Духи Великой реки (Дети Великой реки - 2)

      И тут вдруг она перестала быть Квен Шен. На Гхэ сидел Щуп с костями из черного льда и ссохшимся лицом мумии. Этот кошмар тут же сменился видением другой женщины, прекрасной темнокожей незнакомки, которую он никогда раньше не видел.
      - Ах, милый Гхэ, - вздохнула она, коснувшись его лица пальцем, который казался одновременно и пожелтевшей костью, и покрытым нежной темной кожей, - твоя матушка отдала тебя мне, как только ты родился. В мое чрево должен ты вернуться, оно жаждет тебя. Ты и эта твоя маленькая богиня огорчаете меня проволочкой, милый мой.
      - Это ты, - ахнул Гхэ, пораженный то ли ужасом, то ли благоговением, он сам не мог бы сказать. Перед его умственным взором внезапно предстала маленькая костяная статуэтка, которую тайно хранила Ли, - запретное изображение богини, существование которой жрецы отрицали. Отверженные в Южном городе всегда глубоко почитали ее - но не Гхэ: для него единственным божеством была Река, а Владычица представлялась выдумкой, которой пугают детей.
      - Да, конечно, ты узнал меня, - сказала Владычица, и там, где ее палец коснулся плоти Гхэ, зашевелились черви. - Пойдем со мной - сейчас, пока ты не причинил себе еще большей боли. Он только морочит тебе голову, знаешь ли. Ты жив, лишь пока выполняешь его желания. Часть тебя уже воссоединилась со мной, поверь.
      - Что ? - переспросил Гхэ.
      - Все, чего ты лишился, - большая часть тебя, милый Гхэ, - уже находится в моих чертогах. Все, все хранится там: твое детство, воспоминания о Ли... Ты, кстати, отобрал у меня старую Ли.
      - Я не... Никогда...
      Владычица широко улыбнулась, и ее раскосые глаза неожиданно стали глазами Хизи.
      - Все люди бывают поражены, встретив меня, но немногие сопротивляются.
      - Я не пойду с тобой, - внезапно рявкнул Гхэ. - Пока не пойду.
      Она - теперь уже старуха с лицом Ли - печально взглянула на него:
      - Зачем терзать себя?
      Гхэ потянулся к ней, пытаясь проглотить; в конце концов, богиня есть богиня, и одну такую он уже пожрал. Но Владычица ускользнула от него перед ним была пустота, глотать оказалось нечего. Женщина усмехнулась.
      - Даже боги обладают жизнью, - хмыкнула она. - Я же - смерть.
      - Так я одержу над тобой победу, - прорычал Гхэ. - За последние дни я вместил в себя многих богов. Я вобрал такие могучие силы, что они будут поддерживать меня, пока на земле не останется ничего, что движется, ничего, что живет.
      - Для меня, - ласково сказала женщина, - даже вечность - пустяк, разве что раздражающий пустяк. Ты же не захочешь, чтобы я была раздражена, когда ты снова припадешь к моей груди.
      - Что ж, возьми меня, если сможешь, - бросил Гхэ. - Если же не сможешь, оставь меня в покое.
      Она холодно кивнула:
      - Что ж... Я дала тебе шанс ради Ли, которая меня любила и жгла для меня благовония. Я больше ничего не стану тебе предлагать.
      - Ты предлагаешь мне только смерть.
      - Смерть слаще всего того, что тебя ждет впереди, - ответила она и исчезла.
      Гхэ проснулся, дрожа от озноба. Квен Шен обнимала его, успокаивала, шепча ласковые слова и покрывая поцелуями. Она казалась встревоженной. Гхэ потянулся к ней, и на мгновение, краткое мгновение, увидел перед собой не Квен Шен, а Хизи; его охватила внезапная ярость, но сколько он ни старался понять, откуда взялось это чувство, никак не мог. Он позволил Квен Шен понемногу успокоить свои взбудораженные чувства, зная, что со временем сумеет убедить себя: явление Владычицы было лишь лживым сном, может быть, злокозненным видением, посланным кем-то из его непокорных вассалов, некоторые из них все еще рвались на свободу. Однако теперь Гхэ был слишком силен, чтобы какой-то сон мог его встревожить: с тех пор как он повстречал этого менгского шамана, Мха, у Белой скалы, перед ним раскрылись богатства здешних земель, и он пожирал столько этих так называемых богов, что чувствовал себя объевшимся. Может быть, его мучило просто что-то вроде изжоги...
      - Ты пришел в себя? - спросила Квен Шен. Гхэ кивнул.
      - Это хорошо. Что было не так?
      - Да ничего, - ответил он. - Приснился кошмар. Женщина тихо рассмеялась:
      - Но ты же не спишь, любовь моя.
      - Нет. Но для меня все время - ночь, и даже для таких, как я, иногда в темноте таится ужас. - Он умолк, рассердившись. С какой стати обнаруживать слабость даже перед Квен Шен? Не следует позволять себе такого.
      - Мне так тебя жаль, - успокаивающе промурлыкала женщина. - Но я должна сказать тебе кое о чем, о том, что меня пугает.
      - Что же это?
      - Я боюсь шамана, Мха. Меня беспокоит, не замышляет ли он чего против тебя.
      Гхэ приподнялся на локте. За стенками шатра выводили свои пронзительные трели цикады, лягушки квакали на луну. Это была их первая ночь вместе после крушения корабля - да и вообще первая ночь, которую они провели не в седле. Мох твердил, что следует скакать со всей доступной скоростью, если они хотят успеть освободить Хизи прежде, чем демон Перкар и его приспешники расправятся с ней. Но непрерывная скачка убила многих коней - вещь, нестерпимая для менгов, - и теперь кочевники устроили привал на широкой лужайке, пока искали свежих лошадей на замену измученным скакунам; к тому же нужно было поохотиться и пополнить запасы продовольствия. Эта задержка на день дала Квен Шен желанную возможность - вместе с Гхэ "отдохнуть".
      - Почему ты так говоришь о Мхе?
      - Я ему не доверяю. Мне кажется, он ведет нас на заклание. Я слышала, как он разговаривал с одним из своих людей. Он и его менги в союзе с этим твоим белокожим демоном.
      - Мох - слуга Реки.
      Глаза Квен Шен угрожающе сузились.
      - Это я - служанка Реки, а ты - слуга. В жилах Гавиала течет священная кровь, хотя он, по правде сказать, слишком туп, чтобы служить должным образом. А здесь живут варвары, это не жители Нола. Им нельзя доверять.
      Гхэ сел и уткнулся подбородком в колени.
      - Что ты слышала? О чем говорили эти люди?
      - Они тебя боятся и были бы рады от тебя избавиться. Они думают, что Мох придумал очень хитрый план для этого.
      Гхэ нахмурился. О страхе дикарей и их желании избавиться от него он, конечно, знал. Его чувства были тоньше, чем могли предположить менги: Гхэ слышал даже то, что говорилось на большом расстоянии. Варвары боялись его, потому что подозревали: исчезавшие по ночам солдаты стали его добычей, как оно и было в действительности. С тех пор как Гхэ убил травяного медведя, его стали ценить, - но ценить, понял теперь Гхэ, за силу могучего хищника, а не за доблесть воина. Его уважали, потому что боялись; менги верили, будто их шаман способен защитить их от опасности.
      Они ошибались. Мох и в самом деле был силен; он поселил в себе многих духов, но его власть над ними была совсем другой природы, чем могущество Гхэ, и он не поглощал жизни других для поддержания собственной. Его голод не был оружием. В схватке с Гхэ Мох проиграет.
      - Я должен это обдумать, - пробормотал Гхэ, поднимаясь и натягивая на голое тело одежду из лосиной кожи; как всегда, он старательно прикрыл горло. Не оглядываясь на Квен Шен, он выбрался из шатра на лужайку и направился к деревьям, бесшумно, как дух в ночи.
      Владычицу мог вызвать Мох. Гхэ знал, что шаман способен навевать сновидения: тот сам признавался, что посылал сны и Гхэ, и Хизи. Но какой прок ему от такой затеи? Может быть, Квен Шен права и Мох пытается запугать и ослабить его?
      Гхэ вспомнил рассказ шамана: как его захватил Перкар и как ему удалось бежать, призвав на помощь одного из помощников-демонов; как он похитил Хизи и тут же потерял ее, а потом скакал на встречу с отрядом, послав предводителям менгов приказания-сны. Мох надеялся, по его словам, остановить Хизи до того, как она достигнет истоков Реки, куда ее ведут Перкар и какой-то варварский "бог". Но теперь, обдумав услышанное, Гхэ счел, что у шамана не сходятся концы с концами. Целью Перкара всегда было увести Хизи подальше от Реки, лишить ее законного наследства, может быть, наградить ее целым выводком белокожих выродков в каком-нибудь глухом углу. Так зачем же ему вести ее к самым истокам Реки?
      Должно быть, Мох лжет. У Квен Шен острый, проницательный ум: недаром император выбрал ее для того, чтобы возглавить поход, и не зря бог-Река дал ее в любовницы Гхэ. Она оправдала эти высокие рекомендации: советы, которые она до сих пор давала Гхэ, всегда были хорошими, очень хорошими. Если бы он больше слушал ее, а не этого старика Гана, все теперь было бы иначе. Нельзя забывать и того, как почтительно Мох обращается с Ганом: едет рядом со старым ученым и угождает ему во всем, словно они - старые друзья. Правда, варвар утверждает, будто стремится оказать почести старику, потому что его любит Хизи, но что, если на самом деле Ган и молодой менгский шаман в сговоре против него, Гхэ?
      Вот теперь все сходится. Ган заманил их в ловушку, предложив плыть вверх по притоку Реки, хотя и знал, что драконы этого не перенесут. Старик и раньше встречался с менгами, даже посылал через них что-то Хизи. И когда его план - крушение корабля - удался, было ли просто совпадением то, что менги оказались тут как тут, словно ждали появления отряда? Не были ли они заранее предупреждены о планах старого ученого? Так какова же их цель? Не привести Гхэ к Хизи, а заманить как можно дальше от нее. Пока он добирается до Шеленга, она мчится прочь, все дальше с каждым мгновением.
      Гхэ дошел до деревьев; его трясло от гнева на собственную тупость. Иногда, конечно, бывает трудно думать - слишком далеко он от Реки, но это не может служить оправданием, ведь он - единственная надежда Хизи, единственная надежда великого бога. Он не смеет подвести их из-за слабости своего разума, тем более что его сила в других отношениях так велика.
      Мох послан для того, чтобы его запутать, и это ему хорошо удалось. Гхэ не сможет перехитрить его в своем теперешнем состоянии, а если он потребует, чтобы менг признался, тот просто придумает правдоподобное объяснение всему, и Гхэ, чей рассудок слабеет вдали от господина и повелителя, может поддаться лживым сладким словам. Лучше не давать шаману такой возможности; лучше сразу разделаться с ним, а уж тогда Гхэ вырвет правду у духа Мха, когда тот станет его пленником.
      Приняв решение, Гхэ сбросил одежду и закутался во тьму, создав себе доспехи из ночного мрака. Это был простой трюк; он научился ему, пожрав странного маленького бога в обличье совы. Гхэ создал себе вторые доспехи из ветра и взмыл в воздух; в этот момент Смерть и ее объятия казались ему далекими, невозможными. Гхэ потянул за струны ветра, как за поводья, заставив его нести себя к шатру Мха.
      - Поешь еще, - уговаривал Мох Гана. - Тебе понадобятся силы для путешествия по горам.
      - Ничего из этого не получится, - решительно ответил старик. - Мне никогда не добраться до гор. Твой новый союзник, Гхэ, поглотит меня задолго до того.
      Мох пристально посмотрел на кусок оленины, который держал в пальцах, и слизнул с него каплю жира.
      - Не думаю. Ему теперь больше по вкусу боги, а не люди. Ган бросил на него унылый взгляд:
      - Тогда почему же все еще каждый день исчезают солдаты?
      - Некоторые дезертируют, - заметил Мох.
      - Да. Потому что знают: иначе их участь - стать вечерней трапезой чудовища. - Ган выразительно посмотрел на молодого человека.
      Мох вздохнул:
      - До сих пор мне удавалось защитить тебя, дедушка.
      - Я никому не дедушка, - резко бросил Ган. Мох огорченно нахмурил брови.
      - Такое обращение к старшим считается вежливым.
      - А считается ли вежливым тащить меня через все эти неведомые мне земли против моей воли? Заставлять меня помогать в деле, к которому я не желаю иметь никакого отношения? Стоит ли скрывать под свежей краской гнилое дерево, обращаясь ко мне вежливо?
      Мох доел мясо и запил его глотком вина.
      - Как пожелаешь, старик. Во всяком случае, то, что я сказал, остается в силе: я защищал тебя до сих пор и буду делать это и в дальнейшем.
      Ган фыркнул:
      - Значит, ты просто глупец. Разве ты не знаешь, что он такое? Ты не сможешь защитить меня от него.
      - Но я это сделаю, даю тебе слово.
      - Как ты меня успокоил, - насмешливо протянул Ган. Мох ухмыльнулся в ответ.
      - Все-таки съешь что-нибудь. Я не хочу, чтобы Хизи подумала, будто я морил тебя голодом, когда мы наконец найдем ее. - Он помолчал и поднял чашу с вином. - Она ведь любит тебя, знаешь ли. Думаю, если бы мне удалось убедить ее, что я сумею устроить вашу встречу, она поехала бы со мной.
      - Какое тебе дело до этого? - неожиданно взорвался Ган. - Я до сих пор молча слушал, как ты рассуждаешь о Хизи, но что все-таки тебе нужно? Гхэ безмозглая тварь, и мне известно, чего хочет от Хизи бог-Река, но ты...
      - Я хочу только мира, - мягко ответил Мох. - Я хочу, чтобы мои родичи больше не умирали. И еще я хочу, чтобы мой народ был благословлен Рекой, как и твой.
      - Это вовсе не благословение, - прорычал Ган. - Это проклятие. Проклятие для тех, в ком течет его кровь, и для тех, кем его дети правят. Твое желание безумно.
      - Может быть, тебе так кажется, - коротко ответил Мох. - Но я знаю лучше.
      - Конечно... - начал Ган, но глаза Мха внезапно сверкнули, и он поднял палец.
      - Я знаю лучше, - повторил молодой шаман.
      Ган медленно закрыл рот. Ясно: разговор на эту тему не принесет пользы. Он обвел взглядом убогий шатер, собираясь с силами для новой попытки.
      - Ты убьешь ее? - тихо спросил он менга. - Она умрет?
      - Старик, она умрет, только если Чернобогу удастся его затея. Если мне удастся успеть вовремя и победить, она останется жива и станет повелительницей, как ей и написано на роду. Она объединит все народы Реки в единое государство. Я видел это.
      - И ты будешь с ней рядом? - осторожно спросил Ган. Мох пожал плечами:
      - Не имеет значения, где тогда окажусь я. Моя работа будет выполнена. Когда Хизи сделается правительницей, та власть, которой обладаю я, ничего уже не будет значить. Все мелкие боги перестанут существовать, мир очистится от них. Горы и равнины станут домом для людей, только для людей. И наконец наступит мир - никто, подобный Чернобогу, уже не сможет вмешиваться в наши дела.
      "Так вот где, - подумал Ган, - самое болезненное место". Какие события сформировали этого мальчика? Старик начинал понимать чувства, которые движут Мхом. Если удастся разобраться в них, может быть, удастся и убедить юношу действовать разумно. Пока же Ган понизил голос почти до шепота:
      - Я снова спрашиваю: что заставляет тебя быть союзником этого пожирателя жизней, этого вампира?
      - Только он в силах доставить нас к горе. Боги будут сопротивляться этому на каждом шагу. На нас ведь уже трижды нападали, ты разве об этом не знаешь? Каждый раз Гхэ расправлялся с врагами. Я, может быть, тоже справился бы, но лишь после тяжелой борьбы. А когда мы повстречаем самого Чернобога...
      Ган остановил его, подняв руку:
      - Ты все говоришь "Чернобог". Но разве можно употреблять такое название? На моем языке "богом" называют только Реку. Как вы называете того, другого на своем языке?
      - У него много имен. Чаще всего его называют Чернобог.
      - Нет, - оборвал его Ган. - Скажи это на своем языке.
      - Йяижбин. - Мох казался озадаченным, но послушно выполнил распоряжение.
      Ган пожевал губу.
      - Погоди, погоди, - пробормотал он. - Жбин ведь значит "черный".
      - Верно, - согласился менг.
      - На древнем языке Нола "черный" звучит как "жвэнг".
      - Я и раньше замечал, что наши языки похожи, - сказал Мох. - Твое имя, например, и мое занятие: "Ган" и "гаан".
      - Это не мое имя, - объяснил старик. - "Ган" значит "учитель". Но есть еще одно слово древнего языка: "гун". Оно означает "жрец". - Он размышлял, опершись подбородком на руку, и забыл обо всем, кроме научной проблемы. "Гун Жвэнг". - Старый ученый обернулся к менгу. - А что будет, если на твоем языке сказать "жбенгаан"? Что будет это значить?
      - "Черный колдун" или "черный шаман". Это просто другое имя Чернобога, потому что он еще и волшебник.
      - Что за глупец, - поморщился Ган. - Что я за глупец! Когда Гхэ рассказывал о храме, я должен был догадаться. Но что же это все значит?
      - О чем ты говоришь?
      - Начало жречеству в Ноле положил некто по имени "Гун Жвэнг", Черный Жрец, - фыркнул старик. - Теперь ты понимаешь?
      Мох вытаращил на него глаза и разинул рот.
      - Так ваши жрецы ведут начало от Чернобога?
      - Похоже на то.
      - Расскажи мне это предание. Как такое может быть?
      - Гхэ побывал в Храме Воды. Под ним он обнаружил... Но Мох больше не слушал. Его глаза словно остекленели.
      - С этим придется подождать, - прошептал он. - Может быть, тебе лучше бежать.
      - Почему?
      - Что-то напало на меня.
      - Что-то?
      Мох наконец взглянул на него, и взгляд его стал жестким.
      - Да. Возможно, ты был прав. Я не понимаю почему, но Гхэ решил напасть на меня. Он только что перебил тех духов, что были наружным кольцом моей охраны.
      "Я знаю, - лихорадочно размышлял Ган, - я знаю, почему он напал на тебя. Им распоряжается Квен Шен, а Квен Шен послана жрецами... жрецами, которых создал Чернобог". Чем бы ни был Чернобог, одно ясно - он враг бога-Реки и всех его потомков. Он враг Мха и враг Хизи, хотя она может об этом не знать.
      - Беги, - повторил Мох.
      - Н-нет, - с запинкой ответил Ган. - Мне кажется, я смогу тебе помочь.
      - С какой стати ты станешь мне помогать? - спросил Мох, поднимаясь и поворачиваясь лицом ко входу в шатер. Снаружи начал завывать ветер.
      Ган хотел ответить, но Мох остановил его, взмахнув рукой:
      - Уходи. У меня нет больше времени разговаривать с тобой. - Контуры его тела стали словно слегка расплывчатыми. Сначала Ган подумал, будто что-то не в порядке с его глазами, потом понял, в чем дело. Ему случалось видеть, как император вот так же резонирует, когда его наполняет сила. Мох вышел из шатра. Ган поспешно последовал за ним до выхода и стал наблюдать.
      Нечто, в общих чертах напоминающее по форме и размеру человека, висело в воздухе футах в десяти над землей. Вокруг этой фигуры завывал ветер, вихрь увлекал в бешеной пляске искры от горящего неподалеку костра; существо было темнее ночной тьмы и казалось самой пустотой.
      - Почему ты явился ко мне таким образом? - довольно мягко спросил Мох. - И почему убиваешь моих стражей, хотя тебе достаточно попросить, и они тебя пропустят?
      - Ты обманул меня, - сказала тень голосом Гхэ, в этом Ган был уверен.
      - Я не делал этого и не знаю, почему ты так решил. Разве не лучше нам все обсудить?
      Но Гхэ явно не собирался пускаться в разговоры. С неба хлынул поток света, словно небеса раскололись и извергли из себя миллион пылающих звезд, сначала раскаленных добела, потом ставших лиловыми и наконец тускло-красными. В то же мгновение этот вызванный Гхэ рой окружил Мха. Тот отпрыгнул назад, и Ган заметил в его руках барабан. Менг начал бить в него и что-то выкрикивать, и огненные осы, подхваченные неизвестно откуда налетевшим ураганом, разлетелись во все стороны. Несколько из них попало на шатер, и тот немедленно загорелся.
      Тем временем ниже Гхэ в воздухе стал собираться огромный сгусток тьмы.
      - Гхэ, ты идиот! - выкрикнул Ган во время краткого зловещего затишья. - Ты глупец!
      То, что сгущалось в воздухе, вспыхнуло желтым пламенем, и похожая на тифа тварь выпрыгнула из барабана Мха, тут же разбившись на мелкие осколки об окружающий Гхэ кокон. Ган разглядел обвившую вампира змееобразную фигуру, потом тень вспыхнула и сгорела, не оставив после себя ничего, и Гхэ предстал глазам старика нагим, все еще висящим в воздухе с вытянутой к небу рукой. Однако в следующий момент он лениво опустил руки и вытянул в сторону Мха один палец, словно приглашая Гана и шамана полюбоваться им. Старый ученый заметил, что палец кончался смертоносным когтем.
      Мох пошатнулся, ритм барабана стал неровным, но он тут же выпрямился и поспешно затянул песню-заклинание. Но Ган лишь краем глаза следил за ним. Все его внимание было поглощено Гхэ, который когтем провел по собственному запястью. Хлынула кровь, потекла вниз по пальцам; Гхэ взмахнул рукой, разбрызгивая капли.
      Там, где они упали на землю, что-то зашевелилось. Воздух внезапно словно загустел от тошнотворно сладкого запаха крови, земли, разложения. Пахнуло озоном, как во время грозы.
      С земли встали десять травяных медведей, тряся своими тяжелыми головами, и напали на Мха.
      Тогда Гхэ обернулся к Гану.
      - А теперь твоя очередь, - протянул он и двинулся к старику, словно спускаясь по невидимой лестнице.
      XXXII
      ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ЛЕС
      - Я вспомнила тебя теперь, - тихим голосом проговорила Хизи. - Но ведь раньше ты была...
      - Да, у меня много доспехов, много тел, которые я могу носить. Не так много, как у Карака, может быть, но достаточно, - ответила Охотница.
      - Ты раньше хотела меня съесть, - сказала Хизи, стараясь набраться храбрости и заставить свой голос не дрожать.
      - Да. Может быть, я тебя еще и съем, моя сладкая, но не сейчас. Мне наконец стал известен этот глупый план Карака, и когда я увидела, как ты направляешься сюда, я решила с тобой поговорить.
      - Вот как? - Хизи почувствовала некоторое облегчение, но все еще не отказалась от своих опасений. Сможет ли она лететь так быстро, что Охотница ее не догонит? Может быть, им с быком это и удалось бы, но Хизи не хотела терять кобылицу и лебедя.
      - Да. Мне есть что тебе показать. Дальше мы отправимся вместе. - Когда Охотница сказала это, кобылица и лебедь встряхнулись, словно пробуждаясь. Пошли. - Охотница повернулась и поскакала вперед. - Ступай в мои следы, крикнула она через плечо. Этот приказ легко было исполнить - отпечатки лап львицы светились на земле, сливаясь в дорожку холодного пламени. Хизи ехала на быке, посадив лебедя себе на плечо; кобылица бежала позади, так близко, что они фактически образовывали одно существо, крылатую химеру с восемью ногами. Окруженная своими животными, Хизи вновь ощутила уверенность в себе, но теперь она знала, насколько иллюзорно это чувство, и не позволяла ему захватить себя.
      По следам Охотницы они мчались в пять раз быстрее, чем раньше. Потусторонний мир слился в череду меняющихся форм и цветов.
      Когда наконец они остановились, они оказались на краю обрыва, а внизу расстилалась бескрайняя равнина.
      - Ну вот, - промурлыкала Охотница. - Мы подобрались так близко, как только можем осмелиться.
      - Подобрались к чему? - спросила Хизи, удивляясь, что есть вещи, которые могут испугать Охотницу.
      - Вон там, - показала Охотница. - Выпусти свою лебедушку сквозь поверхность озера, и пусть она посмотрит - но только издалека.
      - Сумею ли я это сделать? - с сомнением пробормотала Хизи.
      - Да. Я тебе помогу.
      Хизи бросила еще один неуверенный взгляд на равнину, и ее зоркие глаза различили что-то, странное даже для потустороннего мира. Это нечто напоминало паука, а может быть, паука и паутину, каким-то образом слившихся в единое целое: клубок спутанных черных нитей и каких-то бесцветных утолщений, который, дергаясь, полз по земле.
      - Что это? - спросила Хизи, показывая на страшилище. Прежде чем ответить, Охотница издала глухое рычание.
      - Это тот, кого Изменчивый послал, чтобы вернуть тебя, - сказала львица Хизи. - Я следила, как он вырос из смертоносного семени в эту насмешку над богами и людьми и пополз туда, где такой твари не место. Мы долго мирились с выходками Изменчивого - ведь его сила огромна, да и большую часть времени он спокойно спит на своем ложе. Теперь же он стал отправлять на сушу подобных посланцев. За такое оскорбление я решила отомстить - помочь Караку убить его.
      Хизи повернулась к львице. Припав к земле, та изменила свою внешность - теперь вместо огромной хищной кошки перед Хизи было существо, напоминающее Нгангату или Тзэма, но более грозное и свирепое. Могучие мышцы незаметно приняли форму, более напоминающую человеческую, хотя Хизи с изумлением увидела восемь сосцов на светлой груди и животе.
      - Зачем же тебе нужны мы? - спросила девочка. - Я обладаю некоторой силой, это так, но моя сила ничто в сравнении с твоей. Перкар хорошо владеет своим волшебным мечом, но он рассказывал мне, как однажды ты с легкостью с ним разделалась. И тем не менее каждый шаг нашего пути расчислен вами, богами. Вы нас заманиваете и нами командуете. Как я подозреваю, один из вас даже напал на Мха и тех менгов, что преследовали нас.
      - То был один из любимчиков Карака, - призналась Охотница. - Что же касается остального... - Она наклонилась ближе, так что Хизи почувствовала запах гниющего мяса у нее изо рта. - Не мне отвечать на твои вопросы. Но ты проявила храбрость, и Хуквоша служит тебе. Кто знает - если все пойдет хорошо, ты можешь стать еще сильнее, и в конце концов мне придется просить тебя о милости. Так слушай же - второй раз я тебе этого не скажу. - Она оглянулась - почти со страхом - на похожую на паука тварь и продолжала: На горе ты повстречала нас всех: Одноглазого Балати, Владыку Леса, Карака Ворона, Экаму - Мать-Лошадь и меня. Однако мы не отдельные существа, и иногда некоторые из нас просто не существуют. На всей горе есть лишь один бог - Балати. Но он огромный и древний, а потому склонен позволить одной своей части идти туда, другой - сюда. Из всех нас Карак самый свободный, непохожий на остальных, своевольный и хитроумный. Балати, Одноглазый Владыка, находится там, где наш настоящий дом, - вроде того, как твои духи теперь находятся у тебя в груди, - но он неповоротлив, следует сезонам природы, а не тем быстрым переменам и ритму сердца, что свойственны живым существам. Для этого у него есть я.
      Существует еще бог, которого вы зовете Рекой, а мы - Изменчивым, а также Братом, потому что все мы - родня. На самом деле, - Охотница свела брови, обдумывая свои слова, - он мог когда-то быть частью нас, как я теперь. Если это и так, то он отделился полностью. Балати же соображает медленно, не понимает, что ему грозит опасность, а потому все еще не хочет выступать против Брата. Он рассержен, да, но не в силах увидеть, откуда исходит угроза. До недавнего времени и я не беспокоилась. Только Карак оказался более предусмотрителен; он уже давно втайне готовит гибель Изменчивого.
      - Почему? Почему втайне?
      Охотница хищно улыбнулась, показав клыки.
      - Если Балати захочет, он может поглотить любого из нас. Карак как таковой может перестать существовать, а из нас он больше всех любит жизнь.
      - Я все еще не понимаю.
      - На самом деле все просто. Замечательная ирония заключена вот в чем: если бы не Карак, Изменчивого бы вовсе не было. Это и есть тот секрет, который Ворон так долго старался скрыть. И именно поэтому он изо всех сил втайне старается уничтожить Брата.
      - Так это сделал Карак? Объясни.
      - Сначала это была просто шалость, шутка, которая вдруг перестала быть шуткой. Рассказывать все будет слишком долго. Достаточно сказать, что когда-то Изменчивый был таким же богом, как остальные, довольным своей судьбой и никуда не стремящимся с горы. Карак обманом заставил его развернуться, стать Рекой. Это было много, много веков назад, но для Балати прошло лишь мгновение. Он не позволяет нам избавиться от Изменчивого, хоть тот и стал смертельной опасностью для всех богов. Поэтому-то нам и нужна ваша помощь, помощь смертных. Балати вас не замечает. Когда ваши враги, Охотница показала похожей на львиную лапу рукой на равнину, - появятся в Балате, великом лесу, Владыка не будет возражать, если я на них нападу; когда вы явитесь на гору и найдете исток Изменчивого, Балати не будет об этом знать, потому что мы с Караком скроем вас. Тогда ты сможешь сделать то, что требуется.
      - И что же это? - спросила Хизи.
      Охотница подняла руку-лапу и лизнула ее длинным черным языком.
      - Это мне неизвестно, - призналась она. - Спроси у Карака - он хитрец, колдун, изобретатель нового. Он знает и скажет тебе - не сомневайся.
      - Есть ли у нас выбор? - спросила Хизи; ей очень не хотелось задавать такой вопрос, но она понимала, что это необходимо.
      Охотница задумалась лишь на мгновение.
      - Конечно. Вы можете выбрать смерть. Малышка, бог-Река создал тебя, чтобы влить в тебя свою силу. Пожиратель жизней там, на равнине, послан, чтобы вернуть тебя Изменчивому. Если ему это удастся, он станет лишь тенью по сравнению с тобой - травинкой по сравнению с лесом. Но ты сделаешься подобна Реке и поглотишь весь мир, всех моих детей, - а этого я тебе не позволю. Я сама убью тебя, если сумею.
      - Если опасность так велика, может, мне и лучше умереть. Когда я доберусь до истоков, разве бог-Река не захватит меня?
      - Не захватит, если ты будешь сильна. Изменчивый не способен видеть свой исток, как ты не можешь видеть собственный мозг. И тебе уже случалось раньше противиться ему.
      - Это было так трудно, - прошептала Хизи. - Я чуть не проиграла. Может быть, мне следует умереть.
      - Не-ет, - ласково проворковала Охотница и, к удивлению Хизи, положила ей на плечо совсем человеческую, хоть и покрытую мехом руку. - Он ведь со временем сотворит другую такую же, как ты. Может быть, ему на это потребуется тысяча лет, но он обязательно создаст вместилище своей силы. В том-то и парадокс - по крайней мере так говорит Карак, - что только та, которая способна вместить силу Изменчивого, может уничтожить его. Не знаю, так ли это, но если Карак прав, то шанс, что появляется у Брата, шанс и для нас. Карак явно ждал такой возможности много лет. Я предпочитаю не полагаться на его слова, но тут даже у меня нет выбора. - Охотница взглянула в лицо Хизи своими львиными глазами с вертикальными зрачками. - У тебя его нет тоже. А теперь смотри.
      Хизи почувствовала, как встрепенулся в ней лебедь. Она закрыла глаза, а когда открыла их, увидела то, что представало глазам птицы. В единое мгновение странные цвета потустороннего мира сменились синевой неба и зеленью травы, - лебедь сквозь поверхность озера вынырнул в знакомый Хизи мир.
      По равнине, где раньше Хизи видела похожую на паука тварь, скакало менгское войско. Лебединые крылья несли ее над всадниками; птица кружила над ними, позволяя теплым потокам воздуха, поднимающимся от земли, поддерживать себя. Рядом летела, как увидела Хизи, еще одна птица остроклювый сокол с львиными глазами Охотницы.