Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Покрашенный дом

ModernLib.Net / Современная проза / Гришем Джон / Покрашенный дом - Чтение (стр. 8)
Автор: Гришем Джон
Жанр: Современная проза

 

 


— Да, мам. Извини.

Смотреть на драку было не самым вопиющим актом непослушания, и мы все трое это прекрасно понимали. Что еще делать ребятам в воскресенье после обеда, когда в городе битком народу и все веселятся и развлекаются? Она улыбнулась, потому что я извинился. А я старался выглядеть как можно более жалко.

— Да в общем-то это не слишком важно, что ты смотрел на драку, — сказал отец. — Но если будешь скрытничать, недолго и до беды. Надо было рассказать нам, что ты видел.

— Я видел драку. Я ж не знал, что Джерри Сиско умрет.

Моя логика на минутку сбила его с толку. Потом он сказал:

— Ты Стику Пауэрсу правду сказал?

— Да, сэр.

— Один из Сиско действительно первым пустил в ход эту палку? Или это был Хэнк Спруил?

Если я сейчас скажу правду, то это будет признанием, что я солгал, когда выдал свою первую версию событий. Сказать правду или солгать — этот вопрос всегда оставался без ответа. И я решил немного смухлевать:

— Если честно, пап, там все было так быстро... Настоящая свалка, все разлетаются в стороны, падают... Хэнк всех их раскидал как детские игрушки... И толпа вся бурлила и двигалась все время из стороны в сторону. Я эту палку только потом заметил.

К моему удивлению, этот ответ его вполне удовлетворил. В конце концов, мне ведь было только семь лет, я был зажат в толпе зрителей позади кооператива, там все пялились на этот ужасный мордобой. И кто станет меня обвинять, если я не совсем уверен в том, что там видел?

— Никому больше об этом не рассказывай, хорошо? Ни единой живой душе!

— Да, сэр.

— Маленькие мальчики, которые что-то скрывают от собственных родителей, попадают в большую беду, — сказала мама. — Ты же всегда можешь нам все рассказать, верно?

— Да, мама.

— Ну ладно, можешь еще немного порыбачить, — разрешил отец, и я бегом отправился обратно к своему месту.

Глава 11

Неделя началась с темного рассвета утром в понедельник. Мы забрались в прицеп, чтобы опять ехать в поле; эти поездки день ото дня становились все короче по мере того, как сбор урожая перемещался все дальше от реки и все ближе к дому.

Никто не произнес ни слова. Впереди нас ждали пять дней изнурительного труда на жаре, и только потом будет суббота, которая нынче, в понедельник, казалась такой же далекой, как Рождество.

Я смотрел вниз со своего высоко поднятого места на тракторе и молился, чтобы поскорее настал тот день, когда Спруилы покинут нашу ферму. Они сидели сейчас все вместе, такие же сонные и вялые, как я. Трота с ними не было, значит, в поле он нынче не выйдет. Поздно вечером в воскресенье миссис Спруил спросила у Паппи, не возражает ли тот, если Трот поболтается весь день во дворе. «Он жары не выносит», — сказала она. Паппи было безразлично, что будет делать Трот. В поле от него все равно никакого толку.

Когда трактор остановился, мы разобрали свои мешки и углубились в заросли хлопчатника. И опять никто не произнес ни слова. А час спустя солнце уже вовсю поджаривало нас. Я думал о Троте, который сидит себе целый день в тени, спит, когда захочет и, без сомнения, счастлив, что вся эта работа его не касается. Может, в голове у него действительно не все в порядке, но в смысле работы он самый умный из всех Спруилов.

Когда собираешь хлопок, время словно останавливается. Дни тянутся и тянутся, страшно медленно уступая место один другому.

* * *

За ужином во вторник Паппи объявил:

— В субботу в город не поедем.

Я чуть не заплакал. И без того достаточно тяжело всю неделю вкалывать в поле, но не иметь в субботу такой награды, как поп-корн и кино, было уж совсем жестоко. А моя еженедельная кока-кола?

Последовало длительное молчание. Мама внимательно, смотрела на меня. Она вроде бы и не удивилась, и у меня сложилось впечатление, что взрослые все давно уже обсудили и сейчас просто делают вид, что только что об этом услышали — исключительно для меня.

Терять мне было нечего, так что я, скрипнув зубами, спросил:

— А почему?

— А потому, что я так сказал! — рявкнул в ответ Паппи, и я понял, что зашел слишком далеко.

Я посмотрел на маму. У нее на лице играла странная улыбка.

— Ты братьев Сиско, что ли, боишься, а? — спросил я, вполне ожидая, что кто-то из мужчин может мне врезать.

На минуту повисло молчание. Потом отец прочистил горло и сказал:

— Спруилам лучше некоторое время не соваться в город. Мы все обсудили с мистером Спруилом и решили, что пока всем нам лучше сидеть здесь. Даже мексиканцам.

— Никого я не боюсь, сынок, — пробурчал Паппи. Я не смотрел на него. — И нечего меня подначивать! — добавил он для пущей важности.

Мама все еще улыбалась, а глаза ее блестели. Она явно мной гордилась.

— Мне кое-что надо бы купить, — сказала Бабка. — Муки и сахару.

— Я съезжу, — ответил Паппи. — Мексиканцам, надо думать, тоже что-нибудь понадобится.

Позднее, когда все переместились на переднюю веранду, соблюдая свой вечерний ритуал, я не пошел туда — чувствовал себя слишком обиженным. Я улегся на полу в комнате Рики, в полной темноте, и стал слушать репортаж о матче «Кардиналз», доносившийся сквозь открытое окно, пытаясь одновременно не прислушиваться к тихому разговору взрослых. И старался придумать, как мне отомстить этим Спруилам. Но очень скоро отступил под давлением огромного количества их преступлений. Ночь еще не пришла, но я лежал так тихо, что незаметно заснул прямо на полу.

* * *

Ленч в субботу обычно был самым счастливым временем. Рабочая неделя позади. И мы собираемся в город. И если мне удавалось пережить субботнее отскребывание на задней веранде, тогда жизнь вообще становилась прекрасной, пусть хоть на несколько часов.

Но в эту субботу никаких радостей не предвиделось. «Работаем до четырех», — сказал Паппи, как будто делал нам огромное одолжение. Тоже мне облегчение! Ну, закруглимся на час раньше. Я даже хотел было спросить его, не будем ли мы работать еще и в воскресенье, но я уже слишком много говорил вечером в четверг. Он старался не замечать меня, а я старался не замечать его. Так дуться друг на друга можно было хоть несколько дней.

Так что вместо того, чтобы ехать в Блэк-Оук, мы отправились обратно в поле. Даже мексиканцы, кажется, были недовольны. Когда трактор остановился, мы молча разобрали свои мешки и скрылись в зарослях. Я собирал мало и часто останавливался передохнуть, а когда увидел, что рядом никого нет, завалился поспать. Можно лишить меня поездки в город, можно выгнать меня в поле, но никто не заставит меня вкалывать изо всех сил. Думаю, в этот субботний полдень поспать заваливался не я один.

Мама нашла меня в поле, и мы вместе пошли домой, вдвоем. Она не очень хорошо себя чувствовала и также хорошо понимала, что по отношению ко мне была допущена несправедливость. Мы собрали некоторое количество овощей в огороде, но совсем немного. Потом я прошел через испытание мытьем и как-то пережил это. А когда надел чистое, то выбрался на передний двор, где Трот проводил все дни, охраняя лагерь Спруилов. Никто не знал, чем он занимается целыми днями, да и наплевать всем было. Мы были слишком заняты и слишком уставали, чтобы беспокоиться о Троте. Я обнаружил, что он сидит за рулем их грузовика и делает вид, что ведет его, издавая при этом губами странные звуки. Он только глянул на меня и вернулся к своему занятию — крутить руль и пускать пузыри.

Когда я услышал приближение трактора, то пошел в дом. И обнаружил, что мама лежит в своей постели, чего она днем никогда не делала. Снаружи доносились голоса, усталые голоса, с переднего двора, где возились Спруилы, и с заднего, где мексиканцы тащились к себе в амбар. Я на некоторое время укрылся в комнате Рики и, держа в одной руке бейсбольный мяч, а в другой перчатку, думал Деуэйне и двойняшках Монтгомери, которые сейчас сидят в кинотеатре «Дикси», смотрят субботний фильм и жуют попкорн.

Тут дверь отворилась, и на пороге возник Паппи:

— Я еду к Перл и Попу кое-чего купить. Хочешь со мной?

Я отрицательно мотнул головой, не глядя на него.

— Я тебе кока-колу куплю, — пообещал он.

— Нет, спасибо, — сказал я, глядя в пол.

Илай Чандлер не стал бы просить пощады даже перед лицом расстрельной команды. Не собирался он упрашивать и какого-то семилетку. Дверь закрылась, и через несколько секунд я услышал, как он завел грузовик.

На передний двор мне идти уже не хотелось, так что я отправился на задний. Рядом с силосной ямой, где предполагалось разместить Спруилов, была небольшая, поросшая травой полянка, где можно было поиграть в бейсбол. Она была не такая широкая и длинная, как мое «поле» на переднем дворе, но там было достаточно открытого пространства, доходившего до края хлопкового поля. И там я мог тренироваться в высоких подачах, бросая мяч так высоко, насколько у меня хватало сил. Остановился я только тогда, когда поймал десять мячей подряд.

Мигель появился как бы из ниоткуда. С минуту он наблюдал за мной, и словно под давлением его взгляда я пропустил три мяча подряд. Тогда я кинул ему мяч, несильно, потому что у него не было перчатки. Он без особых усилий поймал его и метнул обратно. Я перехватил его, отпустил, поддел ногой, потом схватил и бросил обратно в него, на этот раз посильнее.

В прошлом году я узнал, что многие мексиканцы тоже умеют играть в бейсбол, а сейчас было ясно, что Мигель хорошо знаком с этой игрой. Руки его двигались быстро и мягко, его броски были более резкие и сильные, чем у меня. Несколько минут мы перекидывались мячом, а потом к нам присоединились Рико, Пепе и Луис.

— У тебя бита есть? — спросил Мигель.

— Конечно, — ответил я и побежал в дом, чтобы ее принести.

Когда я вернулся, к остальным присоединились еще и Роберто и Пабло; теперь они бросали мой мяч друг другу.

— Ты будешь бэттером, — сказал Мигель, принимая на себя командование.

Он нашел обломок доски и положил его на землю в десяти футах перед силосной ямой, сказав:

— Это пластина «дома».

Остальные рассыпались по инфилду. Пабло, заняв место центрального аутфилдера, оказался рядом с зарослями хлопчатника. Рико присел позади меня, а я занял позицию справа от «дома». Мигель сделал устрашающий ложный бросок, на секунду испугав меня, а потом бросил мяч, несильно. Я изо всех сил врезал по нему битой — и промазал.

По следующим трем мячам я тоже не попал, но потом два броска отбил. Мексиканцы кричали и смеялись, когда я попадал битой по мячу, но ни слова не произносили, когда я мазал. Через несколько минут, наигравшись с битой, я отдал ее Мигелю, и мы поменялись местами. Я начал с сильных прямых подач, но это оказалось для него нетрудным делом. Он отбивал мои низкие прямые броски и мячи, отскакивающие от земли, причем некоторые из них приземлялись точно возле мексиканцев, а остальные просто перехватывались. Большинство из них умели играть, однако парочка бейсбольный мяч в жизни в руках не держала.

Остальные четверо мексиканцев, до этого сидевшие у амбара, услышали шум игры и переместились поближе. Ковбой был без рубашки, а штаны закатал до колен. Он гляделся на добрый фут выше остальных.

Следующим отбивал Луис. Он был не таким умелым, как Мигель, и мне не составляло труда обманывать его, меняя направление броска. К своему удовольствию, я заметил, что Тэлли и Трот следят за игрой, устроившись под вязом.

Потом подошел отец.

Чем больше мы играли, тем больше заводились мексиканцы. Они орали и смеялись над ошибками и промахами друг друга. Господь один знает, что они там говорили по поводу моих бросков.

— А давайте-ка сыграем по-настоящему, — предложил отец.

Тут подошли еще и Бо с Дэйлом, босые и без рубашек. Посовещались с Мигелем, и через несколько минут переговоров было решено, что команда мексиканцев будет играть против арканзасцев. А Рико будет кэтчером, играя и за ту, и за другую команду. Меня опять послали в дом, на сей раз чтобы принести старую кэтчерскую перчатку отца и еще один мяч.

Когда я вернулся во второй раз, тут уже объявился Хэнк — он тоже был готов играть. Я был не очень рад играть с ним в одной команде, но, конечно же, не мог возразить. Не понимал я и куда можно приспособить Трота. А Тэлли вообще девушка.

Ну и стыдоба — девчонка в роли товарища по команде! Но все равно мексиканцев было больше.

Еще один раунд переговоров, и было наконец решено, что мы первыми играем в нападении. «У вас мало ребят», — сказал Мигель с улыбкой. Нашли еще досок и разложили их на земле — они изображали базы. Отец и Мигель договорились об основных правилах, которые стали результатом очень творческого подхода к нашему бесформенному игровому полю. Мексиканцы разбежались по базам; все были готовы начать игру.

К моему удивлению, Ковбой вышел прямо к «горке» и начал разминаться. Он был тощий, но явно сильный, и когда подавал мяч, мышцы на его груди и плечах вздувались и выпирали. От пота его темная кожа стала блестеть. «Хороший игрок», — сказал тихонько отец. Ковбой произвел мягкое обманное движение и сделал безупречную подачу, почти небрежно метнув мяч, но мяч вылетел из его пальцев, как снаряд, и угодил прямо в перчатку Рико, кэтчера. Следующие подачи были все сильнее и сильнее.

— Очень хороший игрок! — сказал отец, покачав головой. — Видать, много играл в бейсбол.

— Девочки первые, — сказал кто-то, и Тэлли взяла биту и вышла к пластине «дома». Она была босиком, свои тесные штаны закатала до колен, а полы свободно болтавшейся рубашки завязала на талии узлом. Сначала она даже не взглянула на Ковбоя, а вот он, несомненно, пристально смотрел на нее. Он сделал пару шагов к пластине и подал первый мяч, снизу. Она отмахнулась битой и промазала, но замах все равно был впечатляющий, по крайней мере для девчонки.

Тут их глаза на короткое мгновение встретились. Ковбой мял в руках мяч, Тэлли помахивала битой, а мексиканцы трещали, как цикады.

Вторая подача оказалась слабее первой, и Тэлли попала битой по мячу. Мяч отлетел к Пепе, стоявшему на третьей базе, так что у нас теперь был первый раннер.

— Бери биту, Люк, — сказал мне отец.

Я приблизился к пластине с таким же уверенным видом, как Стэн Мьюзиэл, надеясь, что Ковбой не будет теперь делать слишком уж сильные подачи. Он же дал Тэлли возможность отбить один мяч, может, и мне позволит... Я занял позицию, а в ушах у меня раздавались вопли тысяч сходящих с ума болельщиков «Кардиналз», скандирующих мое имя. Стадион — битком, Харри Карай орет в микрофон... но тут я посмотрел на Ковбоя, стоявшего в тридцати футах от меня, и сердце у меня замерло. Он не улыбался, ничего подобного. Он держал бейсбольный мяч обеими руками и смотрел на меня так, словно собирался мне голову снести своей подачей.

Что бы сделал сейчас Стэн Мьюзиэл? Да отбил бы мяч этой клятой битой!

Первая подача была также снизу, так что я мог перевести дыхание. Мяч шел высоко и я не стал его отбивать, а хор мексиканцев тут же очень пространно высказался по этому поводу. Второй мяч Ковбой послал невысоко и по центру, и я попытался отбить его к левой ограде, до которой было 350 футов. Я закрыл глаза и махнул битой так, словно делал это на виду у тридцати тысяч счастливых болельщиков на стадионе «Спорт-сменз-парк». И еще я бил для Тэлли. И опять промазал.

— Первый страйк питчеру! — объявил отец, что-то слишком громко, по моему мнению. — Хорошо бы отбил, если б попал, Люк! — добавил он.

Конечно, отбил бы. Я попытался отбить и третью подачу, и когда кэтчер Рико вернул мне мяч, я ощутил страх — у питчера уже было два страйка! Получить третий и вылететь в аут — и думать об этом нельзя! Тэлли же сумела отбить мяч! Она сейчас стояла на первой базе, с нетерпением ожидая, когда я верну мяч в игру, чтобы она могла бежать дальше, на следующую базу. А играли-то мы на моем поле, моей битой и моим мячом! И все сейчас смотрели на меня.

Я отступил на шаг от пластины, и тут на меня напал страх выбыть в аут. Бита вдруг стала тяжеленной, сердце колотилось, во рту пересохло. Я бросил взгляд на отца, словно прося помощи, и он сказал:

— Давай, давай, Люк. Вдарь по мячу!

Я посмотрел на Ковбоя — его гнусная ухмылка стала еще более гнусной. А я не чувствовал себя готовым отбить его следующую подачу.

Я чуть-чуть отступил к пластине «дома», стиснул зубы и попытался думать о Стэне Мьюзиэле, но в голову лезли только мысли о проигрыше. Следующая подача оказалась довольно слабой, но я опять промазал — в третий раз. На поле воцарилась полная тишина. Я уронил биту, потом поднял ее и, не слыша ничего, пошел к своей команде — губы дрожали, я едва сдерживался, чтобы не заплакать. На Тэлли я и глаз поднять не мог, а на отца — тем более.

Мне хотелось убежать домой и запереться там.

Следующим бэттером был Трот. Он взял биту правой рукой, за место как раз под этикеткой. Левая рука висела совершенно безжизненно, как и всегда, и всем нам стало немного не по себе, когда мы увидели, как он пытается этой битой взмахнуть. Он улыбался, радуясь, что его взяли в игру, что для него было в данный момент более важным, чем все остальное. Он промазал по первым двум, и я уже начал опасаться, что мексиканцы обойдут нас очков на двадцать. Однако он как-то исхитрился отбить третью подачу — это был несильный и не очень высокий бросок, — и мяч приземлился за второй базой, где по меньшей мере четверо мексиканцев умудрились его пропустить. Тэлли обежала вторую базу и достигла третьей, а Трот тем временем дошлепал до первой.

А я почувствовал себя еще более униженным. Трот был на первой базе, Тэлли на третьей, один аут.

Следующим отбивал Бо. Поскольку он был крупный малый без видимых недостатков, Ковбой отступил назад и метнул мяч со всего размаха. Первая подача была не самая сильная, но бедный Бо уже дрожал, когда мяч долетел до пластины «дома». Он взмахнул битой лишь тогда, когда мяч уже был у Рико, сидевшего на корточках позади него, и Хэнк взорвался хохотом. Бо велел ему заткнуться; Хэнк что-то ему ответил, и я подумал, что мы сейчас станем свидетелями семейной свары Спруилов — прямо в середине первого иннинга.

Второй питч был немного сильнее. А удар Бо немного медленнее.

— Пусть он подает снизу! — крикнул нам Бо, пытаясь все свести к смеху.

— Слабак! — сказал Хэнк.

Мистер и миссис Спруил уже присоединились к зрителям, и Бо посмотрел в их сторону.

Я ожидал, что третья подача будет еще сильнее; Бо ждал того же. Но Ковбой вместо этого сменил руку, и Бо ударил битой задолго до того, как мяч достиг его.

— Отлично играет, — оценил отец игру Ковбоя.

— Теперь я буду отбивать, — сказал Хэнк, опередив Дэйла, который не стал возражать. — Щас я вам покажу, как надо играть!

Бита в его руках смотрелась как зубочистка, и его замахи и удары свидетельствовали о хорошей практике и заставляли предполагать, что он может отбить мяч аж за реку. Первая подача Ковбоя была мощной, но мяч ушел вбок, и Хэнк даже не подумал его отбивать. Мяч попал в перчатку Рико, и мексиканцы разразились новым потоком восторженных испанских восклицаний.

— Да ты подавай прямо на пластину «дома»! — заорал Хэнк Ковбою и посмотрел на нас, словно ожидая возгласов одобрения. А я надеялся, что Ковбой попадет ему мячом прямо в ухо.

Вторая подача была гораздо мощнее. Хэнк взмахнул битой и промахнулся. Ковбой поймал мяч, брошенный ему Рико, и посмотрел на третью базу, где стояла в ожидании Тэлли.

И тут Ковбой метнул крученый, и мяч полетел прямо Хэнку в голову. Тот пригнулся и выронил биту, а мяч, вдруг изменив траекторию, магическим образом пролетел сквозь зону удара. Мексиканцы взорвались хохотом.

— Страйк! — крикнул Мигель со второй базы.

— Не было страйка! — рявкнул в ответ Хэнк, весь красный от ярости.

— Судей у нас нету! — сказал отец. — Страйка не было, потому что он не отбивал этот питч!

Тем лучше для Ковбоя. А у него в запасе имелась еще одна крученая подача. На первый взгляд этот питч был совершенно неопасным, несильный навесной мяч, нацеленный на центр пластины. Хэнк отвел назад биту, готовый нанести мощный удар. Но мяч вдруг пошел куда-то вниз и в сторону и ударился о землю, прежде чем его остановил Рико. Хэнк врезал битой по воздуху. Он потерял равновесие и упал на пластину «дома», а когда поток испанских восклицаний снова заполнил все вокруг, я решил, что он сейчас набросится на них на всех. Но он встал, прищурился на Ковбоя и снова занял свою позицию возле пластины.

Два аута, два страйка, два проигранных очка. Ковбой покончил с Хэнком сильной прямой подачей. Хэнк, перестав замахиваться битой, всадил ее в землю, как копье.

— Не бросай биту! — громко сказал ему отец. — Не умеешь вести себя по-спортивному, так не играй.

Теперь мы выходили на поле, чтобы играть в защите, а мексиканцы его покидали.

Хэнк бросил на отца взгляд, полный отвращения, но ничего не сказал. По каким-то причинам было решено, что питчером буду я.

— Начинай первый иннинг, Люк, — сказал отец.

Мне этого вовсе не хотелось. Я ведь не ровня Ковбою, он сильнее и играет лучше. Нас ожидало поражение в нашей собственной любимой игре!

Хэнк стоял на первой базе, Бо на второй, Дэйл на третьей. Тэлли — на месте левого аутфилдера. Она стояла, уперев руки в боки, а Трот занял место на правом фланге и, судя по его виду, искал сейчас в траве четырехлистный клевер — на счастье. Ну и защита! Да еще с таким питчером, как я, — тут же надо, чтобы все аутфилдеры стояли как можно дальше от пластины «дома»!

Первым к пластине «дома» Мигель послал Роберто, и я был уверен, что он сделал это намеренно, поскольку этот бедолага никогда не видел игры в бейсбол. Он сумел отбить первую, довольно слабую подачу, и мой отец перехватил мяч на шорт-стопе. Потом Пепе отбил высокий «флай», и отец поймал его за второй базой. Два очка, два аута. Я сильно вдохновился, однако мое счастье длилось недолго. Мои подачи отбивались одна за другой, отбитые мячи разлетались по всей нашей ферме. Я пробовал и прямые подачи, и крученые, и разные обманные маневры — все впустую. Они набирали очко за очком и ужасно радовались этому. А я совсем пал духом, потому что меня все время высмеивали, но было также забавно смотреть, как пляшут и радуются мексиканцы по мере того, как счет растет в их пользу.

Мама с Бабкой сидели под деревом и следили за этим спектаклем вместе с мистером и миссис Спруил. Все были в сборе, кроме Паппи, который все еще торчал в городе.

Когда противник набрал десять очков, отец дал сигнал кончать игру и подошел к «горке».

— Ну, хватит с тебя? — спросил он. Странный вопрос!

— Наверное, — ответил я.

— Сделай перерыв, — посоветовал он.

— Я могу подавать! — выкрикнул Хэнк с первой базы. Отец секунду колебался, потом кинул ему мяч. Я хотел было перейти в правый аутфилд, где торчал Трот и почти ничего не происходило, но отец сказал:

— Ступай на первую.

Я уже знал, что Хэнк очень быстр. Этих Сиско он уложил за считанные секунды. Так что для меня не стало сюрпризом, когда он начал подавать: он кидал мяч так, словно годами только этим и занимался. Действовал он уверенно, замахиваясь перед броском или ловя мяч, брошенный ему обратно Рико. Он сделал три отличные подачи — три сильных броска в Луиса, и первый разгромный иннинг завершился. Мигель сообщил отцу, что они набрали одиннадцать очков. Мне они показались пятьюдесятью.

К «горке» вернулся Ковбой и продолжил с того места, где остановился в прошлый раз. Дэйл вылетел в страйк-аут, и его место возле «дома» занял отец. Он предвидел сильную подачу, принял мяч и мощно отбил его — мяч пошел высоко, настоящий «флай», но вылетел за боковую и упал далеко в зарослях хлопчатника. Пабло отправился на его поиски, а мы пока ввели в игру мой второй мяч. Мы не собирались переставать играть, пока не найдется второй мяч.

Вторая подача — сильный крученый мяч; у отца даже коленки ударились друг о друга, прежде чем он понял, куда тот летит.

— Это был страйк, — сказал он, удивленно покачав головой. — А подача прямо в стиле первой лиги! — добавил он достаточно громко, чтобы его услышали, но ни к кому конкретно не обращаясь.

Он отбил подачу, послав высокий «флай» прямо в центр инфилда, где Мигель поймал его обеими руками, так что команда Арканзаса опять не заработала очка. Теперь к пластине вышла Тэлли. Ковбой перестал ухмыляться и подошел поближе к «дому». Пару раз он подал снизу, стараясь попасть прямо ей в биту, и она в конце концов сумела ударить по несильно брошенному мячу и отбить его на вторую базу, где двое мексиканцев провозились с ним достаточно долго, чтобы Тэлли благополучно добежала до базы.

Следующим биту взял я.

— Стой спокойно, — сказал отец, и я послушался его. Я был готов что угодно делать, лишь бы выиграть. Ковбой подал, очень слабо, мяч лениво полетел по дуге и я отбил его в центр поля. Мексиканцы заорали от радости. Мне было немного не по себе от их воплей, но удар получился хороший, никакого страйка мне не будет. Напряжение немного спало; мое будущее в составе «Кардиналз» снова стало вполне определенным.

Трот махал битой, но все время мазал чуть не на целый фут и пропустил все три подачи. «Четыре страйка», — сказал Мигель. — Он мог бы насчитать и больше. Конечно, набрав одиннадцать очков ко второму иннингу, можно себе позволить быть щедрым! Трот наконец попал по мячу, и тот отлетел назад к Ковбою, который просто для смеха кинул его на третью базу в глупой попытке осалить Тэлли. Она была в полной безопасности: все базы были заняты. А мексиканцы старались увеличить счет. Бо вышел к пластине, но Ковбой не вернулся ближе к «горке». Он подал мяч снизу, и Бо отбил низко летящий мяч к шорт-стопу, где Пабло метнулся в сторону, чтобы мяч не попал в него, а Тэлли тем временем добежала до следующей базы и принесла нам очко.

Хэнк взял биту и несколько раз махнул ею в воздухе для разминки. Теперь, когда все базы были заняты, он мог думать только об одном — взять «большой шлем». А вот у Ковбоя планы были явно другие. Он отступил назад и перестал улыбаться. Хэнк навис над пластиной «дома», пристально глядя на питчера, словно бросая ему вызов и понуждая сделать такой бросок, какой он бы отбил.

В инфилде на минутку воцарилась полная тишина; мексиканцы подтянулись вперед, ступая на цыпочках и горя нетерпением принять участие в предстоящей схватке. Первый питч — мощно пущенный мяч просвистел над пластиной буквально через долю секунды после того, как Ковбой его метнул. Хэнк даже битой не успел взмахнуть — у него на это и времени-то не было. Он отступил от пластины «дома» и вроде бы даже смирился, что его переиграли. Я глянул на отца, который только покачал головой. Какие мощные подачи у этого Ковбоя!

Потом он послал навесной крученый, который сначала вызвал желание отбить его, но потом изменил траекторию и вылетел из зоны удара. Хэнк махнул битой, но опять неудачно. Потом последовал сильный крученый мяч, который шел ему прямо в голову, но в последнюю секунду спикировал и пролетел прямо над пластиной. Лицо Хэнка опять стало красным от ярости.

Еще один сильный питч, который Хэнк пытался отбить. Два страйка, базы заняты, два аута. Тут Ковбой, так и не улыбнувшись ни разу, решил немного поиграть. Он послал несильный крученый мяч, который вылетел за линию, потом еще один, посильнее, вынудив Хэнка быстро пригнуться. У меня создалось такое впечатление, что Ковбой вполне может по собственному желанию заставить мяч крутиться вокруг головы Хэнка. Защита опять застрекотала на полную громкость.

Третий страйк — это был несильный, но хитро закрученный мяч, который летел до пластины достаточно медленно и его можно было отбить. Но потом он вдруг вильнул и ушел вниз. Хэнк сильно размахнулся и ударил, промазав на добрый фут, и снова упал в пыль. Он страшно выругался и швырнул биту на землю, рядом с моим отцом.

— Придержи язык! — сказал отец, поднимая биту.

Хэнк что-то пробормотал и стал отряхиваться. Наша половина иннинга закончилась.

Мигель вышел к пластине «дома» — началась вторая половина. Первая подача Хэнка была прямой, он целился Мигелю в голову и почти попал. Мяч отскочил от силосной ямы и откатился к третьей базе. Мексиканцы молчали. Вторая подача была еще сильнее, фута на два ниже. Мигель снова упал в пыль, и его товарищи по команде глухо зароптали.

— Кончай дурака валять! — громко крикнул отец, стоявший на шорт-стопе. — Подавай нормально!

Хэнк ответил ему своей обычной ухмылкой. Он снова бросил мяч, над пластиной, и Мигель отбил его вправо, где защитником стоял Трот, спиной к «дому», и пялился на далекие ряды деревьев вдоль Сент-Франсис-Ривер. Тэлли побежала за мячом и догнала его у самого хлопкового поля. «Трипл» по всем правилам — бэттер добежал до третьей базы.

Следующий питч был последним в нашей игре. Ковбой был бэттером. Хэнк, похоже, собрал все силы и послал сильнейший мяч прямо в Ковбоя. Тот отклонился назад, но недостаточно быстро — мяч угодил ему прямо по ребрам с таким мерзким звуком, как будто это дыня разбилась о кирпичную стенку. Ковбой испустил крик боли, но тут же оправился и мгновенно метнул мою биту прямо в Хэнка, изо всех сил, как бросают томагавк, и та полетела, вращаясь в воздухе. Но не попал, куда хотел, — а целился он Хэнку промеж глаз. Вместо этого бита отскочила от земли у ног Хэнка и ударила его по икрам, отскочив от них вбок. Хэнк заорал нечто непечатное и тут же бросился на Ковбоя, как взбесившийся бык.

Остальные тоже бросились вперед. Отец — от места шорт-стопа. Мистер Спруил от силосной ямы. Кое-кто из мексиканцев. Что до меня, то я стоял, не двигаясь. Стоял себе возле первой базы, слишком напуганный, чтобы сделать хоть шаг. А все остальные что-то орали и бежали к пластине «дома».

Ковбой не отступил ни на шаг. Секунду он стоял совершенно неподвижно — темная кожа блестит от пота, его длинные руки напряжены, готовые к удару, зубы оскалены. И когда атакующий Хэнк был в паре футов от него, рука Ковбоя быстро скользнула в карман и в ней тут же появился нож. Он взмахнул им — и из рукояти выскочило очень длинное лезвие, сверкающая, блестящая полоска стали, несомненно, очень острая. Лезвие щелкнуло, выскочив из рукояти — резкий звук, который я потом буду помнить много лет.

Ковбой высоко поднял руку, чтобы всем было видно. Хэнк затормозил и остановился.

— Брось нож! — заорал он, отскочив футов на пять.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25