Восхитительные ночи

      Тина прикусила губу:
      – Я хочу, чтобы ты учила меня, Селия! Ты моя учительница! Я не хочу уезжать с Мауи. Я не поеду! Не поеду!
      Как-то жарким днем Селия играла на зеленой лужайке с Тиной и Кинау в серсо. Они весело болтали, бросая кольца на врытый в землю столб. Селия даже не подняла глаз, услышав стук копыт. Здесь лошади были почти у всех.
      Кинау вдруг выронила из рук кольцо. Широко раскрытыми глазами она смотрела сквозь заросли «коас».
      Селия обернулась.
      К дому подъезжал Роман. Роман! Девушка побледнела, и ноги у нее подкосились.
      Роман сидел в седле очень прямо, черные волосы, выбивавшиеся из-под шляпы, развевались на ветру.
      – Роман!
      Произнесла ли она его имя вслух или это был только безмолвный крик сердца? Позабыв о Тине и Кинау, Селия видела только Романа. Наконец-то он появился!
      Девушка рванулась ему навстречу, но Кинау опередила ее. С радостным криком красивая туземка пронеслась мимо Селии навстречу лошади и бросилась в объятия Романа.
 
      Селия не помнила, как добралась до дома и оказалась в своей спальне. Ее терзали ревность и боль. Роман заключил Кинау в объятия! Он ее любовник!
      Как она раньше не поняла?
      А ведь могла догадаться! Катрин Уитт прямо сказала ей, что у Романа есть женщина в Маунтен Вью. Бо как-то упомянул о том, что гавайские девушки – страстные любовницы. И даже Кинау говорила, что бывает в Лахаина…
      Селия пыталась успокоиться, преодолеть боль. Роман – молодой мужчина, так почему же ему не иметь любовницы? Селия давно уже поняла, что это неизбежно и даже временами подозревала в подобных грехах собственного отца.
      И все же…
      Она бросилась на кровать и разрыдалась. Кинау! Нет, она не хотела, чтобы любовницей Романа была Кинау! Девушка с такой красивой бархатистой смуглой кожей, принцесса с короной из белых цветов, которую Селия видела обнаженной.
      Роман ласкал ее тело. Целовал эти совершенные груди с темными сосками! В приступе исступленной ревности Селия принялась колотить подушку.
      Она услышала, как кто-то робко постучал в дверь.
      – Кто там?
      – Леинани. Будете умываться?
      Это невозможно! Леинани была с ними в тот день у заводи Пеле, она подружка Кинау.
      – Нет! Не сейчас. Оставьте таз здесь, позже я позвоню, чтобы принесли воды.
      – Но, мисси…
      – Я буду умываться позже!
      Селия почувствовала себя еще хуже оттого, что накричала на служанку. При чем тут Леинани!
      Селия пролежала с закрытыми глазами целый час, слыша лишь биение своего сердца.
      Роман! О Боже! Все эти недели она думала о нем, мечтала, фантазировала, воображала себя в его объятиях.
      Но он не думал о ней, и Селия терзалась, размышляя о тех днях, когда Кинау не работала в доме при плантации. Тогда она была в Лахаина с Романом?
      Яркие картины, которые рисовало воспаленное воображение, убивали ее.
      Но гордость заставила ее подняться. Если Роман узнает о ее ревности, унижению не будет предела.
      Она послала за водой для ванны, вымылась, надушилась гелиотропной водой, положила мокрое полотенце на заплаканные глаза. Роман не должен знать, что она плакала.
      Девушка вышла в гардеробную, где висели ее платья, перебрала их и осталась недовольна. Вот это Роман уже видел как-то на борту «Попутного ветра». Голубое шелковое слишком простое, белое с оборками – слишком легкомысленное.
      Наконец она выбрала светло-зеленое шелковое платье с блестками. Оно плотно облегало ее фигуру, подчеркивая грудь. Юбку украшали оборки и темно-зеленые бархатные ленты. В Бостоне такие платья надевали на небольшие званые ужины или музыкальные вечера. Селия внимательно посмотрела на себя в зеркало.
      А как лучше уложить волосы? Сегодня ей не нравилась обычная прическа. Наконец Селия собрала волосы высоко на затылке и пропустила между прядями нитку жемчуга. Затем наложила на бледные щеки румяна и спустилась по широкой лестнице. Войдя в гостиную, она улыбнулась, но, к своему разочарованию, обнаружила, что пришла слишком рано. Там сидела лишь Тина с книгой в руках. Селия нерешительно остановилась. Подняться наверх и выйти еще раз? Нет, это смешно.
      Появившийся Бо отвесил ей насмешливый поклон:
      – О, вы сегодня умопомрачительно выглядите! А в чем причина?
      Ее нарумяненные щеки стали пунцовыми.
      – Да ни в чем. Просто я решила надеть одно из платьев, привезенных из Бостона. Зачем им без толку висеть в гардеробной?
      – Да? А уж не для нашего ли гостя такая элегантность?
      – Конечно, нет. Я…
      Но тут, к счастью, появилась Гаттерас, в своем черном шелковом платье. За ней шли Джон и Роман. Казалось, братья уже ссорятся, ибо у Джона был хмурый вид, а у Романа – как всегда непроницаемый.
      – Добрый вечер, Селия, дорогая, – сказал Джон. – У нас сегодня гость.
      Селия смотрела на Романа, потеряв дар речи.
      – Привет, Селия!
      Роман источал такую жизненную силу, что Селии стало не по себе. Время, казалось, смыло все, что было между ними. Девушка, с трудом улыбнувшись, протянула Роману руку. Ощутив его прикосновение, она чуть не вскрикнула.
      Но Селия тут же овладела собой:
      – Очень рада вновь встретиться с вами. Надеюсь, вас привели сюда не врачебные обязанности? Как добрались из Лахаина?
      – Трудно добраться сюда по отвратительным дорогам Мауи. Такие ямы могут поглотить и королевский дворец.
      Серые глаза Романа сегодня казались особенно непроницаемыми, а кожа еще более потемнела от загара.
      Пока они вчетвером обсуждали дурные дороги, Селия внимательно наблюдала за братьями. Сейчас, видя их рядом, она поняла, что сходство между ними очень поверхностное.
      Оба были красивыми, сильными и широкоплечими, однако стройный и гибкий Роман чем-то напоминал кошку, а мощный и крупный Джон походил на быка. Черты лица у Романа были тоньше и чувственнее, чем у Джона. Давала знать и разница в возрасте – целых шестнадцать лет!
      На обед подали свиные ребрышки в восточном соусе и рыбу, которая обычно очень нравилась Селии. Но сегодня она едва могла есть из-за напряженной атмосферы за столом. Эта атмосфера угнетала и Тину: девочка сидела молча, с широко раскрытыми глазами.
      Братья затеяли спор об оросительном канале. Его предлагал прорыть Роман, чтобы провести воду с гор на тростниковые поля.
      – Уверен, по этому каналу будут утекать только деньги, – насмешливо сказал Джон. – Что если вода не потечет на поля? Или потечет слишком обильно? Если тростник сильно поливать, он сгниет.
      – Всегда есть риск, когда выращиваешь тростник или другие культуры, – возразил Роман.
      – Думаешь, я этого не знаю? Если урожай хороший и цена на сахар растет, плантаторы получают кучу денег. Но если нет дождя, или в тростнике недостаточно сахара, или заводится тростниковый жучок, или падает цена на сахар, – Джон пожал плечами, – владельцы сахарных плантаций разоряются. Я не хочу, чтобы меня постигла эта участь.
      – Этого не произойдет. Наступает эра ирригации, следующее поколение будет использовать ее повсеместно.
      – Может, поговорим еще о чем-нибудь? – предложила Селия, опасаясь крупной ссоры.
      Гаттерас тут же сообщила о путешествии по острову, особенно привлекал ее вулкан Халеакала, который она называла одним из чудес света.
      Но напряжение не исчезло, и вскоре Селия поняла, что источник его в ней. Оно носило явно сексуальный характер: трое мужчин, как самцы, реагировали на ее присутствие. Джон смотрел на Селию как собственник, Бо – с насмешкой, а от томного взгляда Романа Селию бросало в дрожь.
      «Трое Бернсайдов, – думала девушка. – И все такие разные: Джон, пожилой плантатор, страстно влюбленный в меня; Бо, никчемный малый, с изменчивым настроением, язвительный, беспокойный, и Роман, сводный брат, которого ненавидят, изгой, человек, источающий силу…»
      Гаттерас вынудила Романа рассказать о своей медицинской практике. Ему приходилось лечить все: от вывихнутой челюсти до азиатской холеры и болезни кожи, вызванной чрезмерным употреблением «ава».
      – Недавно я даже поставил диагноз проказы, – мрачно заметил Роман, – молодой матери, двадцатилетней гавайке. Ей придется отправиться на Молокаи вместе с ребенком, к несчастью, тоже больным.
      – О!
      Селия и Гаттерас одновременно издали возглас ужаса, а глаза Тины раскрылись еще шире. Проказа считалась ужасной болезнью. Прокаженные были осуждены провести всю жизнь в полной изоляции в поселке на Молокаи.
      – Девушка умрет? – спросила Тина.
      – Боюсь, что да.
      – Но… ребенок! – воскликнула Селия.
      – Он, конечно, тоже. – Роман сердито взглянул на нее: – Жизнь бывает жестока. У меня сердце сжимается, когда приходится ставить такой диагноз и отправлять их в поселок, но болезнь заразна, а местные жители очень общительны, делятся друг с другом всем – от своих матрасов до блюд «пои». Мы не можем допустить, чтобы вся деревня тоже заразилась проказой.
      Пока Роман рассказывал о поселке прокаженных на Молокаи, Селия пыталась представить его с Кинау, которая превосходно говорила по-английски и раньше работала в больнице. Успокаивала ли она его, когда он сталкивался с такой трагедией, как ребенок, больной проказой? У Селии перехватило дыхание.
      Наконец обед закончился. Джон и Роман отправились в заводскую контору проверить бухгалтерские книги, Бо последовал за ними, Тина пошла в библиотеку, а Гаттерас – в кухню, чтобы обсудить с Чанг Лю меню на завтра.
      Селия, выйдя на веранду, села в плетеное кресло и рассеянно смотрела на закат. Опять розовые облака, багровые, оранжевые и красные цвета! Но сейчас Селии было совсем не до этого великолепия.
      – Селия? – Тина подошла к девушке и серьезно спросила: – Как ты думаешь, Селия, а я могу заразиться проказой?
      – Ты? – эта мысль ужаснула Селию. – Нет, дорогая, нет! Уверена, что нет!
      – Но ведь тот ребенок заразился.
      – Проказа – заразное заболевание, но, если будешь каждый день мыться и поддерживать чистоту, с тобой такое не случится.
      Селия не знала, правда ли это, но Тина, казалось, успокоилась. Ее глаза весело заблестели:
      – Как, по-твоему, сколько здесь пробудет дядя Роман?
      – А обычно он подолгу здесь остается?
      – Иногда несколько дней, а то и несколько часов. Это зависит от того, ссорятся ли они с папой, – объяснила девочка. – Иногда они сильно ругаются. И Бо тоже кричит.
      Представив себе такую сцену, Селия улыбнулась и вдруг поняла, что может выведать у Тины кое-что о Романе.
      – А как развлекается дядя Роман, когда он живет здесь?
      – Он ездит верхом, плавает, иногда ходит в деревню.
      Деревней называлось убогое поселение неподалеку от плантации, где жили местные рабочие и их семьи.
      – А что он там делает?
      – Лечит больных женщин и детей. И мужчин тоже, если с ними что-то случится на плантации. Однажды он отрезал руку одному мужчине.
      – Что?
      Тины вспыхнула, вспомнив о таком волнующем событии:
      – Он усыпил этого человека, затем достал большую пилу… Я знаю, потому что смотрела через окно. Это было так интересно!
      Не слишком внимательно слушая рассказ об операции, Селия размышляла, о чем бы еще спросить Тину.
      – Я еще так мало знаю о Маунтен Вью, о здешних людях, например, Кинау. У нее в деревне есть дети или муж?
      Тина удивилась:
      – Не думаю.
      – А Роман когда-нибудь… ездил верхом… вместе с Кинау?
      – По-моему, он с ней спит, – беспечно заметила Тина. – Я однажды видела, как они целуются. Роману нравится ее целовать, и, кажется, ей тоже нравится целовать его. Селия, ты не хочешь пойти со мной на улицу? Моя кошка должна родить, и я хочу посмотреть, как она.
      Пораженная, Селия отправилась с Тиной на улицу. Ей стоило немалых усилий восхищаться рыжей полосатой кошкой и слушать болтовню Тины о котятах. «По-моему, он с ней спит». Это подтверждало ее худшие опасения.
 
      Наутро девушка сидела на веранде, совершенно невыспавшаяся. Всю ночь она ворочалась с боку на бок, воображая Романа и Кинау в постели.
      – Доброе утро, Селия.
      На «ланау» вышла Гаттерас в платье из белого индийского муслина, налила себе кофе и сняла салфетку с подноса, на котором стояли яйца, ветчина и свежий сок из апельсинов с Кауаи. Гаттерас протянула стакан Селии.
      – Ты еще не пила сок. Ах, какой прекрасный день! Я собираюсь отправиться на прогулку по холмам. Мне нужны кое-какие растения, чтобы разбить сад вдоль аллеи, там, где главная дорога подходит к дому. С тех пор, как умерла Сьюзен Бернсайд, никто не посадил здесь ни прутика. Джон мне разрешил.
      Селия рассеянно кивнула. Сейчас все это ее совершенно не интересовало.
      – Что с тобой сегодня, детка? У тебя под глазами темные круги, а уголки рта опущены, как убывающая луна.
      – Я… плохо спала сегодня ночью.
      – Почему? Ведь все другие ночи ты спала прекрасно?
      Селия промолчала.
      – Это из-за него, да? Из-за этого негодяя, Романа Бернсайда? Это он заставляет тебя грустить?
      – Я…
      Чтобы не врать тетке, Селия мрачно уставилась на море.
      – Селия, ты же знаешь, что когда-то Роман напал на брата.
      – Но, может, все было совсем не так, и Роман не виноват!
      – Нет! Слуги все видели и спасли жизнь Джону. А теперь Романа принимают в этом доме лишь потому, что он имеет на него права и финансирует многие проекты. К тому же он лечит рабочих. – Гаттерас резко добавила: – Ты приехала сюда как невеста Джона. Джона! Не забывай об этом!
      Поняв, что тетка не на шутку встревожена, Селия ответила:
      – Не забуду.
      Но она знала, что лжет.

Глава 11

      Роман провел уже несколько дней в Маунтен Вью. Братья обходили плантацию, обсуждая, где следует проложить ирригационный канал. Для сооружения этого канала протяженностью в пять миль предстояло взрывать грунт в холмах. По вечерам мужчины выходили к обеду с напряженными лицами, и было ясно, что их вынужденное общение подходит к концу.
      Комната Романа в Маунтен Вью располагалась рядом с комнатой Селии, и время от времени они сталкивались в коридоре.
      Каждый раз он вежливо кивал девушке, и той хотелось плакать от отчаяния. Помнит ли он день, проведенный с ней на берегу у Дайаманд Хед? Помнит ли, как учил ее плавать, как растирал ее плечи?
      Сейчас он вел себя так, будто они случайные постояльцы гостиницы.
      – Вот ваши цветы, Селия.
      Собираясь как-то утром в школу, Селия увидела, как в комнату вошла Кинау с корзиной свежесрезанных мексиканских вьющихся цветов. Цветы походили на цепочки маленьких розовых сердечек. По-испански они назывались «Cadena de amor» – «цепь любви».
      Селии всегда нравились эти цветы, но сегодня, глядя на них, она испытала внезапное раздражение. Ну почему их принесла именно Кинау. Она возненавидела эту знойную гавайскую красотку.
      Пока Кинау ставила цветы в вазу, Селия внимательно рассматривала ее. Сегодня в волосах у служанки был яркий цветок гибискуса: его красные лепестки покоились на ее шелковистых черных волосах. Движения девушки были гибкими, плавными и изящными. «Любовница Романа даже слишком женственна», – с отвращением подумала Селия.
      – Хватит, – вдруг заявила она. – Я сама поставлю цветы.
      – Но ваша тетя велела мне принести их. У вас всегда стоят цветы. Вы не хотите украсить ими волосы?
      – Нет! Не хочу! И не хочу видеть тебя в моей комнате. Передай тете, чтобы она нашла для меня другую служанку.
      Блестящие темные глаза Кинау не выразили ни малейшего смущения.
      – Значит, вы мною недовольны?
      Селия не знала, что сказать. «Я люблю того же мужчину, что и ты. Я мечтаю о нем каждую ночь и думаю о нем целыми днями». Но не говорить же об этом Кинау? И разве это девушка виновата, что Роман выбрал ее?
      – Нет, – наконец ответила Селия. – Я довольна тобой, Кинау, и прости, что обидела тебя. Просто… Просто у меня плохие дни.
      Служанка кивнула:
      – Пожалуй, я пойду.
      Она ушла, шелестя хлопковой юбкой и оставляя за собой мускусный запах духов. Французских духов, вдруг поняла Селия, и у нее перехватило дыхание.
 
      Этим утром она так неистово звонила в школьный колокол, словно выплескивала свое отчаяние. Ей доставлял удовольствие громкий гул, слышный на несколько миль вокруг.
      В школу прибежали ребятишки. Как обычно, они смеялись и радовались жизни. Сегодня с ними примчалась и Хили, мотая хвостом, и села на пол возле скамейки Тины.
      – Мисси, а мы сегодня будем изучать растения? – спросила Айки.
      – Сегодня мы будем изучать одно растение, «ко». Сахарный тростник! Все только о нем – от посадки до сбора урожая. Кто может сказать, что такое отросток?
      Кавео, старательный гавайский мальчик двенадцати лет, поднял руку.
      – Отросток – все знают – он больше один урожай того же растения, – сказал он, усмехаясь, на ломаном английском. – Я сажай один раз, я погоняй быка.
      День начался, Селия заставила себя забыть о тревогах и сосредоточилась на учениках, требующих ее внимания. К полудню дети старательно переписывали такие слова, как «бык», «тростник», «плуг», «сахар». Тина закончила раньше всех и ерзала на скамейке.
      – Тина, хочешь написать специальное задание? – Селия подошла к девочке.
      – Да. Книгу! Я напишу длинную, длинную книгу! – Селия улыбнулась:
      – Тогда почему бы тебе не написать про Маунтен Вью? Ведь ты живешь здесь всю жизнь и все про него знаешь. Я бы с удовольствием прочитала твою историю.
      Она дала Тине бумагу, перо и чернильницу. Когда в полдень звонил колокол, Тина все еще писала, и положила перо лишь тогда, когда дети выбежали из школы. Девочка последовала за ними, а Селия стала собирать книги. Внезапно она почувствовала, как усталость навалилась на плечи, но причиной тому были не дети, а мучительные мысли.
      И зачем только она влюбилась в мужчину, который не обращает на нее внимания и имеет любовницу необычайной красоты? Почему она не может выбросить Романа Бернсайда из головы и сердца? Черт его побери!..
      Стук в дверь вернул ее к реальности. На пороге стоял один из рабочих-японцев.
      – Конничи ва, – сказал он, кланяясь и улыбаясь, как принято у японцев.
      – Конничи ва.
      Мужчина в мятой хлопковой рубашке и штанах, которые выдавали рабочим на плантации, был худ и невзрачен, но на его изможденном лице сияли умные глаза.
      – Мисси, научите меня читать и писать по-английски. Холошо говолить, чтобы иностланцы «хаоле» могли говолить со мной и чтобы я мог с ними говолить, ладно?
      – Хорошо, я научу вас, – согласилась девушка. – Если вы действительно хотите учиться. Как вас зовут?
      – Гензо. Я сталательный японский лабочий, много, много сталательный. Я быстло научиться.
      – Не сомневаюсь.
      Селия уже прикидывала в уме, сколько у нее свободного времени. «А если и другие рабочие придут, узнав, что я занимаюсь с Гензо?» – взволновалась девушка. Она может принести здесь какую-то пользу. Научившись читать и писать, эти люди почувствуют себя немного уютнее на этом острове. Это, безусловно, очень важно.
      – Хотите, устроим первый урок прямо сейчас?
      Гензо широко улыбнулся. Забыв об усталости, Селия три часа сидела с Гензо, показывая ему алфавит, который он выучил так же быстро, как Тина.
      Когда стемнело, Гензо ушел, а Селия отправилась по дороге, усаженной бугенвиллиями и барбадосскими лилиями. Она по-прежнему чувствовала усталость, но уже совсем другую, приятную усталость.
      Девушка вдруг поняла, что любит грубо сколоченное здание школы с тростниковой крышей, большой колокол и плохо выструганные скамейки. Она любила и своих учеников: Тину, Айки, Кавео, Кевина – всех. Она им нужна, как путеводная нить в другой мир, лежащий за пределами Мауи.
 
      Когда Селия подошла к дому, там уже зажгли лампы.
      – Я не верю! Не верю, что вы могли подбить ребенка написать такую вещь!
      Джон тряс перед собой листком, исписанным Тиной, словно чем-то неприличным. У него было такое же грозное лицо, как у отца Селии, когда тот читал ее эссе в «Скрибнерзе».
      – Мне кажется, «книга» Тины, как она ее называет, – прекрасное школьное сочинение, – спокойно возразила Селия.
      Они были в заводской конторе. Здесь стоял стол со множеством ящиков, под потолком лениво крутился большой вентилятор, а старое кресло Амоса Бернсайда, которым теперь не пользовались, было отодвинуто к стене.
      – Правда, в сочинении Тины много орфографических ошибок. Ее придется долго учить писать правильно. Но то, что она сумела все это изложить, огромное достижение. У нее прекрасные способности. Мне кажется, она очень одаренная девочка.
      – Одаренная! Меня это не волнует! Хотите послушать, что она написала?
      Джон взял листок, исписанный нетвердыми каракулями, и стал читать вслух:
      –  «Папа и Мак-Рори орут на рабочих и им сокращают жалованье, когда они…»
      Черт, что это за слово?
      –  «Разбивают»– предположила Селия.
      –  «…когда они разбивают куски сахара. Папа не верит рабочим и говорит, что они мошенничают. Он дает им мало хорошей еды. Дядя Роман сказал, что двое рабочих умерли из-за…»
      Я не могу читать эти каракули. Что это за слово?
      –  «Слабости».
      – Да, «слабости». У Тины ужасный почерк, вам нужно научить ее хорошо писать.
      Джон подбросил листки, и вентилятор кружил их в воздушном потоке, пока они медленно не опустились на пол.
      – Моя собственная дочь обвиняет меня в том, что я плохо кормлю рабочих и некоторые из них умирают от недоедания! Ведь она именно это имела в виду? Это все ложь!
      Селия спокойно встретила его взгляд:
      – Неужели?
      – Разумеется! Она ссылается на Романа в этом злополучном сочинении, а вам известно, что он думает обо мне, – у него я всегда виноват! Да, двое японцев и в самом деле умерли от пневмонии, но они приехали сюда уже больными, и я давал им тройную порцию пищи. Тройную, слышите? Никто не смеет обвинять меня в том, что я жестокий плантатор, убивающий своих рабочих.
      – Уверена, что Тина не имела в виду ничего такого. Вы же знаете, как дети все преувеличивают.
      – Да, я знаю, какими бывают дети! И не хочу, чтобы моя дочь превратилась в несносного маленького обличителя! Я закрою школу, если вы не можете научить ее ничему лучшему!
      У Селии упало сердце.
      – Вы когда-нибудь брали дочь на завод и объясняли ей, что тут происходит?
      – Нет.
      – Может, Тина допустила какие-то ошибки в своем сочинении по своей неосведомленности. Не отрицайте, Джон, вы слишком много работаете, чтобы заниматься ею. И точно так же вы вычеркнули из своей жизни Бо. Да ведь она не умела читать, пока я не приехала сюда, а это значит, что вы не обращаете на нее внимания. Надеюсь, вы это исправите.
      Казалось, Джон снова взорвется, но он опустился в кресло и тяжело вздохнул:
      – Думаю, вы правы. Извините, Селия. Я на вас не сержусь, честное слово, всему виной мое раздражение. Вы, вероятно, заметили мою горячность?
      Девушка улыбнулась:
      – Я принимаю ваши извинения.
      – Просто здесь Роман, а вы знаете, как мы враждуем, это не секрет. Кроме того, признаюсь, неопределенность наших с вами отношений…
      – Неопределенность?
      Не дав Селии договорить, Джон притянул ее к себе и стал покрывать поцелуями. Никогда прежде он не давал так явно понять, как сильно хочет ее.
      Но Селия не могла ответить ему взаимностью.
      – Селия! – нежно воскликнул Джон.
      Она высвободилась:
      – Вы забылись!
      – Да, но хочу опять спросить вас, позабыв о гордости: вы скоро выйдете за меня? Я всегда занят, но думаю о вас беспрестанно. Вы нужны мне и даже не подозреваете, как сильно! Я никогда не испытывал ничего подобного ни к одной женщине, поверьте!
      Его глаза пылали страстью, и Селия верила ему. «Роман, – подумала она. – Ну почему не он на месте Джона, почему не Роман умоляет меня, почему не ему я так нужна?» Селия понимала, что Джон испытывал к ней такие же чувства, как она к Роману. Любовь! Какой странной она бывает, какой жестокой.
      – Я уже сказала вам всю правду, – прошептала девушка. – Мне не следовало приезжать сюда. Я…
      Но, как и в прошлый раз, Джон остановил ее:
      – Я ничего не хочу слушать.
      Селия поднялась и оправила юбку. Краска залила ее щеки.
      – Но я должна отказать вам, Джон. Сейчас я еще не готова принять решение. Вы должны это понять.
 
      В тот день после обеда Селия сидела на веранде одна. Услышав голос, она обернулась и увидела Романа. Нежные отблески заката смягчали резкие черты его лица.
      – Я должен извиниться перед вами, – тихо начал он.
      Сердце у Селии подпрыгнуло.
      – Это связано с Тиной. В прошлый раз за обедом мне не следовало говорить о проказе. Сегодня она пришла ко мне и стала расспрашивать об этой болезни. Я понял, девочка боится, что она и другие ученики школы в Маунтен Вью могут заболеть.
      Значит, он решил поговорить о Тине, а не об их отношениях, не о том, как вел себя с нею!
      – Я рада, что вы думаете о Тине. Она очень способная и добрая девочка.
      Вечерний ветерок трепал кудри Романа, вызывая у Селии желание прикоснуться к его волосам. Никогда прежде она не ощущала столь сильного физического влечения.
      Ей нужно выбросить его из головы, забыть о нем! Но как? Как изгнать из души те новые, пугающие ее чувства, о существовании которых она прежде и не подозревала?
      Роман кивнул ей:
      – Я ухожу, Селия, хочу кое-что почитать. Доброй ночи.
      – Доброй ночи, – ответила девушка, не сводя с него глаз.
 
      На следующее утро Селия поднялась рано и, желая отвлечься от тягостных мыслей, поспешила на конюшню и оседлала Мисти. Лошади Романа уже не было в стойле. «Может, он тоже отправился на верховую прогулку? – раздраженно подумала девушка. – Впрочем, что мне до этого? Пускай едет куда хочет, пусть возвращается в Лахаина».
      Она пришпорила лошадь и пустила ее по горной тропе, ведущей к заводи Пеле.
      «Вероятно, я сделала ошибку, приехав на Мауи, ибо ничего не добилась. Сейчас я ничуть не ближе к Роману, чем в Гонолулу. Как же мне забыть о нем?»
      Она услышала шум водопада и проехала мимо отвесной скалы, с которой падала вода. Повернув, Селия оказалась у заводи Пеле, которая блестела на солнце, как зеркало. Заводь была совершенно пустынна, тишину не нарушало даже пение птиц.
      Девушка привязала лошадь, направилась к воде и вспомнила нагую Кинау в венке из белых цветов.
      В глубине мелькнула маленькая рыбка. Селия погрузила в воду ладонь, а потом подняла руку и смотрела, как с нее стекают капли, похожие на бриллианты. Она не нужна Роману. Придется с этим смириться, выбросить его из сердца.
      Солнце припекало, и вскоре Селия сняла платье и нижнее белье – все, кроме корсета и панталон, а затем вошла в воду. Батист тут намок, и сквозь ткань просвечивала кожа. Поблизости не было никого, к тому же ее платье висело совсем рядом на скале, и в случае необходимости она бы сразу дотянулась до него.
      Поплавав минут двадцать, Селия замерзла, поскольку заводь наполняла холодная вода из высокогорного источника. Девушка уже хотела выбраться на берег, как вдруг заметила какое-то движение за деревьями.
      – Кто… кто это? – испугалась она и погрузилась в воду так, что на поверхности остались лишь голова и плечи.
      – Это я.
      – Вы?!
      К своему ужасу Селия увидела Романа, направлявшегося к скалам у заводи Пеле.
      – Кажется, вы плещетесь тут обнаженная, как «вахине»?
      Роман, улыбаясь, смотрел на нее.
      – Я не обнаженная!
      – Тогда почему вы не выходите на берег? – насмешливо спросил он.
      Селия кокетливо засмеялась.
      – Я не выйду, пока вы не отвернетесь!
      – А если я не отвернусь?
      – Вам придется это сделать! – Она плеснула в него водой.
      Роман опустился на колени, набрал в ладони воды и плеснул в девушку.
      Селия почти физически ощущала на себе его напряженный взгляд. Его рубашка была расстегнута; грудь, покрытая волосами, блестела от пота. Трепеща от желания, девушка представила себе, что целует его в ямку на шее.
      Селия плавала кругами, прекрасно сознавая, что рано или поздно ей придется выйти из воды и прилипшее белье продемонстрирует его взгляду все ее прелести.
      Наконец Роман подхватил ее платье и рассмеялся:
      – А ну-ка поймайте! Вместо того чтобы дразнить меня, выходите-ка лучше из воды, пока не замерзли. Я здесь уже купался и знаю, какая холодная эта заводь.
      С кем он тут раньше купался? Услышав эти слова, девушка задрожала.
      – Поспешите, а то покроетесь гусиной кожей!
      Она взяла у него платье и вышла на берег, прикрываясь им. У нее зуб на зуб не попадал. Селия возилась с платьем, чувствуя себя совершенно беззащитной под взглядом Романа.
      О чем он думает, так пристально наблюдая за ней? Нравится ли она ему?
      – Надеюсь, вы не собираетесь надеть платье на мокрое нижнее белье? – воскликнул Роман.
      Именно это она и хотела сделать.
      – Да вы же заболеете пневмонией!
      Не успела она и слова вымолвить, как Роман отобрал платье и принялся раздевать девушку. Его прикосновения возбуждали девушку, и она чувствовала, что все это уже не игра. Это было серьезнее всего, что когда-либо происходило в ней.
      Испугавшись, Селия попыталась прикрыться.
      – Нет, – прошептала она. – Нет, пожалуйста, я…
      Но он уже снял с нее корсет и гладил ее тело, объятое дрожью.
      – Не будьте дурочкой. Я врач.
      Ей показалось, что голос Романа звучит более глухо, чем обычно.
      – Даже местные жители понимают, что замерзать нельзя. – Он мягкими движениями спускал ее панталоны. Роман гладил ее ягодицы. Девушка слышала его учащенное дыхание, и ей казалось, что между ними может произойти все. Что же должно произойти? Селия знала что, но уже не слушалась голоса разума.
      Она хотела принадлежать Роману, была готова сделать все, что он попросит…
      Он снял рубашку, и от запаха мускуса, исходившего от его тела, у Селии перехватило дыхание.
      Он накинул на нее свою рубашку.