания глазами. Похоже на заряд из парализатора. Через час-другой придет в себя. Не должно быть никаких последствий.
      Здешний шериф не походил на Боба Хопкинса: низкого роста, тянул слова, а глаза бегали по сторонам, не задерживаясь ни на Русове, ни на заваленном бумагами столе.
      - Это, наверное... гм, парни с окраин Черной зоны. Появляются иногда пограбить. Повезло, что сумели от них отделаться. Обычно они всех приканчивают.
      Русов начинал злиться. Весь день его продержали в полицейском участке, правда не за решеткой. Нападавших так и не нашли. Джанет - она пришла в себя несколько часов назад - рыдала над телом матери под присмотром соседей.
      - Надо организовать погоню! Вряд ли они далеко ушли.
      Глаза шерифа перестали бегать и в упор уставились на Русова. Они оказались маленькими и довольно злыми.
      - Я и сам знаю, что мне делать, мистер. Вы тут не указывайте. И вообще, если бы не отзыв мисс Линдон, я бы вас задержал. До выяснения всех обстоятельств. Ступайте!
      Этот наглый тон Русову был знаком: похоже, и в Америке, и в России маленькие начальники разговаривали одинаково. Пожав плечами, он встал и, не говоря ни слова, вышел из полицейского участка. Черт с ними - с белыми. Его волновала Джанет.
      Тело Эрни положили наверху, в спальне. Едва Русов сделал несколько шагов по лестнице, как его остановил резкий голос Джанет. Она запрещала подниматься. Русов молча повернулся, достал из шкафа двустволку и сел у окна. Горы высились за рекой, багровые от подножия до вершин в лучах заходящего солнца.
      Наконец соседи ушли, тихо переговариваясь. Померкли леса по склонам, от реки поднялся белый туман и стал затягивать городок. Белизна мутнела подкрадывались сумерки. Быстро стемнело. На этот раз от ночи исходила угроза: пару раз раздался пронзительный крик, похожий на птичий, но Русову показалось, что кричала не птица. Хотя вряд ли это были белые. Русов не сомневался, что если они нападут, то до последнего мгновения не издадут ни звука.
      Его руки сжимали холодный ствол ружья. Каким бесполезным оно казалось! На них явно напали профессионалы. Из американской, китайской или российской секретной службы (вдруг искали угонщиков самолета) - Русов не знал. Парализаторы редкое оружие, а про ткань, меняющую цвет в зависимости от окружения, он вообще не слыхал. Их спас случай и подарок Сирина. Неясно, что нужно белым фигурам, но, скорее всего, они вернутся.
      Что он будет делать? Как защитит Джанет?
      Русов едва не заплакал, придавленный чувством беспомощности.
      ...И тогда на ум пришло воспоминание.
      Мать уже тяжело болела, под спину были подложены подушки, на щеках горел лихорадочный румянец. Как обычно по вечерам, она читала вслух Библию и после слов: "Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной'', закрыла книгу, утомленно прислонилась щекой к подушке и сказала:
      - Как наивны люди, как слепы! Всю жизнь ходят, словно по краю пропасти, но не видят бездны ни под собой, ни над собой. Они думают, что блуждают одни, без помощи. Но стоит позвать, и помощь будет оказана. Вопрос лишь в том, готовы ли они платить и кому - бездне вверху, или бездне внизу. В обоих случаях цена высока.
      - Мама, - вспомнил Русов собственный неуверенный голос. - Тогда попроси, чтобы ты выздоровела.
      Мать рассмеялась, а потом закашлялась, прижимая уголок простыни ко рту.
      - Мой милый мальчик, я просила и скоро буду здорова. Мы еще погуляем с тобою вместе. А ты запомни - если придется совсем тяжко, ты всегда можешь попросить помощи... у той бездны, что вверху. Ценою будет твоя жизнь, но не бойся, ее не возьмут у тебя. А если и возьмут - ведь это все равно случится рано или поздно, так что неважно...
      Русов очнулся.
      Мать учила молиться - это был единственный дар кроме жизни, который оставляла ему в чужой для себя стране, но он стеснялся: сначала боялся насмешек окружающих, а потом просто забыл. Да и не верил в помощь свыше, несмотря на слова матери. Отец приучал его полагаться только на собственные силы. Но попытка не пытка, он попробует - не ради себя, а ради Джанет, - обратится напрямую к Тому, кто живет в бездне вверху. Почему Джанет должна страдать?
      Он с отчаянием сказал:
      - Моя мама верила в тебя, Господь. Ты не спас ее. Спаси хотя бы Джанет, я сам не могу. В обмен располагай моей жизнью, как тебе будет угодно.
      Прозвучало наивно и по-детски. "Что теперь? - подумал уныло. - Ангелы явятся на помощь? Едва ли".
      Русов прикусил губу, но вскоре голова стала клониться на грудь и он уснул. Сон был очень глубок - словно дом и все, что в нем было, погрузились в темную пропасть вод.
      Русов спал.
      И видел сон...
      Туман поднимается над землей, медленно движется сквозь призрачные заросли, протягивает щупальца к домам, закутывает их ватным одеялом - чтобы ничего не видели и не слышали - и ползет дальше.
      Дорога стелется сквозь туман, деревья сторожат ее смутными тенями. Два светлых пятна от фар мчатся, освещая лишь асфальт перед капотом, а дальше упираясь в белую стену, но она не помеха: лобовое стекло превратилось в экран радара и в зеленоватом свете все видно совершенно отчетливо.
      Огромный трейлер сбавляет ход и ползет еле-еле; пожилой водитель тоже глядит на экран радара, но не слишком доверяет электронике.
      Туман становится плотнее, уже не разглядеть пальцев вытянутой руки. Все зыбко, неопределенно, словно туман размывает незыблемые границы между мирами. Тени деревьев расплываются и делаются странными: земные ли это деревья?..
      Берег тоже был окутан туманом. Темная вода не колыхалась, белые чашечки цветов на высоких стеблях виднелись сквозь дымку. Среди цветов сидела женщина, отвернув лицо и обхватив колени руками. Платье слабо светилось.
      - Мама? - неуверенно сказал Русов. Он хотел перейти к ней - темная полоса казалась совсем узкой, - но вдруг почувствовал, какой мертвящий холод исходит от этой воды.
      Женщина медленно повернула голову, и он судорожно вздохнул. Это была не мама! Словно тончайшая жемчужная ткань струилась перед лицом, и оно виделось не отчетливо, но сразу сковало взгляд Русова странной, холодной, мерцающей красотой...
      - Кто ты? - хрипло спросил он.
      - Ты все равно забудешь. - Сердце Русова затрепетало от мелодии этого голоса, но холод сделался еще пронзительнее.
      - Твоя мать слишком часто приводила тебя сюда. - Женщина слегка улыбнулась, и от улыбки по туману прошла волна света. - Ты нашел дорогу, а значит получишь помощь. Но я помогу лишь один раз. Дальше Мою силу явят те, кого ты пожалеешь и кого полюбишь.