-- ...исполняет артистка Римма Голикова.
      -- Римма?
      Поддубный вскочил с кровати. Летчики удивленно переглянулись -- что с майором? Никому и в голову не пришло, как много значило когда-то для их майора это имя.
      Римма Голикова... Наконец-то он услышал ее по радио... Услышал среди песков далекой пустыни...
      Глава седьмая
      После партийного собрания полковник Слива рассмотрел оба варианта предстоящего полета на предельную дальность. Недолго думая, он перечеркнул вариант Гришина и утвердил вариант Дроздова.
      Гришин безропотно встретил это решение командира и с тихой покорностью принялся за выполнение его указаний относительно предварительной подготовки.
      -- Пусть будет по-вашему, -- сказал он Дроздову, прибыв к нему в эскадрилью. Здороваясь, он подал комэску руку в знак того, что, дескать, отнюдь не обижается на критику на собрании.
      Да, собрание сильно подействовало на Гришина. Еще бы! Ведь никто из коммунистов не поддержал его, если не считать инженера Жбанова.
      Накануне дня предварительной подготовки замполит Горбунов собрал членов партийного бюро полка и попросил вместе с ними к себе в кабинет майора Поддубного.
      -- Вот что, товарищи, -- сказал замполит, обращаясь к присутствующим. -- Мы сообща, всей партийной организацией, отвоевали полет за Каспий. Теперь мы должны позаботиться о том, чтобы он прошел, как говорится, без сучка, без задоринки. В случае какой-либо неудачи Гришин обязательно подумает, что он один был прав, а вся партийная организация ошиблась. Я веду это к тому, чтобы оказать нашу партийную помощь командиру эскадрильи майору Дроздову. Прошу по этому поводу высказаться.
      -- Разрешите мне, -- поднялся Поддубный. -- Неплохо было бы найти в полку летчика, знакомого с аэродромом, на котором предстоит совершить посадку.
      -- Есть такой летчик! -- отозвался капитан Марков, который был членом партийного бюро и присутствовал здесь. -- Я садился дважды на том аэродроме, один раз ночью.
      -- Вот и отлично! -- обрадовался Поддубный. -- Я хоть и не член бюро, но предлагаю, чтобы капитан Марков провел беседу с летчиками первой эскадрильи, рассказал им об особенностях аэродрома посадки, о подходах к нему, о прилегающей местности, ориентирах и тому подобном...
      -- Нет, нет, товарищи, -- запротестовал Марков. -- У меня ведь своя эскадрилья, свои летчики.
      -- Ну и что же?
      -- Да чего ради я пойду в чужую эскадрилью?
      Замполит поднял руку, требуя прекратить шум.
      -- Вопрос ясен: я думаю, что не будет возражений против предложения коммуниста Поддубного, -- сказал замполит, обводя взглядом членов бюро.
      -- Да нет же, товарищи, право, неудобно... -- возражал Марков, вытирая мокрое лицо платком.
      -- А почему неудобно? -- пожал плечами замполит. -- Выступите с беседой как коммунист, выполняя партийное поручение.
      -- Правильно! -- поддержали члены бюро.
      -- Ну, как хотите, -- сдался наконец капитан Марков и повернулся к Поддубному: -- Сам вызвался, выходит.
      -- Ничего, ничего. За дело надо браться сообща.
      Члены бюро внесли еще ряд предложений по оказанию помощи командиру эскадрильи в подготовке людей и техники к столь ответственному полету и разошлись.
      А на второй день замполит Горбунов и секретарь партбюро Донцов проверяли, как выполняются решения бюро. Донцов засучив рукава лазил по самолетам, заглядывая в открытые люки, помогая механикам осматривать и проверять спецоборудование.
      Майор Гришин тоже находился в первой эскадрильи и тоже осуществлял контроль за ходом предварительной подготовки. Он, казалось, из противника превратился в ревностного сторонника проложенного маршрута. Но когда утром, уже в день вылета, поступила метеосводка, в которой сообщалось, что в районе Каспийского моря восьмибалльная облачность, верхний край которой достигает десяти тысяч метров, Гришин насторожился.
      -- Рискованно все же, -- сказал он, когда полковник Слива поинтересовался его мнением. -- Сейчас облачность достигает десяти тысяч, а через полчаса, возможно, поднимется еще выше. Пересекать море под облаками опасно, ведь по ту сторону -- горы. Лететь над облаками, почти в стратосфере, -- тоже весьма рискованно. Смотрите, Семен Петрович, чтобы не пришлось кому-нибудь из летчиков нырнуть в волны.
      Полковник нервно задвигал усами.
      -- В нашем летном деле, Алексей Александрович, без риска не бывает. А разве не подвергал себя риску генерал Щукин, летая ночью над песками? Однако летал. Да и я вот уже четверть века летаю... Волков бояться -- в лес не ходить...
      -- Если так, то почему же вас интересует мое мнение? -- Гришин нахмурил брови.
      -- Вы ведь штурман! -- вспылил полковник.
      -- Можете поставить вопрос, чтобы меня сняли с должности.
      -- Поставлю, когда найду нужным.
      -- Благодарю за откровенность. Но сейчас я официально докладываю вам, что снимаю с себя всякую ответственность за данный полет. Мое решение твердое и окончательное.
      Столкнувшись с таким решительным заявлением своего заместителя, полковник еще раз лично проверил расчеты. Топлива хватало, но в обрез. Достаточно эскадрилье уклониться от маршрута -- и летчики попадут в тяжелое положение. Об этом он предупредил Дроздова.
      -- Не уклонимся! -- заверил тот.
      -- Я в этом тоже уверен! -- поддержал Поддубный.
      Вылет эскадрильи намечался на семь утра.
      В половине седьмого, когда предполетная подготовка завершалась и летчики тренировались в кабинах самолетов, на СКП передали очередную метеосводку с борта самолета-бомбардировщика, который специально высылался на разведку погоды. Эта метеосводка подтверждала прежнюю.
      -- Все решено -- вылетаем, -- заключил полковник.
      Дроздов и Поддубный направились к стоянке самолетов.
      -- А полковник малость колеблется...
      -- Что ты хочешь -- дело ответственное...
      -- И Гришин нажимает.
      -- Недолго ему нажимать. Я его скоро окончательно сломаю. -- Поддубный похлопал друга по упругой жилистой спине.
      -- Ломай, Иван Васильевич, ломай! А мы поможем.
      Увидя двух майоров, направляющихся от СКП, летчики вылезли из кабин. В красных спасательных жилетах, в черных шлемофонах и перчатках, загорелые и обветренные, они выглядели фантастически.
      -- Вылет в семь, как и намечалось, -- сообщил майор Дроздов. -- В районе Каспийского моря почти сплошная облачность. Будем идти над облаками на высоте одиннадцать-двенадцать тысяч, а то и выше. На маршруте, как передают из штаба, нас будут атаковать истребители. В "бой" вступать запрещаю. Ясно?
      -- Ясно! -- хором ответили летчики.
      -- Вопросы будут?
      -- Нет.
      -- Запасные аэродромы всем известны?
      -- Всем!
      Майор Дроздов поглядел на ручные часы.
      -- По самолетам!
      Летчики бросились к своим машинам.
      Поддубный пожал Дроздову руку:
      -- Счастливого пути, Степан Михайлович!
      -- Привет Кавказу!
      -- Спасибо.
      Взлетала эскадрилья парами. За какие-нибудь пятнадцать минут самолеты взмыли в небо и, огибая аэродром, вереницей понеслись в северо-западном направлении. Вскоре они превратились в черные точки, а затем и вовсе растаяли в безграничном пространстве.
      Проводив эскадрилью, Поддубный поехал в авиационный городок, чтобы проверить работу по оборудованию класса тактики и воздушного боя.
      Эскадрилья приняла боевой порядок "клин". Замыкающая пара правого звена, которую вел старший лейтенант Телюков, летела чуть выше остальных. А весь строй напоминал лестницу, ступени которой поднимались все выше.
      Земля скрылась в дымке. Слева высился Копет-Даг. Серый, с вертикальными ущельями, опускавшимися до самого подножья, он лежал среди пустыни, словно огромный, с клочьями облезлой шерсти тигр. Дальше Копет-Даг разрывался. Промелькнули его последние остроконечные ответвления. Эскадрилья взяла вправо, и через несколько минут серую равнину сменила зеленовато-прозрачная гладь воды.
      Это был залив Кара-Богаз-Гол. За ним по курсу клубились облака.
      Все чаще появлялись истребители-перехватчики. Не встречая противодействия, они вели себя довольно нагло, лезли под самые хвосты, фотографируя самолеты своими фотопулеметами. Особенно часто атаки направлялись против замыкающей пары Телюкова. Завзятый летчик-истребитель Телюков не мог терпеть "противника" в хвосте и невероятным напряжением воли сдерживал себя от попытки совершить хотя бы одну контратаку.
      -- Выдержка, Телюков, выдержка! -- передавал майор Дроздов по радио, отлично зная натуру подчиненного.
      Разведчик погоды дал правильную сводку: пока что облака достигали десяти тысяч метров и только кое-где были немного выше. Высоту полета пришлось увеличить.
      Летя над землей на большой высоте, летчики почти не ощущали скорости. Теперь, благодаря близости облаков, напоминавших причудливое нагромождение горных кряжей, покрытых вечными снегами, это ощущение стало реальным, острым. А ощущение высоты, наоборот, уменьшилось. Только приборы, контролирующие полет, напоминали о том, что эскадрилья идет в стратосфере.
      Атаки не прекращались и над морем. Стрелками пронизывали перехватчики облачную толщу и все атаковали и атаковали эскадрилью. Опытный командир майор Дроздов видел среди атакующих и бывалых воздушных воинов и таких, которые только пробовали свои силы. Но уже одно то, что они пробивали облака над морем и выполняли атаку в стратосфере, говорило само за себя. Порой Дроздов, хотя у него не было оснований сомневаться в мастерстве своих летчиков, одолевала зависть.
      Пара старшего лейтенанта Телюкова начала вдруг отставать.
      -- Подтянуться! Как поняли? -- кодом радировал Дроздов.
      Ответа Телюков не дал.
      -- 89! Подтянуться! Я -- 45.
      Молчание.
      "Неужели отказало радио?" -- мелькнула мысль.
      -- Телюков, подтянуться! -- подал еще раз команду Дроздов, пренебрегая кодом.
      Ответа не последовало.
      "Что за черт! А не перевел ли он радиоаппаратуру на канал перехватчиков?"
      Предположение Дроздова подтвердилось. Телюков преспокойно вел переговоры с атаковавшими его летчиками.
      -- Эй вы, герои! -- дерзко кричал он. -- Молитесь аллаху, что нам не разрешено вступать в бой, а то я бы вам показал, где в Каспийском море раки зимуют.
      -- Гляди, чтобы сам не побывал там, вояка! -- столь же дерзко отвечал летчик, который, видимо был под стать Телюкову.
      -- Прекратить болтовню! -- резко оборвал Дроздов. -- Перейти на свой канал, 89! Чего какафонию разводите? Я -- 45!.
      Телюков замолчал.
      Майор Дроздов переключился на свой канал.
      -- Как слышите меня, 89?
      -- Я -- 89. Вас слышу отлично.
      -- Будете наказаны за нарушение радиодисциплины!
      -- А чего он лезет прямо под хвост самолета?
      -- Замолчите!
      Эскадрилья шла вперед и вперед.
      Облачность постепенно снижалась и редела. Сквозь образовавшиеся "окна" начали проступать черно-зеленые куски. Это уже был западный берег Каспия. Майор Дроздов установил связь с аэродромом посадки, узнал о посадочном курсе аэродрома, о направлении круга над ним и обо всем, что необходимо для посадки самолетов на "чужом" аэродроме.
      Спустя несколько минут эскадрилья приземлилась. Летчики пустыни любовались местностью, сплошь покрытой травами и лесами. Будто на иную планету попали.
      -- Рай. Ей-богу, рай! -- восхищался Телюков, оглядываясь вокруг. Туго прилегающая кислородная маска отпечатала на его щеках и переносице темно-красную дугу, казалось, что он ел арбуз...
      Класс тактики и воздушного боя приобретал вид довольно сложной и интересной лаборатории.
      Лейтенант Калашников заканчивал диораму воздушного боя. Техник-лейтенант Гречка с помощью двух младших авиационных специалистов цепляли к проволоке, протянутой под потолком, модели бомбардировщиков и истребителей. Модели воспроизводили разнообразные варианты атак и боевых порядков.
      Посреди класса стоял похожий на бильярд ящик. Это был макет района полетов с аэродромом, населенными пунктами, дорогами и другими наиболее характерными ориентирами. На стенах висели пока еще не заполненные витрины с объявлениями: "Что читать по тактике воздушного боя", "Учись метко стрелять", "Из истории авиации" и другие.
      Поддубный перелистывал страницы журнала "Вестник воздушного флота", подбирая нужные статьи.
      Вокруг лежала гнетущая тишина.
      -- Перед бурей, что ли? -- Гречка выглянул в окно. -- Ей-богу, ураган приближается! -- крикнул он.
      Поддубный насторожился -- ведь эскадрилья Дроздова недавно вылетела в обратный путь. Отложив журнал, он вышел во двор. Гречка не ошибся: с юго-востока к солнцу подползала черная туча.
      -- Закрыть окна! -- распорядился Поддубный. -- Афганец идет!
      Он выбежал на дорогу, надеясь встретить попутную машину. Туча уже заслонила солнце. Из ослепительно сияющего оно сразу превратилось в тусклый, кроваво-багровый диск. На землю опустились сумерки. Словно из жарко натопленной печи, дохнуло горячим воздухом. Задымили песчаные сугробы, запахло пылью.
      Ни одна машина, как назло, не показывалась. Но вот из-за коттеджа вынырнула "Победа". Поравнявшись с майором, Челматкин резко затормозил.
      -- На аэродром? -- спросил он.
      -- А вы где были?
      -- Начальника штаба привозил.
      -- Давай скорее!
      "Победа" мчалась с предельной скоростью.
      Движение воздуха усиливалось. Неразличимы стали очертания даже близлежащих барханов.
      Казалось, пустыню подожгли и она вот-вот вспыхнет сплошным пожарищем.
      -- Скорее, скорее! -- торопил майор шофера.
      -- Да уже и так восемьдесят километров.
      -- Давай!
      На стоянках суетились авиационные специалисты, пришвартовывали самолеты и увязывали веревками чехлы, чтобы их не сорвало ветром. Проскочив мимо стоянки, Челматкин пересек рулежную дорожку и резко затормозил у СКП. Поддубный выскочил из машины и наткнулся на Гришина.
      -- Видите! -- воскликнул тот, махнул рукой на будку СКП, где хлопал по ветру флаг Военно-Воздушных Сил и с бешеной скоростью кружились полушария аэрорумбометра. -- Буря! Ураган! Афганец! -- в голосе штурмана слышалось отчаяние.
      Полковник Слива стоял на своем месте. В одной руке он держал трубку микрофона, в другой -- трубку телефона. Неизменная люлька лежала на столике потухшая. Невозможно было понять, по радио или по телефону отдавал он приказы:
      -- Включить неоновый маяк!
      -- Прожекторы на старт!
      Расспросы излишни -- эскадрилья Дроздова не перенацелена на запасный аэродром, она должна сесть здесь, на своем аэродроме.
      -- Товарищ полковник, разрешите выехать с запасной радиостанцией на дальний привод, -- обратился Поддубный к командиру. -- Я буду нацеливать самолеты на посадочную полосу.
      -- Поезжайте.
      -- Есть!
      Спускаясь по ступенькам вниз, Поддубный слышал, как полковник информировал майора Дроздова по радио о том, что на дальний привод отбыл с радиостанцией его помощник.
      Запасная стартовая радиостанция стояла наготове, но шофера не было в кабине -- он побежал помогать авиационным специалистам; никогда еще не случалось, чтобы запасную радиостанцию гнали за пределы аэродрома. Майор Поддубный сам сел за руль. У него была только одна мысль: не застрять в дороге! Увидя завалы песка, он давал газ, разгонял машину, и она таранила колесами свежие песчаные сугробы. Радист колотил кулаком в будку, сигналя шоферу, чтобы тот ехал тише, а то попортит аппаратуру.
      Прошло несколько минут, и впереди показался маленький приземистый домик. Это и был дальний привод -- радиостанция, которая служит для привода самолетов на аэродром посадки в сложных метеорологических условиях.
      -- Пробуйте радиостанцию! -- распорядился Поддубный, выскакивая из кабины.
      Механик запустил двигатель.
      -- Действует! -- доложил радист спустя несколько минут.
      -- Связь с самолетами!
      -- Есть связь!
      -- 45! -- вызвал Поддубный Дроздова. -- Я -- 24 на дальнем приводе! Как слышимость?
      -- Я слышу вас отлично, -- спокойно радировал Дроздов. -- Включите стартовые огни.
      -- Уже включили, -- вмешался в переговоры полковник Слива.
      -- Я -- 45 над вами. -- передал Дроздов.
      -- Я -- 24. Вас вижу.
      -- Я вижу неоновый маяк.
      Поддубный пристально вглядывался в небо и неожиданно сквозь тусклую мглу обнаружил бортовые огни самолета.
      -- Я -- дальний привод. Вижу огни самолета.
      -- Вижу стартовые огни, -- передал Дроздов, идущий уже где-то над ближним приводом.
      Полковник передал дополнительную информацию о силе и направлении ветра.
      В воздухе проплывали бортовые огни очередного самолета. Следом пошел третий, четвертый... Поддубный следил за ними и корректировал:
      -- Полоса правее.
      -- Немного левее.
      -- Вот так.
      Старший лейтенант Телюков пропустил вперед своего ведомого и выполнял посадку последним.
      -- За меня не беспокойтесь. Мне все видно.
      -- Хватит бахвалиться, следите за огнями, -- предостерегал его Поддубный. -- Чуть левее. Вот так. Прошли дальний привод.
      Так с помощью системы слепой посадки и двух радиостанций, поддерживающих связь с самолетами, а также благодаря прожекторам, освещавшим взлетно-посадочную полосу, эскадрилье удалось благополучно приземлиться.
      -- Молодцы! Я вами горжусь! -- говорил растроганный полковник, обращаясь к летчикам. Он обнял майора Дроздова и расцеловал его. Расцеловал он и майора Поддубного, как только тот прибыл. Все торжествовали победу. Один майор Гришин стоял в стороне. Не то чтобы он сожалел, что все обошлось так гладко. Нет, он, конечно, не хотел неприятностей. Он искренне переживал за полк и беспокоился о людях. Просто Гришин никак не мог прийти в себя после всего, что произошло. Ему все еще казалось, что только чистая случайность помогла обойтись без жертв.
      Майор Дроздов взял Поддубного под руку.
      -- А здорово ты придумал с радиостанцией. Мне кажется, что вообще не мешало бы каждый раз назначать помощника руководителя полетов на дальнем приводе, особенно при ночных полетах, и иметь там постоянную радиостанцию.
      -- Я и сам убедился, что это стоящая идея. Не знаю, как она в такой ответственный момент пришла на ум...
      -- О, у тебя голова на плечах, Иван Васильевич! -- вырвалось у Дроздова.
      -- Будет тебе!
      -- Ей-богу. Ты мне верь как другу. Кстати, поехали ко мне. Вера Иосифовна приготовила нам ванну. Согласен?
      -- Согласен.
      Черная буря неистовствовала, стонала и завывала на все лады.
      Вера Иосифовна затворила ставни и завесила окна мокрыми простынями, чтобы в комнату не проникала пыль. Включив свет и вентиляторы, она принялась дошивать Поддубному белый китель. Портного в гарнизоне не было, и она вызвалась сшить китель.
      -- Ты уж, Верочка, постарайся, -- просил жену майор.
      -- Попытаюсь. Что-нибудь да получится.
      Жила семья Дроздовых в мире и согласии. Вера Иосифовна -- солдат периода войны, авиационный оружейник по специальности -- стала верной женой летчика, самолет которого обслуживала на фронте. На фронте они и поженились. В один из нелетных дней отпраздновали свадьбу всем полком; Семен Петрович, тогда еще подполковник, был посаженым отцом. Свадьба прошла по всем правилам -- за столом произносились тосты, гости кричали "горько", смущенные молодожены покорно целовались.
      Находились скептики, которые не верили, что создается крепкая, дружная семья. "Поживут немного, да и разойдутся", -- утверждали они. Но летчик и оружейница-солдат зажили дружно, хорошо, крепко полюбив друг друга. Правда, иной раз не обходилось и без ссор и споров -- в семье всякое бывает. Нет-нет да и теперь поругаются. Большей частью по вине Веры Иосифовны. Портил ее один недостаток: любила позлословить с соседками. Разведет сплетни, Дроздов узнает и отругает ее. Выплачется Вера Иосифовна, притихнет на время, а потом снова за свое.
      Последний неприятный разговор произошел между супругами по поводу Поддубного.
      -- Говорят, что Иван Васильевич повадился к Жбановой.
      -- Говорят... А ты и уши развесила?
      -- Что ж прикажешь -- заложить их ватой?
      -- По крайней мере, язык держать за зубами.
      Вера Иосифовна вела свое:
      -- Чудак Иван Васильевич, не знает, что дочь полковника любит его.
      -- Да ты-то откуда об этом знаешь? -- искренне удивился Дроздов.
      -- Знаю!
      -- Ой, Вера, когда ты перестанешь разводить сплетни?
      -- А я и не думаю их разводить. Просто считаю, что Лиля как раз ему пара.
      -- Не вмешивайся, Вера, не в свое дело!
      Вера Иосифовна знала, что ее муж вылетел сегодня, но не сомневалась, что его посадили где-нибудь на другом аэродроме. Утихомирится буря, и летчики прилетят. Так бывало не раз.
      Вовка -- семилетний сынишка Дроздовых -- такой же худощавый, как отец, с непокорным вихорком на крутом лбу, устроился на полу и оклеивал бумагой каркас самолета, который смастерил ему отец. Работа захватила мальчика. Вовка родился и рос в авиационном городке. Мальчик был твердо убежден, что каждый человек, если он так же смел, как его папа, должен летать, и он, Вовка, тоже, конечно, будет летать. Ему, собственно, не привыкать -- он уже дважды летал к бабушке в гости. Не на настоящем, не на реактивном, а на пассажирском, винтомоторном самолете, но все же летал и тучи видел близко -рукой подать. И вовсе не страшно. Некоторых пассажиров в самолете тошнило, даже маме было плохо, а Вовка -- вдвоем с папой -- держались героями.
      Хлестал в ставни песок, гудели вентиляторы, мерно стучала швейная машинка. И вдруг в эти звуки вплелся еще какой-то гул. Вера Иосифовна прислушалась. Гул нарастал. Так и есть -- самолеты... Неужели Степан со своими летчиками?
      Вера Иосифовна накинула на плечи плащ, надела очки-консервы и вышла на крыльцо. В лицо ударил колючий песок. Самолеты гудели над аэродромом -видимо, не могли приземлиться...
      Веру Иосифовну охватил страх. Сбежав с крыльца, она помчалась к коттеджу полковника, чтобы позвонить по домашнему телефону на аэродром. Вернулась минут через десять, узнав, что самолеты благополучно приземлились.
      Вовки на прежнем месте не оказалось.
      -- Вовка, где ты?
      Она заглянула под кровать, в ванну.
      -- Где ты, Вова?
      Молчание.
      Вера Иосифовна выбежала на крыльцо:
      -- Во-ва! Во-о-ва!
      Порывистый ветер подхватывал слова и как бы глушил их.
      -- Во-ва! -- в отчаянии закричала вконец испуганная женщина.
      Вовка, оказывается, решил испытать свой самолет. Он вышел из дому и запустил его, а буря закрутила, завертела и понесла. Мальчик побежал за самолетом, прикрывая глаза руками, ничего не видя, ничего не соображая. Вскоре он очутился на берегу высохшей речки. Ветер свалил с ног, покатил вниз. Мальчик с трудом поднялся и тут же упал снова.
      Кто знает, чем бы окончилась эта история, если бы на ребенка случайно не наткнулся лейтенант Байрачный. Увидя мальчика, он подхватил его на руки.
      -- Ты чей будешь и как сюда попал?
      -- Самолет, -- хныкал Вовка.
      -- Какой самолет? Домой надо, а то пропадешь...
      Вовка свое:
      -- Самолет, где мой самолет?
      -- Ну, брат, шалишь! Я тебя уже не выпущу.
      -- Где самолет? -- отчаянно заревел Вовка, яростно сопротивляясь и норовя укусить в руку непрошеного спасителя.
      -- Ишь, бедовый какой! Вот я матери расскажу...
      -- Где самолет? -- ревел Вовка, выплевывая песок.
      Байрачный принес упиравшегося мальчишку домой. Вера Иосифовна нашлепала сына и повернула заплаканное лицо к Байрачному.
      -- Спасибо вам, лейтенант, большое спасибо! Вот разбойник! Не успела отвернуться, как он выскочил во двор. Так бы и замело его песком, не будь вас... Спасибо!
      Байрачный, передав матери сына, пошел своей дорогой.
      Наконец приехали Дроздов и Поддубный. Вера Иосифовна в это время купала все еще хныкающего сына.
      -- Упустил свой самолет и погнался за ним, -- рассказывала она мужу. -Счастье, что его обнаружил лейтенант Байрачный и принес домой. Так он, Вовка, чуть руки ему не искусал. Вот разбойник!
      Майор Дроздов нежно любил сына, гордился им.
      -- Если так, Вова, -- сказал он, -- значит, никогда больше я не буду мастерить тебе самолеты.
      -- Я и сам смастерю, -- буркнул мальчик, косо поглядывая из ванны.
      -- Не сумеешь!
      -- А вот и сумею!
      -- Приготовь, Вера, и для нас ванну, -- обратился Дроздов к жене. -Вся голова в песке, и в ушах полно, и на зубах трещит...
      -- Я сейчас, -- ответила Вера Иосифовна и вышла из комнаты.
      Пока мужчины мылись, она вшила рукава. Оставалось прострочить их, и китель готов.
      -- А ну-ка, идите сюда, Иван Васильевич, примерим, посмотрим, что у нас получилось, -- окликнула его Вера Иосифовна.
      Поддубный осторожно, чтобы не разорвать швы, надел китель. Подвигал плечами, прошелся по комнате.
      -- По-моему, хорошо, Вера Иосифовна. Придется, видно, покупать духи!
      -- Уж я так старалась, так старалась. Вот только не знаю, к радости или к печали сшила я вам китель. Она и без того пропадает...
      -- О чем вы, Вера Иосифовна?
      -- Не о чем, а о ком. Да вы будто не знаете? Вот какой. А ну, застегните воротник.
      -- Я не знаю.
      -- Сказать?
      -- Скажите.
      Вера Иосифовна с опаской посмотрела на дверь в соседнюю комнату -- как бы не услышал муж. Но тот был занят сыном.
      -- Про Лилю я, Иван Васильевич. Очень она хорошая девушка.
      -- Ого! Оказывается, обо мне уже слушок пошел... Ну, ну, я вас слушаю.
      Вера Иосифовна сделала вид, что рассердилась, нахмурила брови.
      -- Не слушок, а разговоры...
      -- В общем -- перемывают косточки.
      -- Нет, Иван Васильевич... Я серьезно. Скажите прямо, по-дружески: до каких пор будете холостяком ходить? Я от души посоветовала бы вам приглядеться к Лиле. Ее здесь все любят. Она чудесная девушка и на поре к тому же...
      -- Вы что... по ее поручению?
      -- Да что вы, Иван Васильевич! -- спохватилась хозяйка дома. -- Да разве такая, как она, позволит себе?.. Что вы такое говорите... Она девушка скромная, совестливая...
      -- Откуда же вы знаете, что Лиля... согласилась бы...
      -- Чудак вы, как я на вас погляжу! Любовь не шило, в мешке не утаишь... Скрывай, прячь, а она в каждом слове, в каждом жесте проскальзывает...
      -- Один раз я поверил... Да вот...
      -- Боитесь?
      -- Пожалуй.
      -- Испугались, что она дочь командира полка?
      -- Откажет -- сраму на весь полк не оберешься...
      -- Не откажет! -- уверенно сказала Вера Иосифовна. -- Если вы согласны, я поговорю с ней, ну?
      -- Нет, не согласен. Спасибо вам, но зачем это? У нее уже есть...
      В дверях показался майор Дроздов. Остановился, головой подпирая косяк.
      -- Что-то больно долго вы меряете китель, Иван Васильевич, а?
      Вера Иосифовна поспешно переменила тему разговора:
      -- Сейчас я пристрочу рукава и можете забирать. Правда хорошо, Степа? -- повернулась она к мужу.
      -- Отлично, Верочка! Ты у меня молодчина!
      В холодильнике была припасена Дроздовым бутылка шампанского. Он хранил ее на случай встречи с дорогим гостем. Но разве для него существует теперь кто-нибудь дороже Поддубного? Да и день-то какой! Вон куда махнули с эскадрильей -- за Каспий! А тут буран начался... Как никак, а поволноваться пришлось изрядно. Случись неприятность, Гришин снова потянул бы Семена Петровича... Тогда уж не вырваться полку из прорыва.
      Дроздов достал заиндевевшую бутылку с серебряным горлышком, похлопал по ней ладонью:
      -- Освежимся?
      -- Можно.
      Офицеры сели за стол. Дроздов достал из буфета бокалы, плитку шоколада и начал раскупоривать бутылку. Как раз в тот момент, когда вырвалась пробка и раздался хлопок, вошел замполит Горбунов. Сдвинув на лоб очки, он сказал:
      -- А я стучу, стучу и удивляюсь, что мне никто не отвечает. Оказывается, обитатели дома сего заняты важным делом...
      Дроздов торопливо, чтобы не пролилось шампанское, наполнил один, а затем и второй бокал.
      -- Так, так, -- затоптался у порога замполит, чувствуя, что пришел не вовремя.
      Дроздов протянул ему свой бокал:
      -- Прошу, Андрей Федорович! Сегодня с Кавказа привез бутылочку.
      -- Да ну? -- удивился замполит не веря.
      -- Да... С вершины Казбека снял...
      -- А может, орел в кабину подбросил? -- ответил Горбунов шуткой на шутку.
      Дроздов достал третий бокал. Офицеры выпили и закусили шоколадом.
      -- А я к вам, Степан Михайлович, по делу, -- сказал замполит. -- Только что звонили из редакции газеты и просили, чтобы вы подробно описали подготовку к полету и сам полет.
      Дроздов поглядел на пустую бутылку:
      -- Жаль, что нет другой. Маловато.
      -- Хорошего понемногу, -- заметил Поддубный. -- Вы лучше садитесь за статью, Степан Михайлович!
      -- Я? За статью? Да какой из меня писатель? Нет уж, избавьте! Я лучше слетаю еще десять раз в любую пургу, чем потешать редакторов и читателей.
      -- Зачем же потешать? Напишите о своем опыте, -- настаивал замполит.
      Дроздов втянул голову в плечи и расхохотался.
      -- В том-то и дело, что я уже этим занимался. Это было в первые годы войны. Служил я тогда в полку У-2, то есть, по теперешнему названию, По-2. На одном самолете во время бомбометания зависла бомба. Видя, что гостинец, приготовленный гитлеровцам, не сбросился, штурман вылез из кабины и, придерживаясь руками за ленты-расчалки, пошел по плоскости и сапогом сбил бомбу с держателей. Я в то время активно военкорничал, был молод, энергичен. Взял, да и написал в армейскую газету о героическом поступке штурмана. Ведь подвиг-то действительно был героический! И поместили мою заметку на самом видном месте, на первой странице. Да только вкралась досадная опечатка. Вместо ленты-расчалки появилось в газете "ленты-вращалки". Звучало это со страниц газеты примерно так: "Штурман такой-то взялся руками за ленты-вращалки..." Боже ты мой! -- схватился Дроздов обеими руками за голову. -- Как прочли об этих вращалках, так весь полк и схватился за бока от смеха.