Невеста (№8) - Невеста-сорванец

Джеймс ощутил исходившую от отца силу и сразу приободрился. Он вдруг осознал, что ничуть не ниже отца, человека, на которого всю жизнь смотрел снизу вверх, видел в нем Бога, всемогущее существо. И вот теперь оказалось, что они одного роста.

— Ты видел, кто это? — пробормотал он.

Дуглас взял сына за руки и отступил.

— Я объезжал Генри в низине. Откуда-то раздался выстрел, а Генри, как всегда, воспользовался предоставившейся возможностью и сбросил меня. Клянусь, чертова скотина смеялась надо мной, неподвижно лежавшим в кустах, куда я, к счастью, приземлился. Потом я, конечно, огляделся, но не нашел никаких следов. Вполне возможно, это был браконьер. Несчастный случай, только и всего.

— Нет! — отрезал Джеймс, глядя отцу в глаза. — Непорочная невеста была права. Нас ждет беда. Где Пибоди?

— Я только сейчас избавился от него. Послал в Истбурн за особым сортом помады. И даже придумал название: специальный восстановитель волос Фоли.

— Но у тебя прекрасные волосы.

— Не важно. Главное, что Пибоди с ума сойдет, не отыскав помады. Так ему и надо: вечно сует нос в мои дела.

Джеймс глубоко вздохнул.

— Я хочу взглянуть на твою руку. Джейсон прав: кто-то на тебя охотится. Нужно немедленно что-то предпринять.

Но сначала мне нужно убедиться, что рана не тяжелая.

Дуглас поднял брови, но, увидев ужас в глазах сына, понял, что необходимо его успокоить.

— Хорошо, — пожал он плечами и позволил Джеймсу развязать только что стянутый бинт.

Джеймс долго изучал кровавую борозду, пропахавшую плоть отца.

— Кровь почти остановилась — заметил он. — Нужно промыть рану и позвать Холлиса. Пусть тоже посмотрит. У него есть какая-то мазь.

Еще бы! У Холлиса было все, в том числе и гнусно вонявшее снадобье, которое, по его настоянию, он сам наложил на рану графа.

— Хмм, — протянул он, закончив процедуру, — подайте мне бинт, мастер Джеймс.

Джеймс послушно протянул очередную полоску чистой ткани. Руки старика дрожали. Из страха за отца?

Нет, Холлис никогда ничего не боялся.

— Холлис, сколько вам лет?

— Мастер Джеймс?

— Э… не возражаете, если я захочу узнать ваш возраст?

— Я ровесник вашей достопочтенной бабушки, милорд. Впрочем, возможно, она на год старше. Но мало найдется охотников говорить на такие темы, особенно если речь идет о леди, которая одновременно является вашей хозяйкой.

— Это означает, — смеясь вставил Дуглас, — что Холлис старше тех греческих статуй в саду.

— Совершенно верно, — согласился Холлис. — Ну вот, милорд, готово. Повязка крепкая и надежная. Хотите несколько капель настойки опия?

Рука пульсировала болью, но что с того?

Граф надменно усмехнулся, брезгливо поморщился и бросил:

— Лучше не надо, Холлис. Ну что, вы двое счастливы?

Дверь открылась. Джейсон вошел, побледнел и сокрушенно выпалил:

— Я знал! Я так и знал! Что-то неладно!

Джеймс виновато глянул на покрасневшую воду в тазике, понурил голову и тихо рассказал брату о случившемся.

— Мать обо всем догадается, когда увидит повязку, — заметил Джейсон, перед тем как все трое спустились вниз. 45 — Не увидит.

— Но вы всегда спите вместе, — возразил Джейсон. — Конечно, увидит! Я слышал, как она говорила, что вы никогда не носите ночной сорочки.

— Она не знала, что мы слышим, — поспешно вставил Джеймс.

— Вот как? — фыркнул отец. — Я подумаю над этим.

— Мы тоже не носим ночных сорочек, — добавил Джейсон, — с тех пор как услышали, что вы их не любите. Сколько нам тогда было лет, Джеймс? Двенадцать?

— Около этого.

В груди Дугласа что-то дрогнуло. Он смотрел на своих мальчиков, и тупая боль в руке вдруг показалась такой ничтожной мелочью!

Александра, разумеется, пронюхала обо всем довольно скоро, не позже пяти часов вечера. Ее горничная Филлис сообщила, что прачка, которая стирала окровавленные повязки, рассказала об этом миссис Уилбур, экономке Шербруков, которая по долгу службы передала все Холлису. Тот посоветовал ей держать язык за зубами, чего миссис Уилбур, естественно, не сделала, и неприятное известие дошло до любопытных ушей Филлис за чашкой чая в уютной комнатке экономки.

— Окровавленная повязка? — задумчиво протянула Александра, сидевшая перед туалетным столиком. Повернувшись, она напряженно посмотрела на Филлис с ее прелестными зелеными глазами цвета лесного мха и длинным носом, из которого постоянно капало, чем объяснялось непременное наличие платочка в правой руке.

— Да, миледи, окровавленная повязка. Из спальни его сиятельства.

Александра молча вылетела из спальни и, распахнув смежную дверь, ворвалась в комнату мужа, где собиралась ощупать его с головы до ног и даже проверить наличие зубов во рту.

Проклятие! Его там не было! И она точно знала: если подступить к нему с вопросами, он высокомерно посмотрит на нее сверху вниз и уверит, что все это сказки, сочиненные глупой девчонкой-прачкой.

И хотя было только пять часов вечера, Александра поспешила в буфетную, чудесную просторную комнату с полом, выложенным черно-белыми мраморными плитами.

Холлис оказался не один. Мало того, держал в объятиях женщину, которую Александра никогда до этого не видела.

Графиня тихо охнула и стала потихоньку отступать, пока дверь за ней не закрылась. Бесшумно.

Холлис, обнимающий и целующий незнакомую женщину?!

Александре вдруг показалось, что мир перевернулся. Она мгновенно забыла о доказательствах, которые необходимо добыть, чтобы Дуглас не смел смотреть на нее сверху вниз, и бросилась в контору, где муж о чем-то беседовал с близнецами. Она вдруг взглянула на происходящее новыми глазами. Близнецы все знали. Недаром погружены в секретную беседу! Это сразу видно!

Ей захотелось пристрелить всех троих. Но вместо этого она объявила:

— Холлис целует незнакомую женщину в буфетной!

Глава 5

Если у вас не осталось проблем, значит, вы мертвы.

Зелда Вернер

Дуглас и близнецы мгновенно замолчали. Наконец Дуглас льстиво пролепетал:

— Э… Алекс, дорогая, ты о чем? Говоришь, Холлис целовал незнакомую женщину? В буфетной?

— Да, Дуглас. И она показалась мне куда моложе Холлиса. Я бы сказала, не старше шестидесяти.

— Холлис вольничал с молодой особой? — Джейсон, откинув голову, рассмеялся, но тут же вновь стал серьезным. — Господи, отец, а если она авантюристка и охотится за его деньгами? Уж я-то знаю, что он далеко не нищий. Как-то сказал мне, что ты годами вкладывал его деньги в доходные предприятия и теперь он почти так же богат, как ты!

— Я сделаю все, чтобы Холлис не попал в лапы алчной старухи, — поклялся Дуглас.

— Мама, ты действительно видела, как они целовались? — допытывался Джеймс.

— По крайней мере страстно обнимались. Впрочем, да, и целовались тоже, — кивнула Александра. — У меня от такого зрелища буквально глаза на лоб полезли. И вы не поверите, — шагнув ближе к мужу, про шептала она, — похоже, оба были на седьмом небе.

— Остается надеяться, что это та молодая женщина, на которой Холлис собирается жениться, — заключил Дуглас.

Жена и дети молча смотрели на него.

— Ты обо всем знал, Дуглас?

— Несколько дней назад он упоминал о женитьбе. Что-то насчет того, что молодая жена сразу исцелит его хвори.

— Но…

Дуглас поднял руку:

— Посмотрим. В конце концов, это совсем не наше дело.

— Но это Холлис, сэр, — напомнил Джеймс. — Он прожил в этом доме дольше, чем вы.

— Старый — еще не значит мертвый, — пояснил Дуглас. — Мужчина жив до тех пор, пока над ним не будет шести футов земли. И постарайся не забывать этого.

Александра вздохнула:

— Хорошо, хорошо, довольно волнений. А теперь, Дуглас, расскажи, что случилось с тобой. Только не смей ничего утаивать. Заодно объясни происхождение окровавленной повязки, найденной в умывальном тазике в твоей спальне. И учти, россказнями о порезанном пальце ты не отделаешься.

— Говорил же, сэр, что она все узнает, — вставил Джейсон.

— Мама даже проведала, что в тринадцать лет я целовал Мелиссу Гамильтон за конюшней, — мрачно пробурчал Джеймс. — Я так и не понял, каким образом она это обнаружила.

— У меня повсюду верные шпионы, — усмехнулась Александра, — так что тебе лучше держать ухо востро. И даже если ты стал мужчиной, не думай, что я отошлю их на покой.

— Они наверняка достаточно стары, — с ослепительной улыбкой заметил Джеймс.

— А теперь, Дуглас, говори и не увиливай, — велела Александра, стараясь не растаять под лучами этой улыбки.

— Ладно, если уж ты решила поднять шум из-за пустяков.

— Кажется, я слышу аплодисменты Непорочной невесты? — ухмыльнулась Александра.

Туайли-Грейндж, дом лорда и леди Монтегю и Корри Тайборн-Барретт

— Господи, это вы, Дуглас?

Саймон Амброуз, лорд Монтегю, поспешно встал и, подслеповато моргая, поднял очки на лоб, после чего споткнулся об упавший со стола журнал и едва не потерял равновесие. Выпрямившись, бедняга стал одергивать жилет.

— Да, Саймон, это я, и без приглашения. Надеюсь, вы позволите мне войти?

— Я всегда готов приветствовать вас в своей спальне. Даже если вздумаете войти через окно, — рассмеялся он. — Впрочем, если речь пойдет о спальне Мейбеллы, дело другое. Это я вряд ли смогу одобрить. Но сомнительно, что такое случится, верно?

— Как и то, что вы проникнете в спальню Александры.

— Интересная мысль!

— Только не стоит обдумывать ее слишком серьезно.

Лорд Монтегю снова засмеялся и указал Дугласу на кресло.

— Очень рад вас видеть. Мейбелла, приехал лорд Нортклифф! Мейбелла? Ты здесь? Странно… а я думал, что она рядом, шьет у окна… — озадаченно пробормотал Саймон, но тут же просветлел. — Зато Корри наверняка где-то тут. Она вполне способна развлечь гостей в отсутствие тети. А может, и нет.

Немного подумав, он откинул голову и громогласно окликнул:

— Бакстед! Бакстед, немедленно сюда!

— Что угодно, милорд? — осведомился появившийся дворецкий. Саймон снова вскочил, сбил с носа очки и, попятившись, наткнулся на маленький столик. Бакстед едва успел схватить его за руку и потянул на себя так энергично, что Саймон чуть не рухнул на паркет.

— Ах, милорд, — приговаривал дворецкий, — что я за идиот! Застал вас врасплох, как молодую девушку, поднявшую юбку, чтобы перейти ручей.

— Прекрасное сравнение! — оживился Саймон. — А что случается, когда вспугнешь молодую девушку с поднятой юбкой?

— О, это не более чем мои фантазии, милорд.

Не стоит обращать на меня внимания. Длинные белые ноги — и на этом конец столь восхитительной мысли, сэр.

Дуглас вспомнил, как Холлис однажды сказал о Бакстеде: «Очень неуклюжий парень, милорд, и вертопрах к тому же. Зато, ничего не скажешь, забавный. Он и лорд Монтегю идеально друг другу подходят». Что верно, то верно.

Дуглас улыбнулся, глядя, как Бакстед отряхивает Саймона, а тот старается его оттолкнуть.

— Бакстед! — воскликнул он наконец, шлепая дворецкого по рукам. — Мне необходима леди Мейбелла.

Если не сможешь найти ее, приведи Корри. Возможно, она помогает на кухне: девочка обожает печь пирожные с ягодами, по крайней мере обожала, когда ей было лет двенадцать. Дуглас, проходите и садитесь.

— Я не знаю, кто дома, сэр, мне никто ничего не говорит, — обиженно пробормотал Бакстед. — А, милорд Нортклифф, прошу вас, садитесь. Позвольте снять драгоценные журналы милорда с этого чудесного парчового кресла. Ну вот, осталось всего три, и это придает креслу особенно величественный вид, не правда ли?

Бакстед назойливо маячил рядом, пока Дуглас не устроился на журналах, и только потом вылетел из комнаты, поблескивая мокрой от пота лысой головой.

Дуглас улыбнулся хозяину. Ему всегда нравился Саймон Амброуз. К счастью, последний был достаточно богат, чтобы прослыть всего лишь чудаком, а не помешанным. Все знали, что за последние двадцать лет, прошедшие со дня кончины его отца, он ничуть не изменился.

Саймон, получивший титул виконта Монтегю, отправился в Лондон, где встретил Мейбеллу Коннот, женился и привез ее в Туайли-Грейндж, красивый дом в георгианском стиле, выстроенный на фундаменте зернохранилища, примыкавшего когда-то к давно не существующему монастырю Святого Люсьена.

Дуглас знал, что женщины восхищались Саймоном… издалека, пока не имели случая познакомиться с ним поближе и понять, что красивое лицо и доброжелательное выражение глаз скрывают поразительную рассеянность и почти полное отсутствие мысли. Правда, в очень редких случаях, когда Саймону удавалось сосредоточиться, он высказывал весьма здравые соображения. Дуглас часто задавался вопросом, как прошла его брачная ночь.

Но должно быть, Саймон не подкачал, потому что Мейбелла родила троих детей, к несчастью, умерших в раннем детстве. У Саймона был младший брат, Борти, такой же ненормальный. Только его коллекция состояла не из листьев, как у Саймона, а из желудей, которые Борти собирал повсюду, где мог найти.

— Надеюсь, Дуглас, я не забыл о вашем приходе? — встревоженно спросил Саймон, поправляя очки.

— Нет, Саймон, это сюрприз. Я здесь, поскольку боялся, что иначе сюда явится моя жена.

— А что тут плохого? Мне нравится Александра.

Мало того, она в любую минуту может войти в мою спальню, и я буду очень рад.

— Да, она очень мила. Но вряд ли влезет в вашу спальню через окно. Советую вам забыть об этом. Но к делу. Видите ли, у моей жены совершенно нет вкуса. И одеваться она не умеет.

— Понятно. Господи, а я и не знал. Каждый раз при встрече я поражаюсь, насколько округлы и белы… э… пожалуй, мне лучше остановиться… Могу только добавить, что она прелестна, и на этом закончить.

— Это потому, что я ее одеваю, — пояснил Дуглас.

— Ваши слова будоражат воображение.

— Только не позволяйте ему будоражиться слишком сильно.

— Да, подобное заявление может раздуть уголья мужской страсти. Но она действительно прелестна., ладно, я слишком разговорился. Так вам не нравится манера Мейбеллы одеваться? Или моя?

Дуглас выпрямился, сжав коленями руки.

— О нет, ничуть. Дело в Корри. Беда в том, что Корри, подобно моей жене, представления не имеет о красивой одежде. Когда моя жена сказала, что сама поговорит с Мейбеллой и даст несколько советов Корри, я понял, что, если хочу предотвратить очередное несчастье, придется приехать самому и позаботиться обо всем.

А теперь, если позовете Корри, я расскажу, что ей следует носить. Ну, понимаете, цвета, покрой, моды и тому подобное. Разумеется, если вы хотите, чтобы она блистала в Лондоне.

— Естественно, — согласился Саймон, часто моргая. — Лично я всегда считал, что Корри довольно мило одевается. Совсем как ее тетушка, особенно когда не надевает свои знаменитые штаны. Ну разве не странно, что все ее наряды — светло-голубые, в точности как у Мейбеллы? А сапожки начищены до блеска, во всяком случае, так было в тот раз, когда я невзначай их заметил.

Но возможно, с тех пор прошло много времени. Я нечасто замечаю чужие ноги, как вам известно.

— Совершенно с вами согласен. Ее штаны действительно превосходного покроя и стиля. Но дело в том, что Лондон — большой город и очень отличается от провинции. Молодые лондонские леди не носят сапожек, не говоря уже о модных мужских штанах. Надеюсь, вы помните?

Саймон откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и глубоко вздохнул:

— Да, помню, даже слишком хорошо. Десять лет назад Мейбелла потащила меня в Лондон якобы посмотреть на полет воздушного шара. Я был тронут ее попыткой угодить мне. Поверьте, Дуглас, зрелище было поразительным, и, боюсь, я увлекся. Только через шесть недель я сумел вернуться домой… и за все эти тоскливые, нудные дни смог увидеть воздушный шар всего один раз. Хотите сказать, что придется снова ехать в Лондон?!

— Придется. Но к сожалению, вряд ли полеты воздушных шаров будут продолжаться. Осенняя погода непредсказуема, а для таких полетов нужно ясное небо и отсутствие ветра.

— В таком случае почему я должен ехать в Лондон?

— Потому что Корри уже восемнадцать. Она стала молодой леди, и ее следует представить обществу. Ей нужно посещать балы, встречаться с достойными джентльменами и учиться танцевать. Джейсон сказал, что у Корри будет малый сезон. Что-то вроде пробного сезона, где она должна овладеть умением держать себя в обществе. Боюсь, Саймон, вы обязаны непременно ехать в Лондон на следующий сезон, когда Корри будет официально представлена его величеству.

Саймон застонал и схватился за голову, но тут же оживился:

— Может, Корри вовсе не захочет ехать в Лондон и быть представленной королю?

— Она должна быть в центре событий, если хочет найти мужа. Во время сезона туда съезжаются все завидные женихи. Их вполне достаточно, чтобы девушка могла сделать выбор. Мы с Александрой тоже будем в Лондоне этой осенью и сможем вам помочь. А теперь, если вы позовете Корри, я смогу дать ей несколько советов.

Кроме того, Джеймс предложил научить ее вальсировать.

— Умоляю, выслушайте меня, милорды, — объявил Бакстед с порога. — Мне удалось стащить из-под носа кухарки немного чудесного хлеба с корицей, который так любит леди Мейбелла. И когда я обнаружил, что она не все доела за завтраком, пришлось действовать молниеносно. Смотрите: осталось шесть славных толстых ломтиков. Было семь, но должен признаться, что я попробовал один кусочек, только чтобы убедиться, — что он свежий.

— Превосходно, Бакстед, — кивнул Саймон, сталкивая со стола груду научных журналов. — Надеюсь, ты съел не больше одного?

— Разумеется, милорд.

— Ты нашел Корри? — спросил Саймон, не отрывая взгляда от тарелки.

— Да, милорд. Посреди коридора второго этажа. Оттягивала вниз штанины, ставшие слишком короткими за последние месяцы. — Бакстед немного помялся и, глядя куда-то в стену, выпалил:

— Я предупредил, что к нам пожаловала важная персона. И даже ухитрился обиняками дать ей понять, что пора бы сменить чулки. Она взвизгнула и убежала в спальню. Смею надеяться, что результатом моих слов может стать светло-голубое платье, совсем как у ее милости.

— Молодец, Бакстед, — похвалил Дуглас.

Бакстед гордо выпрямился и одарил графа ослепительной улыбкой.

— О, милорд, всякий боится не угодить графу!

— Естественно. Обязательно расскажу Холлису о вашей изобретательности, Бакстед.

— Правда, милорд? Неужели? О, подумать только, Холлис узнает, что и я, возможно, сумел сделать что-то достойное! Но может, пока еще рано, милорд? Подождем и увидим.

— Коричный хлеб, Бакстед. Немедленно.

Бакстед почтительно поставил тарелку на стол рядом с локтем Саймона, окинул последним тоскующим взглядом красиво разложенные ломтики, вздохнул, промокнул лысину платочком и удалился.

Едва за ним закрылась дверь, как Саймон схватил кусочек хлеба.

— Я уже думал, он никогда не уберется. Нужно поскорее все съесть, до того как явится Мейбелла. Не разговаривайте, Дуглас, просто ешьте. Иначе Мейбелла прикончит остальное. У нее превосходное чутье, а уж запах коричного хлеба она унюхает за много миль.

Дуглас улыбнулся, взял ломтик, откусил… и понял, что это не просто коричный хлеб, а хлеб, испеченный прямо в царстве небесном. Он потянулся за вторым ломтиком, но его рука наткнулась на жадные пальцы Саймона.

— Существует некая проблема, — заметил Саймон, ловко вытягивая ломтик из-под ладони Дугласа. Тому все же удалось удержать добычу и съесть, прежде чем вопросительно вскинуть брови.

Саймон вздохнул так глубоко, что едва не поперхнулся.

— Деньги.

— Деньги? Разве у Корри нет приданого?

Саймон, казалось, вот-вот разразится слезами. Дуглас встревожился. О Господи, что случилось? Неужели она бесприданница? Не может быть!

— Все еще хуже, чем вы предполагаете, Дуглас. Ее богатства огромны.

Дуглас едва сдержал смех.

— И, по-вашему, это ужасно?

— А знаете, что случится, когда все обнаружат, что денег у нее больше, чем можно вообразить? За ней будут охотиться, как за бешеной собакой.

— Я не совсем согласен с вами, Саймон, но думаю, она действительно станет мишенью всех лондонских охотников за приданым.

— О, Дуглас, если у кого-то из молодых джентльменов и не хватит ума додуматься до этого, их родители начнут интриговать и делать все, чтобы потащить ее к алтарю, не говоря уже о бесчисленных алчных старикашках, которые постараются наложить лапы на ее деньги. Вы знаете этих негодяев: развратники, повесы, игроки, которые запретят ей носить мужской костюм и год за годом будут брюхатить ее, пока ей не исполнится тридцать и она не превратится в старуху или умрет. Я не позволю, чтобы это случилось, Дуглас.

— Она действительно богатая невеста или унаследовала, скажем, около пяти тысяч фунтов?

— Она может, глазом не моргнув, швырнуть пять тысяч фунтов в канаву.

— Понятно. Я подумаю над этим. Может, мы сумеем держать это в тайне.

— Ха! Когда речь идет о деньгах, тайну хранить невозможно.

Дуглас нахмурился.

— До сих пор удавалось, но вы правы, Саймон. Едва она окажется в Лондоне и в обществе станет известно, что ей нужен муж, даже попытка зарыть деньги в огороде ни к чему не приведет, — с тяжелым вздохом признал он.

С порога донесся низкий мелодичный голос:

— Доброе утро, милорд. Так вы и есть важная персона?

Глава 6

Слишком много доброты не бывает.

С. Дж. Перелман

— Мейбелла! — воскликнул Дуглас, поднимаясь. — Вы прекрасно выглядите.

Она была, как всегда, в очередном из бесчисленных светло-голубых платьев, закрывавших ее от подбородка до кончиков ног. Кивнув, она направилась прямо к тарелке. Тарелка оказалась пустой. Мейбелла молча протянула руку. Саймон с очевидной неохотой, что-то бормоча, выбросил вперед свою. На ладони лежали два ломтика. Мейбелла без лишних слов взяла оба, уселась на маленький диван лицом к Дугласу и безмятежно улыбнулась.

— Корри сейчас будет, — сообщила она, принимаясь за еду. — По-моему, она искала чулок.

— Как я уже сказал Саймону, вам придется этой осенью отвезти Корри в Лондон.

— Я еще не говорила с ним об этом, Дуглас, — деловито заметила она, — потому что он непременно придумает способ вывернуться.

— Осенняя погода переменчива, Мейбелла, — вмешался Саймон. — Может, Корри лучше представить его величеству летом, годика этак через два-три?

— Я только что вспомнил: вторая неделя октября всегда бывает солнечной и безветренной, — объявил Дуглас, — так что мы сможем увидеть все полеты воздушных шаров. Возможно, их будет несколько. Доверьтесь мне.

Бакстед, снова появившийся в дверях, смущенно откашлялся.

— Мисс Корри здесь, милорд, и сегодня на ней нет штанов. Я не спрашивал о чулках — подобные расспросы могут быть сочтены бестактными.

Поскольку рот Мейбеллы был полон, она только кивнула. В гостиной возникла Корри в очень старом светло-голубом платье такого же оттенка, как у тетки К платью явно требовалось несколько нижних юбок Не помешало бы также убрать лишние оборки и сделать вырез чуть пониже. Но по крайней мере она оказалась высокой и стройной, а талия была так тонка, что угодила бы даже матери Дугласа. Впрочем, кто знает…

— Доброе утро, милорд, — приветствовала его Корри с изящным реверансом.

— Я сама ее учила, — просияла Мейбелла, дожевывая коричный хлеб. — И заметьте, как идет ей этот оттенок голубого!

— Тебе он идет больше, любимая, — заверил Саймон, упорно глядя на последний ломтик хлеба, покоившийся в правой руке Мейбеллы.

— Доброе утро, Корри, — ответил Дуглас. — Прекрасный реверанс. Ты высока ростом, и это совсем неплохо. Нет, распрями плечи. Вот так. И никогда не сутулься. Маленькие, жеманные девицы не по вкусу ни одному джентльмену, если только последний сам не уродился коротышкой. Хмм, да, вот так хорошо. И плечи у тебя красивые.

Дуглас поднялся и обошел вокруг девушки, отметив толстую, змеившуюся по спине косу.

— Думаю, с таким ростом ты украсишь любое платье, сшитое мадам Журден специально для тебя.

— Не понимаю, почему вы так пристально изучаете меня, милорд.

— Дуглас собирается советовать тебе, как лучше одеваться, — пояснил Саймон. — Очевидно, он разбирается в этом лучше жены, и тебе стоит его послушать.

— Светло-голубой — такой прелестный цвет, как по-вашему, Дуглас?

— Да, у нее будет одно светло-голубое платье, Мейбелла. Не больше. И учтите, у вас совершенно разный цвет волос и кожи. Так что можете полностью мне довериться.

Прежде чем ответить, Мейбелла откусила кусочек коричного хлеба.

— Может, вы правы. Корри никогда не обладала моим блеском.

— Действительно, — согласился муж, снова поднимая очки на лоб.

Мейбелла прикончила второй ломтик хлеба и откашлялась.

— Хотела бы я знать, Дуглас, почему Джеймс скучает на подъездной аллее, вон у той липы? Или это наш дорогой Джейсон? Все равно не различить. Как два профиля на одной греческой монете.

Корри немедленно повернулась и подскочила к окну.

— Это Джеймс, тетя Мейбелла. И вправду, прислонился клипе и смотрит по сторонам!

— Почему он не вошел в дом, Дуглас?

Дуглас страдальчески поморщился.

— Какой-то идиот вчера ранил меня в руку, и сыновья поклялись день и ночь не спускать с меня глаз.

— Такие хорошие мальчики! — восхитилась Мейбелла. — Клянусь, Корри сделает то же самое для Саймона, если кто-нибудь вздумает в него стрелять. Пригласите его, Дуглас, тем более что коричного хлеба не осталось. Однако кухарка всегда прячет еду на случай землетрясения или наводнения, так что Бакстед обязательно найдет что-нибудь для Джеймса.

— Я заметила, что молодые люди обожают есть всякую всячину, — сказала Корри и постучала в стекло.

Джеймс поднял глаза, и она знаком велела ему войти.

Джеймс кивнул. Минуту спустя он уже раскланивался с лордом и леди Монтегю.

— Значит, вы защищаете отца, — улыбнулась Мейбелла стоявшему перед ней молодому Адонису, с волосами, взъерошенными ветром, белоснежными зубами и мускулистой грудью, видневшейся в открытом вороте батистовой сорочки. — Прелестно, восхитительно. Сегодня утром ваш отец выглядит на редкость хорошо, не находите, Джеймс?

Джеймс, знавший лорда и леди Монтегю почти всю жизнь, кивнул и улыбнулся. Но неприкрытое восхищение во взгляде леди Монтегю мгновенно стерло улыбку с лица молодого человека. По его мнению, отец выглядел неплохо. Просто отец есть отец. И вид, как полагается отцу: настоящий аристократ, высокий и стройный, с серебряными нитями в черных волосах.

— Принесите ему немного еды, Бакстед, — велела Корри.

Джеймс обернулся, оглядел ее с головы до ног и спросил:

— А где же Корри? Я мог бы поклясться, что слышал ее голос. Но не вижу никого, кроме какой-то девчонки в слишком коротком и узком платье, ворот которого доходит почти до подбородка. Кроме того, этот цвет ее бледнит.

— Сегодня утром я посмотрела на свои ресницы и заметила, что они довольно длинные. Пожалуй, длиннее твоих.

Дуглас осторожно кашлянул.

— Садись, Джеймс. Я как раз собирался сказать Корри, что ты согласен научить ее вальсировать.

Лорд Монтегю выпрямился.

— Знаешь, Корри, — сухо объявил он, — Джеймс, лорд Хаммерсмит, — прекрасный человек. И такой способный! Будущий великий ученый. В Оксфорде он быстро стал специалистом по небесным телам и их движению.

Кроме того, он досконально знаком со всеми тремя законами Кеплера, в особенности с третьим, довольно просто сформулированным… правда, точно не помню, но Галилей считал, что поверхность Луны вовсе не гладкая и блестящая, как утверждал Аристотель.

— Должно быть, у него на редкость зоркий глаз, — заметила леди Мейбелла.

— Нет, дорогая, — поправил Саймон. — Галилей воспользовался телескопом, только что изобретенным голландским шлифовщиком линз. В каком это было году, мальчик мой?

Джеймс уже хотел сказать, что понятия не имеет, но вовремя заметил издевательскую ухмылку Корри.

— В начале семнадцатого века — буркнул он.

— Смелая попытка, — съязвила Корри. — Хотя скорее всего ты и не слышал о голландских шлифовщиках линз. Поэтому ляпнул наобум, только чтобы тебя не сочли за невежду.

— Джеймсу вовсе не обязательно знать о звездах и телескопах, Корри, — наставительно заявила Мейбелла. — Ему достаточно стоять на месте и позволять любоваться собой.

Издевательская ухмылка стала почти непереносимо широкой. Честно говоря, она хорошо знала, что Джеймс изучал небо еще с тех пор, когда был мальчишкой, и даже собрал собственный телескоп. Но уж очень был велик соблазн в очередной раз подразнить его.

Дуглас понял, что Джеймс сейчас выбежит из комнаты, но в этот момент снова заговорил Саймон:

— Видишь ли, Корри, Джеймс не так уж и хорош собой. Человек, разбирающийся в законах Кеплера, не обязательно должен быть красавцем, хотя лично я не могу припомнить третий закон. Кроме того, Джеймс унаследовал подбородок отца, самый упрямый во всей Англии. Да и эта крошечная ямочка на подбородке тоже отцовская.

«Верно, — втайне обрадовался Дуглас, — К счастью, мы не все унаследовали от Мелисанды!»

Саймон нагнулся и, порывшись в груде журналов, лежавших у его ног, выудил один, заложенный на странице со статьей «Движение черного воздуха во время солнечного затмения».

— Корри, — вмешался Дуглас, поднимаясь, — я точно знаю, какие фасоны и цвета пойдут тебе. Мисс Джейн Плак, дочь миссис Энн Плак, — превосходная портниха. Она сошьет тебе несколько платьев. А потом, как только ты устроишься в Лондоне, я отвезу тебя к мадам Журден.

— Но горничная Корри тоже неплохо шьет, — возразила Мейбелла. — Все мои наряды и тот, что сейчас на Корри, — ее произведения. Она, разумеется…

— Ты только сейчас съела два последних кусочка коричного хлеба, дорогая, — перебил раздосадованный Саймон, — а теперь желаешь доверить горничной дорогую ткань.

Не забудь, Корри должна одеться, как подобает молодой богатой леди. Где мне раздобыть материи, Дуглас?