Глава 24

Жара спала в первые дни октября. Ночи стали прохладные, а выезды в поле ранним утром заставляли ежиться от холода. Удушающая влажность исчезла, солнце уже не пекло. К полудню становилось снова жарко, но это была не августовская жара, а к сумеркам воздух заметно свежел. Мы ждали, что жара, может быть, вернется, но этого не произошло. Погода явно менялась, дни становились все короче.

Поскольку солнце уже не так вытягивало из нас силы, мы работали усерднее и собирали больше. Ну и конечно, перемены погоды и смены сезона было вполне достаточно, чтобы Паппи снова заволновался, озаботившись новыми проблемами. Зима была уже не за горами, и он вдруг стал припоминать всякие ужасные истории о не убранном до самого Рождества хлопке, мокнущем под дождями и гниющем на корню.

Поработав месяц в полях, я начал скучать по школе. Занятия должны были начаться в конце октября, и я уже представлял себе, как будет здорово весь день сидеть за партой в окружении друзей, а не посреди стеблей хлопчатника и рядом не будет никаких Спруилов и вообще не о чем будет беспокоиться. Теперь, когда бейсбольный сезон закончился, надо было помечтать о чем-нибудь другом. Это была своего рода дань моему отчаянию при мысли, что теперь мне остается только школа, и больше ничего, к чему можно было бы стремиться.

Возвращение в школу станет для меня настоящим триумфом, потому что на мне будет замечательная новенькая бейсбольная куртка с эмблемами «Кардиналз». В моей коробке из-под сигар, хранившейся в верхнем ящике бюро, лежала огромная сумма, целых 14 долларов 50 центов — результат тяжелого труда и жесткой экономии. Я очень неохотно жертвовал на церковь и с большой оглядкой тратился на кино и поп-корн по субботам, а по большей части все свои заработки складывал в надежное место рядом с фотокарточкой Стэна Мьюзиэла и карманным ножиком с перламутровой ручкой, который мне подарил Рики в тот день, когда отправлялся в Корею.

Я уже хотел заказать эту куртку по каталогу «Сирс-Роубак», но мама настояла, чтобы я подождал окончания сбора урожая. Мы все еще с ним не управились. Доставка товаров почтой обычно занимала две недели, а я твердо намеревался заявиться в класс разодетым, в красной «кардинальской» куртке.

Однажды ближе к вечеру, когда мы вернулись с поля домой, нас там ждал Стик Пауэрс. Я был с мамой и Бабкой. Мы ушли с поля чуть раньше остальных. Как обычно, Стик сидел в тени под деревом, рядом с пикапом Паппи, и его заспанные глазки свидетельствовали, что до нашего прихода он дрыхнул.

Он приветствовал маму и Бабку, прикоснувшись пальцами к полям своей шляпы, и сказал:

— Добрый день, Рут и Кэтлин.

— Привет, Стик, — ответила Бабка. — Чем можем быть тебе полезны?

— Мне нужен Илай или Джесси.

— Они скоро придут. Что-нибудь случилось?

Стик пожевал травинку, торчавшую у него во рту, потом долго смотрел в поле, как будто озабоченный скверными новостями, которые можно, а может быть, и нельзя сообщать женщинам.

— Так в чем дело, Стик? — спросила Бабка. Ее сын был на войне, так что появление любого мужчины в форме пугало ее. В 1944 году один из предшественников Стика привез ей известие, что мой отец был ранен в бою при Анцио.

Стик еще раз посмотрел на обеих женщин и, видимо, решил, что им можно доверять. И сообщил:

— Тут этот старший из братьев Сиско, Грейди, тот, что сидел в тюрьме за убийство человека в Джонсборо... Ну, в общем, сбежал он на прошлой неделе... И, говорят, вернулся в наши края.

Женщины с минуту молчали. Бабка испытывала облегчение, потому что новости не имели отношения к Рики. А маме уже надоела вся эта возня с семейством Сиско.

— Лучше скажи об этом Илаю, — сказала Бабка. — А нам надо ужином заняться.

Они извинились и пошли в дом. Стик посмотрел им вслед, думая, несомненно, об ужине.

— А кого он убил? — спросил я Стика, как только женщины скрылись внутри.

— Не знаю.

— А как убил?

— Избил лопатой, так мне сказали.

— Bay, наверное, хорошая была драка!

— Наверное.

— Думаете, он за Хэнком охотится?

— Знаешь, я лучше с Илаем поговорю. Где он сейчас?

Я указал в глубину поля. Прицеп с хлопком был едва виден.

— Господи, куда забрался, — пробормотал Стик. — Как думаешь, на машине туда можно доехать?

— Конечно, — сказал я, уже направляясь к его патрульной машине. Мы влезли внутрь.

— Ничего тут не трогай, — предупредил Стик, когда мы уселись на передние сиденья. Я, разинув рот, вытаращился на разные переключатели и радиоприемник. А Стик решил похвастаться на всю катушку. «Вот это радио, — сообщил он, поднимая микрофон. — А вот тут включается сирена, а тут — фары». — Потом взялся за ручку на панели приборов: «А это фара-искатель».

— А с кем вы говорите по радио? — спросил я.

— По большей части с участком. С офисом шерифа то есть.

— А где он находится?

— В Джонсборо.

— И прямо сейчас можете их вызвать?

Стик неохотно взял микрофон, поднес его к губам, наклонил голову вбок и, нахмурившись, произнес:

— Четвертый вызывает базу. Отвечайте! — Голос его звучал тише, а слова он произносил быстрее, чем обычно, и с гораздо большей важностью.

Мы ждали. «База» не отвечала. Стик сбил шляпу на другой бок, нажал на кнопку микрофона и повторил: «Четвертый вызывает базу. Отвечайте!»

— А что такое «четвертый»? — спросил я.

— Это я.

— А сколько вас там всего?

— По-разному бывает.

Я смотрел на приемник и ждал, когда «база» отзовется на вызов Стика. Мне казалось невероятным, что человек, сидящий в Джонсборо, может разговаривать с ним вот так, напрямую, а Стик может ему отвечать.

Теоретически так оно, видимо, и должно было происходить, но сейчас «базу» явно не интересовало, где болтается Стик. Он в третий раз сказал в микрофон: «Четвертый вызывает базу. Ответьте мне!» Голос его сейчас звучал немного недовольно.

Но «база» и в третий раз проигнорировала его вызов. Подождав еще несколько долгих секунд, он опустил микрофон на приемник и сказал:

— Наверное, старина Теодор опять заснул.

— Кто такой Теодор?

— Один из диспетчеров. Все время спит на дежурстве.

И ты тоже, подумал я.

— А сирену можете включить? — спросил я.

— Не-а. Мамашу твою можно испугать.

— А фары?

— Нет, они мне батарею посадят. — Он наклонился к замку зажигания. Стартер щелкнул и загудел, но не провернулся.

Он попробовал еще раз, и в самый последний момент, когда стартер, казалось, вот-вот окончательно откажет, двигатель все же завелся и заработал, кашляя и стуча. «База» явно выдала Стику самую раздолбанную из всех имевшихся у них машин. Естественно, ведь Блэк-Оук вовсе не был центром криминальной активности.

Но прежде чем он успел включить скорость, я заметил трактор, медленно направляющийся к нам с поля. «Вон они, едут», — сказал я. Он прищурился, посмотрел, потом выключил мотор. Мы вылезли из машины и пошли назад к дереву.

— А ты не хочешь стать помощником шерифа? — спросил Стик.

Ага, и ездить в разбитой патрульной машине, спать по полдня и разбираться со всякими раздолбаями вроде Хэнка Спруила и братьев Сиско? Ну уж нет!

— Я в бейсбол буду играть, — ответил я.

— Где?

— В Сент-Луисе.

— Вон как! — сказал он с этакой улыбочкой, какую взрослые обычно изображают на лице, когда разговаривают с мальцами, склонными помечтать. — Все мальчишки хотят выступать за «Кардиналз».

У меня было еще много вопросов, которые хотелось ему задать, по большей части про его револьвер и пули, которыми тот заряжался. И еще я всегда хотел поближе рассмотреть наручники, понять, как они защелкиваются и открываются. Пока он смотрел на подъезжающий трактор с прицепом, я изучал его револьвер и кобуру — мне очень хотелось еще его порасспрашивать.

Но Стику уже надоело со мной возиться. Он явно хотел, чтобы я ушел. И я отложил свои вопросы.

Когда трактор остановился, Спруилы и часть мексиканцев вылезли из прицепа. Паппи и отец направились прямо к нам, и когда достигли тени под деревом, в воздухе уже повисло напряжение.

— Чего тебе надо, Стик? — рявкнул Паппи.

Паппи всегда раздражал и сам Стик, и его надоедливое вмешательство в нашу жизнь. Нам урожай надо было убирать, а все остальное значения не имело. А Стик тенью таскался сзади — и в городе, и на нашей собственной земле.

— Так в чем дело, Стик? — повторил Паппи свой вопрос. В тоне его явственно звучало презрение. Он десять часов проработал в поле, собрал пятьсот фунтов хлопка, и он прекрасно знал, что наш помощник шерифа — сущий бездельник.

— Старший Сиско, Грейди, тот, что сидел в тюрьме за убийство, на прошлой неделе сбежал и, я думаю, вернулся домой.

— Ну так поезжай и забери его.

— Вот я его и разыскиваю. Говорят, они что-то задумали...

— Что именно?

— Да кто их знает, этих Сиско... Но они могут заявиться за Хэнком.

— Пусть только заявятся! — сказал Паппи, всегда готовый ввязаться в хорошую драку.

— Говорят, у них есть оружие.

— У меня тоже есть ружья, Стик. Ты скажи этим Сиско, что если я кого-то из них увижу поблизости от моего дома, то просто снесу ему его тупую башку. — Последние слова Паппи прямо-таки прошипел. Даже отцу, кажется, пришлась по вкусу мысль о защите семьи и имущества.

— Ну, здесь-то ничего такого не случится, — сказал Стик. — А вот этому вашему парню скажите, чтобы в город не совался.

— Сам ему скажи! — рявкнул Паппи. — Никакой он не мой парень! И мне плевать, что с ним будет!

Стик посмотрел в сторону переднего двора, где Спруилы занимались своими делами, готовили ужин. Ему явно было неохота идти к ним.

Он повернулся к Паппи и сказал:

— Ты передай ему это, Илай, — и пошел к своей машине.

Машина кашлянула, стартер завыл, потом двигатель все же завелся. Он развернулся и поехал прочь.

После ужина я смотрел, как отец латает камеру для трактора, когда вдалеке показалась Тэлли. Было уже поздно, но еще не стемнело; она, казалось, старалась держаться в тени, направляясь в сторону силосной ямы. Я внимательно за ней наблюдал, пока она не остановилась и не махнула мне рукой, приглашая следовать за собой. Отец что-то бормотал себе под нос — у него не ладилось с ремонтом шины. Я отступил к дому, потом, держась в тени, обежал вокруг грузовика, и через несколько секунд мы уже шагали по направлению к Сайлерз-Крик.

— Ты куда собралась? — спросил я в конце концов, когда стало понятно, что первой она заговаривать не собирается.

— Не знаю. Просто погулять.

— На речку не пойдешь?

Она тихонько засмеялась, потом сказала:

— А ты бы хотел, а, Люк? Понравилось за мной подглядывать, а?

У меня щеки запылали, и я не нашел что ответить.

— Может быть, попозже, — сказала она.

Я хотел ее спросить про Ковбоя, но эта тема представлялась мне неудобной и слишком личной, так что у меня не хватило пороху затронуть ее. А еще мне хотелось ее спросить, откуда она узнала, что Либби Летчер призналась, что Рики — отец ее ребенка, но и этот вопрос мне было никак не задать. Тэлли всегда была какая-то таинственная, всегда в каком-то странном настроении, но я ее просто обожал. А тот факт, что я сейчас шагаю вместе с ней по узкой тропинке, позволял мне чувствовать себя лет на двадцать старше.

— Чего этому помощнику шерифа было надо? — спросила она.

Я все ей рассказал. Стик ведь не делился с нами никакими секретами, не подлежащими разглашению. Братья Сиско всегда похвалялись своими намерениями, да и сумасбродства у них вполне хватило бы на любую глупость. И я все это передал Тэлли.

Она некоторое время обдумывала это, а потом спросила:

— А Стик не собирается арестовывать Хэнка за убийство этого парня?

Вот тут следовало соблюдать осторожность. Спруилы вечно ссорились друг с другом, но при любом намеке на внешнюю угрозу они тут же сплотят свои ряды.

— Паппи беспокоится, что вы все уедете, — сказал я.

— А какое это имеет отношение к Хэнку?

— Если его арестуют, вы можете уехать.

— Да не уедем мы, Люк. Нам деньги нужны.

Мы остановились. Она смотрела на меня, а я изучал свои босые ступни.

— Думаю, Стик хочет дождаться окончания сбора хлопка, — сказал я.

Она восприняла это спокойно, ничего не сказав в ответ, потом повернулась и пошла назад к дому. Я тащился сзади, понимая, что слишком много ей рассказал. Возле силосной ямы она попрощалась и исчезла в темноте.

Несколько часов спустя, когда мне уже давно полагалось спать, я слушал сквозь открытое окно, как Спруилы ругаются и грызутся между собой. Хэнк, как всегда, был в центре скандала. Я не всегда разбирал, о чем они говорят и пререкаются, но, как мне показалось, каждая новая вспышка ссоры возникала после очередного высказывания или действия Хэнка. Они устали, а он — нет. Они вставали еще до рассвета и по крайней мере по десять часов проводили в поле; он же спал столько, сколько хотел, а потом лениво помогал им собирать хлопок.

И он точно продолжал бродить по ночам. Мигель ждал у заднего крыльца, когда мы с отцом вышли из кухни, направляясь за яйцами и молоком к завтраку. Он просил о помощи. Амбар опять подвергся обстрелу; кто-то уже за полночь снова бомбардировал его тяжелыми кусками глины. Мексиканцы были очень утомлены и здорово злились, так что могла возникнуть и драка.

Это было единственной темой разговоров за завтраком. Паппи был настолько зол, что едва мог есть. Было решено, что Хэнка следует выгнать, а если и остальные Спруилы последуют за ним, то мы как-нибудь справимся сами. Десять хорошо отдохнувших и здорово работающих мексиканцев были гораздо более ценны, чем все Спруилы.

Паппи встал из-за стола, чтобы идти на передний двор предъявлять свой ультиматум. Но отец остановил его. И они решили подождать конца рабочего дня, заставив таким образом Спруилов полностью его отработать. Плюс к тому они вряд ли станут складывать свой лагерь на ночь глядя.

Я просто сидел и слушал. Мне хотелось вскочить и пересказать им свой разговор с Тэлли, особенно ту его часть, что ее семье нужны деньги. По моему мнению, никуда они не уедут, да и сами будут рады избавиться от Хэнка. Однако к моим мнениям во время семейных споров и обсуждений не очень-то прислушивались. Я жевал хлебец и старался не пропустить ни единого слова.

— А как быть со Стиком? — спросила Бабка.

— А он тут при чем? — рявкнул в ответ Паппи.

— Ты ж собирался сказать Стику, когда Хэнк тебе будет не нужен.

Паппи откусил ветчины и стал обдумывать сказанное.

Бабка думала гораздо быстрее, кроме того, на ее стороне было то преимущество, что она могла рассуждать хладнокровно, без злости. Она отпила кофе и сказала:

— Думаю, надо вот как сделать. Надо сказать мистеру Спруилу, что Стик хочет забрать Хэнка. И пусть этот парень ночью исчезнет. И он исчезнет, а это самое главное. А Спруилы будут только благодарны, что ты ему помог избежать ареста.

План Бабки был очень хорош. Мама даже чуть улыбнулась. Опять женщины разобрались в ситуации быстрее, чем мужчины.

Паппи не произнес ни слова. Отец быстро покончил с едой и вышел из дому. Солнце едва поднялось над вершинами далеких деревьев, а день уже был полон событий.

После ленча Паппи заявил: «Люк, мы едем в город. Прицеп полон».

Прицеп вовсе не был еще полон, а кроме того, мы никогда не отвозили хлопок в джин в середине дня. Но я не стал спорить. Паппи явно что-то затеял.

Когда мы прибыли к джину, впереди нас в очереди оказалось только четыре прицепа. А обычно в это время сбора урожая их здесь скапливалось по крайней мере десять, но ведь мы всегда приезжали после ужина, когда здесь уже было не протолкнуться. «Днем сюда хорошо приезжать», — заметил Паппи.

Он оставил ключи в замке зажигания и, когда мы отошли от пикапа, сказал:

— Мне надо в кооператив зайти. Пошли на Мэйн-стрит.

Меня это вполне устраивало.

В городе Блэк-Оук было три сотни жителей, и практически все они проживали в пяти минутах ходьбы от Мэйн-стрит. Я часто думал, как здорово было бы иметь маленький аккуратненький домик на тенистой улице в двух шагах от лавки Попа и Перл и от кинотеатра «Дикси» и чтобы вокруг — никакого хлопка.

На полпути к Мэйн-стрит мы вдруг резко свернули в сторону. «Перл хочет тебя видеть», — сказал Паппи, указывая вправо, на дом Уотсонов. Я никогда не бывал у Попа и Перл дома, для этого не было никаких причин, но, конечно же, видел этот дом. Он был один из немногих в городе, построенных их кирпича.

— Что? — спросил я, совершенно обескураженный.

Он не ответил, и я просто пошел за ним следом.

Перл ждала нас у дверей. Когда мы вошли, я почувствовал густой и сладкий аромат какой-то стряпни, но был слишком ошарашен, чтобы осознать, что она хочет меня чем-то угостить. Она погладила меня по голове и подмигнула Паппи. В углу, согнувшись пополам и спиной к нам, с чем-то возился Поп. «Иди сюда, Люк», — сказал он, не оборачиваясь.

Я уже слышал, что они купили телевизор. Первый у нас в округе был приобретен год назад мистером Харви Глисоном, владельцем банка, но он жил замкнуто, и, насколько нам было известно, его телевизора никто не видел. У нескольких членов нашей церковной общины были родственники в Джонсборо, и у тех имелись телевизоры, так что когда наши отправлялись туда в гости, то по возвращении не переставая рассказывали об этом чудесном новом изобретении. Деуэйн видел однажды телевизор в витрине магазина в Блайтвилле, после чего невыносимо долго ходил по школе с ужасно важным видом.

— Садись вот здесь, — сказал Поп, указывая на место на полу прямо перед телевизором. Он все еще настраивал его с помощью ручек управления. — «Уорлд сириз», — пояснил он. — Третий матч. «Доджерс» играют на стадионе «Янки».

У меня аж сердце замерло и нижняя челюсть отпала. Я был так поражен, что не мог пошевелиться. В трех футах от меня был маленький экран, по которому плясали полосы. Он размещался в центре темного деревянного футляра, а под целым рядом ручек серебром отсвечивала надпись «Моторола». Поп повернул одну из ручек, и мы вдруг услышали скрипучий голос комментатора, объявившего что мяч ушел к шорт-стопу. Потом Поп повернул сразу две ручки, и на экране возникло изображение.

На экране шел бейсбольный матч. Он передавался напрямую со стадиона «Янки», и мы смотрели его в Блэк-Оуке, штат Арканзас!

Позади меня задвигались стулья, и я почувствовал, что Паппи садится поближе. Перл не очень интересовалась игрой. Она некоторое время возилась в кухне, а потом вышла оттуда, неся тарелку с шоколадными пирожными и стакан молока. Я принял все это и поблагодарил ее. Пирожные были прямо из духовки и пахли потрясающе. Но есть в такой момент я был просто не в состоянии.

Эд Лоупат был питчером у «Янкиз», а у «Доджерс» подавал Причер Роу. За «Янкиз» также играли Микки Мэнтл, Йоги Берра, Фил Ридзуто, Хэнк Бауэр, Билли Мартин, а за «Доджерс» Пи-Уи Риз, Дьюк Снайдер, Рой Кампанелла, Джеки Робинсон и Джил Ходжес. И все они были тут, в гостиной Попа и Перл, одновременно выступая перед шестьюдесятью тысячами зрителей на стадионе «Янки». Я был настолько заворожен, что просто онемел. Я просто смотрел на экран, видел все это, но не верил собственным глазам.

— Ешь пирожные, Люк, — сказала Перл, проходя через комнату. Это было больше похоже на приказ, чем на приглашение, и я откусил кусочек.

— За кого болеешь? — спросил Поп.

— Не знаю, — пробормотал я, поскольку действительно не знал. Я привык ненавидеть обе эти команды. Ненавидеть их было легко, когда они были далеко от нас, в Нью-Йорке, в другом мире. Но сейчас они были в Блэк-Оуке и играли в игру, которую я очень любил, пусть сейчас ее передавали со стадиона «Янки». Моя ненависть к ним вдруг куда-то испарилась. «За „Доджерс“, наверное», — сказал я.

— Надо всегда болеть за Национальную лигу, — сказал Пап-пи позади меня.

— Да, наверное, — неуверенно ответил Поп. — Только ведь за «Доджерс» болеть трудновато...

Игру передавал в наш мир канал-5 из Мемфиса, это был филиал «Нэшнл бродкастинг компани», не знаю, что это такое. В перерывах давали рекламу сигарет «Лаки Страйк», «кадиллаков», кока-колы, компании «Тексако». Все паузы между иннингами заполняла реклама, а когда она заканчивалась, изображение на экране снова менялось и мы опять оказывались на стадионе «Янки». Это было потрясающее впечатление, оно меня захватило целиком и полностью. На целый час я словно перенесся в другой мир!

У Паппи были дела в городе, так что в какой-то момент он ушел и отправился на Мэйн-стрит. Я не слышал, как он уходил, только когда началась реклама, понял, что его нет.

Йоги Берра сделал «хоум ран», и когда я смотрел, как он обегает все базы на виду у шестидесяти тысяч фанатов, понял, что никогда больше не смогу должным образом ненавидеть команду «Янкиз». Там же играют сплошные спортивные легенды! Самые замечательные игроки самой замечательной команды, какая когда-либо играла в бейсбол. Я немного расслабился душой, но решил, что все эти свои новые чувства мне лучше держать при себе. Паппи не потерпит в своем доме идиотов, симпатизирующих «Янкиз»!