НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений

      — Все хорошо, Диллер, все хорошо, — повторял Скервулд,
      Дыхание Диллера вернулось к нормальному ритму, ко он молчал.
      Скервулд сказал:
      — Рад представить вам мистера Гарнера из Технологической полиции ООН.
      Диллер вежливо кивнул. Он явно был заинтригован.
      Гарнер произнес:
      — Мы хотели бы поймать этого пришельца, прежде чем он нанесет еще больший вред. Если вы ничего не имеете против… Мне кажется, у вас есть информация, которая мае же известна.
      Диллер кивнул.
      — Через пять минут, после того как телепатический взрыв обрушился на вас, пришелец стартовал во внешнее пространство. Часом позже за ним последовал человек, у которого есть причина верить, что он и сам пришелец. У него ложные воспоминания. Оба они летят в одном и том же направлении. Они что-то ищут. Могли бы вы рассказать мне, что они ищут?
      — Нет, — ответил Диллер.
      — Вы могли что-то принять в том ментальном взрыве. Прошу вас, попытайтесь вспомнить, Диллер.
      — Я ничего не помню, Гарнер.
      — Но…
      — Ты, старый болван! Думаешь, я хочу задохнуться до смерти? Каждый раз, когда я начинаю думать о том, что произошло, я начинаю задыхаться! Я думаю слишком странно: все выглядит чужим. Я чувствую, что окружен врагами. Но хуже всего то, что я становлюсь ужасно подавленным! Нет. Я ничего не помню. Проваливайте отсюда!
      Гарнер вздохнул и демонстративно положил руки на клавиатуру кресла:
      — Если вы передумаете…
      — Я не передумаю. И вам нет нужда возвращаться сюда.
      — Я просто не смогу этого сделать. Я буду преследовать их.
      — На космическом корабле? Вы?
      — Мне придется сделать это, — ответил Гарнер. И все же он взглянул на свои скрещенные ноги — скрещенные утром с помощью рук, — Я должен., — повторил он. — Не будем говорить о том, чего они хотят, но это что-то очень значительное. Они пошли на огромные трудности, чтобы получить какую-то вещь. Вероятно, это оружие или сигнальное устройство для передачи сообщений на свою планету.
      Передвижное кресло зажужжало.
      — Подождите минуту, — произнес Диллер.
      Гарнер заглушил мотор я подождал. Диллер откинулся назад, глядя в потолок. Его лицо начало меняться. Исчезло выражение, отражавшее его личность, и отдельные группы мышц сокращались как попало. Дыхание стало неровным и странным.
      В конце концов он посмотрел на них. Диллер попытался говорить, но у него ничего не выходило. Ок прочистил горло и попробовал заговорить снова:
      — Усилитель. Ублюдок спрятал усилитель на восьмой планете.
      — Прекрасно! Что делает усилитель?
      Диллер стал задыхаться.
      — Не напрягайся, парень, — сказал Люк Гарнер. — Мне кажется, я знаю.
      Его кресло покинуло комнату, набирая все большую скорость.
      — Они оба удрали, — говорил Люк. — Направляются на Нептун на одной единице ускорения, причем ваш муж отстает на полтора часа.
      — Но вы отправите кого-нибудь за ними? — умоляюще спросила Джуди. — Он же невменяем, он не знает, что делает!
      — Конечно. Мы отправим меня. Вы, наверное, знаете, там мой партнер. — Заметив реакцию миссис Гринберг, он быстро добавил. — Они на одном корабле. Мы не можем уберечь Ллойда, не защитив и вашего мужа.
      Они сидели в гостиничном номере Джуди и пили холодный коктейль. Было одиннадцать ноль-ноль яркого августовского утра.
      — Вам известно, как он улетел? — спросила Джуди.
      — Да. Инопланетянин всех ошарашил, когда разразился яростью в порту. Всех, кроме Гринберга. Ваш муж просто выбрал судно, стоявшее в резерве, а Ллойд поднял его. На свою беду Ллойд знает, как управлять боевыми кораблями.
      — Почему мистер Месней выполняет приказы Лэрри?
      — Потому что Лэрри загипнотизировал его. Я помню все это представление.
      Джуди взглянула на свои колени. Уголки ее рта начали дрожать. Она захихикала, а потом перешла на хохот. Когда смех уже грози я превратиться в рыдания, она с силой сжала зубы, застыв на секунду в напряженной позе, затем устало расслабилась в кресле.
      — Теперь я в порядке, — произнесла она. На ее лице ничего не осталось от мнимого веселья, была лишь опустошенность.
      — И что это все значит?
      — Не имеет значения. Почему они отправились на Нептун?
      — Не знаю. Мы даже не уверены, что они следуют именно туда. У вас нет какой-нибудь телепатической связи с вашим мужем?
      — Вообще никакой. С тех пор, как он вошел во временное поле доктора Янски, я ничего не чувствую.
      — Хорошо, вы не чувствуете то, что чувствует он; но вспомните, как вы чувствовали себя около двадцати часов вечера позавчера?
      — В двадцать часов? Дайте подумать. — Она закрыла глаза. — Я не спала…? О, что-то разбудило меня, и я не могла заснуть. У меня было чувство, что произошло что-то ужасное. Какие-то чудовища в тенях. Я была права, да?
      — Да. Особенно, если то, что вы чувствовали, было умом Лэрри. — Он дал ей время уловить смысл фразы. — И с тех пор…?
      — Ничего. — Ее маленькая рука ритмично барабанила по подлокотнику кресла. — Ничего. Несмотря на то, что я хотела найти его. Найти его! Это все, чего я хочу с тех пор, как он захватил корабль. Найти его, прежде чем он…
      Найти его! Но вопрос не в том, чтобы найти, сказал он себе в сотый раз. Он должен найти его первым! Он найдет его раньше Кзанола, настоящего Кзанола. И в сотый раз он спрашивал себя, удастся ли ему сделать это.
      Через несколько часов Земля стала невидимой. Кзанол-Гринберг и Месней молча сидели в кабине управления, молча и неподвижно. Кабина занимала три четверти жилого пространства корабля. Стоять прямо можно было только в воздушном тамбуре.
      Для Кзанола-Гринберга здесь было не много развлечений.
      На самом деле он постоянно следил за Меснеем. И делал нечто большее, чем это. Он знал, когда Меснею было неудобно, и он знал это еще до того, как об этом узнавал Месней, Если полицейский выйдет из-под гипноза, в транс его вернуть будет трудно. Поэтому Кзанол-Гринберг отправлял Меснея в туалет, давал ему воду, прежде чем тот испытывал жажду, заставлял его делать зарядку, прежде чем его мышцы утомлялись от сидения. Месней не походил на обычного раба, который заботился о себе, когда не был нужен.
      Без него самозванный птавв был бы мертвым грузом.
      Он часами сидел и просто думал. Ничего не планируя, потому что нечего было планировать. Либо он достигает восьмой планеты первым, либо нет. Либо он наденет шлем-усилитель, либо это сделает настоящий Кзанол, и тогда больше нечего планировать. Ни один умственный щит не может противостоять шлему-усилителю. С другой стороны, шлем сделает его хозяином Кзанола. Применять усилитель на тринтанине незаконно, но ему едва ли грозил тринтанский суд.
      (Может ли усилитель увеличить Силу рабского мозга? Он отбросил эту мысль — уже в который раз.)
      Отдаленное будущее было в лучшем случае мрачным. Он был последним тринтанином; он даже не может объединиться с настоящим Кзанолом, чтобы получить большее. Да, он будет владыкой пояса астероидов и перенаселенного рабского мира; да8 он будет богаче своего деда Рейкарлива. Но у деда были сотни жен и тысячи детей.
      Сотни жен Кзанола-Гринберга будут человеческими рабынями, так же как и его тысяча детей. Каждый хуже птавва.
      Найдет ли он "женщин" прекрасными? Захочет ли соединяться с ними? Возможно. Он попытается сделать это, но его железы, конечно, не будут железами Кзанола. В любом случае он будет выбирать женщин по стандартам красоты Лэрри Гринберга — да, Гринберга — не считаясь с тем, что он чувствует. Потому что лучшая слава — в демонстрации своего богатства, а ему больше не на кого производить впечатление, кроме как на рабов.
      Мрачная перспектива.
      Он уже хотел забыться в воспоминаниях, но что-то остановило его. Первой помехой было понимание, что он никогда больше не увидит ни родного мира Тринтана, ни Кзазита, где был рожден, ни мира Рейкарливана, который нашел и назвал этим именем. Он никогда не увидит мир своим собственным глазом; он будет видеть себя лишь со стороны, если это когда-нибудь случится. Это будет его собственным телом, его телесным склепом, отныне и навсегда.
      Была и другая помеха: вопрос, который казался таким заурядным. Несколько раз Кзанол-Гринберг закрывал глаза и неторопливо пытался вызвать образы счастливого прошлого; и всегда то, что приходило на ум, касалось белковых.
      Он поверил Гарнеру, слепо поверил. Эти съемки не могли быть фальшивкой. Копии письменности древних тнуктипов было бы недостаточно для такого обмана. Тогда Гарнер должен был знать ее, чтобы составить текст по-тнуктипски.
      Значит, бандерснейзы разумны; но бандерснейзы неоспоримо были белковыми. То есть белковые разумны — они всегда были разумными.
      Случилось непоправимое — незыблемая вера разбилась вдребезги. Белковые были во всех его воспоминаниях. Они двигались, как шестидесятотонные белые облака по владениям Лаговой станции Кзазита и по зеленовато-серебряным полям других владений, куда маленький Кзанол совершал визиты. Белковая еда в дюжине различных блюд на семейном столе и в каждом заученном меню официанта ресторана. Скелеты белковых у гостевых ворот каждого поместья — огромные арки до блеска отполированных белых костей. Почему и не рождался такой тринтанин, которому бы не грезились собственные стада белковых! Ворота с костями белковых, так же как и ограда из подсолнечников, означали "землевладение".
      Кзанол-Гринберг поднял голову; его губы слегка сморщились, кожа между бровями сложилась складками. Джуди узнала бы это выражение. Он внезапно понял, что делало разумных белковых такими ужасными.
      Тринтанин был повелителем каждого разумного животного. Такова была воля Дарителя Силы, объявленная им прежде того, как он сотворил звезды. Так говорят все двенадцать тринтанских религий, хотя по остальным вопросам они и сталкивались друг с другом. Но если белковые были разумными, значит, они имели иммунитет против Силы. Тнуктипы создали то, что было запрещено Дарителем Силы!
      Если же тнуктипы были сильнее Дарителя Силы, а тринтане сильнее тнуктипов, а Даритель Силы сильнее, чем тринтане.,
      Значит, все жрецы были шарлатанами, а Даритель Силы — просто миф.
      Сознательные белковые существа — признать такое считалось бы богохульством.
      Это было чертовски странно.
      Почему тнуктипы создали разумных животных для пищи? Фраза имела такой же безобидный смысл, как "применение средств поражения избыточной мощности" или "безболезненное умерщвление в случае неизлечимой болезни", но если подумать о том, что…
      Тринтане не были расой щепетильных существ. О Сила, нет! Но…
      Разумное животное для пищи! Гитлер бы убежал, спасаясь от рвоты.
      Тнуктипы тоже никогда не были щепетильными. Красивая простота их преобразования випринов была типичным образцом того, как они работали. Естественное животное и тогда было самым подвижным — тнуктипы мало что меняли в предназначении. Они сузили голову животного, уменьшили нос до точки, оставив ноздрю в виде единственного фюзеляжного сопла, они сделали кожу микроскопически гладкой, учитывая сопротивление ветра, но и это не удовлетворило их. Тогда они удалили несколько фунтов лишнего веса и заменили их на мощные мышцы и легкие. К удаленным частям относились все пищеварительные органы. Мутанты-виприны имели обтекаемый патрубок рта, который раскрывался непосредственно в кровоток, поставляя питательную кашицу.
      Тнуктипы были всегда рациональны, но не жестоки.
      Зачем они создали разумных белковых? Для увеличения объема мозга, как они объясняли? Но зачем они сделали его невосприимчивым к Силе?
      И он ел мясо белковых.
      Кзанол-Гринберг сильно тряхнул головой. Месней требовал внимания, и он задумался, что делать дальше? Но думал ли он? Думал или просто беспокоился?
      Будет ли усилитель работать на человеческом мозге?
      Удастся ли найти костюм вовремя?
      — Найти его, — повторил Гарнер. — Это было бы неплохо. Он что-то ищет и верит, что эта вещь ему нужна.
      — Но вы уже знаете, что это за вещь. И это не помогает.
      — Миссис Гринберг, на самом деле я пришел к вам, чтобы услышать все, что вы можете рассказать мне о своем муже.
      — Тогда вам лучше поговорить с Дейлом Снидером. Он приходил сюда утром. Хотите дам телефон?
      — Благодарю, у меня он есть. Доктор уже звонил мне. Вы хорошо его знаете?
      — Очень хорошо.
      — Еще я хотел бы поговорить с Чарли, дельфином-антропологом. Но давайте начнем с вас.
      Джуди выглядела несчастной.
      — Я не знаю, с чего начать.
      — С чего хотите.
      — Ладно. У него три яичка.
      — О, будь я проклят! Это же большая редкость, а?
      — И порою беспокойная редкость, с медицинской точки зрения, но у Лэрри некогда не было проблем. Мы называли это "немного сверх того". Вы хотите знать о чем-то таком?
      — Возможно. — Люк сам не знал. Он помнил, что чем лучше знаешь человека, которого выслеживаешь, тем вероятнее то, что он будет пойман. Это правило работало, когда много десятилетий назад он служил полицейским. Оно должно сработать и теперь. Люк прерывал Джуди довольно редко, решив дать ей выговориться.
      — Я никогда не замечала, каким шутником он был, пока Лэрри не начал работать с дельфинами. Но он рассказывал о некоторых вещах, которые вытворял в колледже. Наверное, он был хуже террориста. Лэрри был бы ужасен в атлетической команде, но он прекрасно играл в сквош и теннис… — Теперь ее уже не надо было подгонять. Ее жизнь изливалась в потоке слов. Ее жизнь с Лэрри Гринбергом. -…наверное он был знаком со многими женщинами до этого, до нашей встречи. Ну и наоборот, могу добавить. Никто из нас никогда не пытался изменять друг другу. Мне кажется, у нас было соглашение, что мы можем пойти на это, но никто из нас никогда не пользовался им.
      — Вы в этом уверены?
      — Абсолютно. — Люк видел, что она была уверена, а ее забавляли его вопросы.
      — Лэрри шокировало, что я могу так точно предсказывать. Не думаю, что он на самом деле верил в предвидение, но оно пугало его, когда у меня бывали проблески. Он считал их какой-то магией. Помню однажды, когда мы были женаты меньше года, я пошла в загул по магазинам. Когда он увидел, как я, нагруженная пакетами, вошла, свалила их, ушла и вернулась с новыми, то сказал:
      — Ей богу, милочка, ты тратишь синенькие так, словно завтра начало Последней войны!
      Я ничего не ответила. Я просто посмотрела на него с такой бравой, легкой усмешкой. Он весь аж побелел…
      Джуди говорила все быстрее и быстрее, к месту и не к месту — все, что приходило на ум. Она делала только то, о чем он попросил ее, но с настойчивостью, которая ставила в тупик.
      — …Большинство пар, которых мы знали, не вступали в брак, пока не наступала беременность. Когда проходишь через Комиссию по рождаемости, начинаешь ненавидеть риск оказаться замужем за стерильным партнером, правда? Это было слишком самонадеянно, но мы решили испытать судьбу. — Джуди потерла горло. Она продолжала говорить, но уже хрипло. — И вот доктор одобрил наши родительские права. А потом появился Джинкс. Мы были уверены, что никому из нас не откажут.
      — По-моему, это была хорошая мысль. Миссис Гринберг, теперь я хотел бы оставить вас до тех пор, пока вы вновь не обретете голос. Благодарю за помощь.
      — Надеюсь, это действительно поможет.
      Скорость, с какой она говорила, — это деталь. Люк направил лифт прямо на крышу. Теперь он понимал, почему она так полно обрисовала портрет Лэрри Гринберга. Знала она это или нет, но Джуди больше не ожидала увидеть мужа снова. Она пыталась создать ему бессмертие в своей памяти.
      Джихок Отель был третьим по высоте зданием Топеки, и из бара на крыше открывался чудесный вид. Покинув лифт, Люк встретился с привычным, непрерывным шумом. Он подождал десять секунд, пока уши не "научились" игнорировать его — существенный защитный механизм, которому большинство детей обучается еще до трех лет. Хозяйка бара оказалась высокой и рыжей красавицей без одежды, не считая туфель с двойной шпилькой; ее волосы были уложены, словно спадающая патока, что делало ее рост выше восьми футов, Ока подвела Люка к крохотному столику у окна.
      Человек за столиком встал, приветствуя его:
      — Мистер Гарнер?
      — Очень мило с вашей стороны, что вы сделали это для меня, доктор Снидер.
      — Зовите меня Дейл.
      Гарнер смотрел на коренастого человека с полосой волнистых белокурых волос в дюйм шириной на затылке. Временный кожзаменитель покрывал его лоб, щеки и подбородок, оставляя иксообразный участок неповрежденной кожи вокруг глаз, носа и уголков рта. Его руки были забинтованы.
      — Тогда я Люк. Какое ваше последнее мнение о Морской статуе?
      — Когда военные привели меня в чувство вчера после обеда, они рассказали, что Лэрри превратился в пришельца. А как он?
      Опуская подробности, Люк рассказал психологу о последних двадцати четырех часах:
      — Поэтому теперь мне. надо сделать все возможное на Земле, пока они готовят судно для схватки с Гринбергом и инопланетянином на Нептуне.
      — Коллега, мы же в баре. Я никогда не видел статуи, а если и видел, то никогда не замечал той кнопки. Что будете пить?
      — Лучше перехвачу молочный коктейль — я не завтракаю. Дейл, почему вы потребовали от нас перевезти статую сюда?
      — Я думал, если Лэрри увидит ее, это поможет. Так было однажды, задолго до моего рождения, когда двух пациенток, веривших, что они Мария, Матерь Божья, показывали в одном институте. Доктора поместили их в одну и ту же комнату.
      — Так, интересно. И что произошло?
      — Последовали благоговейные убеждения. Наконец на одну из женщин махнули рукой и сказали, что она, вероятно, была матерью Марии. И она стала первой, кого они случайно вылечили.
      — Вы думали, Гринберг поймет, что он Гринберг, если вы покажете ему, что он не Морская статуя?
      — Совершенно верно. Но признаю, это не сработало. Вы говорите, они могут принять мою помощь в Меннинджере?
      — Возможно, но ей сначала воспользуюсь я. Я уже говорил вам о своем предположении относительно того, что ищут Гринберг и Морская статуя. Мне надо догнать их, пока они не получили эту штуку.
      — Чем могу помочь?
      — Расскажите мне все, что можете, о Лэрри Гринберге. Парня на пути к Нептуну будут одолевать инопланетные воспоминания, но рефлексы у него останутся, как у Гринберга. Он доказал это, управляя машиной. Мне хотелось бы знать, могу я рассчитывать на то, что в уме Гринберга осталась хоть часть от него самого?
      — Довольно слабо, скажу я зам. Полагаясь на Гринберга, вы скорее всего окажетесь голым на Луне. Но я понял вашу идею. Предположим, э-э-э, цивилизация Морской статуи имела закон против угона ракет. Большая часть стран вводила такие законы до того, как мы стали, как вы знаете, настолько многочисленными, что полицейские не могли уже претворять их в жизнь.
      — Я помню это.
      Снидер широко раскрыл глаза:
      — Вы помните? Да, думаю, это возможно. Хорошо, предположим, Лэрри, в его нынешнем состоянии, обнаруживает, что кто-то похищает его ракету. Он импульсивно попытается остановить преступника, а позвать полицейского нельзя. И тогда ему придется принять сознательное решение. А это неправдоподобно, пока не закончится схватка, то есть, пока у него не появится время, чтобы подумать.
      — Значит, если я поймаю его на неожиданном, то могу рассчитывать на его человеческие рефлексы?
      — Да, но не путайте рефлексы с мотивациями. Вы не знаете, каковы его мотивации в настоящее время.
      — Продолжайте.
      Снидер откинулся назад и заложил руки за голову. Официант незаметно подошел, разливая напитки из скважин в своем торсе. Гарнер заплатил и отпустил его.
      Снидер резко заговорил:
      — Вы знаете, как он выглядит: пять футов и семь дюймов в высоту, темный и довольно красивый. Его родители жили в Оксфорде, но миллионерами не были. Он хорошо приспособлен и поразительно эластичен — вот почему ему удавалась работа с контактной телепатией. У него были некоторые волнения по поводу роста, но ничего такого, о чем мы могли бы беспокоиться. Они частично компенсировались тем, что он называл "немного сверх того".
      — Миссис Гринберг рассказывала мне об этом.
      — Частично он подразумевал под этим свою телепатию, и частично — медицинскую аномалию, о которой, как я полагаю, и рассказывала вам Джуди. Но он был очень серьезен по отношению к себе, как к чему-то особенному. Вы должны помнить и о том, что он читал мысли годами — мысли людей и дельфинов. Это накопило в нем полезную информацию. Сомневаюсь, так ли важны дельфины, но среди добровольцев, которые соглашались на контакт и чтение мыслей, были профессора физики, выдающиеся математики и психолога. Вы могли бы назвать его прекрасно образованным человеком. — Снидер выпрямился. — Помните об этом, когда пойдете против него. Вы не знаете интеллекта статуи, но у Лэрри свой собственный разум и чей-то еще. Он ловок, адаптивен и необычайно уверен в себе. Он подозрителен к суевериям, но искренне религиозен. У него прекрасные рефлексы. Я-то знаю. Я играл с ним в теннис: Джуди и я против него одного, и Лэрри неизменно выигрывал партию.
      — Тогда мне лучше быть начеку.
      — Конечно.
      — Предположим, его религии угрожают. Как он будет действовать?
      — Вы подразумеваете ортодоксальный иудаизм?
      — Нет, я говорю о любой религии, которой он теперь придерживается. Подождите, я это раскручу. Как он будет действовать при угрозе тому, во что верил всю свою жизнь?
      — Конечно, это вызовет его раздражение. Но он не фанатик. Бросьте ему вызов, и он охотно начнет спор с вами. Но попытайтесь изменить его мнение о чем-то фундаментальном, и вы получите настоящий урок. Вам тогда не удастся обойтись только словами. Понимаете, о чем я говорю?
      На огромном белом экране контрольно-транспортного космического центра две темные капли висели почти неподвижно. Хэлли Джонсон развернул камеру видеофона, чтобы Гарнер мог увидеть экран.
      — Военный корабль движется чуть быстрее судна для молодоженов. Если они и дальше будут так двигаться к Нептуну, то пройдут мимо друг друга.
      — А куда еще они могли бы направиться?
      — На несколько астероидов. У меня есть список.
      — Можно его прослушать?
      Джонсон зачитал имена четырнадцати второстепенных греческих богов.
      — Большая часть уже вычеркнута, — добавил он. — Когда корабли проходят перигей орбиты, продолжая наращивать скорость, мы вычеркиваем данный астероид.
      — Прекрасно! Держите меня постоянно в курсе событий. Как насчет моего корабля?
      — Будьте там в двадцать часов. Около двадцати одного вас выведут на орбиту,
      Штралдбругс-клуб не был единственным клубом с низким возрастным ограничением его членов (учитывая и Совет). Но это был единственный клуб, где возрастное ограничение возрастало на год через два проходящих года. В 2106 году каждому члену было по крайней мере сто сорок девять лет. Естественно, автодоки Штралдбруга были лучшими в мире.
      Однако лечебные резервуары по-прежнему выглядели, как чрезмерно увеличенные гробы.
      Люк выбрался из резервуара и прочел пронумерованный счет. Он оказался большим. Док произвел дренаж его позвоночника, сделал глубокое сокращение коленных суставов и определил мышечный тон; он перезарядил крошечную батарею в сердце, добавил гормоны и какие-то эзотерические субстанции в его кровоток. На курсе чиен-терапии ему измерили локализованные ультразвуковые пульсы; Люк почувствовал боль от основания черепа до копчика, но ощущение почти терялось в пояснице. Проверку завершали маникюр и педикюр.
      Люк воспользовался своей принадлежностью к Силам и выбил запас гормонов, антиаллергенов, отборных антибиотиков и общих омолодителей, которые будут поддерживать его подвижным и здоровым. Из отверстия в автодоке вышел шприц размером с пивную банку, по бокам которого четким шрифтом были отпечатаны инструкции. Люк поджал губы при виде иглы; но вы не можете использовать пульверизатор, когда необходима инъекция в вену. Он сказал доку, куда отправить счет.
      Еще немного черновой работы, и он может вздремнуть.
      Учитывая дряхлое состояние многих членов Штралдбруга, будки видеофонов клуба были достаточно большими, чтобы вмещать передвижные кресла. В кабине Люка воздух едва просвечивался от табачного дыма.
      — А как вы разговариваете с дельфинами? — спросил он, чувствуя себя до странности неуверенно.
      Фрэд Торранс ответил:
      — Так же, как вы говорили бы с Лэрри. Но Чарли будет отвечать на дельфинезе, и мне придется переводить. По видеофону вы не разберете его английский.
      — Ладно. Чарли, меня зовут Лукас Гарнер. Я из Сил. Ты знаешь, что случилось с Лэрри?
      Хрюкание, хихикание, свист, визг и скрипы! Только один раз Люку довелось слышать что-то подобное. Восемнадцать лет назад он был свидетелем в судебном разбирательстве по убийству. Трое других свидетелей — и жертва, которая, конечно же, не присутствовала, — были дельфинами.
      Торракс перевел:
      — Ему известно, что Лэрри утратил чувство своей тождественности. Доктор Янски звонил и рассказал об этом почти все.
      — Так вот, вчера Лэрри удрал от нас и стартовал на похищенном корабле. Я буду преследовать его. Мне бы хотелось знать обо всем, что Чарли может рассказать нам о нем.
      Снова дельфинья речь. Торранс сказал:
      — Чарли требует взамен одолжения.
      — Да, на самом деле? Какого? — Люк подбодрил себя. С ломкой языкового барьера пловцы-дельфины показали себя способными торговцами. К счастью или нет, жесткий и сложный моральный кодекс дельфинов легко подошел к концепции торговли ходоков-землян.
      — Он хотел бы поговорить с вами о возможности соучастия дельфинов в осеменении звезд.
      Из трех присутствовавших людей Торранс, морской биолог, яснее всех понимал, о чем шла речь. Чарли говорил медленно и четко, но и при этом Торранс часто путался с переводом. Для него двуязычная беседа шла следующим образом:
      — Будь я проклят, если что-нибудь понимаю, — сказал Гарнер. — Чарли, вас посетила новая идея? Я никогда не слышал, чтобы дельфины хотели допрыгнуть до звезд.
      — Нет… скорее здесь новое качество. Вопрос обсуждался на абстрактном уровне, и многие проголосовали за него, причем скорее всего из боязни, что пловцы что-то упустят. Но меня самого не оставляет страстное желание вот уже третий день.
      — Значит, Гринберг. У него буквально навязчивая идея о космосе?
      — Пожалуйста, используйте настоящее время. Да, у него навязчивая идея, все верно. Я пару дней ощущал себя и мыслил, как Лэрри. Не скажу, что целиком понял желание посетить Джинкс, но могу объяснить его немного… Мне не хотелось бы использовать устаревшие термины, но частично это… — Чарли воспользовался английским словом: — Несогласие с судьбой. В какой-то мере можно понять: на Джинксе он мог бы иметь столько детей, сколько захотел бы, четыре или даже пять, и никто не выразил бы недовольство. Частично такое же желание иногда возникает у меня в этом водоеме. Данное пространство не для плавания. Лэрри хотел гулять по улице без малейшего страха наступить кому-то на пальцы, не боясь, что залезут в карман, что попадешь в пешеходный затор и шесть кварталов будешь идти задом наперед. Замечу, что я, анализируя ситуацию, значительно больше думал над этим, чем Лэрри.
      — А что вы чувствуете по поводу этого? Вы дельфин. Вы возможно, никогда не смотрели на звезды…
      — Мистер Гаррннрр, уверяю вас, что мы, пловцы, знаем, как выглядят звезды. Ваши агенты продали нам массу астрономических и астрофизических карт в иллюстрированных текстах. И прежде всего, мы иногда сами подымаемся в воздух!
      — Действительно! Но вопрос остается прежним: у вас огромный простор, вам никогда не наступали на пальцы, и никто, кроме убийцы, вероятно, не заинтересуется содержимым ваших карманов. Вам-то это зачем?
      — Наверное, как авантюра. Возможно, для создания новой цивилизации. Вы знаете, что за многие тысячи лет появилась только одна цивилизация пловцов. Моря не были изолированы так, как континенты. Чтобы понять лучший способ создания вещей, мы должны узнать, как устроены общества во множестве других миров. Это логично?
      — Да! — в голосе Гарнера безошибочно чувствовалась значительность. — Но дело может оказаться не таким легким, как вы думаете. Мы должны построить для вас совершенно новый корабль, мы должны снабдить его водой для плавания. А вода тяжелая, черт бы ее побрал! Держу пари, транспортировка дельфина будет стоить в десять раз дороже, чем транспортировка человека.
      — Вы используете воду для реактивной массы посадочных моторов. Не могли бы вы провести освещение в резервуары с водой?
      — Да, и мы можем заполнить их только на две трети, можем установить фильтры, чтобы удалять рыбу, водоросли и тому подобное, перед тем как вода пойдет к моторам. Мы можем даже установить небольшие емкости, в которых вы будете находиться, пока резервуары будут опустошаться во время посадки. Чарли, у вас имеется какое-то представление о стоимости всего предприятия?
      — Да, начинает появляться. Деньги — сложность.
      — Итак, вам известно все. И вам, вероятно, не удастся окупить дорогу тем, что производят дельфины. Да, вы можете отправить парочку в Страну Чудес, но как два дельфина останутся в здравом уме одни? Как они будут существовать? Засеять океан, это вам не поле пшеном засеять, даже когда создан слой пахотной земли. Рыба расплывется! Чтобы засеять океан, его надо засевать сразу весь, целиком! К тому же вы даже не можете заявить, что быть на звездном корабле — ваше право. Дельфины не платят пошлины ООН… Гм-м! — Люк почесал голову. — Чарли, сколько дельфинов могли бы оставить свой океан навсегда?
      — Столько, сколько мы захотим. Если потребуется, будут выбраны многие. Закон допускает такой выбор в случае крайней необходимости. Из сотен пловцов, принимавших участие в ранних экспериментах ходоков для доказательства нашей разумности, кроме двадцати-тридцати погибших при их выполнении, почти все были выбраны заново.