Так все и вышло; однако, когда Гхэ увидел бесчувственное тело на постели, интерес к одежде внезапно оказался вытеснен голодом. Одно дело - насытиться чудовищем, живущим в подземельях; совсем другое - убить человека, которого непременно хватятся. И все же, почти не осознавая собственных действий, Гхэ вырвал душевные нити спящего и пожрал их, высосав из человека всю жизнь до капли. Оставлять тело в комнате показалось ему неосмотрительным - жрецы храма Ахвен могут обладать способами узнать, что причинило смерть, - так что теперь молодой аристократ покоился глубоко под дворцом, вернувшись к прародительнице-Реке.
      Интересно, подумал Гхэ, как часто придется насыщаться подобным образом?
      Косые лучи заката ослепительно сияли на белых стенах дворика, куда он вышел из темного коридора. Гхэ поднырнул под перистые листья древовидного папоротника, наслаждаясь ароматами свежеиспеченного хлеба и зажаренного с чесноком барашка. Старуха, занятая стряпней, бросила на него равнодушный взгляд и вернулась к работе. Из окна третьего этажа какая-то женщина что-то крикнула поварихе, но та лишь небрежно отмахнулась. Гхэ быстро пересек открытое пространство и с облегчением нырнул в полутемный зал, освещенный лишь рассеянным светом, просачивающимся сквозь голубые стеклянные кирпичи в потолке.
      Мысли Гхэ вернулись к Гану. Из разговора со стариком он узнал по крайней мере три полезные вещи. Во-первых, он способен нормально разговаривать с другими людьми - обстоятельство, в котором Гхэ уже начал сомневаться; более того, разговаривать как джик, скрывая свою истинную сущность, чем бы она теперь ни была. Во-вторых, Гану неизвестно, кто Гхэ такой на самом деле. Старик считает, будто он Йэн, молодой человек, влюбленный в Хизи. И наконец, хоть Ган на словах и отрицал это, по разным мелким признакам, которые Гхэ по-прежнему улавливал, было ясно, что библиотекарь знает: Хизи жива; может быть, ему даже известно, где ее искать. Это означало, что Гхэ напал на многообещающий след - возможно, единственный сохранившийся, поскольку, как выяснилось, он пролежал в подземельях под дворцом около пяти месяцев. Хизи, должно быть, далеко от Нола, далеко от Реки и ее влияния.
      Гхэ миновал вход в Зал Мгновений, где свет так дробился цветными стеклами, что когда-то ему казалось, будто Рожденные Водой залучили к себе радугу. Молодой человек быстро прошел мимо, склонив голову словно из почтения, и поспешил в безлюдную часть дворца. Именно там, не пройдя и полсотни шагов по Залу Нефритовых Подвесок, он заметил идущего за ним человека. Гхэ не подал вида, что обеспокоен этим, и продолжал идти как ни в чем не бывало. Сделав несколько поворотов, он оставил далеко позади посещаемые залы и наконец остановился, чтобы отдохнуть и подождать преследователя, в одном из бесчисленных двориков. Дворик - названия его Гхэ не знал - был запущен и отличался меланхолической красотой. Маленький, открытый небу, он утонул в камне дворца. Сюда выходили только пустые затянутые паутиной балконы. Бледное зимнее солнце окрасило росшую посреди дворика старую оливу в золотистые тона, сквозь трещины между камнями тянулись сорняки. Гхэ опустился на скамью - гранитную плиту, опирающуюся на резных рыб, почти скрытых мхом и лишайниками. Рядом густые черные побеги какого-то колючего растения извивались по стене и оплетали кованую решетку балкона второго этажа. Гхэ рассеянно подумал: если это какой-то сорт вьющейся розы, то не окажутся ли и цветы тоже черными?
      Через секунду во дворик вошел мужчина, и Гхэ впервые удалось как следует разглядеть его лицо. Он удивленно качнул головой: лицо казалось знакомым, и имя человека тоже должно было бы быть ему известно. Однако оно кануло в ту же тьму, что скрывала такую большую часть его воспоминаний. На мгновение то, что преследователь узнал Гхэ, вызвало у того горечь и возмущение: почему этот человек сохраняет свою целостность, а Гхэ в этом отказано?
      - Гхэ? - обратился к нему незнакомец.
      Тот выдавил улыбку, хотя гнев его все усиливался.
      - Сейчас я Йэн, - сказал он. - Наблюдаю, знаешь ли.
      - Где ты был? - У человека было мальчишеское лицо со слегка перекошенным ртом. Гхэ смутно вспоминалось, что раньше тот ему нравился; по крайней мере нравилось что-то с ним связанное.
      - Только что? В библиотеке.
      - В последние несколько месяцев, хочу я сказать. Ты исчез после той заварушки у Янтарных ворот. Мы думали, что ты погиб.
      Гхэ притворился озадаченным:
      - Погиб? Нет, я просто получил новое назначение. Меня послали в Йэнган, в Болотные Царства, решить одну небольшую проблему. Вернулся я недавно, и теперь мне поручили... другого ребенка.
      - Ох, наверное, я просто об этом не слышал, - сказал человек. - После той заварушки была такая неразбериха, столько погибло жрецов и солдат... Я и решил, что она и тебя прикончила.
      - А что случилось с ней самой? - спросил Гхэ. - Я так ничего и не знаю.
      - Ее в конце концов поймали в пустыне.
      - А-а...
      Последовала неловкая пауза, потом человек натянуто улыбнулся Гхэ.
      - Ну что ж, - сказал он наконец, - мне показалось, будто я тебя узнал, и я просто решил удостовериться... Заглядывай в наш поселок при случае.
      - Меня пока что поселили здесь, - ответил Гхэ. - Но как-нибудь выберусь.
      - Хорошо. - Человек повернулся и двинулся обратно. Гхэ следил, как он уходит, - каждый шаг был слегка более поспешным, чем предыдущий. Гхэ вздохнул.
      - Погоди, - окликнул он молодого человека. Тот сделал еще шаг или два, потом медленно обернулся. - Вернись. Что я не так сказал?
      Мальчишеское лицо обрело жесткость, глаза сузились.
      - Все, - фыркнул джик. - Кто ты на самом деле?
      - О, я действительно Гхэ. Это по крайней мере правда.
      - Вот как? Один из оставшихся в живых жрецов видел, как тебе отрубили голову. А я получил повышение и знал бы, если бы Гхэ послали в Болотные Царства. Так что спрашиваю тебя еще раз: кто ты такой?
      - Никто, если не Гхэ, - ответил тот, поднялся со скамьи и двинулся к молодому человеку, который кивнул, словно получил ответ на свой вопрос.
      Их все еще разделяло десять шагов. Правая рука человека взметнулась легким фантастически быстрым движением. Гхэ был готов к этому: когда смертоносный тонкий клинок прилетел туда, где он только что был, Гхэ оказался уже у стены слева, готовый к бою. Сталь зазвенела на камнях где-то позади. Гхэ прыгнул и мгновенно оказался рядом с противником. Тот взмахнул вторым ножом, не предназначенным для метания; тяжелое лезвие могло рассечь кость, добраться до сердца и легких. Удар был нанесен искусно, но Гхэ это движение показалось жалким, медленным, совершенно предсказуемым. Он сделал еще шаг и схватил поднятую руку за запястье и локоть. Левая рука джика ударила его в чувствительное место на виске, заставив голову Гхэ взорваться болью, но его хватка на сжимающей нож руке не ослабла. Противник странно изогнулся, выронив нож, и быстро скользнул в сторону, освободившись из захвата.
      - Прекрасно, - тихо пробормотал Гхэ. - Этого приема я не знал.
      - Ты в самом деле Гхэ, - сказал молодой человек. - Стал более быстрым, может быть, более сильным. Но движения, техника - это все такое же, как было. Что с тобой случилось?
      В ответ Гхэ рванулся вперед, сделал ложный выпад, который не мог достичь цели, и одновременно нанес удар ногой. Противнику почти удалось увернуться от болезненного удара по лодыжке, но не совсем; Гхэ тут же ударил его по пятке, и тот охнул, потеряв равновесие. Гхэ прыгнул на него, надеясь, что человек и правда нетвердо стоит на ногах, а не притворяется. Риск оказался ненапрасным: джик со свистом втянул воздух, когда носок ноги Гхэ перебил ему грудину. Он тяжело привалился к стене, глядя на Гхэ широко раскрытыми глазами и сплевывая кровь.
      Гхэ помедлил, сам не зная почему. Может быть, этот человек был ему другом? Едва ли: ему казалось, что у прежнего Гхэ было немного друзей. Но это наверняка был джик и, возможно, хороший приятель.
      Раненый, хоть и страдал от полученного увечья, все же нанес удар ребром ладони, но Гхэ знал, что это обманное движение, и потому легко уклонился от кулака, нацеленного ему в живот. Сам он тут же ударил противника в уязвимое место на позвоночнике. Джик упал и не двигался, пока Гхэ подбирал выпавший из руки человека нож; тут он все же сделал слабую попытку ухватить Гхэ за ноги. Гхэ сомневался, что раненый и в самом деле потерял сознание, и был начеку. Он прикончил его быстрым ударом ножа под челюсть. Клинок проник в мозг джика, глаза выпучились и остановились, бессмысленно глядя в небо.
      - Все же интересно, как тебя звали, - прошептал Гхэ мертвецу. Тяжело дыша, он прислонился к стене, все еще сжимая в руке нож. Гхэ с интересом смотрел, как начали распутываться разноцветные нити внутри поверженного противника. Сейчас он не был голоден и просто наблюдал; ему было любопытно узнать, как умирают люди.
      Нити распадались. Те, что тянулись к конечностям и разным органам, поблекли и исчезли, всосались в постепенно бледнеющий узел в сердце. Сам этот узел распустился тонкими прядями, затем они сплелись в одну толстую жилу, и на глазах у Гхэ образовался новый узор, становившийся все более бесцветным, пока не стал почти невидимым. Новый узел некоторое время был неподвижен, затем всколыхнулся, словно его коснулся легчайший ветерок. Гхэ, заинтересовавшись, потянулся к нему - не рукой, а тем непонятным, что он использовал, когда насыщался. Маленькое ядро съежилось, затрепетало и двинулось к нему. Гхэ осторожно поднял его, ощущая ритмичное биение, легкое, как удары сердца птички.
      "Что это? - спросило оно. Гхэ услышал что-то вроде голоса, но голоса, звучащего в сердцевине его костей, в глубине его сердца. - Что случилось?"
      Это был голос умершего - Кана Яжву, сына Венли, плетельщика сетей; в сознании Гхэ скользили образы - детство, первая женщина, ужасный момент страха при обучении плаванию...
      Содрогнувшись, Гхэ оттолкнул бесплотное нечто от себя, и голос стих. Высвободившийся дух отшатнулся от Гхэ, потом выбрал направление и целенаправленно устремился в зал. Встретившись со стеной, он без усилий прошел сквозь нее. Гхэ догадался, куда движется дух: вниз, к Реке.
      - Прощай, Кан Яжвуната, - прошептал Гхэ и склонился над телом, размышляя, как от него избавиться.
      VII
      В ОКРУЖЕНИИ ЧУДОВИЩ
      Хизи прислонилась к вылизанному ветром камню и перевела дух. Ужас от того, что ей пришлось увидеть, начинал развеиваться, но шок и изумление не проходили. Братец Конь за то короткое время, что она его знала, стал казаться ей самым человечным из всех окружающих: хозяйственным, добрым, веселым. Он служил ей опорой с самого начала, с того момента, как он посадил ее на своего коня и крепко обнял, увозя из Нола, ее родного города, обрекшего Хизи на ужасный конец.
      Теперь же оказалось, что он не человек, во всяком случае не совсем. У людей внутри не живут какие-то странные существа.
      По крайней мере Хизи думала, что не живут.
      - Я никому не могу доверять, - сказала Хизи вслух. - Кроме Тзэма.
      И еще, может быть, Перкара. Что за странная мысль... Перкара она знает всего на день дольше, чем Братца Коня, и уж гнусностей, на которые он способен, насмотрелась: стоит вспомнить изувеченные тела отборных гвардейцев императора, отрубленную голову Йэна... Но они с Перкаром каким-то образом связаны друг с другом, скованы цепью желаний - может быть, и не направленных на них самих, но все равно удерживающих их вместе. Любовью это не было: Хизи любила Тзэма, любила Гана, любила Квэй. С Перкаром ее связывало вовсе не это, как и не смутное беспокойное влечение, которое она испытывала к Йэну, - нечто гораздо менее непреодолимое, но несравненно более сильное.
      Но так ей говорило какое-то внутреннее чувство. Ее разум, привыкший полагаться только на себя, твердил, что и на Перкара не следует рассчитывать.
      Скалы позади взмывали вверх на высоту трехэтажных зданий и были так же отвесны, как стены городских домов. Хизи часто смотрела на них издали, из деревни, и тогда они казались таинственными и влекущими. Похожими на город и все же такими отличными от него. Башни, стены, пещеры, напоминающие залы, - все это было только в ее воображении. Нахмурив брови, Хизи решительно повернула обратно и двинулась по извилистому каньону, стараясь не думать о тех существах внутри Братца Коня, о боге, живущем в пирамиде, о богах и демонах повсюду; даже о богине огня она старалась не вспоминать.
      Внезапно Хизи предстала странная картина. Поднимающиеся вокруг каменные стены образовывали, казалось, огромный зал; хотя в нем отсутствовали колонны и не было потолка, он неожиданно сильно напомнил Хизи тронный зал - тот, где проходили торжественные церемонии и где давал аудиенции ее отец. Когда Хизи в последний раз была на придворном празднестве, она видела представление - актеры разыгрывали легендарную историю ее семьи. Там рассказывалось о людях, со всех сторон окруженных чудовищами, неспособных от них спастись, и о том, как Шакунг, сын Гау, дочери вождя, вместе с Рекой их истребили.
      Окруженных чудовищами! Так и менги - они со всех сторон окружены чудовищами, живущими в каждом камне, каждом дереве... И может быть, не только окружены: может быть, чудовища проникли в них, как в Братца Коня. В Ноле Река это изменила, по крайней мере она уничтожила всех тварей, которые кишат здесь, как термиты в трухлявом дереве или черви в гниющем мясе. Возможно, окружающие ее скалы - как раз то место, где они роятся, подобно насекомым, прорывают ходы в почве, пытаются каким-то варварским способом создать город, подобный Нолу.
      Хизи подумала, что ее народ мог не так уж и отличаться от кочевников-менгов в давние времена. Вот и та девушка, о которой говорится в легенде, Гау: она была дочерью "вождя" - это очень древнее слово, так теперь не говорят, разве что когда упоминают предводителей диких племен. Но и у народа Хизи когда-то были вожди, очень, очень давно. До того, как люди стали частью Реки, до того, как они избавились от таких видений...
      Ветер свистел и завывал в каменных коридорах, и Хизи почувствовала, как в нее вползает страх. Что, если сейчас в ней проснется способность видеть богов и перед ней предстанет чудовище, издающее эти звуки? Что, если скалы неожиданно оживут?
      Боги легче всего проникают через глаза, говорил Братец Конь. В ужасе Хизи рухнула на колени, потом села и зажмурилась, заставив себя представить прохладный ветер, летящий над крышами, Квэй, хлопочущую над ужином, тушеного цыпленка в чесночном соусе, черный рис, рыбные клецки...
      В Ноле Хизи научилась бояться темноты; теперь же она находила в ней утешение.
      "Хотела бы я, чтобы Перкар был рядом", - подумала она, пересыпая руками зернистый песок. Снега здесь не было, хотя у южной стены каньона лежали сугробы. Однако мороз чувствовался, а ночью станет еще холоднее. Куда идти? Обратно в деревню, где ее ждет Братец Конь вместе с теми тварями в нем? Где все люди - родственники старика и где никто ей не доверяет?
      Да, она нуждалась в Перкаре.
      Подумав об этом второй раз, Хизи неожиданно поняла, что пытается сделать, и оскалила зубы от злости на себя. Перкар был прав, когда не доверял ей! Однажды она уже вызвала его, заставила пройти полмира, оторвала от дома и семьи, и ради чего? Чтобы заставить его убивать людей на улицах Нола, помогая Хизи избежать ожидающей ее судьбы. И вот теперь, когда перед ней предстала новая судьба, ради создания которой Перкар столь многим пожертвовал, она хочет, чтобы он снова пришел ее спасать своим окровавленным мечом, чтобы снова завалил все трупами ради решения ее проблем!
      Нет, такое не должно повториться. На сей раз она сама найдет выход.
      Но какой выход? Разве сможет она выжить здесь, в пустыне Менг, без помощи кочевников или Перкара?
      Нечего и надеяться.
      Сможет ли она вновь вынести присутствие Братца Коня? В этом тоже Хизи испытывала сомнения.
      Неожиданно она поняла, что выбора у нее может и не оказаться. Новые звуки заглушили тихую грустную песнь ветра в скалах. Глухие удары копыт, позвякивание медных колокольчиков, голоса с каждой секундой звучали все ближе. Хизи неохотно открыла глаза и огляделась. Что делать, если перед ней окажется Братец Конь? Он ведь должен знать, что она видела его истинную сущность. Или он намеренно допустил это?
      Что ж, она встретит его лицом к лицу. Если ее ждет смерть, она умрет. И умрет без слез и мольбы о пощаде. Она - Хизи, дочь императора Нола, когда-то обладавшая достаточным могуществом, чтобы земля содрогалась у нее под ногами. Не старику, одержимому демонами, заставить ее склонить голову.
      И все же Хизи дрожала, поднимаясь на ноги и поворачиваясь на стук копыт.
      В каньон въехали два всадника. Ни один из них не был Братцем Конем. Они оказались кочевниками, одетыми в бекгай - длинные черные кафтаны с разрезами для езды верхом - и широкие замшевые штаны. Под кафтанами виднелись лакированные доспехи, и оба всадника были вооружены луками. Хизи поняла, что они едут по ее следам и уже увидели ее.
      Когда менги приблизились, Хизи не узнала лиц: это не были воины Братца Коня. Неудивительно - со времени начала бенчина вокруг больше чужаков, чем знакомых ей жителей деревни. Хизи обеспокоило другое: на обоих всадниках красовались стальные шлемы с выкрашенными в красный цвет лошадиными хвостами на остриях. Девочка вспомнила: это означает, что племя с кем-то воюет. Хизи огляделась в поисках убежища, но спрятаться оказалось негде скалы слишком отвесные, чтобы на них взобраться, по крайней мере ей, и никаких пещер или расселин, куда можно было бы заползти. Оставалось только следить за менгами, стараясь прочесть их намерения по выражению лиц.
      Когда всадники приблизились, оба опустили луки, а потом и спрятали их в нарядно расшитые чехлы; при этом они, однако, по очереди внимательно следили за Хизи, словно она была змея или другое опасное животное.
      Показав, что не собираются пускать в дело оружие, менги направили коней туда, где стояла Хизи; та не знала, как полагается себя вести в подобных случаях, и просто смотрела на них.
      - Дуунужо, шигиндейе? - тихо спросил один из воинов. - С тобой все в порядке, сестрица? - Он говорил со странным акцентом, не похожим на выговор Братца Коня, но все же Хизи могла его понять. Теперь, когда он оказался рядом, узкое лицо его не казалось таким свирепым, как издали; глаза воина были светло-карие, отливающие зеленью, - не черные, как у самой Хизи и тех менгов, кого она знала. Воин был совсем молод, лет пятнадцати. Его коренастый спутник выглядел его ровесником, хотя обладал более типичными для кочевника чертами.
      - Гаашужо, - ответила Хизи. - Все хорошо.
      Воин кивнул, но на его лице отразилось недоумение, когда он услышал ее выговор. На мгновение юноша опустил глаза, словно прикидывая, как высказать то, что пришло ему в голову.
      - Ты не из менгов, - решился он наконец.
      - Нет, - ответила Хизи. - Нет, но обо мне заботится Южный клан. Братец Конь учил ее обязательно сообщать об этом любым незнакомцам, которых случится встретить.
      - Так это она и есть! - прошипел второй, но первый поднял руку, заставив его умолкнуть.
      - Мои родичи зовут меня Мох - за цвет глаз, - сказал он. - А мое боевое имя - Натягивающий Лук. Можешь, если хочешь, называть меня Мох. Моего брата зовут Чуузек.
      - Эй! - вскинулся тот, и Хизи стала гадать: недоволен ли он потому, что его имя стало известно чужой девочке, или смущен, потому что "Чуузек" означает "Тот, кто все время икает".
      - Меня зовут Хизи, - ответила она: вежливость требовала назвать себя, если собеседник сообщал свое имя. - Вы приехали сюда на бенчин?
      - Отчасти, - сообщил Мох. - Мы из клана Четырех Елей. - Он подчеркнул эти слова, и Хизи подумала, что для других менгов это, наверное, имеет особое значение; сама она его не уловила, но кивнула, словно поняла. Мох некоторое время бесстрастно смотрел на нее, потом откашлялся. - Ну, протянул он, - позволь нам отвезти тебя обратно в деревню. Отсюда путь неблизкий.
      - Нет, благодарю тебя, - ответила Хизи. - Я должна встретиться здесь со своим спутником.
      - Вот как, - пробормотал Мох. Чуузек осмотрел каньон - то ли недоверчиво, то ли с опаской - и недовольно заворчал.
      "Что-то неладно", - подумала Хизи. Эти двое вели себя странно, странно даже для менгов. Может быть, дело в том, что она чужестранка, но ведь прошипел же Чуузек почему-то: "Так это она и есть". Хизи сильно встревожилась; как было бы хорошо, если бы воины отправились своей дорогой... Мох казался вполне дружелюбным, даже заботливым, но ведь так же вел себя когда-то Йэн, пытавшийся убить Хизи.
      - Пожалуй, - извиняющимся тоном сказал Мох, - я все же буду настаивать. Не годится оставлять тебя здесь одну в скалах. Твой спутник менг?
      - Да.
      - Тогда он легко найдет дорогу домой.
      - Он будет беспокоиться, не случилось ли со мной беды.
      - Если он менг, - фыркнул Чуузек, - он с легкостью прочтет следы.
      Хизи смотрела на них, нахмурив брови. Ей были видны рукояти мечей, привязанных к седлам. Чуузек взялся за свой клинок, но руки Мха спокойно лежали на шее коня.
      - У вас боевая одежда, - сказала Хизи. - Откуда мне знать, что вы задумали.
      - Это так, - согласился Мох. - Мы воюем, но не с тобой. Впрочем, я могу захватить тебя в плен, если это единственный способ доставить тебя в деревню.
      - И все же я отказываюсь.
      Чуузек злобно оскалил зубы; Хизи поняла, что он пришел в ярость. Мох же казался смущенным.
      - Я предпочел бы, чтобы ты согласилась... - начал он, но в это время раздался стук копыт еще одного коня.
      Хизи перевела взгляд на вновь прибывшего; это оказался Братец Конь верхом на лошади; позади в сотне шагов трусил Хин. На секунду девочке показалось, что всего этого ей не вынести - чужак, которого она знает, незнакомые чужаки...
      В окружении чудовищ.
      Нужно следить за ними. Нужно притвориться, что ей безразлично, какая судьба ее ждет. Это было не так уж трудно.
      - Привет! - крикнул Братец Конь. - Как дела у моих племянников из клана Четырех Елей?
      Мох повернулся в седле, потом соскочил на землю - в знак великого уважения. Чуузек, поколебавшись, спешился тоже, что-то ворча себе под нос.
      - У нас все хорошо, дедушка, - ответил Мох. - Мы как раз пытались убедить эту маленькую птичку, что снег под открытым небом - неподходящее место для нее в сумерки.
      Братец Конь широко улыбнулся.
      - Моя маленькая племянница - упрямая птичка, - объяснил он парням, не сводя, однако, глаз с Хизи. - Но я ценю вашу заботу.
      Хизи поежилась. Братец Конь казался таким обычным... Неожиданно она усомнилась: а видела ли она что-нибудь на самом деле? Может быть, твари в нем были иллюзией, навеянной богиней огня, странностями ее собственного зрения? Вот опять: ее знаний недостаточно. Но если Братец Конь все же демон по своей сущности, на что ей надеяться?
      Единственная надежда Хизи - она сама. Не Перкар, не Тзэм, не Река. Не нужен ей ни мясник, ни великан. Девочка напрягла все силы, впервые пытаясь по собственной воле пробудить способность видеть богов, заставить себя увидеть сущность старика.
      Его вид не изменился: Братец Конь остался таким же, каким был.
      Старик наклонился к ней, и седло громко заскрипело; звук гулко отразился от красных каменных стен.
      - Хизи, - обратился Братец Конь к девочке, - теперь ты вернешься вместе с нами? Мне, старику, трудно по такому холоду разыскивать маленькую племянницу.
      - Ну так оставь ее нам, - проворчал Чуузек, хотя и не поднял глаз, не желая прямо бросать старику вызов.
      - Нет. Моя племянница стесняется незнакомых людей. Она не особенно доверчива.
      Не подчеркнул ли он последнее слово? Уж не обвиняет ли он ее?
      Но разве есть у Хизи основания доверять ему?
      - Я и правда замерзла, - ответила она коротко. - Мне хотелось бы вернуться к Тзэму.
      - Тогда забирайся позади меня, - предложил Братец Конь.
      - Она может поехать и со мной, - вмешался Мох. - Для меня это будет честью.
      "Конечно, будет, - со злостью подумала Хизи. - Что вам от меня нужно? Хотите убить, как намеревался Йэн? Или вам нужен мой скальп для украшения екта? А может, просто переспать, как хотелось Везу?"
      "Будь ты проклят, - мысленно бросила она Мху. - Что-то вам определенно нужно. Может, ты и достаточно хитер, чтобы это скрыть, но твой родич не таков".
      - Нет, лучше она поедет со мной, - добродушно сказал Братец Конь, однако его голос прозвучал властно: он мягко положил конец спорам.
      - Хорошо. - В ответе Мха не было заметно разочарования. - Я только предложил.
      - А я только отказалась от вашей помощи, - ответила Хизи, вежливо сказав "вашей", чтобы смягчить резкость: ее слова можно было понять так, что как-нибудь в другой раз, при иных обстоятельствах, она и примет предложение Мха, хотя, конечно, ничего такого делать она не собиралась.
      Взобравшись на лошадь позади Братца Коня, Хизи сразу же почувствовала себя более уверенно. Ей больше не грозило то непонятное нечто, что принесли с собой молодые воины. Это чувство возникло настолько против ее воли - Хизи хотелось сохранить настороженность и гнев, - что она подумала: а не чары ли это? В конце концов, Братец Конь ведь гаан; Хизи ничего не знала о том могуществе, которым гаан может обладать. Однако в старике не было странностей или угрозы. Напротив, он казался точно таким же, как всегда.
      Они тесной группой двинулись туда, где расположились празднующие бенчин. Солнце клонилось к горизонту, но вовсе еще не садилось, как утверждал Мох. Хизи все время прижималась головой к спине Братца Коня, гадая, не услышит ли рычание или другой странный звук из глубин его тела. Ничего такого она не уловила, поэтому стала внимательнее прислушиваться к разговору, рассеянно отмечая легкие различия в выговоре собеседников.
      - Не странно ли, что вы носите шлемы? - поинтересовался Братец Конь.
      - Было бы странно, если бы наше племя не воевало, - тихо ответил Мох после задумчивой паузы. - Теперь же такое совсем не странно.
      - Понятно. И с кем же воюют мои родичи с запада?
      - Народ менгов, - поправил его Мох, - воюет со скотоводами.
      Хизи почувствовала, как напряглись мышцы Братца Коня.
      - Настоящая война? Не обычный набег? - Голос старика звучал безразлично, но Хизи по-прежнему чувствовала его напряжение. - Почему же я об этом ничего не знаю?
      - Зимой по равнинам новости путешествуют медленно. Поэтому-то мы с Чуузеком и приехали: нам поручено сообщить, что наше племя не примет участия в бенчине.
      - Расскажи мне больше, - потребовал Братец Конь. Он пустил свою лошадь шагом, и молодым воинам приходилось тоже сдерживать коней, хотя яркие шатры были уже видны и оттуда долетали звуки празднества.
      Чуузек плюнул через левое плечо.
      - Они захватили наши пастбища в предгорьях, выстроили крепости, чтобы их защищать. Правда, сначала они прислали воинов попросить у нас эти земли, - очень вежливо.
      - И вы сказали "нет".
      - Мы послали обратно головы этих воинов. Пастбища ведь наши.
      Братец Конь вздохнул.
      - Верно, - согласился он. - Земли принадлежат западным отрядам.
      Только тогда Хизи вспомнила, кто такие скотоводы: народ Перкара.
      - Ох, нет... - прошептала она.
      Шепот Хизи был еле слышным, не предназначенным ни для чьих ушей, однако Мох услыхал и бросил на девочку быстрый, но внимательный взгляд.
      - Откуда родом твоя племянница? - тихо спросил он Братца Коня.
      Хизи понимала, конечно, что Мох ни на секунду не поверил в их родство. Хотя ее внешность напоминала скорее менгов, чем странных соплеменников Перкара, различия все равно были очень заметны. И Мох слышал, как она разговаривает, а потому не мог не понять, что язык менгов она выучила совсем недавно. "Племянница" было всего лишь вежливым обращением старика к любой младшей женщине - особенно если она находится под его покровительством.
      - Из Нола, - сообщил Братец Конь тоном, ясно дававшим понять, что хоть он и ответил на вопрос, такое любопытство ему не нравится. - И я в самом деле смотрю на нее как на племянницу, хоть мы и не одной крови.
      - Ха! - фыркнул Чуузек, но Мох только кивнул, принимая объяснение.
      - У моего костра гостят еще двое, - продолжал Братец Конь, - еще двое, в чьих жилах не течет кровь Матери Лошади, кто не родня пасущимся в степи стадам. Но они также под моим покровительством. Я и мой клан будем очень огорчены, если с ними что-нибудь случится.
      "Он рассказывает им о Перкаре и Нгангате", - подумала Хизи.
      - Они тоже из Нола? - поинтересовался Мох.
      - Нет, совсем из других мест, - ответил Братец Конь. Последовало недолгое напряженное молчание. Чуузек выглядел все более и более возбужденным, кусал губы и дергал поводья.
      - Если это скотоводы, я их убью! - внезапно угрожающе выпалил он.
      Братец Конь натянул поводья, остановил лошадь и повернулся в седле так, чтобы смотреть прямо в лицо молодому воину.
      - Если ты убьешь мужчину - или женщину, - находящегося под моим покровительством, я сочту это убийством, - сказал он. Голос старика оставался спокойным, но каким-то образом выражал непреклонную решимость.
      Чуузек попытался сказать еще что-то, но Мох перебил его:
      - Конечно, мы это понимаем. Мы же менги. Наши матери хорошо нас воспитали.
      - Хотелось бы надеяться, - ответил Братец Конь. - Хотелось бы надеяться, что всего лишь из-за войны наши древние обычаи не будут так легко нарушены.
      - Это не всего лишь война, - прорычал Чуузек, но взгляд Мха заставил его замолчать.
      Старик тронул коня. Наступившее молчание, казалось, будет сопровождать их всю дорогу, но Братец Конь не сделал попытки ускорить шаг своего скакуна.
      Что мог иметь в виду Чуузек, говоря, что это не всего лишь война? Хизи вообще не очень представляла себе, что такое война: охраняемой и лелеемой дочери императора редко приходилось думать о таких вещах, - но как война может быть больше, чем просто войной?
      - Я вижу вымпелы клана Семи Копыт, - заметил Мох.
      - Они прибыли вчера, - ответил ему Братец Конь.
      - Старый Сиинч с ними в этом году?
      Хизи почувствовала, как напряжение отпустило старика. Он даже весело хмыкнул, и Хизи подумала, хоть и не могла видеть его лица, что Братец Конь ухмыляется.