КИЧЛАГ

Осталась призрачная надежда,

Сердце рвется из груди,

Чужою кажется одежда,

В утробе крутят бигуди.

Звучат заученно слова,

Порой плаксивы речи,

Туго соображает голова,

Дробно вздрагивают плечи.

Во рту предательская сухость,

Деревянным кажется язык,

Сморозить можешь глупость,

Как неграмотный мужик.

Пальцы врезались в ладони

Клещами пойманного краба,

Под кожей мечется в агонии

Грудная сетчатая жаба.

Можно закосить на тупость, –

Жалеют всех убогих,

В уме немая грубость,

От дела отцепили многих.

В душе мечется сумбур,

Свое видишь отражение,

Сознание сверлит бур:

Не проиграл еще сражение.

Играет мышцами качок,

Сквозит угроза в тоне,

Раз попался на крючок,

Спрыгнешь только в зоне.

Душит злость, обида,

Злорадно дернулся кадык,

Крепись, держись для вида,

Как правильный мужик.

Зря потеешь, брат!

Тащишь воз, как мерин,

Судебный скрыт формат,

Срок давно отмерен.

В точку сузился размах,

Поздно причитать и охать,

Клетки сковывает страх,

Пошли Фемиду на х…

Рассудит высший суд,

Время будет поскрижалить,

Лопнул переполненный сосуд,

Желчь начинает жалить.

Крутые лагерные рыси

Знают эту профанацию,

Последнее слово не повысит,

Писать не будут апелляцию.

БРОДЯГИ

Ходят по миру бродяги,

Вполне, чем по нраву среда,

В руках у них белые флаги,

Никому не желают вреда.

С чутким зрением и слухом,

Горечь познали в скитаниях,

Они выше сознанием и духом,

Кротость приходит в страданиях.

Ходят по миру бродяги,

Познали насилье, обман,

В руках у них красные флаги,

Кровь сочится из ран.

Солнцем высоким палимы,

Грубый, обветренный вид,

Посему отовсюду гонимы

В грязный подвальный быт.

Ходят по миру бродяги,

Везде нежеланные гости,

В руках у них черные флаги,

Торчат оголенные кости.

В грозный день и погожий

Проходят они очищение,

Отвернется от них прохожий,

Осенит знамением священник.

В карманах у них ни гроша,

Покоряют страны варяги,

В страданиях болит душа,

Кому помешали бродяги?

НОВЫЕ МУРКИ

Пошли продвинутые Мурки,

Клиентам звонят на бегу,

У них точеные фигурки,

Домик на Лазурном берегу.

Блестят на пальцах брюлики,

Ждет ресторан «Монарх»,

Не прельщают Мурку жулики,

Подвозит Мурку олигарх.

Крутые нынче Мурки,

Сплошные мисс и миски,

У них точеные фигурки,

Силиконовые сиськи.

Снимает Мурка стресс

Не в малине, не в катране,

У Мурки белый Мерседес,

Массажистка в личной бане.

Мелькают Мурки на экране,

В театре – больше на балконе,

В казино – на первом плане,

Мурку не увидишь в зоне.

Прогонные девицы

Для встреч и вечеринок,

Безголосые певицы,

Владелицы ширинок.

Супруга Мурка депутата,

Нипочем ей полюсы, экваторы,

У нее с собой мандат,

Мурка – кандидат в сенаторы.

ИЗ ЮНОСТИ

У высоких пыльных пирамид

Проходили юности года.

Рвал забои динамит,

Горела над копром звезда.

Бушевали лагерные страсти,

Обходили стороной поселки,

Криминальные династии

Вели кровавые разборки.

Ночью в будках сторожа

Прятались по схронам,

Ходить без финки и ножа

Дурным считалось тоном.

Молодые были резвые,

Пьяный шел шалман,

То немцев ссыльных резали,

То гнали прочь цыган.

В уральский редкий зной

Смолкали злобные собаки,

Не пришел отец домой,

Были в трауре бараки.

Мать осунулась, замкнулась,

Мне будто дали по башке –

Вся бригада задохнулась,

В тесном каменном мешке.

Хоронили всем поселком

Героев шахтного труда,

За насыпанным пригорком

С отцом простился навсегда.

Большие звали города,

Братве на зону вез привет,

Горела над копром звезда,

Хранил ее далекий свет.

ЛАС-ПАЛЬМАС

На пристани Южного Буга

У причала лежат якоря,

Встретил старого друга,

Бороздили вместе моря.

Синее море без края,

Тихий французский пролив,

Бурные воды Биская,

Штормом встречает залив.

Остров заметен вдали,

Вечнозеленые пальмы,

К причалу идут корабли,

Гудками встречают Лас-Пальмас.

Вечнозеленые пальмы,

Скоро идти нам домой,

Стал нам красавец Лас-Пальмас

Горькой испанской тюрьмой.

Писала местная пресса:

Матросы сидели в кафе,

Украли из кассы песо.

Были мы подшофе,

Не знали испанский язык,

Попали на их ухищрения,

Навесили нам ярлык,

Записали на нас хищения.

Вечнозеленые пальмы,

Волны бегут за кормой,

Стал нам красавец Лас-Пальмас

Надолго испанской тюрьмой.

На спасение мизерны шансы,

Нашлось злополучное песо,

Вежливы были испанцы,

Закончилась длинная пьеса.

Синее море без края,

Полоска далекой земли,

Бурные воды Биская,

В порт идут корабли.

Тихий французский пролив,

Дальше все меньше преград,

Знакомый Финский залив,

Знакомый родной Ленинград.

На пристани Южного Буга

Волны бегут за кормой,

Историю вспомнили с другом,

Возвращались вместе домой.

Вечнозеленые пальмы,

Якорь касается дна,

Вспомнили порт Лас-Пальмас

За бутылкой сухого вина.

БАТЬКА МАХНО

Суровый московский острог,

Нашита тюремная бирка,

Со всех принимает дорог

В казематы свои Бутырка.

Молодой арестант Махно

Через частые очень решетки

Смотрел на Москву в окно,

В руках – черные четки.

Порхает над снегом снегирь,

Короткий день января,

Ждет арестанта Сибирь,

Слава ждет бунтаря.

Армию водит свою,

Сабель заточенных свист,

Рубится батька в бою –

Нестор Махно, анархист.

Дел не имеет с властями,

Рубит красных и белых,

Дорога покрыта костями,

Любит удача смелых.

Загнан батька в бутылку,

Из цепких не вырваться лап,

Вспомнил Нестор Бутырку,

Вспомнил сибирский этап.

Явилась огромная воля,

Исправление мигом нелепость,

Станица его – Гуляй-поле,

Неприступная вольная крепость.

Ветра зимнего свист,

Бескрайнее южное поле,

Батька Махно – анархист,

Батька гуляет на воле.

БЕСОВКА

Зинка – редкая бесовка,

На крючок попался фраерок,

Для нее обычная тусовка,

Для него пожизненный урок.

Нарисует Зина вариант,

Пробьет веселая слеза,

На затылке – черный бант,

Черные, веселые глаза.

Пригласит на съемную квартиру,

Устроит праздник для души,

Позовет подельницу Эльвиру –

Больно у ней груди хороши.

Неприметно свалят дамы,

Хозяин явится, качок,

Он тоже атрибут программы, –

Попался фраер на крючок.

Въехал фраер в лажу,

Мало, что пусты карманы,

Ему навяжут кражу,

Не залижешь скоро раны.

У Зины варит бестолковка,

Отец – бродячий лаутар,

Мать – фартовая воровка

Из зареченских татар.

Зина – редкая бесовка,

Разденет фраера, как в бане,

Известна сразу оконцовка —

Пустота и тишь в кармане.

КЛАВА

Распахнуты двери барака,

Алкогольная, значит, засуха,

Обнюхает вошедших собака

На предмет похмельного запаха.

Собака не любит трезвых,

Начинает скулить и гавкать,

Прыгать и бегать резво.

Из пятой выглянет Клавка.

У Клавы – загульный кильдым,

Понтовая сквозь пересылка,

Фраера напиваются в дым,

Пропуском служит бутылка.

Клава – прогонная бикса,

Подруга закрытого волка,

Во рту желтеет фикса,

На плече синеет наколка.

Амур стреляет из лука,

Вера в свою любовь,

Жестока в неволе наука,

Остыла буйная кровь.

Клава плывет в алкоголе,

Едут с похмелья рамсы,

Был бы друг на воле,

Гоняли бы с пользой часы.

А пока скулит собака,

Скребут на сердце кошки,

Открывает пасть клоака,

В глазах мелькают мошки.

Отыскала Клава мойку,

Брызнула кровь из вены,

Пора прекратить попойку,

Закачались пол и стены.

Собака скулит у дверей,

С проверкой пришел участковый,

Бригаду вызвал врачей,

Значит, день будет новый.

ЗВЕЗДЫ

На правом плече звезда,

Метели свистят февраля,

За Урал летят поезда –

В лагеря, в лагеря, в лагеря…

На левом плече звезда,

Шрамы получены в драках,

С братвою они всегда

В бараках, в бараках, в бараках…

Генералы высокого слога,

Правильный трудный полет,

Посыпана пеплом дорога,

Дерзкий и смелый пройдет.

По кромке тонкого льда –

Весенний солнечный луч,

Святая в купели вода,

Пакет охраняет сургуч.

Генералам высокого слога

Доступна любая печать.

Вас было и будет немного,

Способных за нас отвечать.

Прессует и давит система

Коварной жестокой наукой,

Не работает красная схема,

Человек не хочет быть сукой.

Не хочет давить и сдавать

Правильный, честный мужик,

Красным всегда враждовать,

К подлости зэк не привык.

Сделать хотят подонком,

Загнать за двойные решетки,

В деле прозрачном и тонком

Понятия верны и четки.

Генералы высокого слога,

Вам короны носить и вручать,

Вас было и будет немного,

Способных за нас отвечать.

ЖЕКА

Факел набит на груди,

Первая только ступенька,

Что будет с ним впереди,

Пока не знает Женька.

Факел – надежная дружба,

Женька – готовый солдат,

Не заладилась Женькина служба,

Принял его дисбат.

Закатом горит горизонт,

В музыкальном вечернем звоне,

За бакланку и легкий понт

Пробежался парень по зоне.

Дошло до общего слуха,

Подтвердила то дискотека,

Закрепилась за ним погремуха,

Отныне зовут его Жека.

Жека узнал распальцовку,

Осилил феню, жаргон,

Любую сведет оконцовку

На уровне местных персон.

Зажигает ди-джеем Жека,

С корешами – обратная связь,

Шансоном гремит дискотека,

К голубым у него неприязнь.

Правильный Жека пацан,

В голосе слышен металл,

Каждый гость у него меломан,

Это лучше, чем криминал.

ХИМИКИ

На крышах рыхлый снег,

Весна хромает по апрелю,

То тепло, то зимний след,

Лежу, от жизни балдею.

Отряд закинули на стройку,

Свободы радостный глоток,

В общаге дали койку,

Отбойный дали молоток.

Без понтов и без зазнайства

Блатные сбоку, со спины –

Поднимаем, вот, хозяйства

Спившейся родной страны.

Дороги строим и мосты,

Цемент, металл – налево,

Обрубаем все хвосты,

Водка – наша королева.

На днях зарезали козла,

Висит обглоданный скелет,

Конечно, съели не со зла –

Он портил нам авторитет.

Ошиблись в нас начальники,

Поспешили с первой сводкой,

Вином заливаем чайники,

Запиваем горькой водкой.

В общежитии все чинно,

По-пьяни только горячи,

Прикрываемся овчиной,

Летают часто кирпичи.

С перепоя очень злые,

Раздавили только шкалик,

Бесконвойные, борзые,

До утра пошли шакалить.

Дверь выбили ногами,

Трех раздели фраеров,

Уперлись в стол рогами,

Ждем сидим ментов.

Нет воров, авторитетов,

От понятий далеки,

Нет правильных ответов,

Сплошь простые мужики.

Коменданту ляжет ксива,

Список отъявленных невежд,

Получилось некрасиво,

Не оправдали мы надежд.

Назад дорога в зону,

Попутал бесноватый черт,

По гуманному закону

Не входит химия в зачет.

МУЖИК

Смотрю с прищуром, философски,

Канта, Гегеля читаю,

Привечаю многих по-отцовски,

Ментов подальше посылаю.

Слесарь, сварщик, дровосек.

Слышу голос Золушки,

Близкий к нарам человек,

Глажу птичке перышки.

Усталый мерин и ямщик,

Пар валит от телогрейки,

Русский правильный мужик

Сплошь страдает за копейки.

Волочет огромные срока,

В стране не убывает зло,

Параграфа туманного строка,

Отправит в карцер и ШИЗО.

Отмажет быстро лизоблюда

Продажная судебная система,

Мужика превратят в верблюда,

Обкатана повсюду схема.

Мужик уперся в произвол,

У хозяев разные причуды,

Маячит за спиной козел,

На УДО работают иуды.

Тащит зоны, поселения

Простая очень социалка,

Баланда будет без сомнения,

Но сверху будет палка.

Он, как выложенный мерин,

Не видит баб годами,

Желторотый срок отмерен

До звонка стучать рогами.

Мужику везде преграда,

Зачеты все давно уплыли,

Ему немного надо:

Чтоб стоял и деньги были.

ГОРЬКИЙ И МАЛЬЧИК

В бараках побелка и шмон,

Власти кипят от злости,

Красится, чистится СЛОН,

Прибывают высокие гости.

Лагерный пишет листок,

От счастья ревут островки,

Проехал Запад, Восток,

Едет к ним в Соловки.

Друг народа, писатель

В умах запалил фитиль,

Томов пролетарских создатель

И старухи больной – Изергиль.

Зачехлила охрана стволы,

Поскребли хорошо по сусекам,

Ломятся от снеди столы,

Улыбаться велено зэкам.

«Вот явился спасатель,

Горький – большой человек,

Пролетарский ценный писатель», –

Шептал ему юный зэк.

«Напишите в газете и книжке –

Здесь убивают людей!»

Ничего не ответил мальчишке

Носитель марксистских идей.

Мальчик упрямый и стойкий,

К маме хотел, домой,

«Дяденька, дедушка Горький,

Возьмите меня с собой!»

Ничего не сказал светило,

Потрепал по головке юнца,

Улыбался дедушка мило, –

Не решил еще до конца.

«Дяденька, дедушка Горький!» –

Кричал наивно подросток,

Охранник, как с горки,

Бросил его на подмостки.

Уехала важная свита,

Заключенным суровый удел,

Пропустят всех через сито,

Мальчика ждет расстрел.

Умирает усталый писатель,

Соловки потонули в тумане,

Счастья вечный искатель,

В утопии прожил, в обмане.

В ладони лежит конфета –

Прислал незабвенный вождь,

Пролетарская песенка спета,

С крыши капает дождь.

Не написал в газете и книжке

Как казнили невинных людей,

Не помог бедняге мальчишке,

Не ушел от бесовских идей.

1953 г.

УМЕР ГЛАВНЫЙ ГУТАЛИНЩИК…

Умер главный гуталинщик,

Вождь бессменный и стальной,

Умер страшный карантинщик, –

Прихлебатели подняли вой.

В зонах от радости рыдали,

Ждали справедливых перемен,

В кабинетах выли от печали,

Не снимали Сталина со стен.

Притихли резко командиры:

Какой укажут путь?

Вежливыми стали конвоиры,

Показав гнилую суть.

Восстала пятьдесят восьмая,

Прессовали политических по-полной,

Встрепенулась армия большая,

Понеслись по зонам волны.

Начались сидячие бунты,

Страх не сковывал сознание,

Примеряли на Севере унты,

Готовилось Норильское восстание.

Рабочие урезать смены,

Отменить запрет на переписку,

Нескоро будут перемены,

Нескоро выдадут расписку.

Только диктора не стало,

Началась борьба за власть,

Не вырвано ГУЛАГа жало,

На волю шла блатная масть.

Через годы откроются ворота,

Изменится в политике погода,

Выйдут из затхлого болота

Бывшие враги народа.

ПТИЦЫ

Ломаю корку хлеба,

Кормлю залетных птиц,

Улетают птицы в небо,

Птицам нет нигде границ.

Летят, порхают пташки,

Приготовил много корма,

Разложил крошки на бумажке,

Промыл перловки зерна.

Поклевали птицы зерна,

Быстро разлетаются,

Не надо птицам горна,

Они рано просыпаются.

Залетают на минуту птицы,

Я на годы залетел,

Им на месте не сидится,

Птах последний улетел.

Птицам нет нигде преград,

Только кенар в клетке бьется,

Я свободе тоже рад,

Там мне места не найдется.

Прилетит большая стайка,

Приведет тоска по лету,

Не убудет хлеба пайка,

Птицы сели на диету.

Осень клонится к закату,

Засыпает до весны природа,

Мы бы взяли пташек в хату,

Да дороже им свобода.

Я РОДИЛСЯ В СТРАНЕ ЛАГЕРЕЙ…

Я родился в стране лагерей,

От мамы узнал про этапы,

Время, лети поскорей,

Я очень скучаю без папы.

В черном, глубоком овраге

Веренице не видно конца,

Узнала мать из бумаги

О гибели мужа, отца.

Не высохнут матери слезы,

С коркою черного хлеба

Сидел я под сенью березы,

Смотрел в ненастное небо.

В стране, где забыли о Боге,

Сплошное стоит ненастье,

Костями мостили дороги

Ради всеобщего счастья.

Я живу в стране лагерей,

Тоже пошел по этапу,

Время, лети поскорей, –

Мой сын дожидается папы.

Живуч наследственный ген,

Он родился в темной неволе,

Не увидит душу рентген,

Не разложит душу на доли.

Ген затухает в сознании,

Код обостренный, опасный,

Преступник мечется в здании,

Не находит выход запасный.

Иду по звонку на свободу

Всем вопреки пересудам,

Тяжело объяснить народу,

Что был случайным верблюдом.

ВРЕМЯ

Времени нет во Вселенной,

Время родилось в уме,

В жизни драчливой и бренной,

Чтоб сроки давить в тюрьме.

Уйду путем обмирания

Вверх по высокой лестнице,

Все материальны старания

В лоне природы-кудесницы.

Рассеялся плотный туман,

Не видно правильной жизни,

Искусство – сплошной обман,

Изредка честность брызнет.

Вверх поднимаюсь все выше,

Теряю ощущение времени,

Не бегают крысы и мыши,

Не бьют дубиной по темени.

Переступаю Вселенной порог,

Здесь я без роду, без племени.

Закончился лагерный срок,

Ушел навсегда от времени.

До нуля общение сузил,

Никто не скажет в глаза,

Что преступник и лузер,

Ниже проходит гроза.

Завис в развратной тусовке –

Богатство, известность, обман,

Грешным уйдем в оконцовке

Как только выполним план.

ФЕНЯ

Поют гитары струны,

Борзому светит пеня,

Фарта нет и нет фортуны –

В блатхате правит феня.

На пальцах крутит четки,

Мазу держит кот,

Гонит бабки, шмотки,

Верблюд попал в промот.

Бесогоны гонят беса,

Метет полы хозяйка,

Вышла из-под пресса

Петухов немая стайка.

Акус нычку скрысил,

Опустился по ступени,

Крутые лагерные рыси

Разведут косяк на фене.

Сквозит в углах от дум,

Суки вложили мазло,

Наезд готовит кум,

Чухан толкнул фуфло.

Дырявый сел на кол,

В зад загнали зайца,

Заработал дырокол,

Грызет свои два пальца.

Цинк дает акула,

Заходники стоят стеной,

Упал козел со стула,

Сукой стал блатной.

Кружит кубик Рубика,

Духовитый малый,

Сплошь рогата публика,

Масть качает Чалый.

Дробят на баши бинт,

Запьют глотком чифиря,

Блатной гуляет фланг,

Воры ведут кормила.

Закозлил дикий фраер,

Дербанку ценит шнифт,

Залысил в карты стаер,

В трюм уносит лифт.

На кон брошен лепень,

Акробат ставит трюки,

Наркота возводит в степень,

По блюдцу ходят глюки.

Залез ребенок на колени,

Мамка тянет срок,

Наберется мальчик фени,

Нескоро прозвенит звонок.

ЖАРГОН

Открыты настежь шлюзы,

Выезжаю в Северный кичман,

Опера квартиры грузят,

Хоть и взяли за карман.

Получил весло и пайку,

Скрипят привычно тормоза,

За щекою прячу мойку,

Мойка – страшная гроза.

На стене горит фонарь,

Хата Ярусково плана,

Указали мне шконарь,

Шконарь у самого баяна.

Баландер подгонит шлемку,

Съем правильно перловку,

Под шконарь загнал котомку,

Не попасть бы куму на уловку.

Тормозит смотрящий бричку,

Смотрящий узнает бродягу,

Оформил быстро нычку,

Мойку завернул в бумагу.

От ресничек полумрак,

У светланки спит невеста,

Братва садится за общак,

Мне указали место.

По продолу шастает дубак,

Дубак пикует не по делу,

Заставлен пойками общак,

Пошел чифир по телу.

Слышен стук по батарее,

Доносит конь маляву,

Крутиться надо поскорее,

А то нарвешься на облаву.

Опера устроят шмон,

Матрасы бросят на поляну,

Баулы вытряхнут на кон,

Устроит кум подляну.

Светит карцер за заточку,

Трое суток – за приблуду,

Холодать придется ночки,

Карцер строгий не забуду.

В кумовскую поднял кум,

Дубак загнал в стакан,

Там холодный трюм,

Здесь муторный капкан.

Предлагает сигарету кум,

Не предложит сукой стать,

Опер поседел от дум,

Устал жаргон глотать.

СОЛДАТ

Возводим на Южном Урале

Атомный щит страны.

Миллионы были в опале,

Оказались врагами сыны.

Среди них молодой офицер

Попал в печальные списки,

Среди прочих суровых мер

Был он лишен переписки.

Заключалась трагедия в том, –

Родные об этом не знали, –

Находился поблизости дом,

Где дни проходили в печали.

Зэки рубили просеки,

От костров поднимался дым,

За тучами в светлой просини

Был далекий и близкий Кыштым.

Страда бушевала на поле,

Открыли на выход замок,

Выдали справку на волю,

Осенью кончился срок.

Угрюмый, худой и заросший

Несколько дней и ночей

Шел он нескошенной рожью,

Отдыхал у горных ключей.

Доставал из кармана кисет,

В длинной шинели до пят,

Он помнил отцовский завет:

«Честь и совесть выше наград».

Выбил кресалом искру,

Шагом пошел молодым,

Застать бы мать и сестру,

Скоро город Кыштым.

Пелена застилала глаза,

Он встал у плетня огорода,

Покатилась скупая слеза, –

Не щадили врагов народа.

Заколочен досками барак,

Бурьяном зарос огород,

Смотрит стая бродячих собак,

Стал собираться народ.

Кто-то отвесил лиха,

Стоя вдали под сосной:

«Они скончались от тифа

Прошлой ранней весной».

Разошелся тихо народ,

Он был возвращению не рад,

Устал от бед и невзгод

Скромный русский солдат.

МОКРУХА

Гиблое дело – мокруха,

Рыть будут долго и нудно,

Пуля свистит возле уха,

Свидетелю страшно и трудно.

Свидетелю дали понять:

Исполнитель довел приказ,

На убийцу не надо пенять,

Лучше пойти в отказ.

Прозвенит телефонный звонок,

Страх в сознании застынет,

Угроз прольется поток,

Напомнят о маленьком сыне.

Свидетель к отказу готов,

Доказательств – наплакал кот,

Следак упустил улов,

В деле глухой поворот.

До суда доконает мокруха,

Слаба обвинения база,

В деле гуляет проруха,

Буксует последняя фаза.

Негодует в суде прокурор,

Обвиняет все обстоятельства,

Просит читать приговор,

Суду нужны доказательства.

Нашла на камень коса,

Доказательств фактически нету,

Пожелания шлют небеса

Призвать виновных к ответу.