У Селии перехватило дыхание. Как объяснить восьмилетней девочке, что она солгала ее отцу, пообещав выйти за него замуж?
– Если ты выйдешь за него, то станешь моей мамой, правда?
– У тебя была мама, которая тебя очень любила, – мягко заметила Селия.
– Да, но я хочу, чтобы ты жила здесь, на острове, и всегда была, моей учительницей. И не хочу, чтобы ты уезжала, не хочу, не хочу!
– Тина… Любимая моя! – Тронутая словами девочки, Селия притянула ее к себе.
Тина прильнула к ней, и Селия ощутила запах ребенка, мыла и солнца:
– Обещай мне, Селия! Обещай, что не уедешь!
– Тина, пока я ничего не могу обещать. Я обещала твоему папе выйти за него замуж, но мне нужно время, чтобы подумать. Замужество – серьезное решение.
– Я просто не хочу, чтобы ты уезжала. Обещай, что не уедешь!
Позже, надевая к обеду белое кружевное платье и укрепляя в волосах алый цветок гибискуса, Селия думала о Тине. Девочка ее любила, и она любила девочку, поэтому с болью думала о том, что если покинет Мауи, то никогда больше не увидит Тину.
Что будет с Тиной после ее отъезда? Она вновь превратится в дикарку, в босоногого лохматого сорванца, не умеющего ни читать, ни писать, заброшенного отцом и братом?
От ее ответа Джону зависело многое, о чем прежде она и не думала.
– Селия, это любовная песня, где певец признается любимой в своей страсти.
Джон склонился к девушке, когда зазвучала музыка туземцев: нежные звуки флейт, ритм барабанов «хула» и трещоток. В воздухе пахло цветами, кокосовым маслом и дымом от горящих фонарей «кукуй»…
– Те два цветка – из твоего сада… Вплети их в гирлянду, символ нашей любви… – Джон переводил, впившись глазами в Селию. – Когда-то давно для меня танцевали этот танец «хула». Я уже забыл некоторые слова, но он один из моих любимых.
Праздник урожая длился больше недели. Гостей кормили изысканными обедами и несколько раз возили к берегу океана. Сейчас, сидя рядом с Джоном, Селия, как и другие, слушала музыку туземцев.
Сегодня для них танцевали восемнадцать юношей и девушек. Их тела, смазанные кокосовым маслом, блестели, и Селия с удовольствием смотрела на их танцы. Как жизнерадостны и беззаботны жители Гавайев, несмотря на болезни, косившие их, несмотря на навязанную им религию и другие «достижения» цивилизации!
Бо сидел с альбомом, пытаясь запечатлеть движения танцоров. «Особенно красивы девушки, – подумала Селия, – в длинных развевающихся юбках». Их волосы блестели в свете фонарей.
Вдруг загрохотали барабаны, ритм танца изменился, и из моря цветов появилась новая танцовщица.
Пораженная Селия затаила дыхание. Кинау! На ней было короткое «пау», шею украшал венок из белых цветов. Длинные черные волосы, как шелк, струились по ее плечам. Девушка с горящими глазами и гибким телом была великолепна.
Селия услышала одобрительный шепот гостей. Сидящая рядом с ней завороженная Ребекка приоткрыла рот. У Селии перехватило дыхание. Танцевала ли когда-нибудь Кинау с таким чувством для Романа? Увлекал ли он ее за собой в темноту, как это делали сейчас некоторые танцоры со своими партнершами, стараясь утянуть их вниз, на траву, чтобы заняться любовью?
Она понимала, что любовь, физическое соприкосновение тел – тоже часть танца «хула»…
– Ну, что вы о ней думаете? Правда, она великолепна? – спросил Джон.
– Да, она… очень талантливая исполнительница.
– Я надеялся, вам понравится ее танец. Кинау – наша лучшая танцовщица, и я специально пригласил ее. – Голос Джона стал более глухим, словно под воздействием ритмических, чувственных звуков. – Селия…
Девушка похолодела, зная, что за этим последует: он притянет ее к себе, обнимет, снова станет просить, чтобы она назначила дату их свадьбы. Ей вдруг показалось, будто она в ловушке. Не обращая внимания на взгляды гостей, Селия поднялась и, приподняв юбку, чтобы она не намокла от вечерней росы, скрылась в темноте.
Как хорошо, что она ушла! Мелодия «хула» преследовала ее, нежная, томная. Селия глубоко вздохнула. В воздухе плыл аромат цветов, над головой светила огромная серебряная луна, в черном небе сияли мириады звезд.
«Роман, – с горечью думала Селия. – О Роман! Почему я не могу перестать любить тебя, почему ты препятствуешь тому, что мне предстоит совершить?»
«Рассуди трезво, – сказала она себе, пересекая полосу лунного света. – Выйти замуж за Джона, без сомнения, весьма благоразумно. Вот и Ребекка считает, что я тем самым спасу свою репутацию, а это немаловажно. Но существуют и другие причины, побуждающие меня выйти за Джона. Со мной будет Тина, которую я люблю, я стану хозяйкой Маунтен Вью, а это весьма заманчиво. Да, брак с Джоном – весьма выгодная сделка».
Селия опустилась на землю, едва сдерживая слезы. Неужели такая сделка – то, к чему она стремится? Брак с нелюбимым, брак по расчету?
«Но так поступают многие женщины, – напомнила себе девушка. – Ребекка, например. И разве можно утверждать, что такие браки менее счастливы, чем те, что заключались по любви?»
– Ах, вот вы где! Вам не нравится «хула»? – К Селии приближался Бо с альбомом в руке.
– Я хочу побыть одна.
– Предсвадебные переживания? Полагаю, вы с отцом собираетесь объявить о вашей свадьбе?
Промолчав, девушка поднялась и направилась к дому.
– Не делайте этого. Не выходите за него! – Бо подбежал к ней и схватил за руку. – Мой отец на тридцать лет старше вас. У него уже не осталось сил, он растратил их на двух жен. Вам нужен кто-то другой.
– Хватит! – оборвала его Селия. – Бо, разве вы забыли, что я сказала вам в Халеакала?
– Помню. Вы велели мне никогда не говорить с вами о любви. Если хотите, я подчинюсь, но вы сделаете глупость, предпочтя мне моего отца. Я унаследую Маунтен Вью и буду здесь хозяином.
Он походил на обиженного ребенка. Селия вырвала руку, злясь, что попала в такую ситуацию с Бо. Почему он не оставляет ее в покое?
– Селия!.. Послушайте меня!
Он устремился за ней. Селия ускорила шаг, ее лицо пылало. Зачем только она ушла с «хула»?
Услышав стук копыт, девушка быстро обернулась, надеясь, что теперь Бо не посмеет преследовать ее, даже если это рабочий с завода или слуга.
– Селия! Я хочу поговорить с вами! Выслушайте меня!
Однако она устремилась к всаднику. Как и полагала девушка, Бо пошел прочь, сказав ей вдогонку:
– Прекрасно, Селия, я поговорю с вами позже. Я этого не забуду. Нет, не забуду!
Селия услышала позвякиванье: неизвестный спешивался.
– Я вижу, у вас еще один поклонник, – заметил он. – Неужели так и будет продолжаться, Селия?
Роман! Он-то зачем приехал? Наверное, посмотреть на «хула», увидеть танец Кинау. Селия пыталась овладеть собой.
– Думаю, вы приехали посмотреть на танец? – нерешительно спросила она.
Роман направился к ней, широкоплечий, темноволосый, в своем черном дорожном костюме, похожий на дьявола-искусителя.
– Полагаете, я приехал из-за этого?
– А зачем же еще? Кинау… То есть она ваша… Говорят, вы и она…
Щеки девушки пылали, голова поникла. В серебристом свете луны лицо Романа напоминало маску.
– Да, – твердо сказал он. – Она моя любовница, если вы об этом. Не хочу скрывать этого от вас. Но сегодня я приехал не из-за Кинау, а чтобы передать брату пакет от наших банкиров из Гонолулу.
– О…
Впрочем, не все ли равно, из-за чего он приехал? Они шли в напряженном молчании. Во дворе слышались веселые голоса туземцев и звуки музыки. О, хоть бы он поскорее уехал, а не мучил ее своим присутствием! Сердце Селии гулко билось, и она знала, что это из-за него. Каждая клеточка ее тела реагировала на Романа.
Наконец Роман мягко сказал:
– Селия, вы играете с мужчинами. Вам нравится их покорять, да?
– Нет!
У нее в горле застрял комок.
– Неужели? Не забывайте, я был свидетелем маленькой трогательной сцены с Бо при лунном свете. Я слышал его жалобный голос. «Селия, – передразнил Роман. – Я хочу, чтобы вы поговорили со мной!»
– Прекратите! – воскликнула девушка. – Все было совсем не так! Бо – глупый и избалованный мальчишка.
– Он старше вас, моя дорогая.
– Дело не в этом. Я не люблю Бо, я никогда не давала ему повода… А Джон… Его я тоже не люблю.
– Нет? Но кокетки редко любят по-настоящему. Любовь для них – это спорт, увлекательная игра и ничего больше. Взгляните правде в глаза, Селия.
От обиды у нее брызнули слезы.
– Значит, вы думаете, что я играю, Роман? Нет, это не так… Я… я люблю вас, – с горечью прошептала она.
– Меня? – Роман рассмеялся. – Сомневаюсь, Селия, очень сомневаюсь. Кокетки никого не любят, не умеют любить. – Его лицо было холодным и отчужденным. – Ну что ж, мне пора в дом. Наши банкиры передали мне важные документы, и я должен показать их брату. Доброй ночи, Селия.
Роман исчез в тени деревьев «коас». Охваченная дрожью, девушка смотрела ему вслед. «Кокетки никого не любят, не умеют любить». Его слова пронзили ей сердце. И зачем только она призналась ему в любви! Он словно полоснул ее ножом!
Спотыкаясь, она побрела к дому. Войдя через заднюю дверь, проскользнула в свою комнату и умылась теплой водой. «Кокетка, легкомысленная!» Неужели Роман прав и она в самом деле играет с мужчинами, превращая любовь в спорт?
В полном смятении Селия опустилась на стул. «Да, – волнуясь, думала она, – действительность подтверждает слова Романа». Ей доставляют удовольствие внимание и комплименты мужчин. Правда и то, что она расторгла две помолвки. И приняла предложение Джона Бернсайда, хотя не собиралась выходить за него замуж. А это значит, что она снова расторгнет помолвку, уже третью…
«Взгляните правде в глаза, Селия»…
Мысли теснились у нее в голове. Роман ошибся в одном: его она действительно любила, поэтому и приехала сюда, в Маунтен Вью, в надежде завоевать его.
Значит, кокетки все же умеют любить. Ведь она любила его…
Селия поднялась и пошла в гардеробную, где, словно в насмешку, висели платья из ее приданого. На вешалке поблескивал шелковый свадебный наряд, расшитый дорогим жемчугом. Селия с недоумением смотрела на него. Она не имеет права здесь находиться и поступила с Джоном очень плохо. Ей следует уехать. Сейчас, сегодня же, пока не передумала.
Она соберет вещи, погрузит их в повозку, заплатит слуге, чтобы отвез ее в Лахаина, и дождется ближайшего парохода в Гонолулу.
Но когда Селия стала вынимать из шкафа платья и раскладывать их на кровати, у нее начался озноб.
Она снова села в кресло и принялась тереть виски, пытаясь избавиться от головной боли. Что это? Неужели лунный свет и слова Романа свели ее с ума?
Может, она и кокетка, но не уедет вот так, словно вор в ночи. Не обидит Тину, тетю Гаттерас и Джона. Джон – хороший, милый, достойный человек, и с ним нельзя так поступить.
Селия быстро повесила платья на место, пригладила щеткой волосы и попудрилась. Скоро с «хула» должны вернуться гости, надо спуститься вниз и смешаться с ними. Никто не должен заметить, что она грустит. Ей придется притвориться веселой.
Селия решила попросить Джона дать ей отсрочку на несколько недель. За это время она подготовит его и Тину к своему отъезду и покинет этот дом, не причиняя никому лишней боли.
А после того как она уедет?..
Нет, этого она даже представить себе не могла.
– Вижу, дата свадьбы еще не определена, – заметила Ребекка два дня спустя, когда она с мужем стали готовиться к отъезду. В усадьбе вновь царила суматоха, слуги грузили сундуки и чемоданы в экипажи и повозки. Ребекка и Бертран Филдинги были среди последних отъезжающих.
– Я все еще думаю, Бекки, – сказала кузине Селия.
– Селия, не будь дурочкой! Джон Бернсайд – прекрасная партия, и многие женщины с удовольствием уцепятся за него, если этого не сделаешь ты. – Ребекка пристально поглядела на кузину. – Надеюсь скоро получить от тебя письмо с известием, что ты благополучно вышла замуж. А если не получу, сразу же напишу твоей матери.
Селия подумала о матери, которая была за тысячу миль отсюда, в Бостоне.
– И что, по-твоему, она должна сделать, Ребекка? Отшлепать меня? Это трудно сделать в письме.
– Не шути. Твоя семья поручила мне сопровождать тебя сюда, на острова, и я все еще за тебя отвечаю, хочешь ты этого или нет.
Селия придерживалась иного мнения. Нет, Ребекка бросила ее на Гаттерас в Гонолулу, а письма кузины с каждым разом становились все реже и короче. Впрочем, сейчас было не до споров. Поблизости крутилась Тина, которая хотела попрощаться, а затем появился Джон, чтобы посоветовать Шиллингам, как лучше добраться до дому.
И все же, когда повозка Филдингов скрылась из виду, Селия глубоко вздохнула. Что бы сказала Лидия Гриффин, узнай она, в каком положении оказалась ее дочь?
Селия представила себе нежный высокий голос матери: «Итак, дочь, ты собираешься расторгнуть еще одну помолвку? Ты влюблена в доктора-изгоя? И готова пожертвовать всем, даже честью, чтобы получить его? Я была права, когда решила тебя отослать, не так ли?»
Словно мстя за то, что Селия его отвергла, Бо, как только гости уехали, снова удалился в свои комнаты. «В депрессии», – подумала Селия. Тем не менее она испытывала облегчение оттого, что сын Джона убрался с ее пути.
Зато Джон был к ней очень внимателен. А Селия все искала слова для отказа, которые должны были прозвучать твердо, но не обидно.
Как-то раз она предложила ему совершить верховую прогулку. Они оседлали лошадей и отправились в горы по козьей тропе вдоль глубокого ущелья.
Был спокойный, солнечный, жаркий день. Они миновали несколько небольших водопадов, ниспадавших со скал, – серебряные волшебные видения среди густой зелени.
– Селия, я глупец. – Джон отер пот с загорелого лба. «Кажется, за последние дни он похудел», – с тревогой подумала Селия. – Позволил вам слишком долго держать меня в неопределенности. Еще ни одна женщина так со мной не поступала. Это показывает, какую власть вы имеете надо мной. – Власть! Именно об этом говорил Роман.
– Я не хочу такой власти.
– Право на нее дает вам красота. Я знаю, вы в сомнениях, но уверен, что со временем вы полюбите меня..
– Нет, Джон, – возразила девушка. – Боюсь, этого никогда не случится. Я должна вернуться в…
– Никогда! – воскликнул он. – Я же сказал вам, Селия, что помешаю вам покинуть Мауи, и сделаю это. Я не позволю вам уехать, пока вы не согласитесь стать моей женой.
Дни шли за днями, и каждый последующий был тяжелее предыдущего, поскольку Джон давил на Селию все сильнее, отказываясь слушать ее возражения. Девушка пыталась забыться, отдаваясь занятиям в школе и радуясь, что у нее так много дел с детьми и взрослыми учениками.
Однажды она отправилась с детьми к Оловалю, пляжу рядом с Лахаина, где в 1790 году капитан-американец перебил многих туземцев, обвинив их в краже шлюпки и убийстве стражников.
Движимый жаждой мести, вождь Оловалю захватил корабль Меткалфа и вырезал всю команду, кроме одного человека.
– Бах! Бах! Ты убит!
Кавео, Кевин Мак-Рори и другие мальчишки пришли в восторг от рассказа о пушках, которых никто из них не видел. Они бегали по пляжу, воспроизводя в лицах трагическую историю, но, когда Селия закончила свой рассказ, в глазах маленькой Айко стояли слезы.
Тина тоже была потрясена.
– Восемьдесят человек? – спросила она. – Но, Селия, ведь во всем поселке Маунтен Вью живет столько народу!
– Да, моя дорогая. Люди творят много жестокостей, обуреваемые гордыней.
Для маленьких школьников это была слишком жестокая правда, но Селия полагала, что дети должны учиться на ошибках прошлого.
Пока дети играли с прибоем, Селия смотрела на скалистый силуэт гор, разделенных зубчатым проходом, который назывался ущелье Оловалю. «Призраки, – думала девушка, – их полно на этом острове. Те, кто погиб здесь, на Оловалю, жены Бернсайдов, умершие в родах и теперь рядами лежащие в могилах на фамильном кладбище в Маунтен Вью, старый Амос Бернсайд, основатель плантации». Она пыталась представить себе, как было здесь, когда Роман якобы напал на брата.
Вражда между братьями, желания и страсти таились годами, то вспыхивая, то угасая, то разгораясь вновь. А теперь она, помимо воли, стала частью этих судеб.
Селия знала, что не может заставить Джона ждать бесконечно, и наконец сказала ему, когда сообщит о своем решении. Она понимала, что это ослабит напряжение в Маунтен Вью, а Джон перестанет бросать на нее то страстные, то умоляющие, то гневные взгляды.
Селия наметила это на конец месяца, на тот день, когда ей исполнится двадцать три года.
Но то, что она назначила определенный день, не успокоило, а, напротив, взвинтило Джона. Он то и дело писал Селии записки, присылал букеты благоухающих цветов, словно обращаясь к девушке с безмолвной мольбой. Однажды вечером, откинув противомоскитную сетку перед тем, как лечь в постель, Селия нашла на простыне бриллиантовый браслет.
Девушка взяла его в руки. Золотой ободок был усеян десятками крупных бриллиантов, каждый из которых стоил целое состояние. Даже Селия, видевшая в бостонском обществе женщин, унизанных драгоценностями, в изумлении созерцала это великолепное украшение.
Селия быстро положила браслет на место. Ни одна порядочная женщина не примет такой подарок от мужчины, который пока не стал ее мужем, тем более при таких обстоятельствах.
Полчаса спустя она появилась на веранде, держа в руке браслет.
– Джон, я не могу принять это, – тихо сказала она, возвращая ему подарок.
Он вернул его обратно:
– Это принадлежит вам.
– Но…
– Возьмите это, Селия, независимо от того, что произойдет между нами. Мне прислали его из Гонолулу. Мне приятно подарить его вам.
Неужели это та самая посылка, которую привез брату Роман в ночь, когда танцевали «хула»? Селия вернулась в свою комнату и сунула браслет в ящик комода. Она не хотела его принимать и размышляла, как лучше вернуть его Джону.
В то утро, когда Селия должна была сообщить Джону о своем решении, она проснулась поздно. Комнату заливал солнечный свет. Девушка потянулась, протерла глаза, удивляясь, почему они горят и почему вдруг так разболелась голова.
Сначала она вспомнила о том, что сегодня день ее рождения, и лишь потом о самом главном: ей предстоит отказать Джону.
Селия размышляла, как это сделать. «Я не люблю вас…» Нет, это слишком резко, слишком жестоко, хотя и чистая правда.
«Джон, я была к вам несправедлива. Я приехала сюда, выдумав ложный предлог, ибо я хотела быть рядом с Романом, вашим братом, потому что люблю его, а не вас…»
О Боже, что она скажет? Из этой ситуации нельзя выйти, не причинив никому боли. Она зашла слишком далеко. «Роман абсолютно прав», – призналась себе Селия. Ее не интересовали чувства Джона, пока не стало слишком поздно. А теперь она окончательно запуталась.
Селию охватило отчаяние. Что она станет делать, когда покинет Маунтен Вью? Наверное, вернется в Гонолулу вместе с теткой, в ее дом с видом на гавань. А потом? Тетке придется устраивать еще один праздник «луау», снова приглашать кандидатов в мужья?
Неужели заново начнутся поиски жениха? Она заколотила кулаками по постели. Ей нужен Роман! Не еще один жених, подходящий и достойный, а тот, кого она любит и кем восхищается, хотя они постоянно ссорятся и конфликтуют, и даже несмотря на то, что у него есть любовница. Только Романа она любит и будет любить всю жизнь.
Девушка не сразу обратила внимание на стук копыт за окном.
– «Пиликиа»! Большое «пиликиа»! – кричал слуга.
Она напряглась. Гавайское слово «пиликиа» означало неприятности.
Селия вскочила и бросилась к окну.
Слуга – один из рабочих сахарного завода – сидел на хромой старой кобыле. Его глаза расширились от ужаса.
– Несчастье! Несчастье на заводе! – Селия раскрыла окно и высунулась.
– Что случилось? – крикнула она. Рабочий нерешительно взглянул на нее:
– Хозяин Бернсайд… Хозяин Бернсайд! Он ранен… Дробилка… Его ранило на заводе.
Глава 15
Селия схватила первое попавшееся платье, обулась и выскочила из спальни. Однако на пороге остановилась, вернулась в комнату и схватила охапку чистых полотенец, оставленных служанкой на туалетном столике.
Затем выбежала из дома.
– Мисси, вы торопиться… «Уики уики». – Туземец с искаженным от страха лицом посадил ее на лошадь позади себя.
– Кровь, – пробормотал он. – Хозяин Бернсайд весь в крови. Много крови, много!
– Поехали, быстрее! – приказала она. Рабочий пришпорил лошадь, и они помчались.
Селия пригнулась к седлу. «Кровь», – с ужасом подумала она. Что же произошло? Она знала, что несчастные случаи на заводе не редкость. Месяц назад нож для резки тростника отхватил одному рабочему-японцу четыре пальца. Каждый раз, приезжая на плантацию, Роман лечил несколько таких пациентов.
Но Джон…
Они все ехали по аллее, потом по пыльной дороге, которая показалась Селии бесконечной. Когда они наконец добрались до главного здания завода, Селия спешилась и схватила полотенца. «Они пригодятся, чтобы остановить кровь, – подумала она в дикой спешке. – О Боже…»
– «Моо», – простонал туземец. – Это сделала ящерица. Проклятие!
– О чем ты говоришь? – резко спросила Селия. – Живо отправляйся за доктором Бернсайдом в Лахаина. Быстро!
Рабочий смотрел на нее с открытым ртом, потом пустил лошадь галопом, и она понеслась, вздымая красную пыль.
Селия поспешила к большому знанию. У нее сжалось сердце, когда она увидела испуганных рабочих, столпившихся у входа. Машины были остановлены, и в непривычной тишине слышался только разноязыкий шепот рабочих.
– Мисси? Вы поможете ему? Вы остановите кровь?
К ней подбежал Ашидо, один из рабочих-японцев, которого она учила английскому, но Селия прошла мимо него. Неужели он думает, что она обладает магической силой и может предотвратить смерть? Страх сжимал ей горло, ее мутило.
Войдя в помещение завода, Селия сразу почувствовала густой тошнотворный запах патоки. Она миновала несколько помещений, пробежала мимо железных чанов, наполненных сахарным сиропом. Когда-то их с гордостью показывал ей Джон.
– Где он? – крикнула она Мак-Рори, рубашка которого была залита кровью.
– Сюда, – указал тот. – Он угодил рукой в жернова.
– Н-нет…
Гранитные жернова весили по три с половиной тонны каждый. Селия помнила, как об этом упоминал Джон.
Лоб Мак-Рори был покрыт испариной, он едва держался на ногах:
– Рука раздавлена, мышцы разорваны. Он умрет, дорогая, вам лучше позаботиться о священнике, ему нужно последнее причастие.
Селия с трудом преодолевала панику. «Нет! – убеждала она себя. – Это не так, рана, конечно же, не такая серьезная».
Она прошла в следующее помещение. Огромные жернова были сейчас неподвижны. Здесь толпились рабочие, на полу, залитые кровью, валялись охапки тростниковых стеблей. Кровь была повсюду: на рабочих, на жерновах, на полу. И на полу было что-то еще, похожее на окровавленное тряпье. Селия заставила себя сделать несколько шагов вперед. Рабочие расступились, и она увидела окровавленного Джона Бернсайда. Его правая рука была перевязана наспех смотанным жгутом. Селия с ужасом поняла, что рука короче, чем следует…
Она почувствовала дурноту. Лицо Джона покрывала смертельная бледность, но он был еще жив.
– Мисси, я пытался остановить кровь.
Это был Гензо, японец, которого Селия учила говорить по-английски. Теперь он стоял на коленях возле Джона, удерживая жгут.
Девушка склонилась над Джоном, ощущая ужас и нереальность происходящего.
– Селия, – прошептал он бескровными губами.
– Я так торопилась. Меня привез один из рабочих.
– Чертовы жернова! Их заело, и я рукой хотел их наладить.
«Какое серое у Джона лицо», – подумала Селия, как сквозь сон.
– Мисси!
Гензо указал ей на полотенца. Селия овладела собой, схватила полотенце и прижала его к страшной ране. Оно тут же пропиталось кровью.
– Рад… Я рад, что вы пришли, – прошептал Джон. – Я думал о вас…
Селия едва слышала его, сосредоточившись лишь на том, чтобы остановить кровь. Она положила поверх первого еще несколько полотенец. Ей помогал Гензо.
– Простыни, – сказала она японцу. – Любые, и побыстрее. Его нужно согреть.
Гензо сказал что-то другому рабочему, и Селия уловила вокруг себя движение: рабочие кинулись выполнять ее распоряжение. Тростниковые стебли на полу, грязные, зараженные насекомыми, мешали. Взволнованные рабочие суетились, желая помочь раненому.
– Мы должны его перенести, – сказала Селия. – Для этого нужны четверо мужчин. Его необходимо доставить в контору мистера Мак-Рори.
«Сколько времени, – в отчаянии думала Селия, – потребуется этому туземцу, чтобы домчаться до Лахаина и вернуться с помощью? И долго ли протянет Джон при такой потере крови?» Она молила Бога остановить кровотечение.
Мак-Рори рассказал Селии, что Джон попытался вытащить из жерновов сучок, но туда затянуло его пальцы. Жернова сорвали с руки кожу, словно рукав.
– Хозяин даже не закричал, а только велел мне повернуть жернова, чтобы он мог вытащить руку. К несчастью, мистер Бернсайд умрет, но он вел себя очень мужественно. – Мак-Рори добавил, что с утра хозяин был чем-то озабочен, поэтому и проявил неосторожность. Бедняга! Нельзя быть рассеянным, когда ты рядом с машинами.
На Селию обрушилось чувство вины. «Я думал о вас». Джон сам сказал ей об этом. Конечно же, он ждал ее ответа насчет свадьбы!
Через несколько минут принесли на носилках Гаттерас. Она сразу оценила происходящее:
– Ты сделала все, что было в твоих силах, Селия, но ему нужна операция, поэтому я вернусь в дом и распоряжусь, чтобы все подготовили. Роман, несомненно, захватит с собой эфир и хирургические инструменты.
Селия кивнула:
– Как отнеслась к этому Тина?
– Она плачет. Девочка очень любит отца. – Когда Гаттерас унесли, Селия занялась Джоном, молясь про себя: «Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы он выжил. Я не хотела причинить ему боль. Я никому не хочу причинять боль».
– Боже, – простонал несчастный Джон, за короткое время превратившийся в старика с запавшими щеками. Он тяжело дышал, словно ему не хватало воздуха.
Селия широко распахнула окна в конторе. Что еще она могла для него сделать?
Тут она вспомнила о настойке опия, которую привезла из Лахаина, и послала за ней Гензо. Это облегчит боль. А может, настойка, напротив, подавит защитные свойства организма и спасти его будет еще труднее?
Но когда принесли настойку, Джон так стонал от боли, что Селия решила дать ему снадобье. Оно подействовало очень быстро. Джон немного успокоился. Его веки дрогнули, и он взглянул на девушку:
– Селия… Я любил вас…
– Ш-ш-ш. – Она подавила рыдание. – Вы не должны разговаривать, поберегите силы, пока не приедет Роман.
– Роман?! Значит, мой братец меня спасет. – Его посиневшие губы искривила усмешка.
– Пожалуйста, помолчите, лежите спокойно.
– Я уже долго лежал спокойно, долго…
На некоторое время Джон впал в забытье. Селия сидела возле него, меняя пропитанные кровью полотенца на свежие. Она едва заметила, что в контору зашли Гензо, Мак-Рори и, наконец, потрясенный Бо.
– Отец… – прошептал он.
– Мы почти остановили кровотечение, – сказала ему Селия. – И я послала за Романом, он появится с минуты на минуту.
– Роман! – Бо помрачнел. – Мы не хотим его видеть.
Селии не верилось, что Бо в такой отчаянной ситуации по-прежнему придавал значение семейным распрям.
– Он же врач! – удивленно воскликнула она и отошла от Джона, чтобы сын мог провести с ним несколько минут.
Бо склонился над отцом, и тут все услышали хриплый крик Джона:
– Уберите его отсюда!
– Но отец… – растерялся Бо.
– Уйди, Бо. Убирайся! Ты уничтожишь Маунтен Вью, слышишь? Ты уничтожишь все, что я сделал!
Селия ощутила жалость к Бо, лицо которого исказила ненависть. Девушка поднесла Джону тыкву с водой, держа ее повыше, чтобы он пил небольшими глотками.
– Не стоило так говорить с сыном, – проговорила она. – Он вас любит, хотя и не показывает этого.
– Бо никого не любит. Он слабый. Вы просто не замечали за ним ничего плохого, а я видел, как он на вас смотрел. – Джон закашлялся, его изувеченная рука приподнялась. – Селия, я умираю.
– Нет, прошу вас, не говорите таких ужасных слов!
– Меня похоронят здесь, на кладбище Бернсайдов, рядом с моими женами.
Селия чуть не зарыдала.
– Нет, Роман скоро приедет и спасет вас. Вы поправитесь. Он вылечит вашу руку.
– Как? Если даже я не умру от потери крови, то от инфекции. Тростник был грязным…
Джон пошевелился и застонал, казалось, забыв, о чем только что говорил.
Через несколько часов Селия опять дала Джону настойку опия. Он метался, выкрикивая в забытьи грубые слова. Вдруг его тело напряглось, и он приподнялся, бормоча:
– Вода… Холодно… Прибой… Прибой!
Селия поняла, что Джона в бреду терзают какие-то тяжелые воспоминания. Она, как могла, успокаивала его, протирала губкой лицо и давала ему пить.
– Роман! – воскликнул Джон. – Иди сюда, маленький выродок! Отцовский любимчик, отцовский любимчик! Эй ты, малявка, слабак, ты боишься меня!
Испуганная его бредом и припадком ненависти, Селия попыталась уложить Джона:
– Тихо! Скоро приедет Роман, он промоет вашу рану и сделает операцию…
Джон не слышал ее, полностью погруженный в прошлое, голос его стал злобным:
– Роман, ты всего-навсего второй сын. Я – первенец. Маунтен Вью будет моим, только моим. Давай, давай, плыви сюда, посмотрим, сможешь ли ты до меня добраться!
Изможденный Джон снова впал в забытье. Селию знобило. Эти слова… Злоба… Очевидно, Джон вновь переживал тот давний день на побережье после оглашения завещания Амоса Бернсайда, когда братья подрались.