На памяти того же Сократа Константиновича было лишь два или три дня, когда в ящичке он не находил заветного конверта... или конверт был, но текст, содержавшийся в нем, не соответствовал действительности... Сегодня конверт утром был на месте, и в течение дня Монарх работал с его содержимым, но вечером, когда он уже собирался уходить и вскрыл сейф, чтобы положить в сегодняшний ящичек свой отчет, он обнаружил, что на дне ящичка без какого бы то ни было конверта белеет небольшой листок, на котором значится всего несколько строк. Такого на памяти Сократа Константиновича еще никогда не было. Как такое могло произойти и что это могло значить - в тот момент занимало его гораздо меньше, чем короткий текст на листочке. Он пробежал его глазами и машинально взглянул на часы. Времени оставалось в обрез, и успеть предотвратить то, о чем предупреждал листок, было едва ли возможно, но ничего другого не оставалось... Монарх кинулся к селектору голо-связи и лихорадочно принялся нажимать клавиши вызова самых разных абонентов, пока ему не доложили, что человек, которого он разыскивает, уже ушел. Теперь оставалось только обращаться к этому человеку по его личному каналу связи, надеясь, что он не отключил свой браслет или компнот, что он не занят именно в этот момент и что вообще собирается отвечать кому бы то ни было... Но человек этот довольно быстро ответил, и Монарх испытал ни с чем несравнимое облегчение. Как был, в легкой летней накидке и шляпе, он опустился в свое кресло и, стараясь не выдавать голосом своего волнения, сказал: - Добрый вечер, Александр Эмильевич, это я вас беспокою. Лицо Юлова занимало почти весь экран видеофона, и это свидетельствовало о том, что он разговаривает по браслету. Причем на ходу - над головой его время от времени проползали какие-то неразборчивые полосы, а вокруг слышались голоса людей. - Я слушаю, Сократ Констатинович. Случилось что-нибудь экстренное? Монарх покосился на часы. Полчаса остается... Мало, чертовски мало!.. - Пока еще нет, - сказал он, - но может случиться минут через тридцать... Вы, случайно, не в бар "Даблъю-Си" путь держите? - Именно, - кратко ответствовал Юлов. - А откуда вы?.. - А не лучше ли вам, Александр Эмильевич, воздержаться сегодня от посещения сомнительных заведений, отправиться домой к жене и провести вечер в кругу семьи, у теплого домашнего очага, так сказать? - вкрадчиво предложил Монарх. - Во всяком случае, я вам настойчиво рекомендую так поступить... Юлов напряженно хохотнул. Видно было, что он уже понял: начальство не случайно связалось с ним именно сейчас - но в то же время пытается определить, что именно начальству известно и откуда... - Сократ Константинович, дорогой! - воскликнул он. - С каких это пор руководство так печется о моральном облике подчиненных? Между прочим, у меня дома помимо жены имеется еще и теща, типичная старая карга, так что говорить об уюте и очаге в моем случае едва ли возможно... - Послушайте, Александр, - серьезно сказал Монарх, отбрасывая в сторону всякие экивоки и вежливые реверансы, потому что с каждой минутой в нем нарастало ощущение: не успеть, нет, не успеть, с ним уже не договориться!.. - Я знаю вас очень давно. Вы меня - тоже... Разве я похож на легкомысленного идиота?.. Поверьте мне, сегодня вам ни в коем случае не следует ходить в этот проклятый бар по одной простой причине: вас там убьют!.. Несколько секунд Юлов молчал, переваривая услышанное. Однако потом, когда он заговорил, в голосе его не отразилось ни страха, ни тревоги. Одно только удивление... - Но за что? - с интересом осведомился он, и Сократ Константинович краешком сознания отметил, что прогноз был верен, по крайней мере, хоть в одном, потому что Юлова интересовало не то, кто его может убить, а именно - за что?.. - Болван! - рявкнул он, не сдержавшись. - Мальчишеством решил заняться?!.. Мне все известно, и с кем ты встречаешься, и по какому поводу, и чту ты решил сделать!.. Не воображай, что тебе одному удастся перехитрить всю Контору!.. - При чем здесь Контора, Сократ Константинович? - растерянно спросил Юлов, замедляя шаг, но все-таки не останавливаясь. - Да при том, что все последнее время ты воюешь против нашей же Службы!.. Только не сегодняшней, Саша, пойми правильно!.. Это - наши предшественники, они имеют выход в наше время из конца прошлого века, а ты вообразил Бог весть что про них и вот уже второй месяц гоняешься за ними, высунув язык, стремясь окончательно загнать их в угол и скрутить в три погибели!.. "Пришельцы, Пришельцы!.. Агенты будущего!"... Да, какие они, к чертям собачьим, пришельцы?!.. Это же наши предки, наши отцы и деды, Саша!.. Вот теперь наконец Юлов остановился. "Если сейчас рядом с ним кто-то стоит или идет, то утечка информации будет просто сногсшибательная", мимоходом подумал Сократ Константинович, но тут же отогнал эти мысли прочь, потому что сейчас это не имело значения. - Но... но это точно? - спросил Юлов. - А как же?.. А зачем тогда вам нужен был весь наш отдел, если вы с самого начала знали обо всем?.. Видно было, что в его голове появляются почти одновременно самые различные мысли, порожденные тем сюрпризом, который ему преподнес Монарх. - Саша, ты сам, твой отдел и твои люди нужны были нам совсем для другого... Никто еще не опроверг предположений о том, что настоящие Пришельцы существуют, а раз так, то, рано или поздно, наши с ними пути пересекутся, и мы должны быть к этому готовы... Но сейчас это точно не они вышли на тебя... Хочешь, я скажу, как они тебя хотели купить? Уж меня-то ты, надеюсь, не станешь подозревать в пособничестве Пришельцам?.. Они предложили тебе внедрить в нашу Службу своего человека, а в обмен пообещали выполнить любую просьбу по изменению твоей судьбы, верно? - Допустим, что вы правы, Сократ Константинович. - ("Ох, как он тянет время, стервец! Сам, небось, уже в двух шагах от бара, а будет разглагольствовать так, словно встреча назначена на одиннадцать вечера завтрашнего дня, а не сегодняшнего!"). - Но я одного не пойму: чего хотите вы как мой начальник? Чтобы я предал и вас, и всех остальных?.. - Это не предательство, Саша!.. - Предательство всегда остается предательством, Сократ Константинович, даже если приходится предавать самих себя... - Ну-ну, это тебя не туда понесло, Саша... - Ну почему же? Как раз туда, куда надо, - усмехнулся Юлов, непонятно что имея в виду: не то направление мыслей, не то физическое перемещение его в бар. - И еще я никак не возьму в толк: если мы должны им помогать, то почему не делали этого раньше? А если они должны с нами сотрудничать, то почему тогда действуют тайно? Что это за детские игры в казаки-разбойники?.. - Саша, давай спокойно поговорим на эти темы как-нибудь потом... завтра, например... или послезавтра. Но сейчас времени для этого нет. - Да, времени нет, - спокойно согласился Юлов, трогаясь дальше. - Мне тут осталось до бара - рукой подать... Знаете, Сократ Константинович, спасибо за предупреждение, я его обязательно учту, но не кажется ли вам, что в описанной вами ситуации кроется один занятный парадокс, а? Ведь если вы считаете, что речь идет о своих, и если они это знают - а они не могут этого не знать, потому что каким-то образом сумели передать вам нужную информацию - то откуда мне тогда грозит опасность? Не будут же они стрелять в своего? Начальник Службы устало потер рукой лицо. - Да потому, засранец ты этакий, - проронил он, не глядя в лицо собеседнику, что я знаю тебя, как облупленного... И я уверен в том, что такой заскорузлый максималист, как ты, вполне способен видеть в этих людях врагов, а раз так, то ты можешь пустить в ход любые способы и средства, чтобы все-таки загнать их в угол, а ведь даже неядовитая змея, когда ее загоняют в угол, способна броситься на своего преследователя... - А вы считаете, что змей надо не преследовать, а гладить по головке и пригревать на груди? - саркастически осведомился Юлов. Монарх почувствовал отчаяние и неимоверную усталость. Этого и следовало ожидать, подумал он. Мне так и не удалось его переубедить. Остается только один аргумент, и пусть потом в меня кто-нибудь посмеет бросить камень... - Саша, - сказал он. - Тут есть еще одно "но"... Человек, которого ты встретишь в баре, это твой дед. Ты вот ни разу не задумался над тем, как попал в Службу сразу после университета, да?.. Ты не ведал, что твой интерес к пришельцам и прочей мистике всячески подогревался и поощрялся нами, потому что мы хотели видеть в своих рядах внука заслуженного работника. Но таковы уж причуды нашей профессии, Саша, и с этим следует считаться. Мы действительно можем в любой момент встретить в нашем времени своих дедов и отцов, потому что, работая здесь, в нашем времени, нелегально, они обеспечивали нашу с тобой спокойную жизнь... Так неужели у тебя поднимется рука стрелять в своего предка? Юлов криво усмехнулся. - Что ж, - сказал он, - история помнит немало примеров того, как отец стрелял в сына, а брат - в брата... Если люди сражаются за свои идеалы, то в этом нет ничего удивительного. Есть кое-какие вещи, Сократ Константинович, которые выше кровного родства... До свидания. А за информацию - все равно спасибо!.. Экран видеофона погас. Было без пяти минут одиннадцать. Сократ Константинович медленно-медленно поднял свою руку и ткнул пальцем в клавишу вызова по внутреннему коммуникатору. Когда ему ответил чей-то молодой бодрый голос, он сказал: - Костя, есть срочное дело... Возьми-ка штурм-группу и дуй в бар "Даблъю-Си"... это на Хорошевском... да-да, в полном снаряжении... Ты же знаешь Юлова, начальника Внутреннего отдела? Да-да, того самого... У него в этом баре сейчас должна состояться встреча с одним человеком... Так вот, нужно сделать всё, чтобы Юлов не явился на эту встречу, а если это не удастся - то чтобы он не причинил этому человеку вреда. Ты меня понял?.. Если я говорю "всё", это значит - ВСЁ!.. Да, ты прав... Но другого выхода у нас нет... И еще: держи со мной постоянную связь... Да... Желаю удачи.
      * * *
      Сегодня Рувинскому почему-то не работалось. Он уже испробовал все известные ему стимулы, заставляющие сидеть за компьютером, начиная от музыки и кончая мелкими порциями хорошего коньяка через каждые полчаса, но в душе было пусто и темно, голова отказывалась мыслить, и он не раз ловил себя на том, что тупо пялится в картинки-заставки на трехмерном экране монитора. Причина такого состояния Валерия была очевидна. Она стояла на его рабочем столе в рамочке, один угол которой был перехвачен черной муаровой ленточкой и у подножия которой лежали две гвоздики. Из всех цветов Ружина предпочитала гвоздики. Со дня ее смерти уже прошла неделя, но Рувинскому казалось, что они расстались не далее, как вчера... Эх, Ружина, Ружа, Ружка-Стружка!.. Несмотря на все твои заскоки и почти религиозный фанатизм, несмотря на исступленную ненависть к этому миру, который, рано или поздно, все равно будет существовать и несмотря на неумение прощать другим, даже самым близким людям, ты все равно была единственным человеком, которому я мог здесь довериться... И вот теперь нет и тебя, и до конца дней своих мне придется нести наказание одиночеством от судьбы. Если бы можно было вернуться в тот вечер, когда ты, подобно есенинской Анне Снегиной "что-то резкое в лицо бросала мне", то всё было бы иначе, и ты наверняка сейчас была бы жива, и мы были бы с тобой вместе, и нам было бы хорошо, даже теперь, после всего случившегося с тобой, мне становится легко и приятно, когда я думаю о тебе, но это проклятая отрезвляющая частица "бы" мешает до конца поверить в то, что ты вовсе не погибла, а жива... Да, в этом-то и заключается весь парадокс, дорогая Ружа: ты работала на организацию, которая стремилась к власти над временем, и вот ты погибла, но по-прежнему нет средства, чтобы обратить ход времени вспять и предотвратить твою смерть, и остается только стиснуть зубы и терпеть, потому что ничего иного все равно не остается!.. Рувинский достал из бара темную пузатую бутылку, налил щедро в стакан и, взглянув на фотографию Ружины, опрокинул в себя коньяк залпом. Когда он ставил стакан на стол, то ему показалось, что уголки рта на лице его возлюбленной расплылись в ободряющей улыбке. Но это, разумеется, была всего лишь иллюзия. Нельзя слишком долго смотреть на фотографии мертвых людей... Валерий отвернулся и подошел к окну. Город простирался до самого горизонта. С высоты было видно, как уходят вдаль, постепенно теряясь в перспективе эстакады магниторельса, и как по Москва-реке бодро шурует скоростной глиссер на воздушной подушке, а небо время от времени с приятным и еле слышным свистом рассекают аэры и джамперы, то и дело садясь, подобно стрекозам, на верхушки многогранников зданий... Рувинский смотрел на город, но думал вовсе не о проблемах архитектуры. О смерти Ружины он узнал совершенно случайно, из сводки новостей, когда камера показала крупным планом ее изрешеченное пулями тело и застывшее, мертвое лицо. В этом плане Рувинскому повезло, потому что иначе он, наверное, ринулся бы разыскивать ее и мог вляпаться в засаду. Судя по сообщению о перестрелке в Марьиной Роще, полицию очень интересовало, почему вдруг скромная сотрудница Информария стала вдруг ни с того, ни с сего стрелять в сотрудника Полицейского управления... Вполне могло быть, что этим делом занималась не только полиция, но и более серьезные организации, и тогда им могло стать известно о Ружине намного больше, а значит, им было бы весьма интересно побеседовать с теми людьми, которые поддерживали с покойной тесное знакомство. Особенно - с ее бывшим любовником... Именно по этой причине Рувинский воздерживался не только от обращений в полицию, но и даже от того, чтобы прийти к Траурной Стене, воздвигнутой еще четверть века назад на месте бывшего Введенского кладбища, куда позавчера замуровали прах Ружины. В этом времени почти никого уже не хоронили: официальная церковь давно сняла свой многовековой запрет на кремацию тел усопших... За спиной вдруг зазвонил видеофон. Рувинский не поверил своим ушам. Звонить ему сюда могла только Ружина... Неужели кто-то ошибся номером? Или все-таки этим, из полиции, удалось напасть на его след?.. Видеофон продолжал звонить, и пришлось взять себя в руки и ответить на вызов. На экране появилось лицо человека, которого Рувинский узнал с первого же взгляда. До него донесся из далекого-далекого прошлого голос Ружины: "Этого парня сейчас вовсю ищут местные... За серию убийств"... - Мне нужен Валерий Рувинский, - сказал между тем парень. Лицо у него было честным и открытым. Такие типы не годятся на роли серийных маньяков в кинобоевиках. Интересно, подумал Валерий. Зачем я ему понадобился? И кто мог навести его на меня?.. В голове у него мелькнула соблазнительная возможность ответить: "Вы ошиблись номером, здесь таких нет" - и повесить трубку, но, конечно же, он этого делать не стал. - Я к вашим услугам, - слегка поклонился он в камеру. - Простите, но не имею честь быть знакомым с вами... - Меня зовут Георгий, - сказал парень. - Фамилия моя вам все равно ничего не скажет. А насчет знакомства... Мы знакомы с вами заочно. У нас с вами была одна общая знакомая, и звали ее Ружина... Разговор становился все более интересным. Какого черта Ружина скрывала от меня, что знакома с этим типом?.. И зачем она все-таки дала ему мой видеофон? Или он причастен каким-то образом к ее смерти?.. Против воли, Рувинский почувствовал, что рубашка начинает прилипать к спине. - Я хотел бы с вами встретиться, Валерий, - сказал парень. - Не по видеофону же обсуждать наши с вами проблемы!.. Или вам не интересно узнать кое-какие подробности о том, как погибла ваша любимая женщина? Негодяй! Значит, именно он приложил руку к тому, чтобы Ружины не стало, а сейчас еще смеет издеваться надо мной!.. Неужели он думает, что все его жертвы безропотно подставляют висок под ствол его пистолета?!.. Теперь главное - не вспугнуть его. Усилием воли Рувинский заставил себя успокоиться. - Интересно, - сказал он глухо. - Вы даже не представляете, Георгий, насколько мне это интересно... Где и когда мы с вами можем встретиться?
      * * *
      Он шел по городу, сам не зная куда... Потом, когда я буду дома, рассказать бы кому-нибудь о том, где мне пришлось побывать - но ведь не поверят мне, думал он. Даже если я поделюсь этим с самыми наивными простачками, которые доверчиво смотрят всякую фантастику и читают всякие бредни о будущем... И, кстати, не поверят они мне по той простой причине, что мне нечем будет поразить их готовое к нелепой экзотике воображение... "Ну-ну, - скажут ехидно одни, - а ну-ка скажи, Гера, как там у них организованы жизнь и быт? Небось, сплошные роботы на каждом шагу? Наверное, никто не ходит, не плавает и даже не ездит, а все без исключения летают, как птицы? И, наверно, уже нет в городах ни грязи на улицах, ни преступности, ни денег, ни самих городов! Все мыслимые проблемы решены, и остались только самые немыслимые, так ведь?". И когда я разочарую их, то отвернутся они от меня и скажут: "Извини, старик, но если тебе вчера ночью приснилось что-то из зарубежной фантастики, то не надо об этом кричать на каждом углу!"... А другие будут, наоборот, ждать от меня рассказа о том, что в будущем всё скверно и мерзко, что природа окончательно уничтожена многочисленными войнами и экологическими катастрофами, что оскотинившееся человечество раздирают войны и внутренние распри, и что улицы бывших городов напоминают воплощенный в жизнь антураж западных фантастических боевиков, и они тоже высмеют меня с моими жалкими попытками объяснить, что хотя бы чисто внешне будущее не будет не лучше и не хуже нашего времени. Да, в чем-то оно будет другим, но и эти отличия не всегда будут бросаться в глаза, потому что к ним очень быстро привыкаешь... Но будут еще и третьи среди моих возможных слушателей, думал он, которым до лампочки будет, чту будут люди есть и носить в будущем, на чем они будут передвигаться и на каком языке разговаривать, потому что им, этим чудакам, обязательно надо будет знать: останутся ли люди прежними или существенно изменятся? И вот им-то и будет труднее всего мне ответить, потому что на подобный вопрос каждый отвечает по-разному, в зависимости от своего понимания, что есть человек, а чудаков вряд ли успокоишь диалектикой о том, что, мол, полвека спустя люди будут в основном прежние, но кое в чем изменятся... или, наоборот, внешне прежние, а в чем-то существенном - совсем иные... И как им объяснить, чтобы они поняли, в чем же именно произойдут эти изменения в людях? Чту их будет отличать от нас? Не одежда же и прически! И не умение же пользоваться сложнейшими компьютерными системами и установками микроклимата!.. Он вдруг поймал себя на том, что слишком пристально рассматривает всех встречных, и прохожие смущенно косятся на него, пытаясь понять, чем вызван их интерес к ним, а некоторые даже и оборачиваются, чтобы поглядеть вслед странному парню. И тут он вспомнил, кто он такой и чту он делает в этом чужом времени, и ему стало стыдно за свои мысли... Да-да, Гера, сказал он самому себе, не пристало тебе думать о таких высоких материях, ты ведь у нас убийца, и твои мысли должны быть простыми и мгновенными, как рефлексы животного, а если ты начнешь задумываться о нравственности и этике, то вспомни, для чего за пазухой у тебя пистолет и как летели брызги крови из твоей последней жертвы - и сразу всё встанет на место... Знай сверчок свой шесток и не рыпайся туда, куда тебе нет и не может быть доступа!.. И вообще, пора тебе убираться из этого знакомого и в то же время незнакомого города, времени и мира. А для этого пора наконец доложить Резиденту о том, что ты с честью выполнил поставленную задачу, и в тряпочку промолчать о тех червячках, которые едят тебя поедом изнутри... Главное - отправиться домой, и да забудется всё немного спустя!.. Ставров подошел к терминалу видеосвязи и нащупал в кармане монетку. Деньги, кстати, тоже закончились, так что сам Бог велел покинуть этот мир как можно скорее... Однако неожиданно для себя, вместо того, чтобы набрать номер Резидента, Георгий вдруг вспомнил другой номер. Тот, который ему дала перед смертью женщина, спасшая ему жизнь. Не стоит вспоминать о мертвых плохо, и если Ружина и хотела отомстить своему возлюбленному, то разве не выразилось в этом извечное женское стремление отомстить бывшему любимому?.. В конце концов, ты ведь вовсе не обязан действительно убивать этого самого Рувинского, но ведь ты был рядом с его женщиной, пусть даже и бывшей, в момент ее смерти, так разве не следует рассказать ему о том, как она погибла?!.. Разве сделают погоду лишних несколько часов твоего пребывания здесь? И Ставров решительно набрал комбинацию цифр, которая почему-то врезалась в его память не хуже формулы для определения поправок на ветер при стрельбе на большую дистанцию из автомата Калашникова. Некоторое время на вызов никто не отвечал. Потом экран мигнул разверткой, и на нем появилось лицо с нахмуренными бровями. Лицо было достаточно привлекательным. На вид человеку было лет сорок, сорок с небольшим. Это и есть он?.. - Мне нужен Валерий Рувинский, - сказал Георгий на всякий случай. Человек сморгнул. Потом склонил голову к плечу, рассматривая Георгия. - Это становится забавным, - непонятно сказал он. - Если я скажу вам, что это не я, то вы вряд ли мне поверите и правильно сделаете... Он что, чокнутый, раз так изъясняется? Хотя на сумасшедшего не очень-то похож, лицо приятное, умное... - Меня зовут Георгий, - сказал Ставров. - Фамилия моя вам ни к чему, она все равно вам ничего не скажет... - Послушайте, Георгий, - не очень-то вежливо перебил его Рувинский. - Вы давно к врачу обращались? - Что? К какому врачу? - опешил Ставров. - К обыкновенному, - насмешливо сказал Рувинский. - К тому, который будет расспрашивать вас, не было ли у вас в детстве черепно-мозговых травм и с чем ассоциируется у вас калоша... Ладно, ладно, не буду долго издеваться над вами, потому как грешно смеяться над больными. Надеюсь, вы еще не передумали насчет нашей встречи? Лично я провалами памяти не страдаю и прекрасно помню нашу договоренность... В десять вечера в баре "Даблъю-Си" на Хорошевском проспекте, не так ли? Да или нет? - В каком смысле? - осторожно осведомился Ставров. Рувинский вздохнул и возвел к потолку глаза. Он находился в какой-то комнате, полной компьютеров, принтеров и прочего электронного оборудования. - Так вы хотите со мной встретиться или нет? - спросил он, подавшись вперед. Вы же хотели поведать мне одну сногсшибательную историю о гибели одной женщины... - Да, - сказал Георгий, - конечно. Но... - Если, по-вашему, это смешно, то у вас своеобразное чувство юмора, - прошипел, неизвестно чем разъяренный, Рувинский. - Жду вас в баре!.. И экран терминала тут же погас. Ставров пожал плечами, чувствуя себя так, будто стал объектом домогательств настырного гомосексуалиста. И за что только Ружина могла любить такого психа, как этот Валерий, машинально подумал он. Или он гениально разыгрывает людей, в том числе и незнакомых, или сам шпарит под гения, поскольку только гении, если верить фильмам и литературе, имеют право на подобные заскоки... Он достал вторую монету. Надо же было узнать, где именно находится этот бар с "аглицким" наименованием и как туда добраться...
      Глава 31
      Несмотря на относительно раннее время, бар с поэтичным названием "Ватерклозет" был уже почти полон. Публику можно было понять, если учесть экзотику наименования и интерьера. Не часто встречаются заведения со столь прозрачными аллюзиями и аллегориями... Все здесь стремилось достойно оправдать название бара. И столики, которые были выполнены в форме унитазов, причем крышки их поднимались по завершении трапезы, и туда ссыпблась грязная посуда из небьющегося стекла и прочие отходы. И салфетки, которые крепились сбоку столика в виде стилизованных рулонов туалетной бумаги, и черно-белая кафельная плитка на стенах, а коричневая - на полу, и вереница музыкальных автоматов возле стен, тщательно замаскированных под писсуары... Время от времени специально одетый в клеенчатый фартук ряженый хватал старинную швабру с намотанной на нее тряпкой и принимался с преувеличенным старанием натирать пол, роняя в пространство громкие, явно рассчитанные на всеуслышание реплики типа: "Куда претесь с грязными лапами, олухи!.. Ходют здесь всякие обормоты весь день, ходют, а чего ходют - сами не знают!", а за стойкой включался специальный магнитофон, и динамики затопляли зал громким звуком спускаемой в унитаз воды ... В усиление этой символичной атмосферы, прямо над стойкой висел рукописный лозунг: "Во всем мире в клозете пахнет одинаково!", а на одной из стен периодически вспыхивало и угасало неоновое предупреждение, явно позаимствованное из юмора заморских туалетов: "NO FISHING". Пахло здесь, однако, вовсе не туалетом. В зале витали довольно вкусные ароматы запеченного мяса, квашеной капусты и дорогого спиртного. "Даблъю-Си" был местом, где посетители могли не только упиться до положения риз, но и отведать утиной печени "фуа-гра" по-французски, немецкий овощной суп "айнтхоф", сваренный на пиве, знаменитый калеуккско-финский пирог с рыбой и овощами и легендарный датский салат с сельдью. Ровно в десять Ставров переступил порог "Ватерклозета" и огляделся. Тут же возле него вырос ряженый в клеенчатом фартуке и наигранно проскрипел во всеуслышание: "Ноги вытирайте, господин хороший, в смысле - подошвы!.. Небось в приличное заведение зашли, а не в какой-нибудь сортир вокзальный!". Ставров машинально подвигал ногами по коврику возле входа, и лишь потом до него дошло, что на улице сухо, а значит слова ряженого - всего лишь дань той роли, которую он играет. - У меня здесь была назначена встреча, - сообщил он "уборщику". - Вас никто не предупреждал насчет Георгия Ставрова? - Столик в центре зала, - уже нормальным голосом тихо сказал ряженый и, вскинув швабру на плечо, проследовал к стойке, где влез на табурет и принялся беседовать с барменом. Ставров прошел между прямоугольными колоннами, миновал небольшой фонтан, искусно оформленный в виде большого рукомойника, и вышел к столику-унитазу из якобы сиреневого фаянса, за которым в одиночестве восседал Рувинский. На нем был серый костюм без галстука, а рукава пиджака были закатаны на три четверти по последнему писку моды. Наяву он оказался не таким сердитым, как при общении по видеофону. Перед ним стояло какое-то аппетитное дымящееся блюдо и стеклянный бокал, напоминающий вантуз, перевернутый вверх ногами, но с красивым золотистым напитком внутри. Георгий невольно проглотил слюну и вспомнил, что последний раз перекусывал пирожками примерно в полдень. Но финансы, а вернее - их отсутствие, не позволяли ему заказать так называемый "ужин победителя"... Увидев Ставрова, Рувинский прохладным голосом сказал: - Ага, вот и вы... Приветствую. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, Георгий. И продолжал с аппетитом поглощать содержимое блюда. Ставров сел и еще раз огляделся. М-да, обстановочка здесь была еще та... Явно не благоприятная для того, чтобы застрелить человека напротив тебя, если тебе вдруг стукнет в голову выполнить пожелание Ружины... Ну, предположим, другие клиенты выстрел не сразу услышат, да и столик скрыт от остального зала с двух сторон мощными колоннами, а с третьей зарослями каких-то араукарий... Значит, если тело этого хлыща не рухнет на пол, со звоном сгребая со столика посуду, то никто и не обратит внимания, почему это он вдруг ткнулся носом в тарелку. Мало ли, может, перебрал малый?.. Но вот с путями отхода здесь оч-чень не повезло, потому что выбраться из этого тупичка будет трудновато, а потом еще надо будет преодолеть расстояние до дверей, ведь окно сделано наверняка из ударопрочного стекла, и его не вышибить ногой... Что это я, вдруг опомнился он, неужели всерьез примеряюсь убить этого Рувинского? На кой черт он мне обосрался?.. - Что закажете, Георгий? - осведомился вдруг Рувинский, аккуратно кладя в рот кусочки мясного. - Здесь превосходное чешское пиво, рекомендую... Можете взять светлый "Будвайзер" или кристальный "Пилзнер Урквелл", ну а если вы любитель острых ощущений, то тогда советую либо "Радегаст" - он с горчинкой - либо бархатный "Пуркмистр"... Но это если вы закажете на закуску фаршированный рулет из свиного рубца или, как я, горячий винегрет из телячьих мозгов... А ежели вас интересует, скажем, "кок-о-вэн", тушенный со сморчками, то очевидно, что петуха, еще в горшке сблизившегося с вином, лучше всего употреблять не с пивом, а с бургундским... Он явно издевался, и Ставров почувствовал, что невольно краснеет. "Взять бы тебя за шиворот, гурмана-любителя, да окунуть носом в твою тарелку", подумал он, но вслух сказал: - Спасибо за совет, но я не голоден. И, в отличие от некоторых, пришел сюда не для того, чтобы пожрать и выпить пивка!.. Рувинский медленно отодвинул от себя тарелку, с видимым наслаждением сделал из "вантуза" глоток, не спеша, оторвал от рулона салфетку и вытер ею губы. - Что ж, - сказал он, - приятно разговаривать с деловым собеседником... Слушаю вас, Георгий. Эх, закурить бы сейчас, подумал Ставров. За время пребывания в этом мире он успел уже отвыкнуть от этой своей давней привычки, но теперь курить хотелось до того, что даже челюсти сводило. - Вы знаете, кто я? - спросил он Рувинского, рассеянно чертившего концов вилки по столу. Тот бросил на Георгия быстрый взгляд, не поднимая головы. - Да вроде бы у вас на лбу ничего не написано, и визитка к лацкану не прицеплена... Хотя мнится мне, что я вас где-то уже видел, только вот где никак не могу вспомнить!.. - Он возвел глаза к потолку. - Не паясничайте, Валерий, - жестко сказал Ставров. - На вашем месте я бы вел себя иначе... если бы, конечно, любил Ружину... - Вы ее знали? - совсем другим тоном спросил Рувинский. - Не то чтобы да... и не то, чтобы нет... Знаете, что? Давайте, я расскажу вам всё с самого начала, а уж вы сами решайте, чту вам с этой информацией делать... Вначале Ставров хотел рассказать именно то, что собирался, когда звонил днем Рувинскому, - о его встрече с Ружиной, о том, как она подставила себя под пули, которые должны были быть выпущены в него, и, разумеется, о ее предсмертной просьбе. Но последнее никак не могло быть объяснено в двух-трех словах, и тогда, неожиданно для себя самого, Георгий пустился рассказывать свою историю почти с самого начала. С того самого момента, когда много-много лет назад - календарных, а не реально прошедших для него самого - он подсадил к себе в машину человека, похожего на легендарного Штирлица, и до того самого момента, как по нелепой случайности он нечаянно убил того, кого должен был убить последним... Кое-что он обрисовывал только несколькими штрихами, особенно историю его вербовки Ассоциацией, на чем-то останавливался более подробно... Сам не зная почему, он вдруг решил выговориться перед этим, не очень-то приятным, субъектом и теперь рассказывал о своих похождениях и возникавших проблемах всё без утайки. Он поведал, как трудно было убивать одних, и как легко - других, он вспомнил, как ему пришлось ликвидировать Рольщикова почти на глазах у его беременной жены, а референта по фамилии Карвальин, которого отыскал в кардиологическом центре, он вынужден был застрелить не сразу, а после шестичасовой сложнейшей операции на сердце, когда стало окончательно ясно, что операция удалась, и Карвальин будет жить.