Глава 8

Пока он стоял, укрываясь за жасминовым кустом, глаза успели привыкнуть к темноте. Он наблюдал за двумя окнами на верхнем этаже отеля «Мена-Хаус». Сначала погасло первое. Он знал, что это спальня Мери Воэн. Где-то там лежит то, что сделает наконец его богатым, — знаменитый кулон с соколом.

Он знал, что кулон очень ценный, но остолбенел, когда Набиль Тахер сообщил, сколько за него собирается заплатить покупатель. Даже за вычетом комиссионных Тахера, а это двадцать пять процентов, все равно получается огромная сумма. Конечно, Тахер — это старый коварный шакал, и он оставит у себя, наверное, гораздо больше, чем сказал, но лучше не жадничать и не торговаться. У Тахера связи во всем мире, он знает, как найти хорошего покупателя и, что немаловажно, как вывезти вещь из Египта.

Нет, жадничать он не будет. Денег, которые предложил Тахер, хватит на безбедную жизнь до конца дней. Если, конечно, удастся добыть сокола раньше, чем это сделают другие. Рассчитывать, что никто больше не зарится на эту вещицу, было бы непростительной наивностью.

Оторвавшись от своих приятных размышлений, он опять посмотрел на окно Мери Воэн. Интересно, сколько времени ей потребуется, чтобы крепко заснуть? И стоит ли входить туда, пока она спит? Он уже наведался к ней в комнату днем и знал, где там что расположено. С его-то опытом проделать такое было несложно. Жаль только, что кулона в это время на месте не оказалось. Очень соблазнительно было захватить другие украшения, тоже довольно дорогие, но он сдержал себя, зная, что этим все испортит. Сокол много дороже.

Его взгляд скользнул на соседнее окно. На балконе все еще прохлаждался Габри. Нет, сейчас не время. Надо ждать. Он спрятал блокнот в боковой карман пиджака. Ему удалось узнать самое главное: куда направляется Мери Воэн. И он направится туда же. А пока надо ждать.

Самое главное — терпение.

Он улыбнулся и скрылся в темноте.

Глава 9

Мери зевнула и попросила стюардессу принести еще чашечку кофе.

— Рада видеть, что я не единственная, кто в это утро накачивает себя наркотиком, — подала голос Вэлком. — Обычно по утрам ты живая и бодрая до вульгарности. А сегодня что? Поздно легла?

— Легла-то сравнительно рано. Просто долго не могла заснуть.

Понимать это надо было так, что она этой ночью вообще не спала. Мучилась виной за свое коварство, за ложь перед Рэмом.

Врать, конечно, было ужасно — а она соврала, что уезжает из страны, — но у нее не было сомнений в том, что если она скажет ему правду, то ее постигнет участь его матери. Он просто запрет ее в комнате. Правда, одна половина ее сознания не возражала против такого исхода, но другой половине казалось, что так могут поступать только троглодиты. В конце концов она выбрала самый легкий путь — оставила пакет с подарками и записку у портье. К тому времени, когда Рэм ее получит, она уже будет далеко.

Мери была уверена, что она поступила правильно. Но если ты все сделала правильно, почему же ты чувствуешь себя такой несчастной?

— Ты выглядишь так, как будто тебя очень долго жевала корова. Знаешь, такая большая, с рогами. Пожевала, пожевала и выплюнула, — снова подала голос Вэлком. — Конечно же, неприятности с мужчинами. Вернее, с мужчиной. Надеюсь, ты не втюрилась в этого египетского плейбоя?

— В кого это? — спросила Мери, напуская на себя невинно-удивленный вид.

— В кого? Да в того, с кем ты проводила время. По-моему, его зовут Омар Шариф, правда, я могу ошибиться.

— Как это я могла влюбиться в Рэма, если познакомилась с ним только два дня назад? А может быть, мы были знакомы с ним раньше, в прошлой жизни?

— Опять затягиваешь свою старую песенку?

— Вэлком, ты веришь, что человек проживает не одну жизнь?

— Ты имеешь в виду реинкарнацию? Да, я читала об этом, и считаю, что такая гипотеза имеет право на существование, так же, как и остальные. Однажды я была на сеансе гипноза, и меня возвратили в мою прошлую жизнь. Я надеялась, что буду русской царевной или кем-нибудь не хуже. Ничего подобного. Грязная маленькая лачуга, а вокруг куча сопливых детишек. Господи, как это было ужасно. — Вэлком поежилась. — Кстати, а почему ты спросила? Тебе кажется, что ты была знакома раньше с Рэмом Габри?

— Не знаю. Звучит довольно глупо, не правда ли? Но со мной здесь происходило так много загадочного, что поневоле начинаешь задумываться. Прежде мне такое и в голову не приходило. Это мой папа большой специалист по карме, прошлой жизни и всему такому. Он ведь в молодости был хиппи, это у него еще оттуда.

— Золотко, твой отец и сейчас самый настоящий хиппи. А теперь расскажи мне все по порядку.

Мери поведала о последних странных событиях, и Вэлком, надо отдать ей должное, ни разу даже и бровью не повела.

— В общем, как видишь, сны, видения, странные состояния. Я пыталась списать все его на жару, потерю организмом жидкости, нервное переутомление, хваталась за любое разумное объяснение, какое могла вообразить, но это как-то мало помогало. Видимо, Рэм и Египет… это они оказывают на меня такое странное действие. Даже страшно становится.

— А знаешь, я совсем не нахожу это страшным. В твоем изложении все это представляется мне невероятно романтичным. На твоем месте я была бы счастлива.

— Счастлива? Да ты с ума сошла. Какие мужчины к тебе неровно дышат — Филипп, Эдвард! Чего тебе еще не хватает?

— Неровно дышат! Чудесно сказано. Единственная вещь, которую мне может предложить Филипп, — это охапка сена в качестве подстилки. А насчет Эдварда, кажется, я уже высказывалась.

— Ну да, я забыла, он же слабак, — хихикнула Мери. — Но Филипп мне кажется мужчиной на все сто. Вначале я подумала, что, знаешь, это такой «оцень, оцень культурный и вежливый дипломат», но, поработав с ним рядом, увидела, что там внутри, под лаковой скорлупой, скрывается настоящий мужчина. Он не слабак, это точно. И мне кажется, он заинтересован в чем-то большем, чем провести с тобой время на охапке сена. Я видела, как вы шушукались в аэропорту.

— Поверь мне, я знаю Филиппа не первый год. Серьезные отношения не для него. Мы с ним друзья, и только.

— А тебе не кажется, что многое зависит от тебя самой? Никогда не забуду, как он починил мою «лейку». Этот старый фотоаппарат подарил мне отец, он для меня очень много значит. Я уже решила, что больше пользоваться им невозможно. А рекомендательные письма, которыми он нас снабдил? Да они для нас просто клад. К тому же он красивый и…

— Он женат, Мери.

— О…

— Вот именно что о…

— Не везет нам с тобой в любви, хоть плачь, — вздохнула Мери.

— Это мне не везет. Рэм Габри, насколько мне известно, не женат, и мужчина он потрясающий.

— Да, мужчина он потрясающий. И при благоприятном стечении обстоятельств в него можно было бы влюбиться, и очень легко, но… это уже из области научной фантастики. К тому же у меня достаточно ума, чтобы сообразить, кто я такая. Обычная девушка из США. Мы совершенно чужие — из разных стран, разных культур; у нас совершенно разные семьи, цели в жизни. Нельзя же в самом деле ткнуть пальцем в первую попавшуюся на улице и заявить: «Я хочу на тебе жениться». Такие браки бывают удачными один на миллион.

— Кого ты пытаешься убедить, золотко? Меня или себя?

Мери вздохнула и переменила позу в кресле.

— Себя, наверное. Во всей этой истории так много непонятного. В любом случае я его больше никогда не увижу.

— Если он такой решительный, как ты его описала, я бы на это не полагалась.

— Он просто не сможет меня найти. В записке, которую я ему оставила, написано, что мы улетаем в Рим.

Глава 10

— Как поживают ваш папа и ваша очаровательная мама? — спросил Тефик Фаяд, помешивая кофе.

— У них все прекрасно. Спасибо, — ответил Рэм. Они сидели на балконе директорского кабинета. Глотнув кофе из чашки, он добавил:

— Они сейчас в Штатах. Мама занимается изданием своей очередной книги.

— Да, да, «Рубины в полдень». Чудесная вещь.

Рэм вскинул глаза на директора Мабахета:

— Вы читали детективы моей матери?

— Конечно. Я люблю хорошие убийства. — Он засмеялся своей шутке, и золотые коронки его зубов блеснули на солнце. — Особенно если расследовать их приходится не мне. Берите пирожное.

Рэм отказался и, потягивая кофе, продолжал терпеливо дожидаться, когда же директор перейдет к делу. Тефик Фаяд — старый хитрый лис, с ним было очень непросто. Любое сколько-нибудь значительное событие, имевшее место в Египте, немедленно становилось известно ему. И незначительное тоже. Было бы наивностью полагать, что он станет тратить драгоценные утренние часы на пустячные разговоры. Толстые щеки, глаза слегка навыкате, двойной подбородок — он всегда напоминал Рэму пса, кем, по существу, и являлся. Видимо, он взял сейчас какой-то след.

Фаяд выбрал мягкую булочку, намазал ее толстым слоем масла и начал медленно, с аппетитом поглощать ее, явно наслаждаясь. Рэм ждал, зная, что Фаяд перейдет к существу дела, только когда созреет.

— Насколько я понял, в последнее время вас часто видели в обществе одной хорошенькой американки. Меритатен Воэн, если я правильно запомнил ее имя.

Рэм напрягся.

— Я и не знал, что моя личная жизнь находится под наблюдением Мабахета. Фаяд весело рассмеялся:

— Это ее личная жизнь находится под наблюдением. Расскажите мне, что вы знаете о мисс Воэн и ее подруге.

— Не могу представить, чем могли заинтересовать вас эти женщины, — нахмурился Рэм. — Мери… мисс Воэн — профессиональный фотограф из Техаса. Ее мать и моя, они старые приятельницы. Она здесь по приглашению администрации отеля «Гор», ей заказано сделать фотографии для рекламного проспекта. Я не знаком с ее подругой, но знаю, что она модель и позирует для фотографий этого рекламного проспекта. Ее зовут Вэлком.

— Ах да, очаровательная мисс Винейбл. Насколько мне известно, это модель мирового класса, и гонорары у нее соответствующие. Во сколько же обойдется этот рекламный проспект?

— Ну, тут есть дополнительные обстоятельства. Как я уже сказал, Вэлком… мисс Винейбл — подруга мисс Воэн. Я знаю, что они совместно владеют фирмой, которая выпускает этот рекламный проспект.

Фаяд откинулся назад и положил руку на свою обширную талию.

— Ага.

Рэм ждал. Фаяд молчал. Тогда Рэм осмелился спросить:

— А почему, собственно, вас заинтересовали эти женщины?

Директор пожал плечами:

— Возможно, они меня совсем не интересуют. А может быть, интересуют. — Он опять потянулся за булочкой, намазал ее маслом и только тогда произнес:

— Я слышал, что мисс Воэн носит какой-то необычный кулон.

— А вам-то что за дело до ее украшений? — мгновенно вспылил Рэм.

Фаяд медленно доел булочку и облизнул пальцы.

— Надеюсь, мне не нужно вам напоминать, что за вывоз из страны ценных предметов старины предусмотрено наказание от пяти до двадцати пяти лет.

Лицо Рэма окаменело.

— Кулон, который она носит, подарил ей я. Он является моей собственностью уже много-много лет.

— Ага.

Рэм едва сдерживал себя под пристальным взглядом директора. Он сказал правду и не считал нужным вдаваться в детали. Все равно этот прагматик Фаяд ничего не поймет. Да, Господи, он сам иногда ничего не понимает.

Фаяд глотнул кофе.

— Вам бы следовало предупредить даму, ей нужно быть очень осторожной с таким… необычным украшением. Вещь эта антикварная, и, я думаю, на нее найдется немало охотников.

— По-моему, я ей уже что-то такое говорил, но обязательно при первой же возможности напомню. А теперь, если вы меня извините… — Рэм встал.

Фаяд махнул рукой, чтобы он снова сел:

— У меня к вам еще вопрос… а может быть, даже два.

— Я слушаю.

— Вам известен человек по имени Филипп Ванхорн?

Рэм нахмурился, пытаясь вспомнить:

— Имя мне кажется знакомым, но…

— Он атташе в американском посольстве. А до этого работал в Париже, где, как известно, обитает мисс Винейбл. Высокий мужчина, блондин.

— Ах да, — сказал Рэм, — вспомнил. Я познакомился с ним на приеме в посольстве несколько дней назад. А почему вы о нем спросили?

Фаяд промокнул губы салфеткой, аккуратно вытер пальцы и положил салфетку на стол. Затем снова откинулся на спинку кресла, сложив руки на животе. Все это время он не переставал изучать Рэма своими пронзительными глазами.

— Спросил я вас о нем, потому что у меня есть серьезные подозрения, что мистер Ванхорн — агент ЦРУ.

— Ну и что?

— А то, что его неоднократно видели в компании мисс Винейбл и мисс Воэн.

Рэм старался сохранить невозмутимое выражение лица.

— Я вас понял. И хотя все это было мне не известно, — он улыбнулся, — не могу себе представить, чтобы Мери могла быть шпионкой. Как я уже говорил, наши матери — большие приятельницы. Причем старые. Мы почти родственники. Я уверен, их встречи с этим человеком были абсолютно безобидные.

— Возможно. Но вот что интересно: сегодня в аэропорту, перед отлетом, мистер Ванхорн передал мисс Винейбл какие-то бумаги, а мисс Воэн получила от него пакет.

Рэма мгновенно охватила паника.

— В каком аэропорту? — спросил он, схватившись за подлокотник кресла.

Фаяд поправил узел своего галстука.

— Самолет направлялся в Асуан. Рейс в восемь тридцать три.

— Будь оно проклято! — пробормотал Рэм.

— Если я правильно понял, вам эта маленькая деталь известна не была?

— Совершенно верно. Видимо, что-то произошло с тех пор, как мы расстались вчера вечером. — Рэм встал. — Я очень извиняюсь, но у меня неотложные дела.

Директор тоже встал. На его лице играла легкая улыбка.

— Конечно. Спасибо, что нашли время зайти. — Он протянул руку. — Я уверен, что все так и есть, как вы сказали, то есть что все это совершенно с их стороны безобидно, но я уверен также и в том, что вы проинформируете нас, если обнаружите что-то… имеющее отношение к национальной безопасности.

— Разумеется.

Рэм поспешил к своему автомобилю, бормоча по дороге проклятия. Он надеялся, что его люди окажутся не такими лопухами, как он.

Он ехал в «Мена-Хаус» злой, как тысяча чертей. Надо же, так запросто провела меня за нос. Как ребенка.

Глава 11

В аэропорту Асуана Вэлком протянула Мери конверт.

— Что это?

Вэлком улыбнулась:

— Сюрприз. Я знаю, как тебе хочется посмотреть Абу-Симбел [13], а с другой стороны, у нас очень туго со временем. Поэтому я решила так: я отправляюсь в отель, устраиваюсь там и все прочее, а ты в это время слетаешь в Абу-Симбел — туда всего полчаса лету. Экскурсионный самолет отправляется через несколько минут. Ну как, согласна?

— Потрясающе! А я так переживала, что не удастся побывать там. А как же ты?

— Обо мне не беспокойся. Меня не очень вдохновляет таскаться по грязи среди пыльных руин. Я предпочитаю посидеть на тенистой веранде с бокалом чего-нибудь прохладительного. Ну давай же. Тебе еще надо найти группу. — Вэлком повернулась и чуть не сшибла человека, стоящего рядом. Рассеянно пробормотав: «Извините», — она потащила Мери к дюжине пожилых людей, в большинстве своем женщин. Их руководитель держал табличку: «КЛУБ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ „ЗОЛОТЫЕ ГОДЫ“.

В ответ на вопросительную гримасу Мери Вэлком улыбнулась:

— Это самое лучшее, что мне удалось раздобыть за такой короткий срок. Не беспокойся, тебе с ними будет хорошо. Вот увидишь. А я заберу твои вещи в отель. Вы прилетите обратно примерно в два. Я буду ждать. — Вэлком чмокнула Мери в щеку. — Развлекайся, золотко. Я побежала.

Мери успела представиться группе, и тут же объявили посадку.

Рядом с ней села маленькая полная женщина с седыми кудряшками, в легком розовом платье. Ее серые глаза улыбались.

— Привет. Я Нонна Крафт.

— Мери Воэн. — Не ответить на эту солнечную улыбку было невозможно. Не старушка, а херувим.

— Мы рады, что вы присоединились к нам. Так приятно видеть рядом молодую девушку. Я очень соскучилась по молодежи. — Она придвинулась ближе и зашептала:

— Я попросилась к вам, чтобы не сидеть рядом с Эстер. Она моя кузина, мы жили с ней когда-то в общежитии, когда учились. Вы знаете, она такая зануда. Скучная и старомодная. Стала такой после того, как муж сбежал с секретаршей. Это случилось, наверное, больше сорока лет назад. «Так ведь это же чудесно», — говорю я ей, но Эстер, которая всегда была такой жизнерадостной красавицей, ни в какую. Полюбуйтесь: высохла, как чернослив. Она даже не захотела посмотреть Большую пирамиду. Вы можете себе представить: побывать в Египте и не посмотреть Большую пирамиду? «Боюсь туда заходить» — вот что сказала она. Ну, как вам это нравится? Смешно. А я себе такой жизни не представляю. Надо держать ее вот так, в обеих руках. — Ее голос возвысился, а пухлые кулачки сжались.

— А вон сидит Ли Генри. — Нонна показала на женщину двумя рядами впереди. — Она в эту поездку собиралась несколько лет. А тут ее сын с невесткой — они биологи в Кентукки — надумали отправляться в исследовательскую экспедицию на Амазонку. И, конечно же, оставили своего ребенка на нее. Так что же теперь, прикажете отказываться от путешествия? «Как бы не так, — сказала я ей, — бери маленького разбойника с собой». Ведь у большинства из нас есть внуки. Но, я вам скажу, Брэдли тот еще мальчик. Вон он сидит рядом с Ли. Двенадцать лет бездельнику, а сообразительный какой, а хитрый… а проказливый. Видите ли, он у них очень любознательный, так считают его родители, а я назвала бы это несколько иначе. Если бы Ли не была моей лучшей подругой, я бы этого маленького негодяя перегнула через колено… — Она остановилась и улыбнулась. — Чего это я все про себя и про себя. Поговорите теперь вы. Расскажите о себе. Что вам удалось уже посмотреть?

Так они проболтали и просмеялись все время полета. В автобусе, который отвозил их к храмовому комплексу, они опять сели вместе. Нонна, а она упорно настаивала, чтобы Мери звала ее только Нонной, познакомила ее с остальными членами группы. Все они были из Атланты. Веселые, жизнерадостные люди. Особняком держалась только Эстер Беррингтон. Более строго одетая, чем все остальные, она вела себя весьма сдержанно.

Когда они прибыли на место, доктор Стоктон, симпатичный обходительный джентльмен, высокий и стройный, помог дамам выйти из автобуса. Мери сразу же прониклась к нему симпатией. Что-то в его мягких манерах, спокойном достоинстве, нежной каденции его южной речи напоминало ей дядю Джаспера, который был ее любимым родственником.

Когда доктор Стоктон помогал сходить на землю Эстер, улыбка его стала шире, но та фыркнула, быстро выхватила свою руку и отошла прочь. Доктор задумчиво посмотрел ей вслед.

— Замечательная фигура у этой женщины, — грустно произнес он, заметив, что Мери смотрит на него. — Печально все это…

Мери взяла его под руку. Они начали медленно спускаться по каменным ступеням вниз, к храму.

— И вы давно ее любите? — негромко спросила Мери.

Он посмотрел на тихую голубую гладь озера Насера. Вдалеке показался небольшой пароходик.

— С того самого момента, когда впервые ее увидел, тридцать лет назад.

— Тридцать лет? — Мери была поражена. — И она знает?

— Знает. — Доктор Стоктон немного помолчал, а затем добавил:

— Понимаете, ее обидели, очень сильно. Это случилось много лет назад, но она все еще не может забыть.

— Нонна рассказала мне. — Мери стало грустно. Надо же, как бывает: такие милые люди и такие одинокие. Она почувствовала нечто похожее, как в тот раз, в Сахаре.

Доктор Стоктон коснулся ее руки:

— У вас такой обескураженный вид, моя дорогая. Не надо. За эти годы я научился терпению. Это, знаете ли, большое искусство, ему надо долго учиться. Но пока живешь, всегда остается надежда. Это банально, конечно, но правда… правда. Кажется, это Плиний сказал: «Надежда — это колонна, подпирающая мир. Надежда — это сон наяву». Да, дорогая, надежда умирает последней.

Мери погладила его руку:

— Как жаль, что она даже не знает, чего лишается.

— Наверное, с нас достаточно этих сентиментальных разговоров, моя юная леди. Давайте лучше осмотрим храм. — Когда они поднялись на ступени храма, он добавил:

— Вы знаете, этот Уолтер Раш, с которым я познакомился в самолете, довольно интересный человек. По-моему, он англичанин. Он работал здесь несколько лет, переносил этот храм в другое место. Когда здесь образовалось озеро. Сейчас он расскажет, как это делалось.

Они присоединились к группе, собравшейся у подножия четырех гигантских статуи сидящего Рамзеса II, и начали слушать крепкого, жилистого, насквозь пропаленного солнцем Уолтера Раша. Он сообщил им, какие огромные усилия потребовались, чтобы перенести храм в другое место. Этот храм был вырублен в скале песчаника. Раш носил круглые солнечные очки в золотой оправе, жаркий ветер пустыни ерошил его рыжеватые с сединой редкие волосы. Он рассказывал, как эти нубийские статуи, которые были обращены к солнцу, когда оно поднималось над южной частью Верхнего царства, были демонтированы и подняты наверх, на эту скалу.

Раш махнул рукой в сторону четырех двадцатиметровых статуй Рамзеса, установленных у входа:

— Вот эта скала позади статуй искусственная. Ее сделали люди. Внутри нее была воссоздана точная копия храма. Даже отломанные части статуи Рамзеса лежат на тех же местах, где лежали столетия до этого.

Мери щелкнула затвором своей «лейки», как раз когда он повернулся в профиль.

— А почему храм, когда его переносили на новое место, не восстановили в его первозданном виде? — спросила она.

Раш посмотрел на нее, затем выпрямился и коротко ответил:

— Этот вопрос поднимался, но было решено сделать точную копию того, что было на прежнем месте.

Далее группу повел местный гид-нубиец. Они вошли в святилище, и гид пояснил им, что дважды в течение года, в дни равноденствия, лучи восходящего солнца попадают сюда и освещают алтарь и эти статуи.

— Холодный, — сказал Брэдли. Он уже успел залезть на алтарь.

— Брэдли, веди себя прилично, — проворчала его бабушка, Ли Генри, стаскивая внука вниз.

— Но, ба…

— Никаких разговоров.

От расстройства Брэдли поддал ногой черепок, валявшийся на пыльном полу. Наверное, он тоже был древний.