3

Комната оказалась квадратной, со стороной примерно в семь метров. Вдоль дальней стены располагались удобства: раковины, душ и туалет. Рядом с дверью устроили большой открытый гардероб, куда складывали всю их одежду и прочие пожитки. На ночь для сна на полу раскладывались матрасы, которые днем убирались на полки.

Первую ночь Николь спала между Элли и Никки; Макс, Эпонина и Мариус улеглись на противоположной стороне комнаты возле стола и шести стульев, составлявших всю мебель в этом жилом помещении. Николь была настолько утомлена, что уснула немедленно — еще до того как выключили свет и все закончили приготовления ко сну. Проспав без сновидений часов пять, Николь вдруг проснулась, на миг позабыв, где находится. Лежа во тьме и в молчании, Николь припомнила события предыдущего вечера. Тогда ее переполняли эмоции, поэтому она даже не имела времени разобраться в своей реакции на то, что видела и слышала. Вскоре после того как Николь вошла в комнату, Никки отправилась в соседнюю комнату. И все следующие два часа в комнате находилось одиннадцать человек, причем трое или четверо разговаривали одновременно. За эти два часа Николь успела поговорить с каждым, но было просто невозможно обсудить что-нибудь подробно.

Четверо молодых — Кеплер, Мариус, Никки и Мария — держались очень застенчиво. Мария, чьи обворожительные синие глаза так контрастировали с медной кожей и длинными черными волосами, вежливо поблагодарила Николь за спасение. Она также призналась, что не помнит ничего, что было с ней до того, как она проснулась. Во время короткой беседы с бабушкой Никки нервничала. Николь показалось, что в глазах внучки промелькнул даже страх; однако Элли позже заверила мать в том, что это скорее всего был трепет: о Николь ей успели порассказать столько, что Никки явно ждала встречи с ожившей легендой.

Оба молодых человека держались вежливо, но сдержанно. И только раз за весь вечер Николь заметила на себе пристальный взгляд Кеплера. Пришлось напомнить себе, что она была первой, действительно старой женщиной, которую видели юноши. «Молодым в особенности трудно, — подумала Николь, — иметь дело с одряхлевшей женщиной… подобный облик совершенно не отвечает их фантазиям о нежной половине рода человеческого».

Бенджи приветствовал Николь широким объятием. Обхватив сильными руками, он приподнял ее и радостно завопил:

— Ма-ма, ма-ма! — Бенджи казался вполне благополучным. Николь с удивлением обнаружила, что волосы на лбу его поредели… на взгляд сын был явно не молод. Она сказала себе, что удивляться не следует: ведь ему теперь около сорока.

Патрик и Элли приветствовали мать очень тепло. Элли выглядела усталой, но, с ее слов, все это вызвано тем, что день выдался трудным. Дочь объяснила Николь, что в Гранд-отеле занимается стимуляцией межвидового общения.

— Я делаю все, что могу, — проговорила она, — поскольку я разговариваю на языке октопауков… Надеюсь, когда к тебе вернутся силы, ты поможешь мне.

Патрик негромко сообщил Николь, что тревожится за Наи.

— Все эти трудности с Галилеем разрывают ее сердце, мама. Она вне себя: эти кирпичеголовые, как мы их зовем, забрали от нас Галилея без особых объяснений и, как бы сказать… без церемоний. Она сердится, потому что ей не позволяют проводить с ним более двух часов в день… Не сомневаюсь, она хочет попросить у тебя помощи.

Наи переменилась. Искры и мягкость оставили ее глаза; начиная с первых слов, она держалась необычно жестко.

— Мы здесь обитаем в самом худшем полицейском государстве, Николь, — проговорила Наи. — Здесь куда хуже, чем под Накамурой. После того как вы устроитесь, я многое расскажу вам.

Макс Паккетт и его восхитительная француженка-жена Эпонина постарели, как и все вокруг, но было ясно, что они любят друг друга и своего сына Мариуса и любовь придает им силы. Эпонина пожала плечами, когда Николь спросила, стесняют ли их подобные жилищные условия.

— Не очень, — ответила она. — Не забудь, девочкой я воспитывалась в детском приюте в Лиможе… К тому же, я так рада, что осталась жива и мы с Максом и Мариусом вместе. Мне уже столько лет, а ведь я даже не надеялась дожить до седых волос.

Макс остался прежним ругателем и весельчаком. Только волосы его теперь тоже поседели, и походка сделалась не столь упругой, но Николь видела по его глазам, что и он доволен жизнью.

— Тут в курительную ходит один парень, с которым у меня разговоры, — сказал Маке Николь, — между прочим, твой большой почитатель… Он каким-то образом избежал смерти, а вот жена его нет… Во всяком случае, — Макс снова ухмыльнулся, — рассчитываю вас познакомить при первой же возможности… он чуть помоложе тебя, но проблем, конечно, не будет…

Николь спросила Макса о причинах сложных взаимоотношений между людьми и октопауками.

— Дело в том, что, хотя война закончилась пятнадцать или шестнадцать лет назад, за прошедшие годы гнев людей не смягчился. Каждый человек кого-нибудь потерял: друга, родственника или соседа… Как они могут забыть, что мор этот вызвали октопауки?

— Защищаясь от людей, — заметила Николь.

— Но это мало кто понимает. Быть может, многие еще верят тому, что им вдалбливали при Накамуре, а не «официальной» истории войны, которую поведал нам твой друг Орел вскоре после того, как мы перебрались сюда… Правда состоит в том, что большая часть людей ненавидит и страшится октопауков. Лишь двадцать процентов выживших пытались хоть как-то общаться. Невзирая на отчаянные старания Элли, люди не хотят ничего знать об октопауках. Многие люди собраны в нашем луче… к несчастью, теснота еще больше усугубляет положение дел.

Николь повернулась на бок. Элли спала лицом к ней. Веки дочери подрагивали. «Ей снится сон, — подумала Николь, — надеюсь, не о Роберте…» Она вновь припомнила свою встречу с семьей и друзьями. «Полагаю, что Орел знает, зачем я еще нужна ему. Но даже если у него нет для меня конкретного поручения… я еще не стала беспомощным инвалидом и могу помочь».

— Ну, начнем знакомиться с Гранд-отелем, — сказал Макс Николь. — Каждый раз, когда я направляюсь в кафетерий, я напоминаю себе День Изобилия в Изумрудном городе… Эти странные создания, которые приходят с октопауками, быть может, и восхищают ум, но мне чертовски спокойней, когда их нет рядом.

— А нельзя ли подождать нашего времени, папа? — спросил Мариус. — Никки боится игуан. Они пялят на нас свои желтые глаза и так мерзко чавкают за едой.

— Сын, — ответил Макс, — вы с Никки можете дождаться наступления отведенного людям времени. Но Николь хочет завтракать со всеми обитателями «звезды». Для нее это принципиально важно… Мы с твоей матерью собираемся проводить ее, чтобы она не заблудилась на пути в кафетерий.

— Не надо заботиться обо мне, — проговорила Николь. — Я и Элли или Патрик…

— Ерунда, — перебил ее Макс. — Мы с Эпониной с удовольствием, присоединимся к тебе… К тому же Патрик отправился вместе с Наи на свидание с. Галилеем, Элли еще в комнате отдыха, а Бенджи читает с Кеплером и Марией.

— Макс, я благодарна тебе, — промолвила Николь. — Важно правильно поставить себя с самого начала… Орел и Синий Доктор не рассказывали мне о неприятностях…

— Ничего особенного объяснять не нужно, — ответил Макс. — А вчера вечером, когда ты уснула, я так и сказал мамзельке: дескать, не сомневаюсь в том, что ты будешь общаться со всеми. — И он расхохотался. — Не забудь, мы прекрасно знаем тебя.

К ним присоединилась Эпонина, и они вышли в коридор. Он был по большей части пуст. Слева к ним от середины «звезды» направлялась горстка людей, еще группа мужчин и женщин стояла у входа в луч.

Им пришлось подождать две-три минуты, прежде чем появился вагончик. Когда они подъехали к последней остановке. Макс нагнулся к Николь.

— Там, у входа в луч, стоят двое, — проговорил он, — не просто развлечения ради… Это активисты Совета… очень осведомленные и деловые.

Спускаясь из вагончика, Николь приняла предложенную Максом руку.

— Чего же они добиваются? — шепнула она, заметив, что пара направилась к ним.

— Пес их знает, — буркнул Макс. — Сами скажут.

— Добрый день, Макс… Привет, Эпонина, — проговорил тучный, едва переваливший за сорок мужчина. — Он поглядел на Николь и расплылся в широкой улыбке политикана. — Должно быть, вы и есть Николь Уэйкфилд, — он протянул руку. — Мы так много слыхали о вас… Здравствуйте… здравствуйте… я — Стивен Ковальский.

— А я — Рене Дюпон, — произнесла женщина, также протягивая руку Николь.

Обменявшись несколькими любезностями, мистер Ковальский спросил Макса, что они собираются делать.

— Мы с миссис Уэйкфилд едем перекусить, — непринужденно ответил Макс.

— Но ведь сейчас еще общее время, — человек, улыбнувшись, посмотрел на часы. — Почему бы вам не подождать еще сорок пять минут, тогда мы с Рене присоединимся к вам… Как членам Совета, нам бы очень хотелось переговорить с миссис Уэйкфилд о наших делах… Совет хотел бы заслушать ее в самое ближайшее время.

— Спасибо за предложение, Стивен, — сказал Макс. — Но мы голодны и хотим немедленно поесть.

Чело мистера Ковальского нахмурилось.

— На вашем месте, Макс, я бы этого не делал. После вчерашнего случая в плавательном бассейне повсюду такая напряженность. Совет единогласно проголосовал за бойкот всех коллективных мероприятий в ближайшие два дня… Эмили особенно подчеркнула, что Большой Блок забрал Гарланда на проверку и не принял никаких дисциплинарных мер против агрессора-октопаука; словом, уже четыре раза подряд кирпичеголовые решили не в нашу пользу.

— Не надо, Стивен, — возразил Макс, — я слыхал все подробности вчера за обедом… Гарланд задержался в бассейне на пятнадцать минут после окончания отведенного нам времени. И он первым вцепился в октопаука.

— Но тот преднамеренно, учинил провокацию, — вступила в разговор Рене Дюпон. — В бассейне было всего три октопаука… зачем одному из них понадобилось пересекать дорожку, по которой плыл Гарланд.

— К тому же, — отозвался Стивен, — как мы говорили вчера на заседании Совета, нас волнуют не оба участника этого конкретного инцидента. Мы намереваемся выступить с общим заявлением, чтобы кирпичеголовые и октопауки знали, что среди людей существует единое мнение. Совет проведет специальную сессию и уже сегодня вечером составит список наших претензий…

Макс начинал сердиться.

— Спасибо за информацию, Стивен, — сказал он отрывисто. — А теперь, если ты шагнешь в сторону, мы охотно отправимся есть.

— Вы делаете ошибку, — заявил мистер Ковальский. Кроме вас, в кафетерии людей не будет… и, уж конечно, мы сообщим о вашем поступке всем членам Совета.

— Валяй! — ответил Макс. часть «морской звезды».

— Что представляет собой Совет? — спросила Николь.

— Это группа, добровольно вызвавшаяся представлять интересы всех людей,

— проговорил Макс. — Сперва от них были одни неприятности, но за последние несколько месяцев они сумели завоевать кое-какой авторитет… Они даже завлекли в свои ряды бедняжку Наи, посулив ей уладить вопрос с Галилеем.

В двадцати метрах справа от них остановился большой вагончик, из него вышла пара игуан. Два кубико-робота, державшиеся в сторонке, вышли в коридор, разделяя людей и странных животных со страшными зубами. Пока игуаны шествовали вдоль стены, Николь вспомнила нападение на Никки в День Изобилия.

— Почему они здесь, Макс? — поинтересовалась Николь. — Я полагала, что для этого они чересчур агрессивны…

— Большой Блок и Орел объясняли общему собранию людей целых два раза, что игуаны играют важную роль в производстве растения, поставляющего какой-то там баррикан, без которого общество октопауков рухнет… Мы не знаем, как там обстоит дело, но я помню, что для этого процесса огромное значение имеют свежие яйца игуан… Орел всегда подчеркивал, что в Гранд-отеле находится минимальное количество игуан.

Они оказались перед входом в кафетерий.

— А не случалось ли уже неприятностей с игуанами? — спросила Николь.

— Случалось, — ответил Макс. — Они могут быть опасными, как ты помнишь, но, если разобраться во всей этой чепухе, которой спекулирует Совет, нетрудно понять, что неспровоцированных нападений со стороны игуан почти не было… В основном в них повинны люди… Кстати, наш милый Галилей однажды вечером в кафетерии убил двоих в очередном припадке ярости.

Макс заметил, как взволновалась Николь.

— Не хотелось бы выносить сор из избы, — проговорил он, покачивая головой, — но вопрос о Галилее расколол наше маленькое семейство… Я обещал Эпонине, что не буду говорить с тобой об этом прежде Наи.

Небольшие кубико-роботы внешне напоминали Большого Блока. Дюжина их выдавала пищу, шесть или восемь стояли, окружив зал. Когда Николь и ее друзья вошли, весь зал занимали четыреста или пятьсот октопауков, включая двух огромных наполненных и восемьдесят москитоморфов, кишевших в уголке. Многие из них повернулись, чтобы поглядеть на Макса, Эпонину и Николь. Игуаны, сидевшие не так далеко от раздачи, перестали есть и с опаской уставились на людей.

Николь была удивлена изобилием предлагаемой еды. Она выбрала рыбу с картошкой, какой-то плод, к которому привыкла у октопауков, и мед с привкусом апельсина.

— Откуда же поступает вся эта свежая пища? — спросила она у Макса, когда они уселись за длинным пустым столом.

Макс указал вверх.

— На этом корабле есть второй уровень, там и выращивают пищу… Питание очень хорошее, хотя Совет жаловался на отсутствие мяса.

Николь дважды испробовала кушанье.

— Должен предупредить тебя, — тихо проговорил Макс, наклонившись к ней через стол, — к нам направляется пара октопауков.

Николь оглянулась. Пауки действительно приближались. Уголком глаза Николь также заметила Большого Блока, сделавшего шаг к их столу.

— Привет, Николь, — цветовые полосы побежали вокруг головы первого октопаука. — Я помогал Синему Доктору в госпитале Изумрудного города. Хотелось бы еще раз поблагодарить за твою помощь…

Николь попыталась разглядеть какую-нибудь знакомую отметину.

— Прости, — сказала она дружелюбным тоном, — что-то не узнаю…

— Ты звала меня Молочным, поскольку в то время я выздоравливал после операции на линзе, и в ней было много белой жидкости…

— Ах да, — улыбнулась Николь. — Теперь я вспомнила, Молочный… Кажется, мы однажды беседовали о старости? Как я помню, ты не очень-то верил, что люди живут до старости независимо от того, полезны они или нет, и умирают естественной смертью.

— Правильно, — ответил Молочный. — Я не хотел мешать вам обедать, но мой друг жаждал встречи с тобой.

— Чтобы поблагодарить, — проговорил его спутник, — за все хорошее… Синий Доктор утверждает, что ты была примером для всех нас…

С мест начали подниматься другие октопауки. За первыми двумя образовалась цепочка. На их головах прочитывались цветные слова благодарности. Николь была глубоко тронута. По предложению Макса она встала и заговорила, обращаясь ко всей цепочке:

— Спасибо всем вам за теплый прием. Мне он действительно нужен… Надеюсь, что сумею переговорить со всеми, пока мы живем здесь вместе.

Посмотрев направо вдоль линии октопауков, Николь заметила возле себя Элли и Никки.

— Я пришла, как только узнала, что ты здесь, — Элли подошла к матери и поцеловала ее в щеку. — Могла бы и догадаться заранее, — она улыбнулась, обнимая Николь. — Я люблю тебя, мама. Мне так не хватало тебя.

— Я объяснила Совету, — проговорила Наи, — что вы только что появились здесь и еще не понимаете причин бойкота. Думаю, они удовлетворены.

Наи открыла дверь, и Николь последовала за ней в прачечную. С помощью сушильных и стиральных машин, которые они видели в Новом Эдеме, инопланетяне, спешно организовавшие Гранд-отель, устроили возле кафетерия прачечную самообслуживания. В большой комнате находилось еще две женщины. Наи преднамеренно отправилась в дальний угол комнаты, чтобы переговорить с Николь с глазу на глаз.