КИЧЛАГ

Единством сильна контора,

Скопом решает задачи,

Лояльного нет прокурора,

Не желают добра и удачи.

Контора съела собаку,

Богатый накоплен опыт,

Никто не полезет в драку,

Недовольный приглушат ропот.

В ход идет разморозка,

Нервы не держат удар,

Становятся мягче воска,

Плохо фильтруют базар.

Бросят в чай витамины,

Представляешь если угрозу,

Поведаешь больше половины –

На глазок прикинут дозу.

Полиграф – просто игрушка,

Может успех улыбнуться,

Снимут полезную стружку,

От химии можешь загнуться.

Сотню найдет отмазок

Профессура секретных идей,

В ворохе страшных сказок

Не один найдется Кащей.

ПЕПЕЛИЩЕ

Дым и гарь на пепелище,

Смысла нет орать и злиться,

Хозяин выдал тыщу –

Хватит с корешом напиться.

Сожгли пустую витрину,

Красный промчался конь,

Показали пожару спину,

Приложили к сердцу ладонь.

Не горят жуткие пороки,

Не тлеют жесткие нравы,

Примолкли прямые пророки,

Косвенные больше правы.

Пепел в душах сожженных,

В страхе перекошен рот,

Все больше в стране обнаженных,

Все больше бродяг и сирот.

Дым висит коромыслом,

Водка налита в стаканы,

Кот вещает со смыслом,

Кот расставил капканы.

Родится новая гарь,

Прихватит случайно лишнего,

Не боятся сегодня, как встарь,

Суда большого, Всевышнего.

Гарью покрыты души,

Делают все, не любя,

Боятся моря и суши…

Бояться надо себя.

СВЕТ И ТЕНЬ

Последний день Помпеи,

Света и тени игра,

Не видно конца эпопеи,

Слежку ведут опера.

Парни, вроде, простые –

Бег, спортзал, кимоно,

Обещания дают пустые, –

Совсем не так, как в кино.

Работой берут опера,

Ловят стремительный миг,

Света и тени игра

Заводит порой в тупик.

Вещдоки увидят свет,

Алиби скроет тень,

Спрятан в шкафу скелет,

Удачный выдался день.

Загасят любую интригу,

Засветят простую бумагу,

Не прочтешь открытую книгу

Про подлог и отвагу.

Охотник всегда на виду,

Прячется в лес добыча,

Оказался один на беду,

Нарушил подполья обычай.

Света и тени игра,

Тюрьмы и свободы приют,

Жизни и смерти пора,

Панихида и вечный салют.

Последний день Помпеи,

Копают вглубь опера,

Отказаться нельзя от затеи,

Слишком большая игра.

СМЕЛАЯ ДАМА

Депутат заехал на хату,

Судья – народный герой,

Срок наболтал депутату, –

Начальников садят порой.

На ушах стоит отделение:

Важная очень персона.

У Фемиды иссякло терпение,

Сработала буква закона.

Ходит судья с пистолетом, –

С угрозами был звонок,

Зимою, осенью, летом

Взведен у дамы курок.

Опасна честная мантия,

Мафия всюду бессмертна,

Ничтожна защиты гарантия,

Разве что вспомнят посмертно.

Мочат всех несогласных

В погонах и без погон,

Все меньше становится гласных,

Столыпинский оплачен вагон.

По счетам раскинут остаток,

Крутой заложен вираж,

У воротничков большой недостаток –

Слишком велик мандраж.

Не повелась судья на шантаж,

Честь сохранила Фемида,

Среди разбоев и краж –

Птицы особого вида.

Не прогнулась смелая дама,

Кодекс не дрогнул в руке,

Вверх пошла диаграмма –

Выходят суды из пике.

ИСТЕРИКА-2007

Болельщик запомнит надолго

Победы наши, поражения,

Пропитана потом футболка,

Зритель считает мгновения.

Россия, вперед!

К воротам ведет дорожка,

Болельщик победы ждет,

Андорра – мелкая сошка.

Не дрогнули братья славяне,

На победу играют хорваты,

Не ходят пешком по поляне,

Англичане сегодня из ваты.

Россияне сделали план,

Празднует буйно фанат,

Тренер – голландский тюльпан,

Вроде, победе не рад.

Напишут: опять повезло,

Так карта легла, братва,

Скептикам всем назло

За Россию встала трава.

Не так уж сильны джентльмены,

Букмекерщик взвел курок,

Разорили за час перемены,

Англичанам дали урок.

В Англии – шок и печаль:

В споре Россия права,

Мундиаль уплывает вдаль,

На Уэмбли наша трава.

Россия, вперед!

Верят в тебя до поры,

Успеха болельщик ждет,

Красивой, достойной игры.

ОЛИГАРХ

Красивая жизнь удалась,

Легкий коньячный хмель,

На запад толпа понеслась,

На лыжи встает Куршавель.

Чистые снежные горы,

Криминала есть новизна,

Знают о ней прокуроры,

Стерпит пропажу казна.

Имя в журналах славится,

Вилла ждет богатея,

Жена – ну просто красавица,

Правда, немного рогатая.

Буратино закатит банкет,

Золотые приборы и ложки,

Оплатит обратный билет,

Журналисты сметают крошки.

Фабулу сгладят законники,

Зря, мол, мутили воду,

Лизоблюды, поклонники

Затянут хвалебную оду.

Колют активы ежом,

Прагматичный жалит цинизм,

Поделиться бы багажом,

Но верх берет эгоизм.

В гости зовет монарх,

От безделья бедняга печалится,

Спокойно гуляй, олигарх,

За тебя на зоне чалятся.

СОКОЛЫ

Письма бросили в ящик,

Далеко сейчас кореша,

Пустота для меня не образчик,

Общения просит душа.

Шелестят в руках страницы,

Дружбу пророчат высокую,

В зените ловчие птицы,

Охотники вечные – соколы.

Птицы летят в Эмираты,

Упакованы в тесный ящик,

Задержаны будут пираты,

Честный таможенник – образчик.

Над лесами, степями, осокою

Вольные птицы кружат,

Парят гордые соколы,

Друзья по погостам лежат.

Поднимется сокол в зенит,

Падает камнем с добычей,

Вода по откосу бежит,

Путник, исполни обычай:

Воды ключевой испей,

Возьми в дорогу с собой,

Скрасит путь соловей,

Трудно спорить с судьбой.

Как соколы были друзья,

Поднимались и падали вниз,

Винить их в этом нельзя,

Есть успех и провальный каприз.

Прочел дорогие страницы,

Братва не меняет план,

Над зоной каркали птицы,

Разогнал их сокол-сапсан.

ДЕНЬ ЗЭКА

День российского ЗэКа

Украсит любой календарь,

В течение последнего века

Арестанта морозит январь.

От снегов холодного севера

Долетают теплые строчки,

До полей бескрайнего клевера

На карте скорбные точки.

Миллионы прошли лагеря,

Остались на сердце шрамы,

Не найдешь среди них бунтаря,

Семейные пьяные драки.

Неотделима от нас неволя,

Равнодушие наше бесспорно,

Мы – колосья единого поля,

Не вызрели многие зерна.

Трагедия, боль человека, –

Из соображений сажали тактических,

В день российского ЗэКа

Вспомним всех политических.

Много невнятного было,

Мы все далеко не святые,

Ошибся однажды терпила,

Годы прошли молодые.

День российского ЗэКа,

Такой же, как ты заключенный,

Увидели в нем человека,

Вспомнили номер казенный.

День российской неволи

Будет отмечен не зря,

Свобода гуляет в поле,

Праздник придет в лагеря.

НАДЗОР

Все больше сидим по домам,

Вечер простой, рядовой,

Спасибо любимым ментам –

Наш охраняют покой.

С проверкой пришел участковый,

На столе стоит самовар,

Чаек дымится готовый,

Очень тихо ведем базар.

Удивляется страж порядка —

Трезвые вечером, днем,

В руках гармошка-трехрядка,

Старые песни поем.

Помнишь Ванинский порт,

Крестик нательный на счастье?

Под окном милицейский «Форд»,

И «Ролекс» висит на запястье.

Дурью не пахнет дымок,

Водку бросили шкалить,

Работой занят браток,

Ночью не ходим шакалить.

Доволен безмерно майор:

Спокойно все на участке,

Отменит надзор прокурор,

Заиграют вечерние краски.

Встретит ночная Москва,

За столом посижу в казино,

Привет, ночная братва,

Не виделся с вами давно.

МИНВОДЫ

В кармане из лагеря ксива,

Ценная очень бумага,

Срок отволок красиво,

Вышел на волю бродяга.

Дождь стучит по перрону,

Капризы дождливой погоды,

Спешу к своему вагону,

Взял билет на Минводы.

Здравствуй, город Минводы!

Облака плывут красиво,

Пью лечебные воды,

Вино забросил и пиво.

В парке музыку слушаю,

Красивый город – Минводы,

Мороженое сладкое кушаю,

Век не видать свободы.

Сочные южные краски,

Ласковый теплый вечер,

Я сегодня в завязке,

Девичьи трогаю плечи.

Встретил свою надежду,

Познакомились очень быстро,

Девушку звали Надежда,

Пробежала взаимности искра.

Славный город – Минводы,

Не забуду твои черты,

Мы дети великой природы,

Надежда ее и цветы.

Спасибо, город Минводы,

Открылась бескрайняя новь,

Пролетают, как в сказке, годы,

Страшная сила – любовь.

ЕГОР

У подножия скалистых гор

Шумит небольшой городок,

Мотает братишка Егор

Судом положенный срок.

Ждет его дома жена,

Дети и старая мать,

Мечта у нее в жизни одна –

На прощание сына обнять.

Видно с соседних гор —

Длинный ползет автозак,

В строю заходит Егор

В длинный и темный барак.

Кислотою травят металлы,

Чернеют ногти и зубы,

Ездят на «Волгах» вассалы,

Вертухаи надменны и грубы.

Жесток постсоветский ГУЛАГ,

Ежовы не снял рукавицы,

В ворохе судных бумах

Сплошь виновные лица.

Грубанул, наверно, Егор,

Пошел выбивать зарплату,

Не слушал его прокурор,

Приравняли случай к захвату.

Жду братишку домой,

Выедет Егор в Покров,

День рождения его зимой,

Родная по матери кровь.

Встречу его у протоки,

Расскажу последние новости,

Не иссякают зэков потоки,

Нет у законов совести.

КЛОП

Судьба указала перстом,

Ниша свободная есть,

За плечами – казенный дом,

Планов лихих не счесть.

Погоняло досталось – Клоп,

Свой набиваю карман,

Пожар, наводнение, потоп, –

Спокоен, как старый диван.

Присосался к серой нефтянке,

Хозяев своих стерегу,

Счет на острове в банке,

Домик на том берегу.

Есть огромная яхта,

Деньги картели суют,

Я дока в области фрахта,

Танкеры с нефтью снуют.

Черное золото недр

Имеет серую крышу,

Подельник по прозвищу Кедр

Сбыта наладил нишу.

Утекают золотые реки,

Сливаясь в большие моря,

В Штаты, Японию, в греки, –

В дальние, в общем, края.

Работает чисто картель,

Вовремя сделает сговор,

Заказов целый портфель,

Осетра готовит повар.

ОДИН ЗА ГЛУХИМИ СТЕНАМИ…

Один за глухими стенами,

В раскаянии доверься шконке,

Каждый занят своими штанами,

Свои донимают гонки.

Обдает пронзительным холодом

Сильно обточенный зуб.

Между наковальней и молотом

Очередной появится труп.

Духовные отцы НКВД

Оставили мерзкие тесты,

Вилами напишут на воде

Все жалобы, претензии, протесты.

Все погибшие забыты,

Стерты в лагерную пыль,

Зоны, камеры забиты,

Закон – перекрученный горбыль.

Осталась скотина глыбою,

Стережет назойливо покой,

Скользкою стала рыбою,

Лучше промолчать – какой.

Признание осталось царицею

Никем не доказанной вины,

Вылетишь пощипанной птицею

После следственной войны.

Следствие выпускает пар,

Остывает медленно от перегрева,

Честнее зэковский базар,

Правдивей вести слева.

Говорим на разных языках,

Граждане не все равны,

Найдется рояль в кустах,

Что ни клавиша – признание вины.

ЗАГЛЯНЕТ РЕДКИЙ ЛУЧ…

Заглянет редкий луч

Под темные, серые своды,

Будешь терпелив – будешь везуч,

Дождешься вовремя свободы.

Арестант живет надеждами,

По далекому скучая прошлому,

Грезит белыми одеждами

В пику состоянию пошлому.

Не выносим порой позор,

Веселья маленькая толика,

Пялится в волчок дозор,

Смотрит, как удав на кролика.

В смятении слабость есть,

Играет скрипка Паганини,

Укрепляя стойкость, честь,

Чтоб не утонуть в болотной тине.

Следствием засвеченный момент

Висит Дамокловым мечом,

На зону выпишут абонемент,

Раскаяние, признание нипочем.

Тень ложится игрока

На общак, решетки, стены,

Она пришла издалека,

Из закулисья мертвой сцены.

В тишине прогулочного дворика

Воздуха хватанешь морозного,

Есть тема для тюремного историка

Со времен Ивана Грозного.

РУССКИЙ МАТ

Русскому без мата, как без рук,

Основательно теряется лицо,

Сделали огромный крюк –

Отпустили крепкое словцо.

Без мата, как без хлеба.

Весть пришла издалека,

Сжалось в овчинку небо –

Мат слетает с языка.

Мат не вреден для здоровья,

Он не пластид и динамит.

Мат, отпущенный с любовью,

Быстро личность охладит.

Мат древнее топора,

Раздвинул до небес формат,

Не знали древние пера,

Но хранили свято мат.

В старинных свитках бересты

Писались росича права,

Как очень редкие цветы

Хранились бранные слова.

Без мата не было атаки,

Он дух наращивал в бою,

Не обойтись без брани в драке,

Придержит мат в строю.

Палят в сражении пушки,

На поле брани все сословия,

Окунулся юный Пушкин

В тайну бранного злословия.

Не смог голоса собрать,

Сошел заранее с трассы,

Звучит «Япона-мать!»,

Брань уходит в массы.

Растянул меха гармошки,

Выдал скверные частушки –

В восторге хлопают в ладошки

Дети, женщины, старушки.

Оставил мат бараки,

Переехал в светлый дом,

Брань отпускают фраки,

Сидя за фамильным серебром.

Мата нет на зоне,

Но он присутствует, витает,

Он в фене и жаргоне –

Зэк по глазам читает.

Живет в словесной ткани,

Его не вытравить, не сжечь

Русский возглас брани,

Ему лучше не перечь.

АФЕРНАЯ СТОЛИЦА

Подходят к перрону составы,

Примет гостей столица,

Любители быстрой халявы,

Криминальные едут лица.

Кидают и дурят по-черному,

Рекламой пестрят издания,

Нету места ученому,

В метро продаются звания.

Больничные прочат листы,

От всех излечат болезней,

Таблетки и капли пусты,

Деньги готовь, любезный.

Поселят дюжину персон

Основатели аферы,

Повсюду клеят лохотрон,

Остановки, как пещеры.

В подвале шустрый китаец

Лейблы шьет под Армани,

В столице осел скиталец,

Бизнес ведет на обмане.

Солнце взошло едва,

Узбек кричит дотемна:

«Арабский вкусный еда –

Шаурма, шаурма, шаурма».

Нету у фирмы лица,

Посредник привозит товар,

Аферам не видно конца,

В дело пускают навар.

Невеселое крутят кино,

Обещания заведомо лживы,

Золотое ищут руно

Любители легкой наживы.

Пиво попьют опера

В компании вольных стрелков,

Остановить преступность пора,

План перехвата готов.

Ловят халявщиков пачками,

Жалеют суду жеребят,

Попугают зоной, точками,

В общем, слегка пожурят.

ПИСЬМО ПРОКУРОРУ

Прессую феню и жаргон,

Воздух выдавил из строчки,

Ушел нормальный сок,

Отбили на допросе почки.

С кровью приходится мочиться,

Крою матом сотым,

Мне больше не молчится,

Стать решил сексотом.

Разведи, гражданин законник

Всех по правильным углам,

На службе убойный треугольник:

Мордобой, шантаж, бедлам.

Признание выбивают опера,

Улики находят на звезде,

Работают грубее топора,

В отказ идут в суде.

Лепят дело, стоя,

Свободу всюду водрузили,

Во времена советского застоя

Так нагло не грузили.

Где законы, гражданин начальник?

Суют готовый протокол,

Подпишет гнутый чайник,

Сядет задницей на кол.

В СИЗО открытый пресс,

Не поможет голодовка,

Следствию не кажешь интерес,

Нагнется в карцере голтовка.

Приходит служивый по надзору,

Решил братишка попечалится,

Мол, прессуют без разбору,

Неделю, как в подвале чалится.

В полдень отворилась кормушка,

Принесли бумагу из спецчасти,

Зря стреляла пушка,

Ответ достоин власти.

Сухо, кратко и казенно.

Словесная сдохла перестрелка.

«Нарушений нет. Все законно.

Проведена проверка».

ВОЛЬНЫЙ ПАРУС

Письмо прилетело в централ,

Пишет братика подельник:

Поезд увез за Урал

В дальний таежный ельник.

Плохо в тайге без любви,

Молодая осталась жена.

Плоты плывут по Оби,

Туманов плывет пелена.

Плывет по Оби лесосплав,

Штабеля на крутом берегу.

Парнишке не важен Устав,

Покинул на время тайгу.

Нашелся хороший баркас,

Ветров подходящие розы,

Уставы ему не указ,

Песня доходчивей прозы.

Валил свою сотню стволов,

До утра оставался свободен,

Сидела братва у костров,

Был он бригаде угоден.

Парус серел на Оби,

Ветер прилип к парусине.

Парнишка пел о любви,

О доме, о маленьком сыне.

Воды бегут за бортом,

Ветер усилил старание,

Далеко родительский дом,

Не скоро случится свидание.

Ложился вечерний туман,

Он вернулся веселый, охочий,

Осилит он завтрашний план,

Настрой боевой и рабочий.

Силы давала река,

Вольный беспечный ветер,

На север плывут облака

В теплый таежный вечер.

БАРАК

«Выйдем из невежества и мрака», –

Самозабвенно пели.

Вышли из убогого барака

И сталинской шинели.

Видел многое барак

От фундамента до кровли,

От простых банальных драк,

До большой резни и крови.

Углы чернели от промоин

Скрипели нудно половицы,

После страшных сучьих войн

Валялись погнутые спицы.

Казенный жесткий стиль,

Прошли бараки миллионы,

Превращали их в утиль

Гуманные законы.

Нету лучших перемен,

Упал на нары от бессилия,

Не получая ничего взамен

Из рога изобилия.

Сунул горстку золота

На черный день под половицу.

Под знаком Серпа и Молота

Угораздило родиться.

Вышел из общин барака,

Разбит, повержен враг.

Рассудила власть двояко,

Закрыли в лагерный барак.

Барак – убогое жилище,

Сродни пещерным нарам,

Здесь кантовались тыщи,

Через колено гнули норов.

В бараках – буйный нрав,

Власть не лыком шита,

Вычисляли, кто не прав,

Пропуская через сито.

В жизни нету смысла,

На вопросы нет ответов,

Но не возникало мысли

Предать страну советов.

Добываем честно уголь,

Родились дети в браке,

Отмерен тесный угол

В покосившемся бараке.

В коридоре полумрак,

Жизнь – перевернутая призма,

Стоит устойчиво барак,

Символ социализма.

ОТЕЦ И СЫН

Во сне он часто кричал:

«Я деньги не брал! Я не крыса!»

Нож из паха торчал –

Привет от психа Бориса.

Отправляли мальчишку за дверь,

Мама оставалась с любовником,

Погоняло запомнилось – «Зверь»,

Называли его уголовником.

Коля лежал на больничке,

Затянулся розово шрам,

Шнырь заглянул по привычке,

Погремуха его «Абрам».

Прокинул он в разговоре,

Опасно взглянув на дверь:

«Правилку назначат Боре,

Интересовался делом Зверь».

Из разговора понял Коля –

Зверь в соседней палате,

Необъяснимая штука неволя

Замкнется на сыне и брате.

Мужчина прикрылся книжкой,

Вымолвил Коля с трудом:

«Вы помните меня мальчишкой,

Ту улицу, город и дом?»

Вздрогнул внутри законник,

Будто оскорбил его кто-то,

Обшарил рукой подоконник,

Подал матери фото.

Странно смотрел на мальчишку,

Себя увидал молодым,

Из юности вытащил книжку,

Прочесть про далекий Крым.

В тумане маячил Крым,

Домик с огромными вишнями,

Над лиманами утренний дым,

Казались вопросы лишними.

«Сколько тебе, сынок?»

«Восемнадцать», – ответил Коля.

Ударила кровь в висок –

Показала сына неволя.

Ничего не сказал законник,

Хотел разразиться матом.

Как разрулить треугольник?

Борис является братом.

Нельзя показывать спину,

Борису приятный сюрприз.

Надо признаться сыну,

Шефство возьмет Борис.

ПРИПИСАННЫЙ К ЗОНЕ

Я шел по скользкому броду,

Бежал через каменный лес.

На зоне обрел свободу,

Пройдя растормозку и пресс.

Свобода – в моей голове,

Не забита она отрубями.

Дождь шумит по траве,

Крепнет свобода с годами.

За высокой колючкой слякоть

И не очень хорошие планы.

Пуля проходит в мякоть,

Режут не только карманы.

Больше порядка на зоне,

Срок не один отсидел,

Имя на каждой персоне,

На воле – сплошной беспредел.

Свободу в себе отыщи

В тесной, забитой хате,

На слабость укажут прыщи –

Жил на хлебе, обрате.

Нет места на воле,

Мимо молочные реки,

На сверке знаешь пароли,

Приписан к зоне навеки.

Приписан, как крепостной,

К вечной лопате и тачке,

Пригреет солнце весной,

Руки тянутся к пачке.

Затянешься сладким дымком,

Изнуряет от боли,

К горлу подступит ком

От мысли о вечной неволе.

Прозвенит на свободу звонок,

Готовы парадные брюки,

Только держать черенок

Способны привычные руки.

В неволе провел червонец,

Репутацию растратил свою.

Будь китаец, немец, японец,

Надо время попасть в струю.

В прокуренных легких свист,

Землисто, серо лицо,

Коряво исписан лист,

В надежде вступил на крыльцо.

Нет ни угла, ни приюта,

Косо смотрит чиновник,

Повернулся невежливо, круто, –

Ты для него уголовник.

Ни один не решить вопрос,

Приветливо встретит малина.

Про седьмой перепартос

Другая поет половина.

Приведут в малину девицу,

Слить застойную плоть.

Можешь на волю дивиться,

Можешь лохов полоть.

Льется без меры бухло,

Вечная тема про зону,

Сменишь свое барахло,

Примеряясь к сезону.

Отдохнешь месячишко, другой

В знакомой, привычной семье.

Прогнется дорога дугой

Ближе к судебной скамье.

У Фемиды особое мнение,

Осудит судья по понятиям.

Не встал на путь исправления,

Не к тем примкнул приятелям.

Лишена система морали,

В действиях ищет мораль,

Все тома пролистали,

Отсутствует та деталь.

Аморально живет государство,

Страна незрячих, глухих,

Одним сплошные мытарства,

Прячет от зоны других.

Накинут готовый срок,

В сутанах сидят демагоги,

Свободы принял глоток,

Обивает в бараках пороги.

Растянется кисло статья,

Кислее застойного кваса,

Отправит в неволю судья

Для зоны нужное мясо.

Поставили в списанный ряд,

Унижен в тебе человек,

Затравленно бегает взгляд,

Ты по статусу – вечный зэк.

ДРУГ ОТКИНУЛСЯ С ПЕЧОРЫ

Друг откинулся с Печоры,