Невеста (№8) - Невеста-сорванец

Не стоит сердить жену. Он вполне сможет вволю посмеяться над чертовым призраком, оставшись в одиночестве. А в разговоре с женой следует поддакивать каждому ее слову. И все же это невыносимо. Похоже, с самой кончины умершей в девушках несчастной невесты, случившейся где-то конце шестнадцатого века, все женщины семьи Шербруков верят каждому слову этого неуловимого духа.

Дуглас снова проглотил очередную остроту, так и просившуюся на волю, и с деланной озабоченностью спросил:

— И она так и не пояснила, какая именно беда нас ожидает?

— Нет, и мне кажется, что она сама не знает точно, а это уж совсем плохо, — тяжело вздохнула Александра. — Зато знаю я. Это явно связано с тобой, Дуглас. Я точно поняла это из того, что она заставила меня почувствовать.

— Понятно, но почему такие недомолвки? Ей всегда было известно все и обо всех.

— Наверное, потому что это уже случилось или происходит в настоящую минуту. И она предупредила меня именно потому, что тут замешан ты. Она тревожится за тебя, хотя и не назвала твоего имени. Но дело в тебе, у меня нет ни тени сомнения.

— Вздор! — отрезал Дуглас. — Идиотский вздор.

Он все-таки сорвался и уже пожалел об, этом, тем более что жена негодующе выпрямилась.

— Ладно-ладно, — поспешно поправился он, — потолкуй с ней еще разок. Может, она сумеет объяснить подробнее. Ну а пока пойду, велю оседлать коней. Говоришь, матушка просит привезти шесть образцов обоев?

— Да, но думаю, нужно приказать Дилферу следовать за нами с небольшим фургоном. Я уверена, что стоит привезти шесть образцов и она немедленно потребует еще. Неплохо бы привезти все, что есть на складе. А сейчас извини меня, Дуглас, что потревожила тебя своим истерическим дамским вздором.

Дуглас швырнул вилку в стену, где она, оставив пятно как раз под портретом Одли Шербрука, барона Линдли, упала на пол, и наконец с облегчением выругался.

— Милорд?

Дуглас мгновенно закрыл рот: в дверном проеме появился Холлис, дворецкий Шербруков, служивший в доме еще при старом графе.

— Да, Холлис?

— Вдовствующая графиня, ваша благородная матушка, милорд, желает вас видеть.

— Я всю жизнь знал, кто она. И чувствовал, что она захочет меня видеть. Иду, — пробурчал граф.

Холлис величественно удалился. Дуглас смотрел ему вслед: высокая, стройная фигура, идеально расправленные плечи, абсолютно седые, густые, как у Моисея, волосы… только походка стала чуть помедленнее, и, кажется, одно плечо чуть ниже другого. Сколько же ему лет? Должно быть, столько же, сколько портрету Одли Шербрука. Около семидесяти или побольше.

Дуглас тяжело вздохнул.

Мало кто из людей доживал до такого возраста без потерь в виде испещренных рыжеватыми пятнами трясущихся рук, лысины или уродливого горба. Наверное, и Холлису пришло время уходить на покой, вернее, это время настало еще двадцать лет назад. Какой-нибудь миленький коттедж у моря, скажем, в Брайтоне или Тенбридж-Уэллсе, и… и что? Сидеть на берегу и смотреть на воду? Нет, Дуглас не мог представить, что Холлис, казавшийся им в детстве самим Господом Богом, перестанет править Нортклифф-Холлом железной рукой и с безжалостной деловитостью.

Беда в том, что время идет и остановить его невозможно. Холлис не просто стар, а дряхл, и, значит, ему немного осталось.

Дуглас покачал головой.

Он не хотел думать о смерти Холдиса.

— Холлис! — позвал он.

Статный старик медленно повернулся, слегка удивленный сдавленным голосом хозяина.

— Милорд?

— Э… как вы себя чувствуете?

— Я, милорд?

— Разумеется, вы, если только за вашей спиной не прячется очередной лакей!

— Ничего такого, чего не могла бы излечить прелестная молодая жена, милорд.

Дворецкий раздвинул в улыбке губы, показав два ряда превосходных зубов, при виде которых у Дугласа стало легче на душе. И прежде чем он смог спросить, какого черта тот имеет в виду, Холлис неспешно удалился.

Прелестная молодая жена?

Насколько было известно Дугласу, Холлис в жизни не смотрел на женщин с матримониальными целями. С самой трагической гибели его возлюбленной мисс Плимптон в конце прошлого века.

Прелестная молодая жена?!

Глава 3

Килдрамми-Касл, шотландская резиденция преподобного Тайсона Шербрука, барона Бартуика

Благородному Джейсону Эдварду Чарлзу Шербруку все это очень не нравилось. Он не желал смириться с увиденным, но и игнорировать тоже не мог.

Все это сон, не что иное, как результат огромного количества шахматных партий, проигранных тетке Мэри Роуз, или каждодневной гусиной охоты под бесконечным дождем в компании дяди Тайсона и кузена Рори. Или просто естественные последствия неумеренного потребления бренди и ночных забав с Элинор Диллингем.

Нет, даже все эти чудесные, незабываемые минуты не объясняют происходящего. Он наконец дождался первого визита Непорочной невесты. Привидения, над которым подшучивал отец, говоря:

— Можешь себе представить белое нечто, слоняющееся по дому вот уже три века? Учти, это только для дам, так что ты в полной безопасности.

И что теперь? Джейсон — мужчина, а она явилась как ни в чем не бывало.

Он ясно помнил, что проснулся перед рассветом, когда Элинор встала, чтобы воспользоваться ночным горшком в гардеробной. Джейсон лежал в полудреме, ожидая ее возвращения, и внезапно перед ним возникла ослепительно красивая молодая дама с длинными распущенными волосами, в белом одеянии до пят. Она неподвижно стояла у изножья кровати, глядя на него, и он ясно слышал каждое слово:

— Несчастье, Джейсон. Возвращайся домой. Возвращайся.

Мало того, перед ним появилось отцовское лицо.

Так же отчетливо, словно он был рядом.

В спальню вошла зевающая Элинор в костюме Евы, приглаживая роскошную черную гриву, и видение мгновенно исчезло. Беззвучно растворилось в воздухе. Только сейчас белело в полумраке, и вот — ничего. Ошеломленный Джейсон продолжал лежать. Как ни претило ему верить в подобные чудеса, все же он вырос на сказках о Непорочной невесте. Почему она пришла к нему? Потому что дома стряслась беда?

— У меня не было времени спросить тебя, на ком я женюсь, — прошептал он, глядя туда, где только что видел призрак.

Элинор пришла в игривое настроение, и хотя Джейсон был молод и силен, все же ограничился небрежным поцелуем и вылез из постели. Он встретил Элинор всего месяц назад, резвясь в водах Северного моря. К несчастью, ногу свело судорогой, и он едва сумел выбраться на берег, туда, где стояла она, кокетливо вертя зонтик. Прохладный ветерок прижимал платье к прелестным ногам. Несмотря на то что он был абсолютно голым, она не спешила удалиться. Наоборот, вволю насмотрелась на то, что выплеснуло море, и, очевидно, осталась довольна.

Элинор была вдовой, мачехой троих пасынков, каждый из которых был старше Джейсона. И все обожали и осыпали подарками свою дорогую мачеху. Джейсону она нравилась, ибо была умна, мало того, любила лошадей так же, как он сам.

Обычно он покидал дом Элинор, чудесный особняк в георгианском стиле, располагавшийся на побережье, еще до рассвета, чтобы успеть вернуться в Килдрамми-Касл и позавтракать с тетушкой Мэри Роуз и дядюшкой Тайсоном. Если кто-то из них и понял, что он проводит ночи в чужой постели, замечаний и упреков не последовало.

Правда, несколько дней назад кузен Рори заметил:

— Должно быть, папа, Джейсон так любит охотиться на дичь, что выезжает не только днем, с тобой, но и по ночам, а иногда носится по пустошам до самого рассвета.

Слава Богу, никто не стал допытываться, правда ли это.

Утром за копченой сельдью, овсянкой и яичницей с беконом Джейсон рассказал домочадцам о визите Непорочной невесты. Дядюшка-священник промолчал, задумчиво жуя кусочек тоста. Тетушка Мэри Роуз, тряхнув роскошными рыжими волосами, вечно выбивавшимися из прически, нахмурилась.

— Тайсон, как по-твоему. Господь знает Непорочную невесту?

Муж не засмеялся. Наоборот, выглядел на редкость серьезным.

— Понимаешь, я ни за что не сказал бы этого Дугласу или Райдеру, но иногда мне кажется, что между нашими мирами есть нечто вроде приоткрытого окна, через которое проникают духи. Знает ли ее Господь?

Возможно. Если она когда-нибудь посетит меня, обязательно спрошу.

— А вот ко мне она тоже никогда не приходила, — пожаловалась Мэри Роуз. — Это так несправедливо! А ведь ты, Джейсон, даже не женщина! И все же она явилась к тебе. И ничего не сказала?

— Сказала. Что в нашем доме беда. Больше ничего, только это, если не считать, что я видел лицо отца. Ясно как день — я немедленно должен вернуться.

К восьми утра он уже был в пути, довольный, что отговорил тетку и дядю ехать с ним. Сейчас он был способен думать только о том, что могло случиться и при чем тут отец. Как странно выразился дядя насчет приоткрытого окна в другой мир! Даже не по себе становится.

«Жизнь, — думал он, пришпоривая каблуками гладкие бока Ловкача, — может катиться как по маслу. Но дорога вдруг обрывается, и приходится выбирать другое направление».

Интересно, посещала ли Непорочная невеста его мать? Вполне вероятно. А Джеймса? Что же, скоро он узнает.

Джейсон волновался все больше. Подгонял коня, жалея, что не может воспользоваться окном духов: в этом случае обратный путь почти не занял бы времени.

На шестой день измученный Ловкач почти вполз во двор Нортклифф-Холла и, процокав копытами мимо массивных ступеней крыльца, направился к конюшне.

Лавджой, шестнадцатилетний юнец и любимый конюх Ловкача, выбежал из конюшни с радостным воплем.

— Мой золотой малыш! Ты дома! Наконец-то! Ах ты Господи! Взгляни только на свою шкуру! Вся грязная и в колючках!

— Ты говоришь со мной или с жеребцом, Лавджой?

Что-то никак не пойму, — ухмыльнулся Джейсон.

— Ловкач — вот кто мой дорогой мальчик, мастер Джейсон. Пусть ваша матушка и встречает вас как полагается!

Ловкач, статный жеребец высотой в шестнадцать ладоней, черный, как безлунная ночь, если не считать белой, словно выжженной молнией полоски на морде, радостно заржал, уткнувшись головой в плечо Лавджоя, после чего принялся жевать его заскорузлую рубаху.

Джейсон решительно зашагал к дому, но на полпути остановился и огляделся. Пусто. Ни единой души. А где же Холлис? Холлис всегда стоял у входной двери! О нет, не может быть! Значит, он заболел или умер.

Джейсону стало не по себе. Понятно, что Холлис старше того дуба, на котором Джейсон вырезал свои инициалы, но как же без него? Он просто обязан вечно жить, попеременно успокаивая и журя домочадцев.

— Мой родной мальчик! Ты дома? О Господи, до чего же ты чумазый! Я не ожидала тебя так скоро! Что случилось?

— Мама, где Холлис? С ним все в порядке?

— Разумеется, — слегка удивилась мать. — По-моему, он ушел в деревню. Ах, как я рада, что ты приехал! А теперь признайся, что стряслось?

Слава Богу, Холлис жив и бодр! И Лавджой здоров.

Мать встретила его без всяких признаков волнения.

Джейсон подошел ближе, обнял смеющуюся мать и прошептал ей на ухо:

— Непорочная невеста велела мне ехать домой.

Предсказала несчастье. И я видел лицо отца, так что скорее всего речь шла о нем.

Мать отступила, глядя на него.

— О, дорогой, как это удивительно — получить подтверждение моему собственному видению! Дух Непорочной невесты посетил и меня. Но все это неспроста и крайне меня тревожит! Твой отец, как всегда, только отмахивается от моих предупреждений. Но теперь посмотрим, что он скажет!

Она задумчиво побарабанила пальцами по подбородку и покачала головой.

Отец отнесся к рассказу абсолютно невозмутимо, обронив только:

— Ты, похоже, ел на завтрак репу, Джейсон?

Джейсон заверил родителя, что не ел ничего подобного. Он видел, что отца так и подмывает осведомиться о его похождениях, но не мог же он начать расспросы при матери!

Поэтому отец только фыркнул и сморщил нос.

— Немедленно иди мыться. Избавишься заодно и от грязи, и от дурацких фантазий.

В противоположность ему Джеймс внимательно выслушал брата и, помолчав, растерянно протянул:

— Не понимаю. Правда, не понимаю. У меня от всего этого голова раскалывается. Говоришь, она предрекла несчастье, и потом ты увидел отца? Все в точности, как было с мамой, только мама не видела отцовского лица, просто поняла, что он в опасности. Значит, нужно держать ухо востро. А теперь расскажи, как там было с этой Элинор? Ты покупал ей одежду?

— Одежду?

Темные брови Джейсона взметнулись вверх.

— Н-нет, не помню, чтобы я вообще что-то ей покупал.

— Хмм… интересно, что сказал бы насчет этого отец? — пробормотал Джеймс и, насвистывая, отошел.

Предсказание духа сбылось только два дня спустя.

Дуглас объезжал нового мерина, Генриха VIII, наделенного характером, по сравнению с которым взрывы злобной ненависти вдовствующей графини казались легким летним ветерком. Генрих то и дело пятился, рыскал в сторону, брыкался и вставал на дыбы, не давая хозяину ни минуты передышки, и Дугласу приходилось смотреть в оба. Когда раздался громкий хлопок, Генрих бешено взбрыкнул. Дуглас, на миг потеряв бдительность, вылетел из седла и приземлился на спину в путаницу низкорастущих тисовых кустов. Он не сделал попытки встать Просто лежал, глядя в голубое летнее небо и подсчитывая потери. Кто-то ранил его в предплечье. Ничего страшного, обычная царапина. А вот падение могло закончиться трагически. Тисовый кустарник никогда еще не казался ему таким красивым! Хвала тому, кто догадался его посадить!

Наконец Дуглас осторожно поднялся, поморщился от жжения в руке, поискал взглядом того, кто не побоялся выстрелить в него, и медленно поковылял к месту, где стоял Генрих. Большой мерин, очевидно, сильно испугался, потому что шкура блестела от пота. Дуглас вздохнул, перевязал платком рану в надежде, что Генрих не учует запаха крови, и тихо заговорил с ним, успокаивая, как мог. Почувствовав, что теперь конь подпустит его к себе, он снял куртку и принялся растирать влажные бока.

Страшно подумать, что скажет по этому поводу его камердинер Пибоди!

— Ничего, ничего. Генри! Мы живы. А это главное. Не расстраивайся, все обошлось! Как только доберемся домой, ядам тебе целую корзину овса! А мне… мне придется послать за этим злосчастным доктором Милтоном. Алекс непременно потребует. А потом встанет надо мной и, хотя словом не обмолвится, обязательно окинет взглядом, который скажет яснее всяких слов: «Говорила я тебе, что она предсказывает беду. Говорила, что это будешь именно ты, и оказалась права!»

Вопрос только в том, кто стрелял в меня и почему? Случайность? Какой-то браконьер, ненароком спустивший курок? А если это неведомый враг, по каким-то причинам возненавидевший меня, почему он стрелял лишь один раз? Похоже, плохо все продумал, не находишь. Генри? Что же, посмотрим, не оставил ли он чего полезного.

Возвращаясь домой, он снова вспомнил о Непорочной невесте и ее пророчестве.

Не успел он открыть дверь, как в уши ударил гул голосов: очевидно, спорщики так увлеклись, что ничего вокруг не видели. Дуглас поспешно перекинул через руку грязную куртку, чтобы никто не заметил сделанной наспех повязки.

И что он узрел? Корри Тайборн-Барретт, стоявшую в центре большой передней и, как всегда, выглядевшую уличным мальчишкой-оборванцем, в потрепанных старых штанах, обшарпанных сапожках и древней шляпе с обвисшими полями, надвинутой на лоб. Выдавала ее только толстая пыльная коса, свисавшая чуть ли не до пояса. Похоже, что на этот раз ей не повезло: мистер Джосая Маркер, владелец мельницы на реке Олзор, яростно тряс кулаком перед ее носом.

— Как вы посмели ворваться на мою мельницу верхом на вашей необъезженной кобыле и разбросать все зерно? Стыдитесь, мисс! Стыдитесь! Вы уже взрослая!

Неприлично так себя вести!

Ho Корри, очевидно, не думала сдаваться.

— И у вас хватает совести врать, будто Дарлинг разбросала все зерно? Не правда! Это все ваш сыночек Уилли, это никчемное маленькое ничтожество! Я врезала ему, когда он пытался меня поцеловать, и теперь он мне мстит! Дарлинг и близко не подходила к вашей мельнице!

Дуглас никогда не повышал голоса. Не приходилось.

Поэтому он спокойно приказал:

— Немедленно угомонитесь! Все! С меня довольно!

Только сейчас он заметил, что в передней находятся Корри, мистер Маркер и четверо слуг. Где его сыновья? Его жена, черт возьми? Хотя бы его проклятая мамаша? И где, наконец, Холлис, который разрешил бы все споры за несколько секунд?!

Спорщики послушно замолчали, но атмосфера, мягко говоря, оставалась напряженной. Поэтому Дуглас отпустил слуг и уже хотел обратиться к мистеру Маркеру, когда в дверях появился Джеймс, оживленный, взъерошенный, легонько похлопывавший стеком по бедру. При виде странной сцены он остановился как вкопанный.

— Что тут происходит, отец?

Мистер Маркер попытался было открыть рот, но Дуглас повелительно поднял руку.

— Хватит, я сказал. Джеймс, может, ты разберешься с этим? Насколько я понял, речь идет о мести отвергнутого поклонника.

— Мой мальчик никогда не стал бы мстить! — злобно прошипел мистер Маркер. — Он истинный святой, ваше сиятельство. Добрее его не найдете.

Теперь он немного присмирел, отлично понимая, что не годится вести себя так в присутствии графа Нортклиффа.

— Он вообще терпеть не может девчонок, сам не раз мне говорил и никогда не попытался бы поцеловать мисс Корри! Да вы только поглядите на нее! Она и на девчонку-то не похожа, надеюсь, вы понимаете, о чем я! Мой Уилли за всю жизнь не сделал ничего дурного, благослови Господь его и его матушку, родившую такого ангела!

Но Джеймс, не слушая, смотрел на платок, по которому расплывалось кровавое пятно. Значит, Непорочная невеста и на этот раз оказалась права? Что же произошло?

Но расспросить отца не удалось: тот уже поднимался по ступенькам, оставив сына распутывать очередную идиотскую ситуацию, в которую ухитрилась вляпаться Корри. До чего же не вовремя!

Джеймсу это совсем не нравилось, но был ли у него выбор?

Повернувшись, он улыбнулся мистеру Маркеру.

— Мне хотелось бы выслушать, что можете сказать вы оба. Не согласитесь ли пройти в контору?

Глава 4

То, чего хочет женщина, — выше вашего понимания.

О'Генри

Десяти минут оказалось достаточно, чтобы выявить основные факты.

— Должен вам сказать, сэр, — заявил он наконец мистеру Маркеру, — что, к моему величайшему сожалению, Уилли, этому милому мальчику, предстоит весьма долгая дорога, если он пожелает достичь святости. Боюсь, что на это и шести жизней не хватит.

— Невозможно, милорд! Он рассказывает мне все!

Мой Уилли — хороший мальчик, заботливый и добрый, даже к этой мисс с ее отвратительными манерами!

— Вы вынуждаете меня быть откровенным, сэр. Уилли известен по всей округе как молодой человек, пристающий с поцелуями к любой девушке, не сумевшей от него увернуться. Я нисколько не сомневаюсь, что Корри отвесила ему оплеуху и он задумал отомстить. Предлагаю вам заставить его убрать все, что он разбросал. А теперь всего вам хорошего и удачи с Уилли.

— Но мой милый мальчик…

— До свидания, мистер Маркер. Корри, останься.

И тут на пороге как по волшебству возник Холлис.

— Мистер Маркер, мне кажется, что перед беседой с Уильямом вам не помешает кружка доброго эля. Поверьте, слишком часто человек, какими бы высокими моральными принципами он ни обладал, сталкивается с дурным поведением собственных детей. У меня есть несколько предложений относительно того, как справиться с подобной ситуацией.

Мистер Маркер сдался и последовал за Холлисом, сжимая в кулаке потрепанную шляпу.

— Этот Уилли действительно попытался тебя поцеловать?

Корри передернулась.

— Да, и это было ужасно! Я успела отвернуться, так что он ткнулся губами в ухо. Должна же я была что-то сделать!

— Да. Я знаю. Ты стукнула его.

— Прямо в нос! А потом лягнула в коленку. Знаешь, какие острые носы у моих сапожек!

— Неудивительно, что он жаждал возмездия! Хорошо еще, что ты не попала выше!

— Что? Хочешь сказать… — Она красноречиво воззрилась на его панталоны и, нахмурившись, пожала плечами. — Зачем мне это надо?

— Не важно. Но выглядишь ты настоящим чучелом!

Поезжай домой и смой пыль с лица и волос. Кстати, Корри, почему ты приехала именно сюда?

Корри смущенно потупилась.

— Страшно подумать, что сделали бы тетя и дядя, выслушав мистера Маркера, — прошептала она. — Но я знала, что ты или твой отец все уладите. Спасибо, Джеймс.

В дверях неожиданно появилась вдовствующая графиня Нортклифф, необъятных размеров дама, которой, судя по внешности, суждено было пережить всех своих потомков.

— Джеймс! — прогремела она.

— Да, бабушка? — послушно пролепетал Джеймс.

Только этого ему не хватало! Остается надеяться, что она ограничится очередной нотацией и оставит их в покое.

Но, разумеется, этим дело не обошлось.

С высоты своего роста бабка обозрела комнату. Пусть белые волосы поредели, а голубые глаза выцвели, голова и язык, к несчастью, работали еще лучше, чем в молодости, а дикция сделала бы честь любому парламентскому оратору. Если можно так выразиться, ее голос звенел церковным колоколом.

— Кориандр Тайборн-Беннет, твои покойные родители были бы возмущены до глубины души! Взгляни на себя: ты настоящий позор семьи! Выглядишь нищей оборванкой! Я должна поговорить с твоими тетей и дядей, и хотя оба они — совершенно безалаберные создания, все же обязаны что-то сделать.

Корри надменно вздернула подбородок.

— Они и делают!

— Что именно, мисс?

— Я еду в Лондон, на малый сезон. Они не безалаберные создания!

Глаза вдовы хищно блеснули. Она почуяла свежую добычу и жаждала вонзить в нее когти и растерзать. И уже открыла рот, как внук отважился вмешаться:

— Бабушка, Корри подготовится к поездке в Лондон. Матушка поможет леди Мейбелле научить ее одеваться и вести себя как следует.

Вдова молниеносно набросилась на него:

— Твоя мамаша! Та рыжая особа, которую Дугласу пришлось оставить себе, когда этот негодник Тони Парриш украл его истинную невесту, Мелисанду? Да ни один нормальный человек не поверит, что они сестры!

Стоит тебе взглянуть в зеркало, чтобы увидеть лицо того божественного создания, на котором должен был жениться твой отец! Но нет! Его обманом завлекли в сети и заставили жениться на твоей мамаше!

Могу я спросить, молодой человек, что вообще она знает? Да это твой дорогой отец одевает ее, учит вести себя, журит, правда, видит Бог, недостаточно часто, ибо не может запретить ей укорачивать платья до самых щиколоток! Сколько раз я ему твердила…

— Довольно, мадам, — перебил трясущийся от ярости Джеймс. До этой минуты он никогда не обрывал бабку, но сейчас просто не смог сдержаться. Забыв про Корри, он стиснул кулаки, готовый к поединку с заклятым врагом.

— Мадам, вы говорите о графине Нортклифф. Моей матери. Она самая прекрасная женщина на свете, любящая, добрая, сделавшая отца счастливым человеком и…

— Ха! Любящая — это верно, а распущенная — еще вернее! Подумать только, она, в ее-то годы, подкрадывается к моему дорогому Дугласу и целует в ушко! Какой разврат! Я никогда в жизни не сделала бы такого!

Твой дедушка…

— Уверен, что не сделали бы. Однако отец и мать, несмотря на уже немолодые годы, любят друг друга. И не смейте чернить ее!

— Мне она тоже нравится, — вмешалась Корри.

Вдова немедленно нацелила все свои пушки на девушку.

— Я-то смею! А вот ты как посмела меня перебить!

Внук, будущий граф… С его грубостью я еще могу смириться. Но ты! Боже, только взгляни на себя! И это дочь виконта! Кошмар…

По-видимому, ей недоставало Слов. Но ненадолго.

— Ни на секунду не поверю, что молодой Маркер поцеловал тебя! Такой милый мальчик! Это ты скорее всего хотела его поцеловать!

— Это для вас он милый, — уже спокойнее заметил Джеймс, — потому что знает: стоит хоть чем-то прогневить вас, как вы не задумываясь сварите его заживо в кипящем масле. Но факт тот, что он негодяй и хулиган, третирующий всю округу!

— И я лучше бы поцеловала жабу, чем Уилли Маркера, — добавила Корри.

— Я не верю этому, Джеймс! Уилли — славный, добрый мальчик, — объявила вдова и снова набросилась на Корри:

— Ты ударила его, когда он поцеловал тебя? Что же, это лишний раз доказывает, до чего ты груба, невоспитанна и бесчувственна! И ты, которую полагается считать леди, дала ему оплеуху? Что же, это всего лишь говорит о том, насколько я права: ты — жалкая, ничтожная, ничего не стоящая оборванка!

И с этим прощальным залпом она выплыла из комнаты в облаке развевающихся юбок.

— Ничего подобного, — прошептала Корри. — Я не жалкая и не оборванка.

Джеймс, качая головой, посмотрел вслед бабке. Пожалуй, впервые за всю жизнь он осмелился выступить против нее, а она даже не заметила. И сейчас он чувствовал, что потерпел поражение.

Поразмыслив, Джеймс понял, что, если бабка вдруг вздумает извиниться перед кем-то за свое хамство, значит, настал конец света. И все же, подумать только, так нагло напасть на Корри и мать!

— Мне очень жаль, Корри, но если тебе от этого будет легче, могу сказать, что с матушкой она обращается куда более жестоко.

— Но я не понимаю! Почему она так злится на твою бедную мать?

«Когда же старая летучая мышь протянет ноги?» — подумала она, но благоразумно прикусила язык.

— Она ненавидит всех невесток, не говоря уже о собственной дочери, моей тете Синджен, — отмахнулся Джеймс. — Любая женщина, переступающая порог Нортклифф-Холла, становится ее врагом. Исключение одно: тетя Мелисанда. Странно только почему? Ведь ко всем остальным она ревнует!

— Может, потому, что ты и Джейсон очень похожи наледи Мелисанду? Удивительное, но совершенно непонятное сходство.

Джеймс поморщился.

— Верно. Кстати, тебя действительно зовут Кориандр?

Корри принялась внимательно рассматривать потертые и поцарапанные сапожки.

— Так мне сказали.

— Какое несчастье.

— И не говори.

Джеймс вздохнул и осторожно положил руку ей на плечо.

— Ты не кажешься оборванкой.

Втайне он считал, что выглядит она еще хуже самой последней оборванки, если это только возможно, но слова бабки сразили беднягу. А ведь он знал Корри всю жизнь и, как ни странно, чувствовал за нее ответственность Почему, и сам не знал. Просто перед глазами стояла улыбающаяся во весь рот малышка, с которой ручьями стекала вода. Она казалась куда мокрее лягушки, которую протягивала ему в дар. Бесценный дар. Только для него.

Корри удивленно моргнула, теребя старый коричневый жилет, вне всякого сомнения, принадлежавший когда-то конюху.

— А кем я кажусь?

Джеймс замер. Ему вдруг захотелось зарыться в счета имения за последние десять лет. Вычислить цену овса и ячменя на будущие двадцать. Собственноручно пересчитать овец на восточном пастбище.

Все, что угодно, лишь бы не отвечать.

— Ты не знаешь, что сказать, верно? — медленно выговорила она.

— Ты выглядишь собой, черт возьми. Как Корри.

Не как эта чертова Кориандр. Твои родители, кажется, перепили бренди, прежде чем дать тебе такое имя.

— Я спрошу тетю Мейбеллу, хотя они с мамой никогда особенно не ладили. Тетя Мейбелла не называла меня иначе, как Корри. Однажды в детстве я играла со своей собачкой Бенджи, и все шло прекрасно. Но Бенджи чуть-чуть запачкался, сбежал от меня и ворвался в дядину библиотеку. Он немного покатался на письменном столе и погрыз два листа, которые дядя держал под сушильным прессом. И вот тогда он в первый раз выкрикнул мое полное имя. — Она помолчала, глядя сквозь стекло в сад. — Не знаю только, на кого он тогда разозлился.

— Корри, забудь все оскорбления. Я поговорю с отцом. Он единственный, кто способен немного приструнить бабку. Я слышал, как он говорил дяде Райдеру, что дед, вне всякого сомнения, выбросился из окна, только чтобы сбежать от нее.

— А, не важно. Впредь я просто постараюсь держаться от нее подальше. А сейчас мне пора. Прощай, Джеймс.

И девушка вышла из стеклянных дверей конторы в сад. Если она будет бродить там достаточно долго, наверняка наткнется на обнаженные статуи, совокупляющиеся в различных позициях. В юности он и Джейсон Проводили там долгие часы, хихикая и тыча пальцами в наиболее пикантные детали. Но с тех пор повзрослели и смотрели на все это совершенно другими глазами. Насколько он знал, Корри никогда не бывала в той части обширных садов имения.

— Нет, Корри! — завопил он. — Возвращайся! Я велю принести чай с кексами! Присоединяйся!

Девушка обернулась, помедлила и неохотно пошла назад.

— А какие кексы?

— Лимонные с кунжутом. Мои любимые.

Она взглянула на свои сапоги, снова подняла глаза и уставилась в какую-то точку за его левым плечом.

— Спасибо, но мне нужно домой. До свидания, Джеймс.

И вылетела из комнаты.

В саду немало тропинок, ведущих к выходу. Она, разумеется, не станет бродить по саду. И уж точно не натолкнется на статуи.

Джеймс нашел отца в спальне. Одного.

Он, морщась, бинтовал руку.

— Что случилось, отец?

Дуглас растерянно дернулся, повернулся и облегченно вздохнул.

— Джеймс! Я думал, это твоя мать! Ничего страшного, просто какой-то идиот прострелил мне руку.

Джеймс даже согнулся от пронзившего тело страха и поспешно сглотнул. Но страх уже завладел всем его существом.

— Плохо дело, — пробормотал он. — Папа, мне это не нравится. Где Пибоди?

Джеймс вот уже много лет не называл его папой. Дуглас завязал узлом полоску полотна, оторванную от сорочки, затянул зубами, повернулся и выдавил улыбку.

— Все в порядке, Джеймс.

А поскольку Джеймс выглядел испуганным, подошел ближе и прижал к себе своего бесценного мальчика.

— Со мной все в порядке. Только щиплет немножко, ничего особенного, и не из-за чего волноваться. Надеюсь, твоя мать никогда об этом не узнает.