Духи Великой реки (Дети Великой реки - 2)

      - Благородный Гавиал... - Гхэ поклонился еще ниже, чем он кланялся Квен Шен.
      - Да, и хватит поклонов. Мы товарищи по путешествию, и ты скоро обнаружишь, что на корабле можно обойтись без этих нудных формальностей, неизбежных в городе.
      - Хорошо, господин, - ответил Гхэ, присматриваясь к капитану.
      Он, конечно, кое-что о нем уже знал. Высшая аристократия, близкие родственники Шакунга носили имена, в которых содержался лишь намек на воду. Только мелкая дворцовая сошка, не могущая претендовать на близость к трону, называла своих детей именами жителей Реки. Таким образом, Гхэ знал, что Гавиал, конечно, не член императорской семьи, но все же достаточно знатен: этим придворным давали имена существ, живущих у Реки, но не в воде; к такому знатному семейству, например, принадлежал тот молодой бездельник, что пытался ухаживать за Хизи: "Вез" означало "чайка".
      Гавиал выглядел настоящим капитаном корабля. Он был высок и широкоплеч, лицо его казалось высеченным из гранита, - но гранита, отполированного искусным мастером. Прямые блестящие черные волосы, коротко остриженные, напоминали вороненый шлем. Одет Гавиал был в изысканный желтый саронг и обычную для корабельщика свободную юбку - янтарного цвета, с вытканными на ней синими черепахами. С широкого кожаного пояса свисали ножны меча.
      - Ты Йэн, дипломат, о котором мне сообщил император? Дипломат?..
      - Да, - сдержанно ответил Гхэ. - Меня зовут Йэн.
      - И кого еще мы ждем? Этого ученого, Тема?
      - Гана, господин, - поправил его Гхэ. - Он скоро присоединится к нам.
      - Что ж, будем надеяться, что это и в самом деле случится скоро. Я хотел бы отчалить до темноты.
      - До темноты? Я думал, что мы отправимся в путь на рассвете.
      - Я тоже так думал. - Губы Гавиала сжались в тонкую линию. - Но император приказал, чтобы на этот раз мы не брали с собой никого из жрецов, понимаешь? - Судя по выражению его лица, капитан не сомневался, что Гхэ и впрямь все хорошо понимает.
      - Нет, господин, прости меня, не понимаю. - Этот человек начинал раздражать Гхэ. Он позволил своему взгляду проникнуть в грудь капитана, испытывая желание слегка коснуться душевных нитей, словно струн арфы. Но время для этого еще не наступило. Нужно иметь терпение - ведь он еще многого не знает. Одному события последних дней научили Гхэ: импульсивные действия не всегда самые разумные.
      - Не понимаешь? Ну так вот: каждый корабль должен иметь на борту хотя бы одного жреца, и они уже и так подняли крик из-за того, что никто из них не плывет с нами. Мы должны отчалить до того, как дела примут вовсе скандальный оборот.
      - А-а... - Уж не Ахвен ли стоит за этим, гадал Гхэ. Может быть, они подозревают... Или тут всего лишь обычная мелкая придворная грызня?
      - Так или иначе, я готов отправиться немедленно! - воскликнул Гавиал; в его глубоком голосе звучало нетерпение. - Слишком долго пришлось мне на этот раз быть пленником земли! Мне не терпится снова ощутить под ногами Реку.
      - Сколько же времени прошло после твоего последнего путешествия? полюбопытствовал Йэн.
      - Ох, уже... дай-ка сообразить... - Гавиал, нахмурившись, начал загибать пальцы.
      - Пять лет, - ласково сказала Квен Шен. Она улыбнулась Гхэ, но тому показалось, что на ее лице промелькнуло скрытое злорадство.
      - Неужели так давно? - пробормотал Гавиал. - Да, слишком, слишком давно. - Все еще продолжая сочувствовать себе, он повернулся и поднялся на палубу.
      XIX
      СРАЖЕНИЕ ЗА БАРАБАНОМ
      На рассвете с востока подул ветер, и Хизи погрузилась в него, нашла опору своему усталому телу. Она и так уже клонилась в седле, измученная всем свалившимся на нее за последние сутки, и ветер, полный ароматов шалфея и можжевельника, казался ей подушкой, мягко поддерживающей голову, приглашающей уснуть.
      Возможно, ее тело и лежало недвижно, словно погруженное в глубокий сон, пока она путешествовала в небесах, но отдыха это не принесло. После нападения в екте, после всех обсуждений, после того, как она приняла решение, Хизи и ее спутники не стали терять времени. Они выскользнули из деревни, когда небо еще оставалось простершимся над степью угольно-черным зверем с тысячью горящих глаз. Теперь их от лагеря менгов отделяло уже больше лиги, опасность уменьшилась, и воспоминания о случившемся все крутились и крутились в голове Хизи, пока не превратились в бессмысленную череду форм и цветов. Она замечала важные для путешествия приметы в небе и на земле только по привычке, почти не осознавая их.
      Из пристальных глаз ночи в небесах горел уже только один; остальные спрятались за опустившимися веками посеревшего горизонта; Хизи чувствовала себя все более сонной, мечтала стать такой же холодной далекой спящей звездой. Рассвет разгорался на востоке, расширяя свои владения на куполе неба, золотые и медные облака - глашатаи солнца - предвещали скорое появление своего господина.
      - Что это за звезда? - устало поинтересовалась Хизи, надеясь, что разговор поможет ей разогнать сонливость.
      Братец Конь улыбнулся ей в ответ. Хизи обратила внимание не столько на лукавство, осветившее лицо кочевника, сколько на то, каким старым он выглядел со своей седой щетиной на небритых щеках.
      - Мы называем ее Ючагаг, Охотник.
      - На кого же он охотится?
      Братец Конь махнул рукой в сторону с каждым мгновением все более бледнеющей звезды.
      - На что только он не охотится. Сейчас его добыча - солнце.
      - И удастся Охотнику поймать солнышко?
      - Ну, это ты сама увидишь. Светлый Царь убьет его даже прежде, чем выглянет на небо.
      - Охотник - не самый сообразительный из богов, - добавил Предсказатель Дождя, ехавший впереди, рядом с Тзэмом. Хизи потому и стала смотреть на восток, что мерное покачивание хвоста его коня грозило усыпить ее окончательно.
      - Это верно, - согласился Братец Конь. - Он сидит в засаде, ожидая появления солнца, и каждое утро подбирается к нему все ближе. И всегда солнце его убивает. Охотник никак не может добиться успеха и при этом не учится на ошибках.
      - Но он все еще здесь, хотя остальные звезды уже скрылись, - заметила Хизи. - Сопротивляясь, он живет дольше, чем те, что отступили.
      - Остальные звезды умнее, - ответил Предсказатель Дождя; Хизи показалось, что в его голосе прозвучало еле заметное неодобрение. Может быть, она просто стала мнительной?
      - Но не храбрее, - упрямо возразила Хизи. - И он не убегает от опасности.
      - Я не умею играть в слова, - вмешался Тзэм, оборачиваясь, но недостаточно для того, чтобы Хизи смогла увидеть его лицо. Это были первые слова, которые он произнес после своих рыданий накануне. - Ты же сама решила, что нам следует уехать из деревни.
      - Я никогда не решаю, как поступить, Тзэм, - ответила ему Хизи. Что-то всегда случается, но не потому, что я так решила.
      - Ты не звезда, принцесса, и если тебя утром задуют, как свечу, ты не загоришься снова. Я мало что знаю о духах, которых здешний народ называет богами, - тут тебе известно больше, как всегда. Но по тому, что я слышал, мне кажется, что они неподходящий образец для подражания.
      - Хорошо сказано, - согласился Братец Конь, - хотя должен признаться, что в молодые годы я носил изображение Охотника на щите. Многие молодые менги до сих пор так делают. Охотник отчаянный бог, но молодежь высоко ценит безрассудство.
      - А что ценят старики? - спросил Предсказатель Дождя.
      - Молодых девушек, - ответил Братец Конь. - Если бы теперь у меня был щит, я нарисовал бы на нем красотку.
      Нгангата, ехавший слегка впереди Предсказателя Дождя, обернулся. Его лицо было странного розового цвета в лучах восходящего солнца.
      - Перкар похож на Охотника, - мрачно сказал он. - Во всем. И вы видите, до чего это довело.
      Ветер усилился, чистый и холодный, и на мгновение вымел из рассудка Хизи загромоздившие его обломки мыслей. Ей пришлось почти кричать, чтобы Братец Конь услышал ее:
      - Да, насчет Перкара. Ты сказал, мы поговорим о том, что с ним делать.
      - Потом, когда отдохнем немного.
      - Стоит поторопиться с привалом и отдыхом. Когда я вернулась... перед тем как проснуться в твоем екте, я снова видела то чудовище, которое пожирает жизнь Перкара. Мне кажется, оно побеждает. Если, как ты говоришь, у меня и правда есть сейчас сила, чтобы помочь Перкару, то через несколько дней я уже могу не справиться.
      - Может, и так, - согласился старый менг. - Но сначала расскажи мне обо всем. Как ты прошла сквозь барабан, что случилось потом. На это времени нам хватит.
      Хизи кивнула и принялась рассказывать, стараясь ничего не пропустить, хотя даже свежему ветру не удавалось больше сделать ее ум ясным, а собственный монотонный голос начал усыплять. Рассказ Хизи превратился в путаницу подробностей, и она стала опасаться, что понять что-нибудь окажется невозможным. Небо продолжало светлеть, шар солнца поднялся над горизонтом. Следуя указаниям Братца Коня, путники повернулись спиной к светилу и двинулись почти точно на запад. Вскоре они достигли круглой, как плошка, долины, только с юга и с севера ограниченной далекими холмами. Еще дальше, как лиловые тучи, виднелись горы. Небо стало синим и безоблачным, с земли исчезли последние следы снега.
      Порыв ветра унес последние слова Хизи в бесконечный простор, и Братец Конь долго молча покачивался в седле, обдумывая услышанное. Хизи не торопила его, оглядываясь вокруг.
      Тзэм ехал на лошади, вдвое более приземистой и крепкой, чем ее собственный скакун, но даже для такого коня казался велик; впрочем, выносливое животное несло его, не жалуясь на тяжесть. Тзэм оставался мрачным и ни разу за все время рассказа Хизи о путешествии на гору не оглянулся. Это было даже хорошо: Хизи опасалась того, что могла прочесть на его лице. Нгангата скакал, намного опередив остальных, как всегда, выполняя роль разведчика, и рядом с ним трусил Хин. Лошадь, тянувшую волокушу с бесчувственным телом Перкара, вел Ю-Хан. Нгангата настоял на том, чтобы они взяли с собой и Свирепого Тигра, коня, которого Перкар привел в деревню из своей поездки. После того как Хизи закончила свой рассказ, Предсказатель Дождя отстал от остальных; даже на его орлиных чертах лежала печать усталости. Он вел в поводу двух запасных коней; на них были навьючены шатры и запас продовольствия.
      Семь человек и девять лошадей.
      "На этой равнине мы кажемся муравьями, - подумала Хизи. - Песчинкой в глазу неба".
      Наконец Братец Конь нарушил молчание:
      - С тобой случилось необычное происшествие. Необычное, хочу я сказать, даже для гаана.
      - Мне так и показалось, - признала Хизи. - Но я ничего не знаю об этих вещах.
      - Тебя захватила сила жертвоприношения. Мы всегда заботимся о том, чтобы бог-конь сразу попал к себе домой и не заблудился. Поэтому мы поем песню, которая покажет дорогу духу.
      - Было такое чувство, словно меня несет поток, - сказала Хизи.
      Старик кивнул:
      - Я никогда так не летал. Немногие гааны рискуют по доброй воле попадать на гору. Подобное путешествие слишком опасно.
      - Тогда, может быть, - взорвался Тзэм, так резко поворачиваясь в седле, что голова его бедного коня дернулась в сторону, - тебе следовало предупредить Хизи, прежде чем дать ей такое опасное средство? Или, может быть, ты надеялся, что с ней случится то, что случилось?
      - Я не подумал как следует, - признался Братец Конь, обращаясь скорее к Хизи, чем к Тзэму. - Не подумал. Я никак не предполагал, что ты откроешь озеро без моей помощи... без моего настояния. Мне казалось, что ты этого не хочешь.
      - Какими бы силами она ни обладала, - сказал Тзэм, - Хизи еще очень молода и поддается порывам.
      - Тзэм...
      - Принцесса, я служу тебе много лет. До самого последнего времени мне приходилось защищать тебя не столько от врагов, сколько от тебя самой. У тебя разум ученого - я знаю, что ты гораздо умнее меня, - но иногда тебе не хватает здравого смысла.
      Хизи уже открыла рот для сердитого ответа, но слова замерли у нее на языке: Тзэм был, конечно, прав. Иногда она так погружалась в свои мысли, что не замечала, куда идет. А иногда она, казалось, действовала, вообще не думая, и потом бывала вынуждена часами придумывать оправдания тому, что сделала. Впрочем, такие нравоучения Тзэм читал ей всегда. На самом деле он просто не понимал, что с ней творится.
      Вместо того чтобы резко ему ответить, Хизи только устало кивнула.
      - Во всяком случае, отдохнув, - сказал Братец Конь, - ты должна справиться со всем, что нужно, чтобы помочь Перкару.
      Когда Хизи проснулась, у нее не попадал зуб на зуб, хотя она и была закутана в одеяло. Угли костра тоже давали тепло, но оно тут же растворялось в холодном воздухе. Хизи не могла вспомнить, как они разбивали лагерь: должно быть, она уснула в седле. Она все еще чувствовала себя усталой, но с такой усталостью можно было справиться, не то что с выматывающим душу саваном изнеможения, который окутывал ее раньше. Почти все остальные путники тоже спали, лежа кто где на полу чего-то похожего на пещеру. В широкую каменную арку виднелась равнина, залитая лунным светом, когда на луну не набегали быстро летящие облака. Хизи лежала, следя взглядом за изменчивыми небесными странниками, торопящимися по своим неведомым делам. В воздухе пахло влагой.
      - Скоро начнется дождь, - раздался радом хриплый шепот. Хизи повернулась и взглянула на Нгангату. В тусклом свете она могла видеть лишь одну сторону его лица, казавшегося совсем не похожим на человеческое. Хизи внезапно вспомнила когда-то приснившийся ей сон. Она оказалась в древнем дремучем лесу, где деревья были так высоки и густы, что лучи света не достигали почвы. Нгангата никогда не являлся ей во сне - только Перкар, но сейчас в неясном контуре его лица что-то напомнило Хизи о тех деревьях.
      - Ты умеешь предсказывать дождь?
      - Да. Это на самом деле нетрудно.
      - Как Перкар?
      - Он дышит с большим затруднением, мне кажется.
      - Ладно. - Хизи потянулась и протерла глаза. - Не разбудишь ли ты Братца Коня?
      - У тебя хватит теперь сил? Я торопил тебя раньше, но...
      - Я не позволю ему умереть, Нгангата. Не позволю, если это будет зависеть от меня.
      Он кивнул, легко поднялся на ноги и бесшумно, как кошка, двинулся прочь.
      Рядом с Хизи зашевелился Тзэм:
      - Принцесса!
      - Я здесь. - Хизи порылась в мешке со своими вещами - он оказался рядом с ее постелью - и вытащила барабан.
      - Разве нельзя это отложить? - спросил полувеликан.
      - Отложить навеки, имеешь ты в виду? Тзэм, постарайся понять...
      - Тзэм всегда старается понять, принцесса. Тзэм просто не очень умный.
      Хизи не могла решить: то ли Тзэм пытается заставить ее улыбнуться, то ли укоряет ее, притворяясь тупым, как он часто делал во дворце.
      - Ты же все время будешь рядом.
      - Я и раньше был рядом с тобой, когда твой дух покинул тело на два дня. Ты тогда чуть не свалилась с крыши и не сломала шею.
      - Я вела себя глупо. Я просто не знала, что делаю.
      - Ну зато теперь ты знаешь, - протянул он саркастически. Хизи не ответила. Нгангата вернулся вместе с Братцем Конем. Старик опустился на колени и коснулся лба Перкара.
      - Да, - пробормотал он. - Нужно действовать немедленно.
      - Как?
      - Я все сделаю сам. Ты дашь мне силу, которая для этого нужна.
      - Я не понимаю. Ты ведь говорил, что не можешь его исцелить.
      - Я и не могу - без твоей помощи. У меня нет силы. С другой стороны, у тебя нет нужных знаний, а времени научить тебя у меня тоже нет: для этого понадобились бы месяцы.
      - Что мне тогда делать?
      - Стучи в свой барабан. Следуй за мной и смотри, что я делаю.
      - А что ты будешь делать?
      Братец Конь выразительно взмахнул руками.
      - Мы должны победить пожирающего дыхание. Мы призовем своих духов-помощников. Следи, как я буду вызывать своих, а потом сделай так же.
      - Кобылицу? Ты хочешь сказать - дух кобылицы?
      - Да, конечно.
      - Конечно, - повторила Хизи, совсем не уверенная, что тут все так ясно, как, по-видимому, считал Братец Конь. - Ладно, я готова.
      - Остальные должны молчать и не прикасаться к нам, - предупредил старик. - Все поняли? Великан, ты понял?
      - Если с ней случится что-нибудь плохое, я сверну тебе шею.
      Братец Конь вздохнул и медленно покачал головой:
      - Если, после того как мы начнем, ты вмешаешься, тебе уже не будет нужды ломать чьи-то шеи. Это за тебя сделает пожирающий дыхание.
      Тзэм бросил на него свирепый взгляд, но больше возражать не стал.
      После этого все немного посидели молча. Наконец Братец Конь стал еле слышно скрести поверхность своего барабана ногтями, потом тихо отбивать ритм. Хизи присоединилась к нему, постукивая по своему бану ногтем указательного пальца. Это дало почти немедленный результат: хотя вибрация натянутой шкуры была совсем незаметной, дрожь передалась пальцам Хизи, проникла в кости и плоть, заполнила ее всю. Кровь пульсировала теперь не в ритме ее сердцебиения, подчиняясь воле барабана, воле чешуйки у нее на руке. Хизи лишь краем сознания отметила, что через некоторое время Братец Конь начал петь, сначала без слов, повторяя одну и ту же монотонную мелодию, иногда странно повышая голос. Потом бессмысленные звуки начали складываться в слова, которые Хизи запомнила:
      Пробудись, о давний гость мой,
      Хватит спать - пора приспела.
      Дом твой был моею костью,
      Головой моей и телом
      Чрез меня ты мир увидишь,
      Пробудись - пора настала.
      Ты сейчас на волю выйдешь,
      Гость мой, ЮШ, знакомец старый!
      Пока Братец Конь напевал, контуры его тела начали колебаться и струиться, как пламя на ветру. Его лицо стало казаться мордой волка и человеческим лицом одновременно, руки и ноги начали походить на жилистые серые лапы. Старик все пел, обращаясь к духу, живущему в нем, и Хизи почувствовала, как сам воздух вокруг нее загудел в лад с барабаном, заполнился образами, рожденными за ее опущенными веками. Тзэм, Нгангата и остальные превратились в еле заметные тени, лишившиеся плоти: реальный и нереальный мир поменялись местами. Братец Конь начал расти и разделился на две фигуры - волка и человека, хотя каким-то образом одновременно они оставались единым целым.
      - Теперь, - сказал Хизи старик, хотя и не прекращал при этом петь, пой так же, как пел я. Позови своего помощника.
      Хизи закрыла глаза и начала раскачиваться из стороны в сторону. Она больше не чувствовала, что это ее палец отбивает ритм на барабане; скорее барабан стал звучать сам по себе. Взгляд Хизи обратился внутрь, и там она увидела кобылицу, дитя Матери-Лошади, готовую откликнуться на зов. Она выглядела так же, как при жизни: серая, как грозовая туча, испещренная белыми полосами шкура, развевающаяся словно при скачке по бескрайней степи грива.
      "Это все во мне", - поняла Хизи. Весь мир кобылицы, мир грохочущих копыт, бегущей по жилам сильного тела крови.
      "Приди. Приди и помоги мне", - мысленно обратилась к лошади Хизи. Ее губы начали напевать ту же мелодию, что пел Братец Конь, но эта внутренняя речь казалась гораздо важнее, чем слова заклинания. Это на ее просьбу откликнулась кобылица, не на древние менгские слова. Лошадь охотно прискакала к ней, и удары ее копыт так сотрясли барабан, что Хизи едва его не выронила.
      Хизи открыла глаза. Братец Конь что-то говорил, возможно, обращаясь к ней. Казалось, это было что-то важное, но в своем полусонном состоянии Хизи чувствовала себя вялой, ей было лень разгадывать значение слов. Гораздо интереснее было следить, как из нее появляется дух: Хизи решила, что это похоже на роды; по крайней мере именно так она себе их представляла. Откуда-то издалека до нее донесся отчаянный собачий лай. Хин? Странно, пес никогда так себя не ведет.
      Потом Хизи заметила стоящего перед ней Перкара. Его миндалевидные глаза стали совершенно черными, в них что-то кипело, словно раскаленная лава. Он странно улыбался, и были видны его зубы, тоже совершенно черные. Рука Перкара судорожно стискивала извивающийся меч, вид которого все время менялся: то это был клинок, то орел, то лишь длинный клюв или коготь.
      - Я говорил тебе, - прошипел Перкар. - Я тебя предупреждал. - Он медленно поднял меч, целясь Хизи в горло. Движение было неуверенным - то ли оружие было для него слишком тяжелым, то ли он не умел с ним управляться.
      Серый вихрь - сплошные клыки и когти - ударил Перкара в грудь, и улыбка того превратилась в злобный оскал. Перкар пошатнулся от удара, неуклюже размахивая мечом. Братец Конь все еще сидел и бил в барабан, а возникший из него волк рвал Перкара белыми зубами.
      Хизи вытаращила на него глаза, рот ее раскрылся. Разве они должны убить Перкара? Если такова цена за его освобождение от пожирающего дыхание, то какой в этом смысл? Но Перкару, казалось, вовсе не грозило поражение. Он ухватил одной рукой волка за горло, и хотя дух все время менял форму - то волк, то змея, то человек, - Перкар его не выпустил и взмахнул своим мечом-богом. Вой разрубленного почти пополам волка был оглушительным. Перкар отбросил его и двинулся к Братцу Коню.
      - Старик, тебе не следовало вмешиваться. Эту жизнь отдал мне кто-то гораздо более могущественный, чем ты.
      - Кто? - спросил Братец Конь, не отрывая, однако, взгляда от Хизи.
      - Я подарю ему твой дух, и он заставит тебя служить себе.
      - Мне очень жаль, но пойти с тобой я не могу.
      Хизи заметила, что две половины волка все еще соединены нитью жизни и дух-хищник все еще упрямо ползет по полу пещеры к Перкару. Он, конечно, не доберется до него раньше, чем существо с внешностью Перкара нападет на Братца Коня. Только Хин стоял, оскалив зубы, между старым гааном и смертью - но если бог-волк погиб так быстро, сколько выстоит обыкновенный пес?
      Хизи еще мгновение колебалась. Что, если Братец Конь - на самом деле враг, задумавший все это, чтобы окончательно погубить Перкара? Ведь несмотря ни на что, Хизи могла полагаться лишь на его голословное утверждение, будто он на ее стороне. Однако сейчас, глядя, как Братец Конь спокойно сидит, не боясь существа, которое выглядело как Перкар, но на самом деле не было...
      - Сюда, богиня! - воскликнула Хизи. - Вот твой враг!
      И дух вырвался из ее груди, словно разорванной мощными ударами сердца. Хизи ощутила что-то, одновременно похожее и на печаль, и на радость, но все же скорее на радость. Ворота ее сердца распахнулись, и богиня-кобылица вырвалась на простор.
      Перкар обернулся на стук копыт, разинув рот шире, чем это мог бы сделать человек. Вся его голова словно распалась на две зубастые части это было даже забавно. Из огромной пасти вырвался черный дым, блеснули острые, как у акулы, зубы. Перкар вскинул меч, но было уже слишком поздно. Возникшая перед ним кобылица пылала яростью и страстью, глаза ее выкатились, и копыта ударили, словно молния. Голова Перкара треснула, осколки разлетелись в стороны, словно черепки разбитого кувшина. Еще несколько секунд Перкар стоял шатаясь - пожирающий дыхание свернулся на обрубке его шеи. Потом демон взвился в воздух клубком клыков, когтей, острых чешуи, растопырив щупальца, словно тысяченогий паук. Каждая ножка этого паука была состоящим из сегментов червем с жалом на конце. Пожирающий дыхание кинулся на кобылицу, но та взвилась на дыбы, яростно оскалив зубы. Хизи сжалась, ожидая столкновения, но его так и не последовало. Внезапно на демона опустилась петля из мерцающего света; Хизи только теперь заметила, что к сражающимся подобрался Братец Конь, удары барабана которого стали быстрыми и сильными. Братец Конь бросил в пожирающего дыхание свой инструмент, который каким-то образом вырос в размерах, и демон распался на части, пройдя сквозь поверхность. Она буквально взорвалась и выбросила фонтан извивающихся червей, тут же превратившихся в гниющую черную слизь, а потом в дым. Единственный раздавшийся при этом звук походил на тихий вздох.
      Старик еще несколько раз взмахнул барабаном, чтобы удостовериться: испарились все ошметки чудовища. Но теперь уже не оставалось никаких видимых останков демона, даже дым рассеялся. Братец Конь низко поклонился кобылице и опустился на колени рядом с раненым духом-волком. Он обнял своего помощника, прижал к себе, и с легкой дрожью два существа слились воедино. Когда Братец Конь поднялся на ноги, он прихрамывал, и на его лице было написано страдание. Старик подошел к Хизи и ласково взял ее за руку. Хизи казалось, что ее пальцы где-то невероятно далеко, дальше от нее, чем Нол, что они вовсе не часть ее тела; только когда Братец Конь коснулся их, прекратилась барабанная дробь, и Хизи поняла, что все это время продолжала бить в свой инструмент. Кобылица заржала, танцуя, обежала вокруг них и снова прыгнула внутрь Хизи; та ощутила легкий толчок и запах конского пота.
      На Хизи навалился страх. Мир по ту сторону барабана казался ей голым и каким-то упрощенным; человеческие чувства во время пребывания там в ней притупились. Теперь, когда горячка битвы была позади, Хизи не ощущала ничего, кроме ужаса. Ведь она убила, а вовсе не спасла Перкара. Его голова раскололась, и сделала это она, Хизи, - хоть и при помощи копыт своей помощницы.
      Хизи заморгала. Перкар, как и прежде, лежал на полу пещеры, голова его была цела, и когда Братец Конь и Нгангата склонились над юношей, тот слабо застонал.
      - Что случилось? - спросил Тзэм. - Почему ты дрожишь?
      Хизи взглянула в его озадаченное лицо:
      - Битва... Разве ты ее не видел?
      - Видел? Я видел только, как вы со стариком били в барабаны и пели какую-то чепуху. Хин начал визжать и выть, и тогда Братец Конь встал и начал размахивать барабаном. Потом появилось что-то похожее на дым. Вот и все, что я видел.
      - Правда?
      - Принцесса, только это и произошло. Нахмурившись, Хизи повернулась к Перкару и склонившимся над ним мужчинам.
      - Ну как? Стало ему лучше?
      Братец Конь озабоченно покачал головой:
      - Он все еще болен. Даже Харке потребуется время, чтобы исцелить его полностью. Но пожирающего дыхание больше нет.
      - Благодаря тебе.
      - Благодаря богине-кобылице или тебе самой.
      - Но это же ты убил чудовище. Братец Конь развел руками.
      - Оно на самом деле не убито, но теперь ему понадобится много лет, чтобы снова собрать воедино свою сущность.
      - Ты выбросил его сквозь барабан.
      - Да. Ведь это житель озера. Выброшенный из воды, лишенный плоти, он в определенном смысле задыхается, распадается на части.
      - Так же происходит и со всеми богами?
      - Нет. Пожирающий дыхание самый слабый из них. Но любой переход сквозь барабан - с одной стороны поверхности озера на другую - должен быть специально подготовлен: духом, богом или человеком. Такой переход всегда опасен.
      - О чем вы говорите? О каком озере? - спросил Тзэм.
      - Я потом тебе объясню, - пообещала Хизи, похлопав великана по руке. Обязательно объясню, но не сейчас.
      - Хорошо. А то сейчас вы двое говорите как безумцы.
      Братец Конь не ухмыльнулся, но в его глазах промелькнула его прежняя веселость. Он покачал головой и сказал Тзэму:
      - Ты прав. Безумие обязательно требуется для того, чтобы стать гааном. - Старик наклонился к своему псу и почесал ему ухо.
      Тзэм закатил глаза.
      - Ну, тогда здесь, должно быть, гааны все, кроме меня самого.
      В этот момент его перебил Ю-Хан:
      - Там, на равнине. Смотрите.
      Хизи взглянула туда, куда он показывал, но увидела лишь залитую лунным светом равнину и мчащиеся облака. Нгангата и Братец Конь, однако, забеспокоились.
      - Я думал, они их задержат дольше, - пробормотал старик.
      - Может быть, это кто-то другой.
      - Может быть.
      _ Что там? Что случилось? - спросила Хизи.
      - Вон там, видишь? - Нгангата показал на равнину. Хизи присмотрелась, но так ничего и не увидела.
      - Нет, не вижу.
      - Костер. Кто-то гонится за нами, отстает на день-полтора пути.
      Братец Конь застонал:
      - Я надеялся отдохнуть до рассвета.
      - Можно отдыхать и в седле, - ответил ему Нгангата. - По крайней мере мы не оставим следов.
      - Что ты имеешь в виду? - удивилась Хизи. Потом до нее дошло: снаружи доносился тихий шелест дождя. Где-то вдалеке зарычал гром, небо озарила вспышка голубого огня.
      - Я же говорил тебе, что будет дождь, - сказал Нгангата Хизи. Но смотрел он на Перкара, который снова застонал; Хизи показалось, что на странных широких губах полукровки промелькнула улыбка, словно тот благодарил своих неведомых богов.
      XX
      ДРАКОНЫ
      Ган помедлил на пороге библиотеки и оглянулся, оглядывая каждую книгу на полках. Солдаты, сопровождавшие его, начали нетерпеливо покашливать.
      - Подождите, - проворчал старик: он увидел оказавшийся не на месте том и на плохо гнущихся ногах двинулся через комнату. - Ну и куда мы отправимся? - задал он риторический вопрос и тут же получил на него ответ, взглянув на пометку на переплете.
      Книге полагалось стоять в одном из шкафов в глубине помещения - той его части, которую Хизи называла "путаницей". Ган махнул рукой солдатам и понес книгу на место. Оказавшись в одиночестве, старик припал головой к кожаным переплетам.
      - Я провел среди вас всю жизнь, - прошептал он. - Как вы без меня обойдетесь?
      Книги ничего не сказали ему, конечно, но, возвращаясь тяжелыми шагами туда, где его ждали стражники, старый библиотекарь, к своему удивлению, сам нашел ответ. Ласково коснувшись последней в ряду книги, "Толкования писаний Третьей династии", он прошептал:
      - Сюда всегда будет приходить кто-нибудь, кому вы дороги. Кто-нибудь... Прощайте.
      Ган решительно вышел из библиотеки, не оглядываясь назад, и упрямо стал думать о том, что ждало его впереди.
      "Я видел драконов, - писал он позже, когда, не обращая внимания на остальных пассажиров корабля, разложил свои принадлежности в каюте и принялся за путевые заметки. - Гавиал стал призывать их силой своей крови, хотя я полагал, что его магических способностей не хватит даже на то, чтобы вызвать червяка. Но их оказалось достаточно, драконы явились и закачались на поверхности Реки, как живые волны, сияя радужными переливами. Замечательно красиво. Когда они скользнули в свою сбрую под днищем корабля, первый же рывок показал их силу: до этого судно стояло на месте, а теперь мы довольно быстро начали двигаться. Скоро мы привыкнем и перестанем обращать внимание на то, как без устали трудятся драконы, буксируя корабль вверх по течению Реки, дающей им жизнь".