НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений

      — В том нет нужды. Я восстановлю свое прошлое, когда вернусь на Валлон. Там, в хранилищах, содержится копия памяти любого гражданина.
      — Но ваша была здесь, с вами.
      — Она — лишь вторая копия. Основная же всегда хранится в Окк-Хамилоте.
      — Представляю, как вам хочется вернуться туда, — произнес я. — Каким счастьем будет для вас попасть домой после стольких лет отсутствия! Кстати о годах. Вы можете сказать, как долго пробыли на Земле в отрыве от своих?
      — Я потерял счет дням уже давным-давно, — ответил Фостер. — Я мог бы сказать лишь очень приблизительно.
      — Ну и сколько примерно? — продолжал настаивать я.
      — С того времени, как я покинул этот корабль, Лиджен, — произнес он, — прошло три тысячи лет.
      — Мне очень жаль, что наша команда распадается, — признался я. — Я уже почти начал привыкать к роли бестолкового ученика. Мне будет вас не хватать, Фостер.
      — Полетим со мной на Валлон, — предложил он.
      Мы стояли в наблюдательной рубке, глядя на залитую светом поверхность Земли в тридцати тысячах миль от нас. Ниже ее, подобно вырезанной из картона игрушке, висел мертвенно-бледный диск луны.
      — Как бы то ни было, спасибо вам, дружище, — промолвил я. — Конечно, хотелось бы посмотреть на эти ваши другие миры, но боюсь, что в конце концов от этого останется только сожалеете. Что толку дарить эскимосу телевизор? Буду я торчать на Валлоне и чахнуть по дому, по этим изнуренным людям, по этим мерзким запахам и по всему прочему.
      — Когда-нибудь вы сможете вернуться.
      — Насколько я разбираюсь в путешествиях на кораблях, подобных этому, я вернусь назад не ранее чем через пару столетий, хотя продолжительность самой дороги мне покажется всего лишь в несколько недель. А я бы хотел прожить свою жизнь здесь, среди людей, которых знаю, в мире, с которым сросся. В нем есть свои недостатки, но это мой дом.
      — Тогда, — с сожалением сказал Фостер, — я больше ничего не могу сделать, чтобы вознаградить вас за вашу терпимость и выразить вам свою благодарность.
      — Ну, кое-что все-таки можете, — сказал я, — Позвольте мне взять спасательный модуль и набить его кое-каким добром из библиотеки, несколькими камешками из хранилища и парочкой небольших механических безделушек. Думаю, что я смогу продать их так, что выровняю свою пошатнувшуюся экономику, а может быть, даже обеспечу себя на всю жизнь. Я ведь, как вы выразились, материалист.
      — Как хотите, — ответил Фостер. — Берите все, что пожелаете.
      — Когда я вернусь назад, — продолжал я, — то сделаю еще кое-что: расчищу вход в туннель ровно настолько, чтобы туда могла пролезть термитная бомба. Если, конечно, станция еще не обнаружена.
      — Насколько я могу судить по сдержанному характеру местного населения, эта тайна сохранится еще, по меньшей мере, три поколения.
      — Я посажу модуль в глухом месте, чтоб его не засек радар, — рассуждал я. — Время пока подходящее. А то еще несколько лет и такое станет невозможным.
      — Да. И этот корабль будет обнаружен, несмотря на его противорадиолокационные экраны, — добавил Фостер.
      Я взглянул на огромный гладкий шар, сияющий среди абсолютной тьмы. На поверхности Тихого океана играло яркое отражение солнца.
      — Мне кажется, там внизу я вижу отличный островок, то, что надо, — разошелся я. — Ну а если он не подойдет, остается еще миллион других для выбора.
      — А вы изменились, Лиджен, — заметил Фостер. — Сейчас вы разговариваете как человек, в котором есть много joie de vivre .
      — Мне всегда казалось, что я — один из тех парней, которым всегда не везет, — ответил я. — Но стоя здесь и глядя на весь мир, я почувствовал что-то такое, отчего подобные мысли начинают казаться глупыми, Там внизу есть все, что нужно человеку, чтобы поймать свою удачу… даже если у него нет запаса товаров на продажу.
      — В каждом мире свои правила жизни, — произнес Фостер, — в одном сложнее, в другом проще. Но столкнуться с вашей реальностью — это настоящий вызов.
      — Я… и Вселенная, — провозгласил я. — Да на таком фоне и неудачник буде, выглядеть красавцем.
      И повернулся к Фостеру:
      — Мы находимся на орбите с периодом обращения десять часов. Пора приступать к делу. Я хочу посадить модуль в южной части Южной Америки — там есть одно место, где можно разгрузиться без необходимости отвечать кое-кому на множество вопросов.
      — В вашем распоряжении есть несколько часов до наиболее подходящего момента старта, — сказал Фостер. — Не надо торопиться.
      — Может, и не надо, — заметил я, — но у меня много дел…
      Я в последний раз взглянул на величественную планету на обзорном экране:
      — …и мне не терпится начать…
 

ГЛАВА VIII

 
      Я сидел на террасе, наблюдая, как солнце погружается в море, и думая о Фостере, который находился где-то там, за пурпуром далекого горизонта, и наконец возвращался домой на корабле, который прождал его три тысячи лет. Было странно представлять себя на его месте, летящим почти со скоростью света. Для него прошло всего несколько дней, а для меня — три года… три коротких года, которыми я очень удачно воспользовался.
      Самое тяжелое время меня ожидало в первые несколько месяцев после того, как я посадил модуль в каньоне пустынной местности к югу от небольшого перуанского города под названием Иценка. Я проторчал у модуля целую неделю, чтобы убедиться, что вокруг не соберутся бдительные граждане со своими полезными советами и затруднительными для меня вопросами. Затем, увязав в узелок несколько тщательно отобранных образцов товара для начала своей новой карьеры, я доехал на попутных до города. Две недели мне пришлось вкалывать, врать, мошенничать или упрашивать, чтобы добраться до портового города Калао, и еще неделю, чтобы пристроиться палубным матросом на банановоз, направляющийся в сторону моего дома. В Тампе я смылся на берег и, не привлекая особого внимания, добрался до Майами. Насколько я понял, полиция уже потеряла ко мне интерес.
      Мое появление не вызвало восторга у моей старой подружки, сеньориты тяжелой весовой категории. Тем не менее, она помогла мне устроиться, и я приступил к реализации плана обратить мои сувениры в деньги.
      Я захватил с собой из модуля полный карман маленьких серых пластинок, смахивающих на кости домино, но в действительности представляющих собой фильмы, и к ним маленький проектор. Но я не думал их продавать. Я договорился со старым знакомым из числа деловых людей снять фильм для частного показа, пообещав при этом очень низкие затраты. Установив проектор, я принялся крутить свои фильмы, а он переснимал их на 35-миллиметровую пленку. Я сказал ему, что вывез эти фильмы контрабандой из Восточной Германии. О фрицах он был невысокого мнения, но ему пришлось отдать должное их техническому мастерству: комбинированные съемки были просто сногсшибательными. Особенно ему нравился фильм, который я назвал "Охота на мамонта".
      В общей сложности у меня было двенадцать фильмов. Сделав незначительные редакторские сокращения и добавив титры с комментариями, мы получили динамичные короткометражные сюжеты по двадцать минут каждый. Мой компаньон вышел на своего друга в Нью-Йорке, который занимался распространением кинопродукции, и после осторожной полемики по поводу условий контракта мы заключили сделку на сто тысяч долларов за все двенадцать роликов с возможностью продажи следующей дюжины по такой же цене.
      Через неделю после также осторожного пробного показа фильмов в провинциальных кинотеатрах в окрестностях Байонна, штат Нью-Джерси, мне, без всяких вопросов предложили полмиллиона за следующую партию. Пообещав ему проценты, я оставил своего приятеля Майка улаживать детали, а сам отправился назад в Иценку.
      Модуль был на том же месте, где я его оставил. Степень вероятности, что его случайно найдут, была ничтожно малой, так что он мог спокойно торчать здесь еще лет пятьдесят.
      Команде, которую я привел с собой, я объяснил, что это макет ракетного корабля, являющийся реквизитом для фильма, который я снимаю. Я позволил им все облазить, чтобы они сбросили давление любопытства в своих головах. Общее мнение было таково: этой штукой никого не проведешь — ни хвостового оперения, ни лучевых пушек, а приборная панель — вообще курам на смех. Но поскольку я им платил, они принялись воздвигать систему маскировочных сетей (в соответствии с моим сценарием) и сгружать мои товары.
      Спустя год после возвращения домой, я уже имел собственный остров — квадратную милю суши с идеальным климатом в пятнадцати милях от побережья Перу — и дом, в котором архитектор учел каждый мой каприз, чем заслуженно заработал себе целое состояние. Самый верхний этаж дома — по сути дела башня — был чем-то вроде огромного сейфа. Именно там я хранил свой запас товаров. Я распродал большую часть из тех примерно ста фильмов, которые прихватил, расставаясь с Фостером. Но у меня еще оставалось много другого товара. Сам проектор был весьма дорогой вещью: его автономная система питания преобразовывала ядерную энергию в свет с эффективностью в 99 процентов. Он последовательно сканировал "пленку" по молекулярным слоям и проецировал непрерывную картину — не то, что наши мигалки по 16 кадров в секунду. Цвет и звук были совсем как в жизни, так что мой дистрибьютор иногда жаловался мне, что при пересъемке на самую лучшую пленку фирмы "Текниколор" цвет изображения казался каким-то блеклым.
      Принцип работы проектора был до сих пор абсолютно неизвестным и, по крайней мере, теоретически значительно превышал уровень понимания наших физиков. Но практическое его применение было проще простого. Я рассчитал, что при наличии нужных связей в научных кругах, которые помогли бы мне внедрить эту систему, я быстро налажу индустрию и она принесет миллиардные доходы. Я уже выпустил на рынок несколько своих штучек: прочную бумагу для изготовления рубашек и белья, химический состав, от которого зубы делались белыми, как свежевыпавший снег, переливающийся всеми цветами художественных красок. С теми знаниями, что я почерпнул из своих стержней-памяток я владел технологиями для целой сотни новых индустрии. Но все равно мои возможности были бы далеко не исчерпаны.
      Большую часть года я провел, разъезжав по свету и получая все то, что может дать человеку свобода, помноженная на доллары. Следующий год я посвятил обустройству острова, покупке картин, ковров, серебра для дома… и концертного рояля — когда первоначальное опьянение экономической свободой у меня прошло, я снова стал наслаждаться музыкой.
      В течение шести месяцев я держал собственного спортивного тренера на полной ставке; он круглосуточно следил за режимом моего питания, сна и за выполнением всех придуманных им атлетических упражнений, которые только могло перенести мое бедное тело, В конце курса занятий я приобрел отличную форму, а от моего тренера осталась одна лишь тень. Я стал искать новое хобби.
      Но сейчас, по прошествии трех лет, началось то, от чего я зарекался: меня стала доставать скука — болезнь всех богатых бездельников. Мечтать о богатстве и иметь его — совершенно разные вещи. И я начал вспоминать почти с ностальгией старые крутые времена, когда каждый день был приключением; то с полицейскими, то с голодным желудком, то с неутоленными желаниями.
      Конечно, нельзя сказать, что от богатства я особенно страдал. Развалясь в удобном кресле, я отдыхал после целого дня, проведенного на рыбалке или за скромным обедом с шатобрианом. Я курил тонкую сигару, скрученную виртуозом своего дела из листьев лучшего в мире табака, и наслаждался прекрасной музыкой в таком звучаний, какое могла обеспечить самая качественная аппаратура стоимостью в тысячи долларов. А окружавшую меня местность, хоть она и была бесплатной, можно было бы оценить в миллион долларов за минуту созерцания. Потом я прогуляюсь к эллингу, заведу свой катер с мотором фирмы "Роллс-Ройс" и поплыву на большую землю. Там я пересяду в свой "кадиллак" с откидным верхом и поеду в город, где высокая брюнетка из Стокгольма ждет, чтобы я сводил ее в кино. Моя постоянная подружка была трудолюбивой секретаршей в электронной фирме.
      Я докурил свою сигару и подался вперед, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, но тут что-то далекое на красной от заходящего солнца морской глади привлекло мое внимание, Я прищурился и попробовал разглядеть, что это такое, затем сходил в дом и вернулся с мощным биноклем. Наведя резкость, я стал изучать темную точку, которая уже четко вырисовывалась на фоне неба. Прямо к моему острову шел тяжелый моторный катер.
      Я наблюдал, как он приближается, разворачивается у бетонного пирса длиной в сто футов — его я выстроил за волноломом — и причаливает бортом под рокот мощных двигателей. Потом двигатели смолкли, и в наступившей тишине катер закачался у пирса. Я изучал его серо-голубой корпус и неприметный флаг на корме. На баке стояли два палубных орудия, а по бортам размещались четыре пусковых устройства, заряженные торпедами. Но все железо катера не оставило у меня и половины того впечатления, которое произвели шеренги выстроившихся на палубе солдат в касках.
      Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на пирс и построились двумя отделениями. Я насчитал 48 солдат и двух офицеров. До меня донесся слабни звук отрывистых команд, и колонна двинулась по мощеной дороге, извивающейся среди высаженных королевских пальм и кустов китайской розы, к широкой подъездной аллее, которая плавно заворачивала к моему дому. Они остановились, повернулись по команде налево и замерли по стойке "смирно". По аллее, стараясь выглядеть естественно, насколько позволяли обстоятельства, поднялись два офицера в парадной форме и толстый, коротконогий штатский с "дипломатом" в руке. Они остановились у подножия широкой мраморной лестницы, ведущей к крыльцу.
      Возглавляющий группу военный — по званию не менее, чем бригадный генерал, — глянул вверх и спросил:
      — Разрешите подняться, сэр?
      Я обвел взглядом молчаливые шеренги, выстроившиеся у начала аллеи, и сказал:
      — Если ребята хотят попить водички, сержант, скажите им, чтобы шли сюда.
      — Я — генерал Смейл, — поправил он меня, — Это — полковник сухопутных войск Перу Санчес, — он указал на второго военного, — и мистер Пруффи из посольства США в Лиме.
      — Привет, мистер Пруффи, — произнес я. — Привет, мистер Санчес. Привет..
      — Этот… гм… визит носит официальный характер, мистер Лиджен, — начал генерал, — по делу чрезвычайной важности, затрагивающему безопасность вашей страны.
      — О'кей, генерал, — сказал я. — Поднимайтесь сюда. В чем дело? Может, вы, ребята, начали новую войну, а?
      Они гуськом поднялись на террасу, потоптались немного, пожали мне руку и робко расселись по стульям. Пруффи поставил "дипломат" себе на колени.
      — Если хотите, можете положить свои сэндвичи на стол, мистер Пруффи, — предложил я. Он моргнул и сжал в руках свей "дипломат" еще крепче.
      Я предложил всем изготовленные по моему заказу, сигары. Пруффи сильно удивился, Смейл отказался, а Санчес взял три.
      — Я прибыл сюда, — сказал генерал, — чтобы задать вам, мистер Лиджен, несколько вопросов. Мистер Пруффи представляет Государственный департамент в качестве заинтересованной стороны, а полковник Санчес…
      — Ладно, не рассказывайте, — оборвал его я. — Он представляет правительство Перу. Вот я почему-то не спрашиваю вас, что делает вооруженный отряд американских войск на перуанской земле.
      — Послушайте, — встрял Пруффи, — я не думаю…
      — Я вам абсолютно верю, — заткнул его я. — Так в чем же дело, Смейл?
      — Я перейду сразу к сути, — сказал он. — На протяжении некоторою времени органы безопасности и расследования при правительстве США собирали данные по делу, которое за неимением более подходящего варианта было названо "Марсиане". — Смейл, извиняясь, кашлянул. — Немногим более трех лет назад, — продолжал он, — неопознанный летающий объект…
      — Вы интересуетесь летающими тарелками, генерал? — спросил я.
      — Ни в коем случае, — отрезал тот. — Объект наблюдался несколькими радиолокационными станциями при его снижении с чрезвычайно больших высот. Он приземлился… — Генерал замялся.
      — Только не говорите, что вы забрались сюда, в такую даль для того, чтобы сообщить мне, что этого вы сказать не можете, — произнес я.
      — …в одном из районов в Англии, — закончил генерал. — Для изучения этого объекта были направлены американские самолеты. Но прежде, чем они смогли его идентифицировать, объект взлетел, разогнался до огромной скорости и был потерян средствами слежения на высоте нескольких сот миль.
      — А я думал, что ваши радиолокационные станции лучше, — заметил я. — Программа искусственных спутников…
      — У нас не было в наличии никакой специальной аппаратуры, — ответил Смейл. — В результате активного расследования установлено, что два неизвестных — возможно, американцы — побывали там всего за несколько часов до этого… э-э… посещения.
      Я кивнул, представив в какую скверную ситуацию мог бы попасть, если бы отправился туда затем, чтобы сунуть в шахту бомбу и уничтожить тот маяк. Сейчас там набилось секретных агентов в штатском как незамужних девиц на похоронах кинозвезды. Ну и пусть. Главное, что они ничего не нашли, Взрывы ракет обрушили туннель, а само подземное сооружение, видимо, было построено из неметаллических материалов, на которые не реагировали технические средства обнаружения. У меня даже мелькнула мысль, что в мире, откуда прибыл Фостер, металл — уже давно пройденный этап.
      — Несколько месяцев спустя, — продолжал Смейл, — в США начала демонстрироваться целая серия довольно любопытных короткометражных фильмов, В них были представлены сцены, характеризующие условия существования на других планетах, а также древние и даже доисторические события, происходившие здесь, на Земле. Фильмы предварялись комментарием, будто все отснятое отражает лишь предположения науки о том, что могут представлять собой отдаленные миры. Эти фильмы привлекли внимание широкой публики и, кроме нескольких исключений, били высоко оценены учеными за свою правдивость.
      — Я всегда восхищался умно сработанными подделками, — вставил я. — А такая актуальная тема, как путешествия в космосе…
      — Техническое исполнение фильмов признано превосходным, но в одном из них была отмечена непростительная погрешность, — продолжал Смейл. — Там демонстрировался вид нашей планеты из космоса: Земля на фоне россыпи звезд. Изучение созвездий астрономами позволило быстро определить "дату" этой сцены — приблизительно 7000 год до нашей эры. Как ни странно, центр северной полярной шапки находился в заливе Гудзон. Признаков южной полярной шапки вообще не было. Континент Антарктиды оказался на широте около тридцати градусов абсолютно свободным ото льда.
      Я смотрел на него и ждал продолжения.
      — Так вот, результаты совсем недавних исследований подтвердили, что 9000 лет назад Северный полюс действительно находился в заливе Гудзон, — сказал Смейл. — А Антарктида в самом деле была свободной ото льда.
      — Ну, эта идея обсуждалась уже давно, — заявил я. — Существовала теория…
      — Кроме того, есть сомнения относительно изображений Марса, — продолжал генерал. — Аэрофотоснимки "каналов" были признаны очень искусными.
      Он повернулся к Пруффи, который открыл свой "дипломат" и передал ему две фотографии.
      — Вот — эпизод, взятый из фильма, — сказал Смейл. Это был цветной кадр 8010, запечатлевший на фоне черно-синего горизонта ряд насыпей, занесенных розоватой пылью.
      Рядом с первым Смейл положил другой снимок:
      — А этот сделан автоматическими камерами во время успешного полета нашего зонда к Марсу в прошлом году.
      Я взглянул на них. Второй снимок выглядел нерезким с заметным сдвигом цветовой гаммы в сторону синего, но перепутать ландшафт было невозможно, Слой пыли, конечно, толще, угол съемки — другой, но насыпи — те же.
      — Тем временем, — упорно продолжал бубнить Смейл, — на рынке появился ряд необычных изделий. И химики, и физики были поражены теоретической основой технологий, использованных при их изготовлении. Один из этих продуктов — неизвестный доселе вид красителя — основывался на абсолютно новой концепции в кристаллографии.
      — Прогресс, — заметил я. — Знаете, когда я был еще маленьким…
      — Нам пришлось распутать чрезвычайно сложный след, — продолжал Смейл. — В конце концов мы обнаружили, что все эти любопытные сведения, которые содержатся в папке под заголовком "Марсиане", имеют только один общий знаменатель. И этим знаменателем, мистер Лиджен, являетесь вы.
 

ГЛАВА IX

 
      Солнце только-только взошло. Мы со Смейлом снова сидели на террасе, дожевывая завтрак из ветчины и мускатной дыни.
      — Отбывать заключение в собственном доме — значит, иметь одно преимущество: хорошую кухню.
      — Я понимаю ваши чувства, — сказал Смейл. — Откровенно говоря, задание меня не прельщало. Но, согласитесь, все это требует объяснения. Я питал надежду, что вы сочтете целесообразным добровольно сотрудничать с нами.
      — Забирайте свою армию и отчаливайте на рассвете, генерал, — ответил я. — Может, тогда я смогу сделать что-либо добровольно.
      — Ваш патриотизм…
      — Мой патриотизм настойчиво подсказывает мне, что там, откуда я приехал, любой гражданин пользуется определенными юридическими правами, — отрубил я.
      — Это дело выходит за границы юридических тонкостей, — заявил Смейл. — Я вам скажу совершенно откровенно, присутствие здесь нашего оперативного отряда получило одобрение правительства Перу только ex post facto , когда последнее предстало перед fait accompli . Я говорю вам это лишь для того, чтобы подчеркнуть, какое большое значение придает данному вопросу наше правительство.
      — Штурм побережья пехотным взводом достаточно прозрачный намек, — произнес я. — Вам повезло, что я не стер вас с лица земли своим лучевым дезинтегратором.
      Смейл поперхнулся куском дыни.
      — Шучу, — успокоил я его. — Но к чему это подкрепление? Я ведь веду себя тихо…
      Смейл недоуменно посмотрел на меня:
      — Какое подкрепление?
      Я указал вилкой в море. Он обернулся и стал вглядываться вдаль. Поверхность воды рассекала боевая рубка подводной лодки, оставляя за собой белый пенистый след. Она привсплыла — с палубы хлынули потоки воды. С лязгом открылся люк, из него посыпались на палубу люди. Смейл вскочил, уронив на пол салфетку.
      — Сержант! — заорал он.
      Я сидел с раскрытым ртом, а Смейл тем временем одним прыжком достиг лестницы и ринулся вниз, перескакивая через три ступеньки. Я слышал его рев, крики солдат, бряцание расхватываемых винтовок, топот ног. Я подошел к мраморным перилам и посмотрел вниз. В лиловой пижаме по лужайке бегал Пруффи, визгливо выкрикивая что-то. Полковник Санчес тянул Смейла за руку и тоже вопил. Тут же строились морские пехотинцы.
      — Эй, сержант, не топчите мои петунии! — крикнул я.
      — Не вмешивайтесь, Лиджен! — рявкнул в ответ Смейл.
      — А почему бы мне здесь не орать? В конце концов, я здесь хозяин.
      Смейл бросился назад вверх по лестнице.
      — Вы главный объект, за который я отвечаю! — гаркнул он. — Я должен спрятать вас в месте, максимально безопасном. Где подвал?
      — У меня он, как ни странно, внизу, — ответил я. — Но что происходит? Соперничество между видами вооруженных сил? Боитесь, что моряки уведут у вас славу?
      — Это, — выкрикнул Смейл, — атомная подводная лодка класса "Гагарин". А принадлежит она советскому военно-морскому флоту.
      Я стоял с открытым ртом, в упор не видя Смейла и изо всех сил пытаясь как можно быстрее оценить ситуацию. Появление наших морских пехотинцев меня не очень-то напугало. За несколько месяцев до того я уже оценил все юридические аспекты моего положения с помощью целого взвода юристов-корифеев. Я знал: рано или поздно кто-нибудь да посетит меня, ибо я не платил налогов, уклоняясь от призыва или время от времени нарушал правила парковки машины. Но в остальном был чист. Правительство могло негодовать на меня за то, что я знал много такого, о чем они и представления не имели. Но никто и никогда не смог бы доказать, что я позаимствовал это у дядюшки Сэма. И в конце концов им пришлось бы меня отпустить. А если бы им удалось прекратить новые разработки в моей лаборатории, то мне все равно хватило бы средств на счету в швейцарском банке. Отчасти, я был даже рад тому, что дело обернулось таким образом.
      Но я забыл о русских. Естественно, что и они проявляли интерес: их шпионы были, по крайней мере, не хуже агентов секретных служб США. И мне нужно было предвидеть, что рано или поздно они нанесут мне визит, причем никакие юридические мелочи их не остановят. Они сунут меня в свою прачечную по промывке мозгов и выжмут из меня все мои тайны до последней так же небрежно, как люди выжимают лимон.
      Подводная лодка всплыла полностью. Теперь на меня смотрели пятидюймовые орудия, каждое из которых одним выстрелом могло раскидать весь славный флот Смейла. На борту лодки, по моим подсчетам, было до двухсот человек, они уже спускали на воду десантные шлюпки и ссыпались в них, как горох. На лужайке, сержант выкрикивал короткие команды, а солдаты бежали на свои позиции, наверняка намеченные заранее. Похоже, что прибытие русских для них не явилось полной неожиданностью. Как бы то ни было, большие мальчики играли в свою игру, а я оказался их заложником. Розовая картина, в которой я выставляю на позор правительственных бюрократов, быстро таяла. Мой остров вот-вот превратится в поле боя, и кто бы из них ни победил, в проигрыше окажусь я. У меня оставался один крохотный шанс: затеряться в этой кутерьме.
      Смейл схватил меня за руку.
      — Не стойте здесь, приятель, — отрывисто бросил он. — Где…
      — Извините, генерал, — произнес я и врезал ему правым прямым в живот.
      Он согнулся пополам, но все-таки умудрился уцепиться за меня. Я добавил еще слева — в челюсть. Он упал. Перескочив через него, я бросился сквозь высокую застекленную дверь к винтовой лестнице, взлетел по ней вверх, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки, и вихрем захлопнул за собой дверь моей комнаты-сейфа. Бронированные стены выдержат все, кроме прямого попадания артиллерийского снаряда большого калибра, а эти ребята внизу едва ли применят что-нибудь тяжелое из опасения повредить те вещицы, за которыми их прислали. На какое-то время я был в безопасности.
      Сейчас мне надо было тщательно и быстро все обдумать. Если и смогу удрать с острова, то не удастся унести с собой много. Может быть, несколько стержней-памяток, оставшиеся фильмы… Еще раньше я провел ревизию большинства стержней и знал их содержание так хорошо, как свою налоговую ведомость. Одно "прослушивание" стержня давало общее представление о предмете, а два-три повторения уже прочно запечатлевали информацию о нем в памяти. Единственной причиной, мешавшей знать абсолютно все, было то, что усвоение большого объема информации в короткое время перегружало мозг, и развивало спасительную амнезию.
      У меня не было ни времени изучить оставшиеся стержни, ни возможности забрать их с собой. Но просто уйти и бросить все…
      Я принялся рыться в своих залежах, набивая карманы мелкими предметами, и наткнулся на тускло-серебристый цилиндр дюйма в три длиной с нанесенными на него черными и золотистыми полосками — копия чьей-то памяти. Он о чем-то напомнил мне…
      И тут в голове возникла мысль: у меня ведь до сих пор хранился тот дугообразный пластмассовый обруч, который использовал Фостер для восстановления общих знаний о своем прежнем доме. Я однажды попробовал его сам, — приложил на мгновение к виску, — но это вызвало лишь головную боль на несколько секунд и больше ничего. С тех пор он так здесь и валялся. По-видимому, наступило время использовать его снова. Половина предметов, которые находились в комнате, были для меня такой же загадкой, как и серебристый цилиндр, зажатый в моей руке. Но я точно знал, что именно мне даст пластмассовый обруч. Он содержал в себе все, что нужно было знать о Валлоне и Двух Мирах и о всех чудесах, которые там есть.
      Я взглянул в окно из пуленепробиваемого стекла. Морские пехотинцы Смейла перебежками преодолевали лужайку, русские развертывались веером вдоль береговой линии. Похоже, дело закрутилось. Но им еще потребуется определенное время, чтобы хорошенько разогреться, и примерно столько же, чтобы прийти к решению выбить меня из моего форта. Фостеру тогда хватило около часа, чтобы впитать в себя всю информацию. Будем надеяться, что мне понадобится не намного больше.
      Я отбросил цилиндр, заглянул в кое-какие ящики и нашел неприметную полоску пластмассы, хранящую сведения о целой цивилизации.
      Но тут у меня появились сомнения: штуковина предназначена для инопланетного мозга, не такого как мой. А вдруг он закоротит в моей голове все контакты и оставит меня, лепечущего какую-нибудь бессмыслицу, на попечение Смейла или русских?
      Вторым вариантом было бежать с острова почти с пустыми руками и довольствоваться тем, что, может, удастся со временем спасти от моего счета… если, конечно, сумею придумать способ, как забрать из банка свои деньги в обход этого гестапо…
      Нет, я не собирался без борьбы возвращаться в нищету. Те знания, что я получу, дадут мне независимость и даже неприкосновенность перед лицом алчных правительств, я смогу обменять их на собственную свободу,
      В этой схеме было много слабых мест, но лучшего варианта при таком дефиците времени я не видел. Я осторожно надел дугообразную полоску на голову. Сначала я почувствовал давление, затем появилось ощущение, будто я погружаюсь в теплую воду. Где-то глубоко в мозгу зашевелилась паника, но быстро утихла. Казалось, какой-то голос успокаивает меня. Я был среди друзей, в безопасности, все шло хорошо…
 

ГЛАВА X

 
      Я лежал в темноте. В голове крутились воспоминания о каких-то башнях, фанфарах, фонтанах огня. Я поднял руку и ощутил на себе грубое одеяние. Может, это мне приснилось?.. Я пошевелился. В расширяющемся проеме над моей головой появился сеет. Через прищуренные веки я увидел комнату: пыльное убогое помещение, усеянное самым невероятным хламом. В стене было окно. Я подошел к нему и увидел снаружи зеленый газон и тропинку, плавно изгибающуюся вниз, к белой прибрежной полосе. Пейзаж был необычный, но все-таки…