Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

      молвил: "Не подобает сплетням повода давать: ни словом, ни
      жестом, ни взглядом, ни делами". И Айша от услышанного
      расстроилась, покинув дом.
      Воистину великую возведшие ложь - из вас самих!
      Но отчего, скажи им, о, верующие мужчины и женщины, услыхав ложь, не обратились душой к благому, не сказали: "Это явная ложь!" Не призвали для подтверждения, правда это или навет, свидетелей числом четыре? Подхватывая ложь устами своими, передаёте то, чего не знаете, и мнится вам, что ваш проступок незначителен пред Богом?!
      О, ложь - грех великий! Отчего не сказали злорадствующим: "Не подобает болтать вздор - великий то навет!" Бог Ведающ и Мудр, разъясняет вам знамения!
      Воистину тем, кто возжелал, чтоб мерзостная ложь распространилась об уверовавших, уготовано мучительное наказание в мирах обоих - том и этом!
      Джебраил исчез, оставив Мухаммеду розу белую в том месте,
      где стоял, - что бы это значило? Был белый голубь, и с
      белой лилией, то символ непорочности Марйам - к ней спешил
      с вестью чудодейственной ангел Джебраил, предсказав
      рождение сына, чтобы назвала его Исой.
      ...Мухаммед направился к Абу-Бакру. Айша вышла не
      сразу, а, увидав Мухаммеда, расплакалась. Вне подозрений
      жёны избранных Богом! И жён пророков подозревать - грех
      тягчайший!
      В руках у Айши - крыло райской птицы, некогда купцом ей
      подаренное; уронила птица перо, решили отыскать, но соловью
      некогда - не отпускает любовь к розе, попугай из-за красоты
      помещён в клетку, куропатка не желает покидать холмы,
      цапля - родное болото, сова - милые сердцу развалины...
      вот с каким пером вышла к
      Мухаммеду Айша! Я - твоё перо!
      ...С детства у Айши было заведено: отец утром будил её,
      любимицу, и спрашивал: "А что моей Айше сегодня
      приснилось?" Она рассказывала свой сон, Абу-Бакр поражался
      красочности её видений, - сон её был началом сказки, а
      разгадка отца - продолжением.
      И это стало у них постоянной игрой. Айша так привыкла
      видеть при пробуждении отца, что в первое время, как пришла
      жить в дом мужа, было невмоготу, долго не могла привыкнуть.
      Однажды спросонья отцом назвала Мухаммеда. И сны как будто
      стали посещать её реже.
      ...Рассказать или нет о том страшном, что ей сегодня
      приснилось? Может, сначала отцу? Мухаммед утром уловил её
      беспокойство: Что-то хочешь сказать? Решилась: "Мне
      приснилось, что ты умер". Я такой, как все, и смерть никого
      не минует. "Ты дежал в гробу, а гроб - на огромном ковре
      посреди большого каменного дома". Ковёр - символ царства,
      большой ковёр - большое государство. "Я горько плачу, хочу
      подойти к тебе, не пускают, вокруг гроба - мужчины, и отца
      не вижу, чтоб помог, жёны другие оттесняют меня. Убеждена:
      лягу к тебе, чтоб меня приласкал, непременно оживёшь. Вдруг
      всё исчезает. Лишь ковёр, рядом - печь, жарко горят дрова.
      Потом оказалась одна в пустыне, белое облачко, как дым печи
      или туман с гор, быстро приближается, за ним возникает твоя
      фигура, ты огромен, говоришь: "Не плачь, не убивайся, а то
      мне придётся здесь тяжко!" "А разве ты не у престола
      Бога?" - спрашиваю. Не слышишь будто меня. "Если будешь
      сильно горевать, мы не сможем, - говоришь, - здесь
      встретиться с тобой".
      105. Нежданно в небе клич
      Крик убиенного!
      Хамза иль кто другой?
      Качнулась на небесном своде золотая нить.
      И Солнца свет померк.
      Но прежде... - реальность бытия земного?
      Пронзила сердце Мухаммеда боль.
      А вместе с криком - клич вероломный Хинды, жены Абу-Суфьяна: Мухаммеда убить!
      Жена Абу-Суфьяна Хинда, выплакав все слёзы по отцу и брату, решила участвовать в войнах против Мухаммеда - Охудской и Хандакской, или окопной. В знак траура женщины договорились не подпускать к себе мужей, пока не отомстят Мухаммеду. День начинался с проклятий: могилу разрыть, где мать Мухаммеда Амина похоронена, кости её разбросать! Сколотила женский отряд, обучаются владеть копьём: одно - для метания, другое - для рукопашного боя, древко из бамбука, чтоб легко было нести, метать, орудовать... Глядит на сильного мужчину с восхищением - чёрный раб, принадлежит всецело ей. Убить? Что ж, он готов! Мухаммеда? - нет, его не тронет, очарованно слушал, как тот на ярмарке состязался с поэтами. Али? - нет, молод, пусть поживёт! А Хамзу запросто прикончит!.. И час настал - сражение у горы Охуд.
      Ранним утром отряды Мухаммеда выступили из города, фланговым движением двинулись мимо врага к нагорью, чтоб разместиться в узкой седловине, упирающейся на вершину горы. На левом неприкрытом фланге оставлены лучшие стрелки. И встало войско, чтоб ни одно плечо не выступало из рядов.
      - Эй, - крикнули мекканцы, - выходи на единоборство!
      Вышел Али. И не успел знаменосец мекканцев настроиться на бой, как Али тотчас сразил его. Отряды Мухаммеда теснили мекканцев. Тщетно искусный полководец мекканцев Халид пытался конницей пробраться на левый фланг, но тучи стрел лучников посыпались на них. Йатрибцы вдруг оказались в логове врага - лагерь с несметными богатствами, глаза разгорелись, и, думая, что мекканцы сломлены и бегут, стали забирать добычу. Это заметили и стрелки бросились за наживой, оголив левый фланг, куда устремилась конница Халида.
      ...Вахши, применив хитрость, упал на спину, заманив на себя воина, и вонзил ему в грудь свой короткий африканский дротик; и не успел покончить с нападающим, как увидел бегущего к нему Хамзу, увернулся от удара копья и проворно прыгнул, точно зверь, тому на спину, пронзил насквозь дротиком. И, смертельно ранив Льва ислама, взвалил его на себя и, уже бездыханного, бросил в ноги Хинде. При свете костра, дабы вдохновить воительниц неслыханным бесстрашием, ловко рассекла ножом грудь Хамзы, вырезала печень и, кровавую, дымящуюся, не успевшую остыть, стала рвать зубами, - пусть эта весть потрясёт душу Мухаммеда: женщина, съевшая печень своего врага!
      ...Вдруг Мухаммед с телохранителями, которые отчаянно его защищали, оказался в толпе врагов-мекканцев, в челюсть угодил камень, разбив передний зуб, кольца бармицы - чешуи шлема, впились в щеку, кровь залила лицо. В то же мгновение удар сабли по кольчуге свалил его в яму, и, падая, услышал: Пророк убит! А следом - голос Абу-Суфьяна: Этот день - за Бадр! Сыновья Абу-Бакра Абдулла и Мухамм были рядом, когда исчез из виду пророк, первый вмиг свалил с ног убийцу, вонзив меч в шею; второй видел падающего Мухаммеда и тотчас закрыл собой его тело. Йатрибцы, обезумев от ужаса, с воплем: "Пророка убили!" - кинулись вверх по горе. "Жив пророк! - бросил Абдулла, ударив беглеца мечом, тот замертво рухнул. - Так будет с каждым, кто покажет спину врагу!"
      Тем временем Абу-Суфьян повернул воинов к лагерю, который грабили йатрибцы, а Мухаммед, придя в себя, с горсткой верных воинов поспешил по ущелью вверх. Только тут Абу-Суфьян понял, что Мухаммед жив! Помчал коня, попирающего копытами трупы, к горе. Видя, что тот надёжно защищён, повернул к лагерю. Что ж, отмщение состоялось, воины пересели на верблюдов с коней, ведя их на поводу: битве конец.
      ... Мухаммеда излечила весть: любимая дочь Фатима внуком вторым его одарила, имя ему - Гусейн. О, как любезны с Мухаммедом старейшины арабского племени иудеев бану-надир, клянутся в верности, и он принял приглашение посетить синагогу, их Божий храм. Подали сладкий напиток, подождать, пока соберутся, и Мухаммед присел в тени соседнего дома.
      Но задумал старейшина Амр бин Джахш сбросить с крыши на голову Мухаммеда жернов. И тут... - Эй, Мухаммед! - будто на ухо шепнул Джебраил. Очнись! Мухаммед вскочил и в окружении сторонников быстро покинул квартал бану-надир*. И сказал собравшимся в мечети: Передайте мекканцам! Арабам и евреям! Всем, кто кровью не насытился! Бизанцам и персам! Не довольно ли Таифской и Колодезной, Севикской и Охудской войн?.. Но зрела новая битва, Хандакская, Окопная, ибо местью полыхает душа Абу-Суфьяна: близится с десятью тысячами воинов к Йатрибу. Мухаммед... Но как обороняться? Перебежчик, уверовавший в него, подсказал хитрость: вырыть ров, укрепиться окопами. Разделили участки меж племенами, сам Мухаммед от зари до позднего вечера копал ров... "Предательство! - кричали в негодовании мекканцы, застигнутые врасплох рвами. - Война не по правилам! Арабы так не воюют! Трусливо спрятаться за рвом!"
      ______________
      * Существует версия, что, когда Амр бин Джахш подошёл к жернову, чтобы сбросить на Мухаммеда, Всевышний схватил его руку и с такой силой сжал её, что тот вскричал, и вероломство открылось.
      Евреи Йатриба, поддерживающие Абу-Суфьяна, выжидали, а предводитель племени бану-надир Нуййаб ибн Ахтаб, живший в Хайбаре, специально прибыл с отрядом в лагерь Абу-Суфьяна, чтобы помочь ему: ещё в Каабе они поклялись быть вместе, пока не падёт община Мухаммеда. "Вы, единобожники, люди Писания, - обратился к евреям-йатрибцам, - выжидающие, кто победит, не заодно ли тем самым с язычниками?"
      Битва у рва случилось через четыре года, десять месяцев и пять дней после хиджры. Поведать - строки достаточно, описать - страницы, но когда войско держит долгую в бездействии осаду города, время зверем становится, с которым начинаешь воевать! Ропот в войске - недуг, ниспосланный свыше на тех, кто вздумал воевать с избранником Бога!
      Абу-Суфьян вдруг неожиданно снял осаду Йатриба: отныне каждый разумеющий поймёт, что Мухаммеда не одолеть, ибо поддерживаем Богом!.. Мухаммед, преследуя по пятам Абу-Суфьяна, стал свежими силами наносить ему удары, пока те не взмолились о пощаде.
      Уступили родичи-мекканцы моему натиску, заключили со мной Худайбийский договор, первая строка которого: Во имя Твоё, Аллах!
      Соглашение сроком на десять лет с тремя условиями: (1) право на паломничество в Мекку и посещение Каабы, обязуются разрешить, записал писарь-раб, с будущего года Мухаммеду трёхдневный хадж для поклонения; (2) арабы Аравии - свободные люди, и каждый, кто желает, может переходить в новую веру, за исключением, сказано, зависимых рабов, которые без разрешения и согласия своих господ или покровителей примкнули к Мухаммеду, и если таковые есть, должны быть возвращены, отосланы; и (3) я, Мухаммед, обязуюсь пропускать без препятствий мекканские караваны - да пребудет меж нами нелицемерная прямота, не будет места ни тайной неприязни, ни хитрости.
      ...Свитки написаны для отправления чужестранным правителям с приглашением принять ислам, соединиться в единую веру, почитающую всех пророков Бога. Рисковали купцы в долгих путях к императору Бизанса Гераклиусу, шаху Персии Хосров Парвизу*, Мукавкысу - правителю Египта, гассаниду Харису VII - вассалу Бизанса, абиссинскому негусу Умману, эмирам Йемамы и Бахрейна, Базану - вассалу Персии в Йемене.
      ______________
      * Неточность: Хосрова Парвиза тогда не было в живых.
      (105) Тут вставка: Многие века спустя, ближе к нашим дням - не указывается, когда - приглашение в новую веру, не допускающее принуждения, оформилось в чуждую духу Корана концепцию, по которой - раскроем её суть предшествующие исламу религии объявляются не только утратившими смысл, но и не имеющими права на существование. Ибо по-Богу, что якобы фиксируется в Коране, иудеи и христиане исказили смысл Его учения, и потому Он ниспослал через Мухаммеда Коран. А раз так, то быть не может, чтобы Бог, доселе посылавший в мир пророков, - дерзостно дозволяет себе человек вмешиваться в Божий промысл - явил человечеству вслед за Мухаммедом кого бы то ни было ещё из пророков. Случись такое, новая Книга и новый пророк отменили бы ислам, а это невозможно! И потому... - фраза не завершена: вырван лист; текст, хоть подписано: Ибн Гасан, - не его, ибо смущает свежесть чернил. Впрочем, и тогда осмеливались договаривать за Бога, и сегодня не перевелись воинствующие невежды, мнящие себя и никого больше приверженцами Единого Бога.
      "...Если бы всем удалось понять истинный смысл исламского правления, толмач добавил: в захолустном Йатрибе пастух пророком себя объявил, - то основа дурных течений (уж не христианства ли?! подумал Гераклиус) была бы изведена; и убеждение, что к исламу примкнут все здравомыслящие; что пред пророком трепещет весь мир!"* Послание поучает: не стремиться к материальному преуспеянию; обязать торговцев (!) продавать беднякам дешевле. "Ну да, - пояснял толмач, - сам беден, к тому ж сиротская доля, не преуспел в богатствах!" (запечатлел летописец). Кажется, но о том умалчивают свитки, никто Мухаммеду не ответил, а византийский император, причисленный к ищущим знания, - мол, лучше говорить им, ищущим знания, нежели, зная, сохранять молчание, - впрочем, Мухаммед при этом всегда добавлял (не включено в послание), что лучше молчать, нежели вести пустой разговор.
      ______________
      * Перевод с пояснениями обнаружен был в летописи времён Гераклиуса (Ираклия), превращенной после захвата турками Константинополя в рукопись торговых сделок стамбульского купца; записи из-за нехватки бумаги велись поверх смытой греческой; подобное уже встречалось, текст на пергаменте был даже четырёхслойный. Части хроники с переводом послания оказались спрятанными под слоем иноязычного текста - арабских букв, это случайно выявил собиратель древних манускриптов.
      Хохотал император над посланием о создании на земле идеального общества рабов Бога, перевели: тварей, мол, смысл ниспосланных Мухаммеду откровений утвердить основу уразумений жизни, главные из которых: пятикратная молитва, полезная для души и тела; омовение даже песком, если нет воды (ну да, дикие безводные пустыни, не то что у нас: царский град окружён бирюзовыми водами!*); взнос в пользу бедных и общественную (!) казну (но где ей храниться, казне?!); пост, это у них самих тоже; ну и паломничество в священные города... Константинополь? Иерусалим? Нет, в Мекку и... нет, не в Йатриб, переименован в Медину, - на карте Бизанса название старое. И о вере - пятикратно повторено слово вера: в Единого Бога, Его пророка Мухаммеда; в предопределение судьбы, ибо и впрямь случится то, что должно случиться, коль скоро случилось; в тот мир, куда все переселятся, в воздаяние за добрые и злые дела, воскресение мёртвых, когда наступит Страшный суд. "Впрочем, сказывают, - заметил Гераклиус от кого-то услышанное, выдав за своё, - что мышь приняла ислам, но число мусульман не увеличилось" (добавить бы: но и число христиан не убавилось!).
      ______________
      * Описание омовения умилило императора: Если молящийся, свершая омовение, прополоскает рот и нос, то стекут вместе с водой совершённые им прегрешения злоязычия и гордыни; омоет лицо - стекут с кончиков волос бороды прегрешения от недоброты лица и завистливости взгляда; омоет руки до локтей, а ноги до щиколоток - стекут с кончиков пальцев рук и ног прегрешения рук его, если зарились на чужое, и ног, если вели к преступному; и станет чистым и безгрешным, каким был в тот день, когда родила его мать.
      А шах персидский заявил такое, что стыдно повторять - гореть ему в адском огне! - и тронный зал затрясся от хохота... А что до правителей других, то известно, что египетский послал Мухаммеду, напуганный его успехами, вместо письма двух рабынь, красивых месопотамок, но они, не покинув пределов Египта, были перепроданы. А персидский ставленник в Йемене, понимая, что Персия далека и не сможет спасти от вожделений близкого соседа абиссинцев, обитающих по ту сторону моря, принял ислам и покровительство Йатриба, и Мухаммед назначил его своим наместником не только в Йемене, но и в Неджране.
      106. Небо шестое!
      - то был голос Джебраила, и взору предстал сияющий свет, такой камень Мухаммед видел впервые; ясно различим покровительствующий Сатурн (в скобках: Кейван у персов и Зохаль у арабов), и кружится небо шестое вкруг него. Взору Мухаммеда открылось бескрайнее пространство, населенное похожими на людей гигантскими существами. Защищающие Бога ангелы? Каждый больше земли, имел семьдесят тысяч голов, каждая голова - семьдесят тысяч ртов, каждый рот семьдесят тысяч языков, и каждый язык изъяснялся на всех семидесяти тысячах наречий, известных миру, - языки воспевали Бога.
      Вдруг неведомая сила перенесла Мухаммеда на дерево, цветущее справа от невидимого престола Бога, ветви широко раскиданы, объемля небосвод. И ангелы числом более, нежели песчинки пустынь или капли морских вод, веселились под сенью охватного лишь мыслью древа. Брали из-под корней древа начало пять рек - две протекали в рай, три - на землю: Нил, Евфрат и Тигр. Отсюда Мухаммед ступил в Дом поклонения, окружённый мириадами негасимых лампад. Джебраил предложил три кубка на выбор: с вином, чья терпкость ощущалась в багровом цвете, прозрачным мёдом, блистающим желтизной, а третий наполнен молоком, чья белизна светилась. Каждый кубок манил, чтоб именно он был испит. Не раздумывая, Мухаммед взял кубок с молоком и вмиг осушил его.
      - Что минует твоя рука вино, я знал, - молвил Джебраил, - хотя не прочь был некогда в Мекке припасть к кубку с вином!
      - Ты говорил, я повторял Его слова: Вино - из благ, дарованных Богом человеку! А далее: Из пальмовых плодов и виноградных лоз берите напиток жаркий и пьянящий!
      - Но в том, - напомнил Джебраил, - воистину знамение для разумеющих! И добавил: - Но явлен был Им и запрет!
      - Лишь пред молитвою не пить вино! - Тотчас повторил Мухаммед услышанное: О вы, которые уверовали! Не приближайтесь к молитве, когда вы пьяны, пока не будете понимать, что вы говорите!
      Не слышит будто Джебраил: - ...Испей вино, весь народ твой сбился бы с дороги, не ведая, куда идти. И благо, что запрещено Им винопитие!
      взгляд озарило видение: осада крепости! упорство арабского
      племени иудеев! и сподвижники, долгим стоянием
      утомлённые... пьяны! жаркий спор в игре майсир: кому какая
      доля верблюжьей туши достанется! храп воинов, сражённых
      вином! явлено: Спросят о вине и майсире, кубок протягивая.
      "Грех в обоих великий!" - скажи. Но в опьянении молвят, что
      некая есть польза! Скажи: "Больше греха, нежели пользы!"
      ... Когда Мухаммед после недолгой осады проник в крепость
      Камус аль-Низар, то увидал раненую иудейку - уж не засада
      ли, а приманкой на пути - красавица?
      Поражённый её красотой (напомнила кого-то... но бой, не до
      раздумий), Мухаммед бросил свой плащ, чтобы укрылась, велев
      воину стеречь её. Из-за угла ринулись на Мухаммеда двое
      защитников крепости, воин, оставив женщину, бросился
      защищать пророка, с ходу вонзив кинжал в нападавшего, а
      второго убил другой воин, оказавшийся рядом, и тут женщина,
      ожив, с криком: О, мои братья!.. - кинулась к рухнувшим, но
      воин стал на пути: сделай шаг, убьёт! "Пусти!" - крикнул
      Мухаммед, и она склонилась над убитыми, зарыдала. Вспыхнула
      строка: Иудейских разрез твоих глаз... - неужто та, что им
      с Абу-Бакром на крепостной стене встретилась, девочка,
      красавицей ставшая, Сафийа её имя? Тут же вспомнил, как в
      небе Ибрагима, будто было вчера, нет, в сей миг, сказал ему
      праотец: "Из иудеев она, и не забудь, о чём мы с тобою
      говорили!" Мухаммед велел стражнику немедля доставить её к
      нему. Нет, лишь очень похожа на ту! Узнал, что вся её семья
      сражалась против него: два убитых брата, муж пленённый ждёт
      своей участи.
      (106) Далее у Зейда скороговорка:
      Казнили братьев за убийство сподвижников Мухаммеда.
      Сафии было предложено стать женой Мухаммеда, но
      воспротивились отец и дядя. "Предать их казни!" - Омар
      повелел. Мухаммед распорядился не трогать, пусть живут в
      оазисе, где уцелел их дом.
      - Но могу ли я, о пророк, - осмелилась спросить Сафийа,
      чувствуя неодолимую тягу к ней Мухаммеда, - приняв ислам,
      оставаться верной пророку Мусе?
      Сговорились с Марией?! И та просила остаться верной Исе.
      Мухаммед промолчал, Мария к своей просьбе больше не
      возвращалась. Но как могли договориться? Мухаммед и на сей
      раз промолчал: разве он сам не верен Мусе? Исе? Возвращался
      к просьбам, не найдя решения: как можно, приняв ислам,
      оставаться верным... - ведь о верности не иудейству или
      христианству просили, а пророкам! Но разве верность Мусе не
      верность иудейству, а Исе - не верность христианству? Но,
      призывая в ислам, разве он имеет в виду верность себе?
      Нет - Богу! Будто кто возразил: Но и тебе, Его посланцу! На
      свадебном пиру Мухаммед, чувствуя, что по пятам враг
      гонится, не стал есть предложенное мясо: бросил собаке
      тут же околела.
      ...Спросил у Айши, что она думает о Сафийи? Не ожидая
      такого вопроса, побагровела: "Иудейка и христианка!" - "Не
      говори так! Они приняли ислам!"
      (107) Пояснить, что непременное условие женитьбы на иноверке - принятие ею ислама. Но как это сообразуется с вышеприведённым?
      Жёны трёх вер - нечто вроде заголовка: вслед за иудейкой
      Сафией, христианкой Марией мусульманка Джувайрийа, дочь
      ал-Хариса, вождя арабского племени хилал, во имя укрепления
      союза с ним.
      Однажды Сафийа пришла к Мухаммеду в слезах: её обидели,
      назвав дочерью врага, тайной иудейкой.
      Ответь каждому, кто обижает: "Мой отец Муса! "
      Потом Айша сдружилась с нею, и сёстры, как все три молодые
      жены, Айша, Хафса и Сафийа, себя именовали, заключили
      негласный союз против остальных, старых жён Мухаммеда:
      Севды, Умм-Сальмы, Умм-Шарик, дочери бедуина, и Зейнаб,
      бывшей жены Зейда.
      (108) Сочинитель пересказал запись Зейда о жёнах трёх вер, выученную Шюкраллой: он повторял услышанное, каждый раз опасаясь, что упустил важное, и задумывался над произносимым, соединяя порой несоединимое. "А теперь, будто Ибн Гасан обращается к самому себе, - поведай о Шюкралле [получается, Ибн Гасан знал историю Шюкраллы, хотя прежде выражал недоумение, не ведает-де о нём. А может, пытается создать иллюзию неучастия в сочинении и сгущает таинственность, окутывающую свитки?], прежде получив Божье благословение, сказав: Иншалла' - Да поможет мне Аллах!"*.
      ______________
      * Здесь бы рассказать притчу о Ходже (Молле) Насреддине - якобы услышана Ибн Гасаном из уст самого любимца Востока: решил Ходжа на базар пойти, говорит жене: Посижу в чайхане, людей послушаю, вернусь к вечернему намазу. А жена ему: Бисмилла' скажи! Ходжа вскричал: Что ты мне Бисмилла' да Бисмилла'?! Аллаху делать нечего, как в пустяшном деле мне помогать: пойду и вернусь! Зазевавшись на безлюдной улице, он угодил в яму, ушиб ногу, идти не может. Лежать бы долго, если б не путник: увидел несчастного, вытащил из ямы, взвалил на осла и привёз до дому. Стучит Ходжа в калитку. Кто там? жена спрашивает. Это я, Бисмилла'! Ходжа, Бисмилла'! Насреддин, Бисмилла'! Пришёл, Бисмилла'! Открой мне дверь, Бисмилла'!
      107. Как разнятся ваши помыслы!
      Утром, пред полуденным намазом, женщина пришла к Мухаммеду,
      с нею девять девочек, а самый младший, десятый, - мальчик.
      Лицезреть пророка? Стоят похожие, черноглазые, густые
      ресницы, черные курчавые волосы, а мальчик, что стоит рядом
      с матерью, - круглолицый, широкоскулый.
      - Кто вы и откуда? - спросил.
      - Из Йемамы, а это мои дети.
      - Вижу. Как тебя зовут, женщина?
      - Как незабвенную жену твою, Хадиджа я. - Изумлённо слушал:
      что ещё она скажет? - Пришли послужить тебе.
      - Как детей твоих зовут?
      - Вот первая, вторая... девятая, а десятый - мальчик.
      - Не сколько их, спросил, а имена.
      - Это и есть имена, назвал отец их. Дал обет: девочки
      получат имена, когда родится мальчик. Не дождался, бросил
      меня, беременную десятым младенцем, боясь, что опять будет
      девочка. Взмолилась я Единому твоему Аллаху, чтоб родился
      мальчик, мольба была услышана, тогда решила дать сыну имя
      Бисмилла!
      - Но Бисмилла, Во имя Аллаха, - первое слово молитвы,.
      Назови Шюкралла, Благодарение Аллаху...Объявился ли муж,
      узнав о рождении сына?
      - Исчез и не отыскался.
      - Прежде надо дать имена дочерям. Не подобает человеку,
      кому Бог даровал жизнь, без имени быть.
      - Дал имя сыну, дай и дочерям.
      - Имя старшей дочери - Лейли.
      - Потому что как ночь черна [Лейли - ночь]? - Потому что
      красива! Не знаешь разве, что ночь сменяет жаркий день,
      когда солнце жжёт нещадно и кипят пески пустыни? Ночь
      яркие звёзды на небе. В ночи рождается юный месяц! А
      чернявая дочь у тебя - самая младшая, пусть будет Асмар,
      Чернявая. Ну вот, назвал старшую и младшую, остальных
      назовёшь сама.
      - Если не возражаешь, дам имена твоих дочерей.
      - Но их у меня четыре, а у тебя дочерей девять.
      - Дам имена жён твоих!
      - Имя первой моей жены носишь сама, остальные... Что ж, будь
      по-твоему!
      - О Мухаммед, ещё я обет дала: родится мальчик, отдам тебе
      в услужение.
      - Но у меня уже есть слуги.
      - Такого второго на земле не сыщешь!
      - Чем же успел прославиться Шюкралла?
      - Удивительной памятью. Стоило мне произнести вслух
      суру, как слово в слово повторил. Сам убедись!
      Мухаммед велел Зейду прочесть мальчику новую суру. Какую?
      Первую йатрибскую!
      Алиф, Лям, Мим. Это аяты книги мудрой.
      ...Есть такие, уста которых молвят: Уверовали в Бога мы Единого и в день последний! Но - лицемеры, не веруют! Пытаются Бога обмануть и тех, которые уверовали, но лишь самих себя обманывают!В их сердцах - болезнь! Им уготовано мучительное наказание за то, что лгут. Не раз то было: сеющие на земле нечестие в том разве признаются?
      ...Они подобны туче дождевой, в ней - мрак, и громыхание, и молний огненных сверкание. И в страхе смерти затыкают уши, - Бог Своё могущество являет нечестивцам!..
      Не успел Зейд прочесть, как Шюкралла (что ж,
      послушаем!) слово в слово повторил.
      - Но понял ли ты, - спросил Мухаммед, - произнесённое?
      - Что-то понял, а что-то нет, - ответил Шюкралла.
      - Что ж понял ты?
      И тот нашелся с ответом: - Пойдешь не своей дорогой,
      угодишь в пропасть.
      ...Арабская речь! Вспомнил, как укоряли его, мол, так и
      скажи, что твой Бог - араб, чуть ли не курайш, и говорил с
      тобой на известном тебе наречии!
      - О поучающие меня! - не стерпел Мухаммед, ввергнув
      сказанным далее в изумление укоряющих его. - Язык Бога
      слышится каждым пророком в его собственном наречии, в
      котором он родился.
      В ту ночь Мухаммеда трясло, как никогда прежде, глаза запали
      так глубоко, что ушли, казалось, в небытие. Забескоились
      родные: неужто?.. И вдруг заговорил, все тотчас собрались,
      чтобы запомнить:
      Но вся ли Его Книга явлена тебе? Узри: Я о Себе как о Нём! Как может весь Он явлен быть кому-то? Так и Его до дна исчерпанное Слово не может быть ниспослано! К тому ж Творение Творцом Творится постоянно, - но и тебе, последнему из явленных пророков, лишь список с той Единой Книги дан.
      А разночтения людьми Писания Божественного Слова Его... - что ж, ведомо то Мне, но ни Бог в том, ни Джебраил, ни тот, кто первый услыхал, и ни другой, к кому являлся Он, ни ты, никто из тех, кто был, и тех, кто будет, не повинны! Повинен кто? Или повинно что? Ушей несовершенство! Первогреха непослушание! Вина Моя?! Ну да, за всё в ответе! И тут - несовершенство слуха: Я сотворил, но волю дал, наказывать устав! И не желая, жалостью тревожим, творение Своих разрушить рук! А может, в том неведомая даже Мне есть тайна! И тайна - вершить кружение помыслов и дел, дню днём являться, ночи - в ночь, и течь ручью, и быть дождю, питающему землю, и чтобы чаша ни одна не перевешивала, - купечество в пределах собственного разумения! *
      ______________
      * Ни в одной из сур Корана эти аяты не обнаружены.
      Зейд, как это ему всегда удавалось, уловил пожелание
      Мухаммеда - еще не раз придется улавливать, однажды
      коснется его самого, и он решится! *
      ______________
      * Имеется в виду, что Зейд, уловив желание Мухаммеда, подарил ему свою жену Зейнаб?
      И назвал любимую пророком и им самим суру Ночь.
      - Я знаю эту суру! - сказал Шюкралла. И тут же, не успели
      Мухаммед с Зейдом настроиться на слух, в одно дыхание
      произнёс, спеша и без пауз, ибо волновался: "Нами путь
      прямой открывается, в Нашей власти две жизни: в начале одна,
      другая - в конце. - И, отдышавшись, на сей раз
      выразительно: Сокрывающей ночью да восхитимся, и днём
      сияющим, и Тем, что мужчину и женщину создал, - да
      восхитимся! О, как разнятся ваши помыслы!"
      ...А на небе шестом Мухаммед никак не отведёт взгляда от кубка с мёдом, который манит:
      - Что если бы, - спросил у Джебраила, - ведь возжелал он! до дна испил я кубок мёда?
      - Вкуси ты мёд, - ответил Джебраил, - его бы сладость тотчас обратилась в горечь! И услада безделья вас сразила б!
      А далее... - к удивлению Мухаммеда, туда, куда вела небесная дорога, маня и зазывая, Джебраилу не было ходу.
      108. Небо седьмое
      Мухаммед один перенесён невидимой силой через пять необъятных пространств; два из них - пространства света бледного, предутреннего, он нежен; и предвечерний - в нём тревога, потом мрак глубокий, и в нём увяз Мухаммед, то ли двигается, то ли недвижим, застыл, вдруг... - скорее почувствовал, нежели увидал себя в пространствах, которые описанию словами не поддаются: свет разлит во тьме, не узришь ничего, и тьма растворена в свете, но ясен взор - Храм Небесный возник вдали, и тут же будто знание кем вложено в него: Здесь ежедневно молятся по семьдесят тысяч ангелов и больше сюда не возвращаются, уступая место следующим тысячам ангелов, и сонмище их неисчислимо!
      Божьи пределы! Его престол! Он отстоял от Мухаммеда на расстоянии двух полётов стрелы! И лицезрел Бога с небес высоких?
      Нет, Божественный лик закрыт семижды семьюдесятью тысячами покрывал, дабы человек вмиг не уничтожился при взгляде на Его чело. Протянул к Мухаммеду... да, это руки! слегка коснулись его груди, его плеча. Мухаммеда охватил леденящий страх, тут же сменившийся неизъяснимой радостью. Но более блажен, - вдруг мысль зажглась, - кто существовал до того, как появился! А может, нет ещё меня?! А за престолом что? Сокрытые владения Божьи?