XIII

Королевский дворец, Таркад-Сити

Таркад, Округ Донегал

Лиранское Содружество

10:00 часов по местному времени

3 октября 3057 года

Лори все больше и больше чувствовала, как над головой мужа сгущаются тучи. Меньше всего ее беспокоили слухи и сплетни, которыми обросло официальное расследование. Тревога рождалась в глубине сердца, там же и крепла, набиралась сил, не давала покоя ни во сне, ни наяву. Что-то вокруг было не так — это она ясно осознавала. С мужем тоже творилось что-то странное — и в этом она не обманывалась. Нельзя прожить с человеком тридцать пять лет и не ощущать, в каком он находится состоянии.

Прежде всего ее очень заботило подавленное состояние, в котором тот находился весь долгий путь с Гленгарри до Таркада. Лори испробовала все средства, которые были в ее распоряжении, чтобы вывести его из депрессии, однако результат оказался плачевным. Грейсон все глубже погружался в свои мысли, а о чем он думал, было ясно без слов. Даром, что ли, то и дело поглядывал на свою искусственную руку. Далее, за весь перелет они почти не разговаривали — так, обменивались короткими фразами по пустячным поводам. Это в тот момент, когда он так сильно страдал душой. Прекрасная выдержка не всегда хороша — иной раз бывает лучше облегчить боль признанием, долгим разговором. В последнее время он даже позволил себе несколько раз нагрубить ей. Так, чуть-чуть, причем он тут же извинился, однако раньше за ним такого не наблюдалось.

Последние две ночи — уже на Таркаде — оказались самыми трудными. Лори душой чувствовала, что он пришел к какому-то решению. Длительная депрессия вылилась во что-то совершенно непредсказуемое. Это что, следующая стадия его выздоровления? Или все дело в визите странного подполковника из армии Лирсода? Тот явился два дня назад, поздно вечером. Извинился «за столь поздний визит» — у них здесь трудно понять, что значит «поздно», а что значит «рано» — и пригласил Грейсона на прогулку. Вчера он тоже появился, был более настойчив — заявил, что нуждается в уточнении некоторых подробностей, это, мол, необходимо сделать до начала официального слушания. Затем попросил майора Маккола сопровождать их.

Уже после первой прогулки Грейсон… стал сам не свой. Словно его энергией зарядили. Взгляд стал цепок, придирчив. После второго визита он, казалось, окончательно избавился от хандры. Стал весел, улыбчив, к нему вернулось чувство юмора. Казалось, можно только радоваться, однако Лори, глядя на веселящегося мужа, испытывала только страх.

Одним из самых нелепых мифов нового времени было считающееся само собой разумеющимся утверждение, что всякий пилот боевых роботов, пострадавший в бою и ставший инвалидом, в случае замены части его тела каким-нибудь искусственным органом постепенно сам становится машиной, бесчувственной и безжалостной. Говорили, что в таких случаях в его сознании начинают превалировать рациональные, вероятностные в математическом смысле мотивы и всякие «чувства» становятся для него шелухой. Ничего глупее выдумать было невозможно! Вероятно, кто-то из пострадавших пилотов попытался спрятаться за подобной маской, но таких были считанные единицы. Другие же испытывали страшные душевные муки от сознания своей неполноценности.

Если судить по Грейсону, то после ранения он, пожалуй, стал куда более эмоционален, чем раньше. К несчастью, эти переживания происходили по невеселому поводу, депрессия всегда вела к разрушению личности.

Случалось, безысходность пожирала последние остатки здравого смысла. Это было что-то похожее на раковую опухоль… Насколько Лори знала, Грейсон всегда был человеком, обращенным в себя, однако ранее подобная тяга к самоуглублению уравновешивалась тягой к любимой работе, громадным количеством забот, которые сыпались на него как из рога изобилия.

Сначала к его состоянию, в которое он впал после излечения, относились вполне терпимо — конечно, непросто для здорового мужика в расцвете сил почувствовать, что и рука у тебя не своя, что стал глух на одно ухо и реакция не та, что раньше. Однако со временем у Грейсона вдруг начали случаться вспышки гнева, то его в слезы бросит, то вдруг нападет истерика. Однажды на борту «Orion’а» им вдруг овладел беспричинный смех — он ржал как конь. Долго, взахлеб, хватался за живот… Такого с ним никогда раньше не случалось. Хорошо, что они были одни в каюте, и Лори с ужасом ждала, когда же кончится это безумие. Он хохотал более пятнадцати минут. Это было слишком даже для нее, однако она выдержала.

Как, впрочем, выдерживала и вспышки гнева. Однажды он пришел в такую ярость, что принялся изо всех сил стучать кулаками по переборке. Она и это стерпела, все время пыталась найти способ привести его в чувство, вернуть прежнего, энергичного, бодрого Карлайла. Пока ничего не удавалось. А тут на тебе! Явился какой-то громила-офицеришка, поговорил с мужем, и тот сразу расцвел.

В тот момент ее буквально сразила мысль: была ли она вообще, эта депрессия? Неужели Грейсон вел себя подобным образом, исходя из каких-то неведомых ей целей? Теперь здесь, на Таркаде, добился своего — и обрел прежнюю бодрость духа. Это уже было запредельно!.. Элен Джемисон, его лечащий врач, предупреждала Лори, что в поведении мужа возможны кое-какие странности, но не до такой же степени! Врач предупредила, что в первое время после пробуждения ото сна полковник будет старательно искать свою левую руку, которую приходилось выключать на ночь, чтобы не подсели батарейки. Да, подобные анекдоты с Карлайлом случались, но чтобы пятнадцать минут хохотать до упаду или изо всех сил колотить кулаками по стене — об этом Элен ни словом не упомянула.

Нельзя сказать, что он разлюбил ее. После выхода из лазарета в первые дни Грейсон был очень страстен, буквально ненасытен — женщину здесь обмануть очень трудно. Муж, безусловно, испытывал к ней сильную страсть.

Спустя месяц он немного утихомирился, начал как-то отдаляться от нее. Этому тоже было разумное объяснение — Элен Джемисон предупреждала ее, что мужчины по этой части куда более чувствительны, чем женщины-пилоты. В медицинской науке описаны подобные случаи, объединенные под общим названием «синдром переноса». Многие мужчины-водители на бессознательном уровне переносят часть своего "я" на машину. Словно робот является неким расширением его тела и личности. В некоторых историях болезни зафиксированы сны и причудливые фантазии, в которых пилот ощущает себя существом десятиметрового роста, обладающим гигантской силой, вооруженным с ног до головы, против него не может устоять никакой соперник. Выходя из рубки боевого робота, подобные типы чувствуют себя… уязвимыми, лишенными покрова, слабыми…

Однако Лори была уверена, что ее Грейсон подобным синдромом не страдает. Он был достаточно силен и уверен в себе, чтобы быть спокойным и за пределами боевой машины. Ему всегда хватало разума — при всей любви к этим безгласным, удивительным металлическим уродцам — видеть в них средство, но не цель жизни. Его целью был Легион, его безопасность и способность выжить. Даже скорее коллектив, спаянный этими машинами в нечто грозное, способное постоять за себя. Он никогда не верил в торжество одиночек, которые заполонили экраны тридивизоров. Этакие ухватистые, ухмыляющиеся по поводу и без повода супермены вызывали у него отвращение. В современной войне — явной и тайной — каждый участник не более чем солдат. Конечно, от него много зависит, но только тогда, когда он ощущает себя в строю. В противном случае ему долго не протянуть.

Так что с причинами, ввергшими Грейсона в состояние кризиса, все было ясно. Теперь этот внезапный поворот в его психологическом настрое, который случился после собеседования с неизвестным хлыщеватым подполковником.

На следующее утро — в этот день полковник Карлайл, барон Гленгарри, с супругой должны были предстать перед судом — Лори напрямую спросила мужа:

— Грейсон, скажи, что с тобой творится?

Карлайл расположился в противоположном углу спальни у огромного, в полный рост зеркала, где прилаживал к мундиру награды, полученные за долгие годы службы. Муж отложил последний наградной знак, подпер голову тыльной стороной ладони и долгим взглядом посмотрел на темный экран тридивизора. Затем глянул в зеркало — здесь их взгляды встретились. Муж спокойно выдержал ее взгляд, потом не спеша приладил последний орден, поднялся, надел парадный мундир полковника Легиона Серой Смерти, одернул полы. Лори неслышно вздохнула — все-таки он был чертовски красив! Мундир серый, с черными вставками. Таким же был аксельбант. Вся грудь в орденах, полученных почти от всех правительств Внутренней сферы, — эти награды переливались словно радуга. Особенно поражали холодным, изумительно ярким посверкиванием вставленные в благородный металл бриллианты.

Лори протянула к нему руки:

— Черт побери. Грей, я жду ответа! Так дальше продолжаться не может, ты совсем отдалился от меня.

— Лори… — начал он. Затем неожиданно замолчал и отчаянно потряс головой. Она заметила слезы в его глазах. Наконец он справился с собой.

— Иногда, любимая, самое лучшее помолчать.

Больше он ничего не сказал.

Что могли означать его слова? Что не желает говорить?.. О чем он не желает говорить?..

Она сумела справиться с дрожью, которая пронзила ее в тот миг.

Все-таки она была служака, нервы у нее были крепкие, а вот с рассудком проблемы, укорила она себя. Муж, скорее всего, намекнул, что всякий их разговор здесь, в номере, прослушивается. Что здесь невероятного? Об этом ей следовало подумать с самого начала, ведь лейтенант привез их в специально приготовленные для гостей помещения.

— Нам действительно не стоит обсуждать здесь подобные вещи, — мягко, почти шепотом добавил Грейсон.

Лори отметила, что муж с особой деликатностью подбирает слова. Ей было известно, что подслушивающее устройство размером с ноготь способно улавливать человеческий голос на расстоянии сорока метров. Существовали особые шпионские камеры, которые могли воспроизводить речь, фиксируя движение губ. В ходу были устройства, на расстоянии определяющие температуру человеческого тела, с помощью подобных данных можно было в какой-то степени судить, сказал ли подслушиваемый правду или нет. Размер подобных «жучков» не превышал фалангу ее большого пальца.

— Все, что я могу сказать, это только то, что все будет хорошо.

Лори обвела комнату взглядом. Ощущение, что за ней подглядывают, подслушивают, вызвало гнев. Она словно почувствовала себя раздетой — это было отвратительно. Камеры могли быть напиханы в каждом углу — выходит, они передавали все, чем они тут занимались. Где-то в недрах этого чудовищного города операторы детально анализировали каждый их вздох, каждый взгляд, каждый вскрик, которыми они обменивались.

В этом месте вряд ли дотошно соблюдают права постояльцев на частную жизнь. Здесь все направлено на то, чтобы проникнуть в чужие секреты.

Скорее всего, именно поэтому Грейсон не желает вести здесь серьезных разговоров. Свидетели объяснений ему ни к чему, тем более такие, перед которыми поставлена задача, невзирая ни на что, собрать против него компрометирующий материал.

Полковник взглянул на часы, надетые на левое запястье.

— Нам лучше уйти, — сказал он, — если ты не хочешь, чтобы за нами прислали каких-нибудь головорезов, которые силком выволокут нас отсюда.

Как только Лори подошла к нему, он обнял ее и шепнул:

— Не беспокойся, любимая. Доверься мне…

Два часа спустя полковник Карлайл и его жена сидели в отделанном деревянными панелями отсеке, расположенном слева от длинного, с прекрасной резьбой стола, за которым занял свои места третейский суд. Перед главным столом находился небольшой столик, на котором могли быть разложены вещественные доказательства. Это слушание, правда, должно было быть проведено только на основании свидетельских показаний. Что в данном случае можно было представить в качестве материальных улик предательства или отсутствия такового? За спинами судей возвышалась стена, которой в общем-то полагалось быть белой, но за долгий срок краска выцвела и приобрела какой-то неуловимый, очень характерный для судов сероватый оттенок. Здесь был вывешен символ военного правосудия — римский крест, образованный лезвием меча и его ножнами. Лори напомнила себе, что третейское расследование по военным делам редко совершается с той же тщательностью в выполнении многочисленных формальностей, какая обязательна во время заседаний по гражданским делам. Решения, которые здесь выносились, не касались вопроса — виновен ли подсудимый или нет. Третейская комиссия всего лишь устанавливала факты — был ли нарушен приказ или нет, был ли он выполнен в полной мере, и если нет, то почему.

Здесь разбирались дела о дисциплинарных нарушениях и о целесообразности того или иного решения. В подобных разбирательствах главным доводом служил прецедент — такова была специфика военного судопроизводства. Действительно, как можно судить в законном порядке полководца, который, вопреки приказанию вышестоящего командира, проявил инициативу, поступил по-своему и в результате выиграл сражение? Конечно, установление фактов и принятие решения исключительно по факту имело огромное значение для судьбы обвиняемого, и все-таки последнее слово оставалось за командованием. Нередки были случаи, когда обвиненного в нарушении какого-то пункта офицера награждали, несмотря на то что обвинение считалось доказанным. Воевать исключительно по приказам, в точности соблюдая инструкции, невозможно — их следовало иметь в виду, прикладывать все силы для выполнения, как того требовал устав, но при этом необходимо было сообразовывать свои действия с обстановкой.

Состав комиссии был смешанный — два офицера от Лиранского Содружества, два от Вооруженных сил Федерального Содружества.

Председательствующий в традиционной длиннополой мантии с капюшоном являлся регентом Ком-Стара. Причина, по которой в состав суда были введены представители и Федсода, и Лирсода, тоже была ясна — полковник Карлайл, атаковавший войсковое соединение Федеративного Содружества, служил Штайнерам. Первоначальный контракт был подписан именно с этим царствующим домом. Всем с самого начала было ясно, что процесс имеет сильный политический привкус, и, чтобы не увеличивать ажиотаж, в комиссию были поровну введены представители обоих государств. С первого взгляда было заметно, что отношение к процессу двух офицеров в серой форме, принадлежавших Дэвионовой стороне, и парочки офицеров в голубых мундирах было различным. Лори очень надеялась, что раскол прежнего государства сыграет на руку мужу и ей. Теперь события на Каледонии и Гленгарри волей-неволей будут рассматриваться с двух точек зрения. Как ни крути, а это предоставляет хорошие возможности для защиты.

Регент, как обычно, займет нейтральную позицию. Илеус Хорн являлся ответственным представителем Ком-Стара на Таркаде. Чин у него был достаточно высокий, положение тоже, авторитета Илеусу никогда было не занимать, так что в смысле подбора состава третейского суда — Лори была вынуждена признать этот факт — объективность была соблюдена в полной мере. Дело было непростое. Вопрос состоял в том, было ли допущено нарушение контракта, и если да, то какие к этому были основания. Хорн с самого начала был в курсе дела. Слушания он открыл напоминанием всем присутствующим, что это заседание не является формальным судебным расследованием по всем обстоятельствам совершенного действия и решение, принятое сегодня, не является окончательным. Вердикт, вынесенный по этому делу, является основанием для правоохранительных органов Лиранского Содружества в случае необходимости продолжить расследование.

— Если необходимость наказания в какой-либо форме подтвердится, — добавил регент, — в этом случае дело должно быть передано в суд соответствующей инстанции Лиранского Содружества, чтобы там смогли со всем вниманием рассмотреть представленные доказательства и вынести окончательный приговор.

— Господин председатель, — подал голос один из офицеров, представлявших Федеративное Содружество, — я бы хотел получить гарантии, что Федеративное Содружество, которое в настоящем деле выступает потерпевшей стороной, будет иметь возможность и в дальнейшем участвовать в отправлении правосудия. Как иначе отнесутся граждане нашего государства, которые вопиют о справедливости…

— Это заседание, — резко прервал его Хорн, — не место для политических дебатов. Ваше замечание, полковник Дилон, зафиксировано. И отвергнуто…

Как только офицер-мужчина в форме ВСЛС повернул голову к полковнику Дилону, Лори сразу узнала в нем подполковника Вилли Шуберта. Это он в течение двух вечеров беседовал с ее мужем, и теперь она обратила внимание, что при появлении состава суда Шуберт и Грейсон обменялись короткими взглядами.

Огромный зал, в котором проводилось слушание, был пуст, и все равно позади многочисленных рядов, придававших помещению сходство с кафедральным собором, у высоких входных дверей стояли два гвардейца из охраны царствующего дома Штайнеров. Рядом со скамьей подсудимых находилась застекленная будка, в которой сидел оператор, обеспечивающий протокольную запись заседания. Вследствие того, что это было неофициальное судебное расследование, в зале не было адвокатов. Грейсон и Лори должны были сами защищать себя, в то время как третейская комиссия выступала в роли судей, обвинения и жюри присяжных одновременно.

— Отличный способ удешевить дорогостоящее судопроизводство, — шепнула Лори мужу после того, как он от своего имени и имени своего начальника штаба ответил, что согласен, что подобное судебное расследование должно иметь место. Согласился он и с порядком рассмотрения инцидента.

— У меня складывается мнение, — в том же тоне ответил Грейсон, — что их менее всего интересует правосудие. Их заботит, как бы спрятать концы и подобрать понаряднее упаковку.

— Полковник Грейсон Дит Карлайл, — обратился Хорн к наемникам с места, — подполковник Лори Кармал-Карлайл, встаньте, пожалуйста.

Когда они поднялись, Хорн прежним невыразительным голосом озвучил обвинительное заключение:

— Полковник Грейсон Дит Карлайл, по первому пункту вы обвиняетесь в нарушении заключенного по всем правилам и обязывающего вас соблюдать все условия контракта между Легионом Серой Смерти и царствующим домом Штайнеров. По еще пяти пунктам — в незаконном вооруженном нападении на исполняющие свой долг войска Федеративного Содружества. По еще одному пункту — в измене государству Федеративного Содружества, с которым вы в то время были связаны договорными отношениями.

Измена?..