Им в назидание!
      А Хафса?
      Ни слова более!
      (86) Очевидно, - пояснено, - речь о событии, вызвавшем толки о сластолюбии пророка; Хафса как-то застала его с невольницей Марией: "В моём доме! Я считала невольниц недостойными тебя!"
      Запретна она для меня, я не прикоснусь к ней более!
      "Но как запретишь, что уже дозволил Бог?"
      Да услышит Он: никогда не приближусь к ней, но и ты не рассказывай никому!
      Хафса, однако, проболталась Айше, Мухаммед объявил Хафсе, что разводится с нею. Омар допытывался, в чём провинилась дочь, а узнав, повелел: "Умерь ревность!"
      О случившемся - сура, к свитку приложенная: О пророк, почему дозволенное Богом себе запрещаешь, домогаясь жён расположения?
      Не смог, то было выше сил, оставить Марию, тем более, что
      родила мне сына.
      (87) Ибн Гасан прерывает, давая пояснение: Сказанному противоречат суждения некоторых благочестивых учёных, что Мухаммеда женщины мало интересовали, длительное время ему достаточно было одной Хадиджи, и последующее многожёнство было вызвано высокими соображениями.
      Назван был в честь праотца Ибрагимом.
      И очень на тебя похож?
      Ни тени сомнения!
      Но отчего, взяв сына на руки, спросил однажды у Айши: "Как
      думаешь, похож он на меня? Мизинец как мой, пухлый! А
      румянец на щёке? " - "У любого, кого кормят козьим
      молоком, - ответила, - будут пухлые руки и румяные щёки!"
      Но, дабы не расстраивался, добавила: "Пока мал, может, со
      временем станет на тебя похожим".
      Счастлив, когда оставался с внуками, которые были старше
      сына: Гасану и Гусейну семь и шесть, Ибрагиму год, последний
      его год, поочерёдно сажал их себе на спину, изображая то
      верблюда, то коня.
      Вспомнил: в небе Ибрагима... - было в сей миг! - сказал праотец: "И сына именем моим наречёшь". - "Но выживет?" Ибрагим глянул печально.
      Последыш повторил судьбу сыновей: "Что ж, и мне недолго
      ждать: увидимся на том свете!"
      Пред тем замешательство было в гареме, когда Мария осталась
      жить в доме. Дочь Фатима негодовала: "Сам Пророк клятву
      нарушил!"
      (88) Автор умолчал про явленные откровения до рождения сына и после его смерти. Для вас установил Бог разрешение ваших клятв, позволив отступление от них! Или: С вас не взыскивает Бог за легкомыслие в пустословных клятвах, но взыщет за преднамеренные клятвы.
      93. Чтоб к имени привыкнуть: Мухаммед
      - В глазах твоих... растерян ты, Мухаммед! - И назван он Исой, как будто к имени его привыкнуть возжелал: - Отягощена голова твоя тем, что было, но более - тем, что случится!.. - Мухаммед лишь шевеление губ Исы ухватывает взором: сура новая Мухаммеду ниспослана!
      (89) Перескоки, - отмечает Ибн Гасан, - свидетельствуют, что автор не сумел добиться стройности в изложении. Напомню, что, не вынеся гаремных интриг, Мухаммед заявил, что отныне будет жить один, на весь день, ночь и последующий день уединился на крышу дома, не принимал пищи, не желал никого видеть. Толпа возле мечети говорила о неслыханной гордыне жён, обрекших пророка на страдания, и вдруг увидели, как Мухаммед сошёл вниз...*
      ______________
      * Фраза не окончена, добавлю: сошёл вниз не для встречи с общиной, а чтоб в одну из келий уединиться, где, возлежа на верблюжьей шкуре, пробыл ночь вторую и третий день. Омар, когда удалось проникнуть к нему, вдруг испытал голод, к которому был нетерпелив, и воскликнул: "Доколе пророку голодать и жить в нищете? Победим мекканцев! Завоюем Бизанс! Персию! Будем жить в роскоши!" И Мухаммед: - Вот что нас погубит, сказал, - роскошь в будущем, нетерпеливость сегодня! До нас дошла лишь фраза об их беседе: Омар рассказывал живо о многом таком в повадках женщин, которые непредсказуемы, чем вызвал улыбку Мухаммеда, убедил отказаться от задуманного: мол, невозможно удержать женщин от ревности друг к другу, когда каждая мечтает быть самой любимой, самой желанной женой пророка.
      ... слышали ученики, как вслед за Джебраилом повторяя,
      Мухаммед сокрушался: О, если б Я захотел наказывать людей
      за их бесчестия, то не осталось бы на земле ни одного
      живого, - но даю отсрочку всем! Когда ж наступит их черёд
      никто не сможет ни на миг срок, определённый Мной,
      отдалить, - воздастся им!
      - Ты удивлённо брови вскинул, - а уж пучок седых волос в твоих бровьях заметен, и борода всего лишь миг назад была лишь с проседью!
      - Неужто вся седая?
      - Готовишься к войне победной...
      - Была ли хоть одна?
      - О стольких войнах твоих дошли до нас стенания! И пролитая кровь, её не счесть!
      - Но войны и твои!
      - Мои?!
      - Да, именем Твоим! - Не успев услышанное осознать, Иса ответил знанием позднейшим, что ведает о том! - И чёрные кресты на белых одеяньях! Явлением твоим пугали мир!
      - Как и твоим, Мухаммед! Услышал грохот пик кровавых в день твоего рождения, и небо озарилось адским пламенем!
      - Но воинов ислама встречали с объятиями, ликовали все, куда вступали мы! Бизанс, иные земли!
      - О да, им мнилось, с именем твоим несут освобождение от тиранствующих моих приверженцев! Но проходило время, и тираны новые, уже твои... - что говорить о том, как тобой грозили, и ты им верил, как и я ученикам своим.
      - И солнца луч играл на латах! И ленты трепыхались многоцветные! И уши глохли от людского рёва: "Освободим Святую землю от племени поганых!" * И красные, точно окрашенные кровью, кресты матерчатые нашиты на одежды - плечи и спины. Шли с именем Твоим на Эль-Кудс, чтоб гроб Господень Твой освободить! Там реки, - обещали воинам, - молочные текут и берега медовые! Прельщали златом, коего не счесть. И со словами: Слёзы льёт Йерушалайм, о помощи взывая, - шли мусульман громить. Жарили детей, точно ягнят, на огне! Поедали их! Обещали: Кто погибнет за Крест Святой, их не успеет кровь остынуть, как окажутся под сению Бога! И что же? Обезумевшие кони, озверевшие люди заполонили все дороги. То были воины и шли с именем Твоим!**
      ______________
      * Точнее - от племени персидских турок, как называли крестоносцы мусульман.
      ** Далее шла фраза, которая была вынесена в нижний этаж текста: До сей поры не угасает гнев: моих - к Твоим, но и Твоих - к моим!
      Часто в кругах небесных: как будто не было ещё ни войн, ни крови, но... - были, были! Не в силах изменить веков грядущих поступь ни тот, но видел ты! ни тот, и видел ты!
      - Но погляди: отсюда кровь узришь в родном краю!
      мечеть, в которой он молится всегда! но почему
      пятничную молитву ведёт не Абу-Бакр? умер?! в мечети
      главной молится отныне Омар! но кто к нему спешит, сквозь
      ряды молящихся пробиваясь? кинжал двуострый блеснул в руке,
      был такой у Мухаммеда, с рукоятью посередине, и... - но
      никто не держит за руку! даже взмах руки... - поздно!
      клинок вонзён в Омара! кровь льётся в мечети, но куда ведёт
      ручеёк крови? к Осману?!! о, как постарел зять, не узнал
      сначала: стоит, прижав к груди книгу, это же Коран! к стене
      оттеснили, дальше идти некуда, средь нападающих сын
      Абу-Бакра! тёзка его, Мухаммед! гневом искажено лицо!
      злость в глазах!
      "Одумайся, сын брата моего!" - увещевает его Осман, но
      тот... - как смеет?! хватает Османа за седую бороду!
      "Увидел бы, - кричит ему Осман, - отец твои поступки!"
      выкрики: "Убить!" но что сделал зять любимый? знал
      Мухаммед: испытание богатством! властью! точно ждали
      нападающие, когда схватят за бороду, и, осмелев, бросаются
      на старика. Защити меня, Аллах, молю Тебя, помоги! почему
      никто не заступится? где Али? отчего зять не поможет зятю?!
      меч сверкнул над Османом, лишь женщина одна, жена Османа
      помнит её имя, Наила, -пытается отразить меч, кровь из
      отрубленных её пальцев брызнула! кровь хлещет из
      разрезанного горла Османа! залит кровью Коран! выпал из рук
      Османа, топчут ногами страницы!
      Али! Али! где ж ты?! вот он, брат любимый, зять, отец его
      внуков Гасана и Гусейна! воин! силён, как лев, кроток, как
      аскет, мягок, как ягнёнок!.. идёт в окружении свиты, все в
      мечеть устремляются - на пятничную молитву, которую
      проведёт Али, вождь правоверных, опора и надежда Мухаммеда!
      вдруг Али оставлен один, трое чужих сзади бросаются на
      него, напавший ударяет его по голове кинжалом, стук слышен
      здесь! и залита тропа, ведущая к мечети, кровью Али!
      - Нет, не в силах более видеть!
      - Смотри!
      - Нет, не могу!
      а уже слышен стон - так плачет внук любимый Гусейн: стонет,
      беззвучно текут слёзы. быть того не может! отрубленная
      голова Гусейна! от тела отделена, отброшена!
      (90) О том, что случилось на земле после смерти Мухаммеда и увидено было им с неба Исы, узнается в своё время. [Что нового может узнаться после кровавых видений Мухаммеда, которые действительно случились? А детали убийств кому нужны?]
      Умолкли оба - что ещё сказать после увиденного ими?
      А впереди - война (уж позади!).
      И войны впереди (уже случились!).
      - ... Ещё о них расскажешь, о войнах!
      - И горек поражений вкус!
      - Но сладок вкус победы!
      - Была - прошла!
      - Но ведь была!
      - И снова пораженья!
      - Я знаю о войне твоей победной!
      - И зреет новая война!
      Собрать воедино: что есть война? что есть мир? и пусть
      ученики заучивают! когда? в сей миг! не откладывая! что
      война есть пожарище, которое должно потушить! что дозволено
      сражаться лишь с теми, которые сражаются с вами! лишь с
      теми, кто изгоняет вас из ваших домов!
      И слышит на небе, как кричат: Джихад! Джихад!
      Разрывается земля: Джихад! Джихад!
      Но да услышите! Запомните, о почитающие меня, вбейте в свои головы, не говорите, что не слышали!
      Три вида есть джихада!
      Малый джихад - война в защиту! нет, к джихаду вас не призываю, если не напали! а напали если - лишь тут война нужна! недопустимо на войне преступление, если даже враг ненавистен! закончена должна быть не из боязливости, а если противник склонен к миру! да не будут уши глухи к словам моим! Шахиды, или мученики*, лишь те, кто погиб на войне, защищаясь! но те, кто, убив себя, погубил неповинных, которые не воюют с тобой, - не шахиды, они убийцы! какой вождь-злодей обещал им рай? гореть им в огненной геенне! если сражаются два отряда верующих - отбросьте сомнения, примирите их! если один несправедлив против другого, сражайтесь с тем, который несправедлив, пока не взмолится о мире! а если готов к миру - примирите по справедливости и будьте беспристрастны!
      ______________
      * Шахид - не всегда мученик, погибающий на путях веры. Омар приравнивал к шахидам тех, кто не только заучивает наизусть аяты Корана, но и проявляет рвение в понимании прочитанного, осмыслении заученного, разумно, а не слепо следует кораническим заповедям, в том числе по части джихада.
      Средний джихад есть важнейший! когда говоришь правду правителю, ничего не утаивая, никого не страшась! ибо правитель не желает слышать правду! может тебя погубить!
      Большой джихад есть! война постоянная! неистребимая! не прекращается ни на миг! война внутри тебя! во всём твоём существе! между дьявольским в тебе и божественным! да не закончится эта война никогда! торжествующая! ликующая! начать и не завершить!
      И вслед Мухаммеду... - не разобрать, чей голос: "В реальном..."
      но грохот! рёв воинов-верблюдов! топот конских ног! свист
      стрел! копьев скрежет о щиты! крики, вопль: верх взяло
      дьявольское! кинжалом окончание фразы:
      "В реальном..." обезглавлено: "... много тяжести".
      но чья голова - не разберёшь, лучше б хвост коня: и, гриву
      не задев, скользнул кинжал, хвост тугой отрезав. всадник
      чудом спасся, чтоб пасть на бойне новой*.
      ______________ * В полном виде фраза отыскалась в одной из тюркских записей Гасаноглу, точнее - среди его афоризмов: "В реальном много тяжести - очистить надобно его".
      94. Словесный клубок
      Свиток с диалогами (разговор с самим собой?), в которых значимые слова коранических фраз выделены красным.
      (91) Далее следует такое, что я решил - да будет мне это позволено! изъять его из текста. - Ибн Гасан*.
      ______________
      * Однако забыл это сделать! Текст такой: А красное - не отсвет ли цвета рубахи, в которую облачён палач, дабы на ней не выделялась кровь казнённого?
      ...Были ли у тебя грехи, которых ты страшился?
      Спроси о том, Кем избран я, Кем явлен и отмечен!
      Тупое упрямство мекканцев?
      Они первыми объявили войну!
      Но мекканцы и вы!
      Казалось: вот путь, открытый Единым и Всевластным на земле, и всем идти по нему! Но отвратились!
      Войны против лицемеров, против... как назвать их?
      Моё племя! Мой народ!.. Преследовали, желая уничтожить!
      Всего лишь зачин?
      Войн, когда проливается кровь! Кровоточит душа!
      Но измена друга или козни родича разве война?
      А угроза убить? Но войны и против иудеев!
      Вероломных! Вчера они ещё клялись в дружбе! Заключали союз, скрепляя его кровью!
      Но сегодня предают?
      Разве нет?!
      И войны против христиан?
      Воевали все!
      Так что же: от войны одной - к войне другой?
      Но только что молвлено!
      Что воевали все?
      Мы увидим их, эти войны!
      По возвращении с небес?
      С небес и увидим!
      Но поведать о прежних не значит ли вызвать будущие?
      Видит Бог - не желал ни одной.
      Но кто - укажите нам его! - молвит иначе?
      Я!
      А далее... - разодран свиток, будто тело, всего мгновение назад ещё живое, отброшено перо... - копью ли, пике ли его уподобить? Чернила разлились, красное пятно, как кровь, на свитке. Ворох бумаг, истрёпанные и новые, со съеденными временем краями... - тронешь, рассыплются, как иссохший, но ещё тёмно-зелёный ["Какое значение имеет цвет?" - Ибн Гасан] лист инжирового дерева [Ибн Гасан поясняет, что листья инжирового дерева особенные на ощупь, точно наждачная бумага]. И сомнение (кого? автора?) [так в тексте] в виде большого знака вопроса над текстом: впечатление, что место обрывкам не найдено, оставлено на усмотрение читателя ["Но кто читатель?"]. Листки, однако, пронумерованы для удобства, а если дата известна, указывается арабскими цифрами ["В пику, - заключает Ибн Гасан, - латинице, чьё присутствие в свитках остаётся тайной?"]
      1.
      Первый шаг на пути войны!
      (92) Эти и последующие отрывки, - отмечает Ибн Гасан, - относятся к земной части и потому графически даются в тексте с отступом [ни слова об экономии папируса или пергамента].
      Или испытания братского союза между йатрибцами?
      Поход самозащиты! Или лев в кубке вина?
      2.
      Неудачи с первого набега: напали ведомые Хамзой тридцать
      мухаджиров на мекканский караван Абу-Джахля, который шёл в
      Сирию. Но - перевес мекканцев!
      Потом второй и третий набеги: сам Мухаммед выступил
      с отрядом в канун самума, чтоб наказать угнавших скот
      у йатрибцев, но вождь племени ад-дамра не дал им пройти
      далее ал-Абвы. Лицемеры нагнетают недовольство: "Если
      Мухаммед и впрямь пророк, то отчего Бог не помогает Своему
      посланнику?"
      3.
      А месяц спустя Мухаммед...
      (93) В фигурных скобках: {Ни слова об Айше}. Очевидно, по хронологии, пишет Ибн Гасан, - должно было здесь сказать, что в год хиджры Мухаммед ввёл в свой дом Айшу, а через девять месяцев и десять дней вошёл к ней, прежде выдав замуж любимейшую дочь Фатиму [здесь к знаку вопроса дан комментарий-вопрос: Сначала женился отец, а потом вышла замуж дочь? Или иная последовательность: сначала дочь, а потом отец?] за Али. "Сделай ей к свадьбе подарок", - сказал ему Мухаммед. "Но ты знаешь, - ответил Али, - мне нечем её одарить!" "Что ж, тогда продай кольчугу, которую тебе подарил, и купи будущей жене шёлковую накидку на голову", - предложил Мухаммед... Беден Али, всего лишь кожаная у него подстилка дома: на одном её конце они с Фатимой спят, на другом Фатима месит лепёшки.
      4.
      Ослушание обузданных дикостью!
      Одним кровопролитием меньше, одним больше - какая печаль:
      ведь жаждали победы хоть какой!
      Напасть в запретный месяц! Худшее из худших деяний
      пролить кровь в месяцы запрета! К тому же были безоружные:
      четверо защитников каравана.
      (94) Имеется в виду, что в начале первого года хиджры дюжина мусульман, возглавляемая Абдуллой ибн Джахш*, добралась до Нахлы на дороге между Меккой и Таифом, напала на караван, везший изюм из Таифа. И был успех: груз захвачен, убит мекканец Раби'а, постоянно призывавший мекканцев уничтожить беглецов - сторонников Мухаммеда. Мухаммед осудил разбой.
      ______________
      * Якобы это был не Абдулла ибн Джахш, а Абдулла ибн Абу-Бакр.
      5.
      И явлено в кругах неба пятиглавое, точна горная гряда, откровение:
      Спрашивают тебя, будто не ведают, о запретном месяце, сражении в нём. Скажи - и да запомнят: "Сражение в нём есть грех великий!.. А соблазн - грех более тяжкий, нежели убиение".
      6.
      Присутствующий да растолкует отсутствующему смысл греха, да
      постигнут ученики откровение в целости: грех сражения в дни
      паломничества; но и грех отказа от сражения, если напали,
      чтоб изгнать, посягнув на веру; грех неверия в Него,
      Единого; грех соблазна.
      Впрочем, - заметил Мухаммед, - тот, кто высказал мнение о
      явленном мне откровении и был прав - даже я сам! - всё
      равно ошибся: невозможно раскрыть тайну ниспосланного! Ибо
      у каждого аята сто шестдесять тысяч пониманий, так что не
      утверждай - даже я сам! - что достиг центра дома, хотя ещё
      не вошёл в дверь!
      И третье хотел молвить, скажет как-нибудь в другой раз:
      Никогда не будь категоричен, всегда говори: возможно.
      7.
      А спустя год, восемь месяцев, семнадцать дней после хиджры,
      в месяц рамазан, Мухаммед совершил поход к колодцам Бадр,
      победный и предопределённый.
      (95) {И опять ни слова об Айше, молчание!}. Но что имеется в виду, когда во второй раз вспоминается Айша? Может, - советует Ибн Гасан автору, будто тот рядом и прислушается, - рассказать, что Мухаммед продолжал, как прежде, играть с нею в её детские игры? Катал, усадив на некогда подаренную ей любимую деревянную игрушку - лошадку Сулеймана? А может... - тут Ибн Гасан и вовсе расщедрился: предлагает (автору?) поместить здесь диалогичный текст:
      - Коль сосватали, запретно появляться на людях с непокрытой головой?!
      - Но и до ислама, в пору язычества, женщины закрывали платком головы.
      - А что при молитве им надлежит стоять сзади мужчин - не потому ли, что вера почитает их существами низшими?
      - Нет! Не потому!
      - Но кричать-то зачем?
      - Чтоб женщин вид, очертания их стана, изгибы тела не вызывали в мужчинах - слаб их род! - греховные чувства, отвлекая от молитвы!
      - Не ты ли говорил, что с каждой новой женитьбой рождались обряды бракосочетания, точнее - дополнения к обрядам, уже существовавшим?
      - Предначертания свыше!
      95. День различения
      А далее ал-Фуркан, или День различения, - рассказ устами Мухаммеда:
      - ... В* тот пятничный день семнадцатого рамадана у нас было всего три лошади и семьдесят лёгких верблюдов, а воинов восемьдесят три мухаджира, сто семьдесят хазраджитов, шестьдесят один аусит, трижды меньше, чем многобожников-мекканцев. Об этом слова, явленные мне:
      ______________
      * В нарушение изначального замысла, рассказ о случившемся на земле, пока Мухаммед на небе, дан здесь из-за экономии папируса сплошным текстом, а не с отступом. Этим объясняется и отсутствие, пора об этом сказать, обязательных восклицаний при упоминании имени как Мухаммеда, так и других пророков: Да благословит его Аллах и приветствует! То же - с соратниками, родными, почтенными лицами итд, к чьим именам непременно добавляется: Да будет доволен им Аллах!
      И утром ты ушёл от семьи своей, выстроив верующих в ряды для сражения, а Бог - Он Слышащ, Всезнающ! Услышал глас, обращённый ко мне: Если будете терпеливы и стойки, боговерны и богобоязненны, то ангелы к вам придут стремительно, пошлёт Бог в подмогу пять тысяч ангелов, доблестями отмеченных. Мысль текла, и не слышно слов. Не убьешь ты - убьют тебя, так было, так есть. И вот уже готовится новый поход! Так будет, пока... - слаб в силе своей человек.
      Войны мои, где побеждал я, это, по мнению других, было чаще, а по мнению моему - реже, ибо не раз терпел позор поражения.
      Вот и теперь, когда надо идти войной против... - разве одним словом скажешь, против кого? Но рассказ ослабляет волю, ряды воинов поколеблет растерянность.
      Бадр! С неё и начать, с бадрской битвы! Пройти немало иных начал с преследованиями, угрозой расправы. Но какое из начал - первое, прежде чем наступит победный Бадр?
      ...Большой мекканский караван в тысячу* верблюдов с грузом на сумму, подсчитано, полсотни тысяч динаров, во главе с Абу-Суфьяном шел в Сирию. Везли кожу, вино, изюм - все мекканцы вложили в караван средства, а по пути велели дать знать Мухаммеду, что повернут к Йатрибу по возвращении вооружённые отряды, дабы наказать его.
      ______________
      * Тысяча как много?
      На подмогу им собирался выступить еще отряд, его возглавит, передали Мухаммеду, твой дядя Абу-Лахаб!
      Мухаммед вышел с отрядом мухаджиров и ансаров (три коня и семьдесят верблюдов) на торговую дорогу к колодезной стоянке Бадр.
      Бадр - это полная луна, так назван бедуинами, исполненными возвышенной фантазии, полноводный источник. Луна именно в полнолуние светла по-особенному, играет в живой воде бликами, двоясь и троясь, красотой подобна, сказано поэтом-бедуином, золотой монете, брошенной на парчу чёрную, если речь о земле, и на парчу синюю, если речь о небе.
      Абу-Суфьян обнаружил след отряда Мухаммеда по разбросанным на дороге мелким финиковым - это йатрибские! - косточкам, поняв, что враг малочислен, и потому послал нового гонца навстречу мекканцам, что помощь их не требуется: "О боги! - молвил. - Победу пошлите рати наилучшей из двух - а это наша рать, отряду, стоящему на более верном пути - а это отряд наш, общине более почитаемой - а это община наша, вере лучшей на земле, а что может быть лучше, чем вера в вас, о наши боги! Победят те, кто грозен, а кто грознее нас? Погублены будут те, кто лишён милосердия, а это, клянусь богами Каабы, наши враги!"
      Посланный Мухаммедом дозорный явился с вестью, что мекканцы захватили колодец, их видимо-невидимо, не сосчитать ни коней, ни верблюдов - облепили источник, словно саранча. Стояла жара, на небе ни облачка. Нет сил вернуться назад: ушли слишком далеко, нет сил напасть: кони и верблюды лягут, мучимые жаждой. Мухаммед глянул на небо, словно ожидая подмоги, и тут Али предложил, пока не расслабились, идти в бой. Конь под ним, как он сам, нетерпелив, готов пуститься вскачь, струною вытянувшись в беге. "Будь осторожен!" говорила ему Фатима. Недавно, перед тем как выступить, Мухаммед выдал любимейшую дочь за Али, двоюродного брата, ему не брат даже - сын, надёжная опора и защита; чуть было не рассорился с Абу-Бакром и Омаром: сначала первый, потом второй, будто сговорились, стали просить руки Фатимы. Но и тому и другому Мухаммед сказал, оправдываясь, что дочь при рождении была определена в жёны Али, такова воля Хадиджи!
      ... Нет, быть должен знак!
      Знак?
      Вот это облачко на небе, оно уже давно зависло над горною грядой.
      Но так мало это облачко - о чём ты, Мухаммед?! А оно стало вдруг стремительно раздвигаться вширь. Отряд зрит глазами чудо, а разумом не верит, а облачко меж тем сползает на низину с гор невысоких. И не одно уже, их много, облаков. И в тучи, влагой полнясь, собираются. И скоро щедрый дождь польёт с небес. Напоит коней и верблюдов!..
      Так и случилось: то был знак - переждать, не начинать первыми войны. Но откуда ни возьмись - бедуины, идущие к источнику, чтобы наполнить водой мехи. Узнали, что неподалёку отряд Мухаммеда, о ком наслышаны и благоволят к нему, а путь к источнику закрыт, там - вооруженные отряды мекканцев, преследующие Мухаммеда! И восприняли захват наглецами принадлежащего всем источника как оскорбление. Коварны бедуины, но и простодушны - вольные сыны пустынь. Умеренные в пище и еде - было б только верблюжье молоко да пресный хлеб и финики. И утварь бедуина не то что дворцы у мекканцев: палатка, седло, мехи для воды, шерстяная рубашка и плащ, ну и копьё и сабля. Но храбр и щедр до расточительности бедуин, когда надо принять гостя. Горд и отважен, а любовь к свободе превыше всего. И неумолимая мстительность за малейшее поругание - смывается лишь кровью обидчика, но не грех напасть, ограбить не то что наживы ради, а - удали, и лихость показать свою (скоро проедят и раздарят захваченное).
      Мухаммед занял удобную позицию на возвышенности, восходящее солнце било в глаза мекканцам. "Под сенью мечей, - взбодрил воинов, - находятся врата рая, и падшему уготована дорога в рай!" И бросил в сторону курайшей горсть песка: Да сгинет враг! Тут же, как поведал пастух, разглядывавший бой с вершины холма, где пас овец, тысячи ангелов в белых и жёлтых чалмах и длинных сверкающих одеяниях, на белых и чёрных своих конях обрушились на курайшей, смяли их, издавая трубные звуки, и тем приблизили победу Мухаммеда.
      Бой на рассвете. Началось, как всегда, рассказывает современник, с поединков. Мекканцы выставили Утба бин Рабиа, тестя Абу-Суфьяна, со старшим его братом Шайбой и сыном Валидом. Их вызов приняли Али, Хамза и Убайда бин ал-Харис. Младший с младшим - Али с Валидом, старый со старым - Убайда с Шайбой, обоим за семьдесят, а Хамза с Утбой. Али и Хамза справились с соперниками легко, но Шайба отрезал Убайде ногу до колена. Хамза и Али подоспели, зарубили Шайбу и унесли с поля боя раненого Убайду.
      Мухаммед выстроил пехоту неподвижным строем с плотно сомкнутыми щитами, - мекканская конница в стремительном натиске уткнулась в щиты и была сбита пиками. Все видели, как Абу-Джахл, мчавшийся впереди, пал с коня! И тут бедуины, легкие, худые, быстрые на своих конях и верблюдах, ударили в тыл... Разрешено будет поживиться добычей, ибо - изрек говорящий устами Того Единого, Кому подвластны небеса и земли, Луна и Солнце - захват добра нечестивцев (имелись в виду мекканцы) угоден Богу! И мекканцы были смяты.
      Предсказана была победа в откровении: Возрадуются верующие победе над курайшами, в бегство обратится сборище язычников, повернут они тыл! Да, тот час - их назначение, и тот час ужаснее и горше! Мухаммед предупреждал сородичей: "О мекканцы! Лучше для вас удержаться, уйти! Не начнёте войну вы, мы тоже уйдём. Но не говорите потом, что не слышали! Глухие - худшие из скотов пред Богом!"
      Добычу йатрибцев и бедуинов - множество пленных, обуза для бедуинов оставили Мухаммеду. Оружие, кольчуги, десятки коней, сто с лишним верблюдов. Захваченное добро отдали бедуинам, которые как возникли, так и исчезли в пустыне, обещав, благодарные за щедрость, появиться там и тогда, когда Мухаммед о том лишь подумает: непременно услышат его мысленный зов. Пленные... - многодетные пусть уходят, дабы дети не остались сиротами и без кормильца. Таковой отыскался и здесь, поэт Абу-Изза. Трое у него дочерей уже пятеро? - пусть спешит домой, излечится от вражды! Отпустить женщин, но если кто пожелает стать чьей-либо женой... мало ли сказано о них?
      Не о женщине речь - о матери: спроси у Зейда, носитель он суры, ниспосланной в канун мираджа! "Ночью перенёс"? Но у суры иное название: "Сыны Исраила"! Отчего-то его упрямо избегают? Тем умножая вражду! И в суре той... "Не поклоняйтесь никому, кроме Него, но и к родителям - благодеяние!"
      "О пророк, кто из людей более всего достоин уважения?" - спросили Мухаммеда. "Родители твои!" - ответил. "А из родителей?" "Твоя мать". "Кто следующий?" "Мать". "Но следующий после матери кто?" "Снова мать, сказал. - А вот теперь, молвив про мать троекратно, назову тебе следующего после неё, к кому - благодеяние: отец твой!" "Так что же? Мать превозносена перед отцом?" "Узри в моих речах иные смыслы, ищи в своём вопросе, когда делить неразделимое замыслил".
      96.
      Мост к новому свитку:
      Всевышний разделил истину и ложь
      Поистине Мухаммед посланник Божий, если с малыми силами одолел в три раза превосходившее войско, и слава витала в небе, разлилась над пустыней. И пленные - вот они, со связанными на затылке руками уныло шагают по Йатрибу. "Убить их!" - сказал Омар. "Взять выкуп за них!" - Абу-Бакр предложил. Мухаммед передаст их во власть йатрибцев, вспомнив напутствие Божье: О Пророк! Скажи тем, в руках которых пленные: "Если Бог узнает про добро в ваших сердцах, Он дарует вам лучшее, чем взятое у вас, и простит вам!" Либо милость, либо выкуп, пока война не сложит своих нош, и полученное - на благо общины, в пользу мечети; кто не в состоянии откупиться, но образован, пусть учит мусульман грамоте, выкупая свободу. Добыча - всем поровну, даже воину, сломавшему ногу по пути в Бадр и не сумевшему воевать. И тем доля, чьё отсутствие небеспричинно: Осман не поехал, остался с женой Ругиёй, дочерью Мухаммеда, - умирала от лихорадки.
      В память о победоносной битве - доставшийся Мухаммеду меч Зульфикар, или Обладатель позвонков вражьих, дабы срезать их, точно трав стебельки. А ещё подарок, кажется, перса: щит с изображением орла; взгляд хищной птицы был дерзок, закрыл рукой, ощутив будто жесткий его хохолок, а когда отнял руку, орла не стало, изображение исчезло.
      И рыжий верблюд-скороход Абу-Джахля достался мне!
      Равный раздел вызвал недовольство старейшин родов, роптали и особо отличившиеся в бою воины. Но на рассвете было ниспослано: Спрашивают тебя о добыче, скажи: "Принадлежит Богу и посланнику, бойтесь же Бога, разберитесь меж собой, повинуйтесь Богу и Его посланнику, если веруете!"
      А вы, кто притворился больным? Кто изуродовал лицо гримасой недоверия? Вожди племён, не пожелавшие помочь? Будто собрались в странствие в поисках милостей, а сами позапрятались в домах!