Дремучие двери (Том 1)

.." "Не надо огрублять, но между капиталистическими и социалистическими государствами, если они хотят договориться, существует разделение: это ваша сфера влияния, а это наша. Вот с Риббентропом мы и договорились, что границу с Польшей проводим так, а в Финляндии и Румынии никаких иностранных войск". "Когда мы прощались, он меня провожал до самой передней, к вешалке, вышел из своей комнаты. Говорит мне, когда я одевался: "Я уверен, что история навеки запомнит Сталина!" - "Я в этом не сомневаюсь", - ответил я ему. "Но я надеюсь, что она запомнит и меня", - сказал Гитлер. "Я и в этом не сомневаюсь". Чувствовалось, что он не только побаивается нашей державы, но и испытывает страх перед личностью Сталина". "Сталин был крупнейший тактик. Гитлер ведь подписал с нами договор о ненападении без согласования с Японией! Сталин вынудил его это сделать. Япония после этого сильно обиделась на Германию, и из их союза ничего толком не получилось. Большое значение имели переговоры с японским министром иностранных дел Мацуокой. В завершение его визита Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы, были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать. Мацуока у себя потом поплатился за этот визит к нам..." У. Черчилль: "В пользу Советов можно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских войск с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей огромной страны. Если их политика и была холодно-расчётливой, то она была в тот момент в высокой степени реалистичной". "- Нас упрекают, что не обратили внимания на разведку. Предупреждали, да. Но если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он бы раньше напал. Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придётся отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придётся отступать - до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали. Мы делали всё, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось - на год и десять месяцев. Хотелось бы, конечно, больше. Сталин ещё перед войной считал, что только к 1943 году мы сможем встретить немцев на равных. Главный маршал авиации А. Е. Голованов говорил мне, что после разгрома немцев под Москвой Сталин сказал: "Дай Бог нам эту войну закончить в 1946 году. - Сейчас пишут, что Сталин поверил Гитлеру, - говорю я, - что Пактом 1939 года Гитлер обманул Сталина, усыпил его бдительность. Сталин ему поверил... - Наивный такой Сталин, - говорит Молотов, - Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара! Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с ними дела хозяйственные: экспорт-импорт. Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!.. Велико было желание оттянуть войну хотя бы на полгода ещё и ещё... Не могло не быть просчётов ни у кого, кто был близок к вопросам того времени. Не могло не быть просчётов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но дело в том что нашёлся человек, который сумел выбраться из такого положения и не просто выбраться - победить!"
      СТАРЫЕ МЫСЛИ О ГЛАВНОМ:
      Утвердительный ответ на вопрос: "Веришь ли ты в Бога?" отнюдь не является лакмусовой бумажкой спасения. Адам и Ева знали, что Бог есть, но были из рая изгнаны. Решающим является ПРОДВИЖЕНИЕ НА ЗОВ, на ГОЛОС. Преодоление искушений - препятствий и соблазнов и движение на Зов. Для большинства народа это - процесс стихийный, бессознательный, но самый важный. "Дай Мне, сыне, сердце твоё"...Ибо именно послушное Истине сердце, зовущее "в тревожную даль", в "Прекрасное далёко", туда, где "спасенья узкий путь и тесные врата", может войти в Царствие. Свободно, всем своим путём жизненным избравшее Свет. Идущий на Зов, на Свет избирает Христа и Его учение, даже порой этого не ведая. Учение православной церкви, православие - это направление, наставление на Путь. То есть идущий "верной дорогой" автоматически как бы становится православным христианином, ибо налицо и подвиг /движение/ и свобода. Свободным велением сердца избранное православие. Большевиков упрекают в безбожии, но много ли носителей подлинной веры? Много ли благодатных, "рождённых свыше"? Это - чудо великое, оно даётся великой милостью Божьей. Обещано свыше, что истинная вера и "уста чистые" будут даны миру уже после "конца времён"... "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят". Слушающие совесть и дающие "добрый плод", а не пытающиеся с помощью повторения "Господи, Господи" оправдать собственные непотребства. В 1918 году был принят закон об отделении церкви от государства. Те из прихожан, которые раньше посещали храм, дабы показать свою "благонадёжность" и сделать карьеру, освободились от гнёта над совестью. Репрессии - на Суд Неба. Без воли Божией такого не происходит, ибо "волос с головы не упадёт..." Но "врата ада не одолеют её" - сказано об истинной Церкви. Православная церковь устояла. Уже с началом войны вновь открылись храмы, было введено патриаршество.
      * * *
      " Хорошо жить" по понятиям мира сего - плохо для спасения души, для Бога.
      * * *
      "Не через Родину, а через Истину лежит путь к Небу", - сказал Чаадаев. Думается, если под "Родиной" понимать противостоящее Вампирии Царство Иосифа, укрывшее народы от Вавилонской блудницы, а не просто национальное государство, - Чаадаев не совсем прав. " Выйди от неё, народ Мой"...
      БРОШЮРА ГЛЕБА
      "Душа моя как земля безводная без Тебя... Не скрывай от меня лица Твоего... Как лань жаждет потоков воды, так жаждет душа моя тебя, Боже..." Что это - древние псалмы, или это он, Игнатий Дарёнов, Париж, семидесятые годы двадцатого века, протягивает в пустоту руки? "Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать? Фёдор Достоевский: "Для чего устраиваться и употреблять столько стараний и строиться в обществе людей правильно, разумно и нравственно-праведно? На это уж, конечно, никто не сможет мне дать ответа. Всё, что мне могли бы ответить, это: "чтобы получить наслаждение". Да, если бы я был цветком или коровой, я бы и получил наслаждение. Но задавая, как теперь, себе беспрерывно вопросы, я не могу быть счастлив, даже и при самом высшем и непосредственном счастии, любви к ближнему и любви ко мне человечества, ибо знаю, что завтра всё это будет уничтожено: и я, и всё счастье это, и вся любовь, и всё человечество - обратимся в ничто, в прежний хаос. А под таким условием я ни за что не могу принять никакого счастья... потому что не буду и не хочу быть счастлив под условием грозящего мне нуля". Лев Толстой: "Природа, через сознание моё, возвещает мне о какой-то гармонии в целом... Она говорит мне, что я, хоть и знаю вполне, что в "гармонии целого" участвовать не могу и никогда не буду, да и не пойму её вовсе, что она такое значит - но что я должен всё-таки подчиниться этому возвещению, должен смириться, принять страдание, в виду гармонии в целом, и согласиться жить. Но... до целого и его гармонии мне ровно нет никакого дела после того, как я уничтожусь - остаётся ли это целое с гармонией на свете, или уничтожится сейчас же со мною? Пока я не знаю - зачем? - я не могу ничего делать, я не могу жить. Ну хорошо, у тебя будет 6000 десятин в Самарской губернии, 300 голов лошадей, ну а потом?.. И я совершенно опешивал и не знал, что думать дальше. Или, начиная думать о том, как я воспитаю детей, я говорил себе: "Зачем?" Или, рассуждая о том, как народ может достигнуть благосостояния, я вдруг говорил себе: "А мне что за дело?" Или, думая о той славе, которую приобретут мне мои сочинения, я говорил себе: "Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире - ну, и что же?" И я ничего, ничего не мог ответить. Жизни не было, потому что не было таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным... Истина была то, что жизнь есть бессмыслица". Шопенгауэр: "...Никакое возможное на свете удовлетворение не может оказаться достаточным, чтобы утолить томление человека, поставить предел его желанию и заполнить бездонную пропасть его сердца". Пушкин: Земли я дитя и звёздного неба, Но род мой - небесный...
      Я оком стал глядеть болезненно-отверстым, Как от бельма врачом избавленный слепец. "Я вижу некий свет", - сказал я наконец. "Иди ж, - он продолжал, -- держись сего ты света; Пусть будет он тебе единственная мета, Пока ты тесных врат спасенья не достиг, Ступай!" - И я бежать пустился в тот же миг.
      . . . Не для житейского волненья, Не для корысти, не для битв, Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв. Лермонтов: В минуту жизни трудную, Теснится-ль в сердце грусть, Одну молитву чудную Твержу я наизусть.
      Есть сила благодатная В созвучьи словъ живых, И дышит непонятная, Святая прелесть в них.
      С души как бремя скатится Сомненье далеко И верится, и плачется, И так легко, легко... Гоголь: "Соотечественники! Страшно!.. Стонет весь умирающий состав мой, чуя исполинские возрастания и плоды, которых семена мы сеяли в жизни, не подозревая и не слыша, какие страшилища от них подымутся... Может быть, прощальная повесть моя подействует сколько-нибудь на тех, которые до сих пор ещё считают жизнь игрушкою, и сердце их услышит хотя отчасти строгую тайну ее и сокровеннейшую небесную музыку этой тайны". "Нет выше звания, как монашеское, и да сподобит нас Бог когда-нибудь надеть простую рясу чернеца, так желанную душе моей, о которой уже и помышление мне в радость". "Ты сотворил нас, дабы искать Тебя, и неспокойно сердце наше, пока не успокоится в Тебе". /Бл. Августин/ "Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут... Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под Ноги Свои. Последний же враг истребится - смерть". /I Кор. Ап. Павел/ "Бог даровал нам жизнь вечную, и сия жизнь в Сыне Его" /1 посл. Иоанна/ "Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем". /II Кор.Ап. П./ "...в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем". /II Кор. П./ "Лучше мне умереть за Иисуса Христа, нежели царствовать над всею землёю. Его ищу, за нас умершего, Его желаю, за нас воскресшего..." /Игнатий Богоносец. Поcл. к Римл. 4/ "...ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая такая тварь не может нас отлучить от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем". /Римл, 8/ "...живу уже не я, но живёт во мне Христос". /Галат. 2/ "...для меня жизнь - ХРИСТОС и смерть - приобретение" /Фил. I/ "...Сия есть победа, победившая мир - вера наша" /I Иоанн/ "Да и всё почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего; для Него я от всего отказался, и всё почитаю за сор, чтобы приобресть Христа". /Фил. З/ Гумилёв: И отвечала мне душа моя, Как будто арфы дальние пропели: - Зачем открыла я для бытия Глаза в презренном человечьем теле?
      Безумная, я бросила мой дом, К иному устремясь великолепью И шар земной мне сделался ядром, К какому каторжник прикован цепью.
      * * *
      Я в коридоре дней сомкнутых, Где даже небо тяжкий гнёт, Смотрю в века, живу в минутах, И жду Субботы из Суббот.
      Конца тревогам и удачам, Слепым блужданиям души... О день, когда я буду зрячим, И странно знающим, спеши!
      Я душу обрету иную Всё, что дразнило, уловя. Благословлю я золотую Дорогу к солнцу от червя.
      И тот, что шел со мною рядом В громах и кроткой тишине, Кто был жесток к моим усладам И ясно милостив к вине;
      Учил молчать, учил бороться, Всей древней мудрости земли, Положит посох, обернётся И скажет просто: "Мы пришли".
      * * *
      О если бы и мне найти страну, В которой мог не плакать и не петь я, Безмолвно поднимаясь в вышину Неисчислимые тысячелетья!
      * * *
      Я не прожил, я протомился Половину жизни земной, И, Господь, вот Ты мне явился Невозможной такой мечтой.
      Вижу свет на горе Фаворе И безумно тоскую я, Что взлюбил и сушу и море, Весь дремучий сон бытия.
      * * *
      В мой самый лучший светлый день, В тот день Христова Воскресенья, Мне вдруг примнилось искупленье, Какого я искал везде.
      Мне вдруг почудилось, что нем, Изранен, наг, лежу я в чаще, И стал я плакать надо всем Слезами радости кипящей.
      * * *
      Но почему мы клонимся без сил, Нам кажется, что кто-то нас забыл, Нам ясен ужас древнего соблазна, Когда случайно чья-нибудь рука, Две жердочки, травинки, два древка Соединит на миг крестообразно?
      * * *
      Я один остался на воздухе Смотреть на сонную заводь, Где днём так отрадно плавать, А вечером плакать, Потому что я люблю Тебя, Господи.
      * * *
      "Господи, ты даровал мне здоровье на служение Тебе, а я истратил его для суетных целей... Если сердце моё было полно привязанности к миру, пока в нём была некоторая сила, - уничтожь эту силу для моего спасения и сделай меня неспособным наслаждаться миром: ослабив ли моё тело или возбудив во мне пыл любви к ближним, чтобы наслаждаться мне одним Тобою... Отверзи сердце моё, Господи, войди в это мятежное место, занятое пороками. Они держат его в своей власти... Да пожелай отныне здоровья и жизни только для того, чтобы пользоваться ими и окончить её для Тебя, с Тобою и в Тебе". /Блез Паскаль/ "Ведь не веровать - легче всего. Неверие ни к чему не обязывает, ничего не налагает, никакого долга, никакой работы над собою. Легче всего взять шапку, выбежать на улицу и сказать - "я не верую" - и потом плыть по ветру, куда потянет, есть не заработанное, не признавать никого и ничего. Таково большинство неверующих шалопаев, лентяев, недоучек и т. д. Не удалось - они стреляются: им и жизнь ни по чём. Их не учили добрые родители букве; это оттого вначале, а потом помогли уже умники неверующие, скептики, натурофилософы и просто философы... Мне так странна и непостижима эта слепота гордых умов, что я серьёзно иногда думаю, глядя на всякого усердно молящегося простого мужика или бабу, что тот и другая умнее, например, Шопенгауэра, Гартмана и других изобретателей систем для объяснения начала всех вещей. Право умнее! Они, кажется, понимают, что до тех пор, пока не открыто будет человеку совершенно познание всего - и начала и конца вещей - до тех пор он имеет только одного руководителя: чувство, религию... Впрочем, величайшие из мыслителей, истинные гении - и верили прежде, и теперь веруют. Можно указать на примеры первых умов, натуралистов, мыслителей... Они глубоко проникают в материю создания, исследуют её всячески, делают великие открытия, но на Творца не посягают. Посягают только прихвостни науки, лишённые самого священного творческого огня, да своевольные неучи, а их, к несчастью, легион". /И. Гончаров/
      * * *
      Храм Божий на горе мелькнул. И детски-чистым чувством веры Внезапно на душу пахнул. Нет отрицанья, нет сомненья, И шепчет голос неземной: "Лови минуту умиленья, Войди с открытой головой!"
      Храм воздыханья, храм печали Убогий храм земли твоей: Тяжеле стонов не слыхали Ни Римский Пётр, ни Колизей.
      Как ни тепло чужое море, Как ни красна чужая даль, Не ей поправить наше горе, Размыкать русскую печаль!
      Сюда народ, Тобой любимый, Своей тоски неутолимой Святое бремя приносил И облегчённый уходил!
      Войди! Христос наложит руки И снимет волею святой С души оковы, с сердца муки И язвы с совести больной...
      Я внял... Я детски умилился И долго я рыдал и бился О плиты старые челом, Чтобы простил, чтоб заступился, Чтоб осенил меня крестом
      Бог угнетённых, Бог скорбящих, Бог поколений, предстоящих Пред этим скудным алтарём!
      * * *
      Не плоть, а дух растлился в наши дни, И человек отчаянно тоскует. Он к свету рвётся из ночной тени И свет обретши, ропщет и бунтует, Безверием палим и иссушён Невыносимое он днесь выносит... И сознаёт свою погибель он, И жаждет веры... но о ней не просит. Не скажет век с молитвой и слезой Как ни скорбит перед закрытой дверью: "Впусти меня! Я верю. Боже мой! Приди на помощь моему неверью!"
      /Ф. Тютчев/
      "...атеистом же так легко сделаться русскому человеку, легче чем всем остальным во всём мире. И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак не замечая, что уверовали в нуль. Многое на земле от нас сокрыто, но взамен того даровано нам тайное, сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, и корни наших мыслей и чувств не здесь, но в мирах иных. Бог взял семена из миров иных и посеял здесь на земле и взрастил сад свой, но взращённое живо и живёт лишь чувствами соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращённое в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен, возненавидишь её". /Ф. Достоевский/ "Одно только я знаю, что худо мне без Тебя... и всякий избыток, который не есть мой Бог - бедность для меня". /Бл. Августин/
      * * *
      Что я жажду Тебя, только Тебя - пусть моё сердце без конца повторяет это. Все желания, что смущают меня денно и нощно, в корне ложны и суетны. Как ночь скрывает в своём мраке моление о свете, так в глубине моего существа звучит крик: "я жажду Тебя, только Тебя... О мой единственный друг, мой возлюбленный, врата открыты в моём доме - не пройди мимо, подобно сновидению! Пусть останется от меня самое малое, чтобы я мог сказать: Ты - всё. Пусть останется самое малое от моей воли, чтобы я мог чувствовать Тебя повсюду, и прибегать к Тебе со всеми нуждами и предлагать мою любовь ежечасно. Пусть останется от меня самое малое, чтобы я не смог закрывать Тебя. Пусть останется самое малое от моих уз, чтобы я был связан с Твоей волей узами любви Твоей. Твоя любовь ко мне жаждет моей любви! /Рабиндронат Тагор/
      * * *
      "Бог для того сделался человеком, чтобы мы обожились". /Аф. Великий/
      * * *
      О Ты, пространством бесконечный, Живый в движеньи вещества, Теченьем времени превечный, Без лиц, в трёх лицах Божества! Дух, всюду сущий и единый, Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто всё Собою наполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем: "Бог!"
      Хаоса бытность довременну Из бездн ты вечности воззвал, А вечность, прежде век рожденну, В Себе Самом Ты основал. Себя Собою составляя. Собою из Себя сияя, Ты свет, откуда свет истек, Создавый всё единым словом, В твореньи простираясь новом, Ты был. Ты есть, Ты будешь ввек!
      Как капля в море опущенна, Вся твердь перед Тобой сия; Но что мной зримая вселенна? И что перед Тобою я? В воздушном океане оном Миры умножа миллионом Стократ других миров, и то, Когда дерзну сравнить с Тобою, Лишь будет точкою одною, А я перед тобой - ничто.
      Ты есь - Природы чин вещает, Гласит моё мне сердце то, Меня мой разум уверяет: Ты есь - и я уж не ничто! Частица целой я вселенной, Поставлен, мнится мне, в почтенной Средине естества я той, Где кончил тварей Ты телесных, Где начал Ты духов небесных И цепь существ связал всех мной.
      Ты цепь существ в Себе вмещаешь, Её содержишь и живишь, Конец с началом сопрягаешь И смертию живот даришь, Как искры сыплются, стремятся, Так солнцы от Тебя родятся; Как в мразный ясный день зимой Пылинки инея сверкают, Вратятся, зыблются, сияют, Так звёзды в безднах над Тобой,
      Ничто! - Но Ты во мне сияешь Величеством Твоих доброт, Во мне Себя изображаешь, Как солнце в малой капле вод. Ничто! - Но жизнь я ощущаю, Несытым некаким летаю Всегда пареньем в высоты; Тебя душа моя быть чает Вникает, мыслит, рассуждает: Я есмь - конечно есь и Ты!
      Я связь миров, повсюду сущих, Я крайня степень вещества, Я средоточие живущих, Черта начальна Божества. Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь - я раб, я червь - я бог! Но, будучи я столь чудесен, Отколе происшел? - безвестен, А сам собой я быть не мог.
      Твоё созданье я, Создатель! Твоей премудрости я тварь! Источник жизни, благ податель, Душа души моей и царь! Твоей то правде нужно было, Чтоб смертну бездну преходило Моё бессмертно бытие, Чтоб дух мой в смертность облачился И чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! в бессмертие Твоё.
      /Г. Державин/
      Как пригодилась Гане эта старательно составленная чьей-то рукой брошюрка в мучительном стоянии его перед вопросом-шлагбаумом! Многоголосый стон через десятки, сотни и тысячи лет, их, живших когда-то, славных и великих, так же, как и он, Игнатий Дарёнов, отвергнувших "прах земных сует" и томящихся перед Неведомым, Невероятным, Невозможным. Перед тем шлагбаумом, за которым для мира сего - безумие. Кто из них осмелился перейти черту? "Впусти меня, я верю. Боже мой. Приди на помощь моему неверью!" "Сия есть победа, победившая мир - вера наша" /I Иоанн/ Там, за вопросом-шлагбаумом, сходились все ответы и концы с концами, там кончался тупик и начиналась бесконечность. Но там было всё не так, всё невероятно, как в Зазеркалье. Там было безумие. "Да" или "Нет"? "Нет" - разумно, "Да" - безумно. Но разумное "нет" означало "нет" всему - жизни, будущему, радости и смыслу, и тем самым было тоже безумием. Оно было мертво и пусто, как глазницы машиниста летящего в никуда локомотива. "И возненавидел я жизнь: противны мне стали дела, которые делаются под солнцем, ибо всё - суета и погоня за ветром!" Ганя стоял в тамбуре перед распахнутой дверью. Позади было "нет", прошлое, настоящее и будущее. Прошлое и будущее, пожирающие друг друга во имя настоящего, которого нет. Верное ничто. Впереди - невероятное "нечто" и всё более различимый зов этого "нечто", которому всё невозможнее было противиться. "Поздно я полюбил Тебя, поздно я Тебя полюбил, о Красота, столь древняя и вечно новая! И вот - Ты была изнутри, а я был вовне, и там я тебя искал... Ты была со Мною, но я с Тобою не был... Но вот ты возгласила и позвала меня, и прорвала мою глухоту. Ты блеснула и засверкала и прогнала слепоту мою. Ты прикоснулась ко мне, и я воспылал по миру Твоему". / Бл. Августин/ Лишь Иоанна верной тенью, двойником молча ждала за спиной, и её перехваченные старинным витым шнуром волосы развевало летящее мимо время.
      ПРЕДДВЕРИЕ
      Молотов - Чуеву: "- В общем, ко дню нападения, к самому часу нападения мы не были готовы. - Да к часу нападения никто не мог быть готовым, даже Господь Бог, возражает Молотов, - Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать Гитлеру повода для нападения. Он бы сказал: "Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать!.." "Каждый день всех членов Политбюро, здоровых и больных, держать в напряжении... А возьмите весь народ, все кадры. Мы же отменили 7-часовой рабочий день за два года до войны! Отменили переход с предприятия на предприятие рабочих в поисках лучших условий, а жили многие очень плохо, искали, где бы получше пожить, а мы отменили. Никакого жилищного строительства не было, а строительство заводов колоссальное, создание новых частей армии, вооружённых танками, самолётами... Конструкторов всех дёргали: "Давай скорей, давай скорей!" - они не успевали, все были молодые конструкторы!.." "- А такой, как Тухачевский, если бы заварилась какая-нибудь каша, неизвестно, на чьей стороне был бы. Он был довольно опасный человек. Я не уверен, что в трудный момент он целиком остался бы на нашей стороне, потому что он был правым. Правая опасность была главной в то время. И очень многие правые не знают, что они правые, и не хотят быть правыми. Троцкисты, те крикуны: "Не выдержим! Нас победят!" Они, так сказать, себя выдали. А эти кулацкие защитники, эти глубже сидят. И они осторожнее. И у них сочувствующих кругом очень много - крестьянская, мещанская масса. У нас в 20-е годы был тончайший слой партийного руководства, а в этом тончайшем слое всё время были трещины: то правые, то национализм, то рабочая оппозиция... Одно из доказательств этому - Хрущёв. Он попал из правых, а выдавал себя за сталинца, за ленинца: "Батько Сталин! Мы готовы жизнь отдать за тебя, всех уничтожим!" А как только ослаб обруч, в нём заговорило..."
      "Все народы Советского Союза видят в Сталине своего друга, отца и вождя. Сталин - друг народа в своей простоте. Сталин - отец народа в своей любви к народу. Сталин - вождь народов в своей мудрости руководителя борьбой народов"./Н. Хрущёв/ "Перед войной мы требовали колоссальных жертв - от рабочих и от крестьян. Крестьянам мало платили за хлеб, за хлопок и за труды - да нечем и платить-то было! Из чего платить? Нас упрекают: не учитывали материальные интересы крестьян. Ну, мы бы стали учитывать, и, конечно, зашли бы в тупик. На пушки денег не хватало!" "Июнь 40-го прошёл, и это настраивало на то, что пройдёт и июнь 41-го. Тут был некоторый недоучёт, я считаю. Готовились с колоссальным напряжением, больше готовиться, по-моему, невозможно. Ну, может быть, на пять процентов больше можно было сделать, но никак не больше пяти процентов. Из кожи лезли, чтобы подготовить страну к обороне, воодушевляли народ: если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы! Ведь не заставляли засыпать, а всё время подбадривали, настраивали. Если у всех такое напряжение было, то какая-то нужна и передышка..." "Хрущёв использовал слова Черчилля о том, что тот предупредил Сталина. Сталин потом сказал на это: "Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начинается, но думал, что мне удастся выиграть ещё полгода". В этом обвиняют Сталина. На себя положился и думал, что ему удастся оттянуть войну. - Но это глупо, потому что Сталин не мог на себя положиться в данном случае, а на всю страну. Он думал не о себе, а обо всей стране. Это же главный интерес был наш, всего народа - ещё на несколько недель оттянуть". " За неделю-полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения. Это было придумано, по-моему, Сталиным. Бережков упрекает Сталина, что для такого сообщения не было оснований. Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. Не всякая попытка даёт хорошие результаты, но сама попытка ничего плохого не предвидела. Бережков пишет, что это было явно наивно. Не наивность, а определённый дипломатический ход, политический ход".
      * * *
      "...будущая война станет самой опасной для буржуазии ещё потому, что война будет происходить не только на фронтах, но и в тылу у противника. Буржуазия может не сомневаться, что многочисленные друзья рабочего класса СССР в Европе и Азии постараются ударить в тыл своим угнетателям, которые затеяли преступную войну против отечества рабочего класса всех стран". / И. Сталин/ "Не убаюкивать надо партию, а развивать в ней бдительность, не усыплять, -- а держать в состоянии боевой готовности, не разоружать, а вооружать". /И. Сталин/ "Надо, наконец, понять, что из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры. Надо понять, что при нынешних условиях "кадры решают всё". /И. Сталин/
      СТАРЫЕ МЫСЛИ О ГЛАВНОМ:
      - Бог стихийно прорастает в душах сквозь все отрицания, преступления и грехи. Был ли в мире хоть один отъявленный злодей, которому удалось совершенно "убить в душе" Бога? Или совесть? Споры идут, в основном, о том, "Что есть Истина?" Гонитель христиан Савл волей Божией стал апостолом Павлом... - А Иуда? - возразил АГ, - он же символ зла, целиком наш. - Даже Иуда, как мне кажется. Иначе он бы спокойно потратил свои тридцать сребренников, а не повесился. Только гордость помешала ему покаяться, сатанинская гордость.
      * * *
      - Благодать даётся не только членам церкви, но и просто "стоящим на Пути". За праведность, чистое сердце. Даётся по молитве тех, кто осознанно, разумом или сердцем взывают ко Творцу, признавая тем самым своё небесное происхождение. "Отче наш"... Отец наш Небесный... Не "мой", а "наш" - в этой Молитве Господней мы как бы признаём себя единым богочеловечеством, жаждущим встречи с Небом уже на земле, в душах и сердцах. "Да будет воля Твоя на земле, как на Небе..." Откуда нам знать, сколько партийных и беспартийных обращалось тайными глубинами сердца с этой молитвой к Небу? Но без такого свободного выбора Света, Тайны и первородства в противовес "чечевичной похлёбке" или "банке варенья с корзиной печенья", - без тайного или явного волеизъявления благодать не даётся. Господь никого не спасает насильно. Савл не был "мёртвым", он искал Истину, потому и стал Павлом. Он был "горячим". И советские люди, очень многие, были "горячими". А другие, про которых сказано "пусть мёртвые хоронят своих мертвецов"? От таких и защищал Иосиф живых своих овец, используя и кнут, и меч, и запоры, и занавес железный он отвечал за овец перед Небом. Он прозревал, что, живя праведно, довольствуясь "хлебом насущным", бескорыстно и самоотверженно служа "счастью и освобождению человечества" от власти Вампирии, Мамоны, - то есть освобождению, понятому в русле духовном, избавленные, ограждённые "от лукавого", они обязательно получат благодать спасения. Ибо без благодати невозможно обрести царство, невозможно сконструировать "новые мехи", нового человека, способного жить по Закону Неба, по Замыслу. Без благодати - неминуемое перерождение. В некое полнолуние, когда часы начнут бить полночь, в номенклатурном инкубаторе вылупятся змеёныши... Вот что прозревал Иосиф, когда действовал гениальной своей интуицией, создавая патерналистское государство в противовес Вавилону и вводя чуть ли не специальными указами христианскую этику - "Все за одного, один - за всех". "Союз нерушимый республик свободных" - это, кстати, его строка. У Михалкова было: "свободных народов союз благородный", - прямо Дворянское собрание! Строка Иосифа соответствует Замыслу: "много в Целом, свободно спаянном любовью". - Они это называли "демократическим централизмом" - сказал АГ. - Так или иначе, он прогнал своих овец узкой тропой спасения, где малейшее уклонение влево или вправо грозило падением в пропасть... - Правые и левые уклонисты, - опять кивнул АГ, - Слыхали, проходили. - Брось паясничать... Бог Иосифа - суровый ветхозаветный Судия. Небожитель, повелевший Моисею вывести народ из Египта, избавить "от работы вражия" - на Вампирию, высасывающей, подобно раковой опухоли, лучшие жизненные силы человечества.