Приди ко мне во сне

— Кажется, видела. Он крутился рядом с тем парнем из Александрии, Мухаммедом.

— Его зовут Мухаммед?

— Да нет же, это того парня из Александрии звали Мухаммед. А кто этот, я, золотко, не знаю и знать не хочу. Теперь давай уходить отсюда.

— Обожди, я поищу пленки.

— Ну так давай искать.

В стенном шкафу, кроме тела, была еще только подушка. Тумбочка оказалась пуста. Поиски под матрасом тоже ни к чему не привели.

— Ну, а теперь мы можем наконец идти? — спросила Вэлком, осторожно обходя тело. — Я уже на грани нервного срыва.

— А ты не считаешь, что мы должны поставить его обратно?

— Кого поставить обратно?

— Ну, этого парня на полу.

У Вэлком расширились глаза.

— У тебя еще есть силы шутить.

— Понимаешь, если кто-нибудь откроет дверь, его заметят.

— А ты считаешь, в стенном шкафу его не заметят?

— Там он, по крайней мере, не так будет бросаться в глаза. Мы должны все восстановить в прежнем виде.

— О Господи! — простонала Вэлком.

Они все же затащили тело обратно в шкаф, прислонили лбом к стене и быстро захлопнули дверь, пока оно не выпало снова.

— Ой, — вскрикнула Мери.

— Что еще?

— Мы поставили его не той стороной.

— Даже не думай об этом. — Вэлком заметалась по каюте, вытирая все краем своей рубахи.

— Что ты делаешь? — спросила Мери.

— Отпечатки пальцев. Ты что, забыла?

— Но ты же уничтожаешь и отпечатки убийцы.

Вэлком пристально посмотрела на нее:

— Довольно мудро. Тогда давай отсюда выметаться.

Кто из них трясся больше, когда они бегом бежали по коридору, Мери не знала.

— Помни, — предупредила она Вэлком, — когда мы вернемся, веди себя так, будто ничего не случилось.

— Как уж получится, — проворчала Вэлком.

— Ты же не хочешь лучшие годы жизни провести в египетской кутузке. Смотрела «Сфинкс»? — Мери поежилась. — Ужасный фильм. Там стража…

— Я не желаю ничего об этом слышать. Буду естественной до отвращения, не беспокойся. Так что никто ничего не заподозрит.

Мери скользнула в свое кресло рядом с Рэмом.

— Тебя так долго не было, что я уже начал беспокоиться, — сказал Рэм.

Она посмотрела на часы. Неужели мы ходили всего двадцать минут? А мне показалось, что прошло двадцать часов. Или дней.

— Извини. Непредвиденные обстоятельства.

— Какие?

— Хм… мы… хм… У Вэлком порвалась бретелька на бюстгальтере. Пришлось зашивать.

— Понятно.

— Я хочу чего-нибудь выпить, — капризно проговорила Мери.

Рэм поднял руку.

— А что бы ты хотела? — спросил он, когда подошел официант.

— Скотч со льдом. Двойной. Нет, лучше тройной.

— Дама желает бокал вина.

— Скотч, черт побери! Тройной.

Рэм пожал плечами, затем кивнул официанту.

— Что случилось? Ты ведешь себя как-то странно. Что тебя тревожит? — спросил он, когда официант удалился.

— Ничего, — прохрипела она и откашлялась. — Все в порядке.

Официант подал бокал. Одним глотком она опустошила его наполовину. Рэм нахмурился:

— Любовь моя, я…

Она схватила его за руку:

— Давай потанцуем. — И допила остатки скотча.

Звучал чудный кантри-свинг с компакт-диска, который Рэм еще раньше передал диск-жокею.

О мертвом в стенном шкафу каюты 316 Мери старалась не думать. Его не существует, вот и все. Она смеялась, танцевала, заказывала скотч еще. Только не могла припомнить, пила ли. Пила, наверное, потому что никакой тревоги не ощущала.

На десятом танце нога Мери подвернулась, и она повисла на Рэме.

— Дорогая, уже первый час, и ты совсем измучилась. Давай уложим тебя в постель.

— Я пока не готова идти в постель. Еще рано. Пойдем погуляем, и ты заарканишь для меня пару звездочек в небе. Ты, ковбой. — Она зарылась лицом в его джинсовую рубашку. — Я уже говорила, что мне нравится, как ты одет? Выглядишь как настоящий техасец.

— А я и есть настоящий. Наполовину, по крайней мере.

— Это верно. Я почти забыла. Ты ведь рассказывал, что твоя мама из Далласа. Я вот думаю, не знакома ли она с моей мамой. — Она почесала свой нос, который как-то странно онемел.

— Давай выйдем на воздух.

На прогулочной палубе не было ни души. Они бросили свои шляпы на палубные кресла и подошли к поручням. Пароход медленно скользил по древним темным водам. Ветерок взлохматил перья на жилетке Мери и влажные волосы на голове.

Рэм откинулся на поручни и прижал ее спину к груди. Странное чувство дежа вю снова поднялось из глубины ее подсознания, когда она уютно устроилась в его крепких руках и посмотрела на звезды, сияющие в тихом ночном небе. Было ощущение, что они уже стояли вот так с Рэмом бессчетное число ночей. Если бы Мери верила в реинкарнацию, как ее отец, она бы могла поклясться, что они провели вместе всю жизнь вот под этими небесами.

Она поделилась своими чувствами с Рэмом.

— Но мы на самом деле провели всю жизнь вместе, — прошептал он ей на ухо. — Ты душа моя… моя единственная большая любовь, на веки вечные. Помни это.

Опять начинаю понемножечку сходить с ума.

Нет, это все скотч. Это все действие стресса после того, как мы нашли тело.

Его язык начал ласкать ее шею, и она автоматически наклонила голову, подставляя ее для ласк. Затем губы Рэма перешли на ее обнаженные плечи, а правая рука скользнула на грудь.

Горя желанием поцеловать его, коснуться его, она выпрямилась и повернулась к нему лицом. В это время его левая рука скользнула вниз, и он плотно прижал ее бедра к своим.

Ее спина выгнулась дугой, рот сделался совсем слабым, безвольным, и она начала ловить им воздух. Ее пальцы накрыли ласкающую руку Рэма. Она тихо постанывала под этими ласками.

— О Господи, женщина, я люблю тебя, — бормотал Рэм, покрывая ее лицо поцелуями. — Обещай, что ты выйдешь за меня замуж. Обещай.

Господи, если бы она могла сейчас думать! Нет, сейчас она могла только чувствовать. Первобытная страсть захватила ее и заставила воспарить к небу.

Он остановил свои ласки и плотно прижал ее к себе.

— Ты выйдешь за меня замуж? — Голос у него был твердый, настойчивый. Он ждал ответа.

В тишине эхом отдавалось только их неровное дыхание да еще плеск волн о борт парохода.

— Ты выйдешь за меня замуж? — снова спросил он.

— Рэм, не говори о браке. Делай со мной что хочешь, люби меня, — взмолилась она. — Но о браке не говори. Разве ты не видишь, что я и так твоя?

Он спросил в третий раз:

— Так ты выйдешь за меня замуж?

Ответом была тишина.

На берегу вскрикнула птица, а затем, расправив крылья, поднялась и перелетела над пароходом на другой берег.

Он глубоко вздохнул, отпустил ее и отступил назад. Затем протянул руку:

— Пойдем наденем купальные костюмы. Я обещал тебе купание при луне.

— Рэм! Ты не должен обижаться. Разве ты не видишь, как мне плохо от того, что я вынуждена тебе отказывать. Не обижайся. Пожалуйста.

— Тебе следует знать, что мне еще хуже, любовь моя. Но не в этом дело. Ты должна дать обещание выйти за меня замуж. Я не согласен ни на что другое. Судьбе не надо сопротивляться. Скажи «да».

Слезы наполнили ее глаза.

— Рэм, ты должен понять. Есть по крайней мере сотня причин, по которым я не могу выйти за тебя замуж.

— И все они перекрываются лишь одним важным доводом: ты должна. — Она уныло понурила голову. Он приподнял ее подбородок и мягко коснулся губами ее губ. — Давай, шакар, пойдем переоденемся. Нам обоим нужно освежиться.

Они прошли в молчании по коридору и остановились перед ее дверью. Мери вытащила из кармана ключ и повернулась к Рэму:

— Мне… мне расхотелось купаться. Зайди, пожалуйста, ко мне. Я… я хочу тебя.

Ей было очень нужно, чтобы он вошел. Она боялась оставаться одной, но рассказать ему все она не осмеливалась.

— Ты выйдешь за меня?

— Рэм, я не могу. Это невозможно. Но я не хочу спать одна. Ты мог бы…

Он прикрыл ей рот двумя пальцами и медленно покачал головой:

— Не сегодня, любовь моя.

Мери открыла дверь, скользнула внутрь и осторожно закрыла ее за собой. С минуту она стояла в темноте, не отпуская ручку.

Времени остается все меньше и меньше. Еще несколько дней, и все. Она уедет. Мери отгоняла от себя прочь мысль о том, что она никогда больше не увидит Рэма, но та лезла ей в лицо, как назойливая муха.

Ее рука нащупала на стене выключатель. Свет не зажегся. Наверное, лампочка перегорела.

Ветерок приподнял край шторы, и в слабом лунном свете она увидела силуэт.

Мери застыла.

Страх проник во все ее поры.

Глава 23

О, как это прекрасно — быть с тобой у этого пруда,

Поросшего лотосом,

И подчиняться твоим желаниям…

Прыгнуть в воду

И плавать обнаженной перед тобой…

Из песен Нового Царства, 1550 — 1080 гг. до Рождества Христова

Рэм стоял у двери каюты Мери. Руки он держал в карманах джинсов — для надежности, чтобы не поддаться искушению постучать. Чтобы сдержаться, ему потребовалось собрать в кулак всю свою волю.

Прошлая ночь была всего лишь началом. Надо перенести страшный голод, который сводил судорогой низ живота. Сегодня, когда они стояли на палубе, он знал, что если позволит себе расслабиться, то потеряет все. Какие доводы нужны еще, чтобы убедить ее?

Этот ее взгляд, когда она умоляла его войти, вконец расстроил Рэма. Как ему хотелось взять ее на руки и насладиться этой дивной женщиной, вдохнуть аромат ее божественного тела.

Рэма убивало ее упорное нежелание стать его женой, оно ранило его душу. Ведь он любил ее за пределами разумного. Их свела судьба, и они должны быть вместе. Надо сделать так, чтобы она поняла. Надо.

Шум в каюте Мери прервал его размышления. Оттуда донесся слабый вскрик, а потом глухой звук, как будто что-то упало.

Рэм громко позвал ее, она не откликалась. Он начал с нечеловеческой силой бить плечом в тяжелую дверь. Вскоре она затрещала и выломалась.

В неестественной позе, сгорбившись, на полу лежала Мери.

Мери открыла глаза и пару раз моргнула, пытаясь понять, что происходит. Где она? Ее память ничего не подсказывала. Она снова моргнула. В комнате была зажжена только одна лампа, и то где-то в дальнем углу. Она лежала в большой мягкой постели под великолепным балдахином из голубого шелка. Пододеяльник был из того же материала.

Как она сюда попала? Закрыв глаза, Мери попыталась заставить себя думать. И сразу вспомнила. Открытое окно! Кто-то был в ее каюте. Господи, ее похитили! И тут же сердце ее бешено застучало, во рту пересохло — в общем, знакомые симптомы. Но ей удалось довольно быстро успокоить себя. Нет, это не похищение. Она смутно помнит лица Рэма и Вэлком уже после силуэта. Мери попыталась сесть, но что-то держало ее ноги.

Она осторожно подняла голову и увидела Рэма, все еще одетого в джинсы и мятую рубашку. Он лежал поперек кровати, обняв одной рукой ее ноги. И крепко спал.

Стараясь его не потревожить, она стала подтягивать ноги.

Глаза Рэма немедленно раскрылись, и он вскочил:

— Тебе нельзя двигаться. Лежи. Как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь нужно? — Он наклонился, всматриваясь в ее лицо. Глаза были усталые, грустные.

— Я чувствую себя прекрасно, — ответила она тихо, касаясь пальцами его щеки. — А вот ты выглядишь что-то неважно. Очень усталый вид. Где мы? Что случилось? Как это оказалось, что мы не на пароходе? Ты знаешь, последнее, что я помню, — это открытое окно и то, что свет в каюте не зажигался. Все остальное в тумане.

— В каюте тебя кто-то ждал. Насколько я понял, дело выглядело так: он привязал веревку к поручню на прогулочной палубе, спустился по ней к твоему окну и разбил его. Потом он ударил тебя, и ты потеряла сознание.

Она ощупала пальцами голову и обнаружила небольшую шишку.

— Хорошо, что я твердоголовая.

Рэм нахмурился:

— Это совсем не смешно. Просто чудо, что он тебя не убил. И все из-за меня. Я должен был тебя защищать. Господи, я чувствую себя полным идиотом. Мне не следовало оставлять тебя одну. Любовь моя, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?

И действительно, он выглядел очень расстроенным.

— Тут и прощать-то нечего. Как ты мог знать? — Она подалась к нему и поморщилась. Снова потрогала голову. — А что там у меня, сильно разбита голова?

— Да вроде бы не очень. Могло быть гораздо хуже. Скорее всего, он ударил тебя фонарем. Мы нашли его у окна. Возможно, он просто хотел испугать тебя, или рука сорвалась.

— Теперь я вспомнила. Я увидела его силуэт у окна и сразу же поняла, что он залез в окно по веревке, поскольку… — Она чуть не зажала рот рукой. Рэм сойдет с ума, если узнает, что мы делали с Вэлком.

— Поскольку что?

— Не имеет значения.

— Поскольку что, Мери?

— Поскольку… хм… поскольку дверь охранялась. Ну так вот, он направил свет прямо мне в глаза, а затем подошел. Благодарение небесам за мою быструю реакцию и уроки карате. Но мне кажется, я действовала не очень быстро. Ему удалось меня ударить. Но если бы свет не ослепил меня, я бы сделала этого подонка.

— Не надо хорохориться, Мери. Это была серьезная опасность. Я прошел через ад.

Она коснулась его щеки:

— Извини. Но совершенно очевидно, что он не хотел меня убивать. Я думаю, он ударил меня от испуга.

— Наверное, это я его испугал, когда вломился в дверь.

— Ты взломал дверь?

— Да. И почти обезумел, когда увидел тебя, лежащую на полу. Слава Богу, итальянец, который ухаживает за Вэлком, оказался врачом. Он сразу же осмотрел тебя и не нашел причин для серьезного беспокойства, но я вызвал по радио вертолет и отвез тебя в больницу в Луксоре, чтобы там сделали рентген. Признаков сотрясения мозга нет, так что они провели только успокаивающую терапию, а после этого я перевез тебя сюда.

— Куда это сюда?

— Это моя вилла. Мы в пригороде Луксора.

Она попыталась сесть.

— И как давно я здесь? Вэлком, наверное, сходит с ума.

— Шшш. — Он подложил ей под спину подушку и приласкал лоб губами. — Тебе не следует делать резких движений. По крайней мере, пока. — Он посмотрел на часы. — Сейчас десять часов утра. Я связался с пароходом и сообщил Вэлком, что с тобой все в порядке. Марк присмотрит за ней. Они причалят в Луксоре сегодня после полудня, и он проводит ее в отель. Тебе что сейчас подать, кофе или сразу полный завтрак?

— Завтрак, конечно. Но мне нужно вначале освежиться.

Рэм наклонился, чтобы взять ее вместе с одеялом. Она попыталась вывернуться:

— Я могу пройти в ванную сама.

— Не смеши меня. — Он решительно поднял ее и понес к арочным дверям.

— Рэм.

— Да, любовь моя.

— По-моему, я голая.

Он вздохнул:

— Я знаю. Поверь мне, я знаю. Это становится у нас уже доброй традицией: утром ты просыпаешься, и без одежды. — Он улыбнулся и поставил ее на ковер. — Но если ты беспокоишься обо мне, то напрасно. Мне это абсолютно не мешает.

Он показал ей, где что лежит из туалетных принадлежностей, и, убедившись, что с умыванием она может справиться сама, пошел распорядиться насчет завтрака.

Как только дверь закрылась, Мери осмотрелась. Это было что-то совершенно невиданное. Как в кино. Она провела пальцами по гладкой поверхности огромной мраморной полки с глубокими нишами. Мрамор был такого же нежного песочного цвета, как и ковер, в котором утопали ее пальцы. Вся арматура и все аксессуары сияли золотом и хрусталем.

Огромное зеркало — метра три, если не больше — в резной золоченой раме. Кресло перед туалетным столиком было обито веселым муаром арбузной расцветки. Точно такими же были и стены. На мраморной полке среди флаконов и коробочек красного дерева стояла хрустальная ваза с розами.

Еще на полке стояли изящные золотые подсвечники. Но это, видимо, для вечера. Сейчас же комната освещалась дневным светом, проникающим через застекленный потолок. В каждом ее углу стояли в горшках какие-то незнакомые цветы с густой листвой. Мери с трудом удалось выполнить обычные утренние ритуальные действия, так она была поражена красотой и богатством этой комнаты. Если здесь такая ванная, то что же тогда ожидать от других комнат? Надо будет позже осмотреть весь дом. Мери почистила зубы и попыталась навести кое-какой порядок в спутанных волосах. Затем завернулась в большое купальное полотенце и поискала душ или ванну.

Ничего похожего нигде видно не было. Очень странно. Тут как раз раздался стук в дверь.

Она открыла. Вошел улыбающийся Рэм в тех же джинсах и рубашке, но босой. В руках у него был поднос.

— Я подумал, что, когда ты будешь принимать ванну, то, может быть, захочешь выпить чашечку кофе.

Она взяла с подноса чашку с дымящимся напитком и сделала глоток.

— М-м-м… это чудесно. Спасибо. Я хотела принять ванну, но не нашла ее.

— О, это очень просто. Нажми эту кнопку внизу.

Когда она нажала кнопку, стена пошла в сторону и открыла такую красоту, что у Мери захватило дух.

— Такое, наверное, есть только в гареме турецкого паши. Я просто не могу в это поверить.

В центре большого сада под высоким стеклянным потолком был устроен небольшой бассейн. Его стенки и дно были выложены цветной мозаикой. В бассейне плавали цветки лотоса, а окружен он был кадками с тростником и папирусом, какими-то кустами с широкими листьями и небольшими деревцами. Воздух был напоен ароматом экзотических цветов, к которому примешивалось тонкое благоухание пряностей.

Улыбаясь, Рэм подвел ее к бассейну. В дальнем его конце, вспенивая чистую голубую воду, журчал водопад.

— Только, прошу прощения, почему турецкого паши? Египетского, если на то пошло. И в этом гареме ты у меня единственная, шакар.

— Ты хочешь сказать, что это твоя ванна?

Усы Рэма чуть дрогнули. Он подвел ее к водопаду.

— Вон там, — он показал на противоположный конец, — бассейн с лотосами. А это, — он показал на меньшую секцию, куда падал бурлящий поток воды, — ванна. — Он кивнул в сторону:

— А там душ. Тебе здесь нравится?

— Еще бы не нравится. Это же чудо! Ты сам это проектировал?

Он кивнул:

— Весь дом работает на солнечных батареях, у нас в Египте много солнца. Здесь также свой источник воды, есть система очистки и фильтрации.

Он привлек ее к себе:

— Я могу тебя оставить одну на несколько минут?

— Я чувствую себя нормально, честно. Даже голова не болит. Только в этом месте слегка побаливает.

Как только он покинул комнату, она сбросила полотенце, ступила в ванну и окунулась в пузырящуюся теплую воду. «Здесь вполне могут поместиться полдюжины человек, и еще останется место, — подумала она, подставляя плечи под водопад. — Вот говорят: рай, рай. Вот он, настоящий рай».

Она села и принялась изучать стены. Они были расписаны в современной манере, яркими, сочными красками. Но сюжеты были выбраны из древней жизни — боги и богини, фараоны и их жены, просто люди, животные, утки, фелюги на Ниле.

По комнате были разбросаны низкие длинные диваны и маленькие столики. И опять к ней пришло странное чувство, что все это уже когда-то было, что она уже сидела однажды в таком бассейне. Столетия назад. Мери закрыла глаза, погрузившись в «воспоминания».

Возвратился Рэм и тихо поставил тазик с горячей водой и бритвенными принадлежностями на стеклянный столик рядом с бассейном. То и дело поглядывая на ванну, он снял рубашку и начал торопливо намыливать лицо. Посмотрел на руки, не дрожат ли, а то, пока бреешься, недолго перерезать себе горло. Эти пальцы еще ощущали бархатную нежность ее кожи, округлости ее тела, как будто он прикасался к ней только что. Но сейчас к ней прикасались капельки воды, которые нежно стекали по ее груди. Они, наверное, ласкают сокровенные места и там, в глубине. Он ревновал к ней эти капельки.

Рэм очнулся от размышлений и мысленно обругал себя.

Идиот, ей нужен отдых и уход. Держи себя в руках.

Ему удалось побриться за рекордно короткое время и незамеченным скользнуть в пузырящуюся воду.

Почувствовав толчок, Мери открыла глаза:

— Рэм! Что ты здесь делаешь?

— Я… хм, я здесь живу. Разве ты забыла?

— Но я имею в виду — в этой ванне.

Он улыбнулся:

— Ты в этой ванне, и я в этой ванне. Какое совпадение. И поскольку это все же случилось, позволь мне тебя помыть. Потом я сделаю тебе массаж и подам завтрак в постель. Я обещал доктору, что обеспечу тебе хороший уход.

— О Боже. Я не ребенок. Я могу вымыться сама. Меня никто не мыл, начиная с пяти лет.

— Ну и прекрасно. — Он взял флакон и наполнил ладонь жидким мылом. Пока он методически намыливал каждый квадратный сантиметр ее тела, лицо его было абсолютно бесстрастным. И только однажды — а может быть, дважды, — слегка дернулась скула и затрепетали крылья ноздрей, выдавая, что делается там внутри.

Мери эта ситуация откровенно забавляла. Она даже закусила губу, чтобы не рассмеяться. Ну кого, скажите на милость, обманет это сексуальное представление. Страдание было написано у него на лице.

Ее пальцы лениво двинулись в поход сквозь густые мокрые заросли у него на груди. Она добралась до золотого кулона, долго рассматривала его, затем посмотрела на свой:

— Они почти одинаковые.

Рэм улыбнулся:

— Я знаю. — Он сложил их вместе. — Эта пара образует единое целое.

— А такие кулоны часто встречаются в Египте?

Он покачал головой:

— Они очень древние. Очень. Насколько мне известно, эта пара уникальна. Другой такой не существует.

— С моим кулоном случались весьма странные вещи.

— Я знаю. — Он загадочно улыбнулся.

— А ты можешь мне что-нибудь разъяснить?

— Я думаю дать тебе возможность догадаться самой.

— Ах, ты задумал играть со мной в игры? — Ее рука скользнула под воду.

Он схватил ее за запястье и хрипло произнес:

— Не надо этого делать, любовь моя. — Затем распустил ее волосы и, когда их глаза встретились, мрачно добавил:

— Почему ты не решаешься сказать хоть слово?

Она хихикнула и невинно замахала ресницами:

— Moi [24]?

Он пропустил пальцы сквозь ее волосы, смочил длинные пряди под водопадом и мягко намылил ее голову.

— Скажи, когда будет больно.

Но ей не было больно.

— М-м-м… Это восхитительно. — Она закрыла глаза.

Он закончил мытье, подержал ее под струей воды, чтобы смыть мыло, а затем быстро выпрыгнул из ванны и обернул полотенце вокруг талии.

— Тебе есть, что прятать? — хихикнула она, наблюдая за его проворными движениями.

Не произнося ни слова, он помог ей выйти, быстро встряхнул ее волосы, затем вытер их, обернул мягким полотенцем и проводил ее к креслу перед туалетным столиком.

Она сидела в кресле и улыбалась. Он вымыл ей голову, почти как профессиональный парикмахер.

— Ты никогда не хотел стать парикмахером?

На сей раз он рассмеялся.

— Только для тебя, шакар, только для тебя. — Закончив ее причесывать, Рэм несколько секунд стоял молча. — Я хочу спросить тебя кое о чем. У тебя нет никаких соображений о том, кто мог ударить тебя ночью?

— Нет. А у тебя?

— К сожалению, тоже нет. Но когда я доберусь до этого сукиного сына, то ему несдобровать! Я его убью. Как он смел посягнуть на мое!

Мери поежилась:

— Ты всегда пугаешь меня, когда так говоришь.

Может быть, как раз это и выражает его настоящий характер? Может быть, за внешним шармом и нежностью скрывается безжалостный деспот?

— Извини, если я огорчаю тебя, любовь моя. — Он наклонился и пощекотал ее щеку. — Но прошлой ночью я умер тысячу раз, когда услышал твой вскрик и нашел тебя, лежащей на полу. Я так сильно тебя люблю, что схожу с ума, как только представлю, что кто-то может сделать тебе больно. Клянусь, что, пока живу, пока дышу, этого не сделает никто, и никому не удастся забрать тебя у меня.

Звук его голоса, его теплое дыхание смягчили Мери. Вновь ее наполнило знакомое, неописуемо сладостное желание.

Их глаза встретились в зеркале. Лучи солнца, попав на кулоны, вспыхнули. Он поднял руки и погладил ее шею и голые плечи.

Мери закрыла глаза и откинула голову назад. Его ласки были нежными, как легкий теплый ветерок. Рэм прижал к себе ее спину:

— Но мы будем вместе. Обязательно будем.

Она поднялась, повернулась к нему и протянула руки. Он обнял ее, прижал всю и начал шептать арабские слова любви. Его язык проник в ее ухо. Она застонала и попыталась найти его губы, но внезапно он одеревенел, тяжело вздохнул и мягко отстранил ее:

— Не думаю, что доктор прописал тебе именно эту терапию. А я дал ему твердое обещание. — Он улыбнулся и поцеловал ее пальцы. — Давай завтракать.

Она вырвала свои руки и закусила нижнюю губу. Получилось почти театрально.

— Но ты обещал вначале сделать мне массаж. — Ее глаза проказливо поблескивали.

Он понурил голову, вздохнул и задержал дыхание. Это будет пыткой. Смогу ли я это сделать? Смогу ли удержать над собой контроль?

Господи, как я ее хочу!

Сжав зубы, он еще раз глубоко вздохнул и быстро подхватил Мери на руки. Она хихикнула и пристроила голову на его груди. Ее пальцы начали коварную игру, медленно чертя концентрические круги вокруг его сосков. Такое кого угодно сведет с ума. Но не его.

Прошагав через сад, он положил ее на высокий, покрытый простынями массажный стол рядом с бассейном лотосов.

— Перевернись.

Мери освободилась от полотенца и сделала, как он велел. Полотенцем он прикрыл ее ягодицы, а затем взял с подноса масло. Экзотический аромат смешался с нежным благоуханием лотосов, когда он начал наносить масло на кожу.

Рэм считал себя в безопасности, но, видимо, просчитался. Касаясь розовых пальцев ее ног, изящных лодыжек, округлостей икр, он почувствовал, что его самообладание дает трещину.

Пальцы нащупали маленький зигзагообразный шрам на ее правом колене.

— Откуда это у тебя?

— Еще одна автомобильная авария.

— И когда? — Его руки не переставали двигаться.

— Давно. Мне было лет двенадцать.

Неожиданно она перевернулась:

— Пожалуйста. Я хочу тебя. Иди ко мне.

Раздумывать уже было нечего и контролировать тоже. Рэм взял ее на руки и перенес на постель под балдахином. Почти благоговейно он положил ее на шелковые простыни и встал рядом, глядя сверху вниз, обжигая ее кожу голубым пламенем глаз. Затем рывком отбросил полотенце, обернутое вокруг талии.

Она увидела очевидное свидетельство его желания и улыбнулась:

— Ты потрясающий мужчина, Рэмсон Габри. Иди ко мне.

Он встал на колени у ее ног и коснулся губами пальцев. Затем провел дорожку вверх, облизывая, покусывая, целуя, наслаждаясь. В некоторых местах он задерживался подольше, иные проходил быстро, но потом сразу же к ним возвращался. Он священнодействовал, творил магию, воспламеняя ее, зажигая всю огнем.

Он целовал ее шрам на колене, внутренние стороны бедер, а пальцы его в это время тоже не дремали и делали свое дело. Они гладили, блуждали, трепетно ощупывали.

Мери стонала, порывисто дышала, комкала пальцами простыню. Наконец, погрузив пальцы в его густые черные волосы, она начала дергать их, стремясь приблизить его губы к своим губам, побуждая его дать ей освобождение, поднять к солнцу.

— Подожди, любовь моя, — прошептал он. — Мы еще не готовы.

— Рэм, — хрипло проговорила она, — я вся горю.

Он улыбнулся, наклонился и обжигающим шепотом забормотал, путая английские и арабские слова. Не было ни одной части ее тела, которую он не обласкал. Его язык блуждал по ее бедру, потом перекидывался на живот и влезал внутрь пупка. Руки скользили вверх, чтобы захватить дрожащие, трепещущие груди. Она, постанывая, вертелась — отчаянно, неугомонно, нетерпеливо. Когда же он, медленно очертив языком кружок вокруг соска, взял его в рот, как нежнейший, сладчайший деликатес, она не выдержала этой пытки. Мери громко застонала и неистово схватила руками его бедра.

Он оторвал ее руки и, зажав оба запястья одной рукой, прижал их к постели, а свободной рукой двинулся к другой груди, чтобы продолжить пытку.

Она откинула голову назад и зажмурилась. Ее тело корчилось, покрылось бисеринками пота. Его бархатный язык скользнул теперь к шее, от нее к подбородку, сделав мучительную паузу в движении, чтобы обласкать там ямочку. Никогда еще ее тело не было так переполнено желанием.

Наконец Рэм добрался до ее губ. Но прежде чем припасть к ним, он прошептал:

— Открой глаза и посмотри на меня. Я люблю тебя. Я хочу провести с тобой все дни, что мне отпущены. Я люблю тебя больше жизни. Ты моя навеки. Моя, понимаешь, навеки. Скажи, шакар. Навеки.

— Навеки, — прошептала Мери.

Слово это вылетело у нее прямо из сердца, минуя разум.

Торжествующий вопль вырвался из его горла. Он отпустил ее запястья и припал к ее губам с дикой чувственной жадностью, которую не мог больше сдерживать.

Они вошли друг в друга. Это было подобно дикому порыву урагана в пустыне. Их закружило. Вместе с этим вихрем они двинулись в сладостное, восхитительное путешествие, какое только можно вообразить. Их засосало в воронку, из которой, казалось, нет возврата, но они возвращались каким-то чудом и через некоторое время снова оказывались на краю пропасти и снова падали в бездну.

Наконец Мери добралась до источника, наполнившего ее золотым пронизывающим светом. Он начал пульсировать в ней, заполняя каждую ее клеточку трепетным экстазом. Она вдруг стала расти, ее искрящееся, радужное, переливчатое тело начало покидать кожу. Этот процесс был мучительным, и он убил бы ее, если бы длился дольше. Она ослепительно вспыхнула в последний раз и скользнула в пустоту.

Когда ее глаза смогли открыться вновь, Мери почувствовала, что вокруг нее теперь уже новый мир. В ее душе выросла любовь, как вырастает за ночь диковинный прекрасный цветок.

Она взяла в ладони его лицо:

— Я не могу понять, почему так происходит, но, когда ты со мной, мне необыкновенно хорошо. — Она ласково поцеловала уголки его глаз. — Я повторяю снова: Рэмсон Габри, ты потрясающий мужчина.