Крах «Волшебного королевства»

      — Это означает, что он либо торгует наркотиками, либо нечестный законник.
      — И то, и другое, — сказала Керри. — В прошлом месяце прислал мне фотографию, где он с теннисным призом. Пишет, что не может находиться вдалеке и. начинает опять готовиться к семейной жизни.
      — А парень не слишком хорош?
      — У него самый настоящий Эдипов комплекс. — Керри кивнула на спираль и сказала: — Я держу это здесь, чтобы напоминать самой себе о том, что не надо принимать близко к сердцу таких мужиков. Это — Родди, с его Стэндфордским дипломом и фантастическим европейским автомобилем, и со своей солидной фирмой в деловой части города. Во всем мире все должно делаться только для него. Прибавь к этому, что он ничто иное, как большое дерьмо, и тупое дерьмо в придачу.
      Уиндер сказал ей, что лучше бы она поостереглась так выражаться.
      — Но слава Богу, у меня все же есть карьера. — Керри повернула машину к стоянке автомобилей и доехала до конца узкой гравиевой дорожки.
      — Дом, милый дом, — промурлыкала она. — Будь внимательнее, когда будешь запирать дверь. Здесь не очень-то хорошее соседство.
      Джо спросил: — Почему ты делаешь это для меня?
      — Я не знаю. Я, действительно, не знаю. — Она отдала ему ключи и попросила облачиться в шкуру Енота, как только он выйдет из машины.

* * *

      Бад Шварц и Денни Поуг помогли Молли Макнамара подняться по ступеням старого дома в Южном Майами. Они усадили ее в кресло-качалку в гостиной и открыли окна, чтобы проветрить дом. Рука Бада Шварца все еще ныла, но пальцы, кажется, функционировали.
      Денни Поуг сказал:
      — Хорошо все-таки дома?
      — Конечно, — ответила Молли. — Мальчики, вы мне не организуете чаю?
      Бад Шварц взглянул многозначительно на партнера.
      — Я сделаю, — сказал Денни, — мне не трудно, — и направился в кухню.
      — Неплохой парень, — сказала Молли Макнамара. — Вы оба неплохие.
      — Примерные граждане, — сказал Бад, — вот кто мы.
      Он водрузил свое тело в мягкое капитанское кресло, но тут же вскочил, как будто сидение было горячим. Он забыл про ту чертову вещицу в кармане, пока она не пощекотала его по яйцам. Он раздраженно вытащил ее из штанов и положил на край стола. Она была завернута в голубую кружевную салфеточку.
      Бад спросил: — Мы могли бы что-нибудь сделать с этим?
      — На полке над плитой стоит банка, — сказала Молли, — а в холодильнике — рассол.
      — Вы смеетесь.
      — Это важно, Бад. Очевидно же.
      В холле он настиг Денни, который нес чай на серебряном подносе.
      — Ты поверишь? — сказал Бад. Он держал раскрытую салфеточку.
      — Что еще?
      — Она хочет, чтобы я эту чертову вещицу положил в рассол!
      — Это еще зачем?
      Когда он вернулся в гостиную, Молли покачивалась в кресле. Он поднес ей чай и сказал: — Вам должно стать получше.
      — Получше, чем я выгляжу. — Она осторожно пила, наблюдая за Денни поверх чашки. Нежным голосом она произнесла:
      — Ты не знаешь, что это значит для меня — то, что вы остались помочь.
      — Это не только я. Это и Бад тоже.
      — Он неплохой человек, — согласилась Молли. — Я подозреваю, что он человек принципов, глубоких принципов.
      Денни Поуг никогда не замечал в своем партнере человека принципов, но, может быть, Молли что-то действительно углядела. Хоть Бад и был неисправимым вором, он играл по определенным правилам. Без оружия, без насилия, без сильных наркотиков — Денни допускал, что все это можно назвать принципами. Он надеялся, что Молли распознала, что и он тоже имеет свои моральные границы, которые не нарушит. Позднее, когда все заснут, он решил составить их список.
      Денни спросил: — Так что вы собираетесь теперь делать? Стоять на своем?
      — Честно говоря, не уверена. — Она поставила чашку и промокнула салфеткой губы. — У меня было несколько экспертов, которые были против Кингсбэри. Юристы, экономисты, люди, сочувствующие нашему делу. Они составили список утечек денег, и сказали, что все это весьма интересно, все эти иностранные компании, но что, возможно, уйдут месяцы на то, чтобы отсортировать материал, и обвинительный акт будет готов только к следующему году. У нас просто-напросто нету столько времени.
      — Черт, — сказал Денни. Он не произносил слова «черт» с третьего класса, но в присутствии Молли, он старался выражаться как можно приличнее.
      — Я немного обескуражена, — продолжала она, — кажется, я понадеялась преждевременно.
      Денни Поуг чувствовал себя так паршиво, что готов был рассказать о шантаже, который они с Бадом затеяли против великого Френсиса Кингсбэри.
      Он спросил: — Мы можем что-то сделать? Хотя бы не дать им убивать бабочек и улиток?
      Молли дала ему подборку статей из журналов о редких тропических улитках Кей Ларго.
      — Я не сказала, что мы сдаемся… — добавила она.
      — Мы должны поговорить с Бадом. Он что-нибудь придумает.
      — Каждый день мы теряем драгоценное время. Каждый день может вылиться во что-то конкретное.
      Денни кивнул: — Давайте скажем Баду. Он мастак по части таких дел.
      Молли прекратила раскачиваться и подняла руку:
      — Я что-то слышала. А ты?
      Из кухни донеслись звуки борьбы: мужчины дрались, что-то тяжелое ударилось об стену, разбилась банка.
      Денни трясло, когда он поднялся. Предательские ноги дважды наводили его на мысль о бегстве.
      — Дай мне мою сумочку, — сказала Молли. — Мне понадобится мой пистолет.
      Но Денни будто прирос к полу. Его веки вздрагивали, а руки повисли, как плети. Все, о чем он мог думать, было: «Кто-то убивает Бада».
      — Денни, ты меня слышишь? Дай мне мою сумочку.
      Что-то оранжевое появилось в холле. Это был высокий мужчина в ярком дождевике с капюшоном. У него была влажная серебристая борода, черные солнцезащитные очки и что-то красное, обернутое вокруг шеи. Он держал Бада в весьма неудобном положении, одной рукой вокруг пояса. Бад был размякший, задыхающийся, со смятением на лице.
      Когда незнакомец выступил из тени, язык Денни был сухим, как пластырь.
      — А, это ты, — сказала Молли. — Поаккуратней, не повреди молодого человека.
      Незнакомец с размаха бросил Бада на сосновый паркет и сообщил:
      — Я поймал его, когда он клал чей-то палец в банку.
      — Именно я велела ему сделать это, — сказала Молли. — А теперь, Губернатор, успокойся.
      — Что с вами случилось? — спросил незнакомец. — Кто это сделал с вами, миссис Макнамара?
      Он снял очки и вперился в Денни, который издал странный шипящий звук и замотал головой. Бад, страдая от боли, выговорил:
      — Это не мы. Это какой-то чертов кубинец.
      — Скажите мне его имя, — потребовал незнакомец.
      — Я его не знаю, — сказала Молли, — но у меня есть кое-какие улики.
      — Палец, — пояснил Бад, все еще не отдышавшись.
      Незнакомец присел рядом с качалкой и нежно рассматривал раны и кровоподтеки на лице Молли. — Это невыносимо, — шептал он сам себе. — Это варварство.
      Молли дотронулась до его руки и сказала:
      — Со мной все будет в порядке. Правда.
      Бад и Денни видели таких мужчин только в тюрьме, да и то — не много. Его лицо можно было назвать диким… диким и бесстрашным, но не безумным. Может, оно было бы даже роковым, если бы парень не был так печален.
      Он повернулся к Баду и сказал:
      — Как насчет того, чтобы дать мне эту кубинскую штуковину?
      — Я бросил палец на пол. — Откликнулся Бад и подумал: «О Боже, не заставит же он меня поднимать его?»
      Денни опередил Бада:
      — Я отыщу его.
      — Нет, — возразил мужчина в оранжевом плаще, — я подберу, когда буду уходить.
      Он сжал Молли руки и поднялся: — С вами все будет нормально?
      — Да, они хорошо обо мне заботятся.
      Незнакомец взглянул на Бада.
      — Я не хотел сделать тебе больно, — сказал он Баду.
      Молли объяснила:
      — Он не знал, что вы, ребята, мои гости, вот и все.
      — Я буду рядом, — сказал незнакомец. Он поцеловал Молли в щеку, сказал, что через день-другой проведает ее и ушел.
      Бад подождал, пока не услышал стука хлопнувшей двери. Потом спросил: — Что это было за явление?
      — Друг, — ответила Молли. Они знали друг друга долгое время. Некогда она добровольно работала в его предвыборной кампании, агитируя за будущего губернатора одновременно и граждан, и коалиции по охране окружающей среды. Позже, когда он бросил службу и пропал, Молли была одной из немногих, кто все понял и все знал.
      — Парень ничего себе, — сказал Денни. — Он выглядит, как… У него не было срока?
      — Нам не следует этого знать, — прервал его Бад. — Я прав?
      — Ты абсолютно прав, — сказала Молли Макнамара.

* * *

      Незадолго до полуночи 23 июля Джим Тайл получил по рации сигнал о том, что неизвестный стрелял по автомобилям на Кард Саунд Роуд. Полицейский сказал диспетчеру, что он на маршруте и что он известит офис шерифа в Монро Каунти, если ему понадобится дублер — который, он знал, ему не понадобится.
      Машина лежала на откосе дороги в полумиле восточнее большого моста. Джим Тайл посмотрел на бамперы: два «Аламо», «Херц, „Нэщнл“, „Эвис“. Фирмы по найму автомобилей стали ставить метки на все свои машины, что было вызвано не столько рекламой, сколько предупреждением местным водителям, что рядом неориентирующийся турист, хотя этой ночью выстрелы поразили как раз ничего не подозревающих туристов. Во всех автомашинах были дыры от пуль 45-го калибра в левой передней панели.
      Джим Тайл точно знал, что произошло. Он записал краткие показания водителей, которые, казалось, зациклились на том, что кто-то стрелял в них просто потому, что они были туристами. Джим заверил их, что вещи такого рода происходят не каждый день. Потом он позвонил в Хоумстед, чтобы прислали буксиры для трех наемных машин, в которых снайпером были прострелены моторы.
      Один из водителей, турист из Канады, по связи позвонил в офис «Аламо» в Международном аэропорту в Майами и объяснил ситуацию. Вскоре другие машины были в пути.
      У Джима ушло несколько часов на то, чтобы понять смысл происшедшего. Двое депутатов из Монро Каунти подъехали и помогали искать улики до тех пор, пока москиты не заставили их вернуться. После того, как туристы отбуксировали машины, Джим залез в свою и обоими кулаками надавил на сигнал. Потом он поднял стекла, включил кондиционер и стал ждать, когда его несчастный старый друг выйдет из болота.

* * *

      — Мне жаль, — Скинк предложил полицейскому средство «Эдтайр» для отпугивания насекомых.
      — Ты обещал прилично себя вести, — сказал Джим Тайл. — А теперь ты поставил меня в дурацкое положение.
      — Остынь немного, — сказал Скинк. — Во всяком случае я никого не задел. — Он снял свои солнцезащитные очки. — У тебя случались когда-нибудь такие дни? Дни, когда тебе необходимо было выйти и стрельнуть в какое-нибудь дерьмо, неважно, какое.
      — В наемные автомобили?
      — А почему, собственно, нет?
      Напряжение перешло в молчание. Они разговаривали о таких вещах и раньше. Когда Клинтон Тайри был губернатором Флориды, Джим Тайл был его главным телохранителем — необычайно престижная должность для черного полицейского. После того, как Клинтон Тайри ушел, Джим тут же потерял работу элитного охранника. Новый губернатор, как ему объяснили, чувствовал себя более комфортабельно среди своих головорезов. К концу той судьбоносной недели Джим Тайл опять оказался патрульным на дороге, участок Харни — Каунти, ночные смены.
      Спустя годы, он оставался близок с Клинтоном Тайри, частично из-за дружбы, частично из-за восхищения, а частично из-за уверенности, что человеку всегда нужна полицейская охрана. В то время как Скинк вел беспокойный и все более дикий образ жизни, Джим Тайл всегда был рядом с другом и старался как мог для него. Учитывая его работу, порой ему было нелегко, но Джим знал, что его друг сделает для него то же самое, поменяйся они вдруг местами. К тому же, Джим верил в свои силы и надеялся, что когда-нибудь он будет командовать патрульным подразделением или даже всеми патрулями.
      А теперь, сидя в патрульной машине, Скинк протирал платком свои очки и извинялся за то, что поставил друга в такое неудобное положение.
      — Если ты хочешь арестовать меня, я пойму, — сказал он.
      — Кому нужна твоя чертова доброта! Но я буду тебе весьма признателен, если ты позволишь узнать, что происходит.
      — Ничего необычного, — ответил Скинк, — нехорошие парни нам всем коллективно дают под зад коленом.
      — Мы нашли мертвое тело на мосту, парень по имени Энжел Гавирья. Ты знаешь об этом, не так ли? — полицейский не стал дожидаться ответа. — Коронер говорит: самоубийство или несчастный случай, но я там был и думаю, что это не то и не другое. Покойный был хорошо известным «ведром с помоями», а у них никогда не хватает приличия, чтобы убить самих себя. Обычно кто-то другой оказывает им эту честь.
      — Джим, мы живем в бедовые времена.
      — На следующий день я тащил синий «Форд-Седан», который слетел с моста на скорости 86 миль в час, не считая того, что он был фэбээровский.
      — ФБР? — оживился Скинк. — Здесь?
      — Его звали Хоукинс. Он показал удостоверение, и мы с ним поболтали. Работает по делу о Волшебном Королевстве. Разбирается с исчезнувшими крысами с синими языками. — Джим лениво усмехнулся. — Да, теперь ФБР занимается тем, что допрашивает Эльфов, Ковбоев и Сказочных Принцесс. Я не думаю, чтобы ты мог просветить меня по этой части.
      Скинк был удовлетворен, что в ФБР обратили внимание на события в Северном Кей Ларго. Он сказал: — До меня доходят только обрывки информации.
      Джим наклонил лицо к переднему кондиционеру; его щеки почувствовали приятную прохладу. Он передал по рации диспетчеру в Майами, что заканчивает дежурство.
      — Я устал, — сказал он Скинку.
      — Я тоже.
      — Послушай, — произнес полицейский, — я не буду спрашивать о мертвом парне под мостом и об аварии грузовика, перевозившего тело кита…
      — Я не знаю, что можно сделать с дохлым китом.
      — Это ладно. Но как насчет тех бульдозеров? Ты в курсе? — Скинк посмотрел на него вопросительно.
      Джим рассказал, что днем случилось на строительстве в Фалькон Трейс.
      — Они ищут парня, который раньше работал в Королевстве. Говорят, он наломал там дров. И вроде бы, ан с оружием.
      — Правда? — Скинк задумчиво подергивал бороду.
      — Ты знаешь этого человека?
      — Возможно.
      — Так ты, возможно, мог бы передать ему, чтобы он заканчивал это дерьмовое дельце, пока не поздно?
      — Уже поздно. Сукины дети бьют даже беззащитных стареньких леди.
      — Черт побери, — полицейский уставился в окно машины. Три москита, прорвавшиеся внутрь, закружили вокруг его головы. Скинк подался вперед и поймал их. Потом открыл окно и выпустил их в густую ароматную ночь.
      Джим сказал: — Я беспокоюсь за тебя.
      Скинк усмехнулся: — Единственное хорошее событие.
      — Может быть, я тебя вытащу, когда все закончится.
      — Нет причин. Никто не видел, как я сделал это, никто не нашел оружия. Они даже не продержали меня ночь.
      — Да, не продержали, — произнес Тайл, — потому что я им сказал.
      Улыбка Скинка исчезла. Джим сказал:
      — Они тебя не будут пасти, конечно. Но я мог бы вывести тебя из дела на месяц или два. Пока все не утрясется.
      — Зачем? Ты же знаешь, что я прав. Ты знаешь, что то, что я делаю, правильно.
      — Но не стрельба по наемным автомобилям.
      — Ошибка суда, — согласился Скинк. — Но я же сказал, что мне жаль, видит Бог.
      Джим положил руку на плечо друга:
      — Я знаю, что ты считаешь, что это правильно и этого требует дело. Но, боюсь, ты проиграешь.
      — Может быть, нет, — сказал Скинк.
      Джим всегда терялся, когда Скинк говорил подобные вещи в подобном тоне. Он сказал:
      — У меня тоже есть своя жизнь. И я не могу ее остаток присматривать за тобой.
      Скинк откинулся спиной к дверце машины: — Джим, они мостят этот чертов остров.
      — Ну, это…
      — Но это только начало, — сказал Скинк. — Господи, ты должен знать. Это только начало!
      Некогда правительство штата скупило почти весь Северный Кей Ларго. Волшебное Королевство и Фалькон Трейс были единственными землями, оставшимися в частных руках. Однако Скинк не был рад. Джим сказал:
      — А тот парень, которого ты завербовал…
      — Я его не вербовал.
      — Неважно. Он тоже втянут в это.
      — По-видимому, так, — ответил Скинк. — По-видимому, у него это серьезно.
      — Итак, если тебя запереть, ни к чему хорошему это не приведет, да? — Джим надел свою шляпу и сдвинул ее на затылок. В темноте Скинк не мог разглядеть выражения лица своего друга.
      Джим сказал: — Обещай мне одну вещь, хорошо? Расскажи этому парню о смысле происходящего. Он новичок в этом деле и может пострадать. Это дело с бульдозерами — ничего хорошего.
      — Я знаю, — отозвался Скинк, — но для того, что он сделал, нужны недюжие способности.
      — Послушай-ка меня, — строго произнес Джим. — Он уже нажил серьезные неприятности на свою задницу, ты понимаешь это? Есть такие вещи, где я могу помочь, но есть такие, где я бессилен.
      Скинк кивнул: — Я поговорю с ним, обещаю. И — спасибо тебе.
      Он ушел. Джим потянулся к двери, чтобы запереть ее изнутри. Рука еще ныла от москитных укусов. Он надавил на акселератор. Набрав скорость сто пятнадцать миль в час, полицейский опустил окна, чтобы свежий ветер проник в кабину.
      — Двое, — слова вылетели в открытую ночь. — Теперь на мне двое сумасшедших.

21

      Вагончик Керри Лейнер был оборудован так же, как все подобные передвижные жилища. Тут были микроволновая печь, электрический консервный нож, плита, небольшой цветной телевизор, два вентилятора и раскладная софа, на которой спал Джо Уиндер. Но там не было музыки, и на третий день Уиндер, как беглец, воспользовался машиной Керри, съездил домой и привез свою стереосистему и кассеты. Он не был сильно удивлен, когда нашел дверь своей квартиры взломанной, а все вокруг перевернутым вверх дном — следы обыска. Педро Луз не слишком церемонился. Среди пропаж были портативный телевизор, три бокала для шампанского, магнитофон, водопроводная арматура, матрас, маленькая гравюра Матисса и тостер. Один из Нининых розовых лифчиков, который она забыла, был прожжен сигаретными окурками и свисал с люстры. Аквариум с водой был разбит вдребезги, а две рыбки убиты. Стереотюнер и кассетная дека избежали порчи, хотя проигрыватель был в обломках.
      — Это лучше, чем ничего, — сказал сам себе Джо, когда вернулся в вагончик. — Немного лояльности — это лучше, чем отсутствие лояльности.
      Пока он разбирался с колонками, Керри исследовала коробку с кассетами. То и дело она улыбалась или говорила «Хмм» смеющимся голосом. Наконец, Уиндер оторвался от клубка цветных проводов и спросил:
      — Тебе что, не нравится моя музыка?
      — Даже очень нравится, — ответила Керри. — Я многое узнаю о тебе.
      Она стала расставлять кассеты на полочке по алфавиту.
      — У тебя есть пишущая машинка? — спросил Джо.
      — В туалете. Ты собираешься опять начать писать?
      — Мне она нужна не для писательства.
      Она достала машинку, старую «Оливетти», и пристроила ее в кухоньке-нише.
      — Неплохая идея, — сказала она Джо. — Ты почувствуешь себя лучше. Не придется больше стрелять по тяжелым машинам.
      Он напомнил ей, что вообще-то и не стрелял по бульдозерам.
      — Я прекратил писать уже давно. Прекратил быть журналистом, так или иначе.
      — Но ты не выдохся, ты продался.
      — Благодарю за напоминание.
      Двумя вечерами раньше Керри расспрашивала его о газетном бизнесе, хотела знать, какого рода статьи он писал. И он рассказал ей о том, от чего мысленно никак не мог отделаться.
      Судебный процесс по делу тринадцатилетнего мальчика, который выстрелил в свою младшую сестру, потому что она взяла его альбом группы «Аэросмит» без спроса. Контрабандная марихуана, след от которой вел к Верховному Суду Флориды. Скандал о взятках, в котором были замешаны тупые инспекторы Дэйд Каунти. Строительство 47-миллионного скоростного шоссе, которое вела мафия, поставляя «высококлассный» асфальт, в котором были куски человеческих тел.
      Джо Уиндер не упоминал об истории, которая положила конец его карьере. Он ничего не сказал о своем отце. Когда Керри спросила, почему он покинул газету, он просто ответил: «Из-за денег». Она, казалось, не слишком интересовалась тем, чем он занимался после газеты, но зато ее впечатлила его манера рассказывать, которая так и зажигала. Она сказала, что это хороший признак — то, что он не превратился в ленивого трутня, что бунтарские вспышки еще живы в его душе.
      — Может быть, в штанах — да, — сказал Уиндер, — но не в душе.
      Керри повторила то, что говорила ему в первый вечер:
      — Ты мог бы опять стать репортером.
      — Нет… боюсь, что нет.
      — Тогда что ты хочешь печатать — любовные послания? А может, исповедь?
      Машинально она стучала по клавишам машинки.
      В его восприятии вагончик становился все меньше и меньше. Джо чувствовал горячие удары в барабанные перепонки. Он сказал: — Ты правильно сделала, что спрятала этот пистолет.
      — Да, потому что это не твой стиль. Бог дал тебе талант описания, дар языка.
      Уиндер жалобно застонал:
      — Ты хоть когда-нибудь прочла что-нибудь из того, что я написал?
      — Нет, — ответила Керри.
      — А рассуждаешь о моем таланте описания, о моем даре…
      — Я тебя оправдываю за недостаточностью улик, — сказала Керри. — А теперь иди-ка, помоги мне открыть вино.

* * *

      Каждый вечер, ровно в девять, по обе стороны главной аллеи собирались посетители Волшебного Королевства, покупали всевозможную еду и ждали начала представления. Ожидалось участие всех персонажей Королевства, начиная со Стрелков из арбалетов и заканчивая Эльфами. Иногда процессию сопровождал настоящий духовой оркестр. Сердцем парада были десять ярко разукрашенных платформ, хотя иногда технические сложности сокращали их количество наполовину. Шоу было посвящено истории колонизации Флориды, уходящей корнями еще во времена испанцев. Действие было бурным, поэтому трудновато было найти подходящее музыкальное сопровождение. Для большей зрелищности, во время ночного карнавального шествия в Волшебном Королевстве, убогая история Флориды была представлена серией безобидных и бескровных схваток. Разыгрывались сцены, где дружелюбные колонизаторы и обаятельные индейцы вместе кушали индейку и пили кокосовое молоко под пальмами. По инициативе Чарльза Челси (и при смертельном страхе Кингсбэри) даже наиболее неприличные эпизоды были интерпретированы с коммерческой ловкостью. Платформа с надписью «Миссионеры» представляла дюжину молодых, пышущих здоровьем фермеров, распевающих ямайские народные песенки и сопровождающих их современными танцами. Туристы это очень любили.
      Одним из гвоздей карнавала было появление «легендарной девы семинольской», известной как Принцесса Золотое Солнце. Такой женщины никогда не существовало в природе; Чарльз Челси изобрел ее, в основном, для того, чтобы показать грудь и попку, выдавая это за этническую культуру. Принцесса Золотое Солнце появлялась в мини-бикини, сделанном как бы из оленьей шкуры. Танец Зеленой Кукурузы был только началом, своего рода репетицией. А потом Золотое Солнце танцевала ламбаду, интенсивно вращая бедрами. Окруженная наряженной под индейцев толпой, принцесса выражала своей песней и мимикой страстную любовь к знаменитому вождю Оцеоле. Когда она получала известие о его смерти, то начинала горько плакать и клялась навсегда поселиться во Флориде и искать его дух. Пиком драмы и всего парада был момент, когда Золотое Солнце забиралась на дикую пантеру (на самом деле, жутко накачанную наркотиками африканскую львицу) и исчезала из вида в тумане, идущем от сухого льда.
      Это была самая желанная роль для актрисе, работающих в Волшебном Королевстве, и уже шесть месяцев она принадлежала Анетте Фьюри, танцовщице, предыдущей работой которой была работа официантки с обнаженной грудью в кафе пончиков в Форт Лодердэйле. Опытная певица, мисс Фьюри настолько хорошо справлялась с ролью Принцессы Золотое Солнце, что газета в Кей Ларго поместила хвалебную статью с фотографией мисс Фьюри, забравшейся на львицу с горящими глазами. Репортер не преминул заметить, что животное вообще-то не было флоридской пантерой, так как настоящих уже всех истребили. Принимая во внимание внешний вид Принцессы, было весьма сомнительным думать, что хотя бы один из читателей заметит львицу. Поза мисс Фьюри — голова откинута назад, глаза закрыты, язычок высунут между зубов — была достаточна неприлична, чтобы вызвать негодующие протесты фундаменталистской церкви в Биг Пайн Кей, так же, впрочем, как и всего народа семинолов, или того, что от него осталось. Почуяв, чем это может обернуться, Чарльз Челси быстро купил у газеты все негативы, а из самого провокационного снимка сделал цветную открытку, которая пошла в продажу за доллар и девяносто пять центов во всех магазинах подарков в Волшебном Королевстве. И, стараниями Челси, родилась звезда.
      Однако ночью 25 июля выступление Анетты Фьюри в роли Принцессы Золотое Солнце закончилось скандалом, который не мог уладить даже миротворческий талант Челси. Незадолго перед шествием Принцесса приняла три, возможно, последние во всех Соединенных Штатах, таблетки кьюалюда. Она выудила пыльные пилюли из глубин своей сумочки и запила их теплой водой из бутылки. Все просто попадали с ног, когда платформа вывернула на центральную площадь. К тому времени Анетта Фьюри уже не стояла на ногах, бросив свой костюм из оленьей шкуры почтовому служащему, который привез свою жену и детей из Провиденса. Когда платформа сделала полный круг, к каменнолицей индейской свите Принцессы Золотое Солнце прибавилось девять буйных парней из студенческого общества штата Флорида, которые поочередно поддерживали сонную молодую деву, и в таком виде все это предстало перед детьми, присутствующими на карнавале. Несколько родителей грозились, что возбудят уголовные дела против парка. Их ублажили письменным извинением, подписанным Френсисом X. Кингсбэри, и бесплатными пожизненными пропусками в Волшебное Королевство. Неохотно, но все же Чарльз Челси велел менеджеру известить Анетту Фьюри, что ее услуги больше не требуются. На следующий же день Керри Лейнер сообщили, что роль Принцессы ее, если она того желает. Правда, после того, как осведомились о размерах ее талии, бедер и груди.
      Поэтому теперь она откупорила бутылку вина.
      — За бывшего Енота, — сказала Керри, поднимая бокал.
      — Никто не изображал его лучше, — кивнул Джо. Он поставил кассету с «Даэр Стрэйтс», и оба согласились с тем, что она звучит очень приятно, хотя и работала только одна колонка. Да и вино было довольно хорошим.
      Керри сообщила:
      — Я сказала им, что хочу новый костюм.
      — Что-нибудь с бусами и травой выглядело бы достоверно.
      — А также никакой фонограммы. Музыка меня не волнует, но петь я хочу сама.
      — А как насчет льва? — спросил Джо.
      — Говорят, он безобидный.
      — Я бы на твоем месте побеспокоился.
      — Ну, если он не съел Анетту, почему он должен это сделать со мной?
      Вой полицейской сирены донесся сквозь алюминиевые стенки вагончика; Джо услышал его, несмотря на гитарную музыку и рев древнего кондиционера. Приподняв занавески, он увидел сперва одну полицейскую машину, потом другую, приближающиеся к стоянке на высокой скорости. Вздымая пыль, они пронеслись мимо.
      — В среднем, четыре раза в неделю, — Керри наполнила пустые бокалы. — Наверное, те, кто занимаются любовью, сильно чертыхаются.
      — Ты мне напомнила кое о чем. — Он раскрыл бумажник и выложил 12 долларов на столик. — Я был очень плохим мальчишкой. Я звонил ей 3 раза.
      — Козел, — сказала Керри.
      Нина. Каждый раз, когда он набирал ее номер, это добавляло 4 бакса к счету Керри. Еще хуже то, что Нина притворялась, что не узнает его голос, придерживалась приготовленного текста до конца, не обращая внимания на то, что он умолял ее заткнуться и послушать его.
      — Это патетично, — сказал Уиндер.
      — Другим словом не назовешь.
      — Ты когда-нибудь испытывала такое? — навязчивую идею, имел он в виду.
      — Нет, буду с тобой откровенной.
      — Так что же со мной происходит?
      — У тебя сейчас просто плохая неделя.
      Она прошла в спальню и переоделась в лавандовую ночную рубашку до колен — если быть точным, 4 дюйма над коленями. Eе волосы песочного цвета были зачесаны в «конский хвост».
      Уиндер сказал:
      — Ты выглядишь на шестнадцать.
      Три дюжины парней могли бы сказать ей то же самое.
      Его сердце забилось несколько чаще, чем он ожидал.
      — Завтра я перееду в мотель, — сказал он.
      — Нет, ты останешься здесь.
      — Я ценю это, но…
      — Пожалуйста, — сказала Керри. — Пожалуйста, останься.
      — У меня серьезные планы. Тебе это не понравится.
      — Откуда ты знаешь? К тому же я немного нервничаю с этой новой работой. Приятно найти здесь кого-то в конце дня, кого-то, с кем можно поговорить.
      Пристально глядя на нее, Уиндер думал: «О Боже, не делай этого со мной. Не заставляй— меня говорить это».
      И все же он сказал:
      — Ты просто хочешь присматривать за мной. Ты боишься, что я наломаю дров.
      — Я не жду ничего хорошего.
      — Я предупреждаю тебя: я ищу Кингсбэри.
      — Я знаю, Джо. Припиши это первобытному инстинкту, — ока взяла его за руку и повела в спальню.
      «Я не готов к этому», — думал Уиндер. На его шее пульсировала жилка. Он чувствовал себя так, как будто вернулся в школу.
      Занавески в спальне были розовые, одеяло темно-фиолетовое. На тумбочке лежал открытый роман Энн Тайлер.
      Пушистая толстая игрушка сидела, прислонившись к подушке: глаза-пуговицы, круглые и короткие усы.
      — Мышка Фиалка, — объяснила Керри. — Обрати внимание, какие сексуальные ресницы.
      — Ради всего святого, — сказал Джо.
      — Я что-то боюсь петь на карнавале, — сказала Керри. — Я не слишком-то похожа на Деву Семинольскую.
      Уиндер заверил ее, что все будет прекрасно.