Джеймс каждый день заходил к экрской четверке. Он сообщил мне, что они устроились очень хорошо. Нату удалось смыть с себя многолетние слои сажи, и он стал гораздо светлее. Джимми Дарт толстеет с каждым днем, а Рози хотя все еще кашляет, но выглядит уже лучше и каждый день спускается в гостиную и сидит с остальными. Только Джули казалась недовольной.

— Но они понимают, почему я пока не отправляю их в Экр? — спрашивала я.

— Конечно, — успокаивал меня Джеймс. — Им прекрасно известно, что мы ждем ответ из Экра, в котором будет сказано, что их готовы принять.

Этот ответ пришел на следующий день, он был написан далеко не каллиграфическим почерком Ральфа.

«Присылайте ребят домой, — писал он. — Все здесь ждут их обратно. И благословляют вас за то, что вы нашли их. И сами возвращайтесь с ними. Успеете как раз к севу, вам следует быть здесь».

Я показала это письмо Джеймсу.

— Он человек не слишком речистый, правда? — улыбнулся он.

— Но умеющий выражаться конкретно, — и я показала на фразу: «И сами возвращайтесь с ними». — Это звучит как приказ.

— Лучшие наши слуги — одновременно и наши хозяева, — кивнул Джеймс. — Главный управляющий моего отца ведет дела по своему усмотрению. И если бы он знал, какую пользу приносят его решения, он попросил бы по меньшей мере удвоить ему жалованье. Ваш мистер Мэгсон похож именно на такого человека.

Я рассмеялась.

— Мистер Мэгсон прекрасно осведомлен о том, сколько он стоит. И единственная причина, по которой он не требует от нас королевского жалованья, в том, что он хочет работать именно в Вайдекре и приносить пользу деревне. Это ведь он разработал идею дележа прибылей и сумел убедить деревню согласиться на нее. Мой дядя Джон говорит, что он пошел бы много дальше, если бы мог.

— Как это? — заинтересованно спросил Джеймс.

— О, я не знаю, — отмахнулась я. Мы пили чай в гостиной, и Марианна сидела у окна, поочередно глядя то в газету, то на случайных прохожих. Под столом Джеймс держал меня за руку.

— Думаю, он хотел бы передать деревне все права на землю, — продолжала я размышлять вслух. — Чтобы они полностью владели землей и хозяйствовали на ней сообща, как это было прежде.

Джеймс выглядел очень заинтересованным.

— Он не единственный в стране, кто задумывается над такими вещами, — сказал он. — Эту идею удастся воплотить в жизнь, как вы думаете?

— Возможно, — осторожно ответила я. — Если земля попадет в руки добрых и разумных людей, если у них будет достаточно денег на покупку, например, инструментов, семян, на выплату жалованья. Потому что прибыли ведь не начнут поступать сразу. При этих обстоятельствах его идея может быть воплощена в жизнь. Но это довольно маловероятно. Ни один землевладелец не расстанется с хорошей землей. Никто не одолжит крестьянам столько денег, чтобы хватило на такое огромное поместье, как, например, наше.

Джеймс смотрел на меня с полуулыбкой.

— Вот что я скажу вам, Джулия Лейси, — начал он. И я вся обратилась в слух. Ибо когда Джеймс обращался ко мне со словами «Джулия Лейси», я всегда слушала очень внимательно. Эти слова означали либо что-то очень личное, либо что-то очень важное. Или и то и другое вместе. — Я хочу сказать, что у меня есть некоторый капитал. И если вы гарантируете, что мы с вами и наши потомки будем хорошо жить в Экре, когда деревня получит права на землю, то я готов предложить его. Мы построим для себя дом, в котором будем жить, и будем получать свою собственную долю от прибылей и не станем уподобляться тем собственникам, которые довели людей до нищеты, которую мы наблюдали на Рыбном Молу.

Я заколебалась.

— Нет, — твердо сказала я затем. — Это ваше наследство. И прежде, чем вы решите, куда его вложить и где вы будете жить, вы должны увидеть Вайдекр и нашу деревню. Я не могу вообразить себя счастливой, если буду жить в другом месте. Но мы должны обдумать все вместе. Было бы несправедливо принудить вас провести всю вашу жизнь в Вайдекре, так же как было бы несправедливо, если бы меня заставили жить в городе и не позволили вернуться домой.

Джеймс протянул свободную руку над столом в утрированном жесте уличного торговца.

— По рукам, — сказал он. — И помните о моем предложении. Отец называет меня радикалом и якобинцем, но я с этим не согласен. Я всего лишь хотел бы следовать примеру Франции, но идти при этом разумным, английским путем. Создать здесь новое общество, как они пытаются создать его там. И я мечтаю делать это рука об руку с вами, поскольку очень люблю вас, особенно после того дня, когла вы обвинили владелицу шикарного магазина в том, что она ничуть не лучше содержательницы публичного дома. Всю жизнь я был бунтовщиком и хотел бы претворять свои идеи в жизнь, не принося никому зла и не нарушая установленного порядка вещей.

— Да, — счастливо согласилась я, и мое сердце подпрыгнуло при мысли, что именно в Экре начнется счастливая жизнь, в которой не будет ни хозяев, ни сквайров, а будем мы: Джеймс, я, наши дети. И рядом будут жить Клари Денч, Мэтью Мерри, их дети и все дети деревни. И все мы станем просто соседями.

— Если бы вы двое держались за руки над столом так же успешно, как вы это делаете под ним, то я могла бы не ощущать свое присутствие чем-то излишним, — сухо заметила Марианна, и мы отпустили руки и рассмеялись, как напроказившие дети.

— Твое присутствие совершенно не лишне, — возразил Джеймс и, подойдя к окну, поцеловал сестру. — Во всяком случае, ты очень украшаешь наше общество. Расскажи нам, пожалуйста, что говорил сегодня доктор Филлипс, — попросил он, усаживаясь рядом и забирая у нее газету. — Джулия собирается к нему завтра и намерена сообщить ему, что отказывается от дальнейших визитов. Во-первых, ее ждут дома, а во-вторых, после того как она прекрасно себя чувствовала без его присмотра эти дни, я пытаюсь убедить ее, что она не только здорова, как любой человек в мире, но еще и здоровее многих.

Марианна лукаво улыбнулась мне.

— Если не считать вашего странного увлечения моим братом, то я согласна с этим. — Затем ее лицо погрустнело. — Доктор Филлипс очень старается помочь мне с моим недугом. Ему нельзя отказать в добросовестности, но несмотря на это, я бы очень хотела, чтобы он оставил все по-прежнему. Если бы я оказалась на необитаемом острове, то, проголодавшись, я стала бы есть как нормальные люди. Все это только потому, что меня вечно стараются накормить, и когда я отказываюсь, то все смотрят на меня и спорят со мной. С тех пор как я посещаю доктора Филлипса и мама всем рассказала про меня, мне стало еще хуже.

— Когда мы поженимся и устроим райские кущи в самом сердце Суссекса, ты приедешь к нам и мы вообще не станем тебя кормить, — любовно пообещал Джеймс. — Совсем не будем кормить целыми днями, пока ты не станешь мечтать о кусочке черствого хлеба как о лакомстве. И никто не станет там смотреть на тебя или задавать вопросы.

Мариана вздохнула:

— Я с нетерпением ожидаю возможности стать вашим первым гостем, но не слишком ли ты торопишь события, Джеймс. Помолвка еще даже не объявлена, и я уверена, что Джулия еще ничего не рассказала маме.

— Я просто не могу сейчас это сделать, — ответила я. — Она все еще так больна и слаба, что я не хочу волновать ее. Мама сразу же начнет планировать приемы и наряды. Ей необходимо как следует набраться сил перед тем, как начать такую кампанию.

— И поэтому тебе приходится присматривать за нами, — вставил Джеймс. — Не найдешь ли ты завтра время пойти с Джулией к доктору Филлипсу? После обеда мы отправляем экрских нищих детей домой, и Джулия сначала хотела бы побывать у него.

Марианна согласилась сопровождать меня к доктору, а потом отправиться вместе со мной в гостиницу посмотреть на отъезд экрской четверки.

— Может быть, вы бы хотели, чтобы я пошел с вами к доктору? — тихо поинтересовался у меня Джеймс при прощании, пока Марианна медленно завязывала ленты своей шляпки перед зеркалом в холле.

Я заколебалась. Был большой соблазн согласиться и принять его помощь. Но я помнила свой крупный успех в модном магазине миссис Вилльямс и стремилась повторить его.

— Нет, — отказалась я. — Завтра и так много дел. Лучше мы встретимся прямо в гостинице, когда я освобожусь от ярма власти доктора. Я постараюсь по возможности вежливее отказаться от его услуг. Это будет справедливо, ведь он так много уделял мне внимания, делая все, что в его силах, чтобы помочь мне. Я, конечно, немного трушу, но не думаю, что это будет хуже, чем у миссис Вилльямс. Хуже не может быть ничего.

— Да, и я тогда вам здорово помог, — воскликнул Джеймс и, взяв обе мои руки, поцеловал одну из них, а другую прижал к щеке. — Думайте, пожалуйста, обо мне до завтра. Я совсем не могу спать из-за мыслей о вас.

Поцеловав меня быстро в губы, он выпрямился и скорыми шагами вышел в холл, подхватил Марианну, и они ушли.

— До завтра, у доктора! — крикнула на прощанье Марианна уже со ступенек. — Не опаздывайте.

И я действительно не опоздала, так как, вылетев из дверей ровно в девять, бежала всю дорогу. И успела прийти раньше Марианны. Когда надутый лакей ввел нас в гостиную и мы напоминали себе двух мух, пойманных толстым пауком, было всего лишь пять минут десятого.

Марианна уселась в кресле у окна, там, где обычно сидела моя мама, а доктор Филлипс поманил меня к креслу у камина. Я осталась стоять.

— Я пришла поблагодарить вас за все, что вы сделали для меня, и попрощаться с вами, — начала я. — Моя мама неважно себя чувствует, и, как только она поправится, я хотела бы увезти ее домой. Меня зовут туда дела.

Доктор Филлипс прекратил неторопливо прохаживаться позади массивного письменного стола и, скрестив на груди руки, уставился на меня.

— Пвинятое вами вешение не кажется мне вазумным, — заговорил он мягко. — Оно совевшенно нева-зумно. Вы посоветовались с вашей мамой? Нет? Вы написали вашему дяде? Нет? — Тут он снисходительно улыбнулся мне. — Такие вещи лучше всего делать, обсудив их либо с водителями, либо с опекунами. Когда вы пвишли ко мне, вы ствадали от целого вяда галлюцинаций. Тепевь я счастлив сообщить, что дело пошло на лад. Думаю, что у вас не было больше подобных снов и видений с тех нов, как вы стали посещать меня? И ничто больше не поет в вашей голове? — Тут он одобрительно кивнул самому себе. — Мы достигли значительного пвогвесса. Надеюсь, что вы пвидете сюда опять, когда ваша мама попвавится, и мы станем пво-должать столь успешно начатое лечение.

— Нет! — спокойно возразила я. Это оказалось гораздо хуже, чем в магазине, потому что я не чувствовала гнева, охватившего меня тогда. — Нет, — повторила я. — Я не приду сюда больше и скажу вам почему. — Мои руки дрожали, и я спрятала их в муфту, чтобы доктор Филлипс не увидел этого. — Вы ожидали, что мои сны прекратятся, а вместе с ними прекратятся и видения, посещавшие меня. Но если бы вы преуспели в этом, я не была бы больше Джулией Лейси, я была бы кем-то совсем другим. И я не уверена, что стремлюсь к этому. А также не уверена, что вы отдаете себе отчет, в чем тут дело. Вы думали, что перед вами глупенькая девушка, страдающая галлюцинациями. Я же считаю, что я — человек, наделенный особым даром, если хотите, опытом предшествующего поколения. И я сопротивляюсь тому, что вы пытаетесь лишить меня его, так же как я сопротивлялась бы тому, кто пытался бы лишить меня денег.

— Что-нибудь пвоизошло? — задал точный вопрос доктор.

— Да, — честно ответила я. — В одном из факельщиков Бата я узнала мальчишку из Экра, одного из тех, которых забрали оттуда десять лет назад и кого я никогда прежде не видела. Я услышала голос, который говорил мне: «Забери его, забери его домой». И я действительно собираюсь увезти его к себе.

Доктор Филлипс не шевельнулся, но глаза его заблестели острее.

— И вы считаете это очевидным доказательством того, что называется втовым звением? — спросил он.

У меня вырвался легкий смешок, и я пожала плечами.

— Не знаю! Мне безразлично, как это называется. Это для меня так же естественно как видеть цвет неба или слышать звуки музыки. И я не позволю лишать меня этого только потому, что другие не знают, что это такое.

Доктор Филлипс кивнул и поднялся на ноги.

— Очень ховошо, — согласился он. — Но позвольте мне пведупведить вас. Может быть, вас и посещают таинственные видения, но нельзя быть обычной леди и иметь галлюцинации. Вы должны следовать условностям света и его законам.

— Хорошо, — сказала я. — Благодарю вас.

Тут Марианна шагнула вперед и стала рядом со мной.

— Я тоже пришла попрощаться с вами, — тихо произнесла она. Я увидела, что ее лицо побледнело, но не утратило выражения решимости. — Благодарю вас за работу, которую вы провели со мной. Но я хотела бы иметь возможность сама обдумать, что со мной происходит.

Доктор Филлипс грузно опустился на стул и воззрился на нас обеих.

— Вся моя система покоится на том, что пациент обдумывает пвоисходящее в его голове.

— В моей голове ничего необычного не происходит, — храбро продолжала Марианна. — Мои проблемы заключаются в том, что моя мама несчастна и папа плохо с ней обращается. А единственное время, когда мы видим его, — это за столом. И происходящее меня так расстраивает, что я не могу есть. Но мой отец платит вам гонорар, и поэтому вы никогда не хотели принимать такое простое объяснение. Я это прекрасно понимаю, но это не причина для меня признавать свою несуществующую вину и считать себя виновной в неудачном супружестве моих родителей. Я не ем дома потому, что там я несчастна. А несчастна я потому, что отец несправедлив к маме и они выбрали обеденное время для сведения своих счетов. И больше я не стану, сидя в этом кресле, жаловаться, плакать и обвинять себя во всем.

— Да, да, — проговорила и я. Мне хотелось закричать «ура!» и подбросить в воздух мою шляпку.

Доктор Филипс опять встал во весь рост и без удовольствия посмотрел на нас.

— Если таковы новые вадикальные женщины, то не могу сказать, что мне они по душе, — хмуро проговорил он. — Передайте вашим мамам, что я вышлю им счета по почте и что я, а не вы, медам, решил пвеввать наши дискуссии. Вы обе мне чвезвычайно непвиятны.

Я проглотила колкий ответ, просившийся мне на язык, и присела в почтительном реверансе. Затем мы с Марианной оставили этот дом и быстрым шагом пошли к гостинице. И, только завернув за угол, мы начали хохотать, прыгать и поздравлять самих себя с освобождением.

Дети из Экра находились в восторженной спешке сборов в дорогу. Все их новые приобретения, сделанные благодаря заботам Джеймса, уместились бы в одной небольшой коробке, но бес частной собственности уже попутал их и наделил каждого отдельной поклажей. Нат приобрел почти нормальный цвет лица, за исключением странных черных кругов вокруг глаз. В своем новом костюме он выглядел очень мило. Рози Денч была все еще бледненькая и тоненькая, но болячки вокруг рта исчезли, и она совсем не кашляла. Джимми Дарт суетился вокруг них, хлопотливый, как воробей. Я бы не узнала в них ту обреченную четверку в страшной грязной комнате. Но я не видела Джули.

— Она не поедет, — объяснил Джимми, и его лицо потеряло радостное выражение. — Она не поедет с нами. Сейчас она сидит у себя и даже не хочет выйти к обеду. Мы сами только что узнали о ее решении.

Я огляделась в поисках Джеймса.

— Пусть ее, — мягко сказал он. — Она не может оставить свою торговлю, к тому же ей не обойтись без спиртного.

— Торговля? — непонимающе переспросила я. — Я понятия не имела, что она работает. Что это за торговля?

Джеймс поморщился.

— Джулия, оставьте это. Я все объясню позже. Она не хочет оставлять Бат, вот и все.

— Нет, — решительно возразила я. — Она — дитя Экра, и мой долг — знать, что с ней происходит. — Игнорируя его протесты, я взбежала вверх по лестнице.

Джули лежала на кровати лицом к стене, полностью одетая. Окно было закрыто, но с улицы доносился шум подъезжающих дилижансов и крики кучеров.

— Джули? — осторожно позвала я.

Она резко повернулась ко мне, и я увидела, что ее глаза такие же красные, как нарумяненные щеки. Она плакала.

— А, это вы, — уронила она.

— Отправляйся в Экр вместе с остальными, — сказала я. — Ты еще успеешь, дилижанс прибудет только в два. Поезжай домой, Джули.

Она села и прислонилась к стене, ее глаза казались осколками экрского камня.

— Я не могу, — был краткий ответ.

— Почему? — переспросила я. — У тебя какие-то проблемы?

— Нет.

— В чем же тогда дело? Почему ты не хочешь ехать домой?

Раздался тихий стук, и в дверях возник Джеймс.

— Спросите лучше у него! — раздраженно выкрикнула Джули. — Спросите-ка его, не спрашивайте у меня. Вы, очаровательная мисс Джулия Лейси, из тех, на которых женятся богатые мужчины. И не просите меня объяснять это вам! Спросите вашего жениха! Поинтересуйтесь у него, куда ходят такие молодые люди, как он, и сколько им это стоит!

Я повернулась к Джеймсу.

— Что все это значит? — я не могла доискаться смысла ее слов.

Его лицо было печальным.

— А ты не можешь бросить все это, забыть и начать в Экре все сначала? — обратился он к ней.

Лицо Джули горело горечью.

— Это единственное, что я умею, — хрипло ответила она. — Маленькая принцесса мисс Лейси позволит мне практиковаться в этом занятии в Экре? И будут ли у меня там клиенты?

— В каком занятии, Джули? — я просто задыхалась и чувствовала, что ее злоба особенно сосредоточена на мне. А между Джеймсом и ею словно бы существовало какое-то взаимное понимание, и это окончательно сбивало меня с толку.

— Маленькая дурочка, — бросила она. И кивнула Джеймсу: — Расскажите ей.

Я повернулась к нему, его глаза светились печалью.

— Она — проститутка. Шлюха.

— Да, именно так я и называюсь, — это заговорила Джули. — Я — уличная девка и продаю свое тело мужчинам. Я делала это, когда мы работали на фабрике, для того чтобы у детей был хлеб. Впервые я сделала это, когда мне было одиннадцать лет. Это было так больно, и я возненавидела это занятие. Но с тех пор я все время этим занимаюсь и научилась выносить это. Иногда я даже нахожу в этом удовольствие. Для меня это единственный способ заработать деньги на хлеб и джин. Если бы я не продавала свое тело — о! снова и снова! — во время нашего пути из Манчестера сюда, когда дети голодали, я потеряла бы их всех, так же как мы потеряли маленькую Салли. Так что теперь можете забрать их домой и оберегать их там. Я же не вернусь туда. Экр — больше не дом для меня. Мне необходим джин и мужчины, которые платят за удовольствие. Я погибла, Джулия Лейси. И хотя я ношу ваше имя, нас разделяет пропасть не меньшая, чем если бы я была рабыней на плантациях.

Моя голова гудела.

— Я ничего не знала, — сказала я Джули, хотя понимала, что это никудышное оправдание. — Я не знала, что такие вещи случаются с такими юными девушками, как ты.

Она издала грубый смешок.

— Тем не менее они случаются. И это такие шлюхи, как я, делают для вас возможным сохранять невинность до свадьбы. Сколько лет этому вашему молодому человеку? Думаете, он невинен? Вы — глупы, Джулия Лейси! У него были десятки женщин. И они были такие же шлюхи, как я! И именно поэтому он может гулять, танцевать, ухаживать за вами и ожидать свадьбы хоть целый год. Разве это не так?

Я обернулась к Джеймсу.

— У вас действительно были женщины? — мой голос прозвучал странно, словно я была тем глупым ребенком, которым они меня считали.

— Да, — сказал он. — Это правда, и я не отрицаю этого. Мне двадцать четыре года, я взрослый человек со своими желаниями, и у меня, конечно, были женщины. Все они были шлюхи. Но я никогда не обижал их и оставлял им значительно больше денег, чем они просили. А что, по-вашему, я должен был делать?

Я заколебалась.

Несчастная девушка, продававшая свое тело подобно куску мяса, переводила свои обвиняющие глаза с одного из нас на другого. И я видела, что человек, которого я любила, был одним из богатых — так же как и я. Он привык получать удовольствия или же удовлетворять свои потребности, никогда не расплачиваясь за это ничем, кроме денег.

— Не знаю, — только и смогла ответить я.

Рожок дилижанса за окном пронзительно свистнул, призывая пассажиров занять свои места. Это напомнило мне о небходимости принять немедленное решение.

— Отправляйся в Экр, — обратилась я к Джули снова.

Она улеглась обратно и отвернулась к стене.

— Нет, — проронила она. И в ее голосе прозвучала протяжная нотка суссекского выговора. — Со мной кончено. Пусть дети едут, и, пожалуйста, найдите для них работу и дом. Для меня уже слишком поздно. Меня погубили Лейси, потом — мельница, дешевый джин, отсутствие работы. Все кончено. Я не хочу видеть вас больше.

Я медленно шагнула к ней и положила руку на плечо Джули. Она сбросила ее так резко, будто я была нищей попрошайкой.

— Если бы меня могло тронуть такое прикосновение, то я утонула бы в слезах, — хрипло сказала она. — Выйдите отсюда, Джулия Лейси, и уведите своего молодого человека. Или оставьте его здесь. Сегодня у меня есть только один шиллинг.

Я открыла сумочку и высыпала все деньги, которые там оказались, на ее постель. Затем, не глянув на Джеймса, я прошла мимо него к двери и вышла.

Мне было нелегко улыбаться и прощаться с детьми, и обещать им, что заказанный дилижанс придет за ними в два часа пополудни, и что мы непременно встретимся в Экре всего через несколько дней. Думаю, мне удалось обмануть их своими улыбками. Но не Марианну.

— Что случилось? — спросила она, когда мы вместе вышли из гостиницы.

— Ничего, — ответила я. — Просто Джули отказалась ехать и расстроила меня. Мне пора к маме, я, пожалуй, найму портшез.

Едва я повернулась, Джеймс оказался у моего локтя.

— Джулия, — обратился он ко мне.

Я молча смотрела на него.

— Я надеюсь, что вы не думаете обо мне слишком плохо, — смущенно начал он. — Это правда, что джентльмены ходят к таким женщинам и что я из их числа. Вы сами достаточно взрослая, чтобы понять, что в нашей жизни все принадлежит тем, кто сумеет предложить лучшую цену. Все в мире продается. Даже маленькие девочки. — Его глаза изучали мое лицо. — Вы разочарованы во мне, — понял он.

— Да, разочарована, — и внезапно я разразилась потоком слов. — Я думала, что вы не такой, как все. Что вы не из тех, кто плохо обращается с бедными. Деньги нельзя назвать справедливой ценой за наслаждение женским телом. Этим не заплатить за падение и гибель женщин, а вы способствовали этому. И ни одна из них не сможет никогда вернуться домой, так же как Джули. И никогда не выйдет замуж, так же как она. Я не думала, что вы — часть этого мира.

Джеймс криво усмехнулся.

— Я не герой, Джулия, увы. Я обычный человек, боюсь, что самый обычный. И вы не должны ставить меня очень высоко, так же как и кого-нибудь другого. Я не лучше, чем наше время.

— Очень мило, таким и оставайтесь, — гневно сказала я. — Я и не думала, что вы герой, но надеялась, что вы особенный человек. А теперь… — я не могла продолжать, мое горло сжимали слезы. — Все испорчено, — сказала я жалобно, как ребенок.

Джеймс обнял меня за талию и повел к портшезу.

— Не говорите так, — тихо попросил он. — Я не верю, что вы на самом деле так думаете, но это ужасно огорчает меня. Я не могу слышать от вас таких слов.

— У меня просто голова идет кругом, — ответила я. — Не знаю, что и думать. Я пойду домой и напишу вам потом.

Он несколько натянуто поклонился мне, будто мы были чужими, и вернулся к Марианне. Она болтала и смеялась, и я увидела, что Джеймс делает над собой усилие, чтобы вслушаться в ее слова. Проходя мимо моего портшеза, она весело помахала мне, но Джеймс только глянул в мою сторону. Но смотрел он на меня так, будто я была кораблем в гавани, уплывающим от него.

Я задернула полог портшеза и закрыла лицо руками. Я не плакала. Я только выдыхала мое разочарование, мою любовь и тоску в теплые ладони и удивлялась, что мир, созданный нами, богатыми и знатными людьми, для себя, дарит нам так мало радости.