Приди ко мне во сне

Ну что ж, сегодня кулон получить не удалось, но эти два шакала тоже остались ни с чем. Он был уверен, что сейчас они притаились за деревьями и ждут.

Когда же спустя два часа свет в окнах зажегся, он швырнул окурок в темную воду и пошел спать.

Еще будет возможность. И может быть, очень скоро.

Глава 15

Небеса даровали нам любовь.

Она захватам нас быстрее,

Чем пламя охватывает сухую солому.

А желание, что проснулось в вас,

Оно как внезапный бросок сокола.

Из песен Нового Царства, 1550 — 1080 гг. до Рождества Христова

— А теперь я предлагаю тебе на выбор: потанцевать самой или посмотреть, как танцуют другие, — сказал Рэм, выводя Мери из ресторана. В ответ на ее вопросительный взгляд он пояснил:

— Мы можем пойти потанцевать в ночной клуб, здесь, в отеле, а можем зайти в театр, он на том берегу, и посмотреть нубийских танцовщиц. — Взглянув на часы, он добавил:

— Времени осталось мало, шоу начинается через несколько минут.

— Тут и думать нечего. Пошли смотреть нубиек, они такие красивые.

Они успели на паром в самый последний момент. Взбежали на борт и смеясь схватились за поручни, чтобы перевести дух. Рэм прижал ее к себе. Под мерный гул дизеля паром начал медленно скользить по освещенной луной реке.

На берегу им пришлось идти совсем немного — полквартала. Рэм отправился за билетами, а Мери осталась у входа понаблюдать за оживленной улицей. Конные экипажи двигались по ней вперемежку с автомобилями. Прохожих в джеллабах было примерно столько же, что и европейцев. Ветерок доносил с реки аромат жареного мяса — это уличные торговцы, закончив свои дневные дела, готовили себе ужин.

Хлыщеватого вида мужчина в белом европейском костюме остановился неподалеку и стал нахально ее разглядывать. Он буквально раздевал ее своими томными, похожими на маслины глазами. Ей стало не по себе. Когда же он начал медленно приближаться, ее беспокойство усилилось.

Но тут появился Рэм. Он стремительно подошел к хлыщу и резко выпалил несколько фраз на арабском. Тот побледнел и шмыгнул куда-то в сторону.

Рэм улыбнулся, взял ее под руку и повел в театр.

— Что ты сказал этому ужасному человеку? — спросила она, когда они заняли свои места.

— Извини, но это непереводимо.

— Но все-таки, в чем суть?

— Ну, я сказал ему, что если он не перестанет на тебя пялиться, я выжгу ему глаза раскаленной кочергой, а если он только посмеет к тебе прикоснуться, я отрежу ему правую руку и скормлю ее собакам, но все это будет только прелюдией к основному наказанию.

— А что это за наказание?

— Ну, скажем так: я собирался лишить его мужского достоинства.

— Зачем ты напугал этого беднягу? Неужели и в самом деле твои угрозы могли осуществиться?

— Конечно.

— Рэм!

— Ты моя, и никто не смеет на тебя посягать.

— Но это же явное нарушение третьего пункта соглашения.

Он улыбнулся:

— Извини, дорогая. Видимо, я еще не все до конца твердо усвоил. Буду работать.

Она уже собралась прочесть очередную лекцию на свою любимую тему о том, что она никогда не будет ничьей собственностью и прочее, и прочее, но тут начал медленно гаснуть свет.

Подняли занавес. На сцене восемь очаровательных нубийских девушек в национальных костюмах медленно двигались под ритмические перестуки ударных инструментов. Они были все как на подбор высокие и стройные, с гордой осанкой, темнокожие. Просто красавицы. Неудивительно, что Рамзес II так любил свою прекрасную Нефертари — царицу нубийскую.

Босые ноги танцовщиц исполняли па, которые можно было примерно описать как большой шаг — два маленьких шаркающих шажка, большой шаг — и так далее. Аккомпанировал им ансамбль, состоящий исключительно из ударных инструментов, — тамтамы и разного рода барабаны. Причем они были скрыты за кулисами. Это был примитивный чувственный ритм. Вибрируя, он наполнял собой зал и заставлял вибрировать ее живот.

Рука Рэма, покоящаяся на ее бедре, легонько отбивала этот ритм. Каждый удар барабанов и каждое касание его пальцев заставляли ее сердце биться в этом же ритме. Ее груди покачивались, ее лоно пульсировало.

Мери передернуло.

Господи, неужели все в этой стране призвано стимулировать работу гениталий? Представление только начинается, а мне уже жарко и тревожно. Это на меня так действует музыка или человек, что сидит рядом?

Она посмотрела на Рэма и обнаружила, что его потрясающие глаза устремлены на нее. Губы его медленно раскрылись в чувственной улыбке.

— Смотри на танцовщиц, — прошептала она.

Он сжал ее бедро:

— Я хочу смотреть на тебя.

Все развивается в таком темпе, что не знаю, смогу ли я выдержать рядом с ним три дня плавания на пароходе и не сойти с ума. Конечно, можно пойти по пути наименьшего сопротивления и наслаждаться моментом. Но это будет большой ошибкой. Я просто чувствую это. Стоит мне лечь с ним в постель хотя бы раз, и я полностью подчинюсь ему. Воля моя будет окончательно парализована. Я стану его.

Как корова. Или как лошадь. В общем, я буду его собственностью.

Она встряхнула головой. Эти мысли совсем сбили ее с толку. Однако вскоре гипнотический ритм танца увлек ее в более мощное русло, где разумное, рациональное было вытеснено эмоциями. И она предалась им, не помня уже ни о чем и не думая ни о чем.

Когда занавес упал, она некоторое время сидела тихо и неподвижно. В ее ушах по-прежнему стучали барабаны, она видела движения танцовщиц, чувствовала касания Рэма. Она до сих пор ощущала ритм. Он оставался в ней, и когда они вышли из театра и шли по берегу Нила к причалу, и когда плыли на пароме к острову. Казалось, прохладный ветерок на реке должен был бы ее охладить, но Мери стало еще жарче, когда дизельный мотор завибрировал под ее ногами, передавая эту вибрацию всему ее телу.

Когда они шли по дорожке к отелю, Рэм обнял ее за талию. И повел: большой шаг — два маленьких шаркающих шажка, большой шаг — два маленьких… Она легко включилась в эту игру, которая захватывала не меньше, чем самый причудливый танец. У входа в отель она рассмеялась:

— Ну ты и мошенник! Зачем ты меня заводишь?

Он сделал невинное лицо:

— О чем это ты?

— Как будто не знаешь.

— А чего бы ты сейчас хотела? Пойдем танцевать? Или хочешь спать? Или может быть — и это было бы самое лучшее — займемся любовью?

— Рэм!

— Шучу, шучу.

— Я думаю, что лучше всего нам сказать сейчас друг другу спокойной ночи. Вэлком, наверное, волнуется, куда это я пропала.

— Она выглядит дамой весьма сообразительной. Не думаю, чтобы твой поздний приход ее удивил.

Они подошли к двери, Мери вынула ключ. Но он, похоже, не собирался отпускать ее.

— Ты сегодня такая красивая. Это платье очень идет тебе. Ты должна носить его всегда. Оно меняет цвет твоих глаз. Они сейчас как вода в Ниле в час заката.

Эти слова, если бы их произнес кто-то другой, звучали бы банально, слащаво, сентиментально, но в его устах они казались единственно правильными. Не было никаких сомнений, что он самый красивый, восхитительный мужчина из всех, кого она когда-либо встречала. В этом взгляде, каким он продолжал ее ласкать, можно было легко и просто утонуть. Она стояла и ждала, когда он отпустит ее руки.

Вместо этого он поднял свою руку и указательным пальцем провел от шеи до груди вдоль глубокого выреза ее платья. Со сводящей с ума медлительностью повел поверх шелка пальцем дальше, через нежную выпуклость ее груди.

— У тебя вот здесь очаровательная родинка. Прямо вот здесь. — Он коснулся ее левой груди, а затем наклонился и нежно поцеловал то место, где только что был его палец.

Ее соски моментально напряглись и отвердели, что, конечно, было заметно через тонкую материю.

Он прикоснулся языком к маленькому шрамику на ее скуле и наклонился к самому уху:

— Скоро, моя дорогая. Скоро. — Повесив что-то ей на шею, он снова прошептал:

— Я приду к тебе во сне.

И ушел.

Она скользнула внутрь, закрыла за собой дверь и, тяжело дыша, оперлась на нее спиной. Произнести что-нибудь членораздельное она не могла. Она потрогала грудь и рукой нащупала сокола, висящего на цепочке. Ощутив его тепло, Мери улыбнулась.

— Сразу видно, вечер был потрясающий, — сказала Вэлком. Она сидела на диване и делала педикюр. — Судя по вашему виду, мадемуазель, любовь на пороге.

Все еще глупо улыбаясь, Мери вяло подняла руку:

— Привет. Как повеселилась?

— Отлично. Мы с ребятами славно покутили.

— Это хорошо, — произнесла Мери с отсутствующим видом и двинулась в свою комнату.

— Если б ты видела, что творилось, когда он притащил в холл отеля крокодила и гиппопотама.

— Это хорошо.

— Что же это делается с человеком? — задумчиво произнесла Вэлком, когда за Мери закрылась дверь.

А у той в мозгу вертелось одно и то же.

Я полюбила этого человека. Неужели действительно полюбила?

Каким-то образом ей все же удалось раздеться, умыть лицо. А мысли о Рэме все роились и роились. Сегодня все прошло чудесно, кроме, пожалуй, инцидента с тем человеком у театра. Она вспомнила, какое холодное, жестокое выражение лица было в тот момент у Рэма, и поняла, что многого еще о нем не знает.

Нет, что бы Вэлком о нем ни говорила, он все-таки очень похож на мою мать. Такой же собственник, так же бесцеремонно вмешивается в мою жизнь. Спрашивается, нужно ли мне все это? Может быть, после замужества он заставит меня надеть чадру? Я ведь просто стану его движимым имуществом.

А пошел он ко всем чертям, этот самонадеянный сумасшедший египтянин! Каждый раз, стоит ему посмотреть на меня этими потрясающими глазами и прошептать на ухо какую-нибудь ерунду, весь мой разум, вся моя рассудительность берут отпуск.

Нет, надо все-таки думать и о будущем. Рэмсон Габри при всей его несомненной привлекательности не может рассматриваться как объект серьезного чувства или каких-то длительных отношений. Это все фантазия, мимолетность. Я здесь не для того, чтобы воплощать в жизнь девичьи мечты и прочие романтические штучки. Я здесь для того, чтобы работать. Спустись на землю, Мери.

Она с остервенением причесалась, разломав при этом расческу, потом переоделась в пижаму и через минуту уже совала в руки Вэлком небольшой коричневый пакетик:

— Хочешь «M&M's»?

Та оторвалась от своего педикюра.

— Ну прямо как манна небесная. Откуда это у тебя?

— От Рэма. Их привезли из Нью-Йорка, на самолете.

— Вот это кавалер, я понимаю. Ты, я вижу, понемногу начала сдавать позиции.

— Только временное помешательство. Но это пройдет. Уже проходит. Если я снова начну вести себя, как глупая влюбленная школьница, ущипни, пожалуйста, меня, и побольнее. — Она открыла свой пакетик и отправила в рот горсть «M&M's». — Мне кажется, я просто насмотрелась старых фильмов.

Однако ее голова все еще была занята мыслями о Рэме. Чувства, которые он возбудил в ней, не утихали. С несчастным видом она уставилась в темное окно, не зная, что же будет дальше.

— Давай поговорим об этом? — предложила Вэлком.

Мери замотала головой.

После нескольких минут тишины Вэлком снова подала голос:

— Это ты оставила стеклянную дверь на веранду открытой?

— Нет. А почему ты спросила?

— Когда я пришла, она была открыта. Возможно, это просто случайность. — Она отправила несколько карамелек в рот и снова занялась ногтями. Закончив, она полюбовалась работой и спросила:

— Хочешь, чтобы я навела лоск тебе?

— С превеликим удовольствием. — Мери заулыбалась и протянула ногу ей на колени. — Хотите знать, что такое настоящая подруга? Это та, которая поздно вечером сделает тебе педикюр.

Глава 16

Если придется тебе вступить в спор со сварливым, не пытайся его победить с помощью слов.

Лучше отступи, сохрани достоинство.

Из притчей Аменхотепа, 1580 — 1320 гг. до Рождества Христова

— Вэлком. — Мери ждала ее, стоя перед зеркалом. — Могу я надеть этот купальник?

— А почему нет? Он очень интересный. Кстати, оригинальная работа Генри. А это безобразие больше не надевай. — Она взяла в руки купальник, лежащий рядом. — Ему же лет пять, не меньше.

— Да нет, он у меня с прошлого лета. Я носила его весь сезон, и все было в порядке.

Сейчас на ней был розовый супербикини, который больше открывал, чем прикрывал.

— Нет, я не могу пойти в бассейн в таком виде. Это неприлично.

— Да Господи, ты посмотри, какие у тебя ноги! А грудь! Большинство женщин все бы отдали за возможность показать такое. А ты стесняешься. Генри пришел бы в восторг, увидев, как хорошо сидит на тебе его произведение.

— Я боюсь, меня могут арестовать. Это ведь мусульманская страна. Здесь женщины еще носят чадру и никогда не открывают ноги. Нет, я подожду, пока откроется магазин в отеле, и куплю что-нибудь поскромнее.

Вэлком вздохнула:

— Я же тебе уже говорила, что бутик откроют только после трех. А посадка на пароход, кажется, в начале второго. Может, ты наденешь тогда вот этот? — Она показала на свой купальник, состоящий из нескольких черных полосочек.

— Да этот еще хуже.

Вэлком улыбнулась:

— К твоему сведению, и этот, и твой стоят по шесть сотен баксов.

— Неужели?

— Представь. Генри подарил их мне сразу после показа коллекции. Ладно, хватит базарить, надевай этот розовый и не думай ни о чем. А то пропустим утреннее солнце.

Мери осталась в своем бикини, Вэлком — в его черном двойнике, и они обе направились к двери, игнорируя трезвонящий телефон.

Всю дорогу к бассейну Мери что-то ворчала себе под нос.

Они расположились в шезлонгах, и Мери с облегчением отметила, что купающихся всего несколько человек. Возможно, удастся скользнуть в воду незаметно. Ей просто необходимо было сейчас искупаться в прохладной воде, чтобы смыть смятение бессонной ночи.

— Золотко, помажь мне спину. — Вэлком протянула ей флакон и легла на живот.

Мери втирала пахнущий кокосом лосьон в безукоризненную кожу.

— А я думала, у рыжих всегда веснушки. Ты уверена, что тебе не вредно лежать на солнце? Может быть, пойдем в тень?

— Мери, купальник на тебе смотрятся отлично. Так что будем лежать здесь, не надо меня уговаривать уйти в тень. Тебе тоже втереть лосьон?

Сделав глубокий вдох, Мери сбросила платье:

— Нет, я сначала искупаюсь.

— Какой ужас, — раздался у нее за спиной глубокий баритон. — Как хорошо, что я вовремя.

Мери оглянулась и уперлась взглядом в Рэма. Некоторое время они, потрясенные — это еще мягко сказано, потрясенные, — смотрели друг на друга. Он был в узких черных плавках. Она впервые увидела его обнаженный мускулистый торс, бронзовую грудь, поросшую густыми курчавыми волосами, его стройные ноги. У нее заныло в животе. Он был великолепен.

Рэм тоже любовался ею, это было очевидно, однако фраза, которую он произнес в следующий момент, вернула ее из мира грез на грешную землю.

— Я не позволю тебе устраивать здесь демонстрации.

— Не позволю? Что значит не позволю? — Она удивленно подняла брови.

Он молча продолжал смотреть на нее. Мери вздернула подбородок:

— А что плохого в этом купальнике? Если хочешь знать, это оригинальная работа Генри. Он существует в единственном экземпляре.

— Ничего, я куплю тебе еще один, который прикроет тебя лучше. Я не желаю, чтобы любой мужчина в Египте, глядя на мою женщину, ронял слюни. Надень это. — Он протянул ей халат и уже всунул одну ее руку в рукав.

Мери тут же взорвалась. Освободившись, она встала перед ним, уперев руки в бока:

— Если ты такой блюститель нравов, то прикрой лучше себя. Я не твоя женщина. Понял? Вбей это в свою тупую башку. Я буду носить то, что хочу и когда хочу. Ты слышишь меня?

Вэлком рядом хохотнула.

Рэм подошел к Мери вплотную и прикрыл ее своим телом.

— Дорогая, будь благоразумна. Ведь люди смотрят.

— Благоразумна! Благоразумна? Так вот, если кому здесь и надо быть благоразумным, так это тебе. — Она начала высвобождаться от его рук. — Я хочу искупаться. А ты, Рэмсон Габри, пошел к черту!

С высоко поднятой головой она прошагала к краю бассейна и прыгнула. Вынырнув через довольно большое расстояние, Мери быстро поплыла. И плыла, пока не прошел гнев. Перевернувшись на спину, она стала смотреть на безоблачное небо. Рядом с ней всплыла темная голова.

— Любовь моя, прости меня, пожалуйста. Я не хотел, чтобы ты сердилась. Признаюсь, я действовал как безмозглый ревнивый дурак. Сразу нарушил три пункта соглашения. Извини. Просто, когда ты рядом, я становлюсь немного сумасшедшим.

У него был такой удрученный вид, такая нежная улыбка озаряла его мокрое лицо, что Мери не могла не смягчиться. Она улыбнулась в ответ, мягко положила руку ему на голову и утопила ее.

Он вынырнул, смеясь и отплевываясь. А потом началась война. Они гонялись друг за другом по воде, топили друг друга, играли, плавали наперегонки, пока Мери окончательно не выдохлась.

Когда она поднималась по лесенке наверх, он выскочил раньше и подал ей полотенце. Рядом стояли двое мужчин. Он встал к ним спиной, стараясь по возможности заслонить ее, пока она не наденет халат. Заметив это, она улыбнулась. Он пожал плечами и посмотрел на нее с невинным видом.

Как и предполагалось, все встретились при посадке на теплоход «Жемчужина Нила». Нонна и Эстер занимали каюту рядом с Вэлком. Несколько других членов клуба «Золотые годы», включая доктора Стоктона, располагались по соседству. С озабоченным видом прошествовала Ли Генри, ведя на буксире понурого Брэдли.

Каюта Джорджа и Жан-Жака была напротив Мери. Рэм, который сопровождал Мери и Вэлком до их смежных кают, занял каюту рядом с Мери, а его помощник Марк Маклеод — напротив него.

Мери всех перезнакомила. Женщины были в восторге от Жан-Жака. Сегодня он был одет в изумрудный вариант вчерашнего розового одеяния. Он целовал дамам ручки и расточал комплименты.

Благостную атмосферу нарушил резкий голос Уолтера Раша:

— Моя каюта должна быть здесь. Это ошибка. Я прошу позвать капитана. Вот моя каюта. — Он стукнул кулаком по двери каюты Рэма.

Служащий засуетился и попытался увести раздраженного пассажира, обещая предоставить ему чудесную каюту на другой палубе. Мери посмотрела на Рэма:

— А как тебе удалось получить эту каюту?

Он пожал плечами:

— Просто повезло, наверное. — Губы его слегка подрагивали.

Прежде чем Мери успела как-то это прокомментировать, Джон Стоктон, в равной мере и джентльмен, и дипломат, подошел к раздраженному Рашу, который вырывал в это время свою руку у служащего.

— Уолтер, — тихо произнёс доктор Стоктон, — я буду счастлив обменяться…

В этот момент тот резко вырвал руку и попал ею прямо доктору в лицо. Джон Стоктон отлетел к стене и медленно сполз на пол. Из ранки, образовавшейся над правым глазом, потекла струйка крови.

Рэм рванулся вперед, но Эстер оказалась быстрее. Она ударила Раша своей сумочкой по голове и выкрикнула ему в лицо:

— Вы злой и нехороший! Смотрите, что вы наделали. — Она поспешила к доктору Стоктону, присела рядом и уложила его голову себе на колени. — О, дорогой мой Джон. Ты ранен. Этот грубый человек сделал тебе больно.

Доктор Стоктон погладил ее руку:

— Все хорошо, все хорошо, Эстер. Не переживай. Я же крепкий, как старый дуб.

Уолтер Раш был в ужасе от содеянного. Он стоял молча и смотрел на окружающих. Затем пробормотал что-то похожее на извинения и быстро ретировался. Появился служитель с аптечкой, но Эстер Беррингтон не позволила никому прикоснуться к раненому. Она сама оказала «дорогому Джону» первую помощь.

После того как ранку промыли и перевязали — она оказалась несерьезной, — Рэм объявил группе:

— По-моему, сейчас самое время всем распаковать вещи и устроиться. Встретимся на прогулочной палубе в три часа, полюбуемся на отплытие. — Все согласились и разошлись по своим каютам. Повернувшись к Мери, он тихо добавил:

— А вам, принцесса, я позвоню через полчаса.

Зайдя в свою маленькую каюту, Мери бросила сумочку и ключ на стол и плюхнулась на постель. Неприятная сцена в коридоре взволновала ее. Слава Богу, доктор Стоктон пострадал не сильно. Затем она улыбнулась. Эстер, оказывается, зря пыталась убедить всех, что равнодушна к Джону Стоктону. Теперь тайное стало явным. Спасибо Уолтеру Рашу. Доктор, наверное, сейчас на седьмом небе от счастья. От внимания Мери не ускользнуло, что, прежде чем позволить Эстер увести себя в каюту, Джон Стоктон слегка ей подмигнул.

Умывшись и приведя себя в порядок. Мери обратила внимание на столик в углу. На нем лежали две большие коробки.

— А это еще что такое? — нахмурилась она.

В одной коробке лежали норковая шуба и все драгоценности, которые Рэм подарил ей прежде. Она воздела голову к небу. Опять все сначала. Вторая коробка была обернута яркой фольгой и перевязана золотой ленточкой. Она взяла ее к себе на постель и медленно открыла. В ней лежала по крайней мере дюжина купальников различных цветов и фасонов. Разумеется, все более скромные, чем изделие Генри.

— О Господи! — воскликнула Мери. — Я, наверное, удавлю этого человека.

Тихий стук из смежной каюты прервал ее тираду. Она подошла и впустила Вэлком.

— Что опять случилось, золотко?

Мери показала в сторону кровати:

— Полюбуйся! Зачем мне все это? Сегодня к вечеру я убью Рэмсона Габри.

Вэлком подошла поближе и исследовала содержимое коробки, а затем разразилась смехом.

— А что, у этого человека есть вкус, — сказала она, показывая на этикетки фирм. — Надо отдать ему должное.

— Я ему еще и не то отдам, — проворчала Мери, выхватив из ее рук купальник и швырнув его в коробку. Захлопнув крышку, она подхватила ее и выбежала из комнаты.

На ее стук в дверь из каюты Рэма никто не ответил. Мери возвратилась к себе и снова бросила коробку на кровать.

Постепенно в ее голове созрел план.

— Бассейн, кажется, на прогулочной палубе? — спросила она и, когда Вэлком кивнула, добавила:

— Где тот черный купальник, что подарил Генри?

Через несколько минут она уже была наверху. С берега дул свежий ветерок.

А может быть, это не такая уж и хорошая идея?

Несколько членов клуба «Золотые годы» уже прогуливались по палубе. Нонна о чем-то весело беседовала с Вэлком. Эстер Беррингтон, одетая в свободное платье и босоножки, стояла у перил. Рядом — доктор Стоктон с биноклем и повязкой на голове.

Мери к этому времени уже поостыла. В общем, если она сейчас начнет демонстрировать свой купальник, все будет выглядеть довольно по-дурацки. Ничего она этим не добьется, разве что шокирует этих добрых милых людей. И все только затем, чтобы разозлить Рэма. Что же это такое со мной творится? За последние три дня я выходила из себя чаще, чем за последние три года. Она сокрушенно вздохнула и направилась вниз, чтобы переодеться во что-нибудь более пристойное.

Ее остановил доктор Стоктон:

— Это ваш друг вон там? — Он указал здание на улице и передал ей бинокль. — Лучше бы ему поторопиться. Мы уже отплываем.

Отбросив прядь волос с лица, она прижала бинокль к глазам. Ошибки быть не могло — это был его профиль, его мускулистое тело, его аккуратная белая рубашка. Они стояли у газетного киоска и разговаривали. Их было трое. Рэм, Марк и еще кто-то. Этого третьего Мери разглядеть никак не могла, его загораживал Марк.

— Да, это он. Но беспокоиться не стоит. Ради него, я думаю, задержат отплытие.

Но тут Марк сдвинулся чуть в сторону, и она увидела этого третьего.

Это был египтянин с нависшими веками! Тот, которого она уже видела несколько раз. В Мемфисе. В Абу-Симбеле. И вот теперь здесь. Случайность? Маловероятно. И почему он разговаривает с Рэмом? Этот человек следил за ней? Почему?

А что, если он террорист? О Господи, а если он из какой-нибудь экстремистской группировки, и они замышляют похитить ее? Мама тогда, наверное, сразу же умрет.

Чувствуя неприятный холодок в желудке, она возвратила доктору Стоктону бинокль и отправилась в свою каюту переодеться в белые брюки.

Стук в дверь раздался, когда она застегивала розовую кофточку. Она знала, кто это там за дверью, поэтому спешно привела в порядок волосы и коснулась губ помадой.

Человек с нависающими веками ее, конечно, пугал, но одновременно она не забывала, что сердита на Рэма.

Стук стал более настойчивым, было слышно, как Рэм зовет ее. Ничего, пусть этот негодяи подождет. Она собрала сумку, положила туда фотоаппарат и побольше пленок. В последнюю минуту достала еще заколки, которые подарил ей Рэм, и кулон с соколом и положила их в карман, застегнув его на молнию. Так будет сохраннее.

Когда она в конце концов открыла дверь, то увидела улыбающегося Рэма. Газета все еще была у него под мышкой.

— Где ты была, любовь моя? Я уже начал беспокоиться.

Когда он попытался поцеловать ее в щеку, она отвернула лицо:

— Это мне следует спросить, где был ты. Десять минут назад тебя в твоей каюте не было.

— Я выходил купить газету, — сказал он, прижимая ее к себе. — Кстати, ты можешь ее почитать, если хочешь. Правда, она на арабском, но это, надеюсь, тебя не смущает. Значит, ты скучала по мне, дорогая.

Она выскользнула из его рук снова:

— Кто этот человек, с которым ты разговаривал?

Рэм нахмурился:

— Разговаривал с кем? Со мной был Марк, я с ним разговаривал.

— Нет, я имею в виду другого. Я была на прогулочной палубе и видела в бинокль, как ты и Марк разговаривали с каким-то человеком. — У нее опять похолодело в желудке. — Кто он? Тот, с нависающими веками.

Он рассмеялся и привлек ее к себе. Газета упала на пол.

— Принцесса, почему тебя заботят такие пустяки? Это просто человек, который стоял у киоска. Случайный прохожий, понимаешь? Я немного поговорил с ним. Но лучше бы я поговорил с тобой. Ты много приятнее. — Лаская ее ухо, он улыбнулся. — Значит, ты наблюдала за мной в бинокль? Молодец.

Мери одеревенела в его руках, затем высвободилась:

— Черт побери, Рэмсон Габри. Послушай меня. У меня серьезные проблемы, я обеспокоена.

— Что случилось, любимая? — Он повернул ее к себе и стал всматриваться в лицо. За ее плечом он увидел коробку с купальниками на кровати и улыбнулся:

— Ах вот в чем дело. Ты расстроена из-за этих купальных принадлежностей. Выброси их все в иллюминатор, и дело с концом.

— Да, это все меня действительно расстроило, но не только это. Есть кое-что и похуже. Черт побери, я просто боюсь.

Его улыбка растаяла. В глазах появился стальной блеск, мускулы напряглись.

— Кого ты боишься? Кто тебя обидел?

— Да. Вернее, нет. Я не знаю. Но я думаю, что меня собираются похитить.

Он нахмурился:

— Похитить? Тебя?

— Именно это я и пытаюсь тебе втолковать. Этот человек, с которым ты там разговаривал, ну, тот, с нависающими веками, он преследует меня. Я видела его уже несколько раз. Он тогда напугал меня до смерти в Абу-Симбеле. На какое-то мгновение мне показалось, что он пришел меня убить в темноте. А может быть, он собирается перерезать мне горло, пока я сплю?

Складки на его лице разгладились, плечи начали подрагивать. Он громко рассмеялся:

— Любимая, у тебя богатое воображение.

— Рэмсон Габри, это не смешно! — Горячие слезы брызнули из ее глаз и потекли по щекам. Она вытирала их тыльной стороной ладони. — Я боюсь.

Он крепко обнял ее:

— Жизнь моя, не плачь. У меня сердце разрывается на части, когда я вижу, что ты плачешь. — Он поднял ее подбородок и нежно поцеловал ее глаза. — Я никому не позволю причинить тебе боль. Ведь моя единственная цель — это чтобы тебе было хорошо. Извини, что смеюсь, но дело в том, что я знаю этого человека. И его жену тоже. И его пятерых детей. Поверь мне, он для тебя не опасен.

Глаза Мери, все еще в слезах, встретились с его сияющими теплыми голубыми алмазами.

— Ты действительно думаешь, что он не преследует меня?

Он улыбнулся:

— Тебя преследую я. Разве нам нужны еще попутчики?

Она вглядывалась в его лицо, которое уже начинало становиться для нее дорогим, и чувствовала, что в его натуре есть что-то безжалостное, таинственное, что-то…

— Ты знаешь, у меня тут мелькнула мысль, что это ты организовал за мной слежку.

— Зачем это, спрашивается, мне?

— Не знаю. А почему бы не попытаться? Это вполне в твоем духе. — Она глубоко вздохнула. — Так, а теперь что с этими купальниками…

Он оглушительно рассмеялся:

— Пойди умой свое прекрасное личико, а мне надо переговорить с Марком. Потом мы отправимся на прогулочную палубу. А эти купальники обсудим позднее.

Злой, как черт, Рэм даже не остановился переговорить с Марком, а прямым ходом направился к Джи-Джи, руководителю детективного агентства. Они были давними друзьями, еще со студенческих лет в университете, в Техасе, и Рэм ему безоговорочно доверял, но если Джи-Джи провалит это дело, то спуску он ему не даст.

— Этот одноглазый идиот Мустафа, — с порога взорвался Рэм. — Какого дьявола он здесь делает? Я же сказал, чтобы ты его уволил.

— Я его уволил, босс. Три недели назад. Я дал ему под зад сразу же, как получил от тебя указание.

— Тогда почему же он ошивается около Мери?

— Я его не видел.

— Так теперь хоть посмотри. Мери говорит, что видела его три или четыре раза. И сегодня тоже. Даже я видел его. Он прятался за газетным киоском. Это же такой идиот, ему даже лампочку ввернуть нельзя поручить.

— Ты поговорил с ним?

— Естественно, я поговорил с ним. И он попытался навесить мне лапшу на уши. Что-то наплел про свою сестру.

— У него нет сестры.

— Я знаю. И я знаю также, что от этого грязного сукиного сына ничего хорошего ждать не следует. Он родную мать продаст за десять фунтов. Я тебя предупреждаю, Джи-Джи, если хоть один волос упадет с головы Мери, я прикажу подать на завтрак твои яйца.