— Что может теперь привлекать ее в этой сцене? — спросил Келексел. — Очевидно, ее захватывает мастерство постановки.
      — Разумеется, — сказал Фраффин.
      Келексел присмотрелся к сидящему справа участнику действия. Неужели это отец его любимой игрушки? Он обратил внимание на обвисшие веки туземца. Это было существо с тяжелыми чертами лица, окутанное атмосферой скрытности. Абориген походил на очень крупного Чема. Как это создание могло быть родителем его изящной, грациозной любимицы?
      — Тот, с которым она собиралась сочетаться браком — туземный знахарь, — сообщил Фраффин.
      — Знахарь?
      — Им больше нравится называть себя психологами. Хотите послушать, о чем они говорят?
      — Как вы недавно сказали: "Какой вред может в этом заключаться"?
      Фраффин повернул регулятор звука.
      — Да, разумеется.
      — Возможно, это доставит нам удовольствие, — мрачно произнес Келексел. Почему его любимица смотрит эти картинки из ее прошлой жизни? Сейчас это для нее источник мучений и ничего больше.
      — Тсс! — сказал Фраффин.
      — Что?
      — Слушайте!
      Наклонившись к столу, заваленному грудой каких-то бумаг, Фурлоу пытался разложить их по порядку. Можно было расслышать тихое шуршание. Донесся запах пыльного, застоявшегося: воздуха и еще какие-то непонятные ароматы, в то время как нити чувствительной силовой паутины окружали Келексела и Фраффина. Гортанный голос Джо Мерфи громко и отчетливо донесся со сцены:
      — Удивлен, что вижу вас, Энди. Я слышал, у вас было что-то вроде сердечного приступа.
      — Наверное, это был однодневный, быстро протекающий грипп, — сказал Фурлоу. — Многим приходится переболеть им.
      (Фраффин усмехнулся.)
      — Есть что-нибудь от Рути? — спросил Мерфи.
      — Нет.
      — Вы опять потеряли ее. Кажется, я просил вас позаботиться о ней. Но, наверное, все женщины одинаковы.
      Фурлоу поправил очки, поднял голову и посмотрел прямо в глаза наблюдающих за ним Чемов.
      Келексел шумно вздохнул.
      — Ну, как вам это нравится? — прошептал Фраффин.
      — Иммунный! — воскликнул Келексел. "Теперь Фраффин в моих руках, — подумал он. — Позволить иммунному видеть команду наблюдения!"
      — Это существо все еще живет? — поинтересовался он.
      — Мы недавно устроили ему маленькую демонстрацию нашего могущества, — сказал Фраффин, — но я считаю, что он слишком забавен, чтобы его уничтожать.
      Мерфи кашлянул, и Келексел переключил свое внимание на сцену, наблюдая, слушая. "Ну, что ж, разрушай себя, Фраффин", — подумал он.
      — Находясь здесь, не заболеешь, — сказал Мерфи. — Я прибавил в весе на тюремной диете. Да, и режим здесь подходящий, я прекрасно к нему приспособился, хоть это и может показаться странным.
      Фурлоу снова занялся сортировкой бумаг.
      Келексел чувствовал, что действие захватывает его, все его существо сконцентрировалось сейчас в органах восприятия. Но одна мысль не давала покоя: "Почему она смотрит на жизнь этих существ из ее прошлого?"
      — Так значит, все идет нормально? — спросил Фурлоу. Он положил на стол перед Мерфи стопку карточек с какими-то узорами.
      — Вот только время скучно тянется, — ответил Мерфи. — Здесь все происходит медленно. — Он старался не смотреть на карточки.
      — Но вы допускаете, что жить можно и в тюрьме?
      Фраффин подрегулировал ручки настройки. Точка обзора резко приблизилась. Перед ними были теперь два увеличенных профиля. (У Келексела возникло жутковатое чувство, будто он сам подошел и встал вплотную к туземцам).
      — В этот раз мы изменим порядок работы с карточками, — произнес Фурлоу. — Вы достаточно редко проходите тестирование. Поэтому я хотел бы изменить методику.
      Мерфи бросил быстрый, настороженный взгляд исподлобья, но голос его остался вежливым и подчеркнуто откровенным.
      — Все, как вы скажете, док.
      — Я буду сидеть здесь, лицом к вам, — продолжал Фурлоу. — Это несколько необычно, но иначе ситуация не вписывается в предусмотренную схему.
      — Намекаете, что вы знакомы со мной, и так далее?..
      — Да. — Фурлоу положил на стол перед собой секундомер. — И я уже изменил обычный порядок карточек в стопке.
      Секундомер неожиданно вызвал любопытство Мерфи. Он внимательно разглядывал этот атрибут предстоящего испытания. Легкая дрожь прошла по его предплечьям. С заметным усилием он заставил себя принять вид доброжелательной готовности к сотрудничеству.
      — Последний раз вы сидели позади меня, — сказал он. — Так же делал и доктор Вейли.
      — Я знаю, — ответил Фурлоу. Он был занят проверкой правильности расположения карточек в стопке.
      Келексел подпрыгнул на своем месте, когда Фраффин прикоснулся к его руке.
      — Этот Фурлоу великолепен, — прошептал Фраффин. — Следите за ним повнимательнее. Заметьте, как он изменил тест. Для этого необходимо проанализировать целесообразность повторения одного и того же теста несколько раз за короткое время, а эта очень непросто. Все равно, что подвергнуться несколько раз опасности, прежде чем научиться ее избегать,
      Келексел уловил подтекст последнего замечания Фраффина, заметив, как Директор с улыбкой откинулся в кресле, и почувствовал неприятную скованность. Он вновь переключил свое внимание на сцену.
      Что следовало отметить в происходящем? Осознание вины? Он изучал Фурлоу, гадая, вернется ли Рут к этому существу, если ее освободить. Неужели она сможет так поступить после общения с Чемом?
      Келексел почувствовал укол ревности. Нахмурившись, он откинулся на спинку стула.
      Наконец Фурлоу продемонстрировал, что он готов начать тестирование. Достал первую карточку, взял секундомер и включил его.
      Мерфи уставился на первую карточку, шевеля губами. После некоторого раздумья, он сказал:
      — Случилась дорожная катастрофа. Два человека погибли. Вот их тела возле дороги. Сейчас полно дорожных происшествий. Люди просто не умеют быстро водить машины.
      — Вы выделяете какую-то часть рисунка, или вся карточка дает эту картину? — спросил Фурлоу.
      Мерфи прищурился.
      — Вот этот маленький кусочек. — Он перевернул карточку и взял следующую. — Это завещание или акт о передаче собственности, но кто-то уронил его в воду и написанное расплылось. Поэтому его нельзя прочитать.
      — Завещание? Можете сказать, чье?
      Мерфи повертел карточку в руках.
      — Знаете, когда папаша умер, завещание найти не смогли. Мы все знали, что оно было, но дядя Амос смотался с большей частью состояния. Вот так я научился бережно относиться к своим бумагам. Вы тоже должны быть осторожны с важными бумагами.
      — А ваш отец берег свои бумаги?
      — Па? Черт побери, нет!
      Фурлоу кажется что-то заинтересовало в тоне Мерфи. Он быстро спросил:
      — Вы и ваш отец когда-нибудь дрались?
      — Цапались иногда, и все.
      — Имеете в виду, ссорились?
      — Ага. Он всегда заставлял меня оставаться с мулами и повозкой.
      Фурлоу сидел ожидающий, внимательный, изучающий. Мерфи откашлялся, сделавшись похожим на череп.
      — Это старая поговорка нашей семьи. — Быстрым движением он положил карточку на стол и взял из стопки третью. — Шкура выхухоля, растянутая для просушки. Когда я был мальчишкой, за штуку платили одиннадцать центов.
      Фурлоу попросил:
      — Попробуйте найти другую ассоциацию. Посмотрим, сможете ли вы обнаружить еще что-нибудь на этой карточке.
      Мерфи бросил быстрый взгляд на Фурлоу, потом на карточку. Было видно, что он напрягся, как натянутая струна. Стало очень тихо.
      Келексел не мог отделаться от ощущения, что Фурлоу, используя ситуацию с Мерфи, контактирует со зрителями, сидящими у репродьюсера. Он словно стал еще одним пациентом знахаря. Несмотря на понимание того, что сцена осталась в прошлом, и это лишь ее запись, он словно вернулся назад во времени и непосредственно присутствовал при происходящем,
      Мерфи снова посмотрел на Фурлоу.
      — Это может быть мертвая летучая мышь, — сказал он. — Наверное, кто-то пристрелил ее.
      — А зачем кому-то это делать?
      — Потому, что они грязные! — Мерфи положил карточку на стол и оттолкнул ее от себя. Он выглядел затравленным, загнанным в тупик. Медленно, нерешительно он потянулся за следующей карточкой, взял ее, как будто опасаясь увидеть что-то страшное.
      Фурлоу проверил секундомер и снова внимательно уставился на Мерфи.
      Тот изучал карточку, которую держал в руке. Несколько раз он собирался заговорить, но после некоторого колебания продолжал хранить молчание. Наконец произнес:
      — Ракеты, которые запускаются для фейерверка на четвертое июля. Чертовски опасные штуки.
      — Они взрываются? — спросил Фурлоу.
      Мерфи повнимательнее вгляделся в карточку,
      — Да, это те, которые взрываются и рассыпают звезды. От этих звезд может начаться пожар.
      — Вы когда-нибудь видели, чтобы так возник пожар?
      — Я слышал об этом.
      — Где?
      — Да мало ли где! Каждый год людей предупреждают об этих чертовых штуковинах. Вы что, газет не читаете?
      Фурлоу сделал пометку в лежащем перед ним блокноте. Мерфи сердито посмотрел на него и перешел к следующей карточке.
      — На этой картинке — муравейник. Муравьев потравили, а потом срезали верхушку муравейника, чтобы сделать план прорытых ходов.
      Фурлоу откинулся на спинку стула к сконцентрировал свое внимание на лице Мерфи.
      — Зачем кому-то делать такой план?
      — Чтобы увидеть, как муравьи роют свои ходы. Когда я был маленьким, я свалился в муравейник. Они очень больно кусались, как будто обжигали. Ма мазала меня содой. Па облил муравейник керосином и поднес спичку. О, как они забегали! Па прыгал вокруг и давил их.
      С видимой неохотой Мерфи положил карточку и взял следующую. Он мельком взглянул на то, как Фурлоу делает заметки, и перевел взгляд на карточку. Напряженная тишина повисла в комнате.
      Вглядываясь в рисунок в руке Мерфи, Келексел подумал о летательных аппаратах Чемов, парящих в ясном голубом небе — армада кораблей двигалась из ниоткуда в никуда. Он испытал неожиданный испуг при мысли о том, что может сказать об этом Фурлоу.
      Мерфи, прищурившись, рассматривал картинку, держа карточку на вытянутой руке.
      — Наверху, слева, там может быть эта гора в Швейцарии, где люди всегда падают и разбиваются насмерть.
      — Маттерхорн?
      — Угу.
      — А остальная часть карточки ничего Вам не напоминает?
      Мерфи отбросил карточку.
      — Ничего.
      Фурлоу сделал отметку в блокноте и поднял глаза на Мерфи, который изучал следующую карточку.
      — Сколько раз я видел эту карточку, — сказал Мерфи, — и никогда не обращал внимания на этот кусочек наверху. — Он показал пальцем. — Вот здесь. Это кораблекрушение, спасательные шлюпки торчат из воды. Эти маленькие точки — тонущие люди.
      Фурлоу проглотил слюну. Похоже было, что он собирается обсудить этот комментарий. Резко подавшись вперед, он спросил:
      — Кто-нибудь остался в живых?
      На лице Мерфи появилось грустное выражение. Было видно, что ему не хочется отвечать на этот вопрос.
      — Нет, — вздохнул он. — Это очень плохой случай. Знаете, мой дядя Ал умер в тот год, когда затонул "Титаник".
      — Он был на "Титанике"?
      — Нет. Просто я таким образом запоминаю даты. Например, в тот год, когда сгорел "Цеппелин", я перевел свою компанию в другое здание.
      Мерфи взял следующую карточку и довольно улыбнулся.
      — Эта очень простая. Это атомный гриб от взрыва бомбы.
      Фурлоу облизнул губы и спросил:
      — Вся карточка?
      — Нет, только вот это белое место сбоку. Похоже на фотографию взрыва.
      Рука Мерфи скользнула по столу за следующей карточкой. Он поднес ее к глазам, прищурился. В комнате вновь стало тихо.
      Келексел покосился на Фраффина и обнаружил, что Директор с интересом изучает его.
      — Какова цель происходящего? — прошептал Келексел.
      — Вы говорите шепотом, — заметил Фраффин. — Не хотите, чтобы Фурлоу услышал вас?
      — Что?
      — Эти туземные знахари обладают необычной энергией, — сказал Фраффин. — Они могут проникать во время.
      — Все это полная ахинея, — пробурчал Келексел. — Мумбо джумбо. Тест ничего не значит. К тому же, ответы туземца весьма логичны. Я бы сам мог ответить примерно так же.
      — В самом деле? — спросил Фраффин.
      Келексел промолчал, вновь сосредоточиваясь на действии, разворачивающемся перед его глазами.
      Мерфи нерешительно смотрел на Фурлоу.
      — Вот здесь, в середине, похоже на лесной пожар, — произнес Мерфи. Он следил за движением губ Фурлоу.
      — Вы когда-нибудь видели лесной пожар?
      — Только место, где он был. Там здорово смердело мертвыми обгоревшими коровами. Сгорело ранчо в Суислоу.
      Фурлоу черкнул в своем блокноте.
      Мерфи злобно посмотрел на него, сглотнул и взял последнюю карточку. Взглянув на нее, он резко и глубоко вдохнул, как будто получил удар в живот.
      Фурлоу внимательно наблюдал за ним.
      Тень замешательства прошла по лицу Мерфи. Он заерзал на своем стуле и с беспокойством спросил:
      — Эта карточка входит в обычный комплект?
      — Да.
      — Я не помню ее.
      — О! А вы помните все остальные карточки?
      — Вроде.
      — Ну, а что с этой карточкой?
      — Я думаю, что вы специально достали ее где-то.
      — Нет. Это карточка из обычного набора.
      Мерфи тяжело посмотрел на психолога и сказал:
      — Я имел право убить ее, док. Давайте не будем об этом забывать. Я имел право. Муж должен защищать свой дом.
      Фурлоу спокойно выжидал.
      Мерфи дернул головой и уставился на карточку.
      — Свалка, — выпалил он. — Это напоминает мне свалку.
      Фурлоу по-прежнему молчал.
      — Развалившиеся машины, старые паровые котлы или что-то в этом роде, — пробормотал Мерфи. Он отодвинул карточку в сторону и выпрямился на стуле, выжидающе глядя на психолога.
      Фурлоу глубоко вздохнул, собрал карточки и листки с данными осмотров, сложил их в портфель, который стоял на полу, рядом со стулом. Потом медленно повернулся и посмотрел прямо в фокус репродьюсера.
      Келексел явственно ощутил, как его взгляд встретился со взглядом Фурлоу.
      — Скажите мне, Джо, — произнес Фурлоу, — что вы видите там.
      Он указал рукой прямо на сидящих у пульта управления зрителей.
      — Хм? Где?
      — Здесь, — продолжал показывать Фурлоу.
      Теперь Мерфи тоже смотрел в одном с ним направлении.
      — Что-то вроде клубков дыма или пыли, — неуверенно сказал он. — Это помещение очень плохо убирают.
      — Ну, а что вы видите в этой пыли или дыме? — настойчиво спросил Фурлоу. Он опустил руку.
      Мерфи наклонил голову набок и прищурился.
      — Ну, может быть, там много маленьких лиц… детских лиц, похожих на херувимов… или нет, на чертенят, которых изображают на картинках преисподней.
      Фурлоу повернулся к заключенному.
      — Чертенята из преисподней, — пробормотал он. — Очень подходящее название…
      Фраффин отключил репродьюсер. Пространство сцены опустело.
      Келексел на секунду прикрыл глаза и затем повернулся к Фраффину, который, к его удивлению, усмехнулся.
      — Чертенята из преисподней, — повторил Фраффин. — О, это великолепно! Это действительно замечательно!
      — Вы умышленно позволили иммунному наблюдать за нами и фиксировать наши действия, — сказал Келексел. — Не вижу в этом ничего замечательного!
      — Что вы думаете о Мерфи? — поинтересовался Фраффин.
      — Он выглядит таким же нормальным, как я сам.
      Фраффин не смог сдержать приступа смеха. Он покачал головой, вытер глаза и произнес:
      — Мерфи — мое собственное произведение, Келексел, Собственное произведение. Я особенно тщательно лепил его, причем с самого раннего детства. Не правда ли, он восхитителен, Чертенята из преисподней!
      — Он гоже иммунный?
      — Владыки Сохранности, нет!
      Келексел изучающе посмотрел на Директора. Конечно, Фраффин уже разгадал его маскировку. Зачем же он выдает себя, демонстрируя иммунного Следователю, присланному Первородными? Но был ли это знахарь? Могут ли эти туземцы обладать какими-то таинственными силами, которые использует Фраффин?
      — Я не понимаю мотивов ваших поступков, Фраффин, — сказал Келексел.
      — Это заметно. — ответил Фраффин. — А мак с Фурлоу? У вас совсем не возникает чувства вины, могда вы ведите существо, у которого вы отняли его самку?
      — Знахарь? Иммунный? Я не принимаю его в расчет. Отмять что-то у него? Это законное право Чема, брать с низших уровней то, что он пожелает.
      — Но… Фурлоу почти мыслящий человек, вам не кажется?
      — Чепуха!
      — Нет, нет, Келексел. У него необычные способности. Ом великолепен. Разве вы не заметили, как тонко он провел беседу с Мерфи, разоблачая его сумасшествие?
      — Как вы можете называть этого туземца сумасшедшим?
      — Он сумасшедший, Келексел. Я сделал его таким.
      — Я… я не верю.
      — Терпение и учтивость, — сказал Фраффин. — Что вы ответите, если я скажу, что могу показать вам еще много чего о Фурлоу, но вы его при этом совсем не увидите?
      Келексел выпрямился на стуле. Он предельно насторожился, словно все его предыдущие опасения вернулись, многократно усиленными. Фрагменты сцены, которую Фраффин только что показал ему, вертелись у него в голове, их смысл менялся и искажался. Сумасшедший? Вдруг он подумал о Рут. Она смотрела эту сцену, возможно и сейчас продолжает ее смотреть. Почему она захотела увидеть такой мучительный для нее сюжет? Он ведь должен причинять ей боль. Должен. Впервые на его памяти он почувствовал, что разделяет переживания другого существа. Он попытался прогнать это чувство. Ведь она всего лишь низко развитая туземка. Он поднял глаза и поймал взгляд Фраффина. Похоже было, что они поменялись местами с туземцами, которых только что наблюдали, Фраффин взял на себя роль Фурлоу, а он, Келексел, стал Мерфи.
      "Какую силу получает он от этих туземцев? — спрашивал себя Келексел. — Может ли он читать мои мысли, предугадывать мои поступки? Но ведь я не сумасшедший… и не слишком эмоционален".
      — Что за парадокс вы мне предлагаете? — спросил Келексел. Он был доволен, что его голос остается ровным и спокойным.
      "Осторожно, осторожно, — думал Фраффин. — Он прочло сел на крючок, но не следует допускать, чтобы борьба с ним затягивалась".
      — Забавная вещь, — сказал Фраффин. — Понаблюдайте. — Он указал на сцену репродьюсера; нажал на кнопки управления.
      Келексел неохотно повернулся, взглянул на сцену — та же обшарпанная комната, открытое окно с красно-белыми занавесками, шипящий радиатор; Мерфи в том же положении сидел у ободранного стола. Та же живая картина, ничем не отличающаяся от виденной ими прежде, только позади Мерфи, спиной к наблюдателям, сидел другом туземец, на коленях у него лежала картонная папка с зажимами и несколько листов бумаги.
      Телосложение нового участника сильно напоминало телосложение Мерфи — такая же угловатая коренастая фигура. Видимая со спины часть обвислой, багровой щеки позволяла сделать предположение о раздражительности субъекта. Затылок был аккуратно подстрижен.
      На столе перед Мерфи в беспорядке лежали разрисованные черно-белыми узорами карточки. Он постукивал пальцем по оборотной стороне одной из них.
      По мере того, как Келексел изучал сцену, он заметил изменение в состоянии Мерфи. Тот был более спокойным, расслабленным, уверенным в себе.
      Фраффин кашлянул и произнес:
      — Туземец, делающий записи, — это другой знахарь, Вейли, коллега Фурлоу. Он только что закончил проведение того же самого теста. Наблюдайте за ним внимательно.
      — Зачем? — спросил Келексел. Повторение одной и той же ситуации показалось ему подозрительным.
      — Просто понаблюдайте, — сказал Фраффин.
      Резким движением Мерфи перевернул карточку, по которой он постукивал, посмотрел на нее и отбросил в сторону.
      Вейли повернулся, поднял голову, показав круглое лицо с пуговичными голубыми глазками, большим мясистым носом и узким ртом. Самодовольство проступало во всем его облике, он словно был источником света в погруженном в темноту окружающем мире. Однако, за этим самодовольством наблюдательный глаз мог заметить скрытую хитрость.
      — Эта карточка, — сказал он раздраженным тоном. — Почему вы еще раз рассматривали ее?
      — Я… просто хотел еще раз на нее взглянуть, — ответил Мерфи и опустил голову.
      — Увидели что-нибудь новое?
      — Только то, что я всегда на ней вижу — шкуру животного.
      На лице Вейли появилось веселое выражение, он уставился на затылок Мерфи.
      — Шкуру животного, вроде тех, каких вы добывали, когда были мальчишкой?
      — Я тогда зарабатывал много денег, продавая шкуры. У меня всегда на деньга был наметанный глаз.
      Вейли дернул головой вверх-вниз — видимо, воротник рубашки был ему слишком тесен.
      — Хотите еще раз взглянуть на какие-нибудь другие карточки? — спросил он.
      Мерфи облизнул губы кончиком языка.
      — Думаю, нет.
      — Интересно, — пробурчал Вейли,
      Мерфи немного повернулся на стуле и, глядя на психиатра, произнес:
      — Док, может, вы скажете мне кое-что?
      — Что?
      — Этот же тест проводил со мной один из ваших коллег, вы его знаете — Фурлоу. Что показали результаты?
      Что-то неприятное и хищное появилось в выражении лица Вейли.
      — Разве Фурлоу не говорил вам?
      — Нет. Я считаю, вы более правильный парень и сможете лучше войти в мое положение.
      Вейли посмотрел в свои бумаги, покачивая карандашом с отсутствующим видом. Затем он начал подчеркивать все "о" и "с" в напечатанной строке.
      — Фурлоу не имеет медицинской степени.
      — Да, но что все-таки показал тест?
      Вейли закончил свою работу и, оценив результат, откинулся на спинку стула.
      — Потребуется еще некоторое время для обработки данных, — сказал он. — Но я рискну предположить, что вы такой же нормальный, как любой другой.
      — Это означает, что я в здравом уме? — спросил Мерфи, Он напряженно, затаив дыхание, смотрел на поверхность стола в ожидании ответа.
      — Настолько же, насколько и я, — сказал Вейли.
      Мерфи облегченно вздохнул. Он улыбнулся, обвел взглядом разбросанные карточки.
      — Спасибо, док.
      Сцена резко оборвалась.
      Келексел тряхнул головой, взглянул через стол на Фраффина, рука которого лежала на выключателях репродыосера. Директор усмехался.
      — Видите, — сказал Фраффин. — Еще кто-то считает Мерфи нормальным, соглашается с вашим мнением.
      — Вы говорили, что покажете мне Фурлоу.
      — Я показал!
      — Не понимаю.
      — Вы заметили, как этот знахарь был вынужден заняться подчеркиванием букв в какой-то своей бумаге? Видели ли вы, чтобы Фурлоу занимался чем-то вроде этого?
      — Нет, но…
      — А вы заметили, какое удовольствие получает этот знахарь от испуга Мерфи?
      — Но страх другого существа может время от времени доставлять удовольствие.
      — И боль, и насилие? — спросил Фраффин.
      — Конечно, если правильно ими управлять.
      Фраффин продолжал, улыбаясь, смотреть на него.
      "Мне тоже доставляет удовольствие их страх, — подумал Келзксел. — В этом состоит идея помешанного Директора? Неужели он пытается сравнить меня с этими… существами? Но ведь любому Чему нравятся подобные вещи".
      — У этих туземцев существует довольно странное представление, — сказал Фраффин, — что любые действия, которые разрушают жизнь — ЛЮБУЮ жизнь, — это уже болезнь.
      — Но все целиком зависит от того, какая форма жизни разрушается, — возразил Келексел. — Безусловно, даже эти ваши туземцы не станут колебаться перед тем, как уничтожить… червя.
      Фраффин молча смотрел на него.
      — Итак? — спросил Келексел.
      Взгляд Директора оставался таким же пристальным.
      Келексел почувствовал закипающую ярость. Он свирепо посмотрел на Фраффина.
      — Это всего лишь понятие, — сказал тот, — его можно рассматривать как угодно. Понятия, идеалы — все тоже наши игрушки, не так ли?
      — Безумная идея, — проворчал Келексел.
      Он напомнил себе, что цель его пребывания здесь — устранить угрозу, исходящую от сумасшедшего Директора Корабля историй. И тот теперь открыл сущность своего преступления! В конце концов, он будет сурово осужден ж отправлен в изгнание. Келексел глядел на Фраффина, смакуя наступающий момент разоблачения, чувствуя нарастающий праведный гнев и какое-то странное наслаждение при мысли о вечном всеобщем отчуждения, которому подвергнут преступника. Пусть Фраффин погрузится в безграничную темноту вечной скуки. Пусть этот сумасшедший узнает, что в действительности означает НАВЕЧНО!!
      Все эти мысли в течение нескольких секунд промелькнули в голове Келексела. Раньше он никогда не размышлял о вечности с такой точки зрения. Навечно. "Что же это значит на самом деле?"
      Он попробовал вообразить себя изолированным, оставленным наедине с самим собой в бесконечно текущем времени. Его разум содрогнулся, и он почувствовал приступ сострадания к Фраффину, представив себе вероятное будущее Директора.
      — Теперь, — сказал Фраффин, — теперь момент наступил.
      "Неужели он намеренно злит меня и добивается, чтобы я донес на него? — спросил себя Келексел. — Ко это невозможно!"
      — Позвольте мне выполнить приятную миссию, — произнес Фраффин, — и сообщить вам, что у вас, очевидно, будет наследник.
      Келексел сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, оглушенный услышанным. Он хотел заговорить, но не смог. Наконец, обрел голос и проскрежетал:
      — Но как вы можете…
      — О, не так, как это обычно делается, — сказал Фраффин. — Не будет никакого хирургического вмешательства, не будет отбора наиболее подходящего донора яичников из банка Первородных. Ничего элементарного а этом роде.
      — Что вы имеете…
      — Ваша туземка — любимица, — сказал Фраффин. — Вы зачали с ней ребенка. Очевидно, она будет рожать… древним способом, как поступали и мы до тех пор, пока Первородные не установили четкий порядок жизни.
      — Это… это невозможно, — прошептал Келексел.
      — Вполне возможно. Разве вы не видите, что планета, на которой мы находимся, населена первобытными Чемами?
      Келексел сидел молча, впитывая зловещее очарование откровений Фраффина, почти визуально замечая колебания воздуха от произнесенных слов. Картины, которые он должен был увидеть, вставали перед его глазами. Преступление было таким простым. Таким простым!
      После того, как он преодолел определенное умственное напряжение, все встало на свои места. Это было преступление, соответствующее уровню Фраффина, преступление, которое не мог задумать ни один другой Чем. Келексел почувствовал непроизвольное восхищение.
      — Вы думаете, — сказал Фраффин, — что нужно только донести на меня Первородным, и они расставят все по своим местам. Позаботятся о последствиях. Обитателя этой планеты будут стерилизованы, так, чтобы они не могли осквернять кровь Чемов. Доступ на планету будет закрыт, пока ей не найдут подходящего применения. Вашего нового отпрыска, полукровку, постигает та же участь, что и остальных туземцев.
      Неожиданно Келексел ощутил, как восстали в нем забытые инстинкты.
      Угроза, прозвучавшая в словах Фраффина, открыла припрятанные в тайниках сознания Келексела запасы эмоций, которые он, как ему казалось, навсегда надежно запер на замок. Он никогда не подозревал об опасности со стороны этих сил. Но сейчас в его голове, как птицы в клетке, носились странные мысли.
      "Если только представить себе, что можно иметь неограниченное количество отпрысков!"
      Затем:
      "Так вот, что случилось с другими Следователями!"
      И в это мгновение Келексел понял, что он продал.
      — Позволите ли вы им уничтожить вашего отпрыска? — спросил Фраффин.
      Этот вопрос был лишним. Келексел уже поставил его перед собой и дал на нет ответ. Ни один Чем не мог угрожать своему отпрыску — такой редкой и драгоценной была эта одинокая ниточка, связывающая его с потерянным прошлым. Он вздохнул.
      Фраффин понял, что победил и улыбнулся.
      Мысли Келексела обратились внутрь, к его собственному теперешнему положению. Первородные проиграли Фраффину еще один раунд. Его роль в этом поражении была четко определенной и достаточно формальной, с каждой минутой он все более ясно понимал это. Он прошел вслепую (действительно ли вслепую?) по дорожке, которая завела его в ловушку. Фраффину было так же легко управлять им, как и любым существом этого замечательного мира.
      Поняв, что он должен смириться со своим поражением и выбора кет, Келексел испытал необычное чувство счастливого облегчения. Это не была робость — скорее запоздалое сожаление, такое же острое и глубокое, как настоящая скорбь.
      "Теперь я смогу все время иметь неограниченное количество чудесных женщин, которые будут развлекать меня, — подумал он. — И оставлять мне потомство".
      Облако пробежало по его сознанию и, чтобы развеять его, он обратился к Фраффину, как обращаются к товарищу по заговору:
      — А что, если Первородные направят сюда Следователя-женщину?
      — Это только облегчит нашу задачу, — спокойно ответил Фраффин. — Женщины-Чемы, освобожденные от способности к размножению, но не освобожденные от инстинкта, получают здесь большое удовольствие. Конечно, они просто купаются в море плотских наслаждений. У местных мужчин, как правило, почти нет каких-либо сдерживающих качал. Но сексуальное влечение для наших женщин не главное. Больше всего их привлекает возможность наблюдать за процессом рождения ребенка! Они получают необходимое для них удовольствие от сопереживания, которое я не могу постигнуть, но Юнвик уверяет меня, что оно очень сильно.
      Келексел кивнул. Это, должно быть, правда. Посылая для расследования заговора женщину, следует держать ее на очень крепкой узде. Однако Келексел все же оставался Следователем, прошедшим солидную подготовку. И он заметил пусть микроскопическую, но озабоченность Фраффина — заметил по тому, как двигается его рот, по морщинкам, пролегшим у его глаз. В выстроенном Фраффином здании все же был непрочный элемент, хотя он и отказывался признать это. Но придет день, когда его битва будет проиграна. Первородные не допустят, чтобы предъявленные ими к оплате векселя вечно оставались неоплаченными. Вечность, это слишком долго даже для них. Подозрения перейдут в уверенность и тогда ЛЮБЫЕ средства будут использованы, чтобы раскрыть этот секрет.