Рама (№4) - Рама Явленный

Эпонина догрызла вафлю.

— Насмехаться над излишней полнотой в присутствии беременной женщины не тактично, — с поддельным негодованием проговорила она.

— Нишкни, Эп. Ты же знаешь, к тебе это не относится. Мы здесь в зоопарке, а потому друг без друга никуда. Какая разница, на кого мы похожи, раз сравнивать не с кем.

Наи встала из-за стола.

— Мне надо еще подготовиться к сегодняшним урокам. Никки начинает гласные, она уже прошла весь алфавит.

— Какова мать, такова дочь, — проговорил Макс. Когда и Патрик покинул их и за столом остались лишь обе пары и Элли, Макс наклонился вперед с игривой улыбкой на лице. — Если мои глаза не обманывают меня, теперь молодой Патрик проводит вместе с Паи времени куда больше, чем было, когда мы появились здесь.

— По-моему, ты не ошибаешься, Макс, — ответила Элли. — Я заметила то же самое. Он говорит мне, что ему приятно помогать Наи воспитывать Бенджи и детей. В конце концов, вы с Эпониной заняты друг другом и будущим ребенком, я все свое время отдаю Никки и октопаукам, а мать и отец постоянно заняты…

— Ты не поняла меня, юная леди, — возразил Макс, — я о том, что среди нас образуется новая парочка.

— Патрик и Наи? — спросил Ричард, словно эта идея впервые посетила его.

— Да, дорогой, — согласилась Николь. Она усмехнулась. — Ричард принадлежит к категории гениев, наделенных весьма избирательными способностями к наблюдению. Все тонкости в своих проектах он видит, даже самые крохотные. И тем не менее не замечает ничего вокруг себя. Помню, как в Новом Эдеме, когда Кэти начала носить эту короткую юбку…

Николь умолкла. Она не-могла говорить о Кэти без волнения.

— Кеплер и Галилей уже заметили, что Патрик каждый день рядом с ними, — проговорила Эпонина. — Наи утверждает, что Галилей начинает ревновать.

— А как она сама относится к вниманию Патрика? — спросила Николь. — Ей приятно?

— Ты знаешь Наи, — ответила Эпонина. — Она деликатна, задумчива и всегда заботится о других. По-моему, Наи озабочена тем, как ее отношения с Патриком могут повлиять на близнецов. Все глаза обратились к гостю, появившемуся в дверях.

— Доброе утро, Геркулес, — произнес Макс, вставая с кресла. — Какой приятный сюрприз!.. Что можем мы сделать для тебя сегодня?

Октопаук вошел в столовую, и цветовые полосы побежали вокруг его головы.

— Он говорит, что пришел помочь Ричарду с его автоматическим переводчиком, — сказала Элли. — Особенно с блоками, реагирующими на сигналы за пределами видимой области спектра.

2

Николь спала… и снова плясала в африканских ритмах вокруг костра в Республике Берег Слоновой Кости. Вел танец Омэ, в том самом зеленом одеянии, что было на нем в Риме, когда он явился к ней в гостиницу за несколько дней до запуска «Ньютона». Все ее друзья из Изумрудного города и четверо ближайших знакомых среди октопауков также плясали. Кеплер и Галилей дрались, Элли и Никки держались за руки. Октопаук Геркулес был облачен в ярко-пурпурный африканский костюм. Беременная Эпонина тяжело переступала. Николь услышала свое имя, донесшееся откуда-то извне. Неужели это Кэти? Сердце ее заторопилось, Николь попыталась прислушаться.

— Николь, — проговорила Эпонина, опускаясь возле ее постели, — у меня схватки.

Николь села и постаралась выбросить сон из головы.

— Частые? — спросила она автоматически.

— Нерегулярные, — ответила Эпонина. — То два раза за пять минут, а потом полчаса ничего.

«Наверное, баркстон-хиксовы, — подумала Николь. — Ей еще пять недель до срока».

— Ложись на кушетку, — сказала Николь, одеваясь. — Так, когда начались схватки?

Макс ожидал в гостиной, пока Николь заканчивала умываться.

— У нее роды? — спросил он.

— Скорее всего нет. — Она принялась ощупывать живот Эпонины, пытаясь определить положение ребенка. Тем временем Макс озабоченно расхаживал по комнате.

— Убить готов за сигарету, — проговорил он.

Когда у Эпонины началась очередная схватка, Николь заметила легкое давление на еще нерастянутую шейку матки. Она обеспокоилась, поскольку не понимала, где находится ребенок.

— Извини, Эп, — произнесла Николь после следующего пароксизма. — Полагаю, что это ложные схватки… нечто вроде тренировки, которую устраивает себе твое тело. Впрочем, я могу и ошибаться… Мне никогда не приходилось иметь дело с беременностью на этой стадии, а приборов, которые могли бы помочь…

— Но ведь женщины иногда рожают и до своего срока? — перебила ее Эпонина.

— Да. Но это случается нечасто. Лишь один процент первородящих матерей разрешается от бремени ранее чем за четыре недели до срока, и почти всегда вследствие каких-нибудь осложнений или из-за наследственности… Кстати, у вас в семье никто не рождался недоношенным… может быть, ты сама или кто-либо из братьев и сестер?

Эпонина покачала головой.

— Я ничего не знаю о своей семье.

«Черт побери, — подумала Николь. — Можно почти не сомневаться, что это схватки Бракстона-Хикса… но следовало бы убедиться наверняка…»

Николь велела Эпонине одеться и идти к себе.

— Продолжай следить за своими схватками, отмечай их. Особенно важно знать интервал между схватками. Когда они начнут происходить регулярно — через каждые четыре минуты или меньше, без длительных промежутков, — сразу ко мне.

— У нее что-то не так? — шепнул Макс Николь, пока Эпонина одевалась.

— Сомневаюсь, но подобную возможность никогда нельзя исключать.

— А что, если попросить помощи у наших, приятелей, биологических чародеев? — спросил Макс. — Пожалуйста, прости, если этим я обижаю тебя, но я просто…

— Я и сама уже подумала об этом. Макс. Утром я переговорю с Синим Доктором.

Макс занервничал задолго до того, как Синий Доктор открывал то, что Макс обозвал коробком с жуками.

— Э, нет, док, — проговорил Макс, мягко останавливая щупальца, держащие коробочку. — Сперва объясните-ка мне, что будет, а потом выпускайте своих букашек!

Эпонина лежала на софе в гостиной Паккеттов. Она была раздета, но тело ее укрывала простыня. Пока три октопаука разворачивали переносную лабораторию, Николь держала Эпонину за руку. Потом Николь подошла к Максу, чтобы перевести слова Синего Доктора.

— Он утверждает, что не знаток в этой области, но один из этих двоих октопауков объяснит подробности.

После короткого разговора между тремя октопауками Синий Доктор отошел в сторону, и перед Николь и Максом появился другой инопланетянин. Синий Доктор сказал Николь, что этот октопаук, которого он называл «видеоинженером», лишь недавно начал изучать упрощенную версию языка октопауков, используемую для общения с людьми.

— Быть может, ты не все поймешь, — заметил Синий Доктор.

— Крошечные создания в коробочке, — проговорила Николь, вглядываясь в разноцветные полосы, побежавшие вокруг головы инженера, — называются… «видеоквадроидами»… надеюсь, что это приемлемый перевод… Эти живые миниатюрные камеры заползут в тело Эпонины и сделают снимки ребенка. Каждый квадроид способен зафиксировать… несколько миллионов элементов, из которых можно составить примерно 512 изображений на ниллет — единицу времени октопауков. Если необходимо, они могут получить даже движущуюся картинку.

Она помедлила и обернулась к Максу.

— Я упрощаю, но тем не менее это так. Сделать это очень сложно, но математики октопауков способны и не на такое. Под конец инженер объяснил мне, каким образом запросить разные виды картинок. Наверное, Ричарду очень понравилось бы.

— Напомни мне, сколько у них составляет ниллет, — попросил Макс.

— Около двадцати восьми секунд, — ответила Николь. — Восемь ниллетов составляет фенг, восемь фенгов равны вудену, восемь вуденов — терту, а в их сутки укладывается восемь тертов. Ричард говорит, что они равны 32 часам, 14 минутам и 6 с небольшим секундам.

— Приятно слышать, что хоть кто-то разбирается во всей этой чуши, — негромко проговорил Макс.

Николь обратилась лицом к видеоинженеру и продолжила разговор.

— Каждый видеоквадроид, — медленно переводила она, — направляется к участку съемки, фиксирует изображение, а потом возвращается в видеопроцессор — тот серый ящик на стене, — где сбрасывает изображения, получает вознаграждение и возвращается в очередь.

— Что? Какое еще вознаграждение?

— Минутку, Макс. — Она никак не могла понять предложение, которое ей уже повторили два раза. Помолчав несколько минут, Николь покачала головой и повернулась к Синему Доктору. — Прошу прощения, но я опять не поняла последнюю фразу.

Оба октопаука торопливо обменялись репликами на своем природном диалекте, потом видеоинженер вновь обратился к Николь.

— Так, — сказала она, — кажется, наконец, поняла… Макс, серый ящик — это нечто вроде программируемого устройства для обработки данных. Он хранит в живых клетках полученную от квадроидов информацию и подготавливает ее к демонстрации, чтобы мы могли увидеть изображение, каким его заказывали…

— Хватит, — остановил ее Макс. — Всего этого я все равно не пойму… но, если эта машинка работает и не повредит Эп, давайте приступим к делу.

Синий Доктор понял сказанное Максом. Заметив сигнал Николь, все октопауки вышли из дома Паккеттов и сразу вернулись, прихватив прикрытый сверху ящик из стоящей возле двери повозки.

— В этом контейнере, — произнес Синий Доктор, — находится двадцать или тридцать самых мелких форм нашего вида. Их основной функцией является непосредственное взаимодействие с квадроидами и другими крошечными созданиями, помогающими системе работать… Словом, ход процедуры контролируют морфы.

— Черт побери! — проговорил Макс, когда из открытого ящика на середину комнаты волной хлынули крошечные октопауки лишь нескольких сантиметров роста. — Это… — Макс от волнения осекся, — это же те самые, которых мы с Эпониной видели в голубом лабиринте по ту сторону Цилиндрического моря.

— Москитоморфы, — пояснил Синий Доктор, — получают от нас инструкции и сами организуют весь процесс. Они и запрограммируют серый ящик… Ну а вы для начала должны определить, что хотите видеть и где.

На стене гостиной Паккеттов появилось превосходное цветное изображение симпатичного мальчишки, заполнявшего все чрево матери. Макс и Эпонина радовались почти целый час, когда выяснилось, что у них будет мальчик. Время шло, и Николь удалось определить то, что она хотела, а качество картинок быстро улучшалось. Теперь увеличенное в два раза изображение ошеломляло своей четкостью.

— А можно я еще раз посмотрю, как он брыкается? — спросила Эпонина.

Видеоинженер сказал что-то главному москитоморфу, и менее чем через ниллет на стене появилась картинка молодого мистера Паккетта, брыкавшегося в животе матери.

— Погляди, какие сильные ножки! — воскликнул Макс. Он успокоился. Оправившись от первого потрясения, Макс встревожился за все это «убранство» природой дарованного его сыну убежища. Николь успокоила будущего папашу, показав ему пуповину, и уверила Макса, что все совершенно нормально.

— Значит, все будет в норме, не раньше срока? — спросила Эпонина, когда повтор завершился.

— Да, — ответила Николь. — По-моему, тебе осталось пять-шесть недель… первые роды часто запаздывают… Возможно, подобные прерывистые схватки будут повторяться, но не стоит волноваться из-за них.

Николь искренне поблагодарила Синего Доктора, Макс и Эпонина последовали ее примеру. Потом октопауки собрали все свои принадлежности, биологические и неживые, и отбыли со своей лабораторией. Тогда Николь перешла через комнату и взяла Эпонину за руку.

— Es-tu heureuse?13 — спросила она подругу.

— Absolument14, — ответила та. — Я чувствую облегчение, а то уже боялась, что дело плохо.

— Какое там! Просто была первая из ложных тревог.

Макс подошел к Эпонине и обнял ее. Он сиял. Николь, чуть отодвинувшись в сторону, смотрела на сцену нежности. «Нет лучшего времени для любви друг к другу, мои друзья, — подумала она, — чем ожидание первого ребенка».

Николь направилась к двери.

— Минутку, — остановил ее Макс. — А тебе не интересно узнать, как мы намереваемся назвать его?

— Конечно же.

— Мариус Клайд Паккетт, — гордо произнес Макс.

— Мариус, — проговорила Эпонина, — потому что так звали ребенка Эпонины из «Отверженных»15… Я мечтала о Мариусе всю мою долгую жизнь, все одинокие ночи, проведенные в детском приюте. А Клайд — в честь брата Макса, оставшегося в Арканзасе.

— Великолепное имя, — сказала Николь и, улыбаясь собственным мыслям, вновь повернула к выходу. — Действительно великолепное.

Ричард заявился домой к концу дня и не мог сдержать волнения.

— Я провел два совершенно потрясающих часа в конференц-зале с Арчи и октопауками! — воскликнул он, обращаясь к Николь. — Они показали мне свое оборудование, которое использовали сегодня для обследования Эпонины. Удивительно. Какой невероятный врачебный гений! Нет, чародейство подходит куда лучше. Я же говорил это с самого начала: проклятые октопауки — просто биологические чародеи. Только подумай… Они создали живых существ, выполняющих роль камеры; другой набор микроскопических жучков считывает изображение и тщательно хранит его до мельчайших подробностей. Контролируют процесс особые генетические версии их самих. Электроникой они пользуются для выполнения более простых задач и лишь там, где без этого нельзя обойтись… — Сколько тысячелетий потребовалось, чтобы все это появилось на свет? Кто был первым? Абсолютно потрясающая система!

Николь улыбнулась мужу.

— А ты видел Мариуса? Что ты думаешь о нем?

— Я проглядел все снимки, — не унимался Ричард, продолжая кричать. — А ты знаешь, как москитоморфы общаются с видеоквадроидами? Они пользуются дальней ультрафиолетовой областью спектра. Так вот! Арчи сказал мне, что крохотные жучки и москитоморфы, по сути дела, разговаривают друг с другом на общем языке. И это не все. Некоторые из морфов владеют восемью языками различных микросуществ. Сам Арчи способен общаться с сорока другими видами: пятнадцать из них используют основные цвета речи октопауков, остальные — знаковые и химические языки, а также другие области электромагнитного спектра.

Сновавший взад-вперед Ричард на миг замер посреди комнаты.

— Невероятно, Николь, просто невероятно!

Он уже собирался приступить к продолжению монолога, когда Николь спросила его о том, как общаются обычные октопауки и их москитоморфы.

— Я что-то сегодня ни разу не заметила цветных картинок на головах октопауков.

— Весь разговор происходил в ультрафиолетовой области, — проговорил Ричард, вновь начиная расхаживать. Он обернулся и указал в центр своего лба. — Николь, линза, располагающаяся на их лицах, представляет собой настоящий телескоп, способный принимать информацию практически на любой длине волны… но действительно ошеломляет то, каким образом они сумели образовать эту грандиозную симбиотическую систему, сложностью своей намного превосходящую все, что мы можем представить…

Ричард уселся на кушетку возле Николь.

— Вот погляди, — он показал ей свои руки. — До сих пор мурашки на коже… Я потрясен этими существами… Боже, как здорово, что они не проявляют враждебности к нам.

Николь, нахмурившись, поглядела на мужа.

— Почему ты говоришь это?

— Им подвластны целые армии в миллиарды, быть может, даже в триллионы созданий. Не сомневаюсь — они умеют разговаривать со своими растениями! Помнишь, как они быстро управились с той штукой в лесу… представь себе, как можно воевать, если твоему врагу покорны бактерии и вирусы, послушно выполняющие его приказы… Какая жуткая перспектива!

Николь расхохоталась.

— По-моему, ты увлекаешься. Только из того, что они сумели создать генетическим путем живые съемочные камеры, вовсе не следует…

— Я знаю, — проговорил Ричард, вскакивая с кушетки. — Но не могу не додумывать то, что мы видели сегодня… москитоморфы предназначены исключительно для того, чтобы общаться с миром мелких созданий. Москитоморфы способны видеть объекты размером до микрона, одной тысячной доли миллиметра… экстраполируй эту идею на несколько порядков величины. Представь себе вид октопауков, во столько же меньший их морфов, во сколько они сами меньше нормальных октопауков. Тогда делается возможным общение с бактериями…

— Ричард, — остановила его Николь, — а что ты думаешь о будущем сыне Макса и Эпонины? И о том, что мальчишка выглядит идеально здоровым?

Ричард умолк на несколько секунд.

— Это чудесно и удивительно, — произнес он кротко. — Полагаю, что нам следует сходить к соседям и поздравить их.

— По-моему, ты можешь подождать до конца обеда, — Николь поглядела на одни из специальных часов, изготовленных для всех землян Ричардом. Они показывали время сразу и в человеческом исчислении, и в принятом у октопауков. — Патрик, Элли, Никки и Бенджи проторчали у Эпонины весь последний час, — продолжила она, — как только Синий Доктор отправился восвояси, оставив некоторые снимки маленького Мариуса. — Николь улыбнулась. — Как ты говоришь, они вернутся домой через фенг…

3

Николь почистила зубы и поглядела на свое отражение в зеркале. «Галилей прав, — подумала она. — Я уже старуха».

Она потерла лицо пальцем, методически разглаживая повсюду видневшиеся морщинки. Снаружи перекрикивались игравшие Бенджи и близнецы, потом Наи и Патрик позвали их в школу. «Но так было не всегда, — сказала она себе. — Некогда я тоже ходила в школу».

Николь закрыла глаза, пытаясь припомнить свое детство. Она не могла представить себя ребенком. Слишком много снимков, памятных по более поздним годам, искажали образ прежней школьницы.

Наконец, она открыла глаза и вновь поглядела на свое изображение в зеркале. В уме убрала мешки под глазами и все морщинки, изменила цвет волос и бровей с серого на черный, даже умудрилась представить себя юной, прекрасной и несовершеннолетней. Коротко вспыхнула тоска по тем дням. «Как молоды мы были, как искренне любили», — вспомнила она.

Ричард выглянул из-за угла.

— Мы с Элли и Геркулесом уже работаем в кабинете, — проговорил он. — Почему ты опаздываешь?

— Я буду через несколько минут, — ответила Николь.

Поправляя волосы, она отдалась размышлениям о ежедневном укладе человеческой жизни в Изумрудном городе. Обычно все собирались завтракать в столовой Уэйкфилдов. После школьных занятий полагался ленч. Потом все, кроме Ричарда, дремали, чтобы скомпенсировать долгий день — на восемь часов превосходящий земной. Большую часть дня Элли, Николь и Ричард проводили с октопауками, либо стараясь узнать что-нибудь о хозяевах, либо рассказывая им о Земле. Остальные четверо взрослых почти все свое время проводили с Бенджи и детьми в отведенном людям уголке тупика.

«И чем все это закончится? — вдруг удивилась Николь. — Сколько же еще лет придется нам оставаться гостями октопауков? И что случится, когда Рама достигнет своей цели… если это событие состоится?» На все эти вопросы у Николь не было ответа. Даже Ричард перестал интересоваться тем, что творилось вне Изумрудного города. Он был полностью поглощен общением с октопауками и проектом автопереводчика. Ныне он запрашивал у Арчи навигационные данные лишь каждую пару месяцев. И всякий раз без особых комментариев сообщал остальным, что Рама все еще движется в направлении звезды Тау Кита.

«Подобно маленькому Мариусу, — думала Николь, — мы удовлетворены пребыванием в неизвестности. Внешний мир ничего не требует от нас, и мы не задаем себе неотложных вопросов».

Николь вышла из ванной комнаты и направилась в кабинет. Ричард сидел на полу между Геркулесом и Элли.

— Самое легкое — это зафиксировать цветовую информацию и запомнить, — говорил он. — Но гораздо труднее автоматически преобразовать зарегистрированную информацию в понятное английское предложение.

Повернувшись к Геркулесу, Ричард произнес очень медленно:

— Ваш язык настолько математичен (каждый цвет априори определен до ангстрема), что сенсор должен лишь идентифицировать цвета и ширину полос. Вот и вся информация. При таких точных правилах несложно создать простейший алгоритм, устраняющий ошибки, — чтобы прибором могли пользоваться молодежь или невнимательные люди, — на случай единичных цветовых ошибок в левой и правой частях спектра. Преобразовывать речь октопауков на наш язык много сложнее. Словарь достаточно прямолинеен, каждое слово и соответствующие идентификаторы можно легко определить. Но чертовски трудно без вмешательства человека сделать следующий шаг — перейти к предложению.

— Это происходит потому, что язык октопауков фундаментально отличается от нашего, — прокомментировала Элли. — Все определения в нем даются количественно, чтобы свести к минимуму возможность непонимания. Здесь нет места тонкостям и нюансам. Поглядите, как мы используем местоимения «мы», «вы» и «они». У них же понятия всегда обозначены численными идентификаторами, включая и диапазоны, в которых они теряют смысл. Октопаук никогда не скажет «несколько вуденов», «немного ниллетов», он всегда назовет число или диапазон, чтобы точнее определить время.

— Для нас же, — проговорил цветовыми полосами Геркулес, — крайне сложны два аспекта человеческого языка. Первый — это отсутствие четких определений, что невероятно увеличивает объем словаря. Второй — ваша привычка… ко всяким двусмысленностям. Я до сих пор с трудом понимаю Макса: он зачастую говорит не то, что имеет в виду.

— Я не знаю, как вложить это в твой компьютер, — Николь обратилась к Ричарду. — Но вся количественная информация, заключающаяся в любом предложении октопауков, каким-то образом должна быть обязательно зафиксирована в переводе. Почти каждый их глагол или прилагательное имеет соответствующий численный идентификатор. Вот, например, Элли переводит выражения «крайне сложно» или «невероятно увеличивает». А что сказал Геркулес: слово «сложно» у него сопровождается цифрой пять, «увеличивает»

— цифрой шесть. Цифры указывают на интенсивность проявления объекта, а поскольку система счисления октопауков восьмерична, диапазон сравнительных степеней укладывается между 1 и 7. Если бы Геркулес использовал «семерку», то слово «сложно» надо было бы переводить «предельно сложно»; ну а если бы он ограничился «двойкой» в той же фразе, переводить следовало бы «не слишком сложно».

— Ошибки в понимании степеней прилагательных, хотя они безусловно важны, — сказал Ричард, рассеянно поигрывая небольшим процессором, — почти никогда не приводят к непониманию. Другое дело, если ошибки возникают в глаголах… как я узнал из моих предварительных опытов. Возьмем простой глагол «идти»… у октопауков он означает «передвигаться без помощи посторонних и транспорта». Две полосы одинаковой ширины — бордово-пурпурная и лимонно-желтая — соответствуют нескольким дюжинам слов на английском: ходить, гулять, расхаживать, бежать и так далее.

— Как раз это я имела в виду, — вставила Элли. — Перевод невозможен без точной интерпретации идентификаторов… при этом глаголе октопауки обычно используют двойной идентификатор, определяющий, насколько быстро совершается движение; иначе говоря, существуют 63 различные скорости, с которыми они «идут». Чтобы усложнить задачу, октопауки могут воспользоваться и идентификатором расстояния, поэтому простое заявление «давай пойдем» можно перевести многими способами.

Скривившись, Ричард покачал головой.

— В чем дело, папа? — спросила Элли.

— Признаюсь, я разочарован, — ответил он. — Я-то надеялся уже сейчас закончить упрощенную версию автоматического переводчика. Однако я предположил, что смысл сказанного можно определить без всех идентификаторов. Учет всех цветовых полос увеличит необходимую память и заметно замедлит перевод. Сложно будет добиться, чтобы мое устройство работало в реальном времени.

— Так? — спросил Геркулес. — Ну и что. Зачем вам нужен этот автопереводчик? Элли и Николь понимают наш язык достаточно хорошо.

— Не очень-то, — ответила Николь. — На деле, лишь Элли свободно владеет вашей речью. А я все еще учусь — день ото дня.

— Я начинал эту работу, желая одолеть ту трудность, которую она предоставляет, а заодно заставить себя выучить ваш язык, — Ричард адресовал свои слова Геркулесу. — На прошлой неделе мы с Николь как раз говорили о том, насколько нам нужно переводящее устройство. Она утверждает

— и я с ней согласен, — что наш человеческий клан в Изумрудном городе разделен на две группы. Элли, Николь и я живем более интересной жизнью, поскольку мы имеем возможность постоянно общаться с вами. Остальные, в том числе дети, живут практически в изоляции. И если они не получат средства общения с вами, то могут потерять интерес к жизни здесь. Хороший автоматический переводчик поможет им вести более открытую жизнь.

Карта была помятой и порванной — кое-где. Патрик помог Наи развернуть ее и прикрепить к стене столовой, служившей классной комнатой для детей.

— Никки, ты помнишь, что это такое? — спросила Наи.

— Конечно, миссис Ватанабэ, — ответила маленькая девочка. — Это карта нашей Земли.

— Бенджи, ты можешь нам показать, где родились твои отец и мать, дедушка и бабушка?

— Опять началось, — громко пробормотал Кеплеру Галилей. — Он никогда не сможет запомнить этого, он невероятно туп.

— Галилей Ватанабэ, — послышался резкий ответ. — Отправляйся в свою комнату и сиди на постели пятнадцать минут.

— Ничего, Наи, — проговорил Бенджи, подходя к карте. — Я уже привык.

Галилей, которому в человеческом исчислении было около семи лет, остановился у дверей, чтобы проверить, будет ли приговор приведен в исполнение.

— Чего ты там дожидаешься? — возмутилась мать. — Я же сказала тебе — отправляйся в свою комнату.

Бенджи простоял перед картой около двадцати секунд.

— Моя мама, — сказал он наконец, — родилась здесь, во Фран-ции. — Он отступил на шаг от карты и отыскал Соединенные Штаты на противоположной стороне Атлантического океана. — Мой отец родился здесь, в Бое-тоне, в Аме-ри-ке.

Бенджи начал садиться.

— А как насчет твоих бабушки и дедушки? — проговорила Наи. — Где родились они?

— Мать моей ма-тери, моя ба-буш-ка, — медленно произнес Бенджи, — родилась в Аф-ри-ке. — Он несколько секунд глядел на карту. — Но я не помню, где она нахо-дится.

— А я знаю, миссис Ватанабэ, — немедленно выскочила маленькая Никки. — Можно, я покажу Бенджи?

Бенджи повернулся и посмотрел на хорошенькую черноволосую девчонку.

— По-кажи мне, Ник-ки.

Девочка встала со стула и пересекла комнату. Она показала пальцем на западную часть Африки.

— Мама Нонни родилась здесь, — с гордостью сказала она, — в этой зеленой стране… она зовется Республикой Берег Слоновой Кости.

— Очень хорошо, Никки, — похвалила малышку Наи.

— Изви-ни, Наи, — проговорил Бенджи. — Я так усер-дно тру-жусь над дро-бями, что не оста-вил себе вре-мени на геогра-фию. — Он проводил глазами трехлетнюю племянницу на место. Но, когда повернулся к Наи, оказалось, что по щекам Бенджи текут слезы.

— Наи, я не хочу сего-дня зани-маться… Можно, я пойду в свой собст-венный дом?

— Хорошо, Бенджи, — тихо сказала Наи. Бенджи отправился к двери. Патрик хотел было подойти к брату, но Наи удержала его.

В классе почти на минуту воцарилось тревожное молчание.

— Теперь моя очередь? — наконец спросил Кеплер.

Наи кивнула, мальчик подошел к карте.

— Моя мама родилась здесь, в Таиланде, в городе Лампанг. Тут родился и ее отец. Моя бабушка со стороны матери тоже родилась в Таиланде, но в другом городе, называющемся Чиангсэн. Вот здесь, рядом с Китайской границей. — Потом Кеплер шагнул к востоку и указал на Японию. — Мой отец, Кэндзи Ватанабэ, и его родители родились в японском городе Киото.

Мальчик отступил от карты. Он, казалось, хотел что-то сказать.

— Что ты, Кеплер? — спросила Наи.

— Мама, — проговорил маленький мальчик после мучительной паузы, — а папа был плохой?

— Чтооо? — протянула полностью ошарашенная Наи. Она наклонилась к сыну и заглянула прямо в глаза. — Твой отец был чудесным человеком… интеллигентным, чувствительным, любящим, остроумным, просто принц и…

Наи пришлось умолкнуть. Она ощущала, что может сорваться. Встав, она поглядела на потолок, чтобы обрести спокойствие.

— Кеплер, почему ты спрашиваешь об этом? Ты ведь обожал своего отца… как мог ты сказать такое…

— Дядя Макс сказал нам, что мистер Накамура тоже родом из Японии. Мы знаем, что он плохой. А Галилей говорит, что, раз папа родом из того же места…

— Галилей! — прогромыхала Наи, перепугав своих детей. — Ну-ка сюда. — Мальчишка вбежал в комнату и озадаченно посмотрел на мать.

— Что ты там наговорил своему брату об отце?

— А что конкретно ты имеешь в виду? — Галилей пытался изобразить на лице невинность.

— Ты же говорил мне, что папа плохой, потому что родился в Японии, как и мистер Накамура…

— Ну, я не очень хорошо помню папочку. Но я же говорил — может быть…

Наи едва сдержалась, чтобы не шлепнуть Галилея. Она взяла мальчишку за плечи.

— Вот что, молодой человек, — объявила она, — если я услышу от тебя еще хотя бы одно плохое слово о твоем отце…

Наи не сумела докончить фразу. Она не знала, чем ему пригрозить… не знала даже, что сказать дальше. Наи вдруг почувствовала, что ужасно расстроена.

— Садитесь, пожалуйста, — наконец сказала она своим близнецам. — И слушайте очень внимательно. — Наи глубоко вздохнула. — На этой карте изображены все страны, которые есть на планете Земля. Каждая нация состоит из разных людей — плохих и хороших, но в основном это сложная смесь добра и зла. Ни в одной стране нет только хороших людей или плохих. Твой отец вырос в Японии. Мистер Накамура тоже. Я согласна с дядей Максом… мистер Накамура очень злой человек. Но этот факт не имеет ничего общего с тем, что он японец. Ваш отец, мистер Кэндзи Ватанабэ, тоже был японцем, но другого столь хорошего человека трудно отыскать. Жаль, что вы не помните его и никогда не знали, каким он был на самом деле…