- Правда? Это хорошо. Хорошо, что ты его видел, хочу я сказать. - Йэн сел на пол и подтянул колени к груди. Его дыхание, казалось, стало совсем ровным.
      - Может быть, это Ли, - предположил Ган.
      Йэн удивленно - нет, потрясенно - взглянул на него:
      - Что? Почему ты так говоришь?
      - Это было первое, что ты сказал, когда вынырнул из воды.
      - Ох... Нет, Ли - это старуха, которую я знал когда-то. В первый момент я принял тебя за нее.
      - Должно быть, она очень уродлива, - заметил Ган. Йэн усмехнулся:
      - Многие так и считали, хотя я думал иначе. Странно. - Он взглянул на Гана ясными глазами. - Мне казалось, что я ее забыл. И вот пожалуйста.
      - Память - странная вещь, - сказал Ган. - Бывает, что события моего детства - шестьдесят лет назад - я вспоминаю более отчетливо, чем то, что случилось вчера. Старея, к такому привыкаешь.
      - Стареть - это не для меня, - пробормотал Йэн, и Ган в тусклом свете лампы заметил, как блеснули у того на глазах слезы.
      Ган спустил ноги на пол, все еще опасаясь боли в бедре, но надеясь, что теперь сможет идти.
      - Я найду госпожу Квен Шен. На корабле должен быть кто-нибудь, кто смыслит в ранах.
      Йэн отчаянно замотал головой:
      - Нет, не надо. Силы возвращаются ко мне.
      - Тогда позволь мне осмотреть твою рану.
      - Ты немногое увидишь.
      - Что ты хочешь этим сказать? - Но тут Ган ощутил ужасное предчувствие: он сейчас умрет. Каюта закружилась вокруг него. Ган схватился за грудь, где вспыхнула острая боль, смутно удивляясь ощущению какой-то силы, стиснувшей его сердце.
      - Нет, - тихо сказал Йэн - так же, как он говорил раньше, и огненный клубок в груди Гана погас. Прекрасный, сладкий воздух хлынул в его легкие. - Прости. Ты не заслуживаешь этого. Я...
      - Что ты там бормочешь? - прорычал Ган. Боль и облегчение внезапно превратились в ярость.
      - Послушай меня, Ган. Я не обманывал тебя, когда говорил, что мы с тобой - единственная надежда Хизи. Это так, и теперь я в этом уверился еще больше. Император дал этот отряд мне, понимаешь? Вовсе не Гавиалу.
      - Да, да. Это мне ясно. Командуете вы с Квен Шен. Йэн мрачно кивнул:
      - Значит, император предал меня; впрочем, более вероятно, что это дело рук жрецов. А может быть, они замешаны в этом совместно.
      - Не понимаю. Йэн вздохнул:
      - Я тоже понимаю не все. Ты кому-нибудь говорил, куда мы направляемся? Знает ли это кто-нибудь, кроме меня, хотя бы приблизительно?
      - Госпожа Квен Шен знает столько же, сколько и ты. Никто не знает остального.
      - Тогда, значит, они уверены, что смогут получить от тебя нужные сведения. И хотят избавиться от меня, потому что со мной им не справиться.
      Ган заметил, что Йэн как будто вообще больше не испытывает боли. Молодой человек поднялся на ноги и начал гневно расхаживать по каюте, хотя говорил по-прежнему тихо.
      - Я видел твою рану, - сказал Ган, тщательно подбирая слова.
      -Ты самый великий ученый, какого я знаю, - ответил ему Йэн. Он остановился перед стариком, и тот теперь видел, как бледен молодой человек. - Наверное, самый великий ученый в Ноле. Может быть, ты сумеешь сказать мне, кто я такой, Ган. - Он поднял руку и распутал этот свой дурацкий шарф. Ган вытаращил на него глаза, потом нахмурился, не сразу поняв значение того, что видит. Йэн медленно повернулся, позволяя старику все разглядеть.
      Легкая дрожь, похожая на ласку, пробежала по груди Гана, но теперь он понял, что было источником той ужасной боли, понял, что ему грозит.
      - П-позволь мне подумать, - выдохнул он, заикаясь впервые за пять десятков лет, не в силах отвести взгляд от этого невероятного шрама.
      - Не торопись, - ответил Йэн.
      В дверь постучали. Ган, погрузившийся в невеселые мысли, поднял глаза на Йэна. Тот спокойно прикрыл шарфом свою обезображенную шею и распахнул дверь.
      Посетителем оказался Гавиал в нарядном голубом тюрбане и подобранной точно в тон мантии. Однако Ган заметил под роскошной тканью блеск стали. По-видимому, нападение заставило капитана облачиться в доспехи.
      - Ах, вы оба здесь, - удовлетворенно сказал Гавиал. - Я только хотел убедиться, что наша маленькая неприятность не повредила вам. Как все было забавно, верно?
      - О да, действительно, - ответил Йэн.
      - Но, мастер Йэн, твоя одежда намокла!
      - Это так. К несчастью, когда я кинулся оборонять корабль, я споткнулся и упал за борт.
      - Не может быть! Как это ужасно!
      - Да, неприятно. Однако мне повезло: один из причальных канатов был крепко привязан к поручням, и мне удалось за него ухватиться. Иначе корабль уплыл бы, а я остался в руках варваров.
      Гавиал победно улыбнулся.
      - Ну, тебе не пришлось бы особенно от них пострадать, уверяю тебя. Мы перебили большую часть, позволь мне сообщить, а остальные теперь хорошо подумают, прежде чем нападать на императорские суда.
      - Это приятно слышать.
      - Почтенный Ган! С тобой все в порядке?
      Ган попытался сосредоточиться на бессмысленной трескотне капитана. Это было трудно. Он словно сидел рядом с ужасно ядовитой змеей; змея игриво напала на него - просто чтобы показать свою необыкновенную скорость и силу, - а теперь Ган гадал, нападет ли она снова на него, на Гавиала, или не нападет вообще.
      - Более или менее, - попытался Ган ответить со своей обычной резкостью. - Хотя я чувствовал бы себя лучше - много лучше, - если бы не оказался втянут в это бессмысленное предприятие. - Привычная роль ворчливого старика немного ослабила владевшее им напряжение. - Мне кажется, что полученное тобой предписание должным образом выполнено. Мы доплыли до Вуна "и далее", и я думаю, пора повернуть обратно, вернуться к цивилизации.
      - Нет, почтенный Ган, - стал успокаивать его Гавиал. - Один день пути от Вуна едва ли можно понять как "и далее". Думаю, юный Йэн согласится в этом со мной.
      - Конечно, - подтвердил тот.
      - Я ведь никогда не напрашивался на участие в походе, - кисло продолжал Ган. - Если бы я...
      - Почтенный Ган, я уже слышал это от тебя раньше, и даже не один раз, и я отвечу тебе так же, как уже отвечал. Желание императора - чтобы ты описал наше путешествие, и ты его опишешь. Мне, конечно, жаль, что случилась эта неприятность, но на самом деле кораблю серьезная опасность не угрожала. Мы перебили напавших и потеряли при этом лишь семерых. Это очень незначительные потери, как тебе, несомненно, известно. Ну а теперь мне нужно отдать некоторые распоряжения, и этим я и займусь, убедившись, что вашему здоровью ничто не угрожает. - Гавиал двинулся к выходу на палубу, потом снова просунул голову в дверь и сказал: - Постарайся смотреть на вещи веселее, почтенный Ган. Это полезно для пищеварения. - С этими словами аристократ удалился, и дверь за ним закрылась.
      - Да, - повторил Йэн, - постарайся смотреть на вещи веселее.
      Ган повернулся к нему. Речь о необходимости вернуться, которую он произнес, была уловкой, предназначенной для Гавиала, но чувство он в нее вложил вполне искреннее.
      - Ты спросил меня, кто ты такой. Разве ты не знаешь?
      Теперь на глазах Йэна не было слез. Его лицо было спокойным, холодным, не выражающим никаких чувств. Хотя губы Йэна сложились в легкую улыбку, Ган подумал, что молодой человек выдавил ее насильно. У него даже мелькнула абсурдная мысль: не растянул ли Йэн губы пальцами, пока внимание Гана было отвлечено на Гавиала. Так или иначе, Йэн ничего не ответил Гану и лишь жестом попросил его продолжать.
      Старик упрямо покачал головой:
      - Нет. Можешь убить меня, если хочешь - это мне уже ясно...
      - Я могу поступить с тобой гораздо хуже, чем просто убить, - перебил его Йэн; по сгорбленной спине Гана пробежал озноб.
      Собрав все свое упрямство, старик все же продолжал:
      - Но если тебе нужна моя помощь, ты должен помочь мне. Что ты сам думаешь о себе?
      Йэн мгновение угрожающе смотрел на Гана, и старик поразился: как может это быть тот же самый молодой человек, который только что казался таким полным благодарности, который так очаровал Хизи год назад? Хотя ведь вполне возможно, что это разные существа...
      - Хорошо, - бросил Йэн. - Я называю себя вампиром. Так мы именовали подобных чудовищ, когда я был ребенком.
      - Ты стал вампиром еще в детстве? - спросил Ган. К нему наконец вернулся привычный сарказм. Это был старый друг, и поддержка его была бесценной, особенно перед лицом такой опасности.
      - Очень остроумно. Но на эту тему я прошу тебя не блистать остроумием, учитель Ган.
      На старика произвела впечатление спокойная сила, скрытая в угрозе, но он уже стал вновь самим собой и не собирался уступать этой устрашающей личности. Он - Ган, а Ган не ползает на брюхе.
      - Когда ты стал таким?
      - В тот день, когда Хизи бежала из Нола. Ее белокожий демон...
      - Перкар.
      Йэн помолчал, и на его лице отразилась неукротимая ненависть.
      - Перкар. Значит, у него есть имя. Я так и знал, что мне следовало давным-давно порасспросить тебя.
      - Что сделал Перкар?
      - Отрубил мою несчастную голову, вот что.
      - Ты попал в Реку?
      - В воду Реки, в водостоке. Случилось что-то еще, но этого я не помню. Там было нечто вроде разноцветного фонтана... нет, что это такое, я не знаю. Оно было рядом с Хизи.
      Ган выпятил губы.
      - Да, я слышал о подобных тебе существах. Древние тексты называют их по-разному. Название не важно. Важно то, чем ты являешься, какими свойствами обладаешь. Тебе это известно лучше, чем мне. И ты все еще остаешься по сути Йэном?
      - Я никогда не был Йэном на самом деле, - признался молодой человек. Я был... Мое имя Гхэ. Я был джиком.
      - Приставленным следить за Хизи.
      - Да.
      Ярость, какой он еще никогда не испытывал, охватила Гана, и прежде, чем он осознал, что делает, старик вскочил и ударил эту тварь Йэна, ударил раз, другой. Существо взглянуло на него с изумлением, но когда Ган замахнулся снова, на лице молодого человека отразился гнев. Ган не заметил, чтобы Йэн - Гхэ? - сделал хоть какое-то движение, но неожиданно его рука оказалась стиснута железной хваткой.
      - Сядь, - прошипел Йэн. - Я заслужил это, но лучше сядь, пока не рассердил меня. Мне многое нужно тебе рассказать. После этого мне придется решать, убить тебя или нет. - Он толкнул Гана, и тот неожиданно обнаружил, что снова сидит на постели. - Теперь слушай и дай мне совет, если можешь. Несмотря ни на что, у нас с тобой одна цель. В это ты должен поверить. Если же нет - что ж, я могу убить тебя и забрать все твои воспоминания. Однако я предпочел бы оставить тебя в живых.
      - Почему?
      - Потому что Хизи тебя любит. Потому что ты только что помог мне. Потому что ты мне кого-то напоминаешь.
      Ган сделал несколько глубоких вдохов. Неужели все всегда будет только усложняться? Он знал о природе Гхэ больше, чем сказал. Ган имел некоторое представление о том, как подобные чудовища могут быть уничтожены. Кто-то на корабле тоже об этом знал, и ему почти удалось убить Гхэ. И все же в конце концов, подумал Ган, чем бы ни была эта тварь теперь, сотворена она из человека. Части были человеческими, хотя и скреплялись вместе чем-то более грубым и одновременно более могущественным, чем человеческая природа. Гхэ испытывал чувства, о которых можно узнать, которые можно понять. А понимание - оружие более могучее, чем меч, особенно в этом случае, когда меч, похоже, бессилен.
      Но Ган должен остаться в живых. Он не может позволить этому пожирателю жизней проглотить себя. О такой способности вампиров он тоже знал из книг.
      - Тогда вот что, - обратился к Гхэ старик. - Если ты говоришь правду, если действительно твое единственное желание - помочь Хизи, то я помогу тебе. Но ты должен доказать мне это.
      - Я докажу, - мрачно заверил его Гхэ. - Так или иначе, но докажу.
      Когда Гхэ наконец покинул каюту Гана, он чувствовал себя сильным, как никогда, способным переломить корабль пополам одним щелчком. Теперь его могущество утроилось: священная сила Реки наполняла его жилы, захваченные духи были в его полном распоряжении, и Ган - Ган стал его союзником. Он никогда, понимал Гхэ, не сможет полностью доверять старику, но тут ему помогут обострившиеся благодаря Реке чувства. Гхэ знал, что ученый будет ему помогать. Уж во всяком случае он не отправится к Гавиалу или Квен Шен впрочем, это ему ничего и не дало бы, ведь Квен Шен уже известно, что представляет собой Гхэ. А вот что женщина пыталась его убить, в этом Гхэ был уверен. Конечно, не сама своей собственной рукой, но это она организовала покушение. Почему? Гхэ не знал, а выяснить это необходимо. Была ли Квен Шен орудием жрецов или императора? Гхэ предполагал первое: иначе попытка разделаться с ним была бы не столь замаскирована. Он прошел в свою каюту, вымылся и переоделся в чистую одежду.
      Квен Шен он нашел на палубе. Она улыбнулась, увидев молодого человека, и протянула:
      - Мастер Йэн! Как я рада, что ты выжил в этой схватке!
      - Я тоже рад, что выжил, - ответил он, - и еще более рад, что ты не пострадала.
      - О, как это любезно с твоей стороны! Может быть, мне все же удастся в конце концов завоевать твою симпатию.
      Гхэ скупо улыбнулся:
      - Может быть.
      - Говорят, на задней палубе оказалось много перебитых варваров, продолжала женщина, - и у большинства нет никаких видимых ран. Солдаты утверждают, что никто из них не убивал дикарей, даже тех, кто оказался так умело зарезан кинжалом.
      Гхэ слегка поклонился:
      - Будет лучше, если это так и останется тайной. Если все же слухи начнут расползаться, можно намекнуть, что я обучен убивать голыми руками, без помощи ножа. Тогда на жертвах не остается видимых повреждений.
      Квен Шен наклонилась к нему ближе.
      - Это правда? - Она коснулась затвердевшего ребра ладони Гхэ. - Ты убиваешь ударом руки?
      - Тебе это нравится? - прошептал Гхэ. - Это тебя привлекает?
      - Меня это возбуждает, - признала женщина. - И заставляет гадать, на что еще способны твои руки.
      - Это не так уж трудно выяснить, - заметил Гхэ.
      - Правда?
      - Правда. - Гхэ снова поклонился. - А теперь я должен вернуться в свою каюту.
      Квен Шен поклонилась тоже, не сводя с него глаз. Гхэ чувствовал ее взгляд, пока шел к двери. Ему казалось, что так смотрит, прицеливаясь, меткий стрелок.
      Квен Шен не стала откладывать своего посещения. Гхэ едва успел опуститься на подушку, как раздался стук в дверь. Ожидая какой угодно неожиданности, он широко распахнул створки, но не столкнулся ни с какой опасностью - ни со стрелой, ни с клинком, ни с курящимся фимиамом. Перед ним стояла Квен Шен. Она скользнула внутрь и остановилась посреди каюты.
      - Закрой дверь, - сказала она Гхэ. Молодой человек запер дверь на задвижку и повернулся к гостье. - Ну, так что же мы будем делать?
      - Я хочу кое о чем спросить тебя. Если ты не ответишь мне откровенно, мне придется...
      - Пытать меня? Ты в самом деле станешь меня пытать, Йэн?
      - Что?.. - Гхэ запнулся на полуслове.
      - Почему бы не прибегнуть к пытке сначала? - проворковала женщина и потянулась к шарфу у него на шее. Гхэ поднял руку, чтобы остановить ее, но Квен Шен покачала головой. - Если ты хочешь, чтобы я ответила на твои вопросы, ты должен пойти мне навстречу - хотя бы немного.
      Этого Гхэ не ожидал. Если Квен Шен замешана в покушении на его жизнь, она должна бы обнаружить страх, как-то проявить опасение: не подозревает ли он ее. В конце концов, он ведь отвергал ее заигрывания с самого начала путешествия. Почему же она ждет, что теперь он поведет себя иначе?
      Может быть, она прячет на себе оружие?
      - Нет, так дело не пойдет, - сказал он. - Разденься сначала ты.
      Квен Шен сделала шаг назад и широко улыбнулась.
      - Хорошо, - прошептала она, расстегивая пояс килта, а затем и сам килт. Одежда упала к ее ногам, обнажив стройные смуглые бедра, густые темные волосы на лобке, соблазнительную округлость живота. Все с той же загадочной улыбкой Квен Шен одним движением сбросила блузу и осталась полностью нагой.
      Это совсем не взволновало Гхэ, хотя он знал, что должен бы испытывать возбуждение. Как непременно испытывал бы, будь он по-прежнему человеком, а не вампиром. Квен Шен осторожно двинулась к нему, словно балансируя на канате.
      - А теперь ты, мой господин. - Она толкнула его на постель, и он покорно позволил ей это.
      Гхэ лежал и безразлично следил за тем, как Квен Шен раздевает его, хоть и ощущал ласковые прикосновения ее рук - его плоть оставалась бесчувственной, как дерево. Женщина коснулась языком шрама у него на шее, и в Гхэ вспыхнул огонь, - вспыхнул, но тут же погас. Теперь Гхэ начал сам прилагать усилия: неужели его тело не вспомнит, что ему следует делать? Он забыл, зачем вернулся в каюту, забыл о том, что никогда не желал Квен Шен. Он так старался заставить себя откликнуться на призыв ее прекрасного тела, теплой и нежной плоти...
      - Ах, господин мой Йэн, - вздохнула Квен Шен. - Ты скрываешь от меня свою мечту. Все дело в этом. Не старайся так и не тревожься, любимый. Просто поделись со мной своей мечтой.
      "Моя мечта - быть живым", - подумал Гхэ, поняв теперь окончательно, что он мертв. Он равнодушно стал гадать: не вернется ли он в небытие, когда эта мысль станет абсолютной уверенностью, проникнет во все уголки его сознания.
      - Мне кажется, я знаю, о чем ты мечтаешь, - тихо и ласково прошептала Квен Шен. - О девочке с лицом сердечком, о девочке по имени Хизи.
      В Гхэ проснулся гнев. Что позволяет себе эта женщина? Помимо того, что трогает его...
      - Да, Хизи. Ты ведь можешь произнести имя своей мечты, правда?
      - Заткнись! - Это вырвалось у Гхэ прежде, чем он понял, что с ним происходит. В этот момент Квен Шен сидела на нем верхом, и Гхэ ударил ее по лицу. Ее голова откинулась назад, женщина втянула в себя воздух, но не вскрикнула, а рассмеялась. Она смотрела на Гхэ, широко улыбаясь окровавленными губами.
      ~ Произнеси это имя, - повторила Квен Шен.
      - Хизи! - бросил Гхэ и снова ударил женщину.
      Тело Гхэ внезапно ожило. Словно молния, родившаяся у него в животе, пронизала его всего, вспыхнула в чреслах. В это мгновение Квен Шен перестала быть Квен Шен, Гхэ понял, кто она на самом деле.
      Она была Хизи. Не той девочкой, которую он знал, а женщиной, в которую должна вырасти девочка. Но лицо у нее было тем же самым, и Гхэ поразился, почему не узнал ее раньше. Тот же острый подбородок, те же бездонные черные глаза. Груди, столь страстно прижимавшиеся теперь к его обнаженной коже, раньше были едва наметившимися бутонами, а бедра женственно раздались. Стройные ноги стали длиннее. Это была Хизи, такая, какой она должна стать, его возлюбленная, его принцесса. Ее плоть сливалась с его плотью в яростном ритме, и этот ритм постепенно превратил страсть в забытье. Последнее, что Гхэ вспомнил, была Хизи, которая, закусив губу, с обожанием смотрела на него. Потом он забыл и это.
      Когда он проснулся, Квен Шен одевалась. Гхэ попытался разогнать туман, который, казалось, стоял у него перед глазами.
      - Что?.. - выдохнул он.
      - Ш-ш... Тихо. Ты и так поднял достаточно шума.
      - Я не... - Гхэ был обнажен, его тело и простыни залиты потом. Квен Шен криво улыбнулась ему разбитыми губами.
      - Все хорошо, мой милый призрак. Отдохни. - Она потрогала распухший подбородок. - В следующий раз не бей меня по лицу. Я как-нибудь выкручусь на этот раз, но если ты будешь и дальше оставлять на мне знаки, даже Гавиал в конце концов придет к очевидным выводам. - Женщина наклонилась, игриво куснула Гхэ за нос, потом поцеловала его в губы. Все случившееся казалось молодому человеку странно далеким, но его тело все еще помнило пережитую страсть. Гхэ даже все еще чувствовал пламенное наслаждение...
      Единственное, чего он не мог вспомнить, - это его собственные действия.
      - Спасибо, - сказал он, когда Квен Шен двинулась к двери.
      - Прибереги свою благодарность на потом, - прошептала женщина. - Это не последняя наша встреча. - Она выскользнула из каюты, и Гхэ услышал ее шаги на палубе.
      Когда Квен Шен ушла, Гхэ почувствовал озноб. Какой-то образ маячил на краю его сознания - лицо женщины, которое ему почти удавалось узнать...
      Однако вспомнить детали никак не удавалось, они ускользали, не позволяя Гхэ дать смутному образу имя. Он ощутил легкое раздражение. Наверное, какая-то прежняя возлюбленная, которую Квен Шен напомнила ему.
      Значит, он занимался с Квен Шен любовью. Это было единственное логичное объяснение. Но Гхэ ничего не помнил: должно быть, бог-Река все еще заставлял его забыть некоторые вещи.
      Гхэ почувствовал не то чтобы возмущение, скорее недоумение. Он все время думал, будто утраченные воспоминания были той частью его сознания, что умерла прежде, чем бог-Река пришел ему на помощь и превратил в вампира. Он все еще был уверен в этом, потому что многие знания, которых он лишился, помогли бы ему в выполнении его миссии. Например, тогда в Ноле он не узнал знакомого джика, и необходимость убить того из-за провала в памяти ускорила нападение жрецов храма Ахвен. Но если он все еще забывает события, недавние события... От этой мысли Гхэ поежился. Что из известного ему соответствует действительности?
      И наконец Гхэ удалось поймать ускользающее воспоминание. Теперь он вспомнил, кто такая Ли, вспомнил, что любил ее и верил ей, как никому другому. Забыв Ли, он по неведению убил ее. Почему бог-Река допустил это?
      Боль от возвращенных воспоминаний о Ли едва не убила Гхэ вернее той заколдованной стрелы, что пронзила его сердце; однако раскаяние, как и страсть, быстро остыло в нем. Гхэ подумал, было ли такое охлаждение чувств его собственным свойством или же и это сделано за него...
      В конце концов, какая разница? Имеет значение только одно: найти Хизи; все остальное - просто отвлечение. Тоска Гхэ по Хизи стала теперь почти безумной, хотя он и не мог бы с уверенностью сказать почему. Он должен заполучить ее, свою дочь, свою нареченную.
      На этот раз такая странная мысль ничуть его не смутила.
      XXIII
      ГЛУБОКИЕ РАНЫ
      "Трус, трус, трус", - выбивали по песку пустыни копыта Тьеша. Перкар так сильно закусил губу, что в конце концов почувствовал вкус крови.
      "Куда мы направляемся?" - спросил Харка.
      - Отобрать нечто, что у меня украли. И убить вора.
      "Это загадка, а не ответ".
      - Ты - мой меч. Я вовсе не обязан отвечать на твои вопросы.
      "Ты только что в течение пяти дней спал на пороге дамакуты смерти. Что бы ты ни собрался делать, тебе следует подождать, пока у тебя не прояснится в голове".
      - Не думаю, чтобы у меня особенно прояснилось в голове, - прорычал Перкар. - И вообще, хватит с меня. Я просто хочу жить дома, вместе с отцом и матерью, ухаживать за скотом. Почему все беды свалились на меня? Что я такого сделал?
      "Пролил кровь в поток, где живет твоя богиня. Дал клятву. Убил Эшару, мою хранительницу. Предал Капаку и свой народ..."
      - Хватит, хватит, - воскликнул Перкар. Слезы текли по его лицу. - Я знаю все это. Я только хочу сказать... - Он ударил Тьеша пятками, и конь, рванувшись вперед, споткнулся и едва не упал. Перкар с трудом удержался в седле.
      "Полегче, - остерег Перкара Харка. - Я могу помочь видеть в темноте тебе, но не твоему коню".
      - Так у нее было имя? - выдохнул Перкар.
      "Конечно, у нее было имя".
      - И оно тебе известно?
      "Она была моей хранительницей".
      - Ты никогда мне этого не говорил.
      "Ты никогда не хотел этого знать. Не хочешь и сейчас".
      - Верно, - с яростью прошептал Перкар. - Не хочу. Никогда ничего не говори мне о ней.
      Перкар неохотно пустил Тьеша шагом; скакать рысью, по крайней мере пока они не доберутся до более открытой и ровной местности, было нельзя. Теперь уже недолго. Небо на востоке начало розоветь, значит, скоро Тьеш сможет видеть.
      "Куда мы направляемся?"
      Перкар постарался взять себя в руки, прежде чем решился ответить.
      - Я, можно сказать, на гребне горы, - наконец сказал он. - Если я упаду на одну сторону, я превращусь в животное, которое прячется от солнца и всего боится. Мне нужно упасть на другую сторону.
      "Куда ты упадешь, если упадешь на другую сторону?"
      - Этого я не знаю. Но если я позволю страху овладеть мной, то не буду годиться ни для чего.
      "Ну так куда же мы направляемся?"
      - Меня пугает смерть. Те люди, что так напугали меня и нанесли мне поражение, преследуют нас. Если я одержу победу над ними, я одержу победу над своим страхом.
      "Сомневаюсь. Многие из тех, кому я служил, думали, будто, убивая, они победят смерть. Как будто смерть в благодарность за щедрые жертвы не проглотит их самих!"
      - Я не говорил, что надеюсь победить смерть, - только страх перед ней.
      "Это неразумное решение. Уж ты-то должен это понимать: такую же ошибку ты совершил, когда вступил в бой с Охотницей. Ты накапливаешь в сердце вину, а потом пытаешься расплатиться своей жизнью. Но я не даю тебе погибнуть, и все начинается сначала. К тому же не забывай: когда человек умирает, не расплатившись с долгами, их приходится платить его семье".
      - Замолчи!
      "Это неразумно".
      - Послушай, - рявкнул Перкар, - теперь ведь все не так. Во-первых, мои противники - не Охотница и не армия богов. Это всего лишь пятеро смертных, не более того, а мы с тобой побеждали и вдвое большее число. Нам еще далеко до горы, и мы не можем проделать весь этот путь, убегая от преследователей. У нас слишком мало лошадей, чтобы все время их заметно опережать. Лучше разделаться с врагами сейчас, чем ждать, пока как-нибудь ночью они нападут на нас.
      "Ну конечно: если ты погибнешь, осуществляя эту затею, ты погибнешь как герой, и никто не станет винить тебя, за то, что гораздо более крупные проблемы, которые ты же и создал, остаются неразрешенными".
      Перкар ничего не ответил мечу; он вообще перестал обращать внимание на предостережения Харки, пока тот - злорадно, как показалось юноше, - не сказал:
      - Смотри, вон там.
      Без помощи Харки Перкар мог и не заметить менгов: они разбили лагерь в сухом русле ручья, скрытом порослью тополей. Теперь, однако, он видел, как двигаются кони и люди. Возможно, они уже услышали его приближение, да Перкар и не собирался подкрадываться. Если он помедлит, если позволит себе заколебаться, все пропало. Ужас трепыхался у него в груди, как черная летучая мышь с острыми когтями, и на мгновение Перкар почувствовал себя парализованным. Тем не менее ему удалось выхватить Харку.
      "Я сейчас погибну", - внезапно понял юноша.
      - Нет! - завопил Перкар и поскакал вниз по руслу ручья; было еще довольно темно, хотя рассвет быстро разгорался. Мимо просвистела стрела, потом другая, и руки Перкара заболели от желания натянуть поводья, развернуть Тьеша и ускакать. Но стрелы пролетели далеко в стороне, и крик Перкара превратился в боевой клич, который по крайней мере казался полным отваги.
      "Там что-то не так", - предупредил его Харка.
      Перкар тоже это почувствовал. У костра лежали пятеро менгов, но только один из них шевелился. Этот единственный был Чуузек; он тяжело опирался о ствол дерева, неуклюже подняв лук. Перкар соскочил с коня и кинулся на воина, разбрызгивая воду, кое-где скопившуюся в русле. Он подозревал, что большая часть людей у костра, которых он видит, всего лишь прикрытые одеждой мешки, а остальные менги ждут его в засаде.
      Чуузек выстрелил еще раз и снова промахнулся. Он еле успел вытащить меч, чтобы отразить нападение Перкара; защищался он слабо: его клинок оказался отброшен в сторону, и Харка погрузился в живот воина. Перкар вытащил из раны окровавленный меч и быстро отскочил.
      - Это тебе за нашу игру в пятнашки, - прорычал он.
      - Будь ты проклят, - выдохнул Чуузек. Его колени подогнулись, но он, как ни странно, не упал. Казалось, менг стоит на цыпочках, закинув одну руку за ветку тополя. Перкар оглянулся, высматривая остальных воинов.
      "Других нет", - заверил его Харка.
      - Что?
      "Он был один. Единственная угроза для тебя".
      Чуузек пытался сказать что-то еще. Меч выпал из его руки, и менг пытался дотянуться до него, однако словно какой-то невидимый барьер не позволял ему это сделать. Только теперь Перкар с изумлением заметил, что Чуузек привязан к дереву. Юноша разглядел удерживающие того веревки.
      Разглядел он и многочисленные раны - кроме той, которую он сам нанес только что. Раны были неумело перевязаны, но пропитавшая повязки кровь казалась свежей.
      - Чуузек! Что тут произошло? - спросил Перкар и потянулся, чтобы разрезать веревки.
      - Нет! - прокричал раненый. Он чуть не плакал. Кровь из нанесенной Перкаром раны образовала на песке лужицу - самую большую из нескольких, уже собравшихся там. - Нет... Я заслужил право умереть стоя. Я заслужил это!
      - Что случилось? - повторил Перкар. - Все остальные погибли?
      - Все погибли, все, кроме меня. Я знал, что ты явишься. А теперь убирайся, дай мне умереть среди моих родичей. Тебе, шез, нечего тут делать.
      - Почему ты так меня называешь?
      - Ты - наше проклятие, - прошептал Чуузек. - Из-за тебя мы все обречены.
      - Кто тебе это сказал? Тот гаан, о котором я слышал?
      - Пить... Дай мне глоток воды, и я тебе расскажу.
      Перкар нашел рядом с почти погасшим костром, в который явно уже несколько часов не подбрасывали дров, мех с водой и протянул его умирающему.
      Харка успел его предупредить, но Перкар отскочил недостаточно быстро. Нож Чуузека, холодный, как сосулька, вонзился ему в бок. Перкар услышал, как лезвие заскрежетало по ребрам, втянул в себя воздух и упал на песок, вцепившись рукой в стальной клинок. Юноша, несмотря на ужасную боль, выдернул нож из раны и остался лежать, тяжело дыша.
      "Мы оба еще слабы - ты и я - извинился Харка. - Я должен был раньше заметить опасность".
      Скоро рана перестала кровоточить, хотя все еще болела.
      - Чуузек... - Перкар перекатился на бок, чтобы видеть менга. Глаза Чуузека уже остекленели. Кинжал, покрытый кровью Перкара, выпал из его руки и вонзился в песок.
      "Я его убил", - мрачно подумал Перкар.
      Ему едва удалось подняться на дрожащие ноги, когда он Услышал стук копыт. Перкар потянулся за Харкой, лежащим там, где он его выронил в момент ранения.