Эпоха Регентства (№4) - Наследник

Леди Энн молчала. Она вспомнила, что ее отец тоже отдал за ней богатое приданое, вспомнила, как торопил ее граф со свадьбой. Вспомнила она и то, как однажды совершенно случайно она, застенчивая юная девушка, услышала, как ее жених насмешливо заметил в разговоре с приятелем, что ее приданое не такое пухлое, как его невеста. Впрочем, добавил он, она дочка маркиза, а это что-нибудь да значит, вот только он никогда особенно не любил девственниц.

Теперь ей показалось странным, что граф де Трекасси дал огромное приданое за своей дочерью. Ведь в жилах Магдалены текла королевская кровь. Такое впечатление, что графа купили и приданое явилось своеобразным залогом. Но почему?

Жервез поднялся и расправил складки желтого узорчатого жилета. Какой все же красивый молодой человек — и эти темные миндалевидные глаза, и…

— Прощу простить, madame, что отнял у вас столько времени.

Леди Энн тряхнула головой, отгоняя от себя воспоминания восемнадцатилетней давности, и улыбнулась:

— Мне жаль, Жервез, что я знаю так мало о вашей тетушке. Но, видите ли, — добавила она, разводя руками, — в моем присутствии почти никогда не говорилось о Магдалене и ее семье. — Она прекрасно понимала, что это было вызвано вовсе не тем, что граф так любил покойную супругу. Достаточно вспомнить, как он поступил с бедняжкой Элсбет. Нет, он не любил ни Магдалену, ни свою вторую жену.

— Да, это понятно. Какой же мужчина будет упоминать имя покойной жены в присутствии своей нынешней супруги? О, леди Энн, я и забыл сделать вам комплимент — жемчужное колье, которое вы носите, делает вас еще более неотразимой. Наверное, ваша шкатулка с драгоценностями полна прелестных вещиц — вы же графиня Страффорд. Я прав?

— Благодарю за комплимент, Жервез, — обронила леди Энн, снова думая о Поле и почти не слушая молодого французского графа.

Она увидит доктора через три часа. Как медленно тянется время!

— Ах, вы говорите о фамильных драгоценностях Страффордов, — промолвила она наконец. — Уверяю вас, это пустые побрякушки — они ничего не стоят. Даже принц-регент не осмелился бы подарить их принцессе Каролине, которую, насколько я знаю, он терпеть не может.

— Любопытно, — промолвил молодой человек. — Очень любопытно.

— Да, в некотором смысле. Остается только удивляться, как может существовать такой союз, основанный не на любви, но на взаимной неприязни.

— Что? Ах да, конечно, конечно. Но таковы почти все браки между августейшими особами, madame. — Жервез склонился над ее рукой и неожиданно быстро вышел из комнаты.

Леди Энн поднялась с кресла и тоже направилась к двери. Надо ей будет надеть завтра шелковое розовое платье, расшитое маленькими розовыми бутончиками по подолу. Ей так надоел черный цвет — ничего нет дурного в том, что она нарушит монотонность своих траурных одеяний хотя бы один раз. Поднимаясь по ступенькам лестницы в свою спальню, она представила довольно смелый вырез розового платья, обнажающий плечи и грудь, и улыбнулась. Это улыбка Арабеллы, подумала она. Так улыбалась ее дочь до того, как вышла замуж за Джастина.

О Господи, что же делать?

Глава 15

В этот вечер обед пришлось перенести на более позднее время — кузнец попытался подковать вороного скакуна сквайра Джемисона, и строптивый жеребец укусил его в плечо.

— Бедняга, — сказал доктор Брэнион, сочувственно покачав головой, — он так разозлился на себя за свою неловкость. Грозится прикончить жеребца и клянется, что больше к нему и близко не подойдет — пусть бегает неподкованный.

Конечно, в этой истории не было ничего особенно забавного, думал доктор Брэнион, проходя в столовую под руку с леди Энн, но тем не менее она заслуживала большего, чем натянутые улыбки графа и Арабеллы. Молодой француз рассмеялся, но его наигранное веселье не пришлось по душе доктору Брэниону. Элсбет принужденно улыбнулась, как всегда в подобных случаях, но сегодня в ее улыбке доктору почудилось нечто другое, чем просто обычная застенчивость.

Доктор Брэнион продолжал незаметно наблюдать за ней, когда они вошли в столовую. Неделю назад в разговоре с леди Энн он назвал Элсбет «застенчивой девочкой, которая все время боится, что взрослые отправят ее в угол за какую-то провинность». Теперь он готов был признать, что ошибся в своей оценке. В девушке появилась уверенность, ее смирение и спокойствие не имели теперь ничего общего с нежеланием привлечь к себе внимание — скорее наоборот, они проистекали от сознания собственной значительности. Наверное, причина такой перемены кроется в наследстве, которое она получила от отца. Она наконец-то поняла, что тоже чего-то стоит. Что ее отец — человек, которого она втайне боготворила, — наконец-то вспомнил о ней и дал ей понять, что она так же ему дорога, как и младшая дочь. Жаль только, что потребовалась изрядная сумма денег, чтобы убедить ее в этом и помочь ей обрести уверенность в себе.

— Арабелла, — обратилась к дочери леди Энн, — ты теперь графиня Страффорд и поэтому обязана сидеть во главе стола.

Арабелла молча уставилась на нее — она уже положила руку на спинку своего стула. О Господи, а ведь ее мать права. Она теперь графиня Страффорд. Нет, это ничего не значит. Она не собирается делать ничего такого, что еще больше связало бы ее с графом, — хватит с нее и того, что между ними существуют брачные узы. Покачав головой, она возразила:

— Нет, матушка, я не хочу занимать ваше законное место. Что за глупые обычаи! Я буду сидеть там, где и всегда.

Но тут раздался спокойный голос графа, и Арабелла так вцепилась в спинку стула, что костяшки пальцев побелели.

— Леди Энн совершенно права, Арабелла. Графине Страффорд следует сидеть во главе стола — так ты будешь видеть своего супруга, сидящего напротив тебя. Ведь это доставит тебе удовольствие, не правда ли?

«Да уж, конечно, — подумала она. — Чертовски здорово!» Да ее стошнит, если она будет каждый раз встречаться с ним взглядом, поднимая глаза от тарелки. Арабелле хотелось ответить ему с небрежной холодностью, но помимо ее волн голос ее прозвучал тонко и пронзительно:

— Отец говорил не «во главе стола», а «в глубине стола». Оставим этот вздор. Мой обед стынет — свинина станет жесткой. Мама, прошу вас, займите свое место.

— Вы сядете там, где положено, сударыня. Джайлс, будьте любезны, помогите графине занять ее место.

Старый слуга, который ни разу за все восемнадцать лет не посмел перечить леди Арабелле, обратил умоляющий взгляд к леди Энн.

— Дорогая моя, будь умницей, — тихо сказала леди Энн, — позволь Джайлсу усадить тебя.

Черт ее дернул заговорить на эту тему — это дало Джастину лишнее преимущество перед ее дочерью. Но почему он решил воспользоваться им, чтобы ее унизить? Арабелла вся побелела от напряжения, но не двинулась с места. Леди Энн, замирая от страха, ждала, что сейчас столовая превратится в поле битвы.

Арабелла и в самом деле боролась с желанием запустить стулом в своего супруга. Она бы метнула в него все ножи и вилки, но здравый смысл удержал ее от этого. Если она будет продолжать сопротивляться, все поймут, что между ними не все гладко, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Она пробормотала проклятие себе под нос, так что слышать ее мог только Джайлс. Ей показалось, что он сейчас упадет в обморок, когда она обернулась сказать ему, чтобы он усадил ее на этот проклятый стул во главе стола. Она выдавила из себя непринужденную улыбку.

После того как подали первое блюдо — черепаховый суп, — доктор Брэнион нарушил молчание, обратившись к графу:

— Вы уже познакомились со стариной Хэмсвортом, Джастин?

Слабая улыбка тронула губы графа.

— А, этот вспыльчивый старикашка. Он неплохой арендатор — прекрасно справляется со своими обязанностями. Он снабдил меня длиннющим списком улучшений, которые, по его мнению, мне следует сделать, дабы повысить доходы со своих земель. По его мнению, я слишком молод, чтобы достойно продолжить начатое покойным графом, но он постарается сделать все, чтобы наставить меня на верный путь. Он сообщил мне и время, в которое я смогу получить у него консультацию.

— Да, он точно так же вел себя и с отцом, — подхватила Арабелла. — Вечно указывал ему, что делать да как поступить, а папа только зубами скрипел, но никогда не спорил и не ругался со стариком.

— И каков был результат? — спросил граф, встретившись с ней взглядом через огромное пространство длинного стола.

— Отец никогда не слушал его советов и поступал по-своему, и Хэмсворт все время пытался подкупить меня.

Джастин вспомнил, как старик похотливо косился на одну из своих доярок, и пальцы его стиснули ручку вилки.

— Вот как? И чем же он пытался подкупить вас, сударыня? — спросил граф таким неприятным тоном, что Элсбет подняла глаза от тарелки и уставилась на него в полном замешательстве. Даже француз отложил вилку и недоуменно посмотрел в сторону хозяина дома.

Арабелла почувствовала, как внутри нее просыпаются демоны. А почему бы и нет? Двусмысленная улыбка заиграла на ее губах, брови взлетели вверх.

— Странно, что вы спрашиваете об этом, милорд. Когда мне было лет пять, он одаривал меня яблоками из своего сада, стараясь завоевать мое расположение. А когда я стала постарше, старина Хэмсворт стал более изобретательным. Боже мой, стоит мне вспомнить, что он мне предлагал, я до сих пор краснею от смущения. Конечно, в те годы он еще не был таким старым.

Наградой ей за эту вымышленную историю стали красные пятна гнева, проступившие на смуглом лице ее супруга. Арабелла вновь опустила глаза и продолжила свою трапезу — свинина была жесткой как подошва. Во всяком случае, ей так показалось. До конца обеда она не проронила ни слова. До нее долетали отдельные фразы из разговора за столом, и она машинально отметила про себя, что доктор Брэнион и ее мать обращаются исключительно к Элсбет и Жервезу.

— Арабелла.

Она подняла голову при звуке своего имени. Леди Энн тихо продолжала:

— Если ты хочешь удалиться вместе с дамами, тебе следует встать из-за стола.

Как же она раньше не подумала об этом — ведь все теперь в ее власти. Арабелла резко отодвинула стул, так что бедный Джайлс, стоящий у нее за спиной, пошатнулся, и встала:

— Прошу прощения, джентльмены, но мы вас покидаем.

Как все просто! Она свободна. Арабелла прямо взглянула в лицо графу и стремительными шагами направилась к двери, так что леди Энн и Элсбет едва поспевали за ней.

— Что случилось с Арабеллой? — шепнула Элсбет на ухо леди Энн по дороге в Бархатную гостиную. — А его светлость граф, что с ним? Он разговаривал с ней так холодно, резко. Мне показалось, что он сердит на нее за что-то, но это ведь не так, правда? Они только что поженились — не может быть, чтобы они уже поссорились.

— Дорогая моя, — шепнула ей в ответ леди Энн, — порою молодожены не всегда приходят к согласию в первые дни после свадьбы. Они просто повздорили из-за чего-то, вот и все. Не беспокойся, ничего особенного не случилось, они скоро помирятся.

Если бы только она сама верила в то, что говорит. Бедная Элсбет, она так наивна. Похоже, Элсбет удовлетворило ее объяснение, потому что девушка больше не задавала вопросов, снова погрузившись в свои размышления, — вероятно, она мечтает о предстоящем сезоне в Лондоне. Подумав так, леди Энн вдруг с удивлением осознала, что Элсбет вот уже несколько дней не заговаривает с ней ни о своих десяти тысячах фунтов, ни о поездке. Поистине все это более чем странно.

Леди Энн видела, как Арабелла беспокойно расхаживает по комнате, останавливаясь перед высокими французскими окнами. Повернувшись к падчерице, она промолвила:

— Сыграй для нас что-нибудь, Элсбет. Какую-нибудь французскую балладу, только повеселее — не из тех, что заставляют меня плакать.

Элсбет охотно согласилась, грациозно присела к инструменту, и вскоре печальные аккорды наполнили комнату — это была французская баллада.

Леди Энн подошла к дочери и положила руку ей на плечо:

— Зачем ты выдумала всю эту ложь про бедного Хэмсворта? Ты же прекрасно знаешь, что отец не позволял тебе и близко подходить к его дому. Я помню, он даже как-то грозился на целую неделю запретить тебе кататься на лошади, и ты ни разу не ослушалась его.

Арабелла почувствовала страшную усталость. Ей хотелось заплакать, закричать, но она только смогла пожать плечами и сказать:

— Это была просто шутка, мама, и ничего более.

— Да, хороша шутка. Джастин просто взбешен. Ты сделала это нарочно. Ты специально хотела его разозлить. Зачем тебе это понадобилось, дорогая моя?

— Граф ждал этого от меня, он хотел услышать нечто подобное. И я постаралась не обмануть его ожиданий.

— Арабелла, да о чем ты говоришь? Как ты можешь утверждать, что именно это он и хотел услышать? Это же не так, ты сама знаешь. Он твой муж, а не какой-нибудь поклонник, которого ты пытаешься заставить ревновать.

Арабелла подняла ясные серые глаза и твердо посмотрела в лицо матери. От одного упоминания о ее супруге желудок молодой женщины готов был взбунтоваться. Если бы только сейчас она смотрела в умудренные опытом глаза отца, вместо того чтобы встречаться взглядом с безмятежно-наивными голубыми глазами матери. Она попыталась скрыть разочарование, передернула плечами и сказала:

— Пожалуйста, мама, не воспринимайте так серьезно мои слова. Мне кажется, вы догадались, что между мной и графом возникло некоторое непонимание.

Прежде чем леди Энн успела как-то отреагировать, Арабелла развернулась, взмахнув черной атласной юбкой, и бросила через плечо:

— Я прикажу поставить в гостиной стол для игры в лотерейные билеты.

К счастью для Арабеллы, граф и доктор Брэнион не присоединились к ним за игорным столом. Тем не менее она вынуждена была признать, что выигрыш не доставил ей особенного удовольствия. Поскольку граф был убежден, что она изменила ему с Жервезом, она чувствовала себя виноватой, обмениваясь взглядами и фразами с молодым французом. Арабелла стала игнорировать его и, к своему ужасу, заметила, что щеки ее вспыхивают жарким румянцем каждый раз, когда он обращает на нее взгляд своих прекрасных черных глаз. Если бы она сама не была уверена в своей невиновности, она бы решила, что заслуживает того, чтобы ее называли потаскушкой.

Дружеское слово и невинный взгляд, которые были возможны еще вчера, сегодня казались ей двусмысленными и полными затаенных намеков. Поэтому она совсем смешалась и затихла, как потухшие угли в камине.

Когда в комнату вошел Краппер с чайным подносом, Арабелла была уже на грани срыва. Она сразу кинулась разливать чай, даже не спросив об этом у матери, но, к счастью, не пролила ни капли на ковер, хотя руки ее дрожали. Наполнив последнюю чашку, она быстро поднялась с места и преувеличенно громко зевнула.

— Сегодня был тяжелый день. Желаю всем доброй ночи.

Она кивнула всем собравшимся, старательно избегая взглядом графа, и направилась к двери.

— Подожди минутку, дорогая моя, — сказал вдруг граф, останавливая ее. — Я как раз тоже собирался уходить.

Первым побуждением Арабеллы было броситься из комнаты бегом, но она пересилила себя. Ловко он поймал ее — если она откажется, то всем станет ясно, что она его боится. Поэтому она застыла в напряженном ожидании, пока граф со своей обычной учтивостью пожелал всем спокойной ночи. Она понимала, что он нарочно тянет время.

Доктору Брэниону не понравилась эта сцена точно так же, как не понравилось и все, чему он стал сегодня свидетелем. Он видел, как граф обнял Арабеллу за талию и вышел с ней из комнаты. Доктор втайне надеялся, что леди Энн не станет просить его побеседовать с графом на эту щекотливую тему. Он и понятия не имел, о чем его спрашивать, и тем более не догадывался, что ответит ему сам граф. Он подозревал, что Джастин так же холоден и суров, как и покойный граф Страффорд. Но неужели он так же жесток и безжалостен? И в чем причина размолвки между Джастином и Арабеллой? Что, черт возьми, произошло?

После обеда, когда дамы вышли и они с Джастином остались одни, доктор Брэнион вскользь заметил графу, что молодой француз чрезвычайно обходителен и любезен с дамами, на что тот ответил:

— Вероятно, это отвечает его интересам — всем угодить. — А потом добавил, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседнику: — Скоро я узнаю, действительно ли у нашего французского родственника под ангельской наружностью скрывается змеиная душа, или просто все дело в безнравственном французском воспитании. Надеюсь, вы внимательно наблюдали за ним, Пол, со дня его приезда сюда.

Доктор Брэнион ничего особенного не заметил, но молодой человек и ему не внушал доверия. Поэтому он ответил графу:

— Если вы подозреваете его в чем-то, почему не укажете ему на дверь? Ведь это ваше право.

Граф долго молчал, потом произнес:

— Пока я не могу этого сделать. А кроме того, я скорее убью его, чем позволю целым и невредимым покинуть Эвишем-Эбби. У меня просто руки чешутся его прикончить.

«Боже правый, — подумал тогда доктор Брэнион, — что же здесь происходит, в конце концов?»

Арабелла хранила напряженное молчание, пока они с графом не поднялись на второй этаж. Она попыталась сбросить с себя его руку, но ей это не удалось. Тогда она прошипела сквозь зубы:

— Пусти меня. Я пойду к себе в спальню.

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Ты, наверное, хочешь сказать «в нашу спальню»? Ведь туда я тебя и веду, дорогая моя.

— Нет, черт тебя побери!

Арабелла изловчилась и, вырвавшись из его объятий, понеслась по коридору к своей комнате и распахнула дверь. То, что она увидела, настолько ее поразило, что она остановилась как вкопанная, не веря своим глазам.

Вся мебель в комнате была прикрыта покрывалами, любимые картины были сняты со стен, ее вещей нигде не было видно. Ее спальня выглядела так, будто она никогда в ней не жила — малейшие следы ее присутствия исчезли как по волшебству. В панике она подлетела к шкафу и, дернув за ручки из слоновой кости, широко распахнула дверцы. Там не было ни ее платьев, ни накидок, ни шляпок, исчезли даже ее туфельки. Арабелла медленно обернулась и гневно уставилась на своего мужа, который стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди.

— Что ты сделал? Где мои платья, картины, туалетные принадлежности? Отвечай, черт возьми!

Граф лениво выпрямился и небрежно промолвил:

— Я решил, что твоя комната мала для нас двоих. Поэтому я приказал, чтобы во время обеда твои вещи перенесли в графскую спальню. А к привидениям Эвишем-Эбби мы скоро привыкнем. Идем же, любезная супруга, твой муж ждет, что ты подаришь ему свои ласки.

Арабелла сунула руку в карман платья и нащупала гладкую рукоять своего маленького пистолета. Перед обедом она случайно обнаружила его на трюмо перед шкатулкой с драгоценностями и удивилась, как это она не вспомнила о нем раньше. Вот ведь насмешка судьбы — пистолет, подаренный отцом, защитит ее от человека, которого сам же отец выбрал ей в мужья. Забавная ситуация. Она распрямила плечи и с вызовом спросила:

— Хочешь снова изнасиловать меня?

Джастин пренебрежительно пожал плечами:

— С моей стороны не было никакого насилия. Я использовал крем, чтобы, так сказать, облегчить процесс. Не моя вина, что ты начала сопротивляться. Впрочем, все будет так, как ты хочешь, — я больше не буду прибегать к помощи крема. Если твой любовник развлекается с тобой днем, я не вижу причин, почему бы мне не получить удовольствие ночью. Кроме того, ты мне еще не успела наскучить. Помнишь, я говорил, что у тебя прелестная грудь? Вчера ночью я не рассмотрел тебя как следует. Сегодня я наверстаю упущенное. Уверен, тебе это понравится — ты любишь, когда внимание мужчины полностью принадлежит тебе одной.

Арабелла вздрогнула, вспомнив, как он смотрел на нее прошлой ночью. Он думает, что может делать с ней все, что захочет, что он может приказывать ей и угрожать. Этот негодяй думает, что она потаскушка, что она изменила ему. Это не так, она никогда его не предавала. Ну ничего, теперь у нее есть оружие, и она не позволит ему снова надругаться над собой.

Арабелла улыбнулась, заметив промелькнувшее в его серых глазах удивление.

— Я не позволю тебе больше издеваться надо мной. Странно, что мой отец так и не понял, кто ты на самом деле, — на него это не похоже. — Улыбка исчезла с ее лица, голос звучал холодно и твердо. — Я буду настаивать на своей невиновности. Я еще раз повторяю вам, милорд, хотя вы, похоже, глухи к истине: у меня нет любовника.

— Да, это так, твой отец ошибся, но не в моем характере, смею тебя уверить. Его счастье, что он не стал свидетелем падения своей дочери. Идем же, Арабелла, я устал от всей этой чепухи. Я сказал, что тебе надлежит делать. Ты будешь мне повиноваться беспрекословно. У тебя нет другого выбора.

Ему хотелось задушить ее за то, что она продолжает так бессовестно лгать. Сегодня у него не было намерения принуждать ее силой разделить с ним супружеское ложе, несмотря на все ее ехидные намеки за обедом насчет старого развратника Хэмсворта. Но ему хотелось, чтобы она познала с ним наслаждение страсти. Чтобы она сама отдалась ему.

Только ему.

Хотя Джастин не желал себе в этом признаться, ему хотелось вновь завоевать ее любовь, заставить ее забыть француза. Он ждал, что она будет просить у него прощения, станет умолять его вновь принять ее как свою жену.

Что он сделал не так? Почему она изменила ему? Этот вопрос он задавал себе постоянно. Ответа на него не было — во всяком случае, пока она отрицала свою вину.

Он нетерпеливо взмахнул рукой, молча приказывая ей следовать за ним. В полном молчании Арабелла вышла из комнаты. Он не схватил ее за руку, но она понимала, что все к тому шло. Если она попытается сбежать, он мигом ее поймает.

Когда они подошли к графской спальне, граф остановился у двери и отступил назад, пропуская ее вперед. Как только она вошла в комнату, то услышала, как щелкнул ключ в замочной скважине.

— Я заменю тебе горничную, Арабелла. Я хочу видеть тебя обнаженной. Я хочу, чтобы мои пальцы сжимали твои груди. Я желаю рассмотреть тебя всю. Иди же сюда и дай мне расстегнуть пуговицы у тебя на платье.

— Нет, — спокойно возразила она, гордо выпрямившись и высоко вздернув подбородок. — Ты больше не притронешься ко мне, Джастин.

Ноздри его раздулись от ярости, как она и предполагала. Граф не привык, чтобы ему отказывали. Но он быстро овладел собой, и ленивая усмешка поползла по его губам, а глаза засверкали — он принял ее вызов. Медленно, отчеканивая каждое слово, он сказал:

— Как я уже сказал, все будет так, как ты захочешь. Ты добиваешься того, чтобы я снова порвал на тебе платье, Арабелла? Если ты будешь мне сопротивляться, я так и сделаю. Но подумай вот о чем, дорогая моя: спустя пару недель у тебя совсем не останется платьев. Впрочем, это меня мало волнует — можешь разгуливать хоть нагишом. — С этими словами он сделал шаг в ее сторону.

Арабелла кинулась к кровати и перебежала на другую ее сторону, прекрасно понимая, что его теперь ничто не остановит и всякие уговоры бесполезны. Она смерила глазами разделявшее их расстояние и потихоньку взвела курок, не вынимая пистолета из кармана.

— Кажется, тебе нравится эта игра. Что ж, в таком случае хорошо, что мы рано покинули общество в гостиной. — Джастин продолжал неумолимо наступать на нее, медленно обходя угол кровати. Наконец она коснулась спиной бархатного полога — отступать дальше было некуда.

— Не приближайся ко мне. — С этими словами Арабелла выхватила пистолет из кармана, вытянула руку вперед и прицелилась ему в грудь.

Он мрачно усмехнулся и сделал к ней еще один шаг.

— Клянусь Богом… где ты это раздобыла? Опусти пистолет, Арабелла, я не хочу, чтобы ты покалечила себя.

— Мне это не грозит — если кто и покалечится, так это ты. А теперь слушай меня внимательно. Я прекрасно стреляю. Неужели ты полагал, что отец не обучит меня этому искусству? Он тренировал меня с раннего детства. Я не хочу тебя убивать, это не входит в мои намерения. Но, Джастин, еще шаг — и я прострелю тебе руку. Я предоставляю право тебе выбрать — правую или левую.

Он смотрел на нее со смешанным выражением гнева и восхищения. Дьявол, придется ей поверить. Мысленно он прикидывал, можно ли ее обезоружить, но не двинулся с места. Да, скорее всего уроки стрельбы, которые преподал ей отец, не прошли для нее даром. Наверное, он тренировал ее с пяти лет. С этого расстояния Арабелла не промахнется — стоит ей нажать курок, и она сделает дырку в его теле там, где подскажет ей фантазия. Джастин видел, что она смотрит на него пристально, не мигая, твердо сжимая в руке пистолет. Так собран и хладнокровен всегда бывал он сам перед сражением.

Он понял, что проиграл. Как это ни унизительно, придется признать свое поражение.

— Что ж, на сегодня поединок окончен, Арабелла. Но у тебя нет шансов, запомни это. Так что наслаждайся своей маленькой победой — она у тебя первая и последняя. — Он повернулся на каблуках и, не оборачиваясь, шагнул в смежную гардеробную, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Арабелла переложила пистолет в другую руку и вытерла вспотевшую ладонь о подол юбки. Она чувствовала, как сознание одержанной победы постепенно сменяется отчаянием при мысли о бесконечных ссорах и поединках, которые отныне будут ожидать ее каждую ночь. Святители и ангелы, неужели ей придется до конца дней своих удерживать супруга на расстоянии пистолетного выстрела? Она тряхнула головой — сейчас она слишком устала, чтобы рассуждать разумно.

Арабелла бросила измученный взгляд на кровать, но, минуя ее, подошла к огромному креслу перед камином и, забравшись на него с ногами, свернулась калачиком, устало положив голову на руку. Ей очень хотелось заплакать, но она знала, что слезами ничего не добьешься. Сколько раз отец повторял ей это! Она помнила, как однажды он с нескрываемым презрением то же самое сказал ее плачущей матери. И она, Арабелла, была с ним согласна. Пальцы ее стиснули гладкую рукоять пистолета.

На следующее утро Арабелла проснулась чуть свет, дрожа от холода и разминая затекшие ноги. Приподнявшись в кресле, она заметила, что кто-то укрыл ее одеялом. Внутри у Арабеллы все похолодело — при ней не было пистолета. Он лежал на столике рядом с креслом. Сердце ее отчаянно заколотилось. Значит, Джастин заходил в комнату, пока она спала. Он мог бы сделать с ней все, что хотел. А вместо этого он укрыл ее одеялом и вынул пистолет из ее рук. Она медленно поднялась и сладко потянулась.

Что ж, надо признать, она его не понимала.

Зато теперь у нее есть план.

Глава 16

— Как разрослись лилии!

— Так должно быть по закону природы — ведь каждой лягушке требуется мягкая постель из лилий.

Леди Энн остановилась и улыбнулась доктору:

— Простите, что пытаюсь отвлечь вас своей глупой болтовней. — Она глубоко вздохнула. Ей так много нужно сказать ему, она должна наконец излить то, что накопилось у нее на душе за все эти годы.

Доктор Брэнион коснулся ладонью ее щеки:

— Я счастлив уже тем, что вижу вас. Но скажите, вы ведь не собираетесь теперь сообщить мне, как густо растет прибрежный тростник и какие у него жесткие стебли?

Она поцеловала его в ладонь. Его рука была теплой, она чувствовала пробежавший по ней трепет. Как, он дрожит от одного ее поцелуя? От этой мысли ей стало жарко. Но ее покойный муж… Нет, сейчас она не будет думать о нем. Хотя это было выше ее сил. Она знала, что ее муж не чувствовал к ней ничего, кроме отвращения, и, уж конечно, никогда не трепетал, когда она целовала его руку. Сказать по правде, она и не помнила, чтобы когда-нибудь поцеловала его по своей воле. Леди Энн снова прикоснулась губами к ладони Пола и подняла на него глаза.

— Да, на них очень жестко сидеть, — сказала она, отвечая на его вопрос.

— Согласен с вами. В таком случае позвольте мне предложить вам свой сюртук — я расстелю его на земле так, чтобы вы могли расположиться поудобнее.

Но она не двинулась с места. Она готова была вечно стоять вот так и вглядываться в любимое лицо — гладкое, без морщин, только по обеим сторонам рта протянулись суровые складки. Его светло-карие глаза казались сейчас золотисто-зелеными, как молодые листья дуба под жарким полуденным солнцем. Она вдруг поняла, что хочет большего, чем просто поцелуй, большего, чем объятие. Она не была уверена точно, но решила, что ей хочется, чтобы он поцеловал ее в шею, потом ниже, в грудь. От этой мысли ее бросило в жар. Грудь? Ей стало ясно, что она уже не та женщина, что была несколько минут назад. Нет, теперь она женщина, в которой проснулось желание. Впервые в жизни ей захотелось, чтобы к ней прикасался мужчина.

Доктор Брэнион сжал ее руку в своей и повел ее вдоль берега пруда. Отыскав подходящее место, он расстелил сюртук на зеленой весенней траве и склонился перед ней:

— Позвольте мне усадить вас, леди Энн. Я хочу, чтобы вам было удобно.

Она грациозно опустилась на его сюртук и расправила складки розового платья. Затем чуть-чуть приподняла подол, открывая стройные икры — ей хотелось, чтобы он их увидел.

— Как вам нравятся мои новые чулки? — спросила она.

Он сглотнул и уставился на ее ноги, на ее лодыжки, совершенно не замечая проклятые чулки.

— Наверное, мне следовало захватить с собой что-нибудь для пикника, — сказала она, поскольку он стоял недвижимо, словно столб, и не сводил глаз с ее ног. Ей это было приятно. Она подумала, не приподнять ли ей платье повыше, но смущение и годами внушаемые правила приличия удержали ее от этого.

Брэнион моргнул и отвел глаза.

— Нет, я бы не хотел, чтобы после долгих восемнадцати лет, которые я прожил в ожидании такой встречи, нам помешал какой-то жареный цыпленок. Ваши чулки прелестны.

— Да? А я думала, что вы смотрите на траву.

Он рассмеялся:

— Нет, вы так не думали. Вам прекрасно известно, что стебли тростника и трава не представляют для меня сейчас никакого интереса. — Он сел рядом с ней. От его близости тепло разлилось по ее телу. Дрожащими пальцами она развязала ленточки шляпки у левого уха.