Кэтрин КОУЛТЕР
      ХОЗЯИН СОКОЛИНОГО ГРЕБНЯ
      ТОМ 1
      Анонс
      Любовь ирландской принцессы Чессы к Кливу из Кинлоха, бывшему рабу, вспыхнула неожиданно для нее самой. Их чувство преодолело все препятствия, все козни врагов.
      Роман необычный, интригующий, с опасными приключениями, магией и колдовством.
      Глава 1
      Норвегия, Вестфолд, усадьба Малверн
      922 год от Рождества Христова
      Впервые этот сон приснился Кливу в ночь того дня, когда его дочери Кири исполнилось три года. Была середина лета, и ночи стояли светлые - тьма не сгущалась до самого восхода солнца. Клив крепко спал, окутанный мягкой серой мглой летней полночи, когда к нему пришел этот сон...
      Он стоял на высоком узком утесе, прислушиваясь и вдыхая теплый, влажный воздух. Под ним ревел водопад: бурлящий, мутный поток бежал между мокрых, блестящих валунов, суживался, теснимый берегами, и где-то далеко внизу обрушивался на невидимую сверху скалу. Поднялся легкий туман, и внезапно стало так холодно, что Клива пробрала дрожь и он запахнулся в свой плотный шерстяной плащ.
      Вокруг тесно стояли деревья и цвело великое множество ярко-лиловых и ярко-желтых цветов, которые, казалось, росли прямо на скалах. Среди низкого кустарника кое-где виднелись валуны и большие камни. Клив начал спускаться вниз по извилистой, узкой тропе.
      У подножия утеса его ждал вороной пони с белой звездочкой на лбу. Пони тихо всхрапывал. Клив хорошо знал этого конька. Внезапно он понял, что ему хорошо знаком не только пони, но и вся эта земля с ее скалами, моросящими дождями и удивительным, благоуханным воздухом.
      Вместо седла на спине у пони была волчья шкура, которую Клив сбил набок, когда вскочил на него. Мгновение спустя он уже мчался во весь опор по лугу, полному разноцветных благоухающих цветов. Дождь перестал моросить и из-за туч показалось солнце. Оно стояло высоко в небе, яркое, жгучее. Очень скоро на лбу Клива выступил пот. Миновав поляну, пони свернул на другую тропу и понесся на восток. Клив заставил конька развернуться и скакать в противоположную сторону. Пот щипал ему глаза, подмышки взмокли; Нет, Клив не хотел ехать на восток при одной мысли об этом он чувствовал такой страх, что у него начинало сосать под ложечкой. Ему хотелось уехать, уехать далеко-далеко и никогда больше не видеть.., не видеть чего? Он сидел верхом на своем пони и тряс головой. Нет, нет, он никогда не вернется туда! Но туг он вдруг понял, что не может не вернуться, понял, что у него нет выбора.., и внезапно снова оказался там и застыл, тупо глядя на огромный деревянный дом с кровлей из дерна и дранки. Это был не просто дом, а настоящая крепость. Клив вдруг осознал, что не слышит никаких звуков, абсолютно никаких. Ничто не нарушало безмолвия, хотя он видел мужчин и женщин, работающих на полях, несущих дрова, разговаривающих с детьми. Какой-то человек с мощными мускулистыми руками поднял над головой меч, видимо, проверяя, хорошо ли он уравновешен. Не было слышно ни смеха, ни споров кругом царила мертвая тишина.
      Потом из деревянной крепости донеслись тихие голоса. Но он не войдет туда, ни за что не войдет! Громадная входная дверь отворилась, и голоса зазвучали громче. Сквозь дым, поднимающийся из вырытой в полу ямы для очага, Клив увидел обитателей крепости: мужчины затачивали свои топоры и полировали шлемы, а женщины ткали, шили и готовили еду. Все выглядело так буднично, так обыденно, и все же ему хотелось не медля убежать отсюда - однако это было невозможно. И тут он увидел ЕЕ - она стояла, печально потупив золотоволосую голову, такая маленькая, хрупкая, беззащитная, и он попятился, чувствуя все нарастающее желание завыть, как воют женщины, оплакивающие покойника. Это ОНА спряла, выкрасила и соткала его шерстяной плащ.
      Клив невольно запахнул его, словно прижимая плащ к своему телу, он прижимал к себе и ее, спасая от опасности. Он не мог вспомнить, в чем состоит эта опасность, но знал, что не в его силах отвести ее, предотвратить то, что должно случиться. Он не входил в крепость, а продолжал стоять снаружи, но до его слуха все равно доносился спокойный негромкий мужской голос, исходящий из-за толстых бревенчатых стен. От этого голоса кровь стыла в жилах; он был так же страшен, как и человек, которому он принадлежал. Скоро этот человек замолчит. Скоро все замолчат, кроме НЕЕ. Негромкий низкий голос все говорил и говорил что-то невнятное, потом его заглушил пронзительный женский крик. И Клив тотчас же все понял - понял, что произошло.
      Он бросился бежать со всех ног, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках пони, но маленького конька нигде не было видно. Он услышал еще один крик, полный боли, и еще, и еще... Крики становились все громче и громче и наконец стали такими пронзительными и жуткими, что внутри его разверзлась черная пустота, и он перестал что-либо слышать, видеть и ощущать. Клив вскрикнул и рывком сел на кровати.
      - Отец!
      Этот тонкий тихий голосок ворвался в его сон еще до того, как ему удалось отогнать от себя ужасную, мучительную картину, которую он не видел, но ясно представлял. Он знал, знал, отчего ОНА так кричит...
      - Отец, ты кричал во сне. С тобой все в порядке?
      - Да, - выговорил он, понемногу приходя в себя, и посмотрел на дочь. Спутанные волосы, обрамлявшие ее маленькое личико, были такого же ярко-золотистого цвета, как и у него.
      - Просто мне приснился страшный сон, только и всего. Иди сюда, моя сладкая, дай я тебя обниму.
      Клив попытался уверить себя, что это и впрямь не более чем обычный дурной сон, приснившийся ему оттого, что он съел на ужин слишком много ячменного супа.
      Он поднял свою трехлетнюю дочку, посадил ее к себе на колени и крепко обнял. Он прижимал к сердцу это маленькое существо, в котором его глаза не находили ни одного изъяна, существо, которое неким чудесным образом сотворил он сам. При этом он старался не думать о ее матери, Сарле, женщине, которую он любил и которая пыталась убить его. Нет, он не станет ее вспоминать, особенно сейчас, сразу после того, как ему привиделся этот сон, из-за которого его сердце все еще стучит как бешеное, а подмышки чешутся от обильного пота.
      Кири чмокнула отца в подбородок, обвила худенькими ручками его шею и сжала ее изо всех своих силенок, а потом хихикнула - и Клив наконец полностью опамятовался. Да, ему просто-напросто приснился необычный сон, только и всего.
      - Я дала пинка Харальду, - сказала Кири. - Он сказал, что не разрешает мне брать его меч. Он сказал, что я девчонка и не мое дело учиться убивать мужчин. Тогда я сказала ему, что он не мужчина, а всего-навсего сопливый мальчишка. Тут он покраснел как рак и обозвал меня плохим словом, вот я и дала ему пинка.
      - А ты помнишь это слово - то, которым обозвал тебя Харальд?
      Она покачала головой. Клив улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, однако сердце его болезненно сжалось. Он не сможет вечно скрывать от нее правду. Дети слышат разговоры взрослых, а взрослые иногда говорят о том, что было три года назад, говорят о Сарле и при этом искоса посматривают на Кири, хотя она совершенно не похожа на свою мать. Она похожа только на него, похожа во всем. Но другие все равно пытаются найти в ней черты Сарлы.
      Он еще крепче прижал к себе дочь. Как же он любил ее! Она была прекрасна, ее маленькое тельце было совершенно, а личико так красиво, что когда-нибудь при одном виде ее мужчины наверняка будут терять голову. Однако с самых первых месяцев жизни Кири предпочитала хвататься за отцовский нож, а не за тряпичную куклу, которую сделала для нее тетя Ларен. Перед сном Клив сам клал тряпичную куклу в кроватку дочери, чтобы Ларен не чувствовала себя обиженной.
      Обращаясь к уснувшей в его объятиях Кири, он прошептал:
      - Мне снилась земля, которая на первый взгляд не очень отличается от Норвегии, и все же она совсем другая - я это знаю. Там стоял легкий жемчужный туман, удивительный, ласкающий кожу, и цвели желтые и лиловые цветы. Я знаю: в том краю они растут повсюду, не только в том месте, которое привиделось мне во сне. Я помню эту землю, я узнал ее. И мне было страшно, так страшно, как никогда в жизни...
      Он замолчал. Ему не хотелось говорить об этом вслух. Да, сон напугал его, очень напугал. В нем он каким-то непонятным образом был и в то же время не был самим собой...
      Клив поцеловал золотистые волосы дочери и вместе с ней улегся на кровать. Заснул он только перед рассветом и во сне чувствовал аромат тех странных, неведомых желтых и лиловых цветов.
      Норвегия, Вестфолд, усадьба Малеерн
      Почти два года спустя
      - Разрази меня гром, Клив, я же мог спокойно убить тебя! Ты стоял как безмозглый козел, у которого в голове нет ни единой мысли и который тупо ждет, чтобы его сердце пронзили стрелой, а из его мяса состряпали ужин. Что с тобой случилось? Где твой нож? Он должен быть нацелен мне в грудь, проклятый ты болван!
      Клив покачал головой, глядя на Меррика Харальдссона, человека, который пять лет назад, в Киеве, спас его, а также Ларен и ее маленького брата Таби. Меррик был его лучшим другом. Именно он научил Клива сражаться, сделал из него настоящего воина-викинга. Сейчас он торопливо приближался к Кливу, держа в руке лук, и лицо его было искажено гневом: он решил, что Клив плохо усвоил его уроки. А ведь их жизнь была полна риска, опасность подстерегала везде, даже здесь, в Малверне, великолепной усадьбе Меррика, стоящей в окружении могучих гор над фиордом такой ослепительной синевы, что в солнечные дни на него было больно смотреть.
      Клив стоял и ждал. Когда Меррик подошел на расстояние вытянутой руки, Клив быстро повернулся боком, и, выбросив ногу, лягнул его в живот - но не ниже, поскольку не хотел причинять своему другу сильную боль. Затем он прыгнул вперед и, вскинув колено к груди, повалил Меррика на землю, после чего сел на него верхом и приставил к его горлу нож.
      Меррик несколько секунд изумленно смотрел на него, а затем, не говоря ни слова, с такой силой стиснул туловище Клива коленями, что у того перехватило дыхание; потом он резко рванулся вбок, одновременно ударив противника могучей ручищей. Однако ему не удалось сбросить Клива на землю: тот еще крепче сдавил бока Меррика, стараясь не обращать внимания на боль от его железной хватки. Будь Меррик врагом, ему пришлось бы совсем худо: Клив мог легко пронзить ножом его горло. Но это был не настоящий бой, а всего лишь состязание в ловкости и силе, и Кливу придется еще потерпеть боль, попыхтеть и поругаться, пока Меррик не признает, что его друг одержал победу - если тот ее одержит. Меррик хитрая шельма: Клив до сих пор не знал всех его приемов и уловок, хотя они дружили уже пять лет.
      Сзади раздался зычный голос Олега:
      - Хватит! Так вы прикончите друг друга - и что тогда будет делать Ларен? Если она увидит, как вы ломаете друг другу ребра, то возьмет большой меч Меррика и отшлепает им вас по задницам. А потом примется целовать своего дорогого Меррика и так его зацелует, что он раздумает драться и ему захочется завалиться с нею в постель.
      Олег стоял над Кливом и Мерриком, высокий, золотоволосый, голубоглазый, как большинство викингов, и, уперев руки в бока, громогласно хохотал.
      Клив ослабил хватку, и Меррик вытянул руки вверх.
      - Все, - сказал он. - Ты меня победил. Честно говоря, я уже покойник. Ты научился очень ловко управляться с этим проклятым ножом, Клив.
      - Все дело в том, что ты дал волю гневу, Меррик.
      Ты часто повторял мне, что если мужчина во время боя впадает в ярость, то он глупец. - Клив ухмыльнулся, глядя на поверженного Меррика сверху вниз, и добавил - Впрочем, думаю, что я бы все равно уложил бы тебя, даже если б ты не раскипятился.
      Меррик громко и цветисто выругался, и все трое разразились смехом.
      Клив слез с Меррика и протянул другу руку. Меррик мог бы легко сломать эту руку, мог бы одним движением отбросить Клива футов на шесть или же так стиснуть его, что у него переломился бы хребет, но он признал свое поражение, так что состязание было закончено - во всяком случае на сегодня. Потом они еще не раз померяются силами.
      Внезапно Меррик стал таким же серьезным, как прошлой весной, когда в Малверн пришла лихорадка и забрала жизни десяти человек.
      - Послушай меня, Клив. Ты должен всегда быть начеку. Никогда нельзя терять бдительность, ведь опасность всегда неподалеку, и если ты зазеваешься, она окажется прямо перед твоим носом. Вспомни: всего лишь несколько недель назад моя двоюродная сестра Лотти едва не погибла, когда на ячменное поле забрел дикий кабан. Ей повезло, что недалеко от нее был Эгилл. Нельзя расслабляться, мой друг, никак нельзя.
      Клив отлично помнил этот случай, и от воспоминаний о том, что тогда произошло, у него кровь стыла в жилах. Он обожал Лотти, двоюродную сестру Меррика, которая была глухонемой, но умела изъясняться на пальцах, так что все было понятно.
      Она сама придумала свой язык жестов, но ее муж Эгилл, ее дети и все вокруг прекрасно понимали его и объяснялись с ней так же, как и она с ними, - при помощи пальцев. Клив за последние пять лет тоже научился нескольким словам на ее языке, но вряд ли его пальцы когда-нибудь станут такими же ловкими и проворными, как у Лотти и Эгилла.
      - Я думал о том сне, который мне приснился, - сказал он и тут же пожалел, что не промолчал. Сны играли важную роль в жизни викингов. Если человек мог вспомнить свой сон, он рассказывал, что ему приснилось, и это обсуждалось долго и подробно, пока все не убеждались, что увиденный сон не таит в себе опасности.
      - Каком сне? - спросил Олег, протягивая Кливу и Меррику по чаше воды, такой холодной, что от нее стыли зубы.
      - О том, который являлся мне уже пять раз.
      - Что? Он снился тебе пять ночей подряд?
      - Нет, Олег, он снился мне пять раз за последние два года. С каждым разом он становился все полнее, все подробнее, и все же я до сих пор не могу понять, что он означает. Но в нем заключен какой-то смысл, в этом я уверен.
      - Расскажи его нам, - предложил Меррик. - Сон, который является снова и снова, и притом каждый раз с новыми подробностями, может иметь очень важное значение, Клив. Возможно, он предвещает будущее и те опасности, о которых мы еще ничего не знаем.
      - Нет, Меррик, я не могу. Пока еще не могу. Пожалуйста, друг мой, не проси, чтобы я рассказал его сейчас. В моем сне не было ничего о тебе и твоих людях или об этом крае. Он - о прошлом, далеком-далеком прошлом.
      Меррик не стал настаивать. Клив был упрям, так же упрям, как жена Меррика, рыжеволосая Ларен, и если что-то вбивал себе в голову, с ним ничего нельзя было поделать.
      Шагая вместе с Кливом и полудюжиной других мужчин и юношей к фиорду, чтобы искупаться, Меррик сменил тему:
      - Завтра ты отправишься в Нормандию, ко двору герцога Ролло. Ты, сообщишь ему, что мы приедем в Руан после того, как соберем урожай.
      - Скажи Таби... - Он на мгновение замолчал, и лицо его озарилось такой любовью, что Клив подумал:
      "Хорошо, что здесь нет его сыновей и они его не видят". - ..скажи Таби, что я научу его новому борцовскому приему. Клянусь богами, мне его очень не хватает. Ему уже десять лет, и он красивый парень. Красивый, честный и верный.
      - Ты не мог оставить его у себя, Меррик. Он племянник Ролло и должен жить в Нормандии.
      Да, Ролло теперь герцог Нормандии. Он покорил всю северную Францию и французскому королю пришлось дать ему титул герцога и уступить все те земли, которые он уже захватил. Теперь Ролло должен будет крепко держаться за свои новые владения, иначе их начнут опустошать своими набегами другие викинги.
      - Да, я знаю, что его место в Нормандии но мне все равно его недостает.
      - Я скажу Ролло, что его зять так сильно скучает по Таби, что даже проиграл схватку бывшему рабу.
      Клив вспомнил о том, что произошло пять лет назад. Меррик был тогда в Киеве по торговым делам. Он хотел купить раба для своей матери, но увидел на невольничьем рынке маленького мальчика, и его сердце потянулось к нему. Он купил Таби, а потом спас Клива и сестру Таби, Ларен, от негодяя-торговца, который ее купил. Меррик любил Таби так сильно, как никого другого, разве что кроме своей жены Ларен, - сильнее, чем своих собственных сыновей.
      Клив подождал, пока Меррик улыбнулся его словам, и продолжил:
      - Думаю, Ролло хочет отправить меня в Ирландию, к королю Ситрику, - на это мне намекал его посланец. Несколько лет назад Ситрик был стариком, стоящим на краю могилы, но в прошлом году, когда мы были в Руане, Ролло сказал мне, что Ситрик вновь в расцвете сил. Это произошло благодаря колдовству чужеземного чародея по имени Хормуз, который исчез сразу же после того, как вернул королю молодость. Я во всей этой истории сильно сомневаюсь, но многие ей верят. По мне, все это очень странно. А ты, Меррик, знаешь что-нибудь о короле Ситрике?
      - Я? О Ситрике? Нет, Клив, мне о нем ничего не известно. Ничего.
      Клив понял, что Меррик лжет. Но почему? Он понимал, что никогда не докопается до правды, разве что ему расскажет сам король Ситрик или же он каким-то образом сумеет перехитрить Меррика. Но и то и другое было маловероятно.
      - Мы с Ларен рады, что ты стал посланником Ролло, - заметил Меррик. - У тебя острый ум и хорошо подвешенный язык, Клив. Ролло повезло, что ты ему служишь, и он это знает.
      - Если б я был набитый дурак, Ролло все равно был бы ко мне благосклонен, потому что считает меня спасителем его любимых Ларен и Таби.
      - Ролло повезло, - повторил Меррик и хлопнул Клива по спине. - А поскольку ты далеко не дурак, то он может не только проявлять к тебе благосклонность, но и пользоваться твоими услугами.
      Глава 2
      Дублин, Ирландия, двор короля Ситрика
      924 год
      Когда Клив впервые увидел ее, она бранилась с другой женщиной, которая была старше ее и у которой были невероятно красивые серебристые волосы. Эта женщина не могла быть ее матерью. Может быть, это ее старшая сестра? Поначалу Клив не разобрал их слов, но сразу же явственно почувствовал, что эти двое враги, и притом давние.
      Та, что была моложе, гневно выкрикнула:
      - Ты злобная ведьма, вот ты кто! Я не позволю тебе больше и пальцем ее тронуть, слышишь?
      - А что ты можешь сделать, ты, маленькая сучка, которая лезет не в свое дело? Пожалуешься своему отцу? Веди себя как следует, уважай меня, не то тебе придется плохо.
      - Жить рядом с тобой - что может быть хуже?
      Внезапно старшая женщина, такая изысканная и прекрасная в своем светло-голубом платье, окутанная покрывалом чудных волос, доходящих ей до самых бедер, размахнулась и влепила своей юной собеседнице увесистую оплеуху.
      Девушка качнулась назад, потеряла равновесие и ударилась бедром о каменную скамью.
      Клив хотел было броситься к ней на помощь (правда, он не представлял, как именно будет ей помогать), но девушка вдруг ринулась на свою обидчицу и схватила ее за волосы. Она сжала в обоих кулаках по толстой пряди и принялась дергать их изо всех сил. Старшая женщина закричала, начала бить ее, пытаясь вырваться, но девушка не отпускала ее волосы. Она была такой же боевой, как та драчливая собачонка, которую Кири пригрела, когда была с отцом в Руане три недели назад.
      В конце концов старшая женщина вырвалась и отступила. Лицо ее побледнело от ярости и боли, прекрасные волосы спутались и растрепались.
      - Ты еще пожалеешь об этом, Чесса! - крикнула она. - Клянусь богами, я заставлю тебя пожалеть! Ты воображаешь, что много значишь, что стоишь выше меня и моих сыновей, но ты ошибаешься. Твой отец и его сыновья - вот кто много значат, а вовсе не ты. А я значу еще больше, чем все они вместе взятые. Ты еще пожалеешь о том, что сделала, сильно пожалеешь!
      Она развернулась и быстро вышла из сада через маленькую дверь в стене, которую Клив не замечал, пока она ее не открыла.
      - Не нужна ли тебе помощь? - спросил он девушку. Она повернулась на звук его голоса.
      - Кто ты такой?
      Она тяжело дышала, и ее грудь вздымалась. У нее были красивые груди, полные, высокие, ясно вырисовывающиеся под тонким полотняным платьем. Она были ниже, чем ему показалось вначале, когда она без тени страха набросилась на свою старшую противницу. Глаза у нее были зеленые, как сырой мох, растущий на берегах реки Лиффи. Похоже, в случае чего, она готова бесстрашно броситься и на него и вцепиться ему в волосы. Спокойно и вкрадчиво, как и полагается дипломату, он сказал:
      - Я Клив из Малверна, посланец Ролло, герцога Нормандии.
      Она смерила его взглядом, полным презрения и неприязни. Сейчас она скажет ему какую-нибудь грубость, наверняка скажет, ведь в разговоре с той женщиной с удивительными волосами она без обиняков говорила, что думала, и не выбирала выражений. Однако вместо грубости девушка прибегла к другому оружию насмешке.
      - Посланец? - произнесла она язвительным тоном. - Насколько мне известно, ты не просто посланец, а полномочный посол. Ты представляешь здесь герцога, не так ли? Ты приехал в Дублин заключить какое-то соглашение с королем.
      - Можно выразиться и так.
      Тон девушки стал еще язвительнее.
      - Все вы, дипломаты, умеете гладко говорить. Вы приезжаете к нам от своих герцогов или королей и пытаетесь добиться каких-то своих хитрых целей. В прошлом месяце здесь был посланник французского короля Карла - льстивый, угодливый, и он все время бросал на меня такие взгляды, словно мое платье спало с меня и лежало у моих ног. После разговора с ним мне захотелось помыться. Вы никогда не говорите прямо, но ваши пустопорожние речи всегда сладки и елейны. Как видно, вы, дипломаты, считаете тех, с кем разговариваете, глупцами. Ну так имей в виду - я не страдаю глупостью. Хорошо еще, что в тебе нет угодливости, как в том французишке, и ты не раздеваешь меня взглядом. А теперь ответь - зачем ты за нами шпионил? Чего тебе надо?
      Клив улыбнулся девушке. Сейчас она как следует разглядит его шрам и поморщится или отшатнется. Однако она не сделала ни того, ни другого, и он, удивившись, пояснил:
      - Собственно говоря, я просто осматривался, знакомился с обстановкой. До моего слуха донеслись голоса, и я вышел в этот прекрасный сад. Я рад, что тебе не удалось вырвать волосы твоей противницы. Они у нее слишком красивые, чтобы валяться на земле, не услаждая ничей взор.
      - Да, она ими очень гордится. - Девушка вздохнула. - Волосы у нее на голове держатся крепко, будь она проклята. Я дергала их изо всех сил, но у меня ничего не вышло. Сегодня я в первый раз дала ей сдачи, но недостаточно. Только боги знают, что она теперь сделает, чтобы поквитаться со мной. Она всегда ухитряется мне подгадить.
      Клив подошел к ней ближе. На ее левой щеке краснел след от удара. Он протянул было руку, но тут же опомнился и опустил ее.
      - Тебе не больно?
      - Нет. Она уже столько раз била меня, что теперь я почти не замечаю ее пощечин. Правда, сейчас все было по-другому, но мы с ней и раньше сцеплялись всякий раз, когда оказывались в одной комнате.
      - А что было по-другому на этот раз?
      Она задумалась и наконец ответила, сдвинув брови:
      - На этот раз она была полна лютой ненависти, а не просто раздражена, как бывало раньше. Теперь я взрослая, а она не может этого стерпеть, хотя я и не понимаю, почему.
      - А кто она такая?
      - Вторая жена моего отца.
      - А, стало быть, она твоя мачеха. Люди рассказывают много историй об их злобности. От одного моего знакомого скальда я слышал рассказ о том, как мачеха превратила свою падчерицу в тыкву и оставила ее на поле, чтобы она там сгнила. К счастью, мимо проходил маленький мальчик. Он пнул тыкву ногой, и она жалобно застонала от боли. Тогда мальчик дотронулся до нее рукой, и она снова превратилась в падчерицу. Мальчик испугался и убежал.
      - Твоя речь не похожа на речь дипломата. Может, ты все-таки обычный человек, как и прочие?
      - Возможно, когда-нибудь ты услышишь эту историю о злой мачехе со всеми подробностями. Но вернемся к разговору о твоей мачехе.
      - Мой отец любит ее, несмотря на всю ее злобность, сварливость и тщеславие. Как-никак она родила ему четырех сыновей.
      - Понятно.
      - Надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что здесь видел, - сказала она, глядя на него с угрозой.
      - А зачем мне об этом рассказывать? Разве это так уж интересно? Разве мой рассказ мог бы кого-нибудь позабавить или поднять в чьих-то глазах мой авторитет?
      Она фыркнула.
      - Ну вот, ты опять ничего не сказал по существу, просто задал дурацкий вопрос. По-моему, ты довольно плохой дипломат.
      - Возможно, - спокойно согласился он. - Однако ты не ответила на мой вопрос: зачем мне рассказывать кому-либо о том, что ты пыталась выдрать волосы у своей мачехи?
      "Подбородок у нее упрямый, но красивый", - подумал Клив.
      - Ну, хорошо, - сказала девушка. - Все равно ты в конце концов узнаешь, разнюхаешь, на то ты и дипломат. Моя мачеха - это королева Сайра, жена короля. Когда он на ней женился, то сначала называл ее Нафтой - так звали мою покойную мать, но ей это ужасно не нравилось, и он позволил ей снова носить прежнее имя. Это было после рождения ее первого сына.
      - Сколько сложностей. Так, значит, ты дочь короля?
      - Да, я Чесса.
      - Необычное имя.
      - Не такое необычное, как то, которое мне дали при рождении. Все изменилось, когда мой отец женился. Кстати, у тебя тоже необычное имя.
      - Возможно. Но мне оно нравится.
      - У тебя разные глаза: один золотистый, другой голубой, как будто боги не смогли решить, какой цвет тебе больше подходит. Но получилось неплохо.
      - Что получилось? Мои глаза?
      Он ждал, что Чесса ответит, но она ничего не сказала. Клив улыбнулся, наблюдая, как она заплетает косы и подумал: "Она ни разу не поморщилась, глядя на мое лицо".
      ***
      В просторной комнате короля Ситрика было много воздуха, стены - белые, как крыло голубки, чистые, без единого клочка паутины в углах. Земляной пол покрывали плетеные циновки. В изножии большой кровати, застеленной драгоценными шкурами белых волков, стоял массивный резной сундук для одежды. Простую обстановку комнаты дополняли несколько стульев с высокими спинками; на одном из них, украшенном искусной резьбой, восседал король. Он пристально смотрел на свою дочь, гадая, почему она внезапно явилась к нему и теперь мерит шагами комнату, похожая на молодую тигрицу. Что ее так взбудоражило? Она остановилась и, повернувшись к отцу, заговорила:
      - Я еще не разобралась, нравится он мне или нет, но одно несомненно - он очень красив. Причем у меня , создалось впечатление, что он, как ни странно, не осознает этого. Как бы то ни было, он не раздувается от самодовольства, как другие красивые мужчины, которых я встречала. Те все до единого были уверены, что ни одна женщина перед ними не устоит. Он похож на викинга, у него такие же, как у них, золотистые волосы, но я слышала, что по рождению он не викинг. У него удивительные глаза: один светло-карий, а другой - ярко-голубой. Они очень красивы.
      Король Ситрик недоуменно приподнял одну угольно-черную бровь:
      - Может быть, ты все-таки скажешь мне, кто этот красавец, который то ли нравится тебе, то ли нет? Вероятно, он только что прибыл во дворец? Знаю ли я этого человека с разными глазами?
      Задавая этот последний вопрос, он вдруг понял, что знает, о ком она толкует, и замолчал, не находя слов от изумления.
      - Ну разумеется, ты его знаешь, отец. Он сказал, что его зовут Клив из Малверна и что его послал к тебе Ролло, герцог Нормандии. Но он явно не француз. Французы все низкорослые и с елейными манерами, как тот посланник, который приезжал к нам от короля Карла. А Клив из Малверна высок и хорошо сложен и...
      Король Ситрик переспросил:
      - Ты сказала - Клив из Малверна? Посланец герцога Ролло?
      - Да. Он случайно забрел в сад, в который выходит задняя дверь моей комнаты. Я спросила его, кто он такой, и ему пришлось назвать себя.
      - Так ты считаешь его красивым?
      - О да, но речи его так же неопределенны и уклончивы, как и у других дипломатов, которые являются сюда, стараясь для своих хозяев. Он скользкий, как уж, и не говорит прямо, что ему нужно.
      - Думаю, в тебе говорит предубеждение, Чесса. А я-то надеялся, что ты уже забыла ту неприятную историю с Рагнором Йоркским.
      Она воинственно вздернула подбородок, и Ситрик улыбнулся. Она нисколько не походила на свою мать, нежную, кроткую Нафту, которую он любил больше, чем всю премудрость мира и едва ли не больше, чем собственную жизнь. Но не больше, чем он любит их дочь.
      Он никогда не пытался излечить Чессу от ее чрезмерной прямоты. Острый язык был ее оружием в стычках с этой ведьмой, его второй женой, которую ему давным-давно следовало приструнить. Но Сайра все время отвлекает его своим гибким телом и бешеной страстью, и он забывает, что надо бы преподать ей урок. О боги, эта страсть сводит его с ума даже теперь, через восемь лет после их первой брачной ночи. Однако он должен надеть на Сайру крепкую узду, ведь она настоящая злыдня и люто ненавидит Чессу, так как почему-то видит в ней угрозу своему благополучию, хотя любому очевидно, что это сущая нелепость.
      - Я действительно забыла про Рагнора, отец. Он был всего лишь глупый юнец. Я хорошо ему отомстила и выбросила из головы даже его имя. Я уже давно о нем не вспоминаю.
      - Не лги, Эзе. Ты все еще страдаешь от обиды, которую он тебе нанес.
      - Ты давно не называл меня Эзе, отец.
      - Верно. Теперь мне больше привычно твое второе имя - Чесса. А имя Эзе случайно слетело у меня с языка. Ты ведь по-прежнему не возражаешь против своего нынешнего имени? Сама знаешь, я был вынужден дать его тебе вместо того, которое ты получила при рождении. Моему двору имя Эзе казалось странным, об этом много болтали, вот я и переименовал тебя в Чессу, в честь героини ирландских сказаний.
      - Имя Нафта тоже звучало странно для ирландского уха?
      Он помрачнел.
      - Да, именно так. Но мы говорим о тебе, а не о твоей мачехе.
      - Благодарение Фрейе <Фрейя - в скандинавской мифологии богиня любви, красоты и плодородия.> за то, что речь не о ней, - сказала Чесса и замолчала. Ей редко случалось отклоняться от темы разговора, обыкновенно она твердо придерживалась того предмета, который обсуждался.
      Ситрик ждал, что она скажет дальше. Наконец Чесса заговорила снова:
      - Я сказала тебе правду, отец. Я редко вспоминаю о Рагноре. Мне теперь самой странно, что когда-то я была настолько легковерной, что верила его лживым речам. Но я ему славно отомстила, то есть.., я хотела сказать...
      Это было интересно. Чесса была скрытной и редко проговаривалась. Ситрик видел, что она раздосадована своей оплошностью.
      - Так что же ты ему сделала, Чесса?
      - Ну зачем тебе это знать, отец?
      - Отвечай, Чесса: что ты ему сделала?
      - Я приготовила из трав рвотное зелье и добавила в него имбиря для вкуса. Рагнор обожает имбирь. Мне говорили, что после этого его три дня выворачивало наизнанку.
      Ситрик расхохотался. Благодарение богам, она не прикончила этого ублюдка, хотя и могла это сделать. Но нет, она проявила сдержанность, похвальное качество, которым совершенно не обладала Сайра, ее мачеха. Он хорошо ее воспитал и может ею гордиться. Она умеет учиться на своих ошибках и, насколько ему известно, никогда их не повторяет. Жаль, что она всего лишь женщина.
      Чесса улыбнулась, радуясь, что отец не сердится на нее. Она очень любила его и не хотела огорчать.
      - Отец, ты не мог бы пригласить этого Клива из Малверна пообедать с нами?
      - Зачем?
      - Я хочу посмотреть, способен ли он говорить как подобает мужчине или же только и умеет что пустословить.
      - Так тебе недостаточно просто любоваться его красивым лицом, разными глазами и ладно скроенной фигурой?
      - В общем-то достаточно. Кстати, у него и голос приятный. Мне нравится его слушать.
      - Что ж, прекрасно. Да, вот еще что. Мне сказали, что вы с Сайрой опять повздорили. Из-за чего на этот раз?
      - Тебе сказал об этом Клив из Малверна?
      - Нет, дитя мое, не он. Откуда ему об этом знать? Так из-за чего вы ссорились?
      - Я бы предпочла не говорить об этом, отец.
      - Ты сделаешь так, как я сказал, Чесса. Отвечай - что стало причиной вашей стычки?
      - Она опять ударила малютку Ингрид.
      - За что на этот раз?
      - Ингрид слишком медленно расчесывала ее волосы. Сайра так сильно ударила ее кулаком по ребрам, что у бедняжки остался синяк.
      - Я поговорю с Сайрой, - сказал Ситрик. - Но ты постарайся впредь не ссориться с ней, Чесса, хорошо?
      - Конечно, отец. Ты хочешь, чтобы она родила тебе еще сыновей? Ты поэтому терпишь ее злобность? Он вздохнул:
      - Ты еще слишком молода, Чесса.
      - Мне восемнадцать лет. В этом возрасте большинство девушек уже замужем и имеют детей.
      - Однако ты, Чесса, еще невинна и мало знаешь о том, какие отношения связывают мужа и жену. Сайра дает мне то, о чем ты и понятия не имеешь.
      - Ты хочешь сказать, что она дает тебе свое тело, когда ты этого хочешь? Что ж, я знаю, что для Мужчин это важно. Но я видела ее голой, отец. Она родила четверых детей, и теперь грудь у нее вся в белых полосках и живот тоже. Правда, она не растолстела, но все равно...
      - Белые полосы, остающиеся после беременности, - это мелочь, Чесса. Они появляются у всех женщин и не портят их красоту. Для мужчины важно другое, то, чего ты пока не можешь понять.
      - Рагнор хотел научить меня, чтобы я поняла, но я ему этого не позволила.
      - Он посмел дотронуться до тебя?!
      Чесса невольно улыбнулась, услышав суровый тон, которым были произнесены эти слова. Утехи с женой - это одно, а честь дочери - совсем другое.
      - Да, попытался, но я тут же его одернула. Вот тогда он и принялся врать, что будет любить меня даже после Страшного суда. Клянусь, именно так он и сказал. Я только молча уставилась на него, дивясь его глупости.
      - Давай заключим договор, дочь моя: держись подальше от Сайры, а я постараюсь привить ей толику смирения и доброты.
      - Желаю удачи, - сказала Чесса и удалилась. А Ситрик подумал, что вряд ли сумеет перевоспитать Сайру. Пожалуй, когда они останутся одни, она первым делом затащит его в постель, а там уж он позабудет все, вплоть до собственного имени.
      ***
      Клив сразу понял, что этот человек намерен его убить. Он поманил незнакомца рукой и, чтобы раззадорить его, насмешливо сказал:
      - Ну давай, малыш, иди ко мне. Посмотрим, кто кого убьет: ты меня или я тебя. Иди ко мне, ты, жалкий, слюнявый трус!
      Обращение "малыш" никак не подходило к незнакомцу: он был намного выше Клива, здоровенный, как бык, с громадными кулаками. Он был ужасающе грязен, и от него исходило резкое зловоние.
      Незнакомец бросился на Клива, вытянув мощные ручищи. Очевидно, он собирался прижать противника к своей груди и стиснуть так, чтобы тот задохнулся. Ну что ж, пусть считает его легкой добычей. Клив попятился, делая вид, что испугался.
      Незнакомец, одетый в замызганную медвежью шкуру, захохотал:
      - Что, перетрусил, ты, паршивый ублюдок?! Сейчас я подойду к тебе, как ты и просил, и раздавлю тебя, как клопа.
      - Скажи, кто тебя послал?
      - Я скажу тебе это, когда твой лживый язык вылезет наружу.
      - Правда скажешь? А может быть, ты настолько глуп, что даже не запомнил имя своего хозяина?
      Незнакомец издал вопль ярости.
      Клив прикинул расстояние, отделявшее его от противника, и заставил себя полностью успокоиться, как его учили Меррик, Олег и другие викинги. Потом неуверенным жестом поднял руку и тут же бессильно ее уронил. Увидев это робкое движение, верзила в медвежьей шкуре рассмеялся и стал приближаться к Кливу, заставляя его отступить назад, в темный, зловонный переулок.
      - Неужели ты все еще боишься, что я от тебя сбегу? - язвительно спросил Клив. - Скажи, кто желает моей смерти? Кто заплатил тебе за то, чтобы ты меня убил?
      За спиной убийцы мелькнула тень.
      - Не смей его трогать! - закричал женский голос.
      - Проклятие, - прошептал Клив, узнав этот голос, и крикнул:
      - Уйди отсюда, Чесса! Тебе здесь не место.
      - Не уйду. Сейчас я займусь этим ублюдком. Эй ты, трус, оставь его в покое!
      Клив вздохнул и поднял руку, прикрывая пальцами лезвие ножа.
      - Так ты хочешь меня убить?! - крикнул он верзиле, который слегка повернул голову, услышав за спиной женский голос.
      - Да, хочу! Сейчас ты умрешь! - заревел человек в медвежьей шкуре и ринулся к Кливу.
      Клив хладнокровно метнул в него нож. Блеснув в тусклом лунном свете, стальной клинок впился в горло убийцы и пронзил его грязную шею насквозь.
      В то же мгновение Клив услышал крик Чессы:
      - Ну что, жалкая тварь, получил? Убирайся отсюда и оставь нас в покое.
      Верзила изумленно уставился на Клива, затем открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но вместо слов из его рта хлынула струя крови. Он тяжело рухнул на землю лицом вниз, и только тут Клив увидел, что из его спины торчит рукоятка ножа.
      Она пырнула его! Вонзила нож ему в спину!
      - Ты не ранен, Клив?
      Она бежала к нему, протягивая руки, будто желала дотронуться до него.
      Но его слова заставили ее остановиться.
      - Зачем ты здесь? Почему ты не во дворце?
      - Как странно! У тебя сердитый голос. Я спасла тебе жизнь, а ты вместо того, чтобы поблагодарить меня, разозлился. Все вы, мужчины, - самодовольные, надутые болваны и ничтожества.
      Чесса нагнулась, чтобы выдернуть свой нож из спины несостоявшегося убийцы, и увидела, что из его шеи торчит острие другого ножа. Она медленно выпрямилась, глядя на Клива широко раскрытыми глазами:
      - Ты убил его!
      - Да, убил, хотя мне и не хотелось этого делать. Сначала я хотел узнать, кто его нанял. Зачем ты вмешалась? В следующий раз не разыгрывай из себя победителя драконов, а занимайся своими собственными делами.
      - Прости, что помешала тебе. Я думала, тебе нужна моя помощь. Я боялась, что он убьет тебя или ранит. Я не могла этого допустить.
      - Почему? Ведь я всего-навсего дипломат, никогда ничего не говорящий прямо, а ты питаешь к таким людям отвращение. Когда я обедал с твоим отцом, ты так явно выражала свое недовольство мной, что все это заметили. За столом царила такая натянутая обстановка, что никому кусок в горло не лез. Даже слуги чувствовали это, и один из них чуть не уронил мне на колени тушеную капусту. А затем ты ляпнула такое, что все заспешили вон из-за стола. Зачем ты пришла сюда?
      - Хотела поговорить с тобой. Я заметила, какие взгляды бросала на тебя за обедом моя мачеха: как на кусок сладкого миндального пирога, намазанного медом. Я сразу поняла, что после обеда она собирается потащить тебя в постель, поэтому я и сказала то, что сказала.
      - Значит, ты сделала это, чтобы обед поскорее закончился и твоя мачеха не успела меня соблазнить? Она кивнула:
      - Да, и не делай вид, что это тебя так уж удивляет. Уверяю тебя, я вовсе не хотела оскорбить тебя. Я просто сделала то, что сочла правильным.
      - Ну разумеется. Ты всего-навсего заявила, что все дипломаты - шелудивые дворняжки, и если подойдешь к ним близко, то непременно подцепишь блох. Если бы такое сказал мужчина, это могло бы стоить ему жизни.
      - Я выразилась не так. Я сказала, что на дипломате сидят блохи его хозяина и что эти блохи перескакивают на всех, кто подходит близко.
      - Извини, что неточно повторил твои оскорбительные слова. У твоей мачехи и в мыслях не было соблазнять меня. Она разглядывала меня совсем по другой причине, причине, которая очевидна любому. Мой вид внушал ей только одно чувство - отвращение. Клянусь богами, принцесса, мне кажется, что твои глаза слепы.
      - Это не я слепа, а ты. Моя мачеха смотрела на тебя с вожделением, потому что ты красив, а она обожает красивых мужчин. Ты совершенно не похож на ее мужа, моего отца. У него, как и у меня, черные волосы и смуглая кожа, а у тебя волосы золотые и красивое белое лицо. Моя мачеха очень любит глазеть на красивых мужчин, она их...
      - Замолчи и оставь меня. Ты ошибаешься, принцесса Чесса, твоя неприязнь к мачехе ослепила тебя. Тебе здесь не место. Разве отец не говорил тебе, что девушке подобает заниматься шитьем и вышиванием, а не орудовать ножом?
      Сказав это, Клив подумал о Кири. Его пятилетняя дочка тоже чересчур ловко управлялась с ножом. Он бы не хотел, чтобы она выросла такой же бой-бабой, как эта не в меру воинственная девица.
      - Я думала, что этот человек может убить тебя. Неужели было бы лучше, если бы я завизжала и упала в обморок?
      - В данном случае - да, лучше. Иди домой, принцесса Чесса, и оставь меня. Я хочу без помех обдумать то, что произошло.
      - Я видела, как кто-то прятался возле тех деревьев, наблюдая за тобой и этим молодцом, который пытался тебя убить.
      Стало быть, эта девушка, не колеблясь бросившаяся ему на выручку, возможно, видела того, кто подослал к нему убийцу.
      - И кто же это был? - спросил он.
      - Это была женщина. Я не смогла разглядеть ее, потому что она куталась в плащ и закрывала лицо капюшоном. Но я видела, что это была женщина, а не мужчина.
      Клив молча смотрел на Чессу, не зная, верить ей или нет.
      Глава 3
      - Моя дочь рассказала мне, что вчера вечером тебя чуть не убили. Она говорит, что кто-то подослал к тебе наемного убийцу.
      - Этот человек был обычным вором, государь, - спокойно возразил Клив. Или же он принял меня за кого-то другого.
      - Но что ты делал в этом квартале Дублина? Он кишит ворами и разбойниками.
      Вместо ответа Клив только молча пожал плечами. Он не собирался рассказывать Ситрику, что получил записку, в которой его просили прийти в этот зловонный, грязный переулок. Не собирался он говорить королю и о том, что вслед за ним туда явилась его дочь. Вряд ли она сообщила отцу, что была там. "Скорее всего она сделала вид, что знает о происшедшем с моих слов", - подумал Клив. Раз она рассказала эту историю отцу, значит, считает, что он, Клив, не выдаст ее. А может, лучше поведать Ситрику правду о ее похождениях? Пусть приструнит ее, на то он и отец.
      Но Клив так ничего и не сказал, хотя его объяснение прозвучало неубедительно. Король отлично понял, что он солгал: Клив прочитал это в его умных темных глазах.
      - Не думаю, что это был обычный вор, - задумчиво произнес король Ситрик, поглаживая подбородок. Подбородок у него был гладкий, крепкий, совсем не стариковский. Кливу опять вспомнилась не раз слышанная история о том, как колдун Хормуз омолодил старого короля.
      - Я приставлю к тебе телохранителя, который будет сопровождать тебя, когда ты захочешь выйти за пределы моего дворца. Мне вовсе не хочется, чтобы посланник герцога Ролло погиб здесь, в Дублине, во время наших переговоров.
      - Поступай, как тебе будет угодно, государь, хотя я не думаю, что мне нужен телохранитель. Это было случайное нападение. Оно не повторится.
      По правде сказать, Клив хотел, чтобы нападение повторилось. Ему хотелось выяснить, кто желает его смерти. И он надеялся, что в следующий раз королевская дочка не будет путаться у него под ногами и мешать.
      - Итак, вернемся к предмету наших переговоров, - сказал Ситрик. - Ты сказал, что Ролло, герцог Нормандский, желает, чтобы моя дочь Чесса вышла замуж за Вильгельма, его сына и наследника.
      - Да. Жена Вильгельма умерла при родах два года назад. Ему нужна новая жена, а также могущественный тесть, которым можно будет припугнуть короля Франции, когда он в очередной раз оскалит зубы, что он делает весьма часто, понуждаемый своей знатью. Ролло не требует, чтобы ты, государь, дал за дочерью большое приданое, поскольку он высоко ценит твою силу и мудрость. Ему нужно не приданое, а родство с тобой.
      Король Ситрик начал задумчиво барабанить пальцами по подлокотникам своего трона. Нынче утром он выглядел особенно нарядно, его широкое, длинное белое одеяние было перехвачено в талии драгоценным поясом, расшитым алмазами и изумрудами. Блестящие темные волосы короля были зачесаны назад и перевязаны плетеным черным шнурком. Клив молчал, ожидая, что ответит ему Ситрик. Он уже два дня толковал с королем об одном и том же. Они обсудили положение дел в Нормандии, поговорили о том, что французский король Карл III стал сильнее, и о том, что он желает, чтобы принцесса Чесса вышла замуж за его племянника Людовика. Однако Ситрик не доверял королю Карлу. Прямо он об этом не говорил, но Клив понял его и без слов.
      Они уже договорились по всем вопросам, касающимся брака Чессы и Вильгельма, однако сегодня король вдруг в третий раз попросил Клива повторить ему предложение герцога Ролло.
      Наконец после долгой паузы Ситрик заговорил снова:
      - А сколько лет Вильгельму?
      - Скоро исполнится двадцать девять.
      - Хорошо, что он не стар.
      - Да, государь, твою дочь это порадует. Но не все ли равно, стар жених или молод? Мужчина сохраняет способность к зачатию вплоть до самой смерти. Вот что имеет значение. Кстати, мне говорили, что ты, государь, уже в преклонных летах, однако я вижу, что ты здоров и находишься в расцвете сил. Это поистине достойно удивления.
      Однако ожидания Клива не оправдались: Ситрик не захотел говорить о том, как ему удалось помолодеть.
      - Мы вернемся к нашему разговору вечером, Клив из Малверна, - сказал он. Не желаешь ли еще раз отобедать со мной и моим семейством? Быть может, сегодня моя дочь будет вежливее, а королева обуздает свой бешеный нрав.
      - Надеюсь, твоей дочери это под силу, государь, а что до королевы - не знаю.
      Ситрик вздохнул.
      - Зато я знаю, - сказал он. И вздохнул еще раз.
      ***
      Вечером Каллик, королевский телохранитель, снова проводил Клива к королю. Каллик был смугл, красив и холоден, как декабрьская луна. Говорили, что он родом из Испании. Он не сказал Кливу ни слова, только указал рукой на предназначенный для него стул, стоящий за длинным, узким столом, покрытым льняной скатертью. Стол был уставлен блюдами с жареной бараниной, зажаренными целиком гусями, горохом, тушеным луком и капустой. Рядом с каждым блюдом стояла корзинка, доверху наполненная свежим ржаным хлебом. Блюда, с которых ел король Ирландии и его гости, были не из дерева, а из драгоценного рейнского стекла, голубого, с золотыми прожилками. В кубки, сделанные из того же голубого стекла, наливали дорогое сладкое вино, которое королевские подданные вряд ли когда-нибудь попробуют, разве только украдут. Ложки были из полированной оленьей кости, а их черенки - из украшенного резьбой обсидиана.
      Клив отметил про себя, что когда он обедал с королем в прошлый раз, блюда и кубки были из светло-зеленого стекла - такую посуду привозят из-за гор, что на юге Франции. Да, король Ситрик был богат и выглядел молодо. Клив много бы дал, чтобы узнать о нем побольше. Кожа у короля была смуглая, глаза темные, как безлунная зимняя ночь, волосы такие же угольно-черные, как и у его дочери. Пожалуй, он похож не на викинга, а на какого-то чужеземца из дальних южных стран - или же это свет масляных плошек на столе и факелов, вставленных в кольца на стенах, искажает его черты?
      - Мне кажется, ты не можешь определить, что это за кушанье, Клив, сказала Чесса. - Оно приготовлено из рыбы глэйли и яиц. Очень вкусно.
      Она, как и раньше, смотрела на него, не отрывая глаз. Сегодня у нее была другая прическа: ее черные косы с вплетенными в них зелеными лентами были обернуты вокруг головы. Клив отвел от нее взгляд. Было время, когда Сарла смотрела на него так, как сейчас смотрит Чесса, - без неприязни и отвращения. Нет, он не допустит, чтобы это произошло с ним опять. Никогда. У него есть Кири, и больше ему никто не нужен.
      Он приехал сюда, чтобы договориться о браке принцессы с Вильгельмом Длинным Мечом, сыном Ролло, герцога Нормандии. Вильгельм - хороший человек и могучий воин. Он достоин уважения и восхищения, и он не стар, так что Чесса будет довольна.
      - Никогда не слышал о рыбе глэйли, - сказал Клив, чтобы поддержать разговор с этой странной девушкой, которая не морщилась и не опускала глаз при виде его лица.
      - Эти рыбы водятся в реке Лиффи, ближе к берегу, - объяснила Чесса. - Они похожи на длинные узкие ленты.
      Говоря, она слегка наклонилась вперед и, глядя в ее глаза, Клив подумал, что сегодня они кажутся еще зеленее, чем вчера, зеленее, чем зеленые ленты, вплетенные в ее волосы. Раньше, до того как она оказалась от него так близко, он полагал, что глаза этой девушки должны быть полны тайны, неких загадочных искушений, которым мужчина не в силах противиться. Однако это было не так: глаза у нее были ясные, ничем не омраченные, как чистые лесные озера после мелкого теплого дождя. Клив напомнил себе, что все женщины лукавы, исключение составляет одна только Ларен. Если эта принцесса и впрямь так прямодушна, как хочет казаться, почему она делает вид, будто не замечает уродливого шрама на его лице? Почему ее ни разу не передернуло от взгляда на этот шрам?
      - Я хожу на рыбалку вместе с братьями, - продолжала Чесса. - Ту рыбу глэйли, которую мы сейчас едим, поймал мой брат Бродан.
      - Чесса, я же говорила тебе, что не желаю, чтобы ты уводила мальчиков за пределы дворца. Ты не можешь их защитить. Они рождены не для того, чтобы потакать твоим глупым капризам. Держись подальше от принцев и не забывай, что ты все-таки дочь короля, а не распущенная торговка рыбой.
      - Я буду делать то, что захочу, Сайра. Королева приподнялась со своего кресла.
      - Не смей возражать мне, Чесса!
      - Полно, Сайра, - вмешался король. - Мальчики любят свою сестру. Ты стала раздражительной из-за беременности, вот и горячишься по пустякам. Клив, не желаешь ли отведать яиц ржанки, запеченных в ячменном тесте?
      - Что? - удивленно воскликнула Чесса. - Ты опять беременна? Ведь ты родила уже четверых, так не пора ли остановиться?
      - Я рожу королю еще одного сына, - самодовольно ответила Сайра, поглаживая свой еще не округлившийся живот. - У мужчины не может быть слишком много сыновей. Сыновья - это большая ценность, не то что дочери, от которых нет никакого толка.
      - Не скажи, - заметил король, отправляя в рот ложку гороха. - Я уже говорил тебе, Сайра, что герцог Нормандии Ролло хочет, чтобы я выдал Чессу за его сына и наследника. Так что она - огромная ценность.
      - О чем ты говоришь, отец? Неужели ты хочешь отослать меня в Нормандию? Это же на другом конце света! Эти люди - свирепые викинги, они...
      - Она недостойна такого брака, - перебила принцессу королева Сайра. - Я уже тебе это говорила, Ситрик, и снова повторю: выдавать ее за сына Ролло нелепо. Вместо этого ты должен женить одного из наших мальчиков на французской принцессе. Французский король могуществен, не то что этот Ролло, которого он сделал герцогом Нормандским. Ролло уже глубокий старик, скоро он умрет, а его сын не сможет противостоять французам. Он будет разгромлен и убит, и что ты будешь тогда иметь? Вдовую дочь, от которой тебе не будет никакой пользы. Нет, мой господин, ты не должен соглашаться на этот брак. Будет куда лучше, если Бродан женится на принцессе из королевского дома Франции.
      А Чесса пусть выйдет замуж за Рагнора Йоркского, Воистину, мой господин, лучшего она недостойна.
      - Интересно, а чего достойна ты сама? - покраснев от гнева, вскричала Чесса. - Разве тебе не известно, что Рагнору недолго осталось хозяйничать в Йорке? Любому ясно, что саксы скоро захватят его королевство Данло и выгонят его из Британии вместе со всеми остальными датчанами. Как видно, этого-то ты и хочешь, Сайра, хочешь, чтобы меня отправили в Йорк, где я, быть может, погибну и тело мое будет брошено в канаву, когда саксы возьмут столицу Данло. Да, именно этого ты и добиваешься. Я вижу тебя насквозь. Сайра! В тебе нет ни капли королевской крови, ты просто-напросто...
      - Довольно, - спокойно сказал Ситрик. - Сайра, не желаешь ли отведать этого сладкого вина? Его только что привезли из Испании. Оно крепкое и такое же сладкое, как твои губы.
      Клив видел, что королева в ярости, однако у нее хватало ума не давать волю языку в присутствии мужа. Возможно, ее сдерживало и присутствие за столом гостя, хотя какое ей может быть дело до того, что думает о ней чужеземец? Что до Чессы, то она, не поднимая глаз, смотрела на свою тарелку, полную кушанья, приготовленного из рыбы глэйли и яиц. Было общеизвестно, что королевство Данло слабеет с каждым годом и недалеко то время, когда саксы во время одного из своих набегов захватят Йорк. Еще немного, и викинги будут изгнаны. Едва ли принц Рагнор успеет воссесть на отцовский трон.
      Интересно было бы узнать, что принцесса Чесса думает о браке с Вильгельмом Длинным Мечом. Несомненно, такой брак пришелся бы ей по вкусу. Какая женщина не предпочла бы богатство и роскошь бедности? Впрочем, ему нет до этого дела. Благодарение Фрейе, ему только и нужно, чтобы спокойно жить, растить свою дочь и чтобы время от времени ему попадалась податливая женщина, дабы он мог утолить потребности своего тела. Право же, это не слишком много.
      На следующее утро Ситрик призвал Клива к себе в тронный зал. Кроме короля, там никого не было. Так было и раньше. Всякий раз, начиная беседу с Кливом, король приказывал удалиться и министрам, и слугам - всем, кроме своего телохранителя Каллика. Когда Клив во время их первой встречи высказал удивление по поводу таких предосторожностей, Ситрик ответил ему, что иные слуги могут иметь двух господ, и у него нет желании предоставлять им эту возможность.
      - Я согласен, - сказал он, едва только Клив вошел в тронный зал. - Ты можешь отправиться в Нормандию уже сегодня и сообщить герцогу Ролло, что я выдам дочь за его сына. Я пошлю Чессу в Руан тогда, когда герцог пожелает устроить их свадьбу. Клив низко поклонился.
      - Как тебе будет угодно, государь.
      - Клив...
      - Что, государь?
      - Ты хорошо справился со своей миссией. Ты умный человек, думаю, тебе можно доверять. Если когда-нибудь тебе надоест служить Ролло, я предложу тебе служить мне.
      Клив поблагодарил Ситрика за добрые слова и повернулся, чтобы уйти.
      - С твоей стороны было очень разумно держаться на расстоянии от моей дочери, Клив из Малверна. Сдается мне, она к тебе неравнодушна, чего я никак не ожидал. Знай: я желаю этого брака, ибо предвижу, что герцог Ролло основал могучую династию, которая не угаснет, а будет становиться все сильнее и завоевывать все новые земли.
      - Думаю, ты прав насчет Ролло, государь. У герцога очень твердая воля. Клив сделал паузу, смахнул с рукава соринку и добавил:
      - У меня нет никаких причин искать общества твоей дочери.
      С этими словами Клив покинул тронный зал. Ни он, ни король не сказали больше ни слова.
      Усадьба Малверн
      Месяц спустя
      - Отец...
      - Что, детка? - Клив поднял Кири над головой, слегка опустил и прижал к своей груди.
      - Ты так долго не приезжал. Без тебя мне было плохо.
      - Мне без тебя тоже. Из Дублина мне пришлось отправиться в Руан, и только потом я смог вернуться домой, в Малверн. Но я же сказал тебе, сколько дней займет моя поездка. Я вернулся на три дня раньше срока.
      - Это верно, - согласилась Кири и вздохнула. - Иногда мне кажется, что ты нарочно прибавляешь дни, чтобы обмануть меня. А как твои дела? Все прошло хорошо?
      Он долго молчал; его длинные, сильные пальцы нежно гладили спину дочери. Она заерзала, и он почесал ее левое плечо.
      - Все прошло так, как желал герцог Ролло, - сказал он наконец. - А теперь иди спать, Кири. Завтра я расскажу тебе о Таби. Твой дядя Меррик прав. Таби золотой ребенок, сильный и добрый. А вот и Айрек, он хочет лечь вместе с тобой.
      За прошедший месяц Айрек успел заметно отъесться. Теперь это был почти взрослый пес с черно-белой шерстью и серым пятном на морде. Никакая порода в нем не просматривалась. Он готов был храбро защищать Кири от любых посягательств и яростно лаял, если ему казалось, что кто-то желает причинить ей зло. Когда Айрек обнажал клыки и начинал угрожающе рычать, Харальд, старший сын Меррика, отбегал от него подальше.
      В кромешной тьме ночи Кливу опять явился знакомый сон, не посещавший его уже почти три месяца. Он очутился в этом сне внезапно, как моряк, которого волна неожиданно смыла с корабля в бушующее море. Все вокруг было реально, словно наяву: его ноздри наполнял аромат растущих повсюду желтых и лиловых цветов, он ясно чувствовал влажное прикосновение тумана. На сей раз он не стоял на вершине утеса, глядя вниз, на лощину, где меж валунов бежал холодный поток, переходящий в водопад. Нет, нынче он сразу же оказался перед дверью громадного деревянного дома с крышей из дранки и дерна, от которой к небу поднималась тонкая струйка дыма, выходящего из дыры над очагом Он весь дрожал. Он не хотел входить в этот дом-крепость Он опять слышал все тот же низкий, повелительный голос и чувствовал, что скоро не выдержит и закричит. Надо убежать! Но куда подевался его пони? Он поднял руку и толкнул дверь. Тяжелые деревянные створки распахнулись. Внезапно низкий мужской голос замолчал. ОНА не кричала. В доме царила мертвая тишина. Комната, в которую он вошел, была очень широка и длинна - не комната, а настоящий зал. В дальнем конце ее виднелся высокий помост, а по бокам - квадратные окна, закрытые массивными ставнями. Пол был земляной. Прямо за помостом висел занавес, за которым - Клив это знал - находились четыре маленькие спальни. Вдоль стен зала, по всей их длине, стояли скамьи, над вырытым в полу очагом, на толстых цепях висел огромный чугунным котел, окутанный густым белым паром. Несмотря на то, что в зале было множество людей - мужчин, женщин, детей, - здесь стояла полная тишина. Даже три сидящие на полу собаки, и те не издавали ни звука. Это было невыносимо тягостно и внушало страх.
      Клив сделал еще один шаг вперед и увидел, что возле очага стоит полускрытая клубами пара женщина и мешает варево, кипящее в котле. Один из мужчин пил что-то из украшенного искусной резьбой деревянного кубка. Он сидел на единственном в зале стуле, вернее, кресле с высокой спинкой и резными подлокотниками. На столбиках, что поддерживали подлокотник, был изображен Тор , поражающий своих врагов. Меч Тора был поднят, его грубые деревянные черты выражали свирепое торжество. Кресло, похоже, было очень старинным, однако сидящий в нем человек был молод и крепок, с черными, без единой сединки волосами, худым лицом и изящными, белыми руками с удлиненными пальцами. Рукава его одежды были так просторны, что могли бы развеваться на ветру. Остальные мужчины, находящиеся в зале, сидели на скамьях у стен, а женщины подавали им еду на деревянных блюдах.       Мужчина в кресле сидел, опершись подбородком на свою тонкую белую руку, и, казалось, был погружен в размышления, однако Клив знал - хотя и непонятно откуда, - что на самом деле он не размышляет, а разглядывает девушку, работающую за ткацким станком в углу зала. Затем мужчина перевел взгляд на женщину, которая помешивала еду в котле. Та тоже оторвала взгляд от девушки за ткацким станком и устремила его на человека в кресле. В глазах ее читались ярость и страх. Она сказала что-то, однако мужчина не обратил на это никакого внимания. Его взор снова был прикован к девушке. Он негромко велел ей приблизиться. Клив пронзительно крикнул ей, чтобы она не делала этого, не подходила к мужчине в кресле, и она - впервые за все то время, что он видел этот сон, - услышала его голос и повернулась, ища его глазами. Увидев его, она заговорила с ним, но Клив почему-то не мог расслышать ее слов и не понял, что она хочет ему сказать. Он увидел, как она медленно подошла к мужчине и почувствовал страх и гнев, такой же гнев, какой полыхал в глазах женщины, стоящей у очага и неотрывно глядящей на щеголеватого мужчину, что восседал в похожем на трон кресле.
      Клив знал, что все это ему только снится, однако не мог заставить себя проснуться. Мужчина в кресле посмотрел на него и нахмурился, затем встал и, жестом отослав девушку обратно, направился прямо к Кливу "Сейчас он убьет меня!" - подумал Клив. Он не мог ни сдвинуться с места, ни заговорить: казалось, его ноги приросли к полу, а язык прилип к небу. Мужчина подошел к нему и присел на корточки. Как ни странно, он не сделал Кливу ничего дурного, а только откинул с его лба золотистую прядь и сказал: "Ты такой же лохматый, как твоя овчарка". Затем вынул из ножен, висящих на его поясе, длинный узкий нож. Кливу стало так страшно, что его едва не стошнило, однако мужчина всего лишь отхватил челку, падавшую ему на глаза. Потом он погладил Клива по щеке и выпрямился.
      - Это мужское дело, малыш, - сказал он. - Иди и поиграй со своим пони.
      Клив взглянул на женщину, стоявшую у очага, но она отвела глаза. Тогда он посмотрел на девушку за ткацким станком, и она кивнула ему и продолжала молча кивать, пока он не повернулся и не выбежал из зала.
      Вот тут он и услышал ЕЕ крик. Но он не обернулся. Он не мог заставить себя обернуться, он бежал со всех ног прочь, прочь...
      Внезапно он проснулся, чувствуя, что у него сперло дыхание. Теперь он знал, отчего ему снился этот сон: его разум складывал воедино давно канувшие воспоминания, заставляя его заново переживать их, заставляя его вспомнить, кто он такой и кем он был много лет тому назад. Когда начало рассветать, он снова заснул, и на сей раз сон его был спокоен и не тревожим сновидениями.
      А когда Клив окончательно пробудился, он вспомнил все.
      ***
      Меррик и Ларен, хозяин и хозяйка усадьбы Малверн, молча шли с ним по Вороньему Мысу. Они молчали, ожидая, что он скажет. И Меррик, и Ларен чувствовали, что с ним произошло нечто важное, и готовы были терпеливо ждать, зная, что он расскажет им все, когда захочет.
      Клив заговорил лишь тогда, когда они достигли оконечности мыса. Он окинул взглядом фиорд и окружающие его голые скалы, потом с улыбкой повернулся к своим друзьям.
      - Меня зовут не Клив, - начал он. - Мое настоящее имя Ронин. Предки моей матери были из народа, называвшего себя далриада. Когда-то, много поколений назад, они жили в северной Ирландии, потом переселились на малые острова, а оттуда - в Британию, и к югу и к северу от тех двух оборонительных стен, которые построили римляне. Там они сражались и с пиктами, и с бриттами, и с викингами, в конце концов завоевали себе обширные владения, где и осели. Теперь их называют скоттами. В середине прошлого века король Кеннет объединил их с пиктами и бриттами в едином государстве - Шотландии.
      - О могучий Тор! - воскликнул Меррик. - Неужели ты шотландец? Где же живет твоя семья?
      - На северо-западе Британии, на западном берегу озера, называемого Лох-Несс. Это дикий край, Меррик, более дикий, чем твоя Норвегия, но зато там никогда не бывает длящихся месяцами сильных холодов. Там кишмя кишат разбойники, не признающие никаких законов. Там повсеместно занимаются торговлей. Тамошняя земля прекрасна и разнообразна, Есть там и равнины, и глубокие долины, и горы, такие бесплодные, голые и грозные, что только молитвы богам помогают человеку сохранить в них свою слабую жизнь. Там есть узкие лесистые лощины и тесные ущелья, где водопады с ревом обрушиваются на валуны, еще более старые, чем окружающие их холмы. Тебе бы там понравилось Меррик, помнишь, я говорил тебе о своем сне? За последние два года он снился мне уже несколько раз, с каждым разом становясь все ярче и подробнее. Прошлой ночью он снова явился ко мне, и на этот раз, проснувшись, я вспомнил, кто я такой. Я вспомнил все.
      На мгновение он замолк, и глаза его наполнились болью.
      - По крови я наполовину викинг. Моим отцом был Олрик по прозвищу Таран, вождь викингов, такой же могущественный, какими были до него его отец и дед. Его называли властителем Соколиного Гребня, а крепость, где он жил, называлась Кинлох. Это от него я унаследовал свои золотистые волосы. Что до моих странных разных глаз, то я не знаю, от кого я их получил: от отца или от матери. Когда меня оторвали от дома, я был слишком мал, чтобы задумываться над такими вещами. Как я уже говорил, моя мать была из народа, который когда-то назывался далриада, а теперь зовется скоттами. Она была маленькая, изящная, белокожая, волосы у нее были огненные, как небо на закате. Мой отец захватил ее в плен во время одного из своих набегов и женился на ней. Они поселились на севере Шотландии, недалеко от побережья. У меня есть старший брат и две старшие сестры. Моего брата зовут Этар, а сестер - Аргана и Кейман.
      - Властитель Соколиного Гребня, - медленно повторил Меррик. - Я о нем слышал. Думаю, что от моего отца. Но как случилось, что тебя продали в рабство?
      - Да, - сказала Ларен, легко коснувшись кончиками пальцев рукава полотняной рубахи Клива. - Как ты стал рабом, если твой отец был таким могущественным воином?
      - Мой отец погиб, когда я был совсем мал, и мать вышла замуж за другого вождя викингов, правившего в соседних краях. Я помню его: он был холоден и суров и всегда одевался в черное. Вместе с ним в Кинлохе поселились тишина и страх. Да, хотя в ту пору я и был мал, но ясно помню, что он всем внушал ужас. Однажды я катался по окрестностям на своем пони и увидел кого-то из знакомых. Я остановился и заговорил с ним, и пока был занят разговором, кто-то подкрался сзади и ударил меня камнем по голове. Тот, кто сделал это, решил, что я умер, и оставил меня там, где свалил. Однако я остался жив, хотя потом долго и тяжело болел. Один человек нашел меня и выходил, а потом продал в Хедби человеку, которому нравилось.., впрочем, это не имеет значения. Мой отчим - не помню, как его звали - не терпел, когда ему перечили, и он был неестественно холоден - как же хорошо я это помню! - до того холоден, что все, к чему он прикасался, тоже холодело. Он занял место моего отца, и все в доме переменилось. Уверен, что это он приказал убить меня, но я не умер, хотя результат был почти тот же: ведь я стал рабом и пробыл им пятнадцать лет.
      Он не собирался растить меня и позволить мне унаследовать мою долю имущества покойного отца; однако странно, почему он решил убить сначала меня, а не моего старшего брата, который был главным наследником отцовских владений. Для меня это загадка. Не сомневаюсь, что, устранив меня, он прижил с моей матерью еще немало детей. Но что сталось с моим братом и сестрами? Этого я не знаю. Когда ко мне в последний раз явился мой старый сон, я вспомнил, что он желал мою сестру Аргану. Тогда она была еще девочкой, ей было не больше двенадцати лет. Но я видел, что он желает ее, и моя мать тоже это видела. Он бил мою мать, это я хорошо помню. Я помню, как она кричала, помню его негромкий, низкий голос, такой спокойный и полный угрозы, и ее крики.
      Клив посмотрел на Меррика, потом на Ларен. В глазах его сквозила печаль и в то же время полыхал неумолимый, неукротимый гнев.
      - Я хочу вернуться в свой дом, - проговорил он. - Я молю богов, чтобы моя мать, брат и сестры оказались все еще живы, хотя с тех пор, как мы расстались, минуло уже почти двадцать лет. Я намерен выяснить, верны ли мои подозрения: действительно ли мой отчим пытался убить меня, а потом убил и моего брата, чтобы завладеть тем, что по праву принадлежало нам. Я хочу ему отомстить.
      - Я поеду с тобой, - сказал Меррик, довольно потирая руки. - Мне до тошноты опостылел этот проклятый мир. Подумать только - за последние полгода у нас тут не было ни единой стычки. И на последнем тинге <Тинг - народное собрание у скандинавов в средние века.> в Каупанге тоже было невыносимо скучно: только и рассмотрели что несколько глупых жалоб вроде дела о свинье, которую один сосед украл у другого. Ради такой ерунды не стоило тратить время на поездку туда. Даже набег на Рейнское пфальцграфство, который мы учинили, покуда ты был в отъезде, и тот не развеял скуки, поскольку оказался всего лишь легкой прогулкой. Похоже, мне суждено поседеть, так и не дав достойного дела моему мечу. Ты говоришь, твоя земля очень дикая и полна опасностей? Ты можешь поклясться, что там моему мечу не придется праздно болтаться в ножнах?
      - Ты даже не представляешь, насколько она дика. Однако не забывай: я покинул ее, когда мне было всего лишь пять лет.
      - Я тоже поеду с тобой, Клив, - сказала Ларен. - Меррик прав. Нам с ним надоело жить без приключений.
      Меррик открыл было рот, чтобы возразить жене, однако тут же благоразумно закрыл его. Клив медленно произнес:
      - При рождении меня нарекли Ронином, но вот уже почти двадцать лет, как я ношу ими Клив. Я не стану менять это имя.
      Глава 4
      Руан, Нормандия, дворец герцога Ролло
      Июль 924 года от Рождества Христова
      Ролло, герцог Нормандии, слегка подался вперед и сказал:
      - Клив, моя племянница Ларен поведала мне о твоей семье и происхождении. Я тоже желаю, чтобы ты вернул себе то, что принадлежит тебе по праву, и чтобы ты нашел своих родных живыми, хотя со дня вашей разлуки минуло уже почти двадцать лет, а это долгий срок. Человеческая жизнь коротка. Лишь немногие доживают до таких лет, как я или мой брат Халлад. Ох уж этот Халлад! Готов поспорить, что он сумеет зачать еще одного ребенка даже на смертном одре.
      - Твоя правда, государь, - согласился Клив. Пять лет назад Халлад, отец Ларен и Таби, взял молодую жену и за это время успел прижить с нею еще троих сыновей. Он был так же крепок и бодр, как и его брат Ролло, который прожил намного больше лет, чем отмерено большинству смертных, не утратив при этом ни зоркости глаз, ни своей железной воли, ни готовности к войнам и приключениям. Порой, думая об удивительной долговечности герцога и его брата, Клив ощущал некоторый трепет. Они напоминали ему ирландского короля Ситрика, человека молодого и сильного, который, однако, если судить по возрасту, был глубоким стариком. Может быть, Ролло к Халлад прибегли к тем же таинственным чарам, что и он?
      - Государь, не желаешь ли ты поговорить о предмете, более близком твоему сердцу, - о браке между Вильгельмом и Чессой, дочерью короля Ситрика?
      - Разумеется. Вильгельму пора снова жениться, и он об этом знает. Не то чтобы он страстно желал этого брака, но он не станет противиться. Мой сын все еще тоскует по своей первой жене.
      - Его долг - родить побольше сыновей, - заметил Клив.
      - Он понимает это. Ты сказал ему, что принцесса хороша собой.
      - Да, она девушка пригожая.
      - И послушная?
      - В ней много живости и огня, государь.
      - Значит, она не отличается послушанием?
      - Пожалуй, нет, государь, однако поверь: Вильгельм будет ею доволен. Но почему ты не пожелал задать мне все эти вопросы раньше? Теперь этот брак - уже дело решенное. Меррик, Ларен и я останемся в Руане, покуда принцесса не приедет на свою свадьбу. Вильгельм попросил нас дождаться ее.
      - Да, я знаю. Меррик будет все время проводить со своим дорогим Таби, а Ларен будет тешить меня своими песнями и стихами, ведь из нее вышел превосходный скальд <Скальды - норвежские и исландские поэты IX - XIII веков. Писали песни о воинах, хулительные стихи и т.п.>. А ты, Клив? Что будешь делать ты?
      - Я буду наслаждаться блеском твоего двора, государь.
      - Ах вот оно что. Тогда можешь не объяснять, каким именно делишкам ты намерен посвятить свое время. Готов держать пари, что она пригожая девчонка. Я ведь прав, не так ли?
      Догадка Ролло была верна, и Клив в ответ только ублаготворение улыбнулся. Ее звали Марда, она была пышнотелая и веселая, и Кливу с ней было очень хорошо.
      - Стало быть, после свадьбы Вильгельма вы с Мерриком и Ларен отправитесь в Шотландию. Кстати, собираешься ли ты взять с собой свою дочурку и ее невозможную дворнягу? И понадобятся ли тебе еще воины?
      Клив кивнул.
      - Кири и ее пес Айрек поедут со мной, ведь там, в Шотландии, будет наш с нею дом. А что до воинов, то их и так достаточно. У нас есть сорок воинов и два боевых корабля. Все люди Меррика так извелись от долгой скуки, что вспыхивают по малейшему поводу. Всем им хочется поторговать, подраться, пограбить и насладиться новыми женщинами.
      - Да, это свойственно мужчинам. Воины Меррика всегда были в числе самых лучших. И все же мне бы хотелось дать тебе в помощь и моих собственных воинов, Клив. Всего несколько человек и среди них - капитана Бьярни, который очень предан мне и так же крепок, как тот дуб, на котором я вешаю разбойников и злодеев.
      Ролло откинулся на высокую спинку огромного трона и озабоченно потер свой бритый подбородок.
      - Мне не нравится, что вы берете с собой Ларен. Она женщина, а ваше предприятие опасно. Если с нею что-нибудь случится, Таби будет безутешен.
      - Она выдержала два года рабства, государь. Она умеет за себя постоять.
      - И все же она женщина, а женщинам не дана такая сила, как нам, мужчинам.
      - Ларен владеет ножом почти так же искусно, как я. Не спорю, меч Меррика для нее слишком тяжел, и она едва может его поднять, но ведь и нож убивает ничуть не хуже самого лучшего меча.
      Ролло недовольно крякнул.
      - Я хочу обсудить с тобой еще один вопрос, Клив, - сказал он. - Речь пойдет о Рагноре Йоркском.
      - А что о нем толковать, государь? Ситрик, после того как я допьяна напоил его медом, рассказал мне, что Рагнор попытался соблазнить его дочь, но у него ничего не вышло. Она не простила ему обмана и, по словам Ситрика, отомстила, дав ему рвотного зелья, от которого он блевал несколько дней.
      - Судя по твоему рассказу, Клив, эта девушка не обладает должной кротостью и послушанием.
      - Я бы сказал иначе, государь. Ей нанесли обиду, и она отомстила за себя.
      - Ей не следовало мстить самой. Она должна была предоставить это право мужчине, воину.
      - Выходит, что и Ларен следовало покорно ждать, чтобы какой-нибудь воин спас ее и Таби?
      - С тобой утомительно разговаривать, Клив, слишком уж ты боек на язык.
      - Прошу прощения, государь. Так что ты хотел сказать мне о Рагноре Йоркском?
      - Мне сообщили, что он решил заполучить принцессу Чессу в жены. Его отец убедил его, что он поступил глупо, попытавшись обмануть ее и соблазнить, вместо того чтобы сделать ее своей по закону. Однако теперь, услышав твою историю о рвотном зелье, я думаю, что Рагнор скорее сдерет ей плеткой все мясо со спины, чем сочетается с нею законным браком. Так он, говоришь, долго не мог проблеваться? Но как ей удалось угостить " его своим снадобьем?
      - Она добавила в него имбиря, любимую пряность Рагнора. Так она сказала своему отцу.
      - А не было ли у ее рвотного зелья еще и слабительного действия? Может, Рагнору пришлось просидеть несколько дней с голым задом?
      - Это мне неведомо, государь. Я плохо знаю травы. Ролло разразился басистым хохотом, который становился все громче и громче, пока герцог, забывшись, не откинул голову назад и не ударился затылком о спинку трона. Он оборвал смех, коротко крякнул и наклонился вперед, чтобы кто-нибудь из телохранителей потер ему ушибленное место.
      - Кстати, Клив, говорил ли я тебе, что Вильгельм только посмеялся, когда я сказал ему, что старею и хотел бы уступить трон ему? Да, он долго смеялся над моими словами, однако при этом не ушиб себе голову. Вот что значит молодость.
      - Вильгельм знает, что человек ваших способностей, государь, в любом возрасте сохраняет мудрость и умение править.
      - Это пустые слова, Клив, достойные пронырливого дипломата.
      - Примерно такой же упрек я слышал и от принцессы. Но разве моя похвала лжива? Разве она лишена смысла? Ну что ж, если тебе, государь, хочется услышать правду, то я скажу тебе, что согласен с твоим сыном Вильгельмом; он правильно сделал, что посмеялся над твоими жалобами на старость. Оставайся на своем месте, герцог Ролло, пока тебя будут держать ноги. Ты много сражался, чтобы завоевать свою корону, ты принес процветание на эту землю, которую до того, как она стала твоей, разоряли ненасытные сеньоры, вечно дерущиеся между собой. Наслаждайся же своей властью и могуществом, наслаждайся, пока можешь, ибо все люди смертны. Попасть в Валгаллу <Валгалла - в скандинавской мифологии небесный чертог бога Одина, куда попадают после смерти павшие в битве храбрые воины и где они наслаждаются вечным пиром.> и вечно пировать там - может ли человек желать лучшего после смерти? - однако лично я предпочел бы тешиться радостями этого мира так долго, как только возможно. Так что сохрани свой трон и свою власть, государь, еще несколько лет. Вильгельма это устроит и твоих подданных тоже.
      - Я хорошо воспитал его, - заметил Ролло. - Но вернемся к разговору о принцессе. Так ты говоришь, она оскорбила тебя?
      - О да. Она сказала, что я скользкий как уж, что язык у меня без костей и с него текут медовые речи, в которых, однако, нет ничего, кроме пустословия.
      - Похоже, у этой девушки строптивый нрав, Клив. Клив только молча улыбнулся. По его мнению, с принцессой было не так уж трудно поладить. Впрочем, Вильгельм вообще был мягок с женщинами, так что Чесса наверняка будет довольна этим браком. А вот понравится ли ей Ролло, ее тесть - это другой вопрос.
      - Ладно, с норовом она или нет, но я слышал, что Рагнор все-таки хочет взять ее в жены. Он не мальчик, а взрослый муж, ему уже двадцать один год, однако, насколько я знаю, он самовлюблен, избалован и испорчен. Не думаю, что он будет ласков с девушкой, которая поднесла ему рвотное зелье.
      Тут герцог снова разразился хохотом, однако на сей раз наклонил голову не назад, а вперед. Отсмеявшись, он сказал:
      - Пока она не прибудет в Руан, нам придется оберегать ее, чтобы Рагнор не захватил ее силой.
      - Я сам привезу ее к твоему двору, государь, - сказал Клив и тут же сам себе удивился. Зачем он вызвался сопровождать принцессу Чессу? Ведь ему вовсе не хотелось видеть ее до того дня, когда она и Вильгельм предстанут перед христианским священником, который сочетает их браком. Тогда она станет женой Вильгельма, и о ней можно будет забыть.
      Герцог Ролло покачал головой.
      - В этом нет надобности. Я уже послал в Дублин два боевых корабля. Скоро они вернутся в Руан и привезут принцессу. Но довольно об этом. Где моя племянница Ларен? Я хочу услышать продолжение ее рассказа о королеве, которую захватил в плен хан булгар, и о том, как она не подпускала его к себе, рассказывая ему всякие занимательные истории. Да, из Ларен вышел хороший скальд. Она ловко сочиняет.
      - Думаю, она и Меррик находятся сейчас там же, где твой племянник Таби. В Малверне Меррик очень тосковал по нему.
      - Да, я знаю, как он любит Таби, но ведь теперь у него есть сыновья. Как их зовут? В последнее время я стал забывать имена.
      - Их зовут Кендрнд и Харальд, и оба они очень похожи на своего отца. Они вырастут доблестными воинами. Но что с того? Таби для Меррика - это сын его сердца. Надеюсь, его родные сыновья никогда этого не поймут.
      Герцог Ролло потер свой подбородок, нащупал дряблую складку и нахмурился.
      - Однако, - сказал он, - эта принцесса явно девица с характером. Как ты думаешь, Вильгельму придется ее бить?
      - Боюсь, что, если он ее поколотит, она поднесет ему рвотного или слабительного, не испросив на то его согласия.
      - Женщина становится послушной, когда она носит ребенка. Вильгельм позаботится о том, чтобы она сразу же забеременела. Как ты думаешь, Клив, она достаточно плодовита?
      Клив мысленно представил себе Чессу. Невысокая, полногрудая, тонкая в талии.
      - По-моему, у нее правильное сложение, государь. Клив представил себе, как его ладони охватывают ее талию и кончики пальцев почти смыкаются. А потом руки скользят ниже, по ее бедрам и животу... Да, таз у нее достаточно широкий, чтобы вынашивать детей. Но не детей Вильгельма. И не детей Рагнора. Выходя из тронного зала герцога, Клив с удивлением гадал, отчего ему в голову пришла эта глупая, шальная мысль.
      Дублин, Ирландия, двор короля Ситрика
      Чесса поймала целую сеть рыб глэйли и довольно засмеялась, вытягивая ее из реки. Одна рыба выпрыгнула из сети и шлепнулась обратно в воду.
      - Молодец! Ловко ты от меня удрала! - крикнула Чесса вслед торопливо уплывающей рыбе, уже едва видной в воде.
      Вокруг не было ни души. Двое телохранителей Сайры увели Бродана обратно во дворец. Он не хотел уходить, но у телохранителей был строгий приказ его матери, и Чесса сказала брату, чтобы он шел домой: они смогут наловить рыбы глэйли и в какое-нибудь другое утро. Чесса любила Бродана. В свои неполные восемь лет он был смышлен и очень привязан к ней, своей старшей сестре. По милосердию Фрейи он походил характером на их отца, а не на эту ведьму Сайру. Чаще всего он был серьезен и мечтателен и с удовольствием учился у своих наставников-христиан.
      А вот ее отец в последнее время не выказывал к ней прежней привязанности.
      Нынче утром он сообщил ей, что Вильгельм прислал за ней два боевых корабля, чтобы отвезти ее в Руан. Ей надлежит отплыть завтра.
      Она уже твердо решила, что не желает этого брака, и потому, вздернув подбородок, сказала:
      - Нет, отец, я не хочу выходить за Вильгельма. Не хочу уезжать из Дублина. Я не желаю выходить за мужчину, которого никогда в жизни не видела. Я отказываюсь! К тому же ему почти столько же лет, сколько тебе, а я не хочу быть женой человека, который годится мне в отцы.
      Он явно прилагал усилия, чтобы не выйти из себя, - это было заметно по тому, как напряглись его плечи и сжались губы.
      - Мужчины в любом возрасте остаются мужчинами, Чесса. Что же до Вильгельма, то Клив сказал мне, что ему всего лишь двадцать девять лет, так что он совсем не стар.
      - Все равно. Пусть этот Вильгельм женится на ком-нибудь, кто больше подходит ему по возрасту. Между ним и мною чересчур большая разница в годах целых одиннадцать лет.
      - Ему нужна молодая женщина, которая могла бы рожать детей.
      - Я не желаю уподобляться Сайре, которая рожает одного ребенка за другим. Больше она ничего не умеет. И еще она ведьма, злобная и...
      - Мы сейчас говорим не о Сайре, - сказал король, и Чесса, увидев, что его терпение уже на исходе, решила испробовать другой подход.
      Она вложила свою руку в его руку, как тогда, когда была малым ребенком, а он, ее отец и защитник, был для нее самым главным и чуть ли не единственным существом на свете.
      - Отец, пожалуйста, не отсылай меня в Нормандию. Я постараюсь быть добрее к Сайре. Я больше не буду водить братьев к реке на рыбалку. И постараюсь говорить вежливее.
      Ситрик не выдержал и рассмеялся:
      - Ты обещаешь то, чего никогда не сможешь исполнить, дочь моя. Выслушай меня, Чесса. Ты взрослая женщина, а не ребенок, и тебе пора выйти замуж и покинуть меня. Вильгельм хороший человек, Клив поручился мне в этом. Я очень подробно его расспрашивал и уверен: Вильгельм будет обходиться с тобой достойно.
      "Да, тут уже ничего не поделаешь", - подумала Чесса, откидывая назад прядь, упавшую на глаза. Сегодня - последний день ее свободы. Ее камеристка уже складывала в огромный дорожный сундук тонкие полотняные сорочки, шерстяные платья, окрашенные красной краской, полученной из корня марены, и золотисто-желтое платье, краску для которого добыли из болотного лишайника. А еще отец подарил ей шерстяное платье чистого алого цвета, крашенное редкой заморской краской и отделанное искусной вышивкой. У нее достаточно украшений: изящные броши, изысканные сережки из золота, серебра и слоновой кости, золотые шейные цепочки и цветные бусы, подаренные одним из министров отца. Она принцесса и явится к Вильгельму одетая, как подобает принцессе.
      От этой мысли губы Чессы дрогнули в улыбке. Сейчас ноги у нее были босые и грязные, волосы в беспорядке падали на лоб, на щеках красовались пятна от мутной прибрежной воды. Ее руки были так же грязны, как и ноги, а спину ломило от того, что она долго стояла нагнувшись, когда ловила сетью рыбу глэйли. К тому же подол ее коричневого платья подоткнут сейчас так высоко, что видны все икры, до самых колен.
      Если бы Вильгельм увидел ее в эту минуту, он, наверное, сразу повернулся бы и убежал без оглядки.
      Она подумала о Кливе. Интересно, встретит ли она его в Руане? По правде сказать, она много думала о нем за последний месяц. Ей так и не удалось выяснить, кто подослал к нему убийцу. Кто же питал к нему такую ненависть и за что?
      Она потерла ноющую поясницу и, повернувшись спиной к реке, посмотрела в сторону города. Все здания в нем были деревянные, и между многими из них была настлана дощатая мостовая, так как дожди здесь шли очень часто и немощеные улицы быстро раскисали и становились почти непроходимыми. Опоясывающая город стена тоже была из дерева - она представляла собой частокол из толстых деревянных столбов, надежно скрепленных друг с другом.
      С внутренней стороны вдоль частокола шел дощатый помост, предназначенный для обороняющихся воинов. Дублин был процветающим торговым городом, который богател с каждым годом, множество врагов жаждали захватить его и свергнуть с трона ее отца. Местные ирландские вожди то и дело учиняли набеги, ибо не хотели терпеть власть викингов.
      Чесса вздохнула, подумав о том, что надо возвращаться во дворец. Сегодня отец устраивает пир в ее честь, чтобы отметить последний вечер ее жизни в Дублине. Нетрудно себе представить, как обрадуется Сайра, когда ее увезут в далекую Нормандию! Хотя еще недавно эта ведьма бесновалась и кричала, стараясь убедить короля Ситрика отказаться от нормандского брака. Наверно, она так злилась из-за того, что не хотела, чтобы ее падчерица заняла более высокое положение, чем она сама. Но ведь жена сына герцога Ролло не может быть выше по положению, чем королева Ирландии, разве не так?
      Чесса подобрала свои юбки и направилась к берегу, пробираясь сквозь густые заросли камышей. Подул ветер. Старые ивы, нависающие над рекой, закачались и зашелестели. Со стороны Ирландского моря надвигались тучи. Скоро они прольются дождем. Грянет знатная гроза, - до нее остается совсем недолго.
      Чесса подобрала юбки еще выше и пустилась бежать. Выронив сандалии, она наклонилась за ними и вдруг услышала за спиной чьи-то шаги. Она обернулась и увидела незнакомого мужчину. Он был высок и мускулист. Он смотрел на нее и улыбался.
      Она успокоилась.
      - Кто ты?
      - Мое имя Керек. А ты принцесса Чесса?
      - Что тебе от меня нужно? - спросила она, разглядывая его. Этот человек был немолод. В его густых рыжих волосах белела седина.
      - Да, ты принцесса.
      Не переставая улыбаться, он шагнул к ней. Она попыталась увернуться, но он схватил ее за руку и притянул к себе.
      У нее не было с собой ножа: она забыла его в своей спальне.
      Чесса притворилась, что теряет сознание и обмякла в его руках. Он ослабил хватку, и тогда она швырнула ему в лицо завязанный невод, полный рыбы. Он невольно отпустил ее, и она побежала так быстро, как никогда прежде. Но он тотчас нагнал ее и сильно дернул руку, так, что едва не вывернул сустав.
      Она вскинула колено, чтобы ударить его в пах, но Керек оказался проворнее. Выругавшись, он спокойно поднял кулак и крепко ударил ее в челюсть, а потом подхватил, когда она без чувств повалилась назад.
      Керек перекинул ее безвольное тело через свое могучее плечо. Когда через несколько минут она очнулась и начала вырываться, рыжий великан поставил ее на землю перед собой и сказал:
      - Будешь вести себя спокойно, или мне еще раз оглушить тебя?
      У Чессы кружилась голова, ее тошнило. Ей не хотелось, чтобы он опять ударил ее. Вместо ответа она только молча кивнула.
      Он снова взвалил ее на плечо и понес. Она закрыла глаза, гадая, чего хочет от нее этот человек. Столько раз отец говорил ей, чтобы она не выходила за пределы стен дворца без провожатых, потому что это опасно! Но она не обращала на его предупреждения ни малейшего внимания. И вот результат: отец был прав, а она оказалась полной дурой. Чесса посмотрела на землю и поняла, что рыжий верзила несет ее к гавани, куда приходят все торговые суда. Это хорошо: там рынок, где всегда много людей. Кто-нибудь из них ей поможет.
      Керек начал пробираться сквозь толпу торговцев и торговок, продающих рыбу, башмаки, чаши, выточенные из мыльного камня. Чесса подняла голову и, набрав в легкие побольше воздуха, крикнула:
      - Я Чесса, дочь короля Ситрика! Помогите мне! Помогите!
      Рыжий, смеясь, крепко шлепнул ее по заду.
      - Да, сладкая. Кто же спорит? Ты принцесса, прекрасная принцесса. Как не залюбоваться красотой твоего королевского высочества? И платье у тебя ну чисто королевское, а грязь на мордашке яснее ясного говорит о высоком происхождении.
      - Помогите! Я принцесса Чесса! Помогите мне! Но толпящиеся вокруг люди только глазели на нее. Одни показывали на нее пальцами, другие смеялись.
      - Да что-то ты больно грязная, - заметила какая-то женщина, которая стояла возле лавки ювелира и разглядывала серебряный браслет.
      - В ее босых пятках столько же королевского достоинства, сколько в волосьях, которые растут в носу у моего мужа, - закричала другая, поглаживая красными руками еще живую, шевелящуюся форель.
      Рыжий опять шлепнул Чессу по заду, на этот раз так сильно, что она чуть не вскрикнула.
      - Помолчи, дорогуша, - сказал он громко, придав голосу ласковую веселость. - Зачем давать этим добрым людям повод посмеяться над тобой? Или ты орешь все эти глупости, потому что тебе нравится, когда я хлопаю тебя по твоему круглому, гладкому заду?
      Миновав рынок, он зашагал быстрее.
      - Ты мне за это заплатишь, - тихо проговорила Чесса.
      - Да ну? Что же, посмотрим.
      Она опять попыталась вырваться, и он засмеялся.
      - Не думаю, что мой господин будет от тебя в таком уж восторге, - сказал он и перешел на бег. Вскоре ее затошнило от тряски.
      Не прошло и нескольких минут, как он взбежал на деревянный трап, перекинутый между пристанью и большим торговым кораблем. Здесь он наконец поставил ее на ноги, и Чесса чуть не упала, однако он успел вовремя схватить ее за руку.
      - Пошли, - буркнул он и потащил ее по мосткам, идущим между рядами гребцов. На корме корабля возвышался большой кожаный шатер для сна и хранения грузов. Рыжий толкнул ее туда, и она увидела человека, сидящего в кресле, почти касаясь головой верха шатра.
      Выглядел он донельзя глупо, потому что восседал с таким видом, словно под ним был трон, а вокруг - не корма корабля, а тронный зал, и Чесса рассмеялась бы, если б не мучившая ее тошнота.
      - Вид у нее, как у портовой шлюхи, - сказал человек в кресле. - Как у грязной рабыни.
      От звука этого голоса у Чессы кровь застыла в жилах. Не может быть, чтобы жизнь обошлась с ней так несправедливо. О боги, уж лучше бы она уехала в Нормандию и вышла там за этого Вильгельма по прозвищу Длинный Меч!
      - Да, вид у нее не очень, - ответствовал рыжий Керек. - Но не все ли равно? Когда я наткнулся на нее, она была одна и не доставила мне никаких хлопот.
      - Что-то не верится. Она бы сразилась со всеми полчищами дьявола, о котором толкуют христиане, прежде чем сдаться мужчине - как бы силен он ни был.
      - Ишь ты, - протянул Керек, и в его голосе прозвучало восхищение. - Но я-таки справился с ней и доставил ее к тебе.
      - Да, наконец-то она в моей власти. Здравствуй, Чесса. Наверное, ты не думала, что увидишь меня снова?
      Глава 5
      Чесса молча смотрела на Рагнора Йоркского.
      - Да, мерзавка, теперь ты в моих руках, и тебе не убежать.
      - Что тебе от меня надо, ты, комок болотной тины? Рагнор медленно встал со своего кресла, шагнул к ней и сильно ударил ее по лицу. Она упала на покрывающий корму ковер и больно ушибла бедро. Он стоял над ней, уперев руки в бока, и смотрел на нее сверху вниз. Он явно был очень доволен собой. Его губы кривила злорадная ухмылка.
      - Вот так ты мне нравишься - распростертая у моих ног лицом вниз. Отныне ты будешь говорить со мною кротко и благопристойно. Ты поняла меня, Чесса?
      Она подняла на него глаза и с трудом заставила себя проглотить слова, которые - она это знала - принесут ей новую боль. Но как ей хотелось крикнуть этому ублюдку все, что она о нем думает, наброситься на него и кулаками стереть эту наглую ухмылку с его глупого лица! - Я задал тебе вопрос, Чесса. Отвечай!
      Она не могла выдавить из своего горла ни звука, не могла заставить себя выказать покорность этому подонку.
      Он пнул ее в ребра. Чесса дернулась от боли и тут же свернулась калачиком, подогнув колени и обняв их руками.
      - Отвечай! - визгливо закричал он.
      - Так ты можешь убить ее, господин, - вмешался Керек. - Может, она не смогла ответить тебе потому, что у нее не хватало дыхания. Может...
      - Держи свое мнение при себе, Керек. Она строптива, упряма, и в ней больше гордости, чем в сотне других женщин. Я с наслаждением сломаю эту гордость. Да, с наслаждением. Она пыталась отравить меня. Она бы меня убила, кабы не мое крепкое здоровье.
      Чесса, тяжело опираясь ладонями о пол, с трудом поднялась на четвереньки. Преодолевая стреляющую боль в ушибленных ребрах, она сделала глубокий вдох.
      - Зачем ты велел притащить меня сюда? Он снова занес ногу для удара, но Керек схватил его за руку и торопливо сказал:
      - Это кроткий и благопристойный вопрос. Она не понимает, для чего ты захватил ее, господин. Если ты скажешь ей о своих намерениях, она станет более мягкой и покорной.
      Керек был слеп. Он, Рагнор, знал, что эта девка никогда не станет покорной. И все же опустил занесенную ногу. Однако эта дрянь вздрогнула, ожидая удара. Ему это понравилось. Как знать, возможно, Керек все-таки прав. Возможно, после урока, который он ей преподал, она смирится с тем, что теперь он ее хозяин.
      - Хорошо, слушай, - изрек он и снова опустился в кресло.
      Она стояла перед ним на четвереньках, с растрепавшейся толстой косой, такой же аспидно-черной, как у этих животных - пиктов, живущих на севере, в дикой Шотландии, у этих проклятых грубых дикарей, которые угоняют овец и коров и крадут женщин из стоящих на отшибе ферм. Но у нее по крайней мере волосы чистые и блестящие, не похожие на сальные, свалявшиеся космы пиктов. Пожалуй, она достаточно пригожа.
      Глаза у нее хороши: зеленые, редкого оттенка, почти такого же, как болотный мох. Когда-то он хотел переспать с ней, а потом бросить. Но это дело у него сорвалось и иногда, изредка, когда на него накатывали приступы честности, он понимал, что поступил глупо, пытаясь соблазнить ее, как простую крестьянку. Она как-никак была принцессой, а принцессу нельзя просто так обольстить и бросить, даже если ты будущий властитель королевства Данло.
      Но ему вовсе не хотелось на ней жениться. Он хотел взять в жены Инельду, дочку норвежского купца, который торговал в Йорке драгоценными украшениями. Волосы у Инельды были светлые, почти белые, а глаза - бледно-голубые. О Фрейя, как он желал ее! Но его отец требовал, чтобы он женился на Чессе, этой проклятой стерве, которая отвергла его, которая отравила его, из-за которой он чуть не выблевал собственные кишки.
      Инельда, та отвергала его лишь потому, что была очень невинна, робка. Нет, на самом деле она не отвергла его, не прогнала, а только прошептала, что боится. Боится не его, пусть он, ее господин, так не подумает, а того, что случится, если она забеременеет. Что же ей тогда делать? Да, она боится, бедняжка, очень боится. Он обожал ее за этот страх и точно знал, что, женившись на этой ведьме Чессе, тут же вернется к Инельде и даст ей все, кроме разве что звания его законной супруги. Он о ней позаботится. И пусть рожает хоть дюжину детей, это его только обрадует.
      - Слушай же, - повторил он, когда Чесса подняла голову. - Ты спросила, зачем я велел доставить тебя сюда. Я скажу тебе, зачем. Я отвезу тебя в Йорк. Ты выйдешь за меня замуж. Ты станешь будущей королевой Данло.
      - Ах вот оно что, - медленно проговорила она. - Стало быть, твой отец все еще водит тебя на веревочке?
      Он нагнулся, схватил ее за косу и резко дернул ее голову вверх, пока ее лицо не оказалось на одном уровне с его коленями.
      - Не раскрывай рта, а то пожалеешь, - он дрожал от ярости. - Клянусь богами, я бы с удовольствием избил тебя до потери сознания. Но я этого не сделаю. Вместо этого я заставлю тебя сказать мне правду, глупая девка. Признайся, Чесса, тогда в Дублине ты ведь любила меня, желала меня, хотела выйти за меня замуж. Ты хотела, чтобы я лег с тобой в постель.
      К его удивлению, она кивнула:
      - Да, тогда я думала, что ты и впрямь меня любишь, и потому доверяла тебе. Я верила в твою честность и искренность, верила, что ты человек достойный. Но потом я раскусила тебя, и мне стало противно. Ты стал мне мерзок, и я сама стала себе отвратительна из-за того, что имела глупость поверить тебе. Жаль, что у меня под рукой было мало рвотных трав, а то бы я приготовила тебе зелье посильнее. Тебе, помнится, пришелся по вкусу этот напиток благодаря тому, что я добавила в него имбиря? Я слышала, как тебя рвало, и эти звуки были для меня словно музыка. Мой напиток не был отравлен, но я очень рада, что тебе стало от него настолько худо, что ты вообразил, будто выпил яд. Он окаменел от злости.
      - Я хотел прикончить тебя за твое вероломство!
      - Ты получил то, что заслужил. Ты лгал мне. Ты обманывал меня. У тебя нет чести.
      - Я только хотел переспать с тобой, но не имел желания видеть потом каждый день твое проклятое лицо. А ты отравила меня.
      - Я же сказала тебе, что в моем зелье не было яда. Я просто хотела, чтобы тебе стало так плохо, что ты сам захотел бы умереть, но не смог.
      Он отпустил ее косу. Он до сих пор ясно помнил, как ужасно болел у него живот, как его без конца сводили мучительные спазмы, как извергалась у него изо рта горькая желчь, помнил запах блевотины, которым пропиталась его одежда. Он расквитается с ней за свои страдания! У него уже сейчас руки чешутся схватить ее за горло и придушить. Но он ничего ей не скажет, пусть помучается, гадая, что у него на уме.
      - Я больше не стану тратить на тебя любезные слова, Чесса. Я хотел взять тебя и я это сделаю, и мне все равно, нравится тебе это или нет. Только попробуй еще раз причинить мне вред, и тогда я позабочусь, чтобы с тобой произошел несчастный случай, а я изображу большое горе, когда буду рассказывать о твоей гибели моему отцу.
      - Ты не посмеешь прикоснуться ко мне, Рагнор, или я найду способ прикончить тебя, клянусь богами.
      Как же мне жаль, что я не видела собственными глазами, как тебя выворачивало наизнанку! Правда, мне все было слышно, и я славно посмеялась, потому что ты получил по заслугам. Ты оскорбил меня, Рагнор, и я отомстила тебе. Разве не так поступил бы на моем месте мужчина? Так почему этого не может сделать женщина?
      Она замолчала, зная, что сейчас он опять ударит ее. Лицо его побелело от ярости, глаза бешено сверкали. Но она не могла молчать. То, что она сказала этому подлецу, было правдой, и она не могла не бросить эту правду ему в лицо. Теперь ей придется расплачиваться за свои слова.
      Она чувствовала, что сам воздух вокруг них накалился от его гнева. Он упал на колени подле нее, схватил за горло и стиснул его. Чесса вцепилась ему в запястья, пытаясь оторвать его руки от своей шеи, но он только усилил хватку. Она дернулась вбок, и Рагнор упал на дощатый настил на корме. Внезапно он отпустил ее горло, повалил ее на спину и подмял под себя.
      - Вот что мне было от тебя надо, - прорычал он, упираясь ладонью в ее живот. - И сейчас я это получу.
      Он навалился на нее, и Чесса застыла от ужаса и отвращения. Она чувствовала тяжесть его тела, ощущала все его выпуклости и изгибы, его каменную твердость, звериную силу. Это было омерзительно.
      - Мой господин, капитан собирается отплывать. Он хочет поговорить с тобой. Прошу тебя, господин, пойдем.
      Рагнор совершенно забыл о присутствии Керека, о том, что тот стоит в нескольких шагах и наблюдает. Отец был убежден, что этот проклятый датский ублюдок - наилучший телохранитель для его сына. Он говорил Рагнору, что Керек - человек разумный и здравомыслящий. Вполне возможно. Только зачем он пытается влезть не в свое дело и заступиться за эту стерву Чессу! Чего ему неймется, что он может понимать в таком деле? Он уже старик, и огонь в его крови давно погас.
      Рагнор скатился с Чессы и вскочил на ноги. Она лежала у его ног, закрывая руками грудь, бледная от страха. Да, нет у нее красивой бледности его беляночки Инельды - Чесса, даже бледная, остается чересчур смуглой. И эти ее черные волосы выглядят слишком странно, и зеленые глаза какие-то уж слишком загадочные, как будто она знает что-то, чего не знает он. Они у нее холодные, не то что ласковые, зовущие глаза Инельды.
      Он помотал головой, отгоняя несвоевременные мысли.
      - Имей в виду, я еще вернусь. Если будешь вести себя хорошо, я не дам тебе повода жаловаться на меня моему отцу. Если ты спрячешь свое проклятое высокомерие, я не лягу с тобой, покуда нас не поженят. Но если ты меня рассердишь, если будешь говорить со мной дерзко, я сдеру с тебя всю одежду и выставлю голой перед своими людьми. Ты поняла меня, Чесса?
      - Я поняла тебя, - ответила она, думая лишь об одном: как убежать от него.
      - Сейчас ты похожа на самую грязную из йоркских шлюх. Керек принесет тебе воды, чтобы ты умылась. Не знаю, хватит ли ее, чтобы смыть с тебя всю грязь, но ты уж постарайся. Я привез с собой одежду, которую ты будешь носить. Оденься так, чтобы на тебя не было противно смотреть.
      - Если бы я не пошла на реку ловить рыбу, ты бы не сумел меня захватить. То, что я выгляжу грязнулей, из-за того, что возилась с неводом, должно тебя радовать. Кабы не это, меня бы здесь не было.
      - Так или иначе, я все равно бы сцапал тебя, Чесса, - с утробным смешком ответил Рагнор.
      Сказав это, он удалился.
      Руан, дворец герцога Ролло
      - Ее похитили! - прохрипел Бьярни. Он тяжело дышал, поскольку бежал всю дорогу от пристани до дворца. - Она как в воду канула! Король Ситрик рвет и мечет.
      Ролло повернулся к Кливу.
      - Не могла ли она просто сбежать? Может быть, она не желала выходить замуж за Вильгельма?
      - Какая разница, чего она желала, государь? Решала не она, а ее отец. Клив вздохнул. - Нет, тут дело в другом. Кто-то похитил ее. Кому это было выгодно?
      - Король Ситрик считает, что это дело рук Рагнора Йоркского, - сказал Бьярни. - Он говорил мне, что отец Рагнора Олрик, король Данло, хочет, чтобы Чесса стала женой его сына.
      Клив не смог удержаться от смеха. Он уже рассказал герцогу, как Чесса обошлась с Рагнором Йоркским.
      - Да, государь, - сказал он, отсмеявшись, - трудно себе представить, что Олрик мог официально попросить ее руки у Ситрика. Он знал, что Ситрик ему непременно откажет. Поэтому он просто взял и похитил ее, чтобы женить на ней своего сынка Вильгельм, которого это известие должно было бы повергнуть в великое огорчение, бодро сказал:
      - Да, скорее всего это сделал Рагнор. Лотар по прозвищу Лысый, один из министров короля Карла, тоже говорил мне, что Олрик хочет заполучить принцессу Чессу для своего сына. Даже сам король Карл - и тот не прочь бы сделать ее своей невесткой, хотя его старшему сыну всего одиннадцать лет.
      - Почему ты ничего не сказал мне об этом? - спросил Ролло, обращая на своего единственного сына тяжелый, властный взгляд.
      Вильгельм равнодушно пожал плечами:
      - Французы хотят, чтобы один из сыновей Ситрика обручился с одной из их принцесс. Им не по вкусу союз Ирландии и Нормандии, залогом которого стала бы Чесса. Поэтому я бы не удивился, если бы оказалось, что Карл подсобил Олрику и Рагнору выкрасть эту девицу.
      - Эта девица, о которой ты говоришь с таким безразличием, должна была стать твоей женой, Вильгельм.
      - Ну и что, отец? Ей же не грозит бесчестье. Когда-нибудь она станет королевой Данло. А я буду жить, как жил раньше. У меня есть сын, которого мне подарила моя дорогая Маргарет. Эйлдер станет моим наследником. Он выживет и достигнет зрелого возраста. Право же, мне не нужны другие сыновья.
      Герцог Ролло посмотрел на своего тридцатилетнего сына и веско сказал:
      - Ты глупец, Вильгельм. Если ты любишь давно умершую женщину так сильно, что готов поставить под угрозу продолжение нашей династии, то у тебя явно не все в порядке с головой;
      Почуяв, что сейчас старый спор между отцом и сыном разгорится с новой силой, Клив кашлянул и сказал:
      - Я отправлюсь на поиски принцессы.
      - Да, - немедля согласился Ролло. - Привези ее в Руан, Клив. Вильгельм исполнит свой долг. Он женится на ней и родит еще дюжину сыновей. Это необходимо, сын мой. Наш род не должен угаснуть из-за того, что ты все еще любишь эту свою треклятую покойницу.
      Клив повернулся к Вильгельму.
      Тот явно понимал, что спорить с отцом бесполезно.
      - Да, Клив, - сказал он, - привези ее сюда. Уговор есть уговор, и я не отступлюсь от своего слова.
      - Меррик будет рад этому походу, - заметил Клив. - Он соскучился по приключениям.
      - Я тоже, - спокойно заметила стоящая за его спиной Ларен. - Я тоже.
      - Отец, - пискнула Кири и протянула к нему ручки. Ларен отпустила ее и, обнимая дочь, Клив подумал, что в предстоящих им приключениях ему придется быть очень осторожным.
      ***
      Вокруг царила непроглядная тьма. До лежащей в кормовом шатре Чессы доносились голоса переговаривающихся между собой гребцов. Они жаловались, что ветер стих и теперь им всем придется мучиться, изо всех сил налегая на весла. Еще они сетовали, что Рагнор слишком их торопит. Он хочет быть в Йорке уже через четыре дня. Сейчас они плывут по Ла-Маншу, подумала Чесса, совсем близко от берегов Нормандии. А потом, уже скоро, повернут на север и поплывут по Северному морю, после чего войдут в реку Уз и по ней доберутся до Йорка. Вот там-то она и сбежит.
      Знает ли уже Клив, что ее похитили? Что он об этом думает, беспокоится ли о ней? Хочет ли снова увидеть ее целой и невредимой? Вспоминает ли ее так, как она вспоминает его?
      Она явственно представила себе его прекрасное лицо, яркое золото его волос, его удивительные глаза: один голубой, другой золотистый. А вот вопрос о том, что думают и чувствуют сейчас Вильгельм и герцог Ролло, - ее не занимал. Мысль о них ни разу не пришла ей в голову.
      Она вздохнула и постаралась поудобнее улечься на ковре, завернувшись в теплое шерстяное одеяло. Как и в предыдущие три ночи, ее мучила тревога Чесса боялась, что Рагнор не сдержит своего слова и придет, чтобы изнасиловать ее. Она знала, что Керек ничего не сможет сделать, если сын короля Олрика твердо решит взять ее силой. Правда, теперь ей казалось, что, насколько это возможно, Керек все же постарается ей помочь. Хотя этот рыжий великан уже немало пожил, он был так же силен, как и более молодые воины, однако в отличие от них в нем чувствовались мягкость и доброта. Как же побудить его помочь ей бежать? Видно, что Рагнора он терпеть не может, но удастся ли на этом сыграть?
      За последние три дня Керек провел с ней немало времени, как видно рассчитывая на то, что его присутствие оградит ее от посягательств Рагнора. Он приносил ей пищу и воду, но, беседуя с ней, явно чувствовал себя не в своей тарелке - ведь он был человеком бедным и незнатным, а она как-никак принцесса.
      Ее считают принцессой только потому, что у нее очень умный отец. Подумав об этом, Чесса улыбнулась. Все эти короли и герцоги желают заполучить ее из-за ее чистой, благородной скандинавской крови и из-за могущества ее отца. Если бы они знали правду!..
      - Принцесса...
      - Да, Керек, я здесь. Какая темная нынче ночь. Луны совсем не видно. Скажи мне: как же кормчий узнает, куда следует грести?
      - Он видит слабый свет Полярной звезды, принцесса. Наш кормчий знает каждую звездочку на небе. Готов поклясться, что он сумеет найти дорогу, даже если начнется ненастье и пойдет дождь.
      - Зачем ты пришел на корму, Керек? Он не ответил, и она повторила вопрос.
      - Чтобы помешать ему, - ответил он наконец. - Сегодня вечером он выпил слишком много меда. Он все время смеется и хвастается перед своими людьми, что сперва попробует, какова ты на вкус, и вышколит тебя и только потом женится. Он уверяет, что, если ты ему не понравишься, он отдаст тебя на потеху своей дружине, а потом выбросит за борт. А отцу своему, Олрику, скажет, что ты упала в море и утонула. Он не очень-то тебя жалует, принцесса. Он никогда не забудет, что по твоей милости его три дня рвало как гадюку, ужалившую христианского дьявола.
      - Однако зачем-то я ему нужна, - сказала Чесса.
      - Это точно, нужна, да только он этого не понимает. По годам Рагнор взрослый мужчина, но характер и желания у него как у незрелого мальчишки. Королевство Данло становится все слабее. Скоро саксы захватят Йорк, отберут у нас наши земли, присоединят их к своему королевству, и власти викингов придет конец. Это только вопрос времени. Когда Олрик умрет, Рагнору не хватит ни сил, ни ума, чтобы и дальше сдерживать натиск саксов.
      Керек замолк и долго молчал, сидя подле Чессы под плотным кожаным навесом. Наконец он заговорил снова:
      - Думаю, что ты сможешь многое сделать, чтобы не дать саксам разгромить Данло.
      - Кто? Я?! Но ведь я всего лишь женщина.
      - Это верно. Но существовали же женщины-воительницы, которые вели в бой мужчин и наголову разбивали врага.
      - Да, - согласилась Чесса. - Мне рассказывали о Боадицее, королеве бриттского племени айсенай. Она храбро сражалась против римлян, но в конце концов они ее победили, Керек. Она погибла, и вместе с нею погибли тысячи воинов.
      - Мужчины шли в битву под ее началом. Я слышал, что ее воины, прежде чем их разбили и предали мечу, истребили семьдесят тысяч римлян.
      - И ты полагаешь, что из меня выйдет вторая Боадицея? По-моему, это глупость.
      Она не видела его в темноте, но чувствовала на себе его взгляд.
      - Ты еще очень молода, так что пока рано говорить об этом. Но я видел, с каким холодным презрением ты смотрела на Рагнора. Ты говорила с ним зло и гневно, хотя и знала, что за это он ударит тебя. Ты не плакала, не молила о пощаде. Тебе неведом страх.
      - Но это вовсе не значит, что я прирожденная воительница. Это означает только одно - что я дура.
      - Ты сама отомстила за себя. Ты не стала искать мужчину, который бы совершил возмездие.
      - Приготовить рвотное зелье было парой пустяков.
      - Но как ты убедила его выпить эту дрянь? Она рассмеялась;
      - Он был уверен, что я все равно пущу его в свою постель, хотя я и сказала ему прямо, что он - козье дерьмо и ядовитая змея. Он просто не мог поверить, что женщина способна говорить серьезно. Поэтому когда я улыбнулась ему и предложила напиток с имбирем, он расплылся в ухмылке и выпил все до дна. Блевать он начал не сразу, а только к вечеру следующего дня. До него так и не дошло, что я с ним сделала.
      - Ему было хуже, чем речной змее, которую завязали узлами. Глядя на него, все прыскали в рукава.
      - И все же я не более чем обыкновенная женщина, Керек. Я верила Рагнору, в самом деле верила, что он меня любит. Я не из тех храбрых женщин, которые способны спасти королевство. Я самая обычная, заурядная дура.
      - А до Рагнора ты кого-нибудь любила?
      - Нет, но... Керек встал.
      - За последние дни я хорошо узнал тебя, принцесса. Ты сможешь многому научиться. Смотри-ка, начинается дождь. И ветер вдруг поднялся. Вот теперь мы увидим, действительно ли наш кормчий способен чуять звезды и держать курс, когда небо обложено тучами.
      - Я бы предпочла, чтобы он посадил нас на мель.
      - Если даже тебе удастся убежать, я все равно опять схвачу тебя и отдам Рагнору. Но знай: я сделаю это ради Данло, а не ради этого кичливого ничтожества.
      Чесса снова опустилась на ковер и натянула одеяло до самого подбородка. Неужели он и впрямь считает ее женщиной-воительницей? Положительно, этот Керек повредился в рассудке.
      ***
      Они покинули Руан и поплыли вверх по Сене к Ла-Маншу на двух боевых кораблях и двух торговых. Меррик предвкушал большой барыш.
      - У нас есть изящные кубки из мыльного камня, гребни, выточенные из оленьей кости, и красивые браслеты работы Гира-датчанина. Йорк - большой торговый город. Мы выручим там много серебра. - Он улыбнулся, глядя сверху вниз на свою жену. - И потом, мне хочется купить тебе алое платье. Сколько красок ты ни перепробовала, тебе так и не удалось получить этот цвет.
      Само собой разумеется, что помимо товаров, предназначенных для продажи, торговые суда везли также и предметы, необходимые для обустройства на новом месте: одежду, сундуки, рыболовные сети, семена, - поскольку никто не знал, что они найдут в Шотландии, когда доплывут до ее берегов и по узкому заливу Морэй-Ферт доберутся до торгового города, называемого Инвернесс. Клив охотно отдал Кири на попечение Ларен, которая командовала одним из торговых кораблей. Надо сказать, что взять на себя командование им она согласилась не сразу.
      - Я предпочитаю остаться с Мерриком и с тобой, Клив, - сказала она, недовольно посмотрев на мужа, когда тот предложил ей перейти на торговое судно.
      - Мои люди были бы счастливы видеть тебя здесь, тем более что ты искусный скальд и любому хочется тебя послушать, но еще в Малверне Олег попросил меня разрешить тебе взять на себя командование вторым торговым кораблем. Он сказал, что ты справишься лучше любого мужчины.
      - Ты лжешь так же легко, как умирающий, который клянется, что отныне больше не будет грешить.
      - Вот поэтому ты меня и обожаешь. Она, не выдержав, рассмеялась и, наклонившись, взяла на руки Кири:
      - Пойдем, моя радость, а вечером я снова принесу тебя к твоему отцу.
      Позже, когда корабли вошли в Ла-Манш, Меррик сказал:
      - Меня беспокоит, что ты взял с собой Кири. Тебе следовало оставить ее в Малверне с моими мальчишками или в Руане, у Ролло.
      - Нет, - возразил Клив. - Я взял ее, потому что еду домой, Меррик. Я смогу защитить ее. А кроме того, ты же знаешь, она не любит разлучаться со мной.
      - Не любит - это еще слишком мягко сказано. Она начинает плохо есть, перестает играть с другими детьми. Она выполняет несложную домашнюю работу, которую ей поручает Ларен, но делает это без всякой радости. Страшно смотреть, как она тает на глазах, когда ее отец долго не возвращается.
      - Вот видишь, значит, я был прав, взяв ее с собой, несмотря на все ожидающие нас опасности. Я не смог бы сказать ей, сколько дней пробуду в отъезде, потому что на сей раз это невозможно высчитать. Лучше уж я буду беспокоиться о том, что может с нею приключиться в походе, чем о том, что она чахнет и угасает вдали от меня, потому что я не вернулся к ней в тот день, в который обещал.
      - Я не сомневаюсь, что мы сумеем освободить принцессу Чессу, Клив, но с ней на борту мы уже не сможем продолжить путь в Шотландию. Придется сначала доставить ее в Руан.
      - Да, знаю, и мне не по душе эта задержка, но принцесса Чесса хорошая девушка. Она умна и очень красива. А глаза у нее зеленее, чем холмы под Осло после проливного дождя.
      Меррик задумчиво поглядел на своего друга:
      - Стало быть, она тебе нравится?
      - Да, нравится. Она была добра и искренна со мной.
      - Но готов поспорить, что ты все равно ей не доверял.
      - Я был бы ослом, если бы опять доверился женщине.
      - Клив, тебе пора забыть Сарлу.
      - Дело вовсе не в этом, Меррик. Мне все равно, похожа ли Чесса на ведьму или на христианского ангела. Она принцесса. Она обещана в жены Вильгельму. И ему повезло, что она добра и искренна или по крайней мере старается казаться такой.
      - Если Рагнор Йоркский изнасиловал ее, ни один высокородный человек уже не возьмет ее в жены, и тебе это известно.
      Клив молча взглянул на друга, и его рука невольно легла на искусно изукрашенную рукоять боевого ножа, висевшего у него на поясе.
      "Что бы это значило?" - подумал Меррик. Но ему было недосуг раздумывать над странностями поведения Клива. Подойдя к скамье, на которой сидел Эллер, он похлопал его по плечу и принял у него тяжелое весло.
      Вскоре Меррик разделся до набедренной повязки, и спина его блестела от пота.
      Глава 6
      Небо стало черным, как дно ведьминого котла. Буря была уже совсем близко. Ветер полностью стих, и все вокруг словно застыло. Огромный прямоугольный парус из грубого сукна обвис, как дряблая кожа на шее старика. Было трудно дышать - таким неподвижным и душным вдруг сделался воздух.
      Когда же начнется эта буря? Наверняка она разразится с минуты на минуту ведь не сможет же корабль вечно стоять на море, как мрачный, безмолвный признак, окруженный ничем не нарушаемой мертвой тишиной. Не слышно ни криков чаек, ни ударов волн о дубовые борта. Даже деревянная фигура на носу, голова морского змея, и та кажется сейчас жуткой и зловещей, такой, какой ее, должно быть, видят мирные прибрежные жители, когда из тумана перед ними вдруг возникает боевой корабль викингов, словно демон, явившийся, чтобы забрать их в ад.
      Никто из находящихся на корабле не двигался. Все замерли, такие же застывшие и безмолвные, как окружавшее их море, которое вскоре станет их могилой.
      Чесса стояла в проеме кормового шатра для груза и смотрела на воинов, которые неподвижно сидели на своих скамьях-сундуках, даже не пытаясь грести. Они бросили весла и молча молили Тора или Одина ниспослать им спасение.
      Непогода настигла корабль Рагнора недалеко от берегов Восточной Англии. Керек сказал Чессе, что принц Рагнор в стельку пьян и валяется возле руля, слишком напуганный, чтобы отдавать приказы. Сейчас он занят тем, что допивает остатки горячего меда, чтобы дойти до полного бесчувствия. А капитан Торрик говорит, что едва ли они доживут до утра. Торрик только один раз в жизни видел, чтобы буря начиналась подобным образом. Это было у западного побережья Норвегии, но тогда воздух был не теплым и душным, как теперь, а холодным таким холодным, что, если человека смывало за борт, он тут же замерзал до смерти.
      В то время Торрику было всего десять лет. Ему и еще одному воину чудом удалось выжить: волны выбросили их на скалистый берег неподалеку от Бергена.
      Капитан Торрик подошел к Кереку и Чессе.
      - Она вот-вот обрушится на нас, - прошептал он. Чесса молчала. Что тут можно было сказать? Внезапно Керек поднял руку, указывая куда-то в темноту, и прерывающимся от волнения голосом проговорил:
      - Смотрите, там остров! Видите, там не так черно, как вокруг! Уверяю вас, это остров! Слушай, Торрик, если ребята сейчас изо всех сил налягут на весла, мы сможем добраться до него. Там наверняка есть безопасная гавань.
      - Да, - сказал Торрик с проснувшейся надеждой. - Я тоже его заметил. Поистине, это боги указали его тебе. Готов поклясться, что раньше он не был виден.
      Чесса молча ждала, слушая, как Торрик кричит на гребцов, убеждая их работать веслами изо всей мочи, клянясь, что они спасутся, если сумеют достичь острова.
      - Если б не гроза, мы бы его не увидели, - заметил Керек. - Думаю, сейчас над этим островом льет как из ведра. Там вовсю сверкают молнии, потому нам и удалось его разглядеть. А теперь иди лучше назад в шатер, принцесса.
      - О нет, Керек, я хочу остаться здесь, чтобы все видеть. Могу ли я чем-нибудь помочь?
      - Останься в живых - это все, что от тебя требуется, - ответил он и исчез в темноте.
      Через несколько мгновений начался ливень. Чесса увидела, как огромная, словно гора, волна подхватила одного из воинов и смыла его за борт. Спасти его было невозможно. Торрик еще громче завопил, чтобы все гребли, гребли изо всех сил, иначе им не уцелеть.
      ***
      - Господин, все лодки уже вытащены на берег, привязаны и укрыты. Мы готовы к буре.
      Рорик Харальдссон, хозяин Ястребиного острова, кивнул и откинул Назад голову, подставляя лицо хлынувшему дождю. От мощи дождевых струй у него перехватило дыхание. Уже много лет он не видел такого неистового ливня. Хорошо, что его люди приняли все меры предосторожности, какие только можно было принять. Теперь остается только переждать ненастье.
      Он вошел обратно в дом - большое, вытянутое в длину здание. Так как все двери были плотно закрыты, оно уже было полно легкого голубоватого дыма, поднимающегося из очага. Рорик подошел к своей жене Ми-ране, которая спокойно сидела и шила. Скорее всего она шила ему еще одну голубую рубашку, ведь, по ее словам, в голубом он выглядел еще великолепнее и намного лучше, чем в одежде других цветов.
      Ему нравились ее комплименты и ее подковырки тоже. Она никогда не отличалась кротостью и покладистостью, и именно такой он ее любил. Он знал, что она, не колеблясь, убьет любого, кто попытается причинить ему зло, любого, кто будет угрожать их детям, их острову, их людям. Он доверял ей, как самому себе, и понимал, как ему повезло: лишь очень немногие мужчины могли сказать такое о своих женах или друзьях.
      Когда он приблизился, она подняла на него взгляд, но не улыбнулась. Ее лицо было бледно, и он с тревогой заметил, что ее пальцы слегка дрожат.
      Он вопросительно поднял одну бровь;
      - Опять голубая?
      - Ты о рубашке? Конечно, она будет голубая, такая же, как твои глаза. Мне надо будет нашить тебе побольше голубых рубашек впрок, чтобы хватило до той поры, когда твои глаза выцветут и я забуду, какими они были раньше. Клянусь всеми богами, Рорик, эта буря так неистовствует, как будто Тор обрушил на наш остров весь свой гнев.
      - А как ему не гневаться? Во всем виновата ты, женщина. Говорил же я тебе, не обращайся так властно с моим бедным телом. Боги не любят, когда женщины подминают под себя мужчин, которые по слабости своей плоти всегда готовы подчиниться, если в награду им сулят наслаждение. - И он многозначительно ухмыльнулся.
      Мирана вскочила с кресла, бросила недошитую голубую рубашку на подлокотник и накинулась на мужа.
      Она колотила по его груди кулачками, смеялась и кусала его плечи.
      - Мама, не бей отца! Он хороший, он не мог сделать ничего дурного!
      Мирана обернулась и посмотрела на свою маленькую дочку Аглиду, такую золотоволосую и прекрасную, что от взгляда на нее занимался дух.
      - Твой отец, - сказала она, подхватывая девочку на руки, - большой шутник. Он считает себя очень остроумным, но это не так, потому что все его шутки весьма сомнительного свойства.
      - Лучше отца никого нет, - убежденно сказала Аглида, протягивая ручки к Рорику.
      - Скоро она поймет, что и у тебя есть недостатки, - заметила Мирана, передавая дочь Рорику.
      - Нет, она вырастет такой же, как ее мать, и будет боготворить меня до конца жизни.
      Мирана пихнула его локтем, а потом поцеловала.
      - Я еще расквитаюсь с тобой за твои шутки, господин мой Рорик.
      - Знаю, что расквитаешься. Ты никогда не даешь мне спуску, и я этому очень рад. Но что я вижу? Ты отшвырнула мою рубашку, словно ненужную обглоданную кость. У меня еще слишком мало голубых рубашек - ими набит всего один сундук. Я не могу допустить, чтобы ты ими швырялась.
      - Да, да, мама бросила ее, как обглоданную кость! - с готовностью поддакнула Аглида. - Я сошью тебе другую рубашку, отец. Она будет такой же красивой, как и мамина, а может быть, даже лучше.
      - Мамина рубашка? Звучит заманчиво.
      - Рорик, замолчи. Пойдем, Аглида, тебе уже пора спать.
      Все вокруг могли наблюдать веселую возню хозяина и хозяйки, все видели их улыбки, слышали их смех. Все понимали, что они делают это намеренно, чтобы успокоить своих людей, - и это им удалось. Одна из женщин захихикала, когда муж погладил ее по ягодицам. Маленькая девочка крикнула своей подружке, чтобы та бросила ей кожаный мячик. Разговоры стали громче. Дети опять затеяли игру. А их родители заговорили о том, что пора бы уже отойти ко сну.
      Дождь яростно барабанил по крыше из дерна и дранки, заставляя деревянные балки жалобно скрипеть. Старый Фиррен сказал, что грохот дождевых струй похож на шум битвы между богами и что эта битва сулит смертным новые беды.
      Дождь все лил и лил, порой ненадолго ослабевая, чтобы затем хлынуть с новой силой. Время приближалось к полуночи, но на Ястребином острове спали только дети, а все взрослые бодрствовали, прислушиваясь к непогоде.
      Внезапно дверь с шумом распахнулась, и в комнату вбежал Хафтер.
      - Корабль! - крикнул он. - В гавань зашел корабль и он вот-вот разобьется о скалы.
      Не прошло и нескольких мгновений, как все мужчины высыпали из дома, гурьбой кинулись в широкие ворота палисада и помчались по узкой тропе, ведущей к берегу.
      Рорик выбежал на пристань. Дождь хлестал его по лицу с такой силой, что ему казалось, если он откроет рот, то захлебнется. Ослепительные вспышки молний раскалывали небо. Зашедший в гавань боевой корабль швыряло то вверх, то вниз, голова морского змея на его носу то и дело скрывалась под исполинскими волнами.
      Люди на корабле кричали и отчаянно налегали на весла, пытаясь подгрести к берегу, но все их усилия были тщетны: корабль не приближался к острову, а вертелся на одном месте, словно попав в водоворот. Затем яростный порыв ветра вдруг швырнул судно на берег с такой силой, что несколько человек упали за борт.
      Рорик крикнул своим людям, и мгновение спустя они уже были рядом с кораблем и помогали тем, кто свалился в воду. Другие обитатели терпящего бедствие судна какое-то время еще стояли на раскачивающейся палубе, ошарашенно глядя на Рорика и его воинов и не смея до конца поверить в то, что уцелели. Пожалуй, скоро они придут в себя и испугаются, подумав, что спаслись от бури на море лишь затем, чтобы быть убитыми на берегу. Чтобы развеять их сомнения, Рорик вышел вперед и заговорил, стараясь перекричать громовые раскаты, рев моря и шум дождя:
      - Я Рорик Харальдссон, а это моя земля - Ястребиный остров. Мы не причиним вам зла. Спускайтесь с палубы, здесь вы в безопасности.
      Однако люди на корабле не торопились сходить на берег. Они понимали, что их, вооруженных одними ножами, очень легко перебить. А между тем в их сундуках имелось все необходимое для обороны: мечи, щиты, стальные шлемы.
      - Спускайтесь! - повторил Рорик, читая их мысли; оказавшись во время бури на незнакомом острове, он думал бы точно так же и не смог бы сразу довериться его жителям.
      Люди на корабле молча переглядывались между собой, и было видно, что они понимают, насколько сейчас беспомощны. Внезапно с корабля спрыгнула женщина. Женщина?! Рорик протер глаза и услышал, как она зовет его по имени:
      - О благородный Рорик, неужто это ты? Спасибо тебе за гостеприимство. Мы уже думали, что погибли, но боги сжалились и послали нас к тебе.
      За женщиной на берег спрыгнул мужчина и завопил:
      - Не слушайте ее, она лжет! Она моя пленница, Я женюсь на ней, не слушайте ее!
      "Все это чрезвычайно странно", - подумал Рорик. Что же за корабль выбросили боги на его остров? Он подошел к женщине, увидел, что она очень молода, и сказал:
      - Я понятия не имею, что здесь у вас происходит, но прошу тебя: не бойся.
      - Не прикасайся к ней!
      Рорик повернулся и посмотрел на спрыгнувшего вслед за женщиной мужчину. Вид у того был взбешенный и вместе с тем жалкий и испуганный.
      - Кто ты? - спросил Рорик.
      Незнакомец горделиво выпрямился, словно вдруг вспомнил, что он все-таки воин, а не полузахлебнувшаяся крыса.
      - Я Рагнор Йоркский, сын короля Олрика, - важно изрек он. - Теперь я буду отдавать приказы.
      Рорик подумал о том, что мог бы в два счета взять этого субчика за горло и придушить его.
      - Ты не в том положении, чтобы выдвигать требования или отдавать приказы, - заметил он. - Собери своих людей и следуй за мною в дом.
      - Да, мой господин, - обратился к Рагнору другой воин с корабля. - Мы спаслись и должны быть благодарны этому человеку за его гостеприимство.
      - Я велю вырезать твой проклятый язык, Керек, - прорычал Рагнор. - А ты, крикнул он Чессе, вставшей рядом с Рориком, - ты не смей гневить меня, поняла? Не смей морочить этого человека своей ложью. Молчи и будь покорной.
      Чесса не ответила. Она отбросила с лица мокрые волосы и посмотрела на возвышающегося над нею воина:
      - Господин мой Рорик, капитан Торрик ранен. Кажется, рухнувшая мачта сломала ему ногу. Он хороший человек. Пожалуйста, помоги ему.
      Рорик повернулся и приказал:
      - Хафтер, возьми двух человек. Перенесите капитана Торрика в дом. Мирана позаботится о нем. Я вижу, ты, девушка, знаешь меня. Кто ты, как тебя зовут?
      - Я Чесса, а ты, насколько я поняла, Рорик, владетель Ястребиного острова?
      - Да.
      Ее мокрое лицо расплылось в улыбке:
      - Помнишь ли ты маленькую Эзе, дочь Хормуза, величайшего волшебника всех времен?
      Рорик вгляделся в лицо незнакомки. Когда он в последний раз видел Эзе, той было десять лет. Она была серьезной, умной девчушкой и не выказывала никакого страха ни перед ним, ни перед его воинами. Тогда он воспользовался ею, чтобы спасти свою жену Мирану от Хормуза. Теперь маленькая Эзе стала взрослой девушкой и по странному стечению обстоятельств ее корабль потерпел крушение возле Ястребиного острова.
      - Клянусь богами, - медленно произнес Рорик, - эта буря запомнится мне надолго.
      - Ты красивый мужчина, господин мой Рорик, но все же не такой красивый, как мой отец.
      Рорик откинул голову назад, громко захохотал и тут же подавился дождевой водой, которая хлынула ему в горло.
      - Кстати, как поживает твой красавец-отец? - спросил он.
      Хормуз был большой хитрец. Он изменил свою внешность, притворившись седобородым стариком, таким же древним, как Ситрик, король Ирландии. Потом он убил Ситрика и занял его место. Он хотел получить Мирану, потому что она была очень похожа на Нафту, его давно умершую жену, но в конце концов ему пришлось удовольствоваться кузиной Рорика, Сайрой. Хитрый Хормуз сделал так, что все поверили, будто его пророчество исполнилось и старый король Ситрик благодаря его чарам помолодел. Эту басню с удовольствием рассказывали и слушали во многих странах. И все верили в нее - ведь доказательством ее правдивости был омолодившийся Ситрик.
      - Теперь у моего отца есть четыре сына, и он все еще влюблен в Сайру - о чем я весьма сожалею.
      - Четыре сына? Клянусь пальцами ног великого Тора, он неутомимый мужчина.
      - Да, и Сайра опять беременна.
      - Интересно, изменился ли ее нрав? Она все такая же ведьма, как и раньше?
      - Еще хуже, она...
      Однако Рагнор не дал Чессе договорить:
      - Эй, ты, не слушай ее! Она лжет. Она всего-навсего моя жена, всего-навсего шлюха, всего-навсего...
      - О чем это он? - поинтересовался Рорик, глядя на стоящую перед ним красивую молодую женщину.
      - Сейчас я тебе скажу! - рявкнул Рагнор, оттолкнув от него Чессу. - Ты должен подчиняться моим приказам! - Я - Рагнор Йоркский, а ты - всего лишь жалкий крестьянин, живущий на этой куче грязи и камней.
      Рорик повернулся к Кереку:
      - Кто этот дурак, посмевший назвать мой остров кучей камней?
      - Он не в своем уме, - ответил Керек. - Пойдем, - обратился он к Рагнору. - Я помогу тебе дойти до дома господина Рорика. Твой разум явно помутился из-за бури и выпитого тобою меда.
      - Я не оставлю ее с ним! Он может похитить ее, он может ее изнасиловать. Ведь он викинг, а не христианский монах. Я знаю, что у него на уме, он...
      Рорик поднял кулак и ударил Рагнора в челюсть. Тот рухнул как подкошенный.
      - Странно, что его до сих пор никто не убил, - заметил Рорик, обращаясь к Кереку. - Отнеси его в дом. Иди за моими людьми по тропинке, она приведет тебя к моему жилищу. Надеюсь, когда этот молодец очухается, он поймет, что к чему.
      Чесса с сомнением покачала головой:
      - Вряд ли у него хватит для этого мозгов.
      ***
      Мирана встала и вытерла руки льняной тряпицей. - Торрик поправится, сказала она. Мы с Уттой вправили его сломанную ногу и наложили на нее лубки. Энтти напоил его очень крепким медом, чтобы унять боль. Старая Альна все квохтала и охала над ним, повторяя, какой он красавчик, и он даже улыбался, хотя на него и брызгала ее слюна. Теперь он заснул и проспит много часов.
      - Спасибо, - сказала Чесса. - А кто такая старая Альна? Покажи мне ее.
      - Вон она, сидит у очага и ковыряет в своих двух оставшихся зубах, ответила Мирана. - Смотрю я на тебя, Эзе, и думаю: какая же ты выросла красивая! По правде говоря, я не предполагала, что когда-нибудь встречу тебя опять. Да, из тебя получилась , настоящая красотка.
      - Красотка - это еще слишком слабо сказано, - заметил подошедший Рорик. Чесса рассмеялась:
      - Ты говоришь так лишь потому, что я очень похожа на твою жену. Отец был прав: между ней и моей покойной матерью есть большое сходство. Мне жаль, Мирана, что он хотел заполучить тебя из-за этого сходства, но, честное слово, я предпочла бы, чтобы моей мачехой была ты, а не эта мерзавка Сайра. А теперь, господин мой Рорик, скажи нам правду: ведь ты считаешь меня миловидной только потому, что я напоминаю тебе Мирану?
      - Ты думаешь, у меня плохое зрение? Ты мало похожа на Мирану. У Мираны волосы тоже черные, но у них нет твоего блеска, и глаза у нее другого оттенка: они напоминают цветом сочную траву, которая растет на соленых болотах. А твои глаза, Эзе...
      - Почему ты называешь ее этим именем? - вмешался Рагнор. Он уже успел протрезветь и подошел к Рорику, потирая рукой ушибленную челюсть. Вид у Рагнора был надутый и надменный, как будто он здесь единственный господин и повелитель. Он походил на разобиженного глупого мальчишку, который возомнил себя взрослым мужчиной.
      - Какое некрасивое имя - Эзе! И чужеземное. Почему ты назвал ее этим именем? Чесса быстро ответила:
      - Это мое детское прозвище. Дело в том, Рагнор, что господин Рорик знал меня, когда я была ребенком. Скоро он станет звать меня Чессой - так же, как и все остальные.
      - Чесса, - повторил за нею Рорик. - Красивое имя. Куда красивее, чем ужасное имя моей жены - Мирана. По-моему, Мирана звучит как название какой-то морской рыбы. Я вот о чем подумал: может, моя женушка еще не слишком стара, чтобы взять себе новое имя?
      Мирана ткнула его локтем в ребра.
      - Что-то господин мой Рорик больно осмелел - сказала она. - Но поскольку он не толстеет и исправно носит те голубые рубашки, которые я ему шью и которые так дивно сочетаются с голубизной его глаз, я, так и быть, не стану сталкивать его со скалы в море, по крайней мере до тех пор, пока длится эта буря. Он плохо плавает, и, боюсь, мне пришлось бы прыгнуть в воду вслед за ним, чтобы не дать ему утонуть.
      - Не понимаю, что вы за люди! - злобно проговорил Рагнор. - Эта женщина оскорбляет своего мужа, он отвечает ей тем же, а все вокруг слушают и смеются как дураки. А ты Чесса, имей в виду: мне нет дела до того, что эти люди знали тебя, когда тебя называли этим глупым именем Эзе. Мне это безразлично. Ты все равно выйдешь за меня замуж.
      - Эге! Помнится, ты говорил мне, что она уже твоя жена и еще говорил, что она шлюха и...
      - Попридержи язык, - грубо перебил его Рагнор, однако тут же замолчал, почувствовав на своем плече чью-то тяжелую мозолистую руку.
      - Что ты сказал, червяк? - пробасил Хафтер, нагнувшись к самому уху Рагнора, и так стиснул его плечо, что хрустнули кости.
      Рагнор взвыл от боли.
      - С таким учителем он быстро выучится хорошим манерам, - заметил Рорик. Отпусти его, Хафтер. Не думал я, что этот глупец так быстро забудет, как мой кулак встретился с его челюстью. Право же, для молодого человека у него слишком слабая память. Если он не поостережется, его забывчивость когда-нибудь будет стоить ему жизни.
      - Как видно, его мозги утонули во время бури, - сказал Хафтер. - Если власть в Данло принадлежит такой бестолочи, то немудрено, что королевство слабеет день ото дня и вот-вот попадет в руки саксов. Ты и правда сын старого Олрика, или мать родила тебя от другого отца?
      - Да, я его сын. Олрик стар, скоро он умрет. Тогда я вернусь сюда и поубиваю вас всех.
      - Господин мой, не надо горячиться, - примирительно сказал Керек. - Эти добрые люди спасли нас. Наш корабль разбился, и они приютили нас из милости. Прошу тебя, господин мой, смягчи свою речь и прими их великодушное гостеприимство с улыбкой и благодарностью.
      Рагнор выругался и отошел. До Чессы донесся кудахчущий смех старой Альны.
      - Гунлейк, сколько человек мы спасли? - спросил Рорик.
      - Семнадцать. Керек сказал мне, что остальные девять утонули. Не так уж много, ведь в такой буре могли сгинуть все.
      - А я помню тебя, Гунлейк, - сказала Чесса, глядя снизу вверх на седеющего воина. Он был еще не стар, но суровая жизнь, полная битв, избороздила его лицо глубокими морщинами. - Я видела тебя в Клонтарфе, когда Рорик привез меня туда, чтобы обменять на Мирану. Ты помогал Рорику.
      - Верно, помогал. Но я тебя не узнаю. Кто ты?
      - Я Эзе. Помнишь маленькую Эзе? Ты, Рорик и другие спасли моего отца.
      Гунлейк уставился на своего друга.
      - Вот чудные дела, Рорик, - сказал он.
      - Да, чудные, но ты привыкнешь. Кстати, теперь эту красавицу зовут Чесса. Послушай, Керек, иди поговори с Энтти. Может, она поднесет этому недоумку из Данло какое-нибудь горячее, вкусное питье, от которого у него взбунтуются кишки. Тогда он сполна насладится бурей, бегая из дома в уборную.
      Чесса звонко рассмеялась:
      - О боги, Хафтер, это было бы просто замечательно. Но кто такая Энтти?
      - Энтти - моя жена, - объяснил Хафтер, и в его голосе было столько гордости, что Чессе захотелось познакомиться с женщиной, сумевшей внушить мужчине такое чувство. - А вот и она. Дорогая, нет ли у тебя какого-нибудь снадобья для улучшения манер? Одному из наших гостей оно бы явно не повредило.
      У Энтти были роскошные волосы, очень густые, блестящие, как шелк, переплетенные яркими лентами. Они словно плащом окутывали ее спину и колыхались в такт шагам. Она несла на руках младенца; он спал, положив голову ей на плечо и засунув в ротик свой большой палец.
      - Наверное, ты имеешь в виду нашего великолепного гостя из Йорка? Вот жалкая личность! - Энтти повернулась к Чессе. - Каждому, кто готов его слушать, он орет, что ты его жена. Это правда?
      - Нет. Этот негодяй попросту похитил меня. Если бы не Керек, который разглядел в темноте ваш остров, и если бы не вы, мы все бы погибли. А если б каким-то чудом и выжили, то мне пришлось бы искать способ сбежать от него после прибытия в Йорк. Я никогда не выйду замуж за Рагнора. Я обещана в жены Вильгельму. Если честно, я и за него не хочу выходить, но мой отец заключил брачный договор.
      - Ты обещана Вильгельму? - переспросил Рорик. - Сыну герцога Ролло? Чесса кивнула.
      - Вильгельм хороший человек, - сказала Мирана - Правда, он до сих пор помнит и любит свою покойную жену, но он будет тебе верным мужем.
      - Ха! - фыркнула Энтти, передавая спящего младенца Хафтеру. - Нашла, за что хвалить его, Мирана. Еще бы ему не быть верным! Ведь он такой мрачный, что и не думает о женщинах. Нет, девушке не стоит выходить замуж за человека, который влюблен в другую, пусть даже она и умерла.
      Хафтер схватил жену за руку и потащил ее прочь. Энтти быстро нагнулась, укусила его за руку, а потом, к вящему удивлению Чессы, поцеловала то самое место, в которое только что вцепилась зубами. Мирана рассмеялась. Рорик задумчиво покачал головой:
      - Итак, ты должна выйти замуж за Вильгельма, а Рагнор похитил тебя. Да, Гунлейк прав. Чудные творятся дела. Что мне делать с Рагнором, Чесса?
      Чесса взглянула на Рагнора - тот сидел между двумя своими воинами и все трое тихо переговаривались.
      - Он настоящий змееныш, - сказала она. - Коварный и вероломный. Еще он грубиян и трус. Как ты думаешь, может, мне убить его?
      - Что ж, мысль неплохая. Надо будет об этом подумать. Послушай, жена, по-моему все наши гости уже обсохли и подыскали себе местечки для сна. Кажется, старой Альне явно понравился Керек - я вижу, как она облизывается, разговаривая с ним. Он что, телохранитель Рагнора?
      - Думаю, да. Жаль, что он служит Рагнору, ведь он, похоже, неплохой человек.
      - Да, чувствуется, что он человек степенный и надежный. Мне сразу показалось, что ты не питаешь к нему неприязни.
      - Не питаю, хотя именно он и похитил меня. Он ударил меня, но у него не было другого выхода - иначе я бы от него удрала и его выгнали бы со службы. Я не виню его, он просто выполнял свой долг.
      - А, тогда понятно, почему ты преисполнена к нему таких теплых чувств, заметил Рорик, приподнимая одну золотистую бровь. - Ты ляжешь спать в спальне с моей женой, Чесса, а я останусь здесь, с мужчинами, не то этот Рагнор чего доброго перережет нам всем глотки, пока мы будем спать.
      - Он редкостная дрянь, - сказала Чесса. - Ума не приложу, как я могла ему верить.
      - Ах вот оно что, значит, было время, когда ты ему верила, - сказала Мирана, беря Чессу под руку. - Я сгораю от желания услышать эту историю со всеми сочными подробностями.
      - Да, - произнес Рорик, погладив Чессу по плечу, - а мне хотелось бы узнать все про короля Ситрика, этого глубокого старика, которого Хормуз с помощью своих чар опять сделал молодым. Мирана, отведи Аглиду и мальчиков в спальню и уложи их спать.
      - Да, мой возлюбленный господин, - ответила Мирана и улыбнулась ему улыбкой, невероятно похожей на улыбку Чессы. Рорик смотрел на двух женщин, стоящих рядом, на их зеленые глаза и чуть вьющиеся волосы, такие же черные, как полночное небо, на котором из-за бури не было сегодня ни луны, ни звезд. На него нахлынули воспоминания. "Да, жизнь все-таки очень интересная штука", подумал он и, взяв шерстяное одеяло, лег рядом с Хафтером, у очага.
      Глава 7
      Утро выдалось теплым, в воздухе пахло свежестью и цветами, по ярко-голубому небу плыли белоснежные облака. Море было спокойным, едва заметные волны тихо набегали на берег. Керзог, огромный беспородный пес Рорика, бросался вслед откатывающимся волнам, а потом громко лаял, когда они накатывались снова и вокруг его лап завихрилась вода. Рорик глубоко вздохнул:
      - Если бы не все эти отломанные сучья и прочий мусор, который выбросило на берег, никто бы не сказал, что всего два дня назад здесь бушевал шторм.
      - Да, ты прав, - согласился Гунлейк, наклоняясь, чтобы поднять причудливо изогнутый обломок дерева, и думая о том, что из этой штуки можно будет выточить какую-нибудь славную безделушку для Эрны, его жены. Может быть, дельфина?
      - Что ты скажешь о корабле, Рорик?
      Рорик, осматривавший разбитый корабль, выпрямился.
      - Мы могли бы подлатать его так, чтобы он доплыл до Йорка. Правда, мачта сломалась у самого основания - тут мы уже ничем не поможем. Руль тоже покорежен, но его починить можно.
      - Мы возьмем один из твоих боевых кораблей, - заявил Рагнор, бодро шагая по берегу. - Я осмотрел их оба и твои торговые суда тоже. Мы заберем один боевой корабль и один торговый. Можешь считать это выплатой дани.
      Рорик ничего не ответил, только смерил Рагнора Йоркского взглядом. Платье Рагнора было все в лохмотьях. По-видимому, никто не предложил ему другого, а сам он не подумал о том, что выглядит как пугало, и не догадался попросить новую одежду.
      - Да, - сказал Рагнор еще громче, поскольку теперь его догнал Керек и еще шестеро из его воинов. - Мы возьмем вон тот боевой корабль. Он крепкий и вполне нам подойдет.
      - Понятно, - спокойно проговорил Рорик. - А намерен ли ты вернуть его обратно после того, как доберешься до Йорка?
      - Конечно, нет. Я же сказал тебе, что возьму твои корабли в качестве дани. Мы отплываем после завтрака. Я велел твоей жене и той беззубой старой карге приготовить нам запас еды на дорогу. Старуха посмотрела на меня очень странно, думаю, она ничего не поняла. Должно быть, эта старая ведьма уже выжила из ума. Я сказал Чессе, чтобы она была готова. Да, вот еще что. Тут у тебя есть девушка, которая мне очень понравилась. Ее зовут Утта. Ее я тоже возьму с собой. Для нее будет большой честью стать моей наложницей.
      Керзог зарычал, ощерив мощные желтые зубы. Рорик усмехнулся и сказал тем же спокойным, мягким тоном:
      - Сомневаюсь, что это будет большой честью для ее мужа. Моему псу, как видишь, твое предложение тоже не по вкусу. Пса зовут Керзог, а мужа Утты Хокон. Если хочешь, поговори с ним о своем желании взять ее с собой. Видишь высокого мужчину, который помогает поднять мачту? Это он. Сейчас я его позову.
      - Нет, мой господин, не надо, - поспешно сказал Керек. - Принц Рагнор пошутил. Ему не нужна женщина, у которой уже есть муж.
      - Пожалуй, - согласился Рагнор, глядя на бугры мышц на руках и спине Хокона. - Но корабли я возьму. Керек вмешался опять:
      - Господин мой Рорик, мы попали в сложное положение. Я должен доставить принца Рагнора в Йорк и принцессу тоже.
      - Никаких сложностей тут нет. Все проще простого, - веско сказал Хафтер. Заткнитесь все и помалкивайте впредь, а не то мы с моими людьми перебьем вас и сделаем это с большим удовольствием. Вы больше не раскроете ртов, покуда наш господин Рорик не решит, что с вами делать. Ну как, вы все меня поняли? Даже ты, безмозглый болван?
      - Я Рагнор Йоркский! - визгливо завопил Рагнор. - Ты не смеешь так со мной говорить! Безмозглый болван! Даже моя мать никогда меня так не обзывала. Я велю тебя выпороть! - Он на мгновение замолчал, сверля Хафтера бешеным взглядом, и вдруг успокоился - так же внезапно, как успокоилась погода два дня назад, после того как они едва не погибли из-за бури - Послушай, Рорик, ты должен мне помочь. Ты должен дать мне то, что я требую. Керзог изготовился к прыжку.
      - Сидеть, - приказал ему Рорик и, взяв пса за уши, потянул их вниз. Керек, убери его отсюда. Он начинает мне надоедать. Нет, не мой пес, а твой хозяин. Как объяснил Хафтер, я сам скажу вам, что делать и когда.
      - Господин мой Рагнор, пойдем. Я покажу вам остров. Он вовсе не похож на кучу камней, и грязи здесь теперь тоже нет, потому что погода стоит ясная. Тут очень красиво, много пахотной земли. Мы могли бы погулять, осмотреть...
      Рагнор повернулся и ударил Керека ладонью по губам.
      - Глупый старик, как ты смеешь обращаться со мной, словно я бестолковый ребенок? Как ты посмел взять их сторону? Я прикажу кнутом содрать все мясо у тебя со спины! Я...
      Рорик услышал свирепый вопль и, повернув голову, увидел Чессу. Она мчалась вниз по тропинке, держа курс прямо на Рагнора. Лицо у нее покраснело от быстрого бега и злости. Подбежав к Рагнору, она бросилась на него с кулаками. Она изо всех сил пихала его в грудь, заставляя пятиться, лягала его в голени то одной ногой, то другой и кричала:
      - Ах, ты грязный ублюдок! Керек пытается сохранить твою жалкую жизнь, но ты слишком туп, чтобы это понять! Оставь его в покое, слышишь? Если ты опять ударишь его, я тебя изуродую!
      Рагнор попытался схватить ее, но не тут-то было. Она молотила его кулаками в грудь, в живот, в лицо, потом заехала ему коленом в пах. Он завопил от боли и сложился пополам, и тогда Чесса, громко фыркнув, хладнокровно столкнула его с причала в воду. Потом повернулась и нежно спросила:
      - Тебе не больно, Керек?
      Керек посмотрел на нее с высоты своего огромного роста и сказал:
      - Я должен привезти тебя в Йорк, принцесса. Ты единственная надежда Данло. Ты должна выйти замуж за это ничтожество.
      - Ты говоришь вздор, Керек. Если бы мы поженились, то или я убила бы его, или он меня. Я не Боадицея и вообще не воительница. Я просто женщина. О, Рагнор поцарапал тебе щеку своим серебряным перстнем. Дай я промою царапину.
      Но Керек отшатнулся:
      - Ты принцесса. Тебе не подобает возиться со мной.
      - Принцесса? Да я вовсе... - начала было она, но ее перебил один из воинов Рагнора.
      - Рагнор не умеет плавать, мой господин, - сказал он Рорику. - Следует ли одному из нас спасти его?
      Рорик молча уставился на спросившего, потом откинул голову и захохотал во все горло. Он смог остановиться, только когда из воды послышались вопли Рагнора, отчаянно цеплявшегося обеими руками за одну из свай, поддерживающих причал.
      Хафтер изрек:
      - Хватило двух дней на нашем острове, чтобы воины Рагнора поняли, что любая жизнь лучше той, которую они вели под властью этого ублюдка. Они даже начали сомневаться, следует ли его спасать.
      - Да, Арек, помоги ему, - со вздохом сказал Рорик. - Должен признаться, что мне неприятно отдавать тебе такой приказ. Но Рагнор - будущий король Данло, поэтому мы должны сохранить его жизнь. Его правление - это все же лучше, чем власть саксов.
      - А я чем больше на него гляжу, тем больше в этом сомневаюсь, - сказал Хафтер.
      ***
      Старая Альна не расслышала заданного ей вопроса (слух ее притупился, так же как и разум) и поэтому вместо ответа хихикнула. -Красавец-капитан Торрик пил одно из ее снадобий, которое она подсластила медом и толченым миндалем. Вообще-то, по правде говоря, снадобье это приготовила Утта, поскольку зрение старой Альны так ослабело, что она часто не могла отличить один ингредиент от другого.
      - Скоро ты увидишь валькирий <Валькирии - в скандинавской мифологии воинственные девы, решающие по воле бога Одина исход сражений. Отбирали храбрейших из павших воинов и уносили их в Валгаллу.>, - пообещала она, и капитан вздохнул. - Конечно, не настоящих, а тех, которых я вызову для тебя с помощью этого зелья.
      - Я уже вижу нескольких. Кто эта прекрасная валькирия, которая кормит грудью младенца?
      - Что? А, это Энтти. Но ты на нее лучше не заглядывайся, капитан, а то ее муж, Хафтер, возьмет да и перережет тебе глотку, и тогда все труды моей доброй госпожи, тебя лечившей, пойдут насмарку. Хафтер ни с кем не будет делиться своей женой.
      - У нее красивая грудка, - заметил Торрик и отхлебнул еще немного зелья.
      - Вторая - такая же, - ответила на это Альна.
      - Надо полагать. Интересно, я ее увижу?
      - Энтти обнажила грудь не затем, чтобы показать ее тебе, Торрик. Она кормит своего ненасытного малыша Верада и старается делать это так, чтобы не привлекать к себе внимания. Кабы Мирана не отошла, чтобы помешать еду в котле, ты бы не смог увидеть, как Энтти кормит своего ребенка. Знаешь что, смотри-ка ты лучше на мое лицо. Тогда тебе приснятся несказанные красавицы.
      Капитан Торрик жалобно застонал. Старая Альна хихикнула:
      - Когда-то и я была такой же красивой, и мои груди были такими же полными и округлыми.
      Капитан Торрик опять застонал и закрыл глаза, потому что Мирана вернулась на свое место и заслонила собой Энтти.
      - А как поживает принц Рагнор? - спросил Торрик Альну.
      - Мой господин пока еще не убил этого олуха, если ты имеешь в виду это, капитан. А теперь, мой мальчик, допей это зелье, и прежде чем ты заснешь, я покажусь тебе красоткой. Тебе захочется взять меня в жены. И уложить в свою постель.
      Торрик снова издал жалобный стон и посмотрел на кубок со снадобьем так, словно оно вдруг превратилось в яд. Но он все же выпил его, так как сломанная нога причиняла ему сильную боль.
      - Я рад, что Рорик не прикончил его. Король Олрик поручил нам с Кереком заботиться о его безопасности, но это трудное дело, потому что с Рагнором трудно, нет, просто невозможно ладить. Он все время хвастается и надувает щеки, так что у всех, кто с ним общается, возникает желание вышибить ему зубы. Но вот странно - когда он хочет произвести приятное впечатление, ему это удается. Он умеет казаться умным и обаятельным, даже храбрым, даже способным на сострадание. Керек говорил мне, что именно так он и завоевал сердце принцессы, когда встретился с нею в первый раз. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь мог обвести ее вокруг пальца, но у него это получилось. Он подал себя в самом выгодном свете, притворился добрым, благородным юношей, который ее обожает. Но потом он показал ей свое истинное лицо, а оно у него куда как уродливо. Мы, его люди, хорошо знаем, каково оно, потому что нас он не стесняется.
      Торрик вздохнул, жалея, что зелья в кубке было так мало. В его животе разливалось приятное тепло, боли в ноге он больше не чувствовал и своего собственного языка - тоже.
      - Ума не приложу, что делать, - пробормотал он. - Керек хочет, чтобы принцесса Чесса вышла замуж за этого обормота. Он уверен, что она сделает из него человека.
      - Не думаю, что это возможно, - сказала старая Альна. - Слишком мало исходного материала. Человек не тесто, из него нельзя вылепить то, что желаешь.
      - Да уж, доброго материала в нем кот наплакал, - согласился Торрик и улегся поудобнее. Он чувствовал себя так, словно плывет по воздуху, в голове ощущалась приятная легкость и - о счастье! - он не чувствовал ни малейшего намека на боль. Он мог бы разбогатеть, торгуя этим чудесным зельем! Его покупали бы целыми бочонками.
      - Из чего состояло это питье? - спросил он Альна хихикнула.
      За плечом старухи возникла Мирана:
      - Как ты себя чувствуешь, капитан?
      - Еще одна валькирия, - пробормотал он заплетающимся языком. - А твои груди так же красивы, как у Энтти? - Он улыбнулся, вздохнул и впал в забытье Он видел одну грудь Энтти, ту, которую сосал малыш Верад. Этот капитан красивый мужчина Помню, однажды, когда я была еще моложе, чем ты Мирана, я заблудилась и меня нашел один свирепый воин, и мы...
      Мирана улыбалась, слушая рассказ старой Альпы о том, как ей встретился мужчина, которого она никогда не видела прежде и который оказался лучшим любовником из всех, какие у нее были.
      Вскоре старая Альна тоже заснула, прижавшись к спящему капитану. Мирана укрыла их обоих, гадая, уж не отхлебнула ли и старая Альна дурманящего зелья Утты.
      Керзог бросился к ней как раз в тот момент, когда она поворачивалась, чтобы вернуться к котлу, висящему над очагом.
      - Нет, нет, назад! - крикнула она, но пес ее не слушал. Он был рад видеть свою хозяйку и полон нерастраченной энергии, накопившейся за те дни, которые из-за бури ему" пришлось промучиться взаперти. Пробежки по берегу ему было недостаточно. Он сбил Ми-рану с ног и принялся лизать ей лицо, стоя так, что она не могла подняться. Она попыталась закрыться ладонями, но Керзог знал, как противостоять этой уловке. Он просунул морду между ее лицом и руками и стал лизать ее еще более рьяно.
      - Рорик! - закричала она. - Помоги!
      Рорик и прибежавшая вслед за ним Чесса засмеялись.
      - Хорошая собачка, - сказала Чесса и наклонилась, чтобы обнять Керзога.
      - Сейчас ты об этом пожалеешь, - предупредил ее Рорик, но было уже поздно. Керзог, большой любитель женщин, отпустил Мирану, посмотрел на Чессу, которая была очень похожа на его хозяйку, даже имела похожий запах, и, восторженно прыгнув на нее, уперся передними лапами в ее плечи. Чесса покачнулась, но умудрилась сохранить равновесие. Она смеялась, обнимая громадного пса и почесывая его за ушами.
      - Мне нравится, какой она стала, - заметила Ми-рана, когда муж помог ей подняться. Обмакнув краешек подола в бочку с водой, она обтерла им свое лицо.
      - Да, Чесса славная девушка, - согласился Рорик. - Но что нам с ней делать? Рагнор хочет жениться на ней, но она обещана в жены Вильгельму. О боги, как же мне не нравятся подобные запутанные дела! Может, отправить ее обратно в Дублин? Ситрик ее отец, пусть он с ней и разбирается.
      - Я не хочу возвращаться в Дублин, - резко сказала Чесса. - Отец заставит меня ехать в Руан, к Вильгельму, а я не хочу выходить замуж за Вильгельма. Я его совершенно не знаю. Возможно, он такой же противный, как и Рагнор. А если не противный, то все равно я, быть может, смогу относиться к нему только как к брату. Разве ты захотела бы выйти замуж за такого, как Рагнор, Мирана? И разве ты захотела бы выйти замуж за человека, к которому относишься как к брату?
      - Может статься, что ты полюбишь его не как брата, а как мужа, - вмешался Рорик. Он стукнул Керзога кулаком, затем поднял с пола его любимую палку и швырнул ее в открытую дверь.
      - Повторяю, Рорик: я не желаю возвращаться к отцу. Разве тебе хотелось бы вернуться в Дублин и зажить одной семьей с Сайрой?
      Рорик недоуменно моргнул, потом рассмеялся:
      - Клянусь богами, я бы не желал для себя такой участи.
      - Проклятая ведьма, - сердито сказала Мирана. - Она бы убила меня, если б смогла, потому что ей хотелось заполучить Рорика. Она жестоко обращалась с тобой, Чесса?
      - Да, но когда я подросла, то стала платить ей той же монетой. Увы, мой отец не видит ее пороков, потому что не может и дня прожить без ее тела. Она опять беременна от него. Она родила ему уже четырех сыновей - четырех! Я люблю своих братьев. Старший из них, Бродан, - чудесный мальчик, только слишком уж задумчивый и серьезный. Он христианин и очень любит школьную премудрость. К сожалению. Сайра запрещает мне играть с братьями. Поверь, Рорик, мне нельзя возвращаться к отцу и мачехе, ибо я могу не сдержаться и вонзить нож прямо в ее черное сердце.
      - О боги, - пробормотала Мирана. - Рорик, что же нам делать?
      - А я-то полагал, - сказал Рорик, - что Ситрик сумеет вышколить Сайру, научит ее быть покорной его воле. Помню, в ту ночь, когда он овладел ею, он уверял, что непременно это сделает.
      - При отце она никогда не ведет себя слишком уж скверно, во всяком случае так скверно, чтобы он возмутился. Она злобная, но отнюдь не дура. Да, кем-кем, но дурой ее не назовешь. К тому же отец уже привык, что мы с ней постоянно цапаемся. Он не обращает на это внимания, списывая все ее выходки на очередную беременность.
      В дом вошел Керек, неся дрожащего Рагнора на руках, словно малого ребенка. Лицо Рагнора посинело от холода, зубы выбивали дробь.
      - А я-то тешил себя надеждой, что он все-таки утонет, - заметил Рорик. Теперь кому-то из его людей придется поделиться с ним сухой одеждой.
      - Я тоже надеялась, что мы от него избавимся, - сказала Мирана. - Он смотрел на Утту, как козел на сочную капусту.
      - А волосы у Сайры все такие же красивые? - поинтересовался Рорик.
      - О да. Отец позволил ей перестать красить их в тот день, когда она родила ему первого сына. Как-то раз я набросилась на нее и попыталась выдрать ее хваленую шевелюру, но у меня ничего не вышло. Клив видел, как я дергала ее за волосы. Думаю, он был без ума от них, как и все остальные мужчины. - Она вздохнула. - Отец говорил, что я не понимаю того, что происходит между мужчиной и женщиной. Думаю, он хотел сказать, что Сайра очень хорошо ублажает его в супружеской постели.
      - Клив, - повторил Рорик, ошеломленно глядя на нее. - О боги, возможно ли? Неужели ты знаешь Клива?
      - Конечно. Это он договорился с отцом о моем браке с сыном герцога Ролло. Чтоб этого Клива забрал к себе христианский дьявол! Но в чем дело? Почему ты спрашиваешь о нем? Он называл себя Кливом из Малверна. Его действительно так зовут? Ты что, тоже его знаешь?
      - Да, его действительно так зовут, - подтвердила Мирана. - Мы знаем Клива уже пять лет, с тех самых пор, когда брат Рорика, Меррик, привез его из Киева - А что Клив делал в Киеве?
      - Он был рабом.
      - Рабом?! Но этого не может быть! Ведь Клив гак красив, так изыскан, и он очень умный и очень хорошо говорит - пожалуй, даже слишком хорошо, поскольку он дипломат и ему приходится всегда быть любезным, чтобы никого не обидеть... - Осознав, что Рорик и Мирана смотрят на нее с недоумением, Чесса запнулась, сглотнула и уже спокойнее продолжила:
      - Может быть, я ошибаюсь? Но разве он не хороший человек? Разве он не красив? Разве он не скромен - ведь он нисколько не кичится своим пригожим лицом и ладным телом! Разве он не искусный воин? Он метнул нож так метко, что поразил подосланного к нему убийцу прямо в горло. Я не заметила, как именно он это сделал, потому что тоже метнула свой нож и попала убийце в спину, но потом я увидела своими глазами, что кончик ножа Клива торчит из затылка того человека.
      Она опять запнулась, заметив наконец, что Рорик и М Ирана продолжают смотреть на нее, ошеломление приоткрыв рты. Керзог вдруг залаял, потом сел и вывалил свой длинный язык.
      - Ну хорошо, - сказала Чесса, - я готова поверить тому, что вы мне скажете. Неужели я ошиблась насчет Клива так же, как ошибалась насчет Рагнора? Вы расскажете мне о нем всю правду?
      Рорик откашлялся.
      - Ты все сказала правильно, Чесса. Клив - прекрасный молодой человек. Он был рабом, и с ним жестоко обращались, но он умен и у него хорошо подвешен язык, и за последние пять лет Меррик сделал из него искусного воина, но... внезапно Рорик осекся и посмотрел на свою жену, однако та только улыбнулась, покачала головой и заговорила о другом:
      - Мне надо заняться стряпней. Как ты думаешь, Чесса, угощать нам Рагнора или нет?
      - Его переодели в сухое платье. Хватит с него и этого.
      ***
      Два дня спустя боевой корабль Рагнора был уже почти полностью отремонтирован.
      - Хороший корабль, - сказал Хафтер Рорику, глядя, как воины мажут борта судна густым черным сосновым дегтем. - Шестьдесят футов в длину - это, конечно, поменьше, чем у твоего "Воронова Крыла", но тоже неплохо. С килем пришлось повозиться, но мы его подлатали, и до Йорка они дотянут. Шести весел не хватает, но это неважно. Остальные весла в порядке и уключины тоже.
      - Рагнор тебе больше не докучал?
      - Пытался, но всякий раз, когда он подходит близко, я подзываю Хокона или Аслака. Хокон знает, что этот червяк заглядывается на Утту, и принц Рагнор явно боится, что он разъярится и втопчет его в прибрежную гальку.
      - По-моему, Аслак тоже не прочь это сделать. А потом они бы хорошенько измолотили его ногами и воткнули ножи в его дряблый живот.
      Аслак вдруг закричал:
      - Клянусь богами, Рорик, к нам приближается целый флот! Может, это морские разбойники?
      Рорик не стал терять времени и тут же приказал своим людям вооружаться. Мгновение - и они помчались по тропинке вверх, к общему дому, чтобы взять свои мечи, щиты, луки, стрелы и боевые секиры. Не прошло и нескольких минут, как все мужчины были готовы к битве.
      - Хорошо, что у нас есть еще семнадцать воинов, которые будут драться на нашей стороне, - сказал Рорик, глядя на людей Рагнора, стоящих рядом с его людьми.
      - Они нам не понадобятся, - ответил Хафтер. - Смотри, Аслак машет рукой последнему кораблю. На его носу - малвернский дракон, видишь? К нам в гости пожаловал Меррик.
      - Интересно, - медленно произнес Рорик, - привез ли он с собой Клива. Если да, то, клянусь богами, этого парня ждет большой сюрприз.
      ***
      Клив увидел ее сразу. Он стоял в воротах палисада и смотрел на нее в остолбенении. Он потряс головой. По дороге от берега к палисаду, опоясывающему длинный дом, воины Рорика рассказали ему невероятную историю о том, как Чесса оказалась на Ястребином острове, но он не знал, верить или нет.
      Итак, теперь не придется разрабатывать план спасения невинной юной девушки от этого ничтожества и мерзавца - Рагнора Йоркского. Клив чувствовал одновременно облегчение и разочарование. Жаль, что теперь он не сможет показать себя. Эта мысль заставила его нахмуриться. Перед кем он хотел показать себя? Неужели перед ней? Нет, конечно же, это не так. Это невозможно.
      Она так же не сводила с него глаз, как и он с нее. Потом вдруг тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, - один раз, другой и снова пристально вгляделась в его лицо. Он увидел, как в глазах ее вспыхнуло ликование, и в следующее мгновение она бросилась бежать ему навстречу. Длинные черные волосы, переплетенные блестящими на утреннем солнце алыми атласными лентами, развевались у нее за спиной. Она выкрикивала его имя и смеялась. Она простирала к нему руки. Он не двигался - он чувствовал, что не в силах посторониться с ее пути, и она с разбега налетела на него, обвила руками его шею и, встав на цыпочки, взволнованно заговорила:
      - О Клив, ты пришел! Я на это не надеялась! Обычно боги не бывают настолько добры к нам, смертным. О, как я тосковала по тебе, я без конца о тебе думала, гадая, что ты сейчас делаешь, думаешь ли обо мне и если да, то что. Как же мне хотелось увидеть тебя!
      Она поцеловала его в подбородок, потом в щеку, потому что он торопливо отвернулся, чтобы она не смогла поцеловать его в губы, чтобы случайно не коснулась его шрама. Ему было бы слишком больно, если бы радость на ее лице сменилась отвращением.
      Чесса вдруг осознала, что только, она обнимает его, а он ее - нет. Он просто стоял как столб, опустив руки, не двигаясь, не отвечая ей ни слова, не делая ничего - просто терпя ее излияния. Она быстро разжала руки и отступила, уставив глаза в землю. Она чувствовала себя униженной. Все видели, как она бросилась ему на шею. Все видели, как он ее отверг. Все, все! Ее терзал стыд. Она так обрадовалась, неожиданно увидев его перед собой, что кинулась к нему, забыв обо всем от переполнявшего ее счастья. Какая же она дура! Она совершенно не знала мужчин, нисколько их не понимала. И вот снова ошиблась...
      Надо что-то делать. Не может же она продолжать вот так стоять перед ним, словно провинившийся ребенок. Она подняла голову. Клив был бледен.
      - Прости, - сказала она, вздергивая подбородок. - Ты застал меня врасплох. Я не ожидала увидеть тебя здесь, то есть не ожидала увидеть кого-то, кого я знаю. То есть я хочу сказать, что я о тебе много думала, вернее..."
      - Я понимаю, - перебил он. - Чесса, с тобой все в порядке?
      - Да. Полагаю, тебе уже рассказали, что со мной случилось?
      Клив кивнул:
      - Не все, но пока и этого довольно, остальное ты успеешь досказать мне до отплытия.
      - До какого отплытия?
      - Я должен отвезти тебя в Руан, чтобы ты сочеталась браком с Вильгельмом. Мы ожидали твоего прибытия туда, когда до нас дошла весть о том, что тебя похитили. Мы сразу поняли, что скорее всего это сделал Рагнор Йоркский. И отправились в Данло, чтобы спасти тебя от него.
      Чесса кивнула. Его спокойные слова оглушали ее. Боль придет позже.
      - А потом, - медленно произнес Клив, - нам надлежало отвезти тебя к Вильгельму.
      Она опять кивнула, все еще ничего не чувствуя:
      - Но почему вы сделали остановку на Ястребином острове?
      - Меррик из Малверна и владетель Ястребиного острова Рорик - родные братья. Мы с самого начала собирались навестить его, но нам и в голову не пришло, что буря забросит сюда также и тебя. - Он шагнул к ней и, понизив голос, добавил:
      - Чесса, постарайся меня понять. В этом деле у меня нет выбора. Я не могу распоряжаться ничем, кроме своей собственной жизни, к тому же будущее мое весьма туманно, Что он хочет этим сказать? У него нет выбора? Значит ли это, что он бы любил ее, не будь она принцессой и невестой Вильгельма? Но как понять, каковы в действительности его чувства? Из него невозможно что-либо вытянуть, уж очень он скрытен и уклончив.
      - Понятно, - сказала она и, повернувшись, пошла прочь.
      Рорик, стоявший рядом со своим братом Мерриком, заметил:
      - Она говорила о Кливе еще до вашего появления здесь, причем говорила с таким воодушевлением, что я подумал, нет ли между ними какого-то чувства. Теперь я вижу, что чувство есть, но испытывает его только она.
      Меррик не спускал глаз с Клива. Тот стоял и молча смотрел, как Чесса подходит к дому и скрывается за дверью.
      - Рорик, ты же знаешь, что предательство Сарлы внушило ему глубокое недоверие ко всем женщинам. Клянусь молотом Тора, она даже пыталась убить его. Она хотела похитить Кири, чтобы потребовать с него выкуп. Как бы ты сам относился к женщинам, побывай ты в шкуре Клива?
      - Не знаю, - сказал Рорик. - Что касается Клива, то он, быть может, и любит Чессу, но поскольку именно он договаривался с Ситриком о ее браке с Вильгельмом, честь заставляет его держаться от нее на расстоянии. Странное дело, она, кажется, не замечает шрама на его лице. Она говорила мне, что он красив и телом, и лицом. Все уши мне о нем прожужжала.
      - Если Сарла и замечала его жуткий шрам, то она тоже ничего об этом не говорила, - заметил Меррик.
      - Ну нет, она его очень даже замечала, и его вид вызывал у нее отвращение. Как-то раз она сказала Илерии, что если бы Клив не был так хорошо сложен и не доставлял ей такого наслаждения, она бы ни за что не подпустила его к себе. Еще она сказала, что прощает ему его лицо, поскольку он боготворит ее и поскольку он заставил ее забыть Эрика. Когда Илерия передала мне этот разговор, мне захотелось убить Сарлу. Но Чесса не такая. Она честна в своих чувствах и словах. Меррик негромко выругался.
      - Вот именно, - заключил брат. - В жизни все непросто.
      - Да, попал Клив в переплет, - согласился Меррик.
      Глава 8
      Рагнор Йоркский глядел на Клива и распалялся все больше и больше. Этот человек был сущим уродом с этим его белым, изогнутым, как полумесяц, шрамом, рассекавшим лицо от края брови почти до самого подбородка. Из-за этого шрама он выглядел злобным, свирепым - и очень опасным. Высоким ростом и мощным телосложением он походил на викинга, бороды не носил, а его длинные золотистые волосы были схвачены на затылке шнурком. Держался он спокойно, уверенно, говорил складно и логично. У него были необычные, завораживающие глаза, Рагнор не мог отвести от них взгляда. Один глаз был золотистый, а другой - голубой. Наверняка эти разные глаза - знак проклятия богов. О, как же он, Рагнор, ненавидел этого человека! "Интересно, как его разноцветные глаза действуют на женщин, - подумал он. - Наверное, из-за них он кажется им еще более привлекательным" От этой мысли ненависть Рагнора вспыхнула еще сильнее. Ему хотелось убить Клива. С какой стати он вдруг явился сюда, с какой стати дружит с этим Рориком! А как же этот ничтожный крестьянин Рорик кичится своей жалкой грудой камней, которую он называет Ястребиным островом!
      Ко всему прочему Клив еще и посланник герцога Ролло, треклятого нормандского ублюдка, который хочет, чтобы Чесса досталась его сыну Вильгельму. Керек доложил ему об этом с таким довольным видом, как будто это невесть какая важная новость, и он, Рагнор, не стал обрывать его, хотя и так уже давно все знал. Долг Керека - расспрашивать этих подлых людишек и представлять все сведения ему, принцу Рагнору, своему хозяину и господину. А то что на сей раз ему и без Керека было все известно, не имеет значения.
      Подлые людишки. И этот проклятый Клив - тоже подлого происхождения. Презренный, низкий раб, пусть он даже и стал посланником герцога Нормандии из-за своего умения складно говорить. Впрочем это еще вопрос, действительно ли он говорит так складно. По словам Керека, выходит, что да, но пока что Клив произнес всего несколько фраз, все больше молчал, сидя на скамье у дома, наблюдая за другими и слушая их разговоры. Вот хладнокровный ублюдок!..
      - Мы не позволим ему увезти ее, - сказал Рагнор Кереку. Он все еще смотрел на Клива, не в силах оторвать от него взгляд. Эти проклятые завораживающие разные глаза - как он их ненавидел! - Этот человек - раб, подлый, ничтожный раб.
      - Нет, он свободный человек, - возразил Керек. - Пять лет тому назад Меррик дал ему свободу. Я уже говорил тебе: он посланник герцога Ролло.
      - Ну и что? Какое это имеет значение? Он ничтожный человечек, хотя у него и хорошо подвешен язык. Его легко убить. С ним должны были покончить еще в Дублине.., впрочем, теперь это уже не важно. Он здесь и он все еще жив. Но я все равно заполучу Чессу.
      - Да, ты должен взять в жены принцессу, но нам следует действовать очень осторожно. Я не хочу, чтобы Клив перерезал тебе горло.
      Рагнор посмотрел на Керека с подозрением:
      - А ты-то чего так горячишься? Может, она и тебе приглянулась? Небось, и тебе хочется, а, Керек? Да только такому, как ты, нечего надеяться - эта сучка слишком горда. Для тебя она никогда не захочет раздвинуть ноги.
      - Для тебя тоже, мой господин.
      Рагнор вскочил из-за стола, злобно шипя. Ему хотелось убить кого-нибудь, а ближе всех был этот наглец Керек.
      - Сядь, - сказал Керек, и голос его прозвучал холодно и жестко. Рагнору это не понравилось. Он не ребенок, чтобы кто-нибудь говорил с ним таким тоном. Он уже собрался пригрозить Кереку, что опять ударит его, когда тот вдруг сказал:
      - Я знаю, как заполучить принцессу.
      - Что? И как же?
      - Я скажу тебе, но сначала сядь и начни слушать меня со вниманием.., мой господин.
      Рагнор сел и жадно осушил кубок, полный меда.
      - Я хочу получить эту девку, Утту. Она очень хорошо готовит мед.
      - Она не для тебя.., мой господин.
      - Что с тобой, Керек? Мне не нравится этот тон, который ты вдруг усвоил. Ты насмехаешься надо мной, а я этого не терплю. Прежде я был снисходителен к тебе, потому что ты знал свое место, знал, что по сравнению со мной ты ничто, что я твой господин и ты обязан быть покорным моей воле. Ты должен защищать мою особу не щадя жизни, слышишь? Не щадя жизни! Но сейчас ты вдруг начал мне дерзить. Прекрати это сию же минуту, или я убью тебя!
      - Если ты убьешь меня, несчастный глупец, то принцесса сразу же всадит нож прямо в твое трусливое сердце. Или твой разум так слаб, что ты уже не помнишь, как она побила тебя и столкнула с причала в море за одно то, что ты ударил меня по лицу?
      - Она налетела на меня неожиданно, застала меня врасплох. И потом, не мог же я задать ей трепку на глазах у всех. Но она мне за все заплатит. Когда мне никто не будет мешать, я еще разок лягну ее в ребра. Мне понравилось, как она валялась у моих ног и хватала ртом воздух, точно рыба, вытащенная из воды. Это было приятное зрелище.
      "Как легко этот недоумок отклоняется от темы", - подумал Керек.
      - Послушай меня.., мой господин. Вильгельм, наследник герцога Нормандии, возьмет в жены только девственницу.
      - Ну конечно, ни один могущественный человек не захочет жениться на женщине, с которой уже ложились другие мужчины. Но что с того?
      . Керека так и подмывало сказать Рагнору, что он в жизни не встречал никого тупее, но он только молча улыбнулся, думая о том времени, когда Чесса согнет Рагнора в бараний рог и будет править сама. Она сумеет спасти Данло от саксов. Она была молода и неопытна, но он видел скрытую в ней силу, ясно видел. Он добьется, чтобы этот брак состоялся. А потом он будет учить ее, наставлять, поможет ей ощутить свою силу. И Турелла тоже будет наставлять ее. Но прежде всего надо растолковать очевидное этому болвану Рагнору.
      - Если бы ты взял принцессу силой, Вильгельму пришлось бы отказаться от нее и отдать ее тебе, потому что, если бы он на ней женился и она бы понесла, он не смог бы с уверенностью сказать, кто ее обрюхатил: он или ты.
      Рагнор изумленно воззрился на Керека:
      - Клянусь молотом Тора, Керек, ты еще глупее, чем я думал. Я же хотел взять ее силой и взял бы, кабы ты не помешал. Я мог бы ее обрюхатить, но ты мне не дал.
      Керек почувствовал сильное желание придушить этого поганца, но вместо этого сделал над собою усилие и сказал:
      - Не важно, взял ты ее или не взял. Тебе достаточно сказать, что ты это сделал.
      - Но она будет все отрицать. Разве что я изобью ее до полусмерти - тогда она не откроет рта, может, даже кивнет, когда я скажу всем, что спал с ней.
      - Ты не можешь избить ее до полусмерти. Если ты поднимешь на нее руку, Рорик или Клив тут же прикончат тебя, несмотря на то, что ты принц. Даже сейчас только твое высокое звание и удерживает их мечи. Нет, ты ничего не станешь делать, а только скажешь, что уже успел овладеть ею силой, и не один раз, и что она уже не девственница.
      - Она будет все отрицать и попытается убить меня. Керек пожал плечами:
      - Какой женщине захочется признать, что ее взяли силой? Если она станет все отрицать, кто ей поверит? Однако на всякий случай я подтвержу твои слова. - Немного помолчав, он добавил:
      - И я не позволю ей убить тебя.
      - Ничего путного из этого не выйдет, Керек. Она будет вопить и ругаться и попытается убить нас обоих: и меня, и тебя. Она никогда не станет покорной, никогда не станет слушаться меня с готовностью и охотой. Я не хочу на ней жениться. Пускай мой отец отделается от матери - все равно ему от нее никакого толку - и сам женится на Чессе. А я хочу эту милашку Утту. Она варит отличный мед, сладкий и крепкий, и чем больше я его пью, тем больше мне ее хочется. Думаю, я ей тоже нравлюсь, иначе она не варила бы мед так хорошо. Она варит его для меня, а не для этого скота Хокона, ее мужа.
      "О боги, пошлите мне терпение", - подумал Керек.
      ***
      Она сторонилась его, и это, к его удивлению, было ему неприятно. Чтобы избегать его общества, ей приходилось прилагать немалые усилия, поскольку на Ястребином острове было тесно, очень тесно. Во время трапез в длинный общий дом набивалось столько народу, что яблоку было негде упасть. По крайней мере дюжина мужчин ночевала не в доме, а в отдельно стоящей бане, а теплыми ночами большинство из них спали под открытым небом, лежа вповалку, чтобы не замерзнуть, и используя все имеющиеся на острове одеяла. Некоторые спали даже в хлеву.
      Интересно, о чем она думает?
      Он помнил, как она обрадовалась, когда увидела его и поняла, что он не призрак, не видение, а человек из плоти и крови, Клив из Малверна, и что он в самом деле здесь, на Ястребином острове. Она бросилась к нему, обняла его, поцеловала и заговорила с ним так откровенно, так свободно... Ему хотелось ответить ей тем же, хотелось ощутить вкус ее губ, но он знал, что не должен этого делать, и отвернул лицо.
      Он осторожно повернулся, стараясь не потревожить Кири, спавшую тем крепким сном, который боги посылают только детям. Интересно, снится ли ей сейчас какой-нибудь сон и если да, то о чем он? Что может привидеться девочке, которая прожила на свете всего пять лет? Кири вздохнула, и он обнял ее и поцеловал в золотистую макушку, Он представил себе лицо Чессы в то мгновение, когда она поняла, что эта малышка - его дочь. Она посмотрела на него, потом на Кири, которую он держал на руках, и наконец сказала с улыбкой:
      - Ты очень похожа на своего отца. Когда ты вырастешь, то будешь красавицей.
      - Правда? - спросила Кири. - Я такая же красивая, как и мой отец?
      - Да, могу тебе в этом поклясться. На что Кири заметила:
      - Ты совсем не такая красивая, как мой отец, но ты честная, и ты хорошо видишь.
      Клив засмеялся и подбросил дочку в воздух. Она весело взвизгнула, и он подбросил ее еще раз.
      - Ты бесстыдница, Кири. Теперь принцесса решит, что ты тщеславна, а тщеславие умаляет красоту, как рука, прикрывающая зажженную свечу, ослабляет ее свет.
      Однако, сказав это, он поцеловал бровки Кири и так крепко прижал ее к груди, что она пискнула.
      - Но она сама сказала, что я очень похожа на тебя, отец.
      - Верно, Клив, - подтвердил Рорик. - Не спорь со своей девчушкой.
      Кири протянула Рорику ручки и он поднял ее, обнял и поцеловал.
      - Ты пахнешь совсем как Аглида, - сказал он, вдохнув ее запах. - Скажи-ка, Чесса, как по-твоему, моя дочка тоже красивая? Она тоже вырастет красавицей?
      Подошел Рагнор, стараясь, как всегда, держаться важно и величественно. Однако у него это плохо получалось, поскольку он был в подпитии и выделывал ногами кренделя.
      - Что за глупости вы тут болтаете? - брюзгливо сказал он. - Кому какое дело до девчонки, от которой не может быть никакого толка? Когда она вырастет, многие из нас уже постареют или умрут, так что не важно, станет она красавицей или уродиной. Идем, Чесса. Я желаю поговорить с тобой. Ты станешь моей женой и должна повиноваться моей воле. Идем.
      Чесса повернулась к Рагнору и вздохнула.
      - Уйди, - коротко сказала она. Рагнор, казалось, был потрясен:
      - Как? Ты хочешь, чтобы я ушел? Ты не хочешь, чтобы я поговорил с тобой наедине? Ты желаешь, чтобы я при всех сказал то, что должен сказать?
      - Уйди, Рагнор. Мне нет дела до того, что ты собираешься сказать. Ты опять напился меда Утты, не так ли?
      - Нет, я не пьян. Керек сказал, что у меня должна быть ясная голова, дабы я мог говорить складно и убедительно. Иди со мной, или я при всех скажу то, что должен.
      Керек слегка кивнул Рагнору. Он был удивлен. Рагнору-таки удалось привлечь к себе всеобщее внимание. Все сгрудились вокруг него и Чессы, навострив уши.
      - Ну и говори, - ответила Чесса. - Мне все равно, что ты скажешь. Твой корабль ждет тебя. Покинь Ястребиный остров - ты здесь нежеланный гость. А я посмотрю, многие ли из твоих воинов согласятся сопровождать тебя.
      - Это не твое дело! Ты всего лишь глупая женщина, и тебе многого не дано понять.
      Керек негромко кашлянул, и Рагнор осекся, поняв, что отклонился от темы. Помолчав несколько мгновений, он продолжил:
      - Тебе лучше последовать за мной, Чесса. То, что я собираюсь сказать тебе, очень важно, и об этом надо говорить без посторонних ушей.
      - Выкладывай, Рагнор, что у тебя там, - вмешался Рорик. - Чессе безразлично, что ты скажешь, так что говори при всех.
      - Она не может выйти замуж за Вильгельма.
      - Очень даже может, - спокойно возразил Клив. - И должна. Это решено. И запомни, Рагнор, ты все еще жив только потому, что ты - будущий король Данло. Но прими совет - не испытывай наше терпение.
      Чесса посмотрела на Клива, и по ее взгляду он ясно понял, что она откажется выходить замуж за Вильгельма, и тогда.., о боги, что тогда делать ему? Он потеряет доверие Ролло, потеряет доверие Ситрика. И что станет с Чессой?
      С законной гордостью викинга, который только что разграбил богатый монастырь, Рагнор изрек:
      - Принцесса не может выйти замуж за Вильгельма, потому что я уже ложился с ней! Я был с нею много раз. Она больше не девственница. Может, она уже теперь носит моего сына, будущего правителя. Но он, конечно, будет править нескоро, только после того, как я процарствую много лет, Керек опустил голову, чтобы скрыть довольную улыбку. Рагнор хорошо сыграл свою роль. Керека всегда удивляло, что Рагнору порой удается предстать человеком, исполненным достоинства, разумным и красноречивым. Теперь он ждал, что сделает принцесса. Она смотрела на Рагнора, ошеломленно раскрыв рот и не произнося ни слова. Керек был готов к ее гневным крикам и возмущенным опровержениям. Он был готов лгать, подтверждая слова Рагнора. Эта ложь будет оправдана. У него нет иного пути.
      Внезапно Чесса закрыла рот и с младенческим простодушием сказала:
      - Ну и что с того, принц Рагнор? Что с того, что ты несколько раз взял меня силой? Ведь это только увеличило мою ненависть к тебе, жестокому и тупому хаму.
      Рагнор стал похож на рыбу, вытащенную из воды. Челюсть его на мгновение отвисла. Он явно не знал, что ответить. Керек понял, что пора вмешаться.
      - Принцесса, - торопливо сказал он, - то, что случилось, не навлекает на тебя позора. Однако ты должна понять, что теперь Вильгельм Нормандский не может взять тебя в жены. Человек, столь знатный и могущественный, как он, может жениться только на девственнице.
      - Ах вот как, - медленно произнесла Чесса. - Но ведь Рагнор взял меня силой, против моей воли. Я не могла ему помешать. Неужели я не могу выйти замуж за Вильгельма только потому, что этот ничтожный червь Рагнор изнасиловал меня несколько раз?
      Меррик вдруг спросил:
      - А после последнего раза у тебя были месячные? Мирана и Ларен одновременно схватили Меррика за руки и встряхнули его.
      - Замолчи, - прошипела Ларен. - Ты ставишь Чессу в неловкое положение. О таких вещах надо говорить без посторонних ушей.
      - О, я отвечу на его вопрос, - сказала Чесса, надменно расправив плечи и не отрывая взгляда от Клива. - Нет, у меня не было месячных.
      Клив бросился на Рагнора без единого слова предупреждения. Он поднял его, как тряпичную куклу, впечатал кулак в его зубы, потом в живот и отшвырнул его на добрых шесть футов.
      - Подлый ублюдок, ты посмел изнасиловать благородную даму, принцессу! Клянусь богами, мне плевать, что ты принц. Сейчас я убью тебя!
      С этими словами он снова прыгнул на Рагнора, сел на него верхом и опять обрушил на его физиономию свой тяжелый кулак, так что голова наследника короля Олрика стукнулась о земляной пол. Потом Клив рывком поднял Рагнора на ноги, легко уворачиваясь от его ударов.
      - Я этого не допущу, - пробормотал Керек и бросился к ним.
      - Стой! - крикнул Рорик, заметив, что Керек выхватил из-за пояса нож. Четверо мужчин оттащили Клива от Рагнора; у того были в кровь разбиты губы и подбиты оба глаза. Он дрожал и был весь в поту.
      "О боги, - подумал Рорик, - а что, если Клив отбил ему потроха?"
      Рорик крепко держал вырывающегося, задыхающегося от ярости Клива, не сводя взгляда с Рагнора, которому Керек обтирал с лица кровь. Остальные люди Рагнора не спешили прийти ему на помощь.
      Меррик тихо сказал:
      - Клив, перестань. Возьми себя в руки. Ты не можешь прикончить этого поганца. Не можешь. Никто из нас не может этого сделать, несмотря на то, что он натворил.
      - Я могу его прикончить и прикончу! Разве ты не слышал? Он изнасиловал ее и с тех пор у нее не было месячных.
      Он рванулся, но четверо воинов держали его цепко. Чесса не хотела, чтобы Клив обагрил руки кровью Рагнора.
      - Благодарю тебя за то, что ты защищаешь мою честь, Клив, - сказала она. Но в этом нет нужды.
      Клив повернулся к ней и погрозил ей кулаком:
      - Послушай меня, Чесса: ты не отвертишься от брака с Вильгельмом! Скоро у тебя начнутся месячные, и тогда ты выйдешь за него замуж, поняла?
      - Ты так громко кричишь, что тебя мудрено не понять.
      - Не заговаривай мне зубы! Ты выйдешь за Вильгельма. Это твой долг.
      - Но Рагнор говорит, что это невозможно, поскольку я уже не девственница. Неужели это правда? Неужели ни один могущественный сеньор, у которого есть гордость и честь, не захочет жениться на мне только потому, что меня изнасиловали? Разве я не осталась такой же, какой была до этого? Разве у меня теперь другое имя? Разве я стала говорить иначе или вести себя не так, как прежде? Что изменилось из-за того, что Рагнор несколько раз взял меня силой?
      Клив рванулся изо всех сил, и державшие его руки разжались. В следующее мгновение он уже сжимал горло Рагнора. Его еле оттащили, в такое он впал неистовство. Меррик никогда еще не видел Клива в подобном исступлении. Поскольку ничего иного не оставалось, он размахнулся и крепко ударил своего друга в челюсть.
      - Пусть поспит от этого снотворного, - сказал он, потирая костяшки пальцев. - Он был в таком бешенстве, что слова на него не подействовали бы. Когда очухается, мы с ним поговорим.
      - Благодарю тебя, - сказал Керек. - Мне не хотелось убивать твоего друга, но я должен был защитить Рагнора.
      - Что ты сказал, Керек? Что ты был готов убить, чтобы защитить меня? Это хорошо. Хорошо, что ты вспомнил, что обязан меня уважать. Многие из этих людей имеют дурные намерения, и вполне может статься, что тебе придется защищать меня.
      Керек на мгновение закрыл глаза.
      Чесса тихо сказала:
      - Ты знаешь, каков он на самом деле, Керек. Я ни за что не выйду за него, и ты не сможешь меня принудить. Никто не сможет.
      - Я должен попытаться, принцесса, - ответил Керек и, вздохнув, повернулся к Рагнору, который пил мед из деревянного кубка и с неприкрытым вожделением смотрел на Утту.
      ***
      Клив очнулся и застонал от боли в подбородке. Открыв глаза, он увидел лицо Чессы - она держала его голову у себя на коленях и осторожно прижимала к его ноющей челюсти мокрое полотенце. Он ощутил мягкость ее тела, почувствовал исходящее от нее тепло и тут же отодвинулся и сел, спустив ноги с кровати.
      - Где мы находимся?
      - В спальне Рорика и Мираны. Я перевязала твои руки: ты ободрал костяшки пальцев.
      Клив вспомнил, что он сделал и, закрыв глаза, выругался.
      - Меррик сказал, что ему пришлось ударить тебя. Он сказал, что никогда не видел тебя в таком ужасном гневе и что...
      - Помолчи и дай мне подумать.
      Она сложила руки на коленях, прислонилась к дощатой перегородке, отделявшей спальню Рорика и Ми-раны от соседней, и стала ждать. Она была довольна. Клив попытался убить Рагнора. Его ярость была просто великолепна!
      Однако время шло, а он все молчал, и Чесса нетерпеливо заерзала:
      - Ну как, Клив, ты уже подумал.' - Помолчи, - повторил он, еще больше отворачивая от нее лицо. - Ох, как же у меня ноет челюсть.
      - Понадобилась сила четырех человек, чтобы оттащить тебя от Рагнора, но ты продолжал рваться к нему. Наверное, ты происходишь из рода воинов.
      - Да, я из рода воинов, но с какой стати ты говоришь обо мне с такой гордостью? - сказал он, вновь поворачиваясь к ней. - Можно подумать, что я твой сын и ты гордишься тем, что я, дрался как одержимый. Не знаю, что на меня нашло, но это не повторится. Я этого не допущу. О проклятие, это все ты! Это ты заставила меня потерять голову.
      - Именно так, - подтвердила она, и уголки ее губ приподнялись в чуть заметной улыбке. - Я обладаю большой силой - возможно, я даже ведьма. Всякий оказавшийся рядом со мной мужчина делает то, что я желаю. Ты не исключение, хотя поначалу я думала, что...
      - Помолчи. Ты можешь сколько угодно насмехаться над этим придурком Рагнором, но не надо мной. Так что помолчи.
      - Что ж, ладно. А вот и Кири. Иди сюда, дорогая. Как видишь, твой папа чувствует себя хорошо.
      У Кири был испуганный вид, и Клив почувствовал угрызения совести. Он быстро посадил дочь к себе на колени и прижал ее к груди.
      - Прости меня, детка. Не знаю, что на меня нашло.
      - Что ты, отец, - сказала Кири. - По-моему, ты здорово дрался.
      "Женщины, - подумал Клив. - Как видно, у всех у них извращенный ум, даже у самых юных".
      - Жаль только, что дяде Меррику пришлось ударить тебя. Ему тоже жаль, он сам мне так сказал. А Ларен сказала, что жалеет, что тут не было Олега, потому что он был бы очень рад посмотреть, как ты дерешься, когда выходишь из себя.
      - Бред, - пробормотал Клив, ссаживая Кири с колен и ставя на пол. - Иди, поиграй со своими кузенами.
      - По правде, они мне не кузены.
      - Ну, почти кузены. Иди поиграй. Кири вприпрыжку бросилась вон из спальни, но возле двери вдруг остановилась и обернулась.
      - А почему ты так рассердился, отец? Не все ли тебе равно, за кого она выйдет замуж?
      - Иди поиграй, - повторил Клив и, когда Кири выбежала вон, повернулся к Чессе. - Я скажу тебе то, что уже говорил: скоро у тебя начнутся месячные, и тогда ты выйдешь замуж за Вильгельма.
      Она засмеялась.
      - Но я ведь уже не девственница, или ты забыл?
      - Вильгельму тридцать лет, он человек зрелый, умный. Он все поймет. Мужчина, желающий непременно получить в жены девственницу, - дурак, а Вильгельм далеко не глуп.
      - Если ему, будущему правителю Нормандии, и впрямь все равно, окажется ли его жена девственницей или нет, то его скорее можно назвать не зрелым, а перезревшим.
      - Говорю тебе - он не стар. Он старше меня всего на пять лет. А ума у него больше, чем у прочих, потому что он никогда не был дураком и потому что он десять лет был женат на женщине, которую любил.
      Он всегда был ей верен, а когда вы поженитесь, будет верен тебе.
      - Возможно, Вильгельм и не дурак, а вот ты, Клив, точно дурень. Скажи мне, с какой стати ты напал на Рагнора?
      Он посмотрел на нее так, словно хотел ее задушить.
      Глава 9
      - Я требую, чтобы ты убил этого Клива, этого бывшего раба, который возомнил о себе невесть что! Он должен умереть. Он посмел ударить Рагнора Йоркского, сына Олрика!
      Рорик посмотрел на синяк под правым глазом Рагнора, на его багровую, распухшую челюсть, на его покрасневшее горло и спросил:
      - А почему ты говоришь о себе так, словно речь идет о ком-то другом? Почему ты сказал "он ударил Рагнора Йоркского", а не "он ударил меня"?
      - Во мне течет королевская кровь, а люди королевской крови говорят именно так, когда желают, чтобы их приказание было исполнено немедленно. Убей его, Рорик. Я тебе приказываю.
      - Мало ли чего ты там наприказываешь, - ответствовал Рорик. - Наверно, если убивать всех, кого ты прикажешь, на земле и народу-то не останется. Думаю, надо давать тебе поменьше меда, поскольку он явно разжижает твои и без того не самые крепкие мозги.
      - Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?!
      - Твой корабль готов отвезти тебя в Йорк, - сказал Рорик, чувствуя, что еще немного - и он тоже бросится на этого придурка, как давеча Клив. Надеюсь, у тебя осталось достаточно людей, чтобы грести.
      - Людей у меня достаточно. Больше, чем мне нужно.
      - Вот и хорошо, потому что сдается мне, что многие из них не собираются возвращаться с тобой в Йорк.
      Рагнор молча воззрился на него, а потом, вновь обретя дар речи, заорал:
      - Утта, меду! Керек, поди сюда и скажи мне, что Рорик лжет.
      Рорик покачал головой и поспешил выйти вон. Проходя мимо Энтти, которая месила в большом общем корыте тесто для хлебов, он потрепал ее по плечу. Ему редко приходилось видеть столько теста. Энтти месила его и негромко пела. Как хорошо, что Рагнор со своими присными уедет завтра утром. Из-за того, что надо было кормить этакую ораву, запасы ячменя и ржи уже порядком истощились. Приходилось подавать на стол все больше и больше рыбы. Рорику хотелось сплавать на большой остров, чтобы поохотиться на фазанов и тетеревов, а может, даже и на диких кабанов, но он не решался покинуть свои владения, пока там находился Рагнор. Правда, там оставался и Меррик, но Рорик не собирался взваливать на него такое бремя.
      Меррик и его воины и так постоянно следили за Рагнором и его подручными, так же как и люди самого Рорика. Однако как же хочется поесть свежей дичи! Как надоела рыба, даже жареная селедка Утты, даже ее запеченный окунь с пряностями!
      Он встретил брата у ворот палисада.
      - Куда ты, Меррик?
      - На охоту. Аслак, Хафтер и еще около дюжины человек идут со мной. Я знал, что ты не захочешь покидать остров, пока здесь торчит этот недоумок Рагнор, от которого можно ждать любой пакости. Будь спокоен: я оставил здесь достаточно людей. Мы с ними будем ходить на охоту по очереди. Вообще-то мне следовало начать еще вчера. Клянусь Тором, моей утробе до смерти надоела рыба, хотя здесь ее и хорошо готовят.
      Рорик невольно улыбнулся при мысли о том, как они с братом похожи.
      - Хорошая мысль, - сказал он. - Я и сам только что думал о том же. Я разрешу своим людям поохотиться с тобой. О боги, как же мне надоело сидеть здесь! Мои мышцы совсем размягчились от безделья. Кстати, а где Клив?
      - Если Чессе удалось добиться своего, то он, вероятно, сейчас с ней.
      - А ей удалось добиться своего?
      - Возможно. Она очень упорная.
      ***
      Когда они дошли до сосновой рощицы, Клив вдруг спросил:
      - У тебя не болит живот?
      - Ас какой стати ему болеть? Утта варит прекрасную кашу, другой такой я в жизни не пробовала. Рыбу она тоже готовит очень вкусно, хотя мне рыбные блюда уже успели надоесть.
      - Я говорю о месячных, Чесса. Разве у тебя не болит живот, когда начинаются месячные?
      - Клив, вместо того, чтобы толковать о моих месячных, тебе лучше поскорее отправить послание герцогу Ролло и его сыну Вильгельму. Сообщи им, что прежней юной принцессы Чессы, пригожей, юной и невинной, больше нет. Вернее, что она все так же молода и пригожа, но - увы! - уже не невинна. Сообщи Вильгельму, что, если он женится на мне, я смогу сравнить его с другим мужчиной. Насколько мне известно, мужчинам такое не по вкусу, потому они и требуют, чтобы их невесты были девственницами.
      - Не все мужчины - тупые скоты.
      - Правда? Значит, мне просто не повезло. Поначалу Рагнор казался мне самим совершенством и только потом показал свою истинную натуру, лживую и вероломную. Ты можешь спросить, как же я могла так обмануться, ведь любому видно, какой он болван. Что ж, я тебе отвечу: да, я была слепа. А потом мой отец решил выдать меня замуж за человека, которого я никогда не видела, который много лет был женат на другой женщине и которого ты назвал зрелым и умным. Но тут мой прежний поклонник, Рагнор, похищает меня и насилует. А затем являешься ты и хочешь отправить меня к тому, кого выбрал для меня отец, к этому твоему зрелому Вильгельму. По-моему, слово "зрелый" может означать только одно - что он нудный и несносный. О, Клив, неужели я еще недостаточно страдала?
      Она закрыла лицо руками и зарыдала.
      - Прости меня, Чесса, - сказал Клив, обнимая ее. - Клянусь богами, я чувствую себя последним мерзавцем.
      Он крепко прижал ее к груди и почувствовал, что ее руки тоже обвиваются вокруг его тела. Ее груди уперлись в его грудь, ее теплое дыхание обдало его шею. Он нагнул голову и поцеловал Чессу в макушку.
      - Мне очень жаль, что так произошло. Теперь я вижу, что мне все-таки следовало прикончить этого подлого ублюдка Рагнора, несмотря на то, что он должен унаследовать Данло. Он причинил тебе сильную боль?
      Она кивнула, прижимаясь головой к его плечу и не переставая рыдать:
      - Он сильно ударил меня ногой по ребрам. Он сказал, что ему нравится смотреть, как я лежу у его ног. Ему нравилось смотреть, как я страдаю от боли, потом он навалился на меня и овладел мною насильно.
      Клив снова поцеловал ее, эту удивительную девушку, которая считала его более красивым, чем сами боги, эту восхитительную девушку, которая была принцессой и потому стояла намного выше его. Ей причинили великое зло, и теперь он должен был позаботиться о том, чтобы она не претерпела новой, еще горшей обиды.
      - Ты должна выйти за Вильгельма. - Он поцеловал ее в ухо. - О Чесса, ты ведь принцесса, дочь короля. Ты должна выйти за Вильгельма, другого выхода у нас нет.
      - Я подумаю об этом, если ты отправишь ему послание, в котором сообщишь, что со мной случилось.
      - Уйдет много дней, прежде чем мое послание достигнет его, и еще столько же, прежде чем гонец вернется сюда, на Ястребиный остров.
      - А ты бы предпочел сразу отвезти меня к нему, чтобы я рассказала ему все сама? Чтобы я своими глазами увидела презрение на его лице и поняла, что он обо мне думает? Какой ты недобрый, Клив.
      - Нет, я не это имел в виду, - пробормотал он и обнял ее еще крепче. Он поцеловал ее горячий, нагретый жарким солнцем висок. - Чесса, ты обещана ему в жены. Твой отец и герцог Ролло обо всем договорились.
      - С тех пор все изменилось, - шепнула она, потом поцеловала его в ухо и, подняв руку, легонько коснулась пальцами его губ. - Все изменилось, Клив. Скажи, ты не презираешь меня? Не ненавидишь меня из-за того, что со мной сделал Рагнор?
      - Клянусь всеми богами, нет! Ты - это ты, и этого ничто не изменит.
      - Тогда почему мы не можем просто...
      - Ты сказала, что, когда впервые встретилась с Рагнором, ты была слепа. Посмотри на мое лицо. Посмотри!
      Она взглянула ему в лицо:
      - О чем ты? Ты прекрасен. Я никогда не устану любоваться тобой.
      Он не мог ей поверить. Она лгала - иначе и быть не могло.
      - Разве ты не видишь этот шрам? А может быть, считаешь меня дураком и тебе нравится насмехаться надо мной? Я же урод, я безобразен, безобразнее, чем деревянный дракон на носу корабля Меррика. Разве ты этого не видишь?
      Она улыбнулась, обхватила его лицо ладонями, притянула к себе и поцеловала его шрам. Он чувствовал на своей коже ее нежные, теплые губы и не знал, что делать: то ли оттолкнуть ее, то ли припасть к этим губам и целовать их, пока они оба не начнут задыхаться.
      Она заговорила снова:
      - Ты хотел убить Рагнора за то, что он сделал со мной. Если ты покажешь мне того негодяя, который сделал это с тобой, - она снова поцеловала его шрам, - я его зарежу.
      Он ошеломленно посмотрел на нее, потом медленно произнес:
      - Это сделала женщина.
      - Тебя ударила женщина?
      - Да.
      - Хорошо, что она больше ничего тебе не сделала. Ты жив, и ты здесь, со мной.
      - Это ненадолго. Как только у тебя начнутся месячные, ты поедешь в Руан.
      - Ты сказал это таким тоном, словно тебе вовсе не хочется, чтобы я вышла замуж за Вильгельма. И ты продолжаешь держать меня в объятиях. Может быть, ты хочешь жениться на мне сам?
      - Нет, - сказал он, - не хочу.
      Он наклонил голову, она приподняла лицо, и он поцеловал ее в губы. О боги, она была готова отдаться ему. Он тоже желал ее, желал страстно, но он не должен поддаваться этому порыву. Надо держать себя в узде. Он не должен прикасаться к ней и уж тем более целовать ее в губы, как будто она принадлежит ему по праву.
      - Нет, - проговорил он и отшатнулся. - Нет, я не хочу на тебе жениться. Я никогда не женюсь. Мне, конечно, нужна женщина, чтобы утолять желания плоти, но мне не нужна жена. У меня есть дочь, и больше мне никто не требуется. Я воспитаю мою Кири честной и прямодушной. Когда она вырастет, она не будет обманывать мужчин.
      Она молчала. Клив слышал ее "учащенное дыхание, видел, как вздымается ее грудь, и не мог отвести взгляда от этих высоких полных грудей, вырисовывающихся под платьем. Ему безумно хотелось дотронуться до них, ощутить их вкус.
      - Уйди, Чесса, - произнес он наконец. - Что же ты стоишь? Не хочешь уходить? Ну что ж, тогда уйду я. Не знаю, в какую игру ты сейчас играешь, но женщины всегда играют с мужчинами в какие-то игры. Скоро у тебя начнутся месячные, и тогда я буду в безопасности, потому что ты выйдешь замуж за Вильгельма.
      Сказав это, он резко повернулся на каблуках и почти бегом вернулся в дом.
      - Он желает меня, - вслух сказала Чесса. - Да, он желает меня.
      ***
      - Кири спрашивала меня, как ты можешь быть принцессой, если глаза у тебя не голубые, а волосы не золотые, - сказала Мираиа. - По ее мнению, ты совсем не похожа на настоящую принцессу, Чесса. К тому же, малышке Клива не нравится, как ты смотришь на ее отца.
      - И что же ты ей ответила? Объяснила, что я ничего не могу с собой поделать? Ах, Мирана, какой же Клив упрямец! Я ему небезразлична, я это знаю, и он это знает, но все равно отталкивает меня. Причины, побуждающие его делать это, либо неясны, либо нелепы, либо основаны на ложных сведениях. Пожалуйста, скажи ему, что никакая я не принцесса, что во мне так же мало от настоящей принцессы, как в Сайре от настоящей королевы.
      - Я не могу этого сделать, Чесса, и ты отлично знаешь, почему. Что до Клива, то какими бы ни были причины, по которым он отталкивает тебя - неясными и нелепыми или нет, - ты все равно не сможешь его переубедить. А Кири я ответила, что если принцесса смотрит на ее отца с восхищением, то это значит, что ее отец происходит из очень знатного рода.
      - А это правда?
      - Я еще не знаю всей правды. Клив только недавно вспомнил свое прошлое. Он помнит, что его отец владел усадьбой Кинлох на западном берегу озера Лох-Несс, что находится в Шотландии, недалеко от торгового города, называемого Инвернесс. Еще он вспомнил своего отчима, человека холодного и безжалостного, жестоко обращавшегося с его матерью. Но соответствуют ли его воспоминания истине? Действительно ли все было так, как он помнит? Когда ты, Чесса, будешь.., ну, скажем, пристроена, Клив, Меррик и Ларен отправятся в Шотландию, туда, где Клив родился, чтобы уладить его дела, если, конечно, будет с кем их улаживать.
      - А что, с тех пор как Клив уехал из Шотландии, прошло очень много времени?
      - Да, двадцать лет. Не знаю, на что Клив надеется, но он твердо решил, что вернется в свой дом и посмотрит, что там осталось. У него была мать, старший брат и две сестры. Но человеческая жизнь так непрочна! Возможно, все они уже умерли.
      - Когда я буду пристроена, - медленно повторила Чесса и улыбнулась. Она знала, как и с кем она хочет пристроиться. И знала, как этого добиться. Пусть даже средства для достижения ее цели окажутся неблаговидными - ей это безразлично. Ведь она борется за свое будущее.
      Чесса положила в рот еще немного каши, сваренной Уттой, проглотила, запила козьим молоком и спросила:
      - А что из себя представляла мать Кири?
      - Сарла? О, это любопытная история. Сарла всегда казалась женщиной мягкой, чувствительной и доброй. Голос у нее был тихий и нежный, глаза светло-карие, волосы темно-русые. Она была очень хорошенькая. Однако люди редко замечали ее красоту, потому что она держалась слишком тихо и незаметно. После того как ее муж, Эрик, умер, она и Клив стали любовниками и Сарла зачала Кири. Но потом в Малверн приехал Хал-лад, отец Ларен, и она ему приглянулась. Халлад - брат герцога Ролло. Он был очень богат и мог предложить Сарле куда больше, чем она когда-либо имела. И она решила выйти за него замуж. Клив сказал, что она может поступать, как ей угодно, но пусть сначала родит и отдаст ему его ребенка. Она попыталась убить его, но к счастью, он выжил, а ее разоблачили. Сарла жила в Малверне до рождения Кири, а потом умерла.
      - Клив любил ее?
      - Вначале, может быть, и любил. Но разве можно продолжать любить того, кто пытался лишить тебя жизни?
      Чесса улыбнулась, положила в рот еще одну ложку каши и сказала:
      - Я не виню Рагнора за то, что ему хочется похитить Утту. Она прекрасно готовит.
      - Это верно. Когда я приехала на Ястребиный остров, ей было всего одиннадцать лет. Но она и тогда уже замечательно готовила. Ее стряпня спасла мне жизнь.
      - Спасла тебе жизнь? Как это? Что ты хочешь этим сказать?
      Мирана похлопала Чессу по руке.
      - О, чтобы рассказать эту историю, нужен длинный зимний вечер. Сейчас у меня много дел, ведь надо кормить столько голодных мужчин. Кстати, Чесса, у тебя еще не начались месячные?
      Чесса только молча закатила глаза.
      ***
      Вечером Чесса постаралась сесть поближе к Кливу. Все обитатели Ястребиного острова собрались в общем доме, чтобы послушать историю Ларен, которая была не только хозяйкой усадьбы Малверн, но и признанным скальдом.
      Рагнор был недоволен.
      - Ведь она женщина, - брюзгливо сказал он, вытирая с губ мед. - Как она может быть скальдом? Это просто смешно. Где настоящий скальд, где мужчина?
      - Замолчи.., мой господин, - процедил Керек. - Раз уж они по своей доброте разрешили тебе остаться в доме, придержи язык.
      С этими словами Керек налил в кубок своего хозяина еще меду. Рагнору не понравился его тон - пренебрежительный, дерзкий - и, чтобы не услышать его опять, он счел за лучшее промолчать и налег на мед.
      Ларен медленно начала:
      - Я расскажу вам о великом короле Тарокамине, который правил в знойной земле, что лежит далеко-далеко на юге. Земля та зовется Египтом, и есть там большая длинная река, называемая Нил, которая делит всю страну пополам. А по обе стороны от этой реки лежит бесплодная песчаная пустыня.
      На протяжении тысяч лет короли Египта строили для себя огромные каменные гробницы, в которых их хоронили вместе с несметными сокровищами. Чем могущественнее был король, тем больше сокровищ клали в его гробницу. Эти гробницы назывались пирамидами. У основания они были очень широки, но чем выше, тем меньше строители укладывали каменных плит, так что на самом верху оставалась только острая вершина.
      - Все это вранье, - встрял Рагнор. - На свете нет страны, которая бы называлась Египтом. И что за глупость эти пирамиды? Кому захочется строить себе такую нелепую гробницу? Ты говоришь, у них были острые вершины? Чушь. Я человек ученый и знаю, что все, что ты рассказала, - сплошные выдумки.
      - Это всего лишь занимательная история, - сказала Ларен и улыбнулась одними губами. - Слушайте же и узнайте, что случилось с королем Тарокамином. Он хотел построить себе гробницу выше, чем у его отца, выше, чем у его деда, чья гробница превосходила все построенные ранее. Он велел искусному вавилонскому зодчему руководить работами и нанял многие сотни надсмотрщиков. Сто тысяч рабочих добывали в каменоломнях камни и волочили их туда, где возводилась гробница.
      Король Тарокамин женился, и у него родился сын. Сын был дорог его сердцу, дороже, чем его жена, чем его войско, однако не дороже, чем его гробница. Он знал, что эта гробница сделает его имя бессмертным, так как все, кто родится после того, как он окончит свою земную жизнь, будут видеть ее и знать, что он был великим королем, могучим и богатым.
      Шли годы. Сын Тарокамина повзрослел и стал красивым, сильным мужчиной. Каждый день он смотрел на гробницу своего отца, которая была уже выше всего того, что он видел в жизни. Ее основание было так широко, что, если бы две тысячи человек встали вокруг нее бок о бок, они не смогли бы полностью окружить ее. Скоро она будет завершена, эта огромная пирамида, внутри которой находятся великолепно убранные покои, где будут погребены кости его отца.
      Пришел день, когда Тарокамин призвал к себе своего сына и приказал ему жениться на его сестре. Пусть это вас не ужасает - таков был обычай той страны. Нам он кажется странным, однако среди королей Египта было принято жениться на родных сестрах. Сам Тарокамин не был женат на своей сестре только потому, что у него не было сестер. Его женой стала принцесса из соседнего королевства. Однако он чтил обычаи.
      Но сын его ненавидел свою сестру, ненавидел всей душой. Он сказал отцу, что не женится на ней, ибо его ненависть к ней так велика, что он не сможет зачать с нею детей. Он сказал, что сестра его порочна, что у нее было много любовников, что алчность ее не знает границ. Поэтому он никогда не возьмет ее в жены.
      Тогда отец сказал ему, что, если он отказывается, его сестра выйдет замуж за его младшего брата, а он, старший, любимый сын, будет изгнан из королевства.
      И вот на следующий день старший сын короля исчез вместе со своими двумя слугами и шестью воинами из королевского войска. Тарокамин очень огорчился, ибо его любимый сын сгинул без следа. Его искали, но не нашли. Никто не видел его до тех пор, пока старый король не скончался и после его кончины не минуло три дня.
      Рассказывая, Ларен постепенно понижала голос и последние слова произнесла почти шепотом.
      В доме воцарилась полная тишина. Все слушатели невольно подались вперед, ожидая продолжения удивительной истории. Ларен выдержала паузу, потом улыбнулась и заговорила снова:
      - А теперь попробуйте угадать, что случилось со старшим сыном короля? Меррик рассмеялся.
      - Опять ей удался этот трюк. Я живу с ней уже пять лет, но до сих пор не могу понять, как работает ее голова.
      - Погоди, - перебил его Клив. - Ларен, ты сказала, что старшего сына никто не видел, пока после смерти его отца не прошло три дня?
      - Да, именно так.
      - А, понимаю! - воскликнула Чесса. - Он вернулся во главе большого войска и сверг своего младшего брата. А потом занял престол, который принадлежал ему по праву.
      Клив кивнул в знак согласия, большинство слушателей тоже закивали.
      Однако Ларен отрицательно покачала головой.
      - Может быть, младший брат отправился в поход и встретился со старшим, когда пересек границу королевства? - предположил Рорик.
      Ларен опять покачала головой. Она вопросительно посмотрела на Хафтера, на Энтти, державшую на коленях своего спящего младенца, на Мирану, на остальных.
      - Ну же, Ларен, скажи нам, что же с ним случилось? - крикнул Аслак. - Что случилось со старшим сыном короля? Куда он делся и как появился через три дня после смерти отца?
      Внезапно Рагнор разразился хохотом. Потом встал со скамьи, рыгнул и снова захохотал.
      - Все вы глупцы, - важно изрек он. - Любой человек, в жилах которого течет королевская кровь, легко разгадает ее глупую загадку.
      Все обратили взоры к Рагнору, причем многие сжали кулаки, готовые проучить его за грубость и заносчивость. Он отхлебнул еще меда и, глядя на него, Ларен удивилась, что он до сих пор способен сидеть на лавке и даже стоять на ногах ведь он влил в себя столько хмельного. Увидев ярость, отразившуюся на лице Меррика, она поспешила спросить:
      - Вот как, принц? Ты знаешь разгадку?
      - Конечно, - сказал Рагнор. - Ну что, сказать вам или нет?
      - Скажи, если можешь, - ответил Рорик. О, если бы можно было прикончить этого надутого поганца Рагнора! Но тогда Олрик, король Данло, обрушит на Ястребиный остров свою месть.
      Меррик кивнул. Он надеялся, что Рагнор даст не правильный ответ, как и все остальные, и выставит себя дураком.
      Рагнор повернулся к Ларен:
      - Ты сказала, что он ненавидел свою сестру и отказался взять ее в жены и за это отец изгнал его и объявил своим наследником его младшего брата?
      - Именно так.
      Рагнор опять рыгнул и рассмеялся.
      - Все вы глупцы, - повторил он. - Все. Слушайте же ответ. Его сестра ненавидела его так же сильно, как и он ее - разве могло быть иначе? Итак, он исчез, от него долго не было ни слуху ни духу. А когда его вновь увидели через три дня после смерти его отца, он лежал в этой огромной гробнице, которую ты называешь пирамидой. Увидевшие его узнали его одежду и драгоценные украшения, но его плоть уже превратилась в прах. Сестра убила его, она отомстила ему за то, что он ее отверг, а потом спрятала его тело в гробнице старого короля. Возможно, в этом ей помог вавилонский зодчий, который руководил строительством гробницы и знал там все ходы и выходы. Ведь он был ее любовником, не так ли?
      - Клянусь богами, ты отгадал правильно, - сказала Ларен.
      Рагнор раздулся от гордости.
      - А еще я скажу вам вот что, - продолжал он. - Сестру не обвинили в убийстве брата. Все решили, что это старый король убил сына и поместил его тело в своей гробнице. Он любил сына и потому положил его там, где они будут вместе до скончания времен.
      - Ты прав, принц Рагнор.
      - С меня довольно, - пробормотал Рорик и, торопливо встав, вышел из дома.
      Рагнор засмеялся и выпил еще меду.
      - Я принц. - важно сказал он. - Разумеется, я не мог не знать разгадки. И не грозите мне кулаками, помните, кто я и кто мой отец.
      Сказав это, он повернулся к Ларен и посмотрел на нее, как хозяин смотрит на щенка, который хорошо выполнил команду.
      - Возможно, я был не прав, - милостиво проговорил он. - Она рассказала недурную историю. Мне понравился вопрос, которым она закончила свой рассказ. Это вопрос для умного человека. Да, Ларен, ты хорошо справилась с этим делом. Возможно, и женщина может быть скальдом, и притом неплохим.
      С этими словами он снял с руки широкий серебряный браслет и протянул его Ларен.
      - Спасибо, - ошеломленно сказала она. Клив обернулся к Чессе:
      - Я пойду к Рорику, - пробормотал он. - Мое терпение на исходе. Клянусь богами, мне хочется прикончить его.
      Керек отошел от Рагнора, громогласно хваставшего перед всяким, кто соглашался его слушать, и приблизился к Чессе, которая смотрела, как маленькая Кири играет с кожаным мячиком.
      - Вот видишь, принцесса, он не всегда бывает глупым, хотя, надо признаться, он чересчур расхвастался, превознося свое умственное превосходство.
      - Ты прав, он ловко разгадал загадку, - ответила Чесса, глядя не на Керека, а на Кири.
      - Не кажется ли тебе, что если человек умен - а Рагнор только что доказал, что ум у него есть, - то его можно многому научить?
      - Ты хочешь сказать: научить доброте, здравомыслию, великодушию? И смирению - величайшему из всех достоинств? Мне продолжать, Керек, или хватит?
      Керек скрипнул зубами:
      - Человек есть человек. Он не может обладать всеми достоинствами, не может быть таким, как боги. У всякого человека есть недостатки.
      - Давай покончим с этим, Керек, - сказала Чесса, похлопав его по руке. - Я не выйду за него замуж. Никогда.
      Керек ничего не ответил.
      Чесса вздохнула и направилась к Миране и Энтти, чтобы помочь им убрать еду, оставшуюся после ужина.
      Глава 10
      Чесса крепко спала. Ей снился Египет, та земля далеко на юге, о которой рассказывала Ларен, земля, где на многие мили вокруг не было ничего, кроме песка, и где всегда царил обжигающий зной. Она хорошо помнила этот зной. Еще она помнила пальмы и вкусные финики, которые поднимала с земли и запихивала в рот. Она помнила тонкие полотняные одежды, которые носила, и открытые сандалии. Но лучше всего она помнила зной.
      А еще ей снилась прекрасная женщина, теплая, мягкая, с добрым голосом - ее мать, Нафта. Она тихо застонала и от этого звука проснулась.
      Над ней склонилось мужское лицо. В следующее мгновение тяжелый кулак врезался в ее челюсть, и она полетела в непроглядную черноту, где не было ни песка, ни зноя, а только пустота и покой.
      Придя в себя, она поняла, что больше не лежит в кровати Мираны. Она была одна, и ее руки были связаны. Она потрясла головой и почувствовала острую боль в подбородке.
      Она сидела в маленькой хижине, прислонившись спиной к копне сена. Сквозь щели в дощатых стенах просачивался дневной свет. Ее лодыжки тоже были связаны. На ней по-прежнему была надета ночная рубашка, доходившая ей до колен.
      Когда через несколько минут низкая входная дверь скрипнула, отворяясь, Чесса немедля прекратила свои попытки освободить руки от веревки. Керек нагнул голову и вошел в хижину. В руках он нес миску и ломоть хлеба.
      - Доброе утро, принцесса, - сказал он. - Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. О боги, у тебя на челюсти кровоподтек. Я же велел этому болвану быть осторожным и не бить тебя! Он такой здоровенный, что вполне мог бы унести тебя, просто-напросто закрыв тебе рот рукой.
      - Кто был этот человек?
      - Один из воинов Рагнора. Я не мог похитить тебя сам, потому что за мной все время наблюдали. Ну ничего, я как следует задам Оттару, этому неуклюжему ублюдку. Тебе больно, принцесса?
      - Еще бы не больно! Зачем вы утащили меня?
      - Полно, принцесса. Ты сама знаешь, зачем. Она вздохнула:
      - Сейчас же развяжи меня, Керек, и отвези обратно в дом.
      - Нет, после того, как ты поешь, я отнесу тебя на корабль. Рагнор уже собирает своих людей, чтобы отплыть..
      - Неужели еще остались воины, желающие плыть в Йорк вместе с ним? Разве ты не единственный?
      - Он обещает дать им много серебра, если они вернутся вместе с ним.
      - Неужели они не понимают, что он лжет?
      - Ты не должна так говорить о своем будущем муже, принцесса. Ибо очень скоро Рагнор станет твоим мужем. Я обещал королеве добиться этого брака и я его добьюсь.
      - Ты добьешься и того, чтобы Рагнор сдержал слово и дал своим людям много серебра?
      - Я этого не говорил. Я добьюсь, чтобы ты вышла за него. Остальное не важно.
      - Послушай, Керек, я не понимаю, как ты можешь сохранять верность такому, как Рагнор. Лучше отпусти меня, не то, клянусь, я сделаю твоего проклятого хозяина самым несчастным человеком на земле.
      - Я постараюсь, чтобы этого не случилось. Но скажи, принцесса, зачем ты объявила всем и каждому, что Рагнор изнасиловал тебя? Я долго над этим думал, но так и не нашел ответа. Рагнор считает, что это просто знак того, что ты хочешь его и готова ему отдаться. Но он, конечно же, ошибается. Скажи мне, зачем все-таки ты это сделала?
      Чесса ничего не ответила, только выразительно посмотрела на миску каши в большой руке Керека. Он развязал веревку на ее запястьях и растер их, чтобы ее онемевшие руки вновь обрели подвижность. Чесса взяла ложку и стала есть восхитительную кашу Утты, приправленную медом.
      Наконец Чесса заговорила снова.
      - Это Рагнор объявил всем и каждому, что взял меня силой. А я только подтвердила его слова.
      - Зачем?
      - Я не хочу выходить замуж за Вильгельма Нормандского. Это был отличный способ заставить его отказаться от брака со мной.
      - Дело не только в этом, - сказал Керек. - Мне не хотелось верить своим глазам, но я ясно видел, как ты смотрела на Клива. Но ведь Клив урод, а Рагнор красивый мужчина. Почему же ты бросала на Клива такие взгляды?
      - Никакой он не урод. Он прекрасен. Я уже съела кашу, Керек. Теперь отпусти меня.
      - Не могу, принцесса.
      Он наклонился, быстро сунул ей в рот скомканную тряпку, прежде чем она смогла выплюнуть ее, завязал ей рот другой тряпкой и туго затянул узел на затылке. Затем он так же проворно связал ей руки, завернул ее с головы до ног в плотное шерстяное одеяло и взвалил на плечо.
      - Прости за неудобство, принцесса, - сказал он, - но я не мог отнести тебя на корабль раньше. Ворота палисада хорошо охраняются, и караульные не позволили бы мне выйти наружу с таким большим свертком на плече. А теперь все люди Рагнора относят на корабль свои пожитки, и на меня никто не обратит внимания.
      Он отворил низкую дверцу, огляделся по сторонам и направился к воротам палисада. Ворота были распахнуты, вокруг них толпились обитатели Ястребиного острова: мужчины, женщины, козы, коровы, куры. Одни воины возвращались с пристани, другие, напротив, спускались туда, где стоял корабль Рагнора, неся с собой одежду и съестные припасы.
      Керек начал, насвистывая, спускаться по тропе, ведущей к берегу. Похоже, многие из людей Рагнора поверили его обещанию. Интересно, Рагнор действительно щедро заплатит им? Керек в этом сомневался. Но сказать по правде, ему было все равно.
      - Это она? - спросил Рагнор, глядя на большой сверток у Керека на плече.
      - Да. Пришлось заткнуть ей рот и связать руки. Я поговорю с этим болваном Оттаром. Он не должен был бить ее.
      - Это я велел ему хорошенько стукнуть ее, если понадобится, так что тебе не о чем говорить с ним, Керек, - сказал Рагнор, потом повернулся и бросил через плечо:
      - У меня есть дело в доме. Я скоро вернусь. Пусть все приготовятся и ждут меня, сидя на веслах.
      Керек посмотрел вслед Рагнору, гадая, что же он мог забыть в доме. Ему хотелось побить этого паскудника за то, что он велел Оттару ударить Чессу. Керек отнес ее на корабль, в новый кожаный шатер, где хранились немногие ценности, уцелевшие после бури. Там он осторожно уложил ее на палубу и развернул одеяло. Она смотрела на него глазами, полными ярости. Он быстро затянул веревки на ее запястьях.
      - Прости, принцесса, но у меня нет другого выхода. Она яростно замычала. Керек сокрушенно покачал головой и вздохнул. Он еще немного постоял над ней, чтобы убедиться, что она легко дышит через нос, потом пошел к воинам, которые согласились плыть с Рагнором. Их было всего тринадцать, с таким малым числом гребцов будет нелегко добраться до Йорка. Ему тоже придется грести, и он надеялся, что и Рагнор не откажется взять в руки весло. Надо будет грести изо всех сил, ибо в скором времени Чессы хватятся и бросятся в погоню. Да, надо торопиться.
      - Зачем Рагнор вернулся в дом? - спросил Керек Торрика, который лежал на палубе, прислонившись к рулю и вытянув вперед ногу в лубке.
      Торрик закатил глаза:
      - Если я тебе скажу, ты не поверишь.
      - Чему я не поверю?
      Тут он услышал крик и, посмотрев на берег, увидел Рагнора, бегущего вниз по тропинке. На плече Рагнор нес бесчувственную Утту. Торрик был прав - увидев такое, не хотелось верить собственным глазам. Проклятый недоумок! Чессы хватятся не сразу, ведь он, Керек, велел Оттару положить на ее кровать свернутое одеяло, так что если кто заглянет в спальню, то подумает, что она все еще спит. Это помогло бы им выиграть время. Но теперь этот придурок Рагнор все испортил. Он просто-напросто схватил Утту, оглушил ее и унес.
      Но теперь уже ничего нельзя было сделать. Керек заорал:
      - Приготовьтесь грести что есть сил, не то вы все пойдете на корм рыбам.
      Когда Рагнор подбежал к кораблю, Керек крикнул ему:
      - Брось ее, Рагнор, брось, не то они сразу же бросятся в погоню и всех нас перебьют!
      - Нет, она будет варить мне мед и спать со мной. Ты видел, как она на меня смотрела? Она меня хочет и пустит меня в свою постель, хотя я и не смогу на ней жениться.
      - Брось ее, проклятый дурак, или ты нас всех погубишь!
      Рагнор поднял Утту и бросил ее Оле, самому сильному из своих воинов. Тот поймал ее легко, точно малого ребенка, потом посмотрел на Керека и пожал мощными плечами. Рагнор прыгнул на борт корабля и завопил:
      - - Гребите, все гребите!
      Но было уже поздно. Керек беспомощно смотрел, как по тропинке, крича во все горло, мчатся воины, вооруженные мечами, ножами, секирами. В руках у некоторых были даже камни, которые они подобрали по пути. Первым бежал Хокон, муж Утты. Неужели Рагнор похитил ее прямо из постели, где она спала вместе с мужем?
      За Хоконом неслись Рорик, Меррик и Клив. "Теперь нам конец, - обреченно подумал Керек. - Из-за этого дурака мы все погибнем".
      Он повернулся к Торрику:
      - Прикажи Оле бросить Утту обратно на берег. И побыстрее, иначе нас всех перебьют.
      - Гребите! - завопил Рагнор. Воины подчинились приказу Рагнора и налегли на весла, но все было бесполезно. Хокон и еще две дюжины воинов успели броситься в воду, достигли корабля и взобрались на борт. Начался бой.
      Торрик попытался было встать, но Рорик тут же утихомирил его, плашмя ударив по голове своим тяжелым мечом. Торрик свалился на палубу возле руля. Оле уронил Утту, обнажил меч и ринулся в сражение. Вскоре один меч пронзил его живот, другой - грудь. Викингов с детства учили никогда не сдаваться врагу, поэтому большинство людей Рагнора пало в бою. Когда все было кончено, на палубе стонали трое раненых. Остальные были мертвы.
      Только Керек и сам Рагнор еще оставались невредимы. Керек, верный клятве, которую он дал королеве, загораживал собой Рагнора, готовый защищать его до конца. Он стоял на носу корабля, возле самого форштевня, ожидая, когда мечи нападающих наконец достанут его. Но те, как видно, решили сначала разделаться с остальными воинами Данло. Когда все они полегли, убитые или тяжело раненые, Керек приготовился умереть. Он знал, что ему не будет пощады. Рагнор прятался у него за спиной, проклятый трус. Но внезапно наследный принц Данло выбежал вперед, схватил бесчувственное тело Утты и, закрывшись им как щитом, выхватил из-за пояса нож.
      - Прикажи своим людям остановиться, не то я убью ее! - крикнул он Рорику. - Мне плевать, что она варит такой хороший мед!
      Все мигом замолчали. Потом все воины из Малверна и с Ястребиного острова отступили на несколько шагов и остановились за спиной Рорика, не сводя глаз с Рагнора и не приходящей в сознание Утты.
      Хотя руки у него дрожали, Клив спокойно, как и подобает дипломату, проговорил:
      - Принц Рагнор, твое сопротивление бесполезно. Ты проиграл. Если ты хочешь остаться в живых, освободи Утту, сейчас же. Осторожно положи ее на палубу и убери свой нож, чтобы даже его тень не коснулась ее горла. Ты меня понял?
      Рагнор не знал, что ему делать. Во всем виноват Керек, только он! Почему он не мог похитить Утту вместо этой гордячки Чессы, которая смотрит на него, Рагнора, как на жалкого червя даже теперь, после того, как он разгадал загадку скальда!
      - Хокон! - крикнул Рагнор. - Я куплю ее у тебя. Клив сжал руку Хокона.
      - Не двигайся, - прошептал он. Потом, обращаясь к Рагнору, сказал прежним спокойным тоном:
      - Отпусти Утту сейчас же. Ты, Керек и капитан Торрик останетесь в живых, если ты сделаешь то, что я сказал.
      - Ты ничтожный раб, и ты урод, ибо твой шрам безобразен. Не знаю, с какой стати Чесса считает тебя красивым. Должно быть, ее глаза косят. Ты вообще не имеешь права говорить со мной. Убирайся!
      Внезапно с кормы донесся женский стон. Все воины повернулись к маленькому кожаному шатру и увидели Чессу с завязанным ртом и связанными руками, которая пыталась на четвереньках выползти наружу.
      - Ах ты, грязный ублюдок! - взревел Клив и, вмиг позабыв всю свою дипломатическую невозмутимость, бросился к Рагнору. - Сейчас ты умрешь, трусливый червь, и, клянусь богами, мне плевать, кто ты такой и что может сделать твой треклятый отец!
      Корабль сильно качнуло, и Рагнора отбросило в сторону. В это мгновение Утта очнулась и потрясла головой, чтобы поскорее обрести ясность мыслей.
      Увидев невдалеке бледное лицо своего мужа, она тут же сообразила, что происходит, и что есть силы ударила Рагнора локтем прямо в мягкий, дряблый живот.
      Рагнор взвыл и отпустил ее. Почувствовав, что она свободна, Утта тут же упала и откатилась в сторону. Клив набросился на Рагнора и повалил его, иначе оба они свалились бы за борт. Сев верхом на Рагнора, Клив принялся сильно и гулко колотить его головой о доски.
      - Убей этого мерзавца! - заорал Хокон, помогая Утте подняться.
      - Сверни ему шею, - посоветовал Хафтер. - Отрежь все его паршивые мужские принадлежности!
      - Нет. Клив, прошу тебя, - взмолился Керек и кинулся было Рагнору на помощь, однако Рорик преградил ему путь.
      - Если Клив желает убить его, пусть убивает, - сказал он. - Именно Рагнор виноват в смерти всех этих славных воинов.
      Лицо Клива покраснело от ярости. Он ударил Рагнора кулаком по кадыку, потом быстро выхватил нож из висящих на поясе ножен.
      - Нет, Клив!
      Эти слова заставили Клива остановиться, хотя Чесса произнесла их еле слышным шепотом. Она все еще стояла на четвереньках, однако ей удалось вытолкнуть кляп изо рта, несмотря на связанные запястья.
      - Нет, Клив, - повторила она, пытаясь подползти к нему. - Не убивай его. Я не хочу, чтобы тебя объявили вне закона, а это самое малое, что сделает король Олрик, если ты убьешь его сына. Он не остановится ни перед чем, чтобы отомстить. Он пошлет своих воинов в набег на Ястребиный остров. Поверь, Рагнор не стоит таких жертв. Не убивай его, Клив.
      Клив медленно убрал нож обратно в ножны. Рагнор молча смотрел на него снизу вверх. Он был охвачен таким страхом, что даже не решался стонать от боли В ребрах и разбитой голове.
      - Он причинил тебе боль, Чесса?
      - Нет, он ничего мне не сделал. Пожалуйста, отпусти его.
      Клив медленно поднялся, посмотрел на распростертого Рагнора и пнул его в ребра. Рагнор вскрикнул от боли, потом злобно завопил:
      - Я убью тебя, Керек! Это все ты виноват, ты! Ты похитил ее и смотри, что из этого вышло!
      Керек повернулся к Утте, все еще стоящей рядом со своим мужем:
      - Мне жаль, что он это сделал. Иногда он бывает неуправляемым. Ты не убьешь его, Хокон?
      Рорик молча посмотрел на Хокона. Утта обняла мужа за шею:
      - Не трогай его, Хокон, пусть живет. Чесса права. Тот, кто убьет принца, будет объявлен вне закона, а я не хочу, чтобы отцу моих детей пришлось бежать, чтобы сохранить жизнь.
      - Детей? - изумленно повторил Хокон.
      - Да, детей, - сказала она с улыбкой. - Первый из них должен родиться примерно через семь месяцев.
      Меррик крикнул Чессе:
      - У тебя еще не начались месячные?
      ***
      Принц Рагнор, Керек и Торрик будут отправлены в Йорк после того, как Чесса уедет в Руан, чтобы сочетаться браком с Вильгельмом. Приняв это решение, мужчины сообщили о нем женщинам.
      - Понятно, - сказала Мирана, когда Рорик закончил говорить, - стало быть, вы, могучие и мудрые мужчины, уже все продумали, да? Представляю, как вы сидели, накачиваясь пивом и всесторонне взвешивая это сложное решение. О, как же я счастлива, что вы любезно соизволили известить нас о своем великом замысле! О, как же вы, бедные, должно быть, устали после таких тяжких мыслительных усилий! Может быть, тебе принести еще пива, мой повелитель? Может быть, у моего повелителя устали ноги? Я могла бы встать на четвереньки, чтобы мой повелитель мог дать отдых своим ногам, поставив их мне на спину.
      Рорик опешил:
      - Что это ты так разошлась, Мирана? Послушай, кому-то ведь надо было принять решение. Вы, женщины... - тут он осекся, увидев, что за спиной Мираны стоят Ларен и Чесса, а за ними - Энтти, Амма, Эрна, старая Альна и все остальные женщины Ястребиного острова. Они стояли за своей госпожой, готовые ради нее на все, вплоть до убийства, преданные только ей, но не ему. От этой мысли Рорику стало не по себе. Он повернулся к брату:
      - Меррик, поговори с Ларен, а то она чего доброго сочинит историю о том, что здесь происходит, и изобразит всех нас, мужчин, гнусными злодеями, чем-то вроде дьявола, которого боятся христиане. Образумь ее. А ты, Клив, дождись, когда у Чессы начнутся месячные, и отвези ее к жениху. Не ее дело решать. Ее отец уже все решил и дал слово.
      - Ларен, - произнес Меррик, стараясь говорить как можно тише (в итоге получилось нечто, лишь немногим отличался от его обычного мощного рыка), неужели ты и впрямь готова это сделать? Нет, дорогая, я убежден, что ты не станешь насмехаться над своим мужем, как Мирана насмехается над Рориком. Ты не сделаешь из этого незначительного происшествия песни скальда, не так ли?
      - Христианский дьявол слишком хорош для тебя, Меррик, - холодно ответила его жена. Старая Альна хихикнула.
      - Думаю, нам надо отказаться стряпать для них, - сказала Ларен. - Никакой каши, которую так хорошо готовит Утта. Никакого пива. Никакого мяса дикого вепря, поджаренного на углях. Что ты на это скажешь, Амла?
      Амла, крупная, сильная женщина, ухмыльнулась, глядя на Скуллу, своего великана-мужа:
      - Что скажешь, муженек. Хочешь, чтобы твой толстый живот усох? Это будет наказанием за твою глупость.
      Клив перебил ее, вновь прибегнув к спокойному, ровному тону, которым он вел дипломатические переговоры:
      - Мы отошли слишком далеко от темы нашего разговора. Женщины, я собираюсь задать вам всего один вопрос. Выберите ту из вас, которая на него ответит.
      - Что это за вопрос? - спросила Утта.
      - Вопрос такой: за кого должна выйти замуж принцесса Чесса?
      Женщины отошли в сторону, сбились в тесный кружок и заговорили все разом. Потом Мирана подняла руку.
      - Давайте выйдем из дома, - сказала она. - Я , не хочу, чтобы нас слышали мужчины. Уверена, что, обсуждая этот вопрос, они спорили и оскорбляли друг друга и орали во все горло, но они наверняка станут все отрицать, и мы почувствуем себя дурами, когда и сами начнем делать то же самое.
      Когда все женщины покинули дом, Рорик хлопнул Клива по спине.
      - Ты это хорошо придумал, - сказал он.
      - Да, - согласился Меррик, довольно ухмыляясь, - хорошо. Они придут к тому же выводу, что и мы. Потому что иного решения просто не существует.
      - Они женщины, - заметил на это Клив. - А женщины непохожи на мужчин. Они думают по-другому, иначе, чем мы.
      Он покачал головой, сел на лавку, положил руки на колени, и, опустив голову, молча уставился в землю.
      Остальные мужчины вели себя как ни в чем не бывало; пили пиво, точили топоры, обменивались шутками, играли с детьми, чесали за ушами всеобщего любимца Керзога. Три раненых воина Рагнора молча лежали в углу, всей душой желая, чтобы их господина убила молния, пока этот дурак не навлек на них новую беду.
      - Отец, что случилось? - маленькая Аглида забралась Рорику на колени. Мама сердится на тебя, да? Что ты натворил?
      - Ничего, дорогая. Просто мужчины и женщины не всегда соглашаются друг с другом. А где Кири?
      - Она ушла с тетей Ларен и другими женщинами.
      - Мне это не нравится, - пробормотал Клив. - Зря я это затеял.
      - Ерунда, - бодро сказал Меррик. - Другого решения просто не может быть.
      - А что, если месячные у нее так и не начнутся? - спросил Рорик.
      - Даже если начнутся, она может утаить это от нас, - предположил Хафтер. Я прикажу Энтти последить за ней и сказать мне правду, Все уставились на Хафтера с таким видом, словно у него только что выросла вторая голова.
      - Неужели? - с насмешкой произнес Рорик. - Ты прикажешь Энтти следить за другой женщиной? Так она тебя и послушается.
      Рорик басовито расхохотался, и через минуту все мужчины опять шутили, смеялись и потягивали пиво.
      Наконец женщины возвратились в дом. Впереди шла М Ирана.
      - Мы решили, что делать, - объявила она. Мужчины медленно встали. Никто из них не произнес ни слова.
      Мирана посмотрела на своего мужа и улыбнулась:
      - Мой господин, мы согласны с тем, что Рагнор, Керек и Торрик должны быть возвращены в Йорк. Очень жаль, что мы не можем их убить, хотя они это вполне заслужили, но делать нечего, придется оставить их в живых. Остальных троих надо отправить вместе с ними.
      - Вот видишь, - сказал Рорик Кливу, - я же говорил тебе, что они не смогут решить иначе.
      - Теперь о браке Чессы с Вильгельмом. - продолжала Мирана. - Она не хочет выходить за него замуж, и мы с нею согласны. Она хочет выйти за Клива.
      Клив молча воззрился на Мирану, чувствуя, что бледнеет. Какой же он был дурак, что позволил женщинам решать, согласны ли они с мужчинами!
      Наконец он заговорил, прервав неловкое молчание:
      - Я не женюсь на принцессе. Не женюсь, потому что она принцесса, а я никто.
      - Ты сын владетеля Кинлоха, - сказала Ларен. - Так ты нам сказал.
      - Я даже не знаю, что представляет собой этот Кинлох. Может быть, это какая-то жалкая скала посреди озера Лох-Несс. Может быть, его давно захватили пикты или бритты. Может быть, он существует только в моем сне. Может быть, я все придумал. Нельзя исключать такую возможность.
      Ларен кашлянула.
      - Клив, мы все видели, как ты дважды набрасывался на Рагнора, когда узнавал, что он причинил зло Чессе. Любому ясно, что ты хочешь ее.
      - Да, верно, я хочу ее, потому что она женщина и притом красивая, а я не ложился с женщиной уже много недель. Но что с того? Любому мужчине нужна женщина, на то он и мужчина.
      - Давайте прекратим этот бессмысленный разговор, - вмешался Меррик, смущенно глядя на женщин. - Послушай, Ларен, вы, женщины, привыкли думать сердцем, а не головой. Клив вел переговоры с Ситриком о браке Чессы с сыном Ролло. Он просто обязан отвезти ее к Вильгельму. Он дал слово и должен его сдержать. Речь идет о его чести.
      Чесса, до сих пор стоявшая среди других женщин, решительно вышла вперед.
      - Меррик, ты сказал, что речь идет о чести Клива. А я считаю, что речь идет о моей жизни. Я выслушала вас, а теперь вы послушайте меня. Пришло время рассказать правду, которую вы четверо уже знаете и о которой, быть может, догадываются и все остальные.
      - Чесса, нет! - торопливо сказала Мирана, хватая ее за рукав.
      - Оставь, Мирана. Это мое будущее, а не твое. Я прошу всех присутствующих поклясться, что они будут молчать о том, что сейчас услышат, ибо я не хочу причинить вред моему отцу. И не забудьте убрать отсюда Рагнора, Керека и троих раненых. Им ни к чему это знать. Капитана Торрика можно оставить. Он так одурел от снадобий старой Альны, что не понимает, где находится.
      - Не делай этого, Чесса, - молвил Рорик. Хафтер, Аслак и Скулла вынесли троих раненых вон из дома, хотя те и клялись Тором и Одином, что ничего никому не расскажут - пусть только им разрешат остаться и послушать. У Рагнора был скучающий вид. Керек раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но, увидев выражение, которое приняло лицо Рорика, передумал. Хафтер посмотрел на Рорика, вопросительно приподняв бровь, однако тот только молча покачал головой. Рагнора и Керека выпроводили из дома вслед за тремя ранеными.
      Чесса поглядела на Клива. Вид у него был озадаченный и сердитый.
      - Говори, что хотела, принцесса, - сухо сказал он. - И побыстрее, потому что мне пора везти тебя в Руан, к твоему жениху, к человеку, за которого ты должна выйти замуж, ибо это единственное возможное решение. Надеюсь, что во время плавания у тебя наконец начнутся месячные.
      Глядя ему прямо в глаза, она медленно и внятно проговорила:
      - Послушай меня, Клив, ибо то, что я сейчас скажу, - правда. Я не принцесса.
      Глава 11
      После этих слов в доме наступила гробовая тишина. Даже дети перестали шуметь.
      - Вы слышали, что я сказала? - спросила Чесса, оглядывая мужчин и женщин, заполнивших просторный общий зал. - Я не принцесса. До того, как мой отец убил Ситрика, короля Ирландии, он был известен как Хормуз, чародей. Я дочь Хормуза.
      Ее удивило, что все восприняли это известие так спокойно. Никто не изумлялся, никто не кричал, что этого не может быть.
      Ну конечно, они и так все знали. Знали с самого начала. Единственное, что их удивило в ее признании, - это то, что она решилась его сделать.
      Мирана прервала затянувшееся молчание;
      - Чесса, здесь все знают правду. Вскоре после того как Хормуз, твой отец, женился на Сайре и стал королем Ирландии - королем, который вновь обрел молодость, - он послал к нам на Ястребиный остров скальда. Этот скальд поведал удивительную историю о том, как волшебник Хормуз омолодил старого короля Ситрика и дал ему жену, которая сможет родить ему сыновей. Многие верили этой выдумке, а кто не верил, помалкивал, понимая, что из твоего отца выйдет отличный король. Мы здесь, на острове, конечно, сразу смекнули, зачем он послал к нам скальда - затем, чтобы мы узнали, что все произошло именно так, как он предсказал. Кстати, если память мне не изменяет, тогда твоя мачеха Сайра уже была беременна своим первым сыном. Клив посмотрел на Меррика:
      - Когда я спросил тебя, что ты знаешь о короле Ситрике, ты сказал, что не знаешь о нем ничего.
      - А что еще я мог ответить? Я не собирался никому рассказывать эту историю. Хорошо, что мы выпроводили из дома Рагнора и Керека и они ничего не пронюхали.
      - Значит, это правда? - проговорил Клив, глядя на Чессу. - Она не принцесса?
      - Конечно, нет, - ответила Чесса. - Как это ни удивительно, на самом деле я родилась в Египте, той далекой южной стране, о которой вчера вечером рассказывала Ларен. Мой отец хотел взять в жены Мирану из-за того, что она очень походила на мою мать, однако Мирана была уже замужем за Рориком. - Чесса вздохнула. - Поэтому отец женился на Сайре. Он был уверен, что сумеет исправить ее нрав. Она была необузданна, жестока и безжалостна - эти качества, как мне кажется, хороши, если ими обладает король, но они совсем не подходят королеве. Впрочем, моего отца они, кажется, больше не беспокоят. - Она снова устремила взгляд на Клива. - Так что повторяю: я не принцесса. Во мне нет ни капли королевской крови, иными словами, во мне нет ничего, что могло бы заинтересовать Вильгельма Нормандского или Рагнора Йоркского. Мой отец даже сменил мое имя, переименовал меня из Эзе в Чессу, чтобы никто не вспоминал, что у волшебника Хормуза была дочь и что эта дочь - я, и чтобы никому не приходило в голову, что омолодившийся король Ситрик напоминает лицом Хормуза.
      - Что же, теперь я знаю твою историю, - сказал Клив. - Я верю тебе достаточно взглянуть на лицо Рорика, чтобы понять, что ты сказала правду. Но это не меняет дела. Если в твоих жилах нет королевской крови, то ее нет и в жилах Вильгельма. Его отец, герцог Ролло, не был герцогом, пока не заставил французского короля Карла III дать ему этот титул. Теперь он герцог Нормандии, и значит, в его жилых течет герцогская кровь. А ты - принцесса, потому что твой отец сделался королем. Но все это не имеет значения. Важно другое - то, что я дал герцогу Ролло слово привезти тебя в Руан. И я сдержу это слово.
      Чесса посмотрела ему прямо в глаза:
      - Я не выйду замуж ни за кого, кроме тебя. Клив повернулся и, широко шагая, направился к двери - Куда ты идешь?
      Он обернулся и посмотрел на нее. Она стояла перед ним, сжав сцепленные руки, ее черные волосы, перевитые желтыми полотняными лентами, ниспадали на спину. Сегодня на ней было платье темно-оранжевого цвета, и из-за этого ее глаза, и без того ярко-зеленые, казались еще зеленее.
      Она не выйдет замуж ни за кого, кроме него - она только что сказала это, сказала при всех. Поистине она глупа! И слепа. Одного взгляда на его изуродованное лицо должно было хватить, чтобы отвратить ее от этой нелепой мысли. Несомненно, с ее стороны это только безрассудное увлечение, которое скоро пройдет. Однажды утром она проснется и поймет, что он ей противен, и удивится, как вообще он мог ей нравиться!
      - Я должен подумать, - пробормотал он и торопливо вышел из дома. Все молчали. Никто не произнес ни слова, пока звук его шагов не затих.
      Чесса стояла неподвижно, ничего не видя и только смутно слыша голоса, которые становились все громче, все настойчивее, потому что у каждого было свое мнение и каждый хотел высказать его вслух.
      Чесса услышала, как Рорик сказал Миране:
      - Ты должна была сказать ей, что таким путем она ничего не добьется. Нельзя вот так, без предупреждения, заявлять мужчине, что ты хочешь заполучить его в мужья, тем более если этот мужчина - Клив! Ведь Клив толком не знает, кто он такой, и, кроме того, ему вовсе не хочется обзаводиться женой, что вполне понятно, если вспомнить, как гнусно с ним обошлись.
      - А почему моему отцу не хочется обзаводиться женой?
      - О боги, - вздохнула Ларен, подхватывая Кири на руки. - Дело не в том, что ему не нужна жена, детка, а в том, что...
      Она запнулась, не зная, что сказать, и Меррик пришел ей на помощь.
      - У твоего отца сейчас слишком много дел, Кири, ты и сама это знаешь. Мы с ним собираемся ехать в Шотландию, в то место, где он родился. Положение его слишком неопределенно, поэтому он пока не может обзавестись женой.
      - Почему? Она могла бы помогать ему, как тетя Ларен помогает тебе. Она могла бы говорить ему, что делать, когда он растеряется, как тетя Лар...
      - Я знаю, Кири, знаю, - перебил ее Меррик, стараясь не рассмеяться. - Но дело в том, что сейчас положение твоего отца слишком э.., сложное.
      - Кири права, - сказала Чесса. - Почему он не может жениться на мне?
      - Чесса, - попытался урезонить ее Рорик. - Замолчи.
      - Нет, не замолчу. Кири, твой папа может сделать меня своей женой уже сегодня днем, стоит ему только захотеть. Или вечером, если Миране нужно время для приготовлений к свадебному пиру. Я помогу твоему отцу узнать, кто он и откуда и почему его чуть не убили, когда он был маленьким мальчиком, а потом продали в рабство, как твою тетю Ларен.
      - А может, мой отец не хочет жениться, потому что он очень любил мою маму? - предположила Кири. - Может, ты ему вообще не нравишься? Я не знаю.
      Она вырвалась из рук Меррика и побежала к двери - Кири, милая, - крикнула ей вдогонку Ларен, - поиграй во дворе со своими кузенами. Смотри, не выходи за ворота.
      Клив возвратился вечером, держа на руках спящую Кири.
      - Мы весь день просидели на вершине утеса на восточном берегу, наблюдая за чернозобиками и сорочаями.
      Больше он не сказал ничего и избегал смотреть на Чессу вплоть до самой ночи, когда все обитатели общего дома начали готовиться ко сну. Тогда он подошел к ней, посмотрел на нее сверху вниз и, помолчав несколько мгновений, сказал:
      - Погляди на мое лицо. Она поглядела на его лицо.
      - Что ты видишь?
      Она улыбнулась, потом медленно подняла руку и провела кончиком пальца по его губам, его носу, его бровям и, наконец, по шраму на его щеке.
      - Я вижу тебя, - сказала она. - Я вижу мужчину, которого хочу, мужчину, который всегда будет для меня единственным. Я вижу тебя, и мне хочется улыбаться и смеяться и, может быть, даже немного потанцевать. Я хочу целовать тебя и касаться тебя. Я знаю, что передо мной тот, кого боги создали для меня. А теперь, Клив, погляди на мое лицо. Что ты видишь?
      Он поглядел на нее, но не стал касаться ее, как она коснулась его.
      - Я никогда не видел глаз такого цвета, как у тебя, - тихо проговорил он. - Я думал, они такие же, как у Мираны, но я ошибался. Зелень твоих глаз темнее, чем у Мираны, в этом тусклом свете они выглядят почти черными, а их уголки слегка приподняты, и от этого кажете", будто тебе ведомы некие тайны, неизвестные остальным. Это так, Чесса?
      - Нет, не так.
      Ей очень хотелось поцеловать его в губы. Когда-то она несколько раз целовалась с Рагнором, и это слияние губ показалось ей странным.
      - Клив...
      Она встала на цыпочки. Ее сердце билось так неистово, так громко, что она была уверена: он слышит его удары. Она положила обе ладони ему на грудь и почувствовала жар его тела и сильный, ровный стук его сердца.
      - А что еще ты видишь, Клив?
      - Я вижу женщину, которая отказывается делать то, что ей говорят.
      - И это все, что ты видишь? Необычные глаза и женщину, которая не желает, чтобы ее водили на поводу? Я чувствую стук твоего сердца, Клив. Сейчас оно бьется очень быстро.
      - Если бы ты стояла еще ближе, то почувствовала бы и другое - твердость моего мужского естества. Пойми, принцесса, я мужчина, а мужчина всегда готов переспать с хорошенькой женщиной. Как видишь, все очень просто.
      Он взял ее за запястья, мягко отстранил от себя и отступил сам.
      - Меррик, его люди и я отвезем Рагнора, Керека и Торрика в Йорк. Это займет только пять дней, во всяком случае, не больше восьми, даже если погода испортится или случится что-нибудь непредвиденное. Когда мы вернемся, ты поплывешь со мной в Руан. Уверен, что до тех пор у тебя начнутся месячные. Вряд ли ты беременна. Думаю, дело не в том, что ты могла понести от Рагнора, а в твоем своенравии и упрямстве. Ты не желаешь подчиниться воле твоего отца и выбрала этот путь, чтобы добиться своего. Но у тебя ничего не выйдет. Если ты откажешься выйти замуж за Вильгельма, я отошлю тебя обратно к Ситрику.
      - Разве ты не слышал, что я сказала? Я не принцесса. Он пожал плечами:
      - Я уже сказал тебе: раз ты дочь короля Ирландии, значит, ты принцесса. То, как он стал королем Ирландии, не имеет значения. По мне, так ты могла бы рассказать свою историю и при Рагноре, а он мог бы раззвонить ее по всему свету. Это все равно ничего бы не изменило. Мы с Мерриком отплываем завтра утром. Спокойной ночи, принцесса.
      Она молча смотрела ему вслед. Он считал, что должен сдержать слово, данное им герцогу Ролло и ее отцу. Надо придумать какую-нибудь вескую причину, которая заставила бы его решить, что теперь это уже не важно. Но дело не только в данном им слове. Женщина, которую он любил, пыталась убить его. После такого любой мужчина начнет опасаться женщин. Надо будет доказать ему, что ее незачем опасаться, что он может ей доверять, доказать, что она никогда не причинит ему зла и никогда его не предаст.
      А что, если он действительно нисколько не любит ее? Нет, этого не может быть. Все видели, в какое бешенство он впадал, когда Рагнор посягал на нее. Пожалуй, придется сказать ему правду. Что она не принцесса, он уже знает, но он не знает, что она все еще девственница. О боги, какое лицо будет у него, когда она скажет ему об этом! Только теперь она поняла, что сама себе вырыла глубокую яму и вот-вот рухнет в нее. А какой замечательной показалась ей вначале эта мысль... Ведь если она больше не девственница, то Вильгельм не захочет взять ее в жены, и она будет свободна и сможет выйти замуж за Клива. А когда она наконец отдастся ему, ее девственность станет для него приятной неожиданностью.
      Но теперь она поняла, что он воспримет все совершенно иначе. Узнав, что она солгала, он решит, что она ничем не лучше этой мерзавки Сарлы. О, если бы эта" Сарла не умерла, если бы она оказалась сейчас здесь, перед Чессой! Честное слово, она убила бы эту дрянь за то, что та сделала с Кливом. Наверняка ей рассказали только часть этой гнусной истории. Хотелось бы узнать о ней побольше. Намного больше.
      ***
      Меррик, Клив и два десятка воинов из Малверна отплывали на рассвете. Все жители Ястребиного острова собрались на берегу, чтобы проводить их. Чесса, Ларен и Мирана стояли на пристани бок о бок, глядя, как мужчины грузят на корабль съестные припасы. Энтти вручила Меррику большой мех с пивом и сказала:
      - Я не хочу, чтобы хоть капля моего пива попала в ненасытную глотку Рагнора. Выпейте его в первый вечер после отплытия из Йорка, когда наконец отделаетесь от этой троицы.
      Старая Альна явилась на пристань, чтобы проститься с капитаном Торриком. Она ласково погладила его связанные запястья и прокудахтала:
      - Эх, красавчик, в прежние времена ты бы не задумываясь бросился в драку, чтобы заполучить меня. Я была куда красивее, чем эти курицы, что стоят рядом со мной.
      - Но Альна, если ты и вправду была такая красотка, то в прежние времена за твою благосклонность сражался бы не я, а мой дедушка. И если бы он победил, я бы мог быть твоим внуком.
      Альна стукнула его по уху и проквохтала:
      - Не снимай с ноги лубков, капитан, так она быстрее срастется, и пей вот это зелье. - Она сунула ему в руку небольшой флакон. - Если бы тебе не надо было уезжать, красавчик, я дала бы тебе другое зелье - любовное, н тогда ты бы влюбился в свою старую бабку.
      Она расхохоталась. Торрик бросил затравленный взгляд на Меррика, но тот только усмехнулся:
      - Считай старую Альну милостивым даром богов. Ларен улыбнулась мужу, но ничего ему не сказала. Она уже раз десять велела ему держать ухо востро, поскольку Рагнор не из тех, кому можно верить. А Керек еще опаснее, потому что одержим мыслью непременно заполучить Чессу для Рагнора, вернее - для Данло.
      Клив не сказал Чессе ни единого слова. Он стоял поодаль, беседуя о чем-то со своей маленькой дочерью, которую держал на руках. Наконец он поцеловал малышку, поставил ее на землю и велел ей идти к тете Ларен.
      Потом он прыгнул на корабль, помахал дочери рукой, и гребцы налегли на весла. Через несколько минут парус из полосатого бело-голубого сукна превратился в удаляющуюся точку. Мужчины Ястребиного острова собрали свое оружие и инструменты и отправились на охоту.
      Чесса повернулась к Миране.
      - Он даже не посмотрел на меня, - пожаловалась она. - Ему все равно, что я не принцесса. Он продолжает меня отвергать.
      - Не тревожься раньше времени. Подожди, пока Клив вернется из Йорка. Тогда и посмотрим.
      Чесса оглядела лица женщин, стоящих вокруг нее. - О боги, - сказала она со вздохом. - Я сказала ему, что я не принцесса, но это еще не все. Да, я еще не все ему сказала.
      Мирана не отрывала взгляда от пары кроншнепов, убегающих от накатившей на берег волны.
      - Лично я предпочла бы не знать, о чем ты толкуешь, - сказала она.
      - Я не беременна.
      - У тебя начались месячные?
      - Да, но дело не в этом. Все обстоит гораздо хуже.
      - О чем это ты? - спросила подошедшая к ним Ларен.
      - У нее начались месячные, - ответила Мирана. - Она не забеременела от Рагнора.
      - Это не имеет значения, - уныло пробормотала Чесса.
      - Еще как имеет, - не согласилась Ларен. - Когда ты наконец выйдешь замуж за Клива, тебе не придется беспокоиться о том, что в тебе, возможно, живет ребенок Рагнора.
      Чесса посмотрела на Мирану, потом на Ларен и на других женщин, сгрудившихся вокруг нее.
      - Я все еще девственница, - сказала она с печальным вздохом. - Я солгала. Я надеялась, что если все будут думать, что я лишилась невинности, меня не отправят к Вильгельму. Теперь я поняла, что совершила ошибку.
      - Но это же прекрасно! - воскликнула Утта, но тут же осеклась, и глаза ее округлились. - О боги, что же теперь делать? - пробормотала она.
      - Да, это дело приобретает неожиданный оборот, - сказала Энтти. - Если Клив узнает, что ты по-прежнему девственница, он тут же потащит тебя в Руан, и там тебя в два счета окрутят с Вильгельмом. А что обо всем этом думаешь ты, Амма?
      Высокая, мощная Амма, обладавшая такой же силой, как и многие мужчины, с досадой посмотрела вслед удаляющемуся кораблю.
      - Я думаю, - медленно проговорила она, - что ты должна будешь переспать с Кливом, как только он возвратится из Йорка.
      Женщины принялись спорить, и спорили долго. Все были серьезны, никто не шутил.
      Наконец Ларен сказала:
      - Послушайте меня все. Дело не в Чессе, а в Кливе. Я рассказала Чессе о Сарле, но многие ужасные и мерзкие детали опустила. Если я расскажу их сейчас, она и все вы поймете, отчего он так старается убежать от нее.
      - Сарла пыталась убить его, - сказала старая Альна и плюнула с пристани в воду. Она перебила Ларен, потому что была старше всех на Ястребином острове и по праву старшинства могла делать, что хотела.. Ларен промолчала и позволила ей продолжить.
      - Но это ты, Чесса, знаешь и без меня. Ты не знаешь другого, того, что перед этим она заманила его словами любви на самый высокий утес Вороньего мыса и там отдалась ему, а потом, когда он лежал перед нею, счастливый и уверенный, что она тоже счастлива, ударила его камнем по голове и столкнула вниз. Но боги спасли его. Он упал на уступ. Маленький брат Ларен, Таби, все видел, но Сарла пригрозила ему, что лишит жизни Ларен и Меррика, если он кому-нибудь скажет хоть слово. По счастью, в конце концов он все же рассказал правду Меррику, и Клива спасли, но спасение едва не запоздало. Если мужчина пережил такое, немудрено, что у него сводит живот при одной только мысли о том, чтобы связаться с новой женщиной. Да-да, я слышала, что теперь всякий раз, когда Клив ложится в Малверне с женщиной, он непременно зажигает масляную лампу. И после любовных утех всегда спит один. Он доверяет женщинам еще меньше, чем наши мужчины доверяют этому паскуднику Рагнору.
      - Альна, откуда ты все знаешь? - удивленно спросила Ларен. - Ведь когда все это случилось, ты была здесь, на Ястребином острове, далеко от Норвегии.
      - Я напоила твоего красавца-мужа зельем, от которого у него развязался язык. Он рассказал мне все в подробностях, и когда рассказывал, все время улыбался. Он даже сказал мне, какая я красивая.
      - Я этому верю, - сказала Ларен Миране. - Кроме последнего утверждения.
      - Я и так знала эту историю, новые подробности, которые добавила Альна, ничего не изменили, - раздраженно сказала Чесса. - И потом, Сарла - всего лишь одна из многих тысяч женщин. Уверена, Клив слишком умен, чтобы считать, будто все женщины на земле такие же, как она.
      - Да, - согласилась Ларен, - это верно. Но пойми, Чесса, она была первой женщиной, которую Клив познал, после того как стал свободным. Он доверял ей. Он отдал ей свое тело и свое сердце. Он любил ее. А она попыталась убить его.
      - Но ведь Чесса нисколько не похожа на нее, - вмешалась Мирана. - Не могу поверить, что Клив настолько слеп, чтобы не видеть этого.
      - Мужчины, - сказала могучая Амма, - даже мой ненаглядный Скулла, иногда страшно возбуждаются по пустякам и теряют способность рассуждать здраво. Как раз это и случилось с Кливом. Он и впрямь вбил себе в голову, что все женщины такие же, как Сарла. Хуже того, он воображает, что шрам на лице сделал из него урода. Он убедил себя, что это так, и искренне считает себя безобразным. Мужчинам вообще свойственно видеть то, чего нет. Ко всему прочему бедняга Клив считает, что его долг - доставить Чессу к герцогу Ролло, иначе будет нарушено его твердое слово.
      - Мужчины и их нерушимое слово, - со вздохом проговорила Мирана. - Сколько же войн было затеяно из-за этого проклятого нерушимого слова!
      Чесса медленно произнесла:
      - Я совершенно уверена, что мой отец больше всего на свете желает, чтобы я была счастлива. Он хочет заключить союз с Нормандией, это несомненно, но разве нельзя подписать договор с герцогом Ролло, не принося в жертву меня? Как же мне заставить Клива уразуметь, что мой отец не станет его проклинать, если он сам возьмет меня в жены? Ведь он в конце концов не безродный, его отец владетель Кинлоха.
      Сей вопрос остался без ответа, так как в эту минуту огромный пес Рорика Керзог с громким лаем пронесся сквозь стайку детей, сгрудившихся на тропе, что вела от пристани к дому, и радостно бросился к женщинам. Увидев стоящих бок о бок Мирану и Чессу, он остановился, посмотрел сначала на одну, потом на другую и в припадке бурного восторга прыгнул на них обеих. Чесса вскрикнула, падая с пристани в воду. Мирана свалилась прямо на нее. Старая Альна разразилась кудахтающим смехом.
      ***
      К концу недели женщины забеспокоились. Мужчины же с раздражающей самоуверенностью повторяли, что все дело в погоде. Меррик и Клив наверняка задержались из-за бури, и не просто задержались, а еще и сбились с курса. Но почему же в таком случае буря обошла Ястребиный остров? Миновал еще один день, а корабль Меррика все не возвращался. После сытного обеда, состоящего из мяса кабана, зажаренного с морошкой, Мирана сказала:
      - С ними что-то стряслось. Я это чувствую.
      Рорик взял у нее из рук их маленькую дочку Аглиду и ответил:
      - Подождем еще два дня. Если через два дня они не появятся, мы отправимся в Йорк и выясним, что случилось.
      Услышав это решение, все вздохнули с облегчением, потому что утром этого дня маленькая Кири перестала есть, играть и спорить с другими детьми. Она отгородилась от всех и ушла в себя. Вид у нее был такой несчастный, что у Чессы защемило сердце.
      - Это случается с ней всякий раз, когда ее отец долго не возвращается, объяснила Ларен. - В Малверне он, бывало, отлучался на неделю, чтобы поохотиться или поторговать, но тогда Кири всегда знала, что он скоро вернется, и не отказывалась от пищи. Когда Клив стал посланником герцога Ролло, он каждый раз говорил ей, когда вернется с точностью до дня. Но несколько раз он опаздывал и по возвращении в Малверн обнаруживал, что она превратилась в маленький скелетик, бледненький, слабый, ко всему безразличный. Мы с ума сходили от беспокойства, пробовали все средства, но все было напрасно.
      В этот раз Клив сказал ей, что вернется на восьмой день. Она начала считать дни. Если ты пошаришь в дальнем углу дома, то увидишь там ряд палочек. Когда она положила на пол восьмую палочку, а Клив так и не вернулся, бедная девочка потеряла веру в его возвращение. Я ее уговаривала и так и этак, но ничего не добилась: она уверена, что он уже не вернется. Я даже стащила одну из ее палочек, но она догадалась и положила на ее место другую.
      Наверное, теперь тебе понятно, почему Клив взял Кири с собой. Конечно, он знал, что путешествие в Шотландию, где он родился, будет сопряжено со многими опасностями. Все мы, разумеется, в подобном случае оставили бы своих детей дома. Но Кири - другое дело. Она бы умерла, если бы Клив оставил ее в Малверне. Только посмотри, до чего она себя довела. Ее любовь к отцу слишком сильна. Никто из нас не знает, как ей помочь.
      - Ларен, а что случилось с Сарлой после того, как она попыталась убить Клива?
      - Ее заставили остаться в Малверне до родов. Потом, когда она родила Кири, Меррик согласился отправить ее к ее семье, у которой была усадьба в долине Берген. Ее отец прислал дюжину воинов, чтобы они сопровождали ее. И тогда она похитила Кири. Когда Клив догнал ее, она крикнула своим провожатым, что он ненавидит ее и явился, чтобы убить ее и ребенка. Пока он убеждал их, что это не так, Сарла убежала с младенцем на руках. Кири тогда едва не погибла. Ее бы не было сейчас в живых, если бы Клив в последний момент не сумел вырвать ее из рук Сарлы, прежде чем та упала с обрыва и разбилась насмерть.
      Для Клива все это было ужасным потрясением, но, как мы и надеялись, он оправился. Свою дочь он любит безумно. Если в Йорке с ним приключилось что-то дурное, что не дает ему вернуться, он, должно быть, с ума сходит от тревоги, потому что знает, что без него Кири долго не протянет.
      Чесса посмотрела на девочку - та сидела, прислонившись спиной к стене дома. Сухорукая Эрна, сидевшая рядом и работавшая на ткацком станке, пыталась ее расшевелить. Она разговаривала с Кири, отпускала шутки, смеялась, притворяясь, будто не замечает, что Кири ничего не отвечает и даже не смотрит в ее сторону. Муж Эрны, Гунлейк, тоже делал, что мог. Он вырезал из дуба нож и попытался подарить его Кири, но та только молча взглянула на нож, а потом посмотрела на Гунлейка без тени улыбки. Женщины уговаривали ее поесть, мужчины сажали на колени и рассказывали ей сказки. Керзог хватал ее зубами за подол и тянул к очагу, где варилась пища. Но все было тщетно.
      Прошел еще один день. Корабль Меррика так и не появился на горизонте. Все ждали завтрашнего дня, чтобы отплыть в Йорк, но в середине ночи разыгралась буря. О том, чтобы выйти в море в такое ненастье, нечего было и думать.
      Услышав рев бури, Кири проснулась, села на кровати и уставилась в пол. Потом она подобрала одну из своих палочек и начала разламывать ее на мелкие кусочки.
      Следующей ночью Чесса не выдержала. Она вошла в спальню, где десять детей спали в ряд, тесно прижавшись друг к другу - ни дать ни взять сушеные рыбки, нанизанные на веревочку. Чесса взяла на руки спящую Кири и улыбнулась, увидев, как остальные ребятишки тотчас задвигались во сне и заняли место, где только что лежала дочь Клива. Кири не проснулась. Чесса отнесла ее в общий зал и легла с нею вместе, завернув себя и девочку в одно одеяло.
      - Почему ты принесла меня сюда, Чесса? Чесса открыла глаза. Ночная темнота постепенно уступала место тусклому серому рассвету. Пока все лежали неподвижно, но скоро обитатели дома проснутся, и в зале станет так шумно, что никто уже не сможет спать.
      - По-моему, хватит тебе морить себя голодом. Глядя на тебя, все места себе не находят от беспокойства. Я собираюсь положить этому конец. Пока твой отец не вернется, я буду вместо него. Я буду заменять тебе его во время всех его отлучек. Когда Утта сварит кашу, ты обязательно ее поешь. А потом мы с тобой пойдем гулять. Мы будем играть, бегать и смеяться, и я научу тебя одной веселой песне, которую любят петь ирландские крестьяне. В этой песне поется о свинье, которая спасла своего хозяина от смерти, и за это ей разрешили спать в одной постели с хозяином и хозяйкой. А потом мы с тобой расположимся на скале на восточном берегу и съедим большой-пребольшой обед.
      - Ты не можешь заменить мне моего отца, потому что ты девушка.
      - Ну и что? Я все равно буду тебе вместо него. Кири попыталась высвободиться из объятий Чессы, но та держала ее крепко. Тельце девочки исхудало, длинные золотистые волосы утратили свой обычный блеск. Чессе стало страшно. Как же тяжело сейчас Кливу - ведь он знает, что его дочь может умереть от истощения! Хоть бы с ним самим ничего не случилось!
      - Это еще не все, Кири. Слушай, если после того, как кончится буря, твой отец не вернется, мы обе, ты и я, поплывем в Йорк. Поплывем вместе с Рориком и его воинами. Я поговорю об этом с твоим дядей Рориком, и он согласится - но с одним условием.
      - С каким?
      - Он согласится взять тебя, если ты будешь делать то, что я говорю.
      - Мой отец никогда мною не командует!
      - Еще как командует, просто ты этого не замечаешь. А теперь ложись ко мне поближе и я расскажу тебе историю про одну маленькую девочку, которой пришлось жить с мачехой, очень красивой и очень злой. Эту мачеху звали Сайра, а что до девочки, то это была я.
      Глава 12
      Волны с плеском разбивались о борт корабля. Ночь выдалась темная, безлунная. "Черная, как волосы Чессы", - сказал Рорик. И это было хорошо: ведь в такой темноте датчане не заметят появления чужаков. Дождь шел не переставая, небо обложили тяжелые, низкие тучи.
      - О том, что мы здесь, их не предупредит ни одна чайка, - сказал Хафтер. Надеюсь, что боги будут к нам благосклонны и дождь не прекратится до тех пор, пока мы не покончим с этим делом.
      Гунлейк провел корабль Рорика через просторную Йоркскую гавань, обнесенную мощным палисадом, предназначенным для того, чтобы не пропустить к городу врага. Гунлейк управлял кораблем столь искусно, что караульные ничего не заметили.
      Всем хотелось надеяться, что люди, приплывшие из Малверна вместе с Мерриком и Кливом, были захвачены в плен живыми. Однако в глубине души каждый воин понимал, что это маловероятно. Викинг продолжал сражаться, пока меч не выпадал из его ослабевшей руки. Тогда он брался за нож и дрался им, покуда не ослабевал окончательно. Но даже тогда он не сдавался - он ругал врага, пока ему не отказывал язык. Что же сталось с Мерриком и Кливом? Рорик не говорил о них, а просто молча делал свое дело, спокойный и невозмутимый, как всегда. Гунлейк медленно и осторожно вывел корабль из гавани и направил его в реку Уз, на которой стоял Йорк, столица Данло. К пристани было привязано по меньшей мере три десятка торговых и военных кораблей, их высокие мачты, смутно виднеющиеся в ночи, плотно обернутые парусами из темной кожи и белого холста, тихо качались в такт волнам. Воины Рорика вытащили корабль на берег, усыпанный камнями и обломками дерева, выброшенными недавним штормом. Вокруг не было ни огней, ни домов. Рорик решил, что, пробираясь назад, в город, они будут держаться поближе к кромке воды.
      Затем воины постарались укрыть корабль густолистными ветвями дубов и кленов, растущих неподалеку от берега. Когда корабль был, насколько это возможно, замаскирован, Рорик тихо сказал:
      - Кири, ты пойдешь с нами, но держись поближе к Чессе. Я бы хотел оставить тебя здесь, но боюсь, что это слишком опасно. Хотя идти с нами тоже опасно. О боги! - Он в досаде ударил себя кулаком по лбу, но делать было нечего - нельзя было оставить этих двоих без присмотра, значит, надо было взять их с собой. К тому же Чесса неплохо умела обращаться с ножом, и ножны с двумя острыми клинками висели на ее кожаном поясе, скрытые под шерстяным плащом.
      Кири послушно позволила Чессе взять себя за руку, и все двинулись в путь.
      - Мы все викинги, храбрые воины, - шепнул Рорик Хафтеру, - и идем в Йорк, чтобы вызволить своих друзей. И что же? С нами вместе идут женщина и маленькая девочка.
      Хафтер пожал плечами:
      - Опять ты завел эту песню, Рорик. Какой от нее прок? Если бы девочка не поехала с нами, она была бы уже мертва.
      - Так утверждала Чесса, - тихо пробормотал Рорик, гадая, не солгала ли девушка: все три дня, что они добирались до Йорка, Кири охотно ела. До отплытия с Ястребиного острова она тоже не отказывалась от еды.
      - Это оттого, что Кири знает: скоро она увидит Клива, - объяснила Чесса, спокойно встретив вопрошающий взгляд Рорика. - Если бы она осталась на Ястребином острове, то очень скоро уморила бы себя голодом. А с нами у нее по крайней мере есть шанс на спасение.
      Двадцать два воина были вооружены мечами, ножами и секирами. В руках у них были щиты, на головах - шлемы. Они хорошо знали, как нагонять на врагов страх, внезапно появляясь из ночной тьмы или густого тумана с поднятыми мечами, с воинственными криками, в шлемах, закрывающих лица.
      Но сегодня все нужно было сделать тайно и бесшумно. Гунлейк неплохо знал Йорк. Он прожил в этом городе десять лет, охраняя короля Гунтрума, старшего брата нынешнего короля, Олрика. Ему было ведомо, где содержались пленники, и он очень надеялся, что узилище по-прежнему находится на старом месте. До рассвета оставалось четыре часа - достаточно времени, чтобы вызволить Меррика и всех его людей, достаточно времени, чтобы скрыться. Достаточно времени, чтобы узнать, что они мертвы, и отомстить за их смерть.
      Отряд не стал входить в Йорк, а обошел его кругом. Дворец короля Данло стоял на возвышенности, за гаванью и городом, а за ним располагались казармы королевской стражи и темница. Там будет трудно остаться незамеченными, куда труднее, чем на безлюдном берегу.
      Гунлейк объяснил остальным, где расставлены часовые, надеясь, что они по-прежнему стоят на тех местах, которые он помнил. Воины и Чесса с Кири подошли к возвышенности сзади, скрываясь то за одним деревом, то за другим. Четыре стражника, попавшиеся им на пути, были убиты быстро и бесшумно. Наконец весь отряд крадучись подобрался к казармам, где жила королевская стража. В дальнем конце ряда казарм виднелось топорно сколоченное деревянное строение, окруженное кучами нечистот. Все вознесли молитву Тору, чтобы их товарищи все еще находились там, внутри, и чтобы все они были живы. Но каждый со страхом гадал, будет ли услышана эта молитва.
      Кругом были видны стражники, человек двадцать. Одни из них стояли, прислонясь к дворцовым воротам, другие подпирали стены казарм, явно не помышляя о том, чтобы что-либо охранять. Никто из них не ходил дозором между дворцом, казармами и темницей, они просто праздно стояли и при этом, возможно, даже подремывали.
      Незаметно подобравшись к казармам, каждый воин с Ястребиного острова выбрал себе жертву. Несколько мгновений - и королевские стражники лежали на земле. Все они были убиты.
      Гунлейк махнул рукой, приглашая следовать за ним. Возле темницы, где содержались узники, стояли в ленивых позах с полдюжины стражников, тихо переговариваясь между собой.
      Только один из них успел вскрикнуть, перед тем как Хафтер перерезал ему горло. Все замерли на месте, ожидая, что на крик из казарм высыпет толпа стражников, однако ничего не произошло.
      Рорик тихонько толкнул дверь темницы. Она была заперта на деревянный засов. Скулла, руки которого были такие же толстые, как сучья мощного дуба, перерубил старый деревянный брус одним ударом топора.
      - Теперь нам понадобится свет, - прошептал Рорик и кивнул Аслаку. Тот быстро подполз к небольшой яме для очага, где все еще рдели раскаленные угли, и зажег фитиль, плававший в масляной плошке, которая лежала рядом с ямой. Фитиль загорелся, и Аслак, освещая путь коптящей плошкой, вошел в темницу. За ним вошли и остальные. Когда Чесса увидела королевскую темницу изнутри, она едва не вскрикнула от облегчения. Клив, Меррик и все воины из Малверна были здесь. Живые! Но едва глаза Чессы привыкли к сумраку, ей снова захотелось закричать - на сей раз от ярости.
      Все узники были прикованы к огромным, тяжелым чурбакам. Платье их было изорвано и покрыто грязью и нечистотами. В темнице стояло невыносимое зловоние. И все воины из Малверна выглядели такими худыми и изможденными, словно их долго морили голодом.
      - Отец! - крикнула Кири. Чесса мгновенно закрыла девочке рот рукой и наклонилась к ее уху:
      - Молчи, Кири. Это опасно. Мы здесь для того, чтобы вызволить твоего отца, а не для того, чтобы и нас посадили в эту темницу. Поэтому молчи и не издавай никаких звуков.
      - Но отец...
      - Я знаю, - перебила ее Чесса, чувствуя такой гнев, что у нее перехватило горло. Она подняла Кири на руки и бегом бросилась к Кливу. Тот глядел на нее так, словно это была не она, а некий дух из преданий викингов, и ей показалось, что в его глазах промелькнула тревога, однако было слишком темно, чтобы разглядеть что-либо наверняка.
      Все узники что-то шептали. Облегчение от того, что они снова видят своих друзей, явно придало им сил. Чесса опустилась на колени рядом с Кливом и принялась перепиливать ножом толстую веревку, которой он был привязан к цепи, пропущенной сквозь железное кольцо, вделанное в толстый чурбак.
      - О боги, - проговорил он. - Кири, дитя мое, неужели это ты?
      - Да, отец, я пришла, чтобы спасти тебя. Он засмеялся, сам не понимая, откуда у него взялись для этого силы. Ему хотелось обнять Кири, но он был слишком грязен, чтобы дотрагиваться до нее.
      Он боялся, что, если прикоснется к ней, она может заболеть. В голове у него шумело. Должно быть, все это только сон и больше ничего. Он так много думал о том, как Рорик их спасет, что это спасение, наверное, просто привиделось ему в обманчивом сне. Однако почему Рорик привез с собой Чессу и Кири, ведь вся эта затея очень опасна! Клив потряс головой и снова вперил взгляд в свою маленькую дочь. Нет, это не сон, это происходит наяву. Перед ним в самом деле Кири, живая и здоровая. Если бы Рорик не взял ее с собой, она бы уморила себя голодом. Она была бы уже мертва.
      - Поторопись, - тихо попросил он Чессу. Гунлейк встал на колени рядом с Чессой и тоже начал перепиливать ножом веревки. Через несколько мгновений Клив был свободен.
      - Ты можешь встать? - спросил Гунлейк. Клив медленно поднялся, опираясь спиной о стену. Он чувствовал страшную слабость. И злость оттого, что Чесса и Кири видят его в таком состоянии.
      Не давая им разглядеть его как следует, он свирепо прошептал, обращаясь к девочке:
      - Ты опять морила себя голодом, да? Она только молча посмотрела на него. Вид у нее был сытый. Как это понять?
      Чесса протянула ему мех с водой. Он осушил его до дна. Тогда она дала ему длинный, узкий кусок вяленой говядины. Он жадно засунул его в рот. Никогда еще он не был так голоден. То есть, конечно, был, но очень давно, много лет назад, еще ребенком. Тогда он недостаточно быстро принес своему хозяину кубок с вином, и тот в наказание долго его не кормил. Глупое воспоминание... Клив снова потряс головой и осушил еще один мех, наполненный прохладной водой. Чесса протянула ему еще вяленой говядины. Он подумал, что никогда не ел ничего вкуснее.
      Чесса огляделась по сторонам. Все узники жадно поглощали воду и пищу. Если они слишком ослабели от голода, чтобы идти самостоятельно, люди Рорика понесут их. Хвала богам, что Меррик остался жив! Если бы он погиб, Рорик постарался бы разрушить Йорк до основания.
      Через неделю все эти люди умерли бы от жажды и голода. Будь проклят Рагнор! Чессе хотелось убить его собственными руками. И Керека. И капитана Торрика.
      Клив пережевывал вяленое мясо и мысленно благодарил богов за спасение. В последние дни он и его товарищи так ослабели от голода и жажды, что им даже не хотелось разговаривать друг с другом. Они молча ждали смерти. Когда ночами Керек иногда приносил им пищу и воду, они думали, что он делает это лишь для того, чтобы продлить их страдания, чтобы их конец не был слишком легким и быстрым. Он продолжал приходить, хотя и не каждую ночь, не давая им умереть от голода и жажды. Но они не доверяли ему ни на йоту. Они были уверены, что это игра, жестокая игра, которую ведет Рагнор, и в конце концов все они умрут. Только один человек верил в спасение - Меррик. Он повторял:
      "Рорик нас выручит".
      И вот Рорик действительно здесь, и у них появился шанс на спасение. Каждый из воинов Рорика поддерживал одного из узников, чтобы тот не упал от слабости. Они медленно вышли из темницы, стараясь идти бесшумно и пристально вглядываясь в темноту. Клив вдохнул свежий ночной воздух и прошептал:
      - Я уже не надеялся когда-либо выйти на волю. Мы все отчаялись все, кроме Меррика. Он ни мгновение не сомневался в том, что Рорик явится к нам на выручку. Спасибо.
      Гунлейк усмехнулся:
      - Мы еще не унесли отсюда ноги, Клив. Прибереги свою благодарность до того времени, когда мы погрузимся на корабль и отплывем от этого проклятого Данло на много миль.
      Все произошло так быстро, что никто не смог ничего сделать. Из потемок вдруг выскочили двое мужчин. Один из них схватил Чессу, другой - Кири: он поставил девочку перед собой и сжал руками ее горло.
      - Не двигайтесь, - крикнул он, - иначе я сверну ей шею.
      "О боги!" - подумал Клив, беспомощно глядя на свою дочь. Значит, кто-то знал об их побеге и, наверное, заранее принял меры. Но почему они схватили Кири и Чессу? И где остальные воины Данло, почему они не выходят из темноты, чтобы убить незваных пришельцев?
      Когда грубые руки схватили ее, Чесса сначала опешила от неожиданности, как и мужчины, но ее замешательство продолжалось только один миг. Она схватилась было за один из ножей, которые висели у нее на поясе, но, увидев, что другой враг держит Кири, решила действовать иначе. Она оставила нож в ножнах, уронила руку и обмякла.
      - У нее обморок, - пробормотал схвативший ее мужчина и, пыхтя, прижал ее к себе, чтобы она не свалилась у его ног.
      - Погоди, Эрик, посмотри на нее получше. Керек говорил, что она больно ушлая. Может, она...
      Речь второго воина была прервана воплем Эрика. Чесса изо всех сил ударила его кулаком по кадыку. Он мгновенно отпустил ее, схватился обеими руками за шею и рухнул на колени. Она тут же выхватила нож, и, взяв Эрика за грязные космы, рванула его голову назад и приставила лезвие к его горлу.
      - Вели ему отпустить девочку, - тихо сказала она, - или ты умрешь.
      И она слегка полоснула его по горлу, чтобы он почувствовал, как из пореза вытекает кровь.
      - Отпусти ее, Олаф. Я не хочу умирать!
      - Да, отпусти ее, - сказал Клив, выступая вперед. - И отдай ее мне.
      - Извини, Клив, но я еще подержу твою дочь у себя, во всяком случае пока. - Из темноты показался Керек.
      - Ты... - проговорил Рорик. - Керек, зачем ты здесь?
      - О боги, - промолвил Меррик. - Керек, ты же приносил нам пищу и воду! Ты не дал нам умереть. Зачем же ты здесь? Что за подлую игру затеяли вы с Рагнором?
      Керек поднял руку, призывая всех к молчанию, и повернулся к Чессе.
      - Я предлагаю обмен, принцесса. Если ты согласишься пойти со мной, Олаф отдаст Кири ее отцу.
      - Отец!
      - Успокойся, детка. Не двигайся.
      - Но я не могу вырваться. Он слишком сильный.
      - Я знаю. Прошу тебя, не двигайся. Клив посмотрел на Чессу. В призрачной предрассветной мгле было видно, что лицо ее побледнело, однако рука ее, держащая нож, не дрожала. Эрик стоял, не шевелясь и едва дыша.
      Клив перевел взгляд на Керека:
      - Ты этого хотел, не так ли? Но ты же не мог знать, что Рорик возьмет с собой Чессу и Кири. На что же ты рассчитывал?
      - По пути в Йорк мы с Торриком придумали план. Когда ты отпустил его с корабля на берег, чтобы он привел к вам короля Олрика, он рассказал королю, что мы задумали одурманить вас медом с сонным зельем. Так все и произошло, и вы, сонные, оказались в темнице. Я не дал вам умереть от голода и жажды, потому что в отличие от Рагнора помню, что вы спасли нам жизнь. Я не забываю добра. Но мой долг - забрать у вас принцессу.
      В тот день, когда вы проснулись в темнице, король отправил на Ястребиный остров гонца. Его предложение было очень простым: мы возвращаем вас на остров в обмен на принцессу.
      - К нам не приплывал никакой гонец, - сказал Рорик.
      Керек пожал плечами:
      - Капитан Торрик " я объяснили людям короля, как к вам доплыть. Но, как видно, они не смогли найти ваш остров.
      - Буря, - медленно проговорил Рорик. - Она бушевала четыре дня. Мы не могли отплыть, пока она не утихла. Наверное, ваши люди утонули.
      - Да, я тоже об этом подумал. А может, их просто унесло далеко в море. Я знал, что Рорик придет к вам на выручку. Рагнор требовал, чтобы вас всех убили, но король не дал ему это сделать. Вернее, не король, а... Впрочем, это не имеет значения. Да, господин мой Рорик, я знал, что ты явишься. Я расставил своих людей, чтобы они незаметно наблюдали за тобой, когда ты высадишься на берег. И когда ты ступил на землю Данло, один из них тут же доложил об этом мне. Когда я увидел среди твоих воинов принцессу и эту девочку, я глазам своим не поверил. Такая удача! Тогда я понял, что боги на моей стороне. Да, боги одобряют то, что я делаю для блага Данло. Это они послали мне принцессу и девочку.
      - Ты безумен, Керек, - сказал Клив. - Чесса - всего лишь обыкновенная женщина. Напрасно ты возомнил, будто ей суждено стать спасительницей Данло. Оставь эту бредовую мысль.
      Керек самодовольно улыбнулся и отрицательно покачал головой:
      - Если ты влюбился в нее, Клив, то мне жаль тебя. Она предназначена для другого. А теперь, принцесса, подойди ко мне, и тогда я верну Кири ее отцу.
      Меррик рассмеялся:
      - Чесса, стой, где стоишь. Керек не убьет Кири. Не посмеет.
      Керек увидел, как Хафтер сделал шаг вперед. Люди Меррика и Рорика придвинулись ближе, обступив Керека плотным кругом.
      - Стойте, не двигайтесь с места, если не хотите, чтобы я убил девочку. Клянусь богами, я убью ее. Мне не хочется, но я это сделаю. Выбор за тобой, принцесса. Ты пойдешь со мной? Если ты согласишься, Олаф отпустит девочку.
      - Если Кири умрет, то вслед за ней умрешь и ты, Керек.
      - Да, Клив, я это знаю. Но меня это не пугает.
      - Хорошо, - сказала Чесса. Ее нож по-прежнему касался горла Эрика. - Я согласна.
      - Чесса, я не могу обменять тебя на Кири. Не могу.
      - Я знаю, Клив. Я сама так решила. Керек улыбнулся ей, потом приказал:
      - Олаф, отпусти девочку.
      - Но ведь она все еще держит нож у горла Эрика!
      - Когда девочка будет в безопасности, она бросит нож. Делай, как я сказал.
      На лице Олафа мелькнуло недоумение, однако он все же разжал руки, сжимавшие шею Кири. Но девочка осталась стоять на месте, глядя то на Клива, то на Чессу.
      - Иди, Кири, иди к своему отцу: Со мной будет все хорошо. Иди.
      Кири сломя голову бросилась к Кливу, он сжал ее в объятиях, но его взгляд был прикован к Чессе. Он видел, как она медленно опустила нож и отступила от Эрика. Затем протянула нож Кереку черенком вперед.
      - Благодарю тебя, принцесса, - промолвил Керек и повернулся к воинам из Малверна и с Ястребиного острова.
      - Меррик, Клив... Мне жаль, что Рагнор обращался с вами так жестоко. Но теперь вы свободны и можете вернуться домой. Для вас ничего не изменилось. Вы снова заживете своей прежней жизнью. Ты, Клив, можешь просто известить герцога Ролло о том, что принцесса вышла замуж за наследника Данло, Что до тебя, Меррик, то твой корабль "Серебряный Ворон" стоит у самого дальнего причала. Мои люди вывели его из того места, где я его прятал, когда мне донесли о появлении Рорика. Этот корабль - твой, что бы там ни говорил Рагнор. В кормовом шатре ты найдешь достаточно провизии и чистой одежды. Однако товаров там уже нет. Король не настолько щедр. Счастливого пути.
      Керек повернулся, сделал знак двум своим воинам, и они скрылись в лесу. Чесса пошла с ними.
      Клив, не слушая свирепых ругательств остальных, шагнул в сторону леса.
      - Нет, Клив, не теперь, - остановил его Меррик. - Сейчас не время.
      - Мы должны найти способ спасти ее, должны!
      - Мы его найдем, - сказал Хайтер. - Но Меррик прав. Сейчас не время. Сначала тебе необходимо восстановить свои силы. И мы должны придумать план. Мы вызволим ее, Клив.
      Гунлейк положил на плечо Клива свою большую жилистую руку:
      - Она сделала то, что должна была сделать. Она здорово похожа на Мирану и, значит, сумеет за себя постоять.
      "Но как?" - подумал Клив. Чесса из тех, кто сначала говорит, а уже потом думает. Она презирает Рагнора и не побоится выразить свое презрение. Если король Олрик не остановит своего сына, Рагнор, пожалуй, задушит ее. Клив представил себе, как Чесса доводит Рагнора до бешеной ярости и тот убивает ее. Ему стало страшно. И его все больше терзало чувство вины.
      И еще у него было острое чувство потери. На душе было пусто и холодно. Керек сказал, что ему жаль, если он, Клив, влюбился в Чессу. Это нелепо - он не мог влюбиться. Он был размазня и дурак, когда поверил Сарле, и та преподала ему хороший урок. Правда, благодаря Сарле у него есть Кири, и это хорошо. Но урок он усвоил на всю жизнь: нельзя верить женщине, которая пытается убедить тебя в том, чего не может быть. Его лицо обезображено шрамом, и он беден. Чего хочет от него Чесса, мудрено понять. Но любить его она не может. Он слишком хорошо помнил остервенелую ненависть Сарлы, чтобы поверить в эту невероятную сказку - любовь Чессы.
      Клив опустился на колени и пристально посмотрел на свою дочь.
      - Я вижу, на этот раз ты не морила себя голодом.
      - Ты не вернулся, когда я положила на пол восьмую палочку.
      - Но ведь теперь ты знаешь: я не мог вернуться. Ты не должна считать, что я умер, если я опаздываю с возвращением.
      Кири кивнула:
      - Да. Чесса сказала то же самое.
      - Хорошо. Поговорим об этом после. А теперь нам надо убираться отсюда. Хафтер, будь другом, понеси ее, а то я слишком грязный.
      Когда они шли по берегу, Клив заговорил снова:
      - Я не могу бросить Чессу в беде. Она пожертвовала собой, чтобы спасти Кири. Я должен придумать, как ее выручить.
      - Да, - бросил через плечо Рорик. - Но перестань изводить себя, Клив. Мы сумеем ее вызволить.
      - Я убью этого паршивого ублюдка, - сказал Меррик. - Но сначала мне надо как следует вымыться и досыта наесться.
      В разговор вмешался Гунлейк:
      - Говорю вам: эта девчонка здорово похожа на Мирану. Она сильная и очень хитрая, совсем как Мирана.
      - Ты, я помню, уверял, что это из-за Мираны и ее штучек у тебя поседели волосы, - заметил Рорик.
      - Истинная правда, - согласился Хафтер. - И у тебя тоже поседеют.
      Клив слушал их шутливую пикировку и молчал. Чувство, что он потерял что-то очень дорогое, все разрасталось в его душе. Он старался подавить его, но ничего не получалось.
      ***
      Вечером они бросили якорь в скалистой бухточке в нескольких милях к северу от Йорка и сошли на берег, чтобы заночевать. Все бывшие узники уже успели смыть с себя грязь и одеться в чистое платье. Весь день они, не переставая, ели. К изумлению Клива, Кири отказалась есть фазана, которого они поджарили на костре.
      - Что с тобой, детка? Почему ты не хочешь поесть? Ведь я снова с тобой. Со мной ничего не случилось. Ну же, поешь.
      - Здесь нет Чессы.
      Рорик пододвинулся к Кливу и посадил Кири к себе на колени.
      - Что-то я не пойму, - сказал Клив. - При чем тут Чесса? И как случилось, что Кири снова начала есть после того, как на восьмой день моего отсутствия принялась морить себя голодом?
      - Это все Чесса, - ответил Рорик. - Она ее уговорила. Она сказала, что всегда, когда ты будешь отлучаться, она будет Кири вместо тебя.
      Клив посмотрел на огонь, на шипящих, истекающих жиром фазанов, насаженных на длинные прутья. Один прут уже начал тлеть. Он не хотел, чтобы фазан упал в костер и сгорел. Протянув руку, он вытащил его из пламени.
      - у - Отец, что ты теперь будешь делать?
      - Возможно, Чесса все-таки решит, что ей лучше выйти замуж за Рагнора.
      Кири ничего не ответила, только посмотрела на него так, словно он сказал гадость.
      Клив попытался оторвать у фазана крыло, обжег пальцы и вскрикнул.
      Меррик взял у него птицу и осторожно положил ее на камень.
      - Если бы ты уронил этого фазана на землю, я бы сломал тебе челюсть, невозмутимо заметил он. Наконец Клив сказал:
      - Кири, если я выручу Чессу, ты обещаешь мне, что поешь мяса этого фазана, на которого твой дядя смотрит такими жадными глазами?
      Девочка взглянула ему в лицо, коснулась его золотистой бороды и наконец протянула руку и отщипнула кусочек мяса.
      - Ладно, - сказала она. Клив повернулся к Рорику:
      - Керек ждет, что мы попытаемся что-то сделать. Надо придумать такую штуку, чтобы даже он ни о чем не догадался.
      - Да, - задумчиво произнес Хафтер, сидевший рядом с Кливом. - Этот Керек очень умен. Он опасный враг.
      Клив вдруг улыбнулся, ощерив зубы. С этой волчьей улыбкой и кривым шрамом через все лицо он казался ужасающим, как сам христианский дьявол.
      - Керек ни о чем не догадается, - негромко проговорил он и довольно потер руки.
      Глава 13
      Чесса сидела за длинным пиршественным столом напротив Рагнора. Обеденный зал был длинным и узким, вдоль всех его стен стояли скамьи. Здесь могло бы поместиться много едоков, однако сегодня скамьи пустовали. В зале не было ни одного окна, и для освещения на сколоченном из дубовых досок столе горело множество масляных плошек - глубоких глиняных блюд, полных масла, в котором плавали зажженные фитили. К стенам были прикреплены тростниковые факелы. У двух входов в зал стояла вооруженная стража.
      Чесса посмотрела вверх. Потолок был низкий, толстые потолочные балки покрыты многолетним слоем копоти. Видимо, прежде здесь был большой очаг, на котором готовили пищу. Массивное, роскошно изукрашенное кресло короля пока пустовало. Рядом с Чессой сидел Керек. Рагнор восседал напротив, лениво улыбаясь и всем своим видом напоминая ящерицу, греющуюся на солнце.
      - Вот уж не думал, что Кереку удастся добыть тебя для меня, - небрежно заметил он и, откусив большой кусок хлеба, принялся пережевывать его с открытым ртом. - По правде сказать, Чесса, я бы предпочел взять в жены не тебя, а Утту.
      - Утта уже замужем, болван, - коротко ответила Чесса и тоже взяла кусок хлеба. Она постаралась открыть рот как можно шире, плотно набила его хлебом и начала жевать точно так же, как это делал Рагнор.
      - Сейчас же перестань! - крикнул Рагнор, отшвырнув свой кусок хлеба в сторону. - Закрой рот, слышишь? Ты выглядишь омерзительно, уродливо, безобразно!
      - Да ну? А ты не подумал о том, что когда ты сам жуешь с открытым ртом, то тоже становишься омерзительным и безобразным?
      - Перестань, принцесса, - вмешался Керек. - Прошу тебя, не выводи его из себя. Он не понимает твоих шуток.
      - Заткнись, Керек! - взвизгнул Рагнор. - Сам ты ничего не понимаешь! А тебя, Чесса, я изобью. - Он угрожающе перегнулся через стол. - Я возьму на конюшне хлыст, раздену тебя донага и выпорю. Тогда ты отучишься насмехаться надо мной и впредь будешь придерживать свой ядовитый язык.
      - Ты попал рукавом в миску с тушеным горохом, Рагнор. Посмотри, с него капает подливка. До чего же нелепый у тебя вид!
      - Принцесса, мой господин, прошу вас, - торопливо проговорил Керек. - Сюда идет король. Прошу вас, выбирайте выражения.
      Король Олрик величаво приближался к столу, сопровождаемый двумя очень молодыми и очень красивыми служанками, похожими друг на друга как две капли воды. "Интересно, для чего они здесь? - с удивлением подумала Чесса. - Зачем понадобилось их присутствие за обедом?"
      Керек учтиво осведомился:
      - Надеюсь, тебе понравилась твоя комната, принцесса?
      - Нет, - ответила Чесса. - Комната слишком мала, кровать слишком узка, подушка жесткая и...
      - А как твоя служанка Ингурд? - перебил Керек. - Может, она глупая и оскорбляет тебя? Я сам ее выбрал.
      Но Чесса уже закусила удила.
      - Слуги принесли мне для ванны холодную воду. Это не для меня. Я привыкла к куда большей роскоши, Керек. - Она огляделась по сторонам и ее взгляд смело встретился со взглядом короля. - И дворец тоже оставляет желать лучшего. Он не соответствует моим ожиданиям. В нем мало света и пахнет несвежей пищей. Дворец моего отца в Дублине намного красивее и великолепнее.
      - Что? Наш дворец не соответствует твоим ожиданиям?! - заорал Рагнор. - Ах ты, проклятая, испорченная сука! Ты думаешь, кто-нибудь тебе верит? Здесь никто, никто не будет тебя слушать, особенно когда все поймут, какая ты упрямая ведьма.
      - Я король Олрик, - важно объявил король. Чесса повернулась к нему и любезно улыбнулась. Король Олрик, низенький старичок с выпирающим толстым животом и совершенно беззубыми деснами, был явно преисполнен сознания собственной значимости и, похоже, обладал вздорным нравом. Глаза у него были пустые, и Чессе подумалось, что он, должно быть, немного выжил из ума.
      - Это мои наложницы, - пояснил Олрик, показывая на своих белокурых служанок. Обе они стояли, опустив глаза. - Они двойняшки и так похожи друг на друга, что даже я не могу их различить. Я купил их у их отца. Они мне подходят. А ты - принцесса Чесса, дочь короля Ситрика. Все-таки ты здесь, как и обещал Керек. Молодец, Керек, ты хорошо потрудился.
      - Жаль, что ты обратился к Кереку, а не ко мне, отец, - сказал Рагнор. - Я бы добыл ее быстрее.
      - В самом деле, Рагнор? Что ж, возможно, как-нибудь позднее ты расскажешь мне, как ты собирался доставить принцессу в Йорк.
      В его голосе прозвучало нечто такое, что Чесса поняла: этот, человек опасен. Может, он и выжил из ума, но размениваться на пустые угрозы не станет. Он, не колеблясь, нанесет удар, и удар беспощадный. Вслух она сказала:
      - Твои наложницы очень красивы, государь. Раб помог королю сесть в кресло, после чего одна из наложниц развернула красиво вышитую полотняную салфетку и накрыла ею грудь Олрика, чтобы тот не испачкал пищей висящие у него на шее золотые цепочки, инкрустированные алмазами и рубинами.
      - Пожалуй, она недурна, - изрек король Олрик, обращаясь к Кереку. - Плохо, что у нее черные волосы, но вплетенные в косы яркие ленты придают им вполне пристойный вид. Оттенок кожи % нее странный - золотисто-смуглый. Он необычен, однако его нельзя назвать безобразным. Она не похожа на дочь викинга, скорее она смахивает на чужеземку. Но глаза у нее интересные, они достойны внимания. Встань, принцесса. Я хочу посмотреть, пригодна ли ты для деторождения.
      Керек с шумом втянул в себя воздух, и Чесса поняла: он боится того, что она может сделать. Она перевела взгляд на Рагнора: тот напрягся и всем телом подался вперед. Чесса улыбнулась - так кротко и ласково, как только могла - и медленно встала из-за стола. Потом так же медленно приблизилась к королю, который все это время не сводил с нее глаз. Чесса легко коснулась его рукава:
      - Что скажешь, государь? По-твоему, я смогу нарожать много детей?
      Олрик положил ладони ей на живот. Она не шелохнулась и продолжала кротко улыбаться. Руки короля скользнули по ее бедрам и легли на ягодицы. Чесса по-прежнему стояла неподвижно и не отпрянула даже тогда, когда он притянул ее к себе и принялся шарить беззубым ртом по ее груди.
      - Да, - сказал он наконец, щелкая пальцами, - с ней будет хорошо в постели.
      - А я думал, что ты собираешься посмотреть, годится ли она для деторождения, - заметил Рагнор. Он сидел, лениво развалившись на стуле, и недовольно смотрел на своего отца. Тот между тем прихлебывал вино из кубка, который держала у его губ одна из наложниц. Чесса вернулась к своему месту и села. Она чувствовала отвращение, но не решалась его выказывать. Король Олрик был непохож на своего сына. Он был куда опаснее.
      Одна из наложниц взяла нож, отрезала толстый кусок жареной говядины, положила его в рот и стала тщательно пережевывать. Затем, к полнейшему изумлению Чессы, вынула пережеванное мясо изо рта и осторожно вложила его между губами короля. Чессу чуть не вырвало, однако она сделала над собой усилие и сдержалась - только опустила голову, чтобы больше не видеть омерзительного зрелища.
      Керек, понизив голос почти до шепота, сказал:
      - Ты поступила благородно, принцесса. Я не успел предупредить тебя, что у нашего короля не такой добрый и ровный нрав, как у его сына, но ты проницательна и догадалась сама, не так ли?
      - О чем ты с ней шепчешься, Керек?
      - Ни о чем, мой господин. Я просто говорил принцессе, что мне очень нравится это блюдо из капусты с морошкой.
      - Ты тупица, Керек. Если б не ты, этот мерзавец Рорик никогда бы нас не поймал. Если б не ты, мы бы не оказались на этом проклятом Ястребином острове. Во всем виноваты вы двое: ты и этот безмозглый лентяй Торрик.
      Король поднял руку; все пальцы на ней были унизаны золотыми и серебряными перстнями. К удивлению Чессы, Рагнор, увидев этот жест, тотчас замолчал.
      - Мои посланцы сегодня вернулись, Керек. Они так и не нашли этот Ястребиный остров. Они говорят, что буря занесла их в совершенно незнакомые воды, и им очень повезло, что они сумели возвратиться в Йорк. Я бы велел убить их за то, что они не выполнили моего приказа, но, поскольку нам все же удалось заполучить принцессу, их неудача уже не имеет значения. К тому же один из них - весьма искусный моряк, так что убивать его было бы мне невыгодно.
      - Я убью капитана Торрика, отец. Это он дал твоим посланникам неверный курс. И потом, теперь он хромой и от него нет никакой пользы.
      - Не забывай, что именно капитан Торрик и Керек придумали, как нам взять в плен этих викингов и обменять их на принцессу. Я уже наградил и Торрика, и Керека.
      - Но это же смехотворно! Это я сказал Кереку, что надо опоить их сонным зельем. Я не хотел, чтобы они приняли бой и погибли. Я хотел, подвергнуть их пыткам. Я хотел чтобы этот проклятый Клив умер медленной мучительной смертью. Или же я снова продал бы его в рабство. Он ведь уже был рабом - ты это знал? Да, это был мой план, а Керек и Торрик украли его у меня.
      Король ответил только после того, как одна из наложниц бережно обтерла ему рот белой полотняной салфеткой.
      - Не лги, Рагнор, - сказал он. - Ты помнишь рабыню по имени Мора, ту, которую ты будто бы изнасиловал, когда тебе было тринадцать лет? Ты тогда только и делал, что похвалялся своей мужской силой, говорил даже, что Мора осталась очень довольна. - Король на мгновение замолчал и посмотрел на сына с улыбкой, от которой Чессу пробрала дрожь. - Но я, конечно же, выяснил, как все произошло на самом деле. Девушку взял не ты, а капитан твоей стражи, а ты, Рагнор, смотрел, как он развлекался, а потом пригрозил девчонке, что убьешь ее, если она расскажет правду.
      Чесса взглянула на Рагнора и сразу поняла, что он ждет не дождется, когда умрет его родитель. Если бы он был уверен, что отцеубийство сойдет ему с рук, то прикончил бы Олрика собственными руками.
      - Эта девка солгала тебе, - сказал он сквозь зубы.
      - Я узнал эту историю не от нее, а от твоей матери. Твоя мать - моя узница, но я позволяю ей ходить по дворцу под конвоем. Она многое видит и послушно докладывает мне обо всем.
      Рагнор подцепил ножом большой кусок морского окуня и отправил его в рот. По его подбородку потекла струйка подливы.
      - Это было давно, - пробормотал он, жуя. - Мать, наверное, что-то перепутала. Керек все равно заслуживает наказания, а не награды. Он позволил нашим пленникам сбежать, хотя легко мог схватить их всех, а в придачу к ним еще и Рорика вместе с тем сбродом, который он привел с собой с Ястребиного острова. Но он этого не сделал. Он дал им убежать. Я бы хотел захватить этот Ястребиный остров. Тогда Утта стала бы моей.
      Король опять что-то пил, но на этот раз из другого кубка, который держала у его губ другая наложница. По-видимому, они поили его разными напитками: перед ним стоял не один, а три кубка, богато украшенные драгоценными камнями.
      - Она была от меня без ума! Утта была от меня без ума. Она желала меня. Она поила меня своим восхитительным медом. Да, отец, она бы уехала со мной, если бы не вмешались эти скоты.
      Чесса сказала громовым голосом:
      - Утта считала тебя непроходимым дураком. Она потчевала тебя своим медом для того, чтобы ты всегда был в стельку пьян и не мог вытворять свои обычные пакости. Правда, у нее ничего не вышло, но она очень старалась.
      В зале воцарилась мертвая тишина. Прислуживавшие за столом рабы и обе наложницы застыли, как изваяния. Одна из наложниц продолжала держать мясную жвачку в двух дюймах от рта Олрика. Тот не сводил глаз с Чессы.
      Рагнор вскочил на ноги. От ярости его лицо покрылось красными пятнами. Он угрожающе затряс кулаком и завопил:
      - Будь ты проклята, Чесса! Ты забыла, что здесь ты ничто, а я - все. Теперь ты в моей власти и будешь делать то, что я велю. Если мне захочется, я задам тебе трепку. Запомни: ты должна уважать меня и быть во всем мне послушной.
      - Я никогда тебя не уважала и не слушалась и не собираюсь менять своих привычек. Ты не достоин ни уважения, ни послушания, потому что ты жалкое, презренное ничтожество.
      Чесса слышала, как Керек втянул в себя воздух и задержал дыхание. Она знала, что играет в опасную игру, но от этого зависело ее будущее, ее счастье.
      Рагнор вдруг вспрыгнул на стол и бросился на нее. Это было так неожиданно, что наложница, державшая в руке пережеванное мясо, вскрикнула и уронила его на пол. Керек в мгновение ока вскочил со своего места, рванул Чессу назад и закрыл ее своим телом. Рагнор прыгнул на него, сдавил его горло. Керек схватил Рагнора за руки выше локтей и попытался оттолкнуть его от себя, однако это ему не удалось. Чесса схватила со стола свой красивый серебряный нож и всадила его в кисть руки Рагнора. Тот заорал благим матом и упал спиной на стол, после чего соскользнул на пол. На его одежду налип тушеный горох, кусочки капусты и раздавленные яблоки, запеченные в меду. Блюдо с жареной кабанятиной мгновение покачалось на краю стола и свалилось, обрызгав подбородок и грудь Рагнора соусом и жиром.
      Рагнор стоял на четвереньках, ощущая острую боль в руке. Он чувствовал себя таким униженным, что у него путались мысли. Но одно он знал точно - он ее убьет. Как только встанет, так сразу и убьет.
      Но тут, к своему величайшему изумлению, он услышал хриплый старческий смех. Он посмотрел на отца - тот откинул голову назад и хохотал во все горло. С тех пор как он достаточно подрос, чтобы понимать, что такое смех, Рагнор ни разу не слышал, как смеется его отец. Теперь же король заливался неудержимым хохотом. Его беззубый рот был разинут, и он обеими руками держался за свой толстый живот. Наложницы суетились вокруг него, не зная, что предпринять. Стражники, стоявшие у дверей, сделали несколько шагов по направлению к столу, ошеломленно вытаращившись на своего престарелого монарха. Чесса стояла не двигаясь, Керек тоже замер, онемев от изумления.
      - Что это с тобой, Олрик? У тебя такой нелепый вид. Над чем ты смеешься? раздался женский голос.
      - Это королева, - прошептал Керек и быстро поклонился даме, которая стояла футах в трех от него и Чессы, глядя то на своего сына, то на мужа. Ее платье было куда красивее, чем любой из нарядов Сайры, - из тонкой белой шерстяной материи, на которой золотыми нитями были преискусно вышиты птицы и цветы. В роскошных белокурых косах королевы лишь кое-где проглядывала седина; они были уложены короной на голове и прекрасно оттеняли худое и очень красивое лицо, похожее на лицо Рагнора. При взгляде на эту царственную женщину никто бы не подумал, что она узница этого жирного старикашки Олрика, во всем покорная его воле.
      - Госпожа, - учтиво обратился к ней Керек, - позволь представить тебе Чессу, ирландскую принцессу, супругу принца Рагнора.
      Чесса гордо выпрямилась. Она была такого же роста, как и королева, и это ее порадовало: по крайней мере не надо будет смотреть на нее сверху вниз.
      - Я вижу, ты не из тех плаксивых дур, которых я терпеть не могу, - сказала королева. - Я Турелла, из рода Тур, дочь короля Булгарии, королевства, по сравнению с которым Данло выглядит как объедки с пиршественного стола. Можешь поцеловать мою руку.
      Чесса взяла изящную белую руку и поцеловала ее.
      - Встань, Рагнор, - спокойно сказала королева. - Твой отец уже перестал смеяться, а теперь ты перестань распускать нюни. Попытайся же наконец вести себя как мужчина. Ну же, встань с пола и сядь на свое место.
      - Но она напала на меня, матушка! Ты только посмотри на мою руку - эта дрянь всадила в нее нож. Я накажу ее. Я велю своим людям держать ее, а сам выпорю ее хлыстом.
      - Ты же мужчина, Рагнор, - сказала королева. - Если ты желаешь выпороть ее, ты должен сделать это сам, без посторонней помощи. - Повернувшись к Чессе, она невозмутимо добавила:
      - Он похож на меня, так что я не могу заявить, что он не мой сын, а подменыш, которого подложили в колыбель. Налей мне вина, Керек.
      Осушив кубок, королева заняла место на дальнем конце стола. Во время ее разговора с принцем король не сказал ни слова. Его смех медленно иссяк, как иссякает водоем под палящим солнцем пустыни.
      - Я услыхала, что ты здесь, принцесса, и захотела посмотреть на тебя. В часы трапез я всегда выхожу из своих покоев, однако избегаю обедать в этом зале. Как тебе удалось рассмешить короля? Он не смеялся вот уже двадцать лет. Я надеялась, что к моему приходу вы уже закончите трапезу, однако, похоже, что это не так. Я вижу, большая часть кушаний оказалась на полу.
      Королева вдруг щелкнула пальцами, и Чесса увидела трех воинов, вставших вокруг ее стула. "Неужели это ее личная охрана?" - подумала Чесса. Вслух она спросила:
      - Отчего ты не обедала вместе с нами, госпожа? Королева рассмеялась. У нее был на редкость приятный смех, тихий и мелодичный.
      - Я перестала есть за одним столом с королем с тех пор, как он потерял все свои зубы. Видишь ли, я отказалась пережевывать за него пищу.
      - А, - сказала Чесса. - Думаю, я бы тоже не согласилась.
      - Я слыхала, что твой отец был некогда глубоким стариком, таким же, как Олрик; Все скальды поют о том, как его омолодил чародей по имени Хормуз. Что ты об этом знаешь? Ведь ты дочь Хормуза, не так ли?
      - Да, госпожа. Как видишь, на самом деле я вовсе не принцесса. Король удочерил меня из благодарности и воспитывал как свое собственное дитя, после того как мой родной отец, Хормуз, исчез, перенесясь в таинственное царство магии, которого нам, простым смертным, не отыскать и не понять.
      - Что за вздор, - сказала королева. - Олрик, ты знал, что она не настоящая принцесса? Зачем она здесь?
      - Госпожа, мне жаль, что я не разрешила Рагнору и Кереку услышать то, что я объявила перед всеми жителями Ястребиного острова. Я сказала им, что я не принцесса, что во мне не течет королевская кровь. Ты слышишь меня, Рагнор? И ты, Керек? Я не принцесса, а обычная, простая женщина. Отпустите меня. Дайте мне уехать.
      - В глазах света она все равно принцесса, госпожа, - вмешался Керек. Разве ты не слыхала, что герцог Ролло хочет женить на ней своего сына Вильгельма?
      - Теперь Вильгельм уже не захочет взять меня в жены, Керек.
      - Ты ошибаешься, принцесса. Ты по-прежнему считаешься дочерью короля Ирландии независимо от того, родной он тебе отец или нет.
      - Об этом надо будет поразмыслить, - молвила королева и отпила несколько глотков вина из кубка, который поставил перед ней один из трех воинов. - Я полагаю, ты не отравил это вино? - осведомилась она у короля, который с довольным видом поедал толченый горох с медом.
      - Если его кто и отравил, то не я. Я не ожидал увидеть тебя за обедом, так что можешь пить это вино, не опасаясь. А она сможет нарожать много детей, присовокупил он, переводя взгляд на Чессу.
      - Он щупал ее, матушка, - брюзгливо сказал Рагнор. - Он мял руками ее живот и бедра, прижимался ртом к ее грудям. Она выходит замуж за меня, а не за него, но она позволила ему все это. А если бы я пожелал сделать то же самое, она убила бы меня на месте.
      - Прекрати хныкать, Рагнор.
      Король указал пальцем на кусок жареной кабанятины, удержавшейся на самом краю блюда, свалившегося на пол.
      - Я хочу этого мяса, - сказал он одной из своих наложниц, и та немедленно подняла с пола блюдо, разрезала уцелевшую кабанятину и засунула кусок себе в рот.
      Чесса отвернулась, чтобы не видеть, как она положит мерзкую мясную жвачку на язык короля. Королева сделала то же самое.
      Потом Турелла встала из-за стола и сказала:
      - Вели перевязать тебе руку, Рагнор. Ты уже заляпал кровью всю репу на блюде. К счастью, я репу не люблю. С тобой, принцесса, мы увидимся утром. Не пытайся покинуть дворец.
      Она величаво выплыла из зала, и следом за ней удалились три воина, что охраняли ее. Король удовлетворенно крякнул и причмокнул губами.
      - Еще кабанятины, - приказал он. Керек встал и учтиво обратился к Чессе:
      - Принцесса, я провожу тебя до твоей опочивальни. Когда они подходили к двери, король крикнул им вслед:
      - Перед тем как ты увидишься с королевой, ты должна явиться ко мне. Не забывай, что я король. Здесь повелеваю я. Рагнор, позаботься о своей руке.
      Выйдя из зала, Чесса испустила глубокий вздох:
      - Все здесь очень странно, Керек.
      - Да, странно, - согласился он. - Теперь ты видишь, как ты нам нужна. Если Рагнор взойдет на трон и станет править, как ему вздумается, саксы разобьют нас наголову и захватят Данло.
      - Надеюсь, что тогда саксы отрубят Рагнору голову и подадут ее на стол на блюде, как ту жареную кабанятину, которой объедался король.
      На лице Керека мелькнуло страдальческое выражение, однако он ничего не ответил на этот выпад, а только пожелал Чессе спокойной ночи на пороге ее спальни, после чего тихо заговорил с двумя стражами, охраняющими дверь.
      Чесса улеглась в кровать, укрылась до подбородка мягким лисьим мехом и приготовилась поразмышлять без помех. Однако тут она обнаружила, что в комнате она не одна.
      - Ингурд? - окликнула она служанку. - Выходит, ты все еще здесь? Ты можешь оставить меня.
      Девушка стояла перед ней, нервно сплетая и расплетая пальцы рук.
      - Но Керек велел мне не отлучаться от тебя, госпожа. Он сказал, что я должна держаться почтительно, но при этом мне следует не отходить от тебя ни на шаг, словно я твоя тень. Он даже сказал, что...
      - Хорошо, оставайся, но где же ты будешь спать? Нет, только не на полу. Скажи стражнику, чтобы он принес тебе соломенный тюфяк.
      Ингурд изумленно раскрыла рот. Неужели ей дадут тюфяк, неужели она будет спать на мягкой соломе, а не на твердом полу? Ей с трудом верилось в такое счастье. Но ведь в конце концов ее новая госпожа - принцесса и может отдавать любые приказы. Ложась на тюфяк, первую мягкую постель в ее краткой жизни, Ингурд решила, что принцесса вовсе не сука, хотя Рагнор и кричал Кереку, что она именно такая.
      Чесса повернулась на бок и осторожно нащупала нож, который тайком завернула в полотенце и засунула под подушку. Завтра утром надо будет как-нибудь прикрепить его к ноге под юбкой, где его никто не увидит.
      Она закрыла глаза и мысленно представила себе Клива. Когда она видела его в последний раз, его платье было изорвано и грязно, золотистые волосы свалялись, ввалившиеся щеки заросли неровной щетиной. От него ужасно пахло. Но он все равно был красив, красивее всех мужчин, которых она знала.
      Во время плавания в Йорк она твердо решила, что если застанет его в живых, то женит его на себе любой ценой. Она не позволит ему прожить свою земную жизнь без нее. Он пока еще не понимает, какое счастье ему привалило, но в конце концов поймет.
      Однако сейчас она пленница, ее держат в неволе. Надо перестать думать о Кливе и о том, как она сделает его счастливее, чем он того заслуживает. Первым делом надо придумать, как спастись от этого недоумка Рагнора.
      Чесса заснула, представляя себе лицо Клива и радуясь тому, что маленькая Кири снова рядом со своим отцом. Теперь с ней ничего не случится.
      Глава 14
      Перед входом в комнату королевы стояли три вооруженных стражника. Чесса кивнула им в знак приветствия и подождала, пока один из них откроет перед ней дверь. Когда она вошла, дверь за ней сразу же закрылась.
      Турелла велела ей явится, и Чесса сделала это охотно, поскольку вчера вечером поведение королевы весьма ее заинтриговало. Она полагала, что Турелла будет ждать ее у себя, однако просторная светлая комната, в которую она вошла, оказалась пуста. Здесь было необычайно чисто, на выбеленных известкой белоснежных стенах не заметно ни единого пятнышка грязи, ни малейшего, даже самого тонкого слоя пыли. Обстановка комнаты королевы Туреллы состояла из узкой кровати, одного-единственного стула, жаровни и стоящего возле кровати громадного сундука. Больше здесь не было ничего. В дальней стене имелись три окна и узенькая дверца. Чесса подошла к дверце и, отворив ее, очутилась в маленьком саду, обнесенном высокими стенами. Сад содержался в идеальном порядке. Кругом цвели нарциссы, маргаритки, наперстянки и гиацинты. На поверхности маленького пруда, вырытого в середине сада, плавали самые красивые водяные лилии, которые Чесса когда-либо видела в жизни, белые, как снег на зимних полях. Высокие каменные стены, поседевшие от времени и непогоды, были сплошь увиты плющом, виноградом и ползучей дикой земляникой.
      Это было чудесное место. Спокойное. Безмятежный уголок, прибежище от житейских бурь. Чесса глубоко вдохнула теплый ароматный утренний воздух.
      - Ты хорошо спала?
      Чесса повернулась и увидела королеву - та только что выпрямилась после того, как сорвала с куста удивительно яркую красную розу.
      - Нет, я спала плохо. Разве могла я спать хорошо? Ведь я здесь не по своей воле. Я хочу вернуться домой.
      - Ты желаешь вернуться в Дублин? Чесса покачала головой:
      - Мой дом там, где живет Клив, мужчина, которого я люблю. Я хочу быть с ним.
      Королева сощурилась от ярких солнечных лучей и сделала Чессе знак следовать за ней. В углу сада стояла каменная скамья, над которой возвышалась старая раскидистая груша.
      Королева протянула розу Чессе:
      - Понюхай ее. Она великолепна, не правда ли? Чесса вдохнула нежный аромат.
      - Да, у нее чудный запах. А какой прекрасный цвет! Эта роза не просто красная, а ярко-красная, ослепительно красная.
      Королева улыбнулась:
      - Это я вывела ее. Я и сама не очень понимаю, как это у меня получилось. Я перепробовала многие хитрости, возясь с семенами различных роз, и вот результат моих усилий.
      - Это удивительно. Я никогда не слышала ни о чем подобном.
      - Мало кто слышал о способах выведения новых сортов роз. Однако теперь ты смотришь на меня так, словно у меня на плечах вдруг выросла вторая голова.
      - Я не могу понять, куда подевалась женщина, которую я видела вчера в пиршественном зале. Ты на нее совсем не похожа.
      - Ах, принцесса, во мне сосуществуют много разных женщин. Это необходимо, иначе я бы не выжила.
      - Прошу тебя, зови меня просто Чессой. Я вовсе не принцесса. Как бы мне хотелось, чтобы твой муж, король, понял это и отпустил меня!
      - Что ж, хорошо, я стану звать тебя Чессой. Что до моего мужа, то он тебя ни за что не отпустит. Кстати, что ты подумала о женщине, которую увидела вчера вечером в пиршественном зале?
      - Вчера вечером ты, госпожа, вела себя так, будто считаешь короля слабоумным, а Рагнора - глупцом (кстати, так оно и есть) и не снисходишь до того, чтобы вмешиваться в их дела. Слушая тебя, я подумала, что ты, должно быть, тоже не в своем уме. Ты держалась не менее странно, чем король и Рагнор.
      Королева довольно улыбнулась, и погладила Чессу по руке:
      - Это хорошо. А то иногда я забываюсь, и тогда король начинает поглядывать на меня с подозрением. Я вижу, что Керек ничего тебе не рассказал и ты не понимаешь, как у нас здесь обстоят дела. Он очень горячо убеждал меня, что в тебе заключено спасение нашего королевства. Я не могла постичь, как это может быть: ведь ты в конце концов всего лишь юная неопытная девушка. Наконец вчера вечером я впервые увидела тебя. Сначала мне показалось, что твоя невероятная дерзость - свидетельство глупости. Ты выделывала такое, на что я никогда бы не решилась, и все только ради того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет, чтобы проверить, чего стоят люди, которые удерживают тебя в неволе. И еще ты спасла Керека, человека, которого ты должна бы ненавидеть, которого должна бы стремиться убить. Он дважды похищал тебя, однако ты ударила Рагнора ножом, чтобы он отпустил Керека. Мне сказали, что ты позволила королю щупать тебя. Ты не отшатывалась и не дрожала от отвращения, хотя Олрик - противная старая жаба. Я знаю, почему ты не стала ему противиться. Ты хотела посмотреть, что он за человек, как он думает, как ведет себя. Ты держалась весьма разумно. Ты сразу сообразила, что король - человек опасный, не останавливающийся ни перед чем. Правда теперь, чем старше он становится, тем меньше от него вреда, потому что он все быстрее забывает свои обиды. Это великое облегчение. Что до моего сына Рагнора, то он просто мальчишка, который любит дуться по пустякам. Однако, как ни странно, у него порой бывают проблески, когда он проявляет обаяние и даже ум.
      - Госпожа, ты видишь во мне то, что желаешь, видеть. Между тем на самом деле я всего лишь самая обычная девушка и не более того. Я люблю другого мужчину. Я не желаю оставаться здесь и ни за что не выйду замуж за твоего сына. Что до проблесков ума и обаяния, о которых ты упомянула, то они весьма мимолетны.
      Королева в ответ только улыбнулась.
      - Госпожа, - медленно произнесла Чесса, - кто истинный правитель Данло?
      - Ты видела его вчера вечером принцесса. Это абсолютно безжалостный старик с беззубым ртом и зловонным дыханием.
      - А для чего перед дверью твоей комнаты стоит стража. И почему стены твоего сада так высоки? Я искала в них калитку, но так ее и не нашла.
      - Это потому, что я узница.
      Чесса ошеломленно воззрилась на королеву.
      - Как я уже говорила тебе, я происхожу из рода Тур, который царствует в Булгарии. Когда мой отец продал меня королю Гунтруму, который желал выдать меня замуж за своего брата, я воспротивилась. Я сопротивлялась Олрику всеми силами, но это не принесло мне пользы. Когда он убедился, что я ненавижу его и никогда не стану покорной, он рассвирепел. Он насиловал меня, снова и снова, много раз. А после того, как я родила Рагнора, Олрик заточил меня в этой комнате и с тех пор я лишена свободы. Ребенка у меня сразу же отняли, и все последние годы - двадцать один год - я остаюсь узницей, запертой в этой комнате и в этом саду. В то время эта комната была отхожим местом дворцовой стражи и в ней стоял ужасающий смрад. Я всю ее вымыла, вычистила, побелила, так что теперь ее не узнать. Времени на уборку у меня, как ты понимаешь, было более чем достаточно. По мере того как шли годы, условия моего заточения смягчались, и я получала все больше свободы. Однако меня до сих пор везде сопровождает стража.
      - Но вчера вечером ты вошла в пиршественный зал величаво, как полновластная королева. Ты осыпала оскорблениями короля и принца, твоего сына, и начала командовать. Я не понимаю. По правде говоря, ты держалась так, будто полностью лишилась рассудка.
      Турелла тихонько рассмеялась:
      - Дело в том, Чесса, что Олриком можно без труда управлять, если у тебя более сильный характер. А у меня характер сильнее, чем у него. Во время трапез мне позволено ходить, куда я хочу - это одно из послаблений, которых я для себя добилась, - хотя стража всегда следует за мной по пятам. Однако я никогда не обедаю вместе с королем - я перестала это делать, когда у него выпали все зубы и он потребовал, чтобы я пережевывала ему пищу. Вот и все, что я могу сказать о вчерашнем обеде - и это чистая правда.
      Но несмотря на то, что я заточена в этих высоких каменных стенах, я знаю все, что происходит при дворе.
      Керек - мои глаза и уши. Ему доверяют все. Даже король полностью на него полагается. Керек сказал мне, что ты очень похожа на меня и сумеешь вертеть Рагнором, как тебе будет угодно. Что бы я делала без Керека? Ведь я в конце концов узница, дверь моей комнаты на замке и ее всегда охраняет стража.
      Чесса еще раз оглядела сад. Солнце уже стояло высоко и светило ярко. Воздух, и без того напоенный ароматом, с каждой минутой благоухал все сильнее по мере того, как солнечное тепло согревало цветы, влажные от ночной росы. Две пчелы копошились в пурпурном цветке гортензии. Чесса смотрела на яркие цветы, на трудяг-пчел и ясно осознавала, что все, сказанное королевой, - ложь от начала и до конца. До чего хитрая и ловкая женщина эта Турелла! Повернувшись к ней, Чесса сказала:
      - В том, что ты рассказала мне, нет ни слова правды. Стража находится при тебе, королева, для того, чтобы предупреждать тебя о том, что к тебе кто-то пришел. И для того, чтобы задерживать тех, кого ты не желаешь видеть. Эти стражи охраняют тебя от короля. Они готовы умереть за тебя. Это ты правишь королевством Данло, а вовсе не Олрик, этот гадкий, вульгарный старик.
      - О боги, - воскликнула Турелла и залилась мелодичным грудным смехом. Сначала тихий, он становился все звонче и громче. В конце концов ее пальцы разжались, и прекрасная роза упала на устилающий землю мох. - Да, - произнесла она наконец. - Керек был, как всегда, прав.
      - Нет, нет, что ты! Я беру свои слова обратно. Я ошиблась. Ты в самом деле узница, госпожа, и не помышляешь ни о чем, кроме своих цветов.
      Королева засмеялась еще громче.
      - Клянусь великим могуществом Фрейи, у тебя много ума, моя девочка, много, но все же недостаточно. Ты не сможешь так легко исправить свою ошибку. Да, моя дорогая Чесса, ты совершенно права. Это я повелеваю Данло, однако делаю это с помощью хитрости и тайных уловок, ибо не могу править открыто. Дело это нелегкое, и нередко решения принимаю все-таки не я. Но когда король умрет, и мне, и тебе станет намного легче управлять этой страной. Рагнору нужна лесть, очень много лести, но если дать ему достаточно, он успокаивается и из него можно веревки вить. У тебя это отлично получится, к тому же мы с Кереком окажем тебе всяческую помощь. Тебе придется спать с моим сыном, чтобы зачать от него ребенка, но потом ты сможешь приставить к нему наложниц, как я приставила их к Олрику. Не правда ли, две девушки, которые прислуживали ему вчера за столом, очень красивы? Они глухонемые от рождения - благодарение богам за их немоту - и охотно делают все, чего бы ни пожелал старый король. Им обеим хочется иметь красивые платья, и я потакаю им до такой степени, что их нарядам завидуют все придворные дамы. Да, Чесса, даже эти две наложницы преданы не королю, а мне. А вот и Керек. Она уже обо всем знает, мой друг.
      - Принцесса, - сказал Керек, - я не мог открыть тебе правду раньше, ибо, как ты, несомненно, и сама понимаешь, я не мог подвергнуть свою королеву опасности.
      - Все это неважно. Как бы там ни было, я не выйду за Рагнора. Когда король умрет, ты, госпожа, будешь править через своего сына. Найди ему жену, которая будет услаждать его слух лестью и родит от него сына. Я не стану делать ни того, ни другого.
      - Я не могу жить вечно, Чесса. Я должна успеть обучить ту, которая займет мое место. Я не могу допустить, чтобы мое королевство попало в руки саксов, а это наверняка произойдет, если сидеть сложа руки.
      - Госпожа, мне нет никакого дела до того, что случится с Данло. По мне, так пусть пропадает - я из-за этого не стану расстраиваться. Если вы, датчане, не можете удержать собственную землю, то вы ее утратите.
      - Если мне не останется ничего другого, как принудить тебя, - спокойно сказала Турелла, поднимая с земли и нюхая свою удивительную красную розу, - то я это сделаю.
      Чесса улыбнулась:
      - А что, позволь мне узнать, ты сделаешь с моим первым ребенком?
      - Я буду радоваться его рождению, как и весь народ.
      - Но ведь мой первый ребенок будет не от Рагнора. Керек вздрогнул, потом отрицательно затряс головой:
      - Ты уже прибегала к этому трюку, принцесса. Второй раз твоя уловка не сработает.
      - Я понесла от Клива. Неужели ты, Керек, можешь в этом сомневаться?
      - Я тебе не верю. Клив избегал тебя. Он только и делал, что спрашивал, не начались ли у тебя месячные, и повторял, что отправит тебя к Вильгельму Нормандскому, чтобы ты стала его женой.
      - Но ты же знал, Керек, что я не желала выходить замуж ни за твоего Рагнора, ни за Вильгельма. Ты знал, что я хотела только одного мужчину Клива, оттого-то я и солгала, будто беременна от Рагнора. Все поверили этой басне, и я была спасена - во всяком случае, на какое-то время, но Клив по-прежнему был неумолим. Но я не собиралась сдаваться. Я была готова на все. Однажды ночью я пришла в его спальню, легла к нему в постель и сделала так, что он проснулся - не полностью, но достаточно для того, чтобы ощутить желание. Излив в меня свое семя, он очнулся окончательно и узнал меня. Тогда он выругался, а потом взял меня снова, и не один раз, потому что моей невинности все равно уже было не вернуть. Насколько я помню, ты сам говорил ему, что тебе его жаль из-за того, что он влюблен в меня.
      Лицо Керека исказила мука, и он изо всей силы хлопнул себя ладонью по лбу.
      - Я проклят, воистину проклят, - тихо проговорил он и начал раскачиваться взад и вперед, сидя на каменной скамье. - Проклятие пало на меня в то самое мгновение, когда я впервые увидел тебя, рыбачившую на реке Лиффи. Сначала ты выдумываешь лживые истории, а затем делаешь так, что они становятся правдой. Клянусь богами, я этого не заслужил! Прошу тебя, принцесса, скажи мне, что ты солгала. Скажи, что весь рассказ о твоей последней беременности - не правда.
      - О нет, он правдив. Отправьте меня обратно к Кливу. Оставьте меня в покое. Послушай меня, госпожа, Олрик умрет, и, как я уже говорила, ты сможешь наконец править открыто. Отчего бы тебе не убить его? Если хочешь, я сама его отравлю.
      - У короля есть слуги, которые пробуют все его блюда и напитки, рассеянно сказала королева. - Так что отравить его не удастся. Я как-то попыталась, но вместо короля убила всего-навсего слугу, пробовавшего его пищу. После этого король удвоил число таких слуг. К тому же, кроме них, есть еще и наложницы, которые пережевывают каждую крошку, прежде чем положить ее в его беззубый рот. - Королева замолчала, пристально глядя на Чессу. - Если Керек тебе верит, то придется поверить и мне. Ну да ничего, я избавлю тебя от ребенка. Керек, отведи ее в комнату, и я сделаю это сейчас же.
      - Если ты дотронешься до меня, госпожа, - очень тихо помолвила Чесса, - я убью тебя. Поверь, я сумею это сделать.
      - Возможно, ее ребенок окажется девочкой, госпожа, - уныло пробормотал Керек. - Тогда нам не о чем беспокоиться.
      Королева вздохнула и, наклонившись, сорвала еще одну розу, на сей раз бледно-розовую. Поднеся ее к лицу, она с наслаждением вдохнула ее аромат.
      - Мои цветы никогда мне не противоречат. Порой они доставляют мне хлопоты, но я всегда знаю, что с ними делать. Но как поступить с этой девушкой? Я в затруднении, Керек. Может, нам следует отослать ее к саксонскому двору, чтобы она все там перевернула вверх дном? Пусть она их всех перетравит.
      "Но я же ничего такого не сделала, - подумала Чесса. - Я всего-навсего догадалась, каково истинное положение королевы, а потом имела глупость проболтаться ей об этом. А затем я обманула ее и Керека. В общем, нынче утром я вела себя не лучшим образом, и королева изменила свое мнение обо мне. Что ж, может быть, теперь она и Керек захотят отправить меня обратно".
      - Собственно говоря, госпожа, я пришел к тебе, чтобы сказать, что король желает видеть принцессу, - сказал Керек.
      - Должно быть, кто-то напомнил ему о ней, - ответила Турелла. - А может быть, этот старый дурак просто вспомнил, как щупал ее и ему захотелось подержаться за нее еще раз. Ну что ж, моя девочка, посмотрим, как ты с ним справишься, когда вы окажетесь наедине и этого похотливого козла некому будет остановить.
      - Я не покину ее, - перебил королеву Керек. - При мне он не станет к ней приставать.
      Королева перевела взгляд с Керека на Чессу:
      - Не убивай короля при свидетелях, иначе я не смогу тебя спасти.
      - Не буду. Но Рагнор - это другое дело.
      - Да, Рагнор - другое дело, - повторила Турелла и встала со скамьи. - Как я тебе уже говорила, Олрик отнял его у меня, едва только он родился, и это совершенно испортило натуру моего сына. А теперь, Керек, отведи ее к королю и останься при ней, даже если король велит тебе уйти. Я не уверена, что эта девушка захочет рассказать мне правду о том, что произойдет между нею и Олриком.
      Когда они шли по узкому коридору, ведущему в опочивальню короля, Керек заговорил снова:
      - Умоляю тебя, принцесса, скажи, что ты солгала о своей беременности. Чесса рассмеялась:
      - О чем ты, Керек? Я сказала правду. О, как мне хочется родить ребенка от Клива! Уверена, что это будет мальчик. Моя мачеха родила четырех сыновей. Она всегда говорила, что, когда женщина носит в своем чреве мальчика, ее ужасно тошнит. А я в последнее время чувствую себя неважно. Как бы меня не вырвало.
      Керек остановился и посмотрел на Чессу сверху вниз. - Я начинаю думать, что Турелла права, - сказал он. - Возможно, нам следует отправить тебя к саксонскому двору.
      Она опять засмеялась:
      - Вам достаточно вернуть меня на Ястребиный остров.
      Керек тяжело вздохнул:
      . - Мне надо многое обдумать. Я не могу позволить тебе расстроить мои замыслы. Это хорошие замыслы. Они определяют будущее королевства Данло. В них учтено все - все, кроме твоего характера, принцесса. Из-за твоего характера все мои замыслы идут прахом.
      - Вот и хорошо, - подытожила Чесса.
      ***
      Клив поцеловал свою маленькую дочурку в нос, дал ей откусить еще кусочек жареного окуня, который так хорошо удавался Энтти, и сказал:
      - Смотри, не голодай. Завтра я отправлюсь в Данло, а ты останешься здесь. Если ты перестанешь есть, то уморишь себя, и тогда нам с Чессой придется лечь по обе стороны от твоего тощего бездыханного тела и тоже умереть. Ты хочешь нашей смерти?
      - Нет, отец.
      - Тогда ешь, как всегда. И не играй в молчанку, почаще разговаривай со своими дядями и тетями, чтобы они о тебе не беспокоились. Играй с другими детьми. Учись у Эрны ткать. Она очень хорошая и добрая. Что до меня, то я вернусь, когда смогу, однако сколько дней меня не будет, я не знаю. Ты веришь, что я вернусь вместе с Чессой?
      - Это будет трудно, отец. Но ты ведь не оставишь ее в Данло, даже если она тебя очень рассердит?
      - Нет, я твердо обещаю привезти ее домой, после чего обрушу на ее упрямую голову потоки ругательств.
      Кири прожевала кусок морского окуня, улыбнулась и кивнула.
      - А вот и твои тети: Мирана и Ларен. Пообещай мне еще раз в их присутствии, что будешь хорошо себя вести.
      - Я обещаю, - сказала Кири, одарив Мирану и Ларен улыбкой, - что буду кушать и буду жива, когда отец вернется вместе с Чессой. Но знаешь, отец, мне все-таки хочется считать палочки.
      Клив застонал, как от зубной боли, и подбросил Кири в воздух.
      - Никаких палочек, моя крошка! И ешь, поняла?
      Йорк, столица Данло, королевский дворец
      Неделю спустя
      Чесса грызла яблоко. Оно было в меру кислое и твердое - как раз такие ей и нравились. Рагнор сидел на стуле и пытался извлечь мелодию из небольшой арфы. Играя, он старательно пел любовную поэму, которой его научил Барик, придворный скальд. Стихи поэмы рифмовались, но Рагнору никак не удавалось совместить рифмы и мелодию.
      Чесса взяла еще одно яблоко и откусила кусок. Сегодня она весь день ничего не ела, потому что и за завтраком, и за обедом ей пришлось сидеть за одним столом с королем. Он внушал ей одновременно страх и омерзение, и сочетание этих двух ощущений начисто лишило ее аппетита. Король сказал, что сам ляжет с нею, если Рагнор не сумеет хорошо ее потешить, и что уж он-то непременно заставит ее кричать от наслаждения. Потом он добавил, что, если она в достаточной мере понравится ему в постели, он позволит ей пережевывать его кушанья.
      Когда Чесса думала об этом, ее передергивало. Наконец Рагнор допел свою поэму до конца.
      - Тебе понравилось?
      - О да, я обожаю музыку. Право, Рагнор, твой пыл тронул меня. Знаешь, я попросила Барика научить меня нескольким колыбельным, чтобы я могла петь их ребенку Клива, когда он появится на свет.
      Рагнор замахнулся на нее арфой, выругался и, швырнув арфу на пол, принялся ее топтать. При каждом ударе его ноги по хрупкому инструменту Чесса довольно улыбалась.
      - Чтоб тебя разорвало! - орал Рагнор. - Сейчас же замолчи, замолчи! Ты не родишь его ребенка, Чесса. Я это запрещаю! Проклятый Клив, я должен был сообразить, что он непременно соблазнит тебя. Паршивый ублюдок! Соблазнит просто для того, чтобы стать мне поперек дороги. Он врал, будто хочет, чтобы ты вышла за Вильгельма Нормандского. На самом деле он хотел заполучить тебя сам.
      - Он был очень рад, когда узнал, что я вовсе не беременна от тебя, сказала Чесса, откусывая яблоко еще раз. - Ему понравилось, что я была девственницей. Когда он понял, что он у меня первый мужчина, то совершенно потерял голову и уже не мог остановиться. Это было прекрасно, во всяком случае для него.
      - Ты рассердила моего отца. Тебе не следовало выкладывать ему, что ты беременна от Клива, - и все только из-за того, что он сказал о своем желании переспать с тобой и заставить тебя кричать от наслаждения. Велика важность! Он бы скоро забыл об этом намерении. Он теперь все забывает. Но тебе непременно надо было выложить ему правду и разъярить его! Он так рассвирепел, что забыл сказать наложнице, стоявшей слева от него, пробовать каждую крошку, которую он желал съесть. Он мог бы умереть от яда.
      - Возможно, - небрежно сказала Чесса, - я могла бы подкупить наложницу, которая стоит слева.
      - Замолчи, ехидная ведьма! Теперь ты пытаешься рассердить меня. Я знаю, ты делаешь это нарочно. Моя мать предупредила меня, что ты будешь вести себя именно так. Она велела мне не позволять тебе возбуждать мой гнев, ибо каждое твое слово идет не от сердца, а говорится с хитрым умыслом. Моя мать очень умна, но, когда я толкую с тобой, мне трудно следовать ее указаниям.
      - Это верно, - сказала Чесса. - Она очень умна.
      - А вот и Барик. Он явился, чтобы спросить, как тебе понравилось мое пение и игра на арфе. Скажи ему, что моя песня проникла тебе в душу - если, конечно, она у тебя есть, - или я тебя побью.
      Барик был очень мал ростом и очень худ. Роскошная темно-каштановая борода доходила ему почти до пояса, но при этом он был лыс, как колено. Человек он был добрый, его глаза светились умом и весельем. Чессе Барик нравился, и она подозревала, что он втихомолку забавляется, глядя как Рагнор, скрежеща зубами, безуспешно воюет со струнами арфы. Вместе с Бариком в комнату вошла какая-то женщина необычайно высокого роста. Она несла главную драгоценность Барика его любимую арфу. Голову женщина опустила так низко, что невозможно было разглядеть ее лицо. Руки великанши украшали белые митенки, а волосы скрывал капюшон.
      Рагнор устремил на незнакомку плотоядный взор, которым он награждал всякую женщину, которую видел.
      - Кого это ты привел, Барик? Она вдвое больше тебя. Наверное, тебе нравится взбираться на нее, как взбираются на высокую гору?
      - Да, мой господин. Ее размеры - источник величайшего наслаждения, а также залог моей безопасности, ибо моя подруга - женщина не только крупная, но еще сильная и смелая. Ее зовут Исла, она из Исландии. Я спел ей песню на рынке, и она влюбилась в меня без памяти. Теперь она моя и предана мне душой и телом. Такова, мой господин, сила музыки.
      Рагнор выругался.
      - Мой господин, ты доставил принцессе удовольствие своими прекрасными стихами?
      - Я всегда получаю удовольствие в обществе Рагнора, - промолвила Чесса, грызя ноготь большого пальца. - Ведь он такой душка.
      - Я имел в виду его пение и игру на арфе, принцесса.
      - А, это? Это дело другое. Он пытался добиться немыслимого совершенства, а когда это ему не удалось, он взял и растоптал арфу.
      Барик взглянул на обломки арфы и часто заморгал, сдерживая слезы. Однако он не дал воли своему негодованию, только пробормотал что-то нечленораздельное и дернул себя за бороду.
      Женщина подняла лицо. Она была красива и к тому же размалевана, как портовая шлюха: брови вычернены сурьмой, один глаз также обведен сурьмой, причем так жирно, что невозможно было понять, каково его выражение. Второй же глаз скрывала белая полотняная тряпица. Незавязанный глаз могучей женщины был голубым, губы - кроваво-красными и влажными, щеки - белыми от покрывающей их корки крахмала. Ошеломленная Чесса широко раскрыла глаза. Пожалуй, слой краски на лице этой потаскухи весил не меньше фунта.
      Рагнор тоже широко раскрыл глаза, однако его взгляд выражал не изумление, а вожделение.
      - Исла, - проговорил он восхищенно. Чесса уже видела это выражение на лице Рагнора - тот как-то практиковал его, глядя на свое отражение в металлическом щите, который держал перед ним один из его воинов.
      - Принц Рагнор, - произнесла женщина с придыханием. - Я долго ждала этой встречи. Барик говорил мне, что ты играешь и поешь как никто другой. О, как мне хочется услышать твое пение! Но что стряслось с твоей бедной арфой? Наверное, эта сука разбила арфу, а ты так благороден, что покрываешь ее?
      Сука? Чесса взглянула в лицо женщины внимательнее. Право же, дело принимало все более занятный оборот.
      - Исла, - укоризненно сказал Барик, тряся великаншу за руку. - Эта дама принцесса. Ты не можешь называть ее сукой.
      - Я называю ее так, как она того заслуживает, - ответствовала Исла. - Мой бедный правый глаз тоже повредила одна мерзкая принцесса, и с тех пор мне приходится носить на нем эту повязку. Конечно, она придает мне интересный и загадочный вид, но все же мне хотелось бы видеть обоими глазами. Эта принцесса - сука, я в этом уверена.
      Сука. Сука! Рагнора распирало от удовольствия. Какая же умная эта Исла и какая крупная - а ему очень нравились крупные женщины, во всяком случае теперь, когда он видел Ислу и слышал, как она оскорбляет Чессу. Ему нравилась даже повязка на ее правом глазу. Интересно, как выглядит этот глаз без повязки?
      - А что ты делала на рынке, где на тебя наткнулся Барик? - спросила Чесса.
      Женщина пренебрежительно пожала плечами. Она не удостоила Чессу ни единым взглядом; а продолжала упорно смотреть на Рагнора.
      - Я готовлю лучший в Йорке мед. Я продавала мой мед на рынке. Барик купил у меня кружечку, чтобы промочить горло и, выпив, пришел в неописуемый восторг. Он попросил меня жить с ним, и я согласилась, потому что мне нравятся волосатые мужчины, особенно такие, у которых густая борода и много волос на спине. А что до лысины, то я ее не замечаю.
      - Мед, - проговорил Рагнор, и его глаза загорелись. - Она и правда хорошо его готовит?
      - Она ангел, - ответил Барик. - А теперь, мой господин, я научу тебя еще одной любовной поэме.
      - У меня на спине совсем нет волос, - сказал Рагнор. - Как ты думаешь, Барик, это не отвратит ее от меня?
      - Нет, мой господин. Как только ты споешь для нее, она полюбит тебя.
      Чессу замутило.
      - Меня тошнит из-за беременности, - сказала она. - Боюсь, меня сейчас вырвет, так что я лучше выйду Рагнор смотрел на Ислу, как голодный смотрит на кусок мяса.
      - Да, Барик, - произнес он, - научи меня новой любовной поэме, и я продекламирую ее Исле. Для практики.
      - Твой чудный голос устанет, мой господин, - ласково сказала Исла. Позволь мне принести тебе моего лучшего меду, чтобы ты мог смягчать им горло, когда будешь мне петь.
      Чесса поспешила вон из комнаты и столкнулась со стражником, который стоял снаружи. Тот схватил ее за руки, чтобы она не упала.
      Из комнаты послышался крик Рагнора:
      - Чтоб тебя разорвало, Чесса, я хочу, чтоб у тебя сейчас же начались месячные! Чесса услышала смех Ислы:
      - Месячные, мой господин? О чем это ты толкуешь?