- Закрой глаза, красавица. Яна повиновалась. Рука была неожиданно прохладная, пахло чем-то сладко-дурманящим. Яна вдруг почувствовала, что страшно устала и, как ей показалось, на мгновенье провалилась в сон и тут же открыла глаза, с удивлением обнаружив, что сжимает в пальцах фломастер. - Вот и вспомнила, - улыбнулась дама, сверкнув золотым зубом. - Что вспомнила? - Что написала, то и вспомнила. На обратной стороне Дарёновского рисунка было старательным детским почерком выведено: ДИГИД - Что это значит? - Сама написала, а спрашивает. Вон сокол наш ясный зна-ает... Дарёнов молча уставился на листок, вид его оставлял желать лучшего. Что происходит? Что она такое написала? ДИ-ГИД... Чушь какая-то. Да и она ли? Может, они её разыгрывают? - Скучно с вами, господа, - сказала дама, - пойду-ка напьюсь. - Может, всё-таки скажете? - Яна дёрнула за рукав Дарёнова, который будто заснул. Он замотал головой. - Этого никто не мог знать, кроме меня. Почему вы это написали? Да что "это"? Подошла Регина и сказала, что скандинав собирается уходить и ждёт окончательного разговора. Она говорила, а сама поглядывала на Яну с недоуменной тревогой: - Что происходит? Та ответила таким же взглядом. Если бы она знала! Знала бы, почему уже битый час сидит в незнакомой прокуренной комнате с раскрытым на коленях альбомом Дега, с прикрывшим танцовщицу рисунком девушки в профиль, с деревянной лошадкой и таинственным словом ДИГИД. С Дарёновым, с его загадочным сходством с кем-то таинственно и напрочь забытым, с их обоюдным неожиданным умопомрачением, заставляющим вот так глупо, забыв все приличия, сидеть напротив друг друга, всё больше увязая в непроходимых лабиринтах безответной памяти. - Так что ему передать? - Чтоб шёл на... - Дарёнов выругался. Регина предпочла не услышать. - Ладно, скажу, что сейчас будешь... Она исчезла. Подошёл Радик справиться, не собирается ли Яна отчаливать. Дарёнов и его послал, но Радик продолжал стоять над ними, покачиваясь и пьяно улыбаясь. - Ста-ри-ик... - Да отцепитесь вы все! - Дарёнов в ярости вскочил и выдернул Иоанну из кресла. Рисунок она успела подхватить, импрессионисты же грохнулись на пол. - Да вы что? - Надо разобраться, - надтреснутый его голос прозвучал почти панически, и Яна подумала, что женщины, видимо, воспринимают всякого рода мистику гораздо спокойнее. Она уже вспомнила. И девушку из прошлого с конским хвостом, перехваченным на макушке Люськиным пластмассовым кольцом, и деревянную лошадку в пустом вагоне, с бубенчиками и светлой гривой, хозяин которой пошел в тамбур покурить. И многовагонную гусеницу летящей к Москве электрички, прогрызающую ночь... Инвалид с лошадкой сойдёт, когда в вагоне никого не было, и на этой же остановке сядут другие... Дарёнов не мог её тогда видеть! Рисунок был чудом, как и всё, происходящее с ними. Яна это поняла и вместила в отличие от Дарёнова, который был в панике. Лишь спустя много лет Иоанна узнает, что означало таинственное ДИГИД, которое она нацарапала, усыплённая цыганистой дамой.
      ПРЕДДВЕРИЕ
      Свидетельство сына Михаила Шолохова: "Отложив в сторону газету, где был помещён какой-то очередной материал, бичующий "культ личности", отец задумчиво заговорил: - Помню, в одну из встреч с ним, когда деловая беседа уже закончилась и перед прощанием пошли короткие вопросы-ответы о том о сём, я под разговор возьми и спроси, зачем, дескать, вы, Иосиф Виссарионович, позволяете так безмерно себя превозносить? Славословия, портреты, памятники без числа, и где попадя? Ну, что-то там ещё ляпнул об услужливых дураках... Он посмотрел на меня с таким незлобивым прищуром, с хитроватой такой усмешечкой: "Что поделаешь? / Отец неумело попытался изобразить грузинский акцент/ - Людям нужна башка". Меня подвёл этот его акцент, послышалось "башка", голова то есть... Потом уже, когда из кабинета вышел, понял "божка", божок людям нужен. То есть дал понять, что он и сам, дескать, лишь терпит этот культ. Чем бы, мол, дитя не тешилось... И ведь я этому поверил. Да, признаться, и сейчас верю. Уж очень убедительно это им было сказано". "Отец вообще не выносил вида толпы, рукоплескающей ему и орущей "ура", - у него перекашивалось лицо от раздражения". /Светлана Аллилуева/ "Мне всегда было ужасно стыдно даже от скромных "ликований" у нас в Москве, в Большом театре или на банкетах в честь семидесятилетия отца. Мне становилось страшно, что сейчас отец скажет что-нибудь такое, что сразу всех охладит, - я видела, как его передёргивает от раздражения. "Разинут рот и орут, как болваны!.." - говорил он со злостью. Может быть, он угадывал лицемерность этого ликования? Он был поразительно чуток к лицемерию, перед ним невозможно было лгать..." "...В углу стояла железная кровать, ширма, в комнате было полно старух все в чёрном, как полагается в Грузии. На кровати сидела старая женщина. Нас подвели к ней, она порывисто нас всех обнимала худыми, узловатыми руками, целовала и говорила что-то по-грузински... Понимал один Яша, и отвечал ей, - а мы стояли молча. Мы скоро ушли и больше не ходили во "дворец", - и я всё удивлялась, почему бабушка так плохо живёт? Такую страшную чёрную железную кровать я видела вообще впервые в жизни. У бабушки были свои принципы, - принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжёлую, честную и достойную жизнь. Её твёрдость, упрямство, ее строгость к себе, её пуританская мораль, её суровый мужественный характер, - всё это перешло к отцу". "У неё было много детей, но все умерли в раннем детстве, - только отец мой выжил. Она была очень набожна и мечтала о том, чтобы её сын стал священником. Она осталась религиозной до последних своих дней и, когда отец навестил её, незадолго до её смерти, сказала ему: "А жаль, что ты так и не стал священником"... Он повторял эти её слова с восхищением; ему нравилось её пренебрежение к тому, чего он достиг - к земной славе, суете... Но он был плохим, невнимательным сыном, как и отцом, и мужем... Всё его существо целиком было посвящено другому, - политике, борьбе, - поэтому чужие люди всегда были для него важнее и значительнее близких". С. Аллилуева.
      * * *
      "Власть есть аппарат, в который надо проникать, который надо сближать, через который надо действовать. Одно только не сказано: аппаратом КАКОГО КЛАССА является данная власть? Между тем только с этого вопроса и начинается марксизм ... Сталин усвоил в примитивном виде только ленинскую концепцию централизованного аппарата. Когда он овладел этим аппаратом, теоретические предпосылки оказались для него по существу безразличными..." /Лев Троцкий/ "Наша марксистская партия при отсутствии мировой революции держится на честном слове". /Зиновьев/ "...собственное его возвышение кажется ему, не может не представляться результатом не только собственных упорных усилий, но и какого-то странного случая, почти исторической лотереи... Та лёгкость, с какой он справился со своими противниками, могла в течение известного короткого периода создать у него преувеличенное представление о собственной силе, но в конце концов должна была при встрече с новыми затруднениями казаться ему необъяснимой и загадочной". /Троцкий/ "Сталин не умён в подлинном смысле слова. Все низшие стороны интеллекта /хитрость, выдержка, осторожность, способность играть на худших сторонах человеческой души/ развиты в нём чудовищно. Чтобы создать такой аппарат, нужно было знание человека и его потайных пружин, знание не универсальное, а особое знание человека с худших сторон и умение играть на этих худших сторонах... Сталин умеет неизмеримо лучше использовать дурные стороны людей, чем их творческие качества. Он циник и апеллирует к цинизму. Он может быть назван самым великим деморализатором в истории". /Троцкий/ "Великие люди всегда больше того, что они совершили. О Сталине этого ни в коем случае сказать нельзя. Если его оторвать от его дела, то от него не останется ничего... Там же, где речь идет о больших исторических задачах, отражавших движение классов, он оставался особенно нечуток, безразличен..." "Перспективе "перманентной революции" бюрократия противопоставила перспективу личного благополучия и комфорта. В Кремле и за стенами Кремля шла серия секретных банкетов. Политическая цель их была сплотить против меня "старую гвардию". "Через систему сообщающихся сосудов я знал в последние годы моей московской жизни, что у Сталина есть особый архив, в котором собраны документы, улики, порочащие слухи против всех без исключения видных советских деятелей". /Троцкий/ А в те же дни на расстояньи За древней каменной стеной Живёт не человек - деянье: Поступок ростом с шар земной.
      Судьба дала ему уделом Предшествующего пробел. Он - то, что снилось самым смелым, Но до него никто не смел.
      /Борис Пастернак/
      СЛОВО АХА О СЛОВЕ:
      Провозглашая "соцреализм", Иосиф полагал, что если мы будем просто кричать о злобе, убогости и бессмыслице мира, толку не будет. Он призывал работников культуры словом, музыкой, красками, идеями строить проект Нового Мира. Светлого Царствия, которое вначале "внутри нас есть", ибо "Вначале было Слово". Надо показать народу, как достойно и прекрасно можно жить, и тогда будем строить светлое будущее вместе Вы - инженеры, они строители. Седьмой день творения, когда Господь "почил от трудов", отдан человеку для творчества и созидания на земле. И прежде всего - формированию человеческих душ "по образу, подобию и Замыслу". "Нельзя одновременно служить Богу и Мамоне". Иосиф избавил от служения Мамоне вверенный ему народ, воздвиг крепость посреди Вампирии и нанял "инженеров человеческих душ" для строительства Антивампирии. Кого нанял, кого запугал и заставил работать на Дело, ибо мало было "избранных", служителей "Царству Свободы" по велению сердца. Да и времени у Иосифа оставалось мало. Теперь он знал рано или поздно все они предадут Дело, пустят в крепость золотого тельца, который окажется конём троянским... Променяют первородство на чечевичную похлёбку. Конечно, он поверил в Российский Апокалипсис с украденной тобой, сын тьмы. Страницы Истории. Ибо ещё с семинарии наизусть знал Писание, знал, что в каждом сидит потенциальный оборотень первородного греха. Со времён Каина и Авеля, Иуды, толпы, то орущей "Осанна!", то "Распни его!.." Но он знал, что есть и Свет, есть "Образ и Подобие", есть записанный в сердце Закон... Он видел, какие чудеса творит народ его, и поклялся своему Богу сохранить вверенное ему стадо до самого часа смертного. Сберечь души для Дома Отца, куда не войдут "ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники". Ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, НИ ХИЩНИКИ - Царства Божия не наследуют. Он должен успеть вывести свой народ из пустыни, пока не пробило полночь и охранники его не обернулись волками, а писатели его - шакалами на пиру волков... Но "других писателей" у него не было... И он напряжённо вглядывался в их глаза, в души, стараясь разглядеть внутри то самое "пятно", о котором проболтался ваучёртик со Страницы Истории. - С ксерокса, - поправил АГ. - Пусть ксерокса. Только не думай, что я делаю из Иосифа святого - он попускал разрушать храмы, гонения на священников, и ответит за это на Суде... Но одно могу сказать с достоверностью - он боролся не с Богом, а с "реакционным духовенством", как он выражался. С "религиозными предрассудками". "Партия не может быть нейтральной в отношении религиозных предрассудков, и она будет вести пропаганду против этих предрассудков, потому что это есть одно из главных средств подорвать влияние реакционного духовенства, поддерживающего эксплуататорские классы и проповедующего повиновение этим классам". Когда Церковь стала соответствовать его представлению о Замысле, по которому: "кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою... Так как Сын Человеческий не для того пришёл, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих". /Мф. 20,26,28/ -Иосиф совершенно изменил к ней отношение, не так ли? - Я бы взглянул на проблему слова ещё вот в каком аспекте: Пушкин, к примеру, написал в свое время "Гавриилиаду". Трагическая шалость молодости. Затем покаялся, отрёкся, слезы лил... Упоминать об этой, с позволения сказать, "поэме" означало стать злейшим врагом Александра Сергеевича. Личный свой грех Александр изгладил, исповедал, простилось ему. Но ведь сколько душ последующих поколений соблазнилось этой злосчастной "Гавриилиадой". Вслух читали, богохульничали... Ну ладно, в православной царской России цензура была на высоте, стали "Гавриилиаду" забывать помаленьку. Ну и у Иосифа с безобразиями такого рода было глухо. Никаких Барковых, "Лолит", Арцыбашевых. Короче, никакой "демократии"... Но думается, что будут благодарны на Суде товарищу Сталину товарищи Пушкин, Барков и Набоков. Сколько душ уберёг товарищ Сталин от соблазна богохульства, не говоря уже о самих авторах, которые отвечают за злые свои всходы до конца истории... Ибо "горе тому, от кого исходят соблазны". Ну а теперь, при "демократах"? Тогда были сотни, ну тысячи экземпляров, а нынче сотни тысяч, плюс миллионы кино и телезрителей, плюс Интернет... Авторы давно покинули землю, а гнилое их слово продолжает служить твоему, АГ, хозяину, усугубляя их грех и пожирая новые жертвы. Вот что такое слово, помилуй их. Господи...
      * * *
      Господь учил нас разговаривать притчами. Один взял билет на поезд, но не поехал. Другой не взял, но поехал... Один в пустыне сказал: "Верю, впереди море", но не пошёл. Другой: "Не верю", но пошёл. И дошёл. Советская идеология шла от записанного в сердце Закона. Весь советский народ - товарищи-братья. Осуждались роскошь, корыстолюбие, безнравственность, национализм и другие формы идолопоклонства. Требования идеологии во многом совпадали с побуждениями совести, а религиозные убеждения, если их активно не пропагандировать, считались личным делом каждого. Народ - паства, партия - охрана, вождь - пастырь, интеллигенция посредник между народом и Небом. Удерживающий. Ибо, в который раз повторяю: "культура" - от слова "культ". Итак, да здравствует цензура, похвальное ей слово! Антитьма ещё не есть Свет, но она всё-таки лучше, чем тьма.
      * * *
      "Высший свет"... - слова-то какие! Призванный в своё время светить, освещать, просвещать народную тьму, а не РАЗВРАЩАТЬ. Раз-врат. Распахнутые ворота, куда может войти каждый враг и грабитель, охотник за душами. "Кому больше дано, с того больше спросится". Задача элиты - служение Делу Божию на земле, служить мостом между Небом и невоцерковлённым народом. Но элита, вместе с другими хищниками, не пасла народ, а стригла, резала и пожирала. Не только тела, но и души, заставляя "купленных дорогой ценой" детей Неба работать на свою похоть, а не на Замысел, развращая души, подобно князю Нехлюдову. Сеяли тлетворную разрушительную заразу неразумного безудержного хотения, ответную жажду крови и революций. Осуждённый всей передовой русской совестью "высший свет" и примкнувшие к нему сословия, Вампирия царей, дворян и обслуги. А также, к сожалению, определённой части духовенства, освящавшего чуждый Замыслу строй. Передовая часть общества стала называться интеллигенцией. Якобы ставка на разум, ибо родовитость себя не оправдала. В конце концов, всё смыла волна гнева Божия, революционный девятый вал. Скинув иго вампиров в лице так называемого "света", оказавшегося тьмой, народ попал в рабство уже собственной тьмы и бездуховности, стал не свободным, а "отвязанным", сорвавшимся с цепи зверем, и растерзал многих своих освободителей-безбожников, которые, имея отрицательную программу, не могли предложить ничего конкретно положительного. Но оставался вписанный в сердца Закон, вековые православные соборные традиции, народная память о некогда Святой Руси, на которую, сознательно или интуитивно сделал ставку Иосиф. Пастырь, ведомый высшей силой. И моя задача доказать - Божией, а не дьявольской. Он использовал змеиные приёмы, его добро было с кулаками, он выл с волками по-волчьи, но плоды несколько поколений советских людей - друживших, чисто любивших, защищавших Родину, строивших, кормивших голодного, воспитывавших детей в рамках заповедей, врачевавших бесплатно, - жатва Господня от этого дерева была обильной и, в основном, "доброй", несмотря на огромное количество невинных жертв... Хотя есть ли невиновные в этом едином по Замыслу человеческом Целом? "Инженеры человеческих душ" призваны были совершить внутреннюю революцию на основе православной этики - освобождение от рабства Мамоны /неразумного гиперболизированного хотения, нарушающего Замысел, звериных инстинктов, права сильного/. Утверждение нравственной чистоты, осуждение эгоизма, эгоцентризма, зазнайства, идолопоклонства... То есть власть фактически призывала интеллигенцию вершить дело Божье на земле, называя это построением Светлого Будущего, коммунизма. Борьба с вампирами, внутренними и внешними, строительство "крепости", ликвидация голода, неграмотности, богопротивных сфер бизнеса, обслуживавших некогда похоть правящих классов, общечеловеческий грех... Здоровье народа, физическое и моральное, спорт. Формирование новой идеологии на основе Замысла. А тем временем уже с первых шагов новой власти появились первые советские оборотни. Итак, советская интеллигенция являлась по замыслу Иосифа интеллектуально-творческой элитной частью населения, призванной охранять народ от "враждебной идеологии" окружающей Вампирии, чьи "свободы", по убеждению Иосифа, защищали несметные богатства и права Вавилонской апокалиптической блудницы. "Выйди от неё, народ Мой". Дар слова - величайший у Неба. "Я сказал: вы - боги и сыны Вышнего все вы"... "Твори, выдумывай, пробуй!". Твори новый мир - людей, обстоятельства, события, великое и малое, леса и города, хижины и дворцы... Новые миры сходят с твоего пера и волшебным образом живут своей, уже неподвластной тебе жизнью. Живут среди людей, влияя на их судьбы, преобразуя сознание целых поколений, поддерживая, укрепляя идущих, освещая им путь к Истине... Вот что такое слово - "полководец человечьей силы". "Марш, чтоб время сзади ядрами рвалось," - как написал Владимир Владимирович,.. В этой жизни умирать не ново. Сделать жизнь - значительно трудней. Творить людей, часто более реальных, чем мы, живые. Во всяком случае, бессмертных. Давно уже нет Александра Сергеевича, его эпохи, современников, два столетия прошло, а Германн до сих пор в каждом из нас жаждет узнать три карты. И в отчаянии и надежде ждёт его юная Лиза... И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый... И Бога глас ко мне воззвал: "Восстань, пророк, и виждь, в внемли, Исполнись волею Моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей". Это тоже бессмертно. Иосиф сделал противостояние Мамоне не личным подвигом каждого, а образом жизни страны. "Сделать жизнь значительно трудней"... Они, к сожалению, перерождались или стрелялись... Александр Сергеевич как никто понимал, особенно к концу жизни, эту страшную смертельную схватку Света с тьмой, добра со злом, являющуюся главным содержанием истории. И высокую миссию обладающего даром слова, из-под пера которого выходят порой не только "звуки сладкие", нет, стрелы огненные, пушечные ядра, ракеты иных миров, способные нести людям жизнь или смерть, творящие своё губительное или благое действо в течение многих веков после выстрела. "Горе тем, от кого приходят соблазны"... И если исторический процесс - это многократно повторяемый цикл "посев-жатва", то позвольте вопрос к обладающим даром слова: "Что же вы сеете, господа?" Вопросик этот воистину становится обвинительным или оправдательным актом вселенского значения, ибо человеческая душа ценнее Творцу всей материи мира. А ты удерживаешь от пропасти или толкаешь в неё тысячи современников и потомков. И чем талантливее произведение, тем страшнее заблудиться в главном: на кого ты работаешь?
      БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
      1937г. Участие в работе Чрезвычайного 17 Всероссийского съезда Советов. Доклад на пленуме ЦК "О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистов и других двурушников". "Письмо "Об учебнике истории ВКПб". Обсуждение плана беспосадочного перелёта Москва - Северный полюс Соединённые Штаты Америки. Участие в совещании с работниками текстильной промышленности. Выдвигается по всей стране первым кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Участие в совещании руководящих работников и стахановцев металлургической промышленности.
      * * *
      Лишь спустя много лет Иоанна узнает, что означало таинственное ДИГИД, которое она нацарапала, усыплённая цыганистой дамой. Это был Ганин код, никому не известный пароль, своеобразная игра с самим собой. Так он себя ободрял, успокаивал, обличал в зависимости от ситуации, иронизировал. ДИГИД - таинственное слово, читающееся туда-сюда одинаково, могло означать бесконечно много. Дарёнов Игнатий Готов Идти Дальше. Дамы и Господин Игнатий Дарёнов. Дурно Играете, Господин Игнатий Дарёнов! Долги и Горести Игнатия Дарёнова. Дарёнов Игнатий - Гроза Известных Дураков. Дарёнов Игнатий - Гордец и Дубина. Ну и так далее. Обычно перед сном, или когда было особенно трудно, он играл с этим словом, составляя для себя очередной рецепт бытия. Знал о нём он и только он - одна из немногих истин, в которых он был уверен. В незримой стене, охраняющей внутреннее "Я" от прочего мира, не подвластной, казалось, никаким внешним стихиям и грабежу, где-то образовалась брешь! Бедный Ганя всё ещё пытался произвести расследование. Он выхватил у неё листок, в который уже косил осоловелые глаза Радик, и сунул в карман. - Стойте, куда вы меня тащите? - Будем танцевать. Может, оставят в покое... Танцы происходили в полутёмном холле необъятной тагеевской квартиры. Обстановка была богемной - свечи, пушистый ковер под ногами. - Сапоги ведено снимать, - предупредили их. Дамы и впрямь были в чулках. Уже ничему не удивляющаяся Иоанна послушно стянула сапоги под нетерпеливым взглядом Дарёнова, руки не слушались. Перспектива оказаться в его объятиях повергла её в смятение. Если это "то самое", да ещё возведённое в энную степень, тогда надо срочно бежать. С некоторых пор она, в отличие от большинства человечества, ненавидела это рабское состояние зависимости от другого, болезненную жажду сближения, всё более интимных прикосновений, от которых земля уходила из-под ног. Это сулящее невесть что предвкушение неизведанного напитка, а в результате традиционное пресыщение или ещё большая жажда. Выражаясь циничным карточным языком - или недобор, или перебор, но чтоб "очко" - никогда. Собственно говоря, - пришла к выводу Иоанна, - такова трагедия всех наших вожделений, всех мечтаний, начиная с тарелки пельменей и кончая самыми высокими устремлениями вдохновения и ума. Или ты ещё голоден, или уже объелся; едва достигнув цели, уже скучаешь и ищешь глазами другую цель. Мысль же, что удовольствие и смысл в самом процессе хотения, вызывала у Яны тоску. Во всём этом угадывался некий дьявольский обман, особенно в любовных делах, когда в момент, казалось бы, наивысшего единения, экстаза, вдруг низвергаешься в пропасть беспросветного одиночества. Изощрённый секс, своего рода эротическое гурманство, как и всякое гурманство, хоть и якобы продлевало "процесс", но если с великим трудом достал билет на Баха, вряд ли тебя удовлетворит кордебалет, пусть самого что ни на есть экстракласса. И добропорядочная семейная идиллия, дети, родовая необходимость, венчающие акт любви, вызывали у неё едва ли не больший протест, чем кордебалет вместо Баха. Собственно говоря, она ничего не имела против добропорядочной семьи или изощрённого секса, но эти два возможных венца любви /впрочем, иногда прекрасно уживающиеся/, не имели к любви никакого отношения. Результат ни в коей мере не соответствовал чаяниям, он просто был принципиально иным. Допустим, ловишь синюю птицу, а в руках оказывается курица, пусть жареная и вкусная. Или аист с ребёнком. Пройдут годы и, отбиваясь от комаров на балконе лужинской дачи, Иоанна услышит с нижней террасы кое-какие мысли, помогающие разгадать тайну любви. Но это потом. А пока Яна, утопая в синтетической траве ковра, с ужасом шагнула в нетерпеливо протянутые руки Дарёнова. Так, наверное, она бы шла в объятия питона. А он, похоже, думал только о своём ДИГИДе. Первое прикосновение, начало мучительной обманной игры, начало не знающей утоления жажды, сладкого рабства и болезни. Ухабистой дороги в никуда... Однако вышло совсем не так. Не было ни искры, ни флюидов, ни молний, предвестников надвигающегося пожара. Не было ни огня, ни льда, ни начала, ни конца. Когда Иоанна положила ладони на плечи Дарёнову, в первую секунду ощутив обострённо изломанную колючесть свитера, когда его руки сомкнулись на её спине где-то на уровне лопаток, когда он притянул её к себе, и щека её ткнулась в тёплый вырез на шее свитера, с этого момента время остановилось. В остановившемся времени их "Я" растворились друг в друге мгновенно и полно, как два случайно соприкоснувшихся шарика ртути. Новое их состояние не определялось словом "МЫ", это было "Я", их общее "Я", единое и нераздельное, непостижимым образом не просто соединившее два прежних "Я", но преобразовавшее их в нечто третье, качественно иное, исцелённое от одиночества и вечной жажды своего другого "Я", как бы воссозданное заново из осколков, в прежней полноте какого-то неземного первозданного бытия. Новое "Я" было до краёв наполнено счастьем. Казалось, одно неосторожное движение, и счастье польётся через край на нейлоновую траву под ногами, по которой призрачными силуэтами двигались танцующие. Оба молчали, потому что все слова, включая и таинственное ДИГИД ничего не значили в этом новом бытии, растворившем без остатка сами прежние их жизни в блаженной полноте вечно пребывающего счастья. Сколько это длилось? Минуту? Пять? Час? Голубовато-серебряная Регина, как девятый вал, гневно обрушилась на них, снова рассекла пополам и смыла Ганю - именно смыла, как показалось Иоанне, будто после кораблекрушения очнувшейся на поросшем нейлоновой травой берегу. Магнитофон продолжал мурлыкать, но танцующих не было - все опять убежали слушать Высоцкого, у которого открылось второе дыхание. Он пел за стеной про Нинку с Ордынки, рядом, с Яной колыхался "тепленький" Радик с её сапогами в одной руке и альбомом Дега в другой. В машине он признается, что альбом ему уступила по себестоимости Регина при условии, что через четверть часа Синегина исчезнет из тагеевской квартиры. Награду Радик заработал честно. Яна понимала, что всякое чудо должно когда-либо кончиться, и безропотно дала себя увести по-английски. Она гнала машину по ночной Москве в направлении дома Радика, храпящего рядом в обнимку с альбомом, размышляла, как вручить неподъёмный груз свирепой его супруге /лучше всего, наверное, прислонить к стене у двери квартиры, нажать кнопку звонка и шмыгнуть назад в лифт/, а чудо продолжало жить в ней. Не Ганя во плоти, как полчаса назад, но и не голодная память о нём. Верный залог чуда - волшебное слово, его код, заменяющий лампу Алладина. Поворот пространства и времени - и чудо опять состоится, оно принадлежит ей, как эта лампа, как Синяя Птица, которая летает себе где-то в подземелье, но стоит лишь подумать "Ганя", и слышна небесная музыка её полёта, и голубое сияние пробивается в тишину сквозь заляпанные октябрьской грязью стёкла. Так будет и вечером в машине, и утром следующего дня, и потом в Болшеве, куда она назавтра уедет писать очередную серию. У себя в номере за письменным столом или прогуливаясь взад-вперёд по асфальтовым дорожкам в бурых заплатах мёртвых листьев, в спутанных хвойных, как медвежья шерсть, клочьях, - все это вместе зябко шевелилось, вздрагивало от ветра и срывающихся с деревьев капель, - или в столовой среди жующих ртов, словесных бурь в тарелках супа, сражений ножей и вилок - кому кусок пирога побольше, кому с какой начинкой, а кому и с терновым венцом из шоколада в этом храме творчества, где полагалось творить на полную стоимость путёвки, Иоанна вдруг в самые неожиданные минуты слышала пенье Синей Птицы и вновь оказывалась в поднебесье на нейлоновой траве тагеевской квартиры. И останавливалось время, и сценарные джинны, жаждущие материализации, согласно договорным срокам и производственному плану, все дела земные уже не могли прорваться к её душе сквозь магический круг по имени Ганя. Но дела всё-таки делались, персонажи материализовывались, и в последующие месяцы, вернувшись из Болшева, Яна будет часто встречать в мосфильмовских коридорах Регину, оказавшуюся художницей по костюмам, причём по отзывам, весьма талантливой. Во всяком случае, собственные Регинины туалеты были сногсшибательными, ни разу не видела её Яна в одном и том же наряде. На Мосфильм Регина устроилась со скрипом "и не без помощи твоего благоверного", как она не без подтекста сообщила Иоанне. Это была месть за альбом Дега. Выпад достиг цели - Яна почувствовала знакомый укол ревности, но почему-то в отношении Гани привычное это чувство полностью молчало. Просто встреча с Региной приманила Чудо-Птицу, такое же действие произвела бы, наверное, Ганина учительница, его зубной врач, мольберт, авторучка всё, имеющее к нему какое-то отношение. Регина говорила о том, о сём, ожидая, когда Иоанна сама спросит о Гане, а та слышала где-то над пеналами мосфильмовских коридоров шелест дивных крыльев и отсутствующе улыбалась. Наконец, сдавшись, Регина всё же переводила разговор на Ганю. Слушала Яна охотно, задавала вопросы, но ничего крамольного в этих вопросах Регина не обнаруживала, что как раз и казалось ей самым что ни на есть подозрительным. И сбитая с толку Регина удалялась в мосфильмовский буфет пить кофе в полной уверенности, что Синегина ведет какую-то чересчур тонкую игру. Они часто встречались, они искали встречи друг с другом. Яна - чтобы послушать о Гане, Регина - выяснить, что же всё-таки произошло с тех пор, как она уступила по себестоимости альбом Дега. Регина рассказывала, как Дарёнову завидуют, как его затирают и третируют, о ценах на его картины, которые потом за бугром продают втридорога, о друзьях-нахлебниках и бабах-прилипалах, о каких-то Маше и Даше, ленинградских шлюхах, которые никак не могут его поделить и устраивают между собой публичные разборки Яна слушала, улыбалась и видела дивные голубые отблески на скучных стенах. А потом что-то произошло. Регина надулась. Пришёл конец их странной дружбе, совместным визитам в буфет и изнурительно-волнующим разговорам вокруг да около. Регина заняла глухую оборону, шипела при её приближении и показывала зубы. А ведь Регина недавно была в Ленинграде... И вот однажды, когда в буфет завезли чешское пиво, Яне удалось захватить Регину врасплох за второй бутылкой и, вместе распив третью, кое-что выяснить. Из реплик Регины-то язвительно-ироничных, то на грани площадной ругани, то трогательно-обиженных, как у обманутой девочки, стало очевидно, что на какой-то из новых своих картин Дарёнов изобразил её, Яну.