НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений

      Фурлоу обратил внимание на угрозу. Если допустить, что Келексел тот, за кого себя выдает, то это может быть очень опасно.
      Кто способен противостоять такому существу? Фурлоу вдруг почувствовал себя, как житель Сандвических островов перед железной пушкой.
      — Зачем ты здесь? — снова спросил он.
      "Как он надоел мне с этим вопросом!" — подумал Келексел. Кратковременное замешательство охватило его. Почему этот знахарь так настойчив? Как бы там ни было, он знахарь, первобытный колдун, возможно обладающий таинственными методами познания.
      — Ты можешь быть мне полезен, — ответил он.
      — Полезен? Если ты прибыл из такой высокоразвитой цивилизации, как ты…
      — Я буду задавать тебе вопросы и оценивать ответы, — прервал его Келексел. — Может, что и всплывет.
      "Почему он здесь? — спрашивал себя Фурлоу. — Если он тот, за кого себя выдает… почему?"
      Фурлоу пытался расставить по местам обрывки фраз Келексела. Бессмертие. Корабли историй. Поиски развлечений. Роковая скука. Бессмертие. Бессмертие…
      Пристальный взгляд Фурлоу начал раздражать Келексела.
      — Что, сомневаешься, в здравом ли ты уме? — резко спросил он.
      — Не поэтому ли ты здесь? — спросил в ответ Фурлоу. — Тоже сомнения мучают?
      Не стоило так говорить. Фурлоу сообразил это, когда слова уже слетели с языка.
      — Как ты осмелился?! — воскликнул Келексел. — В МОЕМ обществе контролируется состояние рассудка всех без исключения Чемов. Паутина Тиггиво обеспечивает безупречную работу нервной системы. Каждый при рождении подсоединяется к этой паутине, залогу нашего бессмертия.
      — Паутина Тигги… Тиггиво? — спросил Фурлоу. — Э… механическое устройство?
      — Механическое? Ммм… да.
      "Боже милостивый! — подумал Фурлоу. — Неужели он хочет внедрить какое-то сумасбродное психоаналитическое устройство? И сейчас подготавливает почву?"
      — Паутина объединяет всех Чемов, — продолжал Келексел. — Мы все — единый организм. Поэтому мы постигли то, о чем ты и не подозреваешь, несчастный. У вас нет ничего подобного, поэтому ты слеп.
      Фурлоу был глубоко задет. "Механическое устройство!" Неужели этот болван не понимает, что имеет дело с психологом? Фурлоу сдержал гнев, сознавая, что лучше не рисковать, и сказал:
      — Я слеп? Возможно. Но не настолько слеп, чтобы не видеть, что любое механическое устройство для психоанализа — бесполезная подпорка.
      — О! — Келексел был поражен этим заявлением. — Бесполезная подпорка? Паутина? Ты и без того понимаешь людей? — спросил он.
      — Да, и очень неплохо, — ответил Фурлоу.
      Келексел сделал несколько шагов в глубину комнаты.
      Он испытующе посмотрел на Фурлоу. Похоже, что туземец хорошо знает себе подобных. Это явно не пустое хвастовство. Но может ли он узнать мысли Чема, понять их?
      — Что ты можешь сказать обо мне? — поинтересовался он.
      Фурлоу вгляделся в квадратное, внимательное лицо. Он расслышал просительную интонацию в заданном вопросе. Ответить нужно осторожно.
      — Возможно, — сказал он, — ты так долго выполнял роль какой-то отдельной части, что уже почти СТАЛ этой частью.
      "Выполнял роль части?" — удивился Келексел. Он попытался переосмыслить услышанное. Но ничего не пришло ему на ум. Он сказал:
      — Мое механическое устройство исключает для любого из нас возможность ущерба.
      — Каким безопасным тогда должно быть ваше будущее, — заметил Фурлоу. — Как уверенно вы должны себя чувствовать. Зачем же тогда ты здесь?
      "Зачем я здесь?" — подумал Келексел. Он вдруг понял, что причина его поведения слишком рациональна. Он уже пожалел о своем порыве. Никакого морального превосходства над Фурлоу он не получил.
      — Бессмертный Чем не обязан давать объяснения, — сказал он.
      — Ты действительно бессмертен?
      — Да!
      Фурлоу понял, что Келексел говорит правду. В его госте было нечто, не допускающее мысли о притворстве. Неожиданно Фурлоу догадался, зачем Келексел появился здесь. Но как объяснить это ему?
      — Бессмертный, — сказал Фурлоу, — я знаю, зачем ты здесь. Пресытился жизнью и похож на человека, карабкающегося на отвесный утес. Чем выше ты залез, тем дольше тебе падать — и тем сильнее притягивает глубина. Ты пришел сюда, потому что боишься катастрофы.
      Келексел выделил одно слово — "Катастрофа!"
      — С Чемами не происходит катастроф, — насмешливо заметил он. — Чемы — разумные существа, обладающие высшим интеллектом. На низшей ступени разум может стать причиной катастрофы. Но затем это исключено. Все, что происходит с Чемом с момента появления на свет, способствует достижению совершенства.
      — Как все продумано, — сказал Фурлоу.
      — Конечно!
      — Какая непревзойденная четкость, — продолжал Фурлоу. — Дайте человеку жить подобной жизнью, и тогда она станет эпиграммой. Правда, после его смерти может выясниться, что эпиграмма неверна.
      — Но МЫ не умираем!
      Келексел ухмыльнулся. В конце концов этот Фурлоу оказывается таким наивным, его аргументы так легко опровергнуть. Согнав с лица усмешку, он произнес:
      — Мы совершенные существа, которые…
      — ТЫ не совершенен, — сказал Фурлоу.
      Келексел изумленно воззрился на него, вспоминая, что и Фраффин говорил нечто подобное.
      — Мы ИСПОЛЬЗУЕМ вас для собственного развлечения, — сказал он. — Мы живем вашей жизнью, когда наше существование кажется нам слишком пресным.
      — Ты явился сюда, чтобы узнать о смерти, поиграть со смертью, — решительно произнес Фурлоу. — Ты хотел бы умереть, но боишься смерти!
      Келексел в шоке смотрел на Фурлоу. "Да, -подумал он. — Поэтому я здесь. Этот знахарь видит меня насквозь". Он кивнул против своей воли.
      — Ваше механическое устройство — это замкнутый круг, змея, держащая во рту свой хвост, — сказал Фурлоу.
      Келексел сумел найти силы, чтобы возразить:
      — Мы живем вечно, и это реальность!
      — Реальность! — воскликнул Фурлоу. — Реальностью можно считать все, что угодно.
      — Мы на голову выше вас…
      — Тогда зачем ты пришел просить у нас помощи?
      Келексел тряхнул головой. Гнетущее чувство приближающейся опасности овладело им.
      — Ты никогда не видел, как действует паутина, — сказал он. — Как же ты можешь судить…
      — Я видел тебя, — ответил Фурлоу. — И мне известно, что любая механическая система ограничена пределами познания. А истину нельзя загнать внутрь круга. Истина подобна бесчисленным лучам, уходящим в огромное пространство бесконечной вселенной.
      Движение рта Фурлоу завораживало Келексела. Обжигающие слова словно стекали с его губ. Как никогда, Келексел сожалел, что он здесь. Сейчас он готов был бежать сломя голову, как будто стоял в преддверии ада.
      — Со временем с такими системами происходят любопытные вещи, — говорил Фурлоу. — Изначально прямая линия вашей философии со временем начинает замыкаться в круг. Но вы не замечаете этого и не осознаете опасности. Вам кажется, что вы идете по верному пути. Тем временем вы сворачиваете все дальше и дальше в сторону, создаете новые теории, чтобы объяснить предыдущие и вязнете в них все глубже и глубже.
      — Но у нас все в порядке, — возразил Келексел. — Твои доводы не для нас.
      — Если ты однажды добился успеха, это не означает, что он неизменно будет сопутствовать тебе, — сказал Фурлоу. — Мы не останавливаемся на достигнутом. Мы пробуем применить полученное знание в других условиях. Все, что ты рассказал о Чемах, выдает тебя. Ты думаешь, что тебе известны ответы на все вопросы. Но все-таки ТЫ здесь. Ты в ловушке. Подсознательно ты понимаешь, что ты в замкнутой системе, из которой не вырваться. Ты обречен ходить по кругу… до тех пор, пока не погибнешь.
      — Чемы не погибают.
      — Зачем же ты тогда пришел ко мне?
      — Я… я…
      — Люди, которые существуют в замкнутой системе, напоминают крутящуюся гусеницу, — продолжал Фурлоу. — Они следуют за ведущим, всегда следуют за ведущим по его липкому следу. Но первый в этой цепи пристраивается в затылок к последнему — и все в ловушке. След становится все отчетливее, пока вы продолжаете двигаться по той же тропе. И этот след служит для вас указанием, что вы на верном пути. Вы живете вечно! Вы бессмертны.
      — Да!
      Заметив, как Келексел следит за каждым его словом, Фурлоу понизил голос.
      — И тропинка всегда кажется вам прямой, — сказал он. — Глядя вперед, вы видите короткий ее участок и не способны заметить, что она поворачивает. Поэтому она остается для вас прямой.
      — Какая мудрость! — презрительно фыркнул Келексел. — Удивительно, что она не спасла твоего драгоценного безумца, твоего Джо Мерфи!
      Фурлоу сглотнул. "Зачем я спорю с ним? — подумал он. — Какую кнопку он нажал, чтобы заставить меня делать это?"
      — Не так ли? — настойчиво спросил Келексел.
      Фурлоу вздохнул.
      — Еще один порочный круг, — ответил он. — Мы все еще метафорически сжигаем евреев за то, что они разносят чуму. В каждом из нас сидят Каин и Авель. Мы бросаем камни в Мерфи, потому что он олицетворяет дурную половину. Он больше Каин, чем Авель.
      — У вас зачаточные понятия о добре и зле, — сказал Келексел. — Было ли злом… УНИЧТОЖИТЬ Мерфи?
      "О, Боже! — подымал Фурлоу. — Добро и зло! Первичное и вторичное!"
      — Это не вопрос добра и зла, — произнес он. — Это реакция из самой глубины сознания. Это… как поток… или ураган… Это происходит… когда ПРОИСХОДИТ!
      Келексел оглядел простую комнату, обратил внимание на кровать, предметы на ночном столике. Там был портрет Рут! Как он смеет хранить память о ней? Но кто из них имеет большее право? Неожиданно комната стала отвратительной, страшной. Он захотел поскорее уйти прочь. Но куда ему было идти?
      — Ты прибыл сюда в поисках лучшей философии, — сказал Фурлоу, — не сознавая, что все эти теории — пустая трата времени, маленькие ходы, прогрызенные червями в древней глыбе.
      — Ну а ты… ты…
      — Кто может лучше знать о ходах червя, чем сам червь? — спросил Фурлоу.
      Келексел облизнул губы.
      — Где-то должно скрываться совершенство, — прошептал он.
      — Должно ли? Что это будет? Постулат совершенной психологии и совершенная личность в этих условиях. Ты ходишь по своему нескончаемому замкнутому кругу, но вот в один прекрасный день ты с ужасом обнаруживаешь, что круг не завершен. Он может оборваться!
      Сейчас Келексел слышал малейший звук, тиканье будильника отдавалось у него в голове.
      — Вымирание, — произнес Фурлоу, — вот где лежит предел вашего совершенства, обманчивость вашего рая. Когда ваша совершенная психология излечивает совершенный объект, она оставляет его внутри замкнутого круга… одного. — Он покачал головой. — Напуганного.
      Он внимательно взглянул на Келексела, заметил, что тот дрожит.
      — Ты пришел, чувствуя непреодолимое влечение к предмету, вселяющему в тебя ужас. Надеялся, что у меня найдется панацея, какой-нибудь примитивный совет.
      — Да, — ответил Келексел. — Но как ты можешь мне помочь? — Он прищурился. — Ведь ты… — Он обвел рукой комнату, не находя слов для того, чтобы описать убогость существования этого туземца.
      — Ты помог мне принять важное решение, и я за это тебе благодарен, — произнес Фурлоу. — Я живу на моей планет е и могу принадлежать себе, я намерен наслаждаться жизнью. Если же я существую для юга, чтобы удовлетворять прихоти какого-то сверхсущества, которое хочет видеть мое унижение, — я не доставлю ему этого удовольствия.
      — Есть ли такое сверхсущество? — прошептал Келексел. — Осталось ли оно после… после…
      — Собрав все достоинство, которое у меня есть, я выяснил это… для себя, — сказал Фурлоу. — Это мой выбор, мое решение. Вряд ли я смог бы до конца прожить отпущенное мне время, не приняв такого решения.
      Келексел посмотрел на свои руки, на потемневшие ногти, сморщившуюся кожу.
      — Я живу, — проговорил ок. — Все еще живу.
      — Но ты так и не осознал, что жизнь — ПРОМЕЖУТОК между двумя ступенями, — с упреком заметил Фурлоу.
      — Промежуток?
      Фурлоу кивнул. Сейчас он говорил и действовал, полагаясь на инстинкт, вступив в борьбу с опасностью, которая не была до конца ясна.
      — Жизнь — это движение, — сказал он, — и весь ее азарт в самом существовании. Только идиот не способен понять, что осужденный на смерть не умирает дважды.
      — Но мы не умираем, — с мольбой в голосе проговорил Келексел. — Мы никогда… — Он замотал головой, сак больной зверь.
      — Однако, существует утес, на который ты карабкаешься, — заметил Фурлоу. — И не забывай о бездне, которая влечет тебя.
      Келексел закрыл глаза руками. Каким-то непостижимым, таинственным образом этот знахарь попал в самую точку.
      Колеблющаяся тень за спиной Келексела привлекла внимание Фурлоу. Увидев появившуюся в дверном проеме Рут, он остолбенел. Рут стояла пошатываясь, держась за дверной косяк. Тусклыми глазами она смотрела мимо Фурлоу, на Келексела.
      — Рут, — шепотом произнес Фурлоу.
      Ее рыжие волосы были собраны на затылке, перевязаны сверкающими зелеными бусами. На ней была длинная зеленая мантия, стянутая на талии поясом из драгоценных камней. Что-то странное, чужое появилось в ее облике. Заметив ее выпирающий живот, Фурлоу понял, что она беременна.
      — Рут, — позвал он, на этот раз громче.
      Она не обратила на него внимания, сконцентрировав горящий яростью взгляд на спине Келексела.
      — Я хочу, чтобы ты умер, — тихо сказала она. — О, как я хочу, чтобы ты умер. Пожалуйста, умри, Келексел. Сделай это для меня. Умри!
      Келексел опустил руки и медленно с достоинством повернулся. Ну вот, наконец она совершенно свободна и видит его, не подвергаясь воздействию манипулятора. Так вот какова ее реакция, ее истинное лицо. Время неслось с сумасшедшей скоростью, все его прошлое было, как один удар сердца. Она хотела его смерти. Во рту Келексела появился горький привкус. Он, Чем, облагодетельствовал эту простую туземку, а она желает его смерти.
      Выполнить ли то, что он задумал? Он еще мог сделать это, но триумфа уже не получалось. По крайней мере, в глазах Рут. Он протянул к ней руку, но рука тут же бессильно повисла. Бесполезно! Он видел по глазам, как сильно изменились ее чувства.
      — Пожалуйста, умри! — шепнула она.
      С лицом, потемневшим от гнева, Фурлоу рванулся вперед.
      — Что ты сделал с ней? — крикнул он.
      — Стой, где стоишь, — произнес Келексел, вытянув руку.
      — Энди! Стой! — воскликнула Рут.
      Он повиновался, услышав испуг в ее голосе.
      Рут дотронулась до живота.
      — Вот, что он сделал, — хрипло сказала она. — И потом, он убил мою мать, отца, разрушил тебя и…
      — Пожалуйста, без насилия, — сказал Келексел. — Вы не можете причинить мне вреда. А я могу уничтожить вас обоих.
      — Он может, Энди, — тихо сказала Рут.
      Келексел посмотрел на выпирающий живот Рут. Какой странный способ производить на свет потомков!
      — Ты не хочешь, чтобы я уничтожил твоего дружка? — спросил он.
      Она молча покачала головой. Господи! Что собирается делать этот безумный маленький монстр? В его глазах застыла такая ужасная сила.
      Фурлоу взглянул на Рут. Как странно она выглядит в своей зеленой накидке, украшенная этими большими камнями. И беременная! От этого… Этого…
      — Интересно, — заметил Келексел. — Фраффин считает вас некоей точкой отсчета в нашем развитии, надеется, что с вашей помощью мы сможем подняться на новую ступень. Может, к окончательному совершенству. Похоже, что он и не подозревает, насколько прав.
      Он наблюдал, как Фурлоу отступил, подошел к Рут. Когда Фурлоу попытался обнять ее за плечи, Рут оттолкнула его руку.
      — Келексел, что ты собираешься делать? — спросила она.
      — То, что еще никогда не делал ни один Чем, — ответил Келексел. Он повернулся к ней спиной, прошел к кровати Фурлоу, поколебавшись, разгладил покрывало.
      Увидев его у постели, Рут с ужасом подумала, что он собирается использовать манипулятор, заставить ее лечь с ним, а Энди — смотреть на них. "О Господи, только не это!" — взмолилась она.
      Келексел, не глядя на них, сел на край постели. Она была мягкой, покрывало — теплым и пушистым. Белье слабо пахло потом туземца, запах показался Келекселу эротичным.
      — Что ты собираешься делать? — прошептала Рут.
      — Вы оба должны оставаться на своих местах, — сказал Келексел.
      Он сосредоточился на работе своего сердца.
      "Это должно получиться, — подумал он. — Омоложение научило нас чувствовать каждый нерв, каждый мускул своего тела. Это должно получиться".
      Вначале он ничего не ощущал. Но вдруг почувствовал, как сердечный ритм замедляется, очень незначительно, но замедляется. По мере того, как он обретал контроль над собой, промежутки между ударами сердца росли. Он попытался настроить ритм в такт дыхания Рут: вдох — удар, выдох — удар.
      Но сердце вдруг пропустило удар!
      Паника охватила Келексела. Он ослабил нажим, пытаясь вернуть сердце к нормальному ритму. "Нет! — испуганно подумал он. — Я не этого хотел!" Но им уже завладела другая сила. Что-то громадное и всесокрушающее сдавило его грудь. Он видел открывшуюся черную бездну и был на том утесе, о котором говорил Фурлоу. Он пытался ухватиться за что-нибудь, удержаться от погружения в небытие.
      Где-то далеко, в тумане, который окружал его, раздался голос Рут: "С ним что-то случилось!"
      Келексел осознал, что он лежит на спине в кровати Фурлоу. Казалось, его сердце плавится от боли. Сквозь невыносимую боль он еще различал удары: удар — боль, удар — боль, удар — боль…
      Он почувствовал, как медленно разжимаются пальцы, которыми он цеплялся за поверхность утеса. Бездна зияла под ним. Ветер засвистел в ушах и он низвергся во тьму. Голос Рут долетел и потерялся в пустоте: "Боже! Он умирает!"
      И отдаленным эхом, последним эхом перед небытием в его голове зазвучали слова Фурлоу: МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ.
      Фурлоу склонился над кроватью, пощупал пульс на виске Келексела. Ничего. Кожа была на ощупь сухой, гладкой и холодной.
      "Может быть, они устроены не так, как мы, — подумал он. — Может, пульс надо искать где-то в другом месте". Он проверил правое запястье. Рука была мягкой и пустой. Пульс не прощупывался.
      — Он умер? — прошептала Рут.
      — Думаю, да.
      Фурлоу уронил безжизненную руку на постель, поднял глаза на Рут.
      — Ты велела ему умереть, и он умер.
      Странное чувство, похожее на сожаление, промелькнуло в ее сознании. "Неужели я убила его?" — подумала она.
      — Мы убили его? — произнесла она вслух.
      Фурлоу посмотрел на неподвижную фигуру. Он вспомнил свой разговор с Келекселом — Чем ожидал получить какую-то сверхъестественную поддержку от первобытного "знахаря".
      "Я ничего не дал ему", — подумал Фурлоу.
      — Он был сумасшедший, — прошептала Рут. — Они все сумасшедшие"
      "Да, у него была какая-то особая форма безумия, и он представлял опасность, — сказал себе Фурлоу. — Хорошо, что ж помешал ему. Он мог убить нас. Неужели они все такие?"
      Он восстановил в уме рассказ Келексела о Чемах. Видимо могут появиться и другие существа. Как они поступят, когда обнаружат двух туземцев рядом с мертвым Чемом?
      — Что мы будем делать дальше? — спросила Рут.
      Фурлоу откашлялся. Что она подразумевает? Может быть, искусственное дыхание? Но он понимал, что это было бесполезно. Чем сам захотел умереть. Он посмотрел на Рут, как раз вовремя, чтобы заметить еще двух Чемов за ее спиной.
      Не обращая на него внимания, они подошли к телу Келексела.
      Фурлоу был поражен бесстрастным выражением их лиц. Одна из них, в зеленой накидке, как у Келексела, была лысой круглолицей женщиной, телосложением напоминающей бочку. Она осторожно, но уверенно осмотрела Келексела. Чувствовалось, что это ее работа.
      Другой, с острыми чертами лица, крючковатым несом, одетый в черную мантию, дожидался. Кожа у него, как и у женщины, была металлического серебристого цвета.
      Пока женщина проводила осмотр, они не обменялись ни единым словом.
      Рут стояла, точно пригвожденная к полу. Она узнала Юнвик, встреча с судовым Врачом хорошо запечатлелась в ее памяти. Мужчину-Чема сна никогда раньше не встречала, но не раз видела его изображение на приемном экране в своей комнате, когда Келексел связывался с ним. Это был Директор Фраффин. Даже Келексел разговаривал с ним другим тоном. Увидев его впервые, Рут поняла, что никогда не забудет этого надменного лица. Для Рут сказанное было так же понятно, как если бы разговор шел по-английски, но скрытый смысл ускользал от нее.
      Юнвик повернулась и обменялась взглядами с Фраффином. В глазах обоих читалась горечь поражения. Оба они хорошо понимали, что произошло здесь на самом деле.
      Фраффин вздохнул. Расплывчатый сигнал о смерти Келексела дошел до него через паутину Тиггиво, когда единство Чемов на мгновение распалось. Почувствовав эту смерть, ее реальность, он отчетливо понял свою идентичность с умершим.
      Эта мысль ужаснула его. Конечно, каждый Чем во вселенной ощутил эту смерть, понял, что произошло, но Фраффин знал, что лишь немногие могли извлечь из нее урок.
      Умирая, Келексел победил его. Фраффин понял, что он проиграл и ему нет спасения, даже если они с Юнвик сейчас скроются на своем катере в космических глубинах. Фраффин знал, что в небе над ними находятся сейчас в летательных аппаратах многие из его экипажа, не осмеливаясь подлететь поближе. И они понимали, что Первородные потребуют, чтобы им предоставили тело. Ни один Чем в наружной вселенной не успокоится, пока тайна не разрешится.
      Здесь умер первый из бессмертных Чемов, первый за все бесконечное Время. Планета скоро будет наводнена фаворитами Первородных, и все секреты — раскрыты.
      Первородные Чемы! Это открытие потрясет вселенную Чемов. Мог ли кто-либо предполагать подобное!
      — Что… убило его? — отважилась спросить Рут на языке корабля.
      Юнвик бросила на нее тусклый взгляд. Несчастная дурочка! Что она может понимать в делах Чемов?
      — Он убил себя сам, — мягко сказала она. — Это единственно возможная смерть для Чема.
      — Что они говорят? — спросил Фурлоу. Ему показалось, что он сказал это слишком громко.
      — Он убил себя, — ответила Рут.
      "Он убил себя", — подумал Фраффин. Он взглянул на Рут, прекрасное, чистое, экзотическое создание, и неожиданно почувствовал какую-то странную связь с ней и остальными ее собратьями, "У них нет другого прошлого, кроме того, которое дал им я", — подумал он.
      Смутно знакомый запах проник в его ноздри, запах едких соленых ветров Картараджа. Вся его жизнь была подобна пустыням Картараджа.
      Он знал, что Первородные подвергнут его изгнанию, он будет обречен на одиночество. Это было единственное наказание, которому они подвергают Чемов, независимо от преступления.
      "Сколько времени я смогу выносить это, прежде, чем последую по пути Келексела?" — спросил он себя.
      — Я предупреждала тебя, что этим кончится, — тихо сказала Юнвик.
      Фраффин закрыл глаза, не желая ее видеть. Он сейчас видел лишь свое будущее. Он видел его, как через кровавую завесу, через кровь, которая питала жадного оракула, сидящего в нем. Ему предоставят всевозможные машины, устройства, все — кроме Чемов или любого другого живого существа.
      Но воспоминания об этой планете будут скрашивать его одиночество. Его мысли скакали, как скачет плоский камешек по водной глади. С каждым касанием поверхности затерянные в вечности воспоминания возвращались к нему: дерево, лицо…, мелькающие лица. Вот дочь Каллима-Сина, выданная замуж (по указке Чемов) за Аменофиса-третьего три тысячи пятьсот лет назад…
      И факты: он вспомнил, что Царь Кир предпочитал не править, а заниматься археологией. Дурак!
      И места: стена в пыльной деревеньке около пустынной дороги, местечко Маквайяр. Стека, называвшаяся могучий Ури, которую он видел в последнем… Тиграт-Паласар прошел пред его мысленным взором, через ворота Иштар, по улице Процессий. Парад продолжали Сеннашериб, Шалманязер, Исем-Даган, Синсарра-Искан; все они плясали под дудку Чемов.
      Фраффин чувствовал, что его собственный разум был единственным вместилищем для созданных им существ, заповедником, где они жили — уголок, полный голосов, лиц, и целых рас, которые прошли, не оставив никакого следа, кроме отдаленного неясного шепота… и слез.
      Все кружилось в его голове. "Я вижу жизнь глазами!" — подумал он.
      Его память вернулась к времени Шебы, он видел ее город верблюдов, который смог противостоять легионам Аелия Галла. Сейчас этот город разрушен так же, как Картарадж и сам Фраффин, остались лишь обвалившиеся стены, кучи мусора, песок, молчаливые камни — развалины, ожидающие своего Царя Кира, который откопает пустые черепа.
      "Аурум эт феррум, — подумал он. — Золото и железо".
      Откроется ли ему смысл того, что происходит с ним перед тем, как наступит забвение?
      "Мне нечем теперь занять свой разум, — подумал он, — и ничто больше не сможет отвлечь меня от скуки".
 

ЭПИЛОГ

      ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ ПЕРВОРОДНЫХ:
      На период этого цикла отказать в выдаче разрешений желающим наблюдать первобытных Чемов в их естественной среде. Заявки на следующий цикл будут приниматься только от специалистов в области генетики, социологии, философии и истории Чемов.
      Разрешение на встречу с туземным знахарем Андроклесфурлоу и его женой Рут, могут выдаваться только с учетом следующих ограничений:
      1. Запрещается обсуждать тему бессмертия.
      2. Запрещается обсуждать вопросы наказания Директора Фраффина, Судового Врача Юнвик и членов экипажа Корабля историй.
      3. Не разрешается задавать туземной женщине вопросы о ее отношениях со Следователем Келекселом.
      4. Все желающие встретиться должны препровождаться в жилище знахаря на планету-заповедник с учетом всех необходимых требований безопасности.
      Принять к сведению, что заявки на усыновление детей первобытных Чемов с планеты-заповедника могут быть рассмотрены только после завершения обследования ребенка Келексела и туземной женщины. Результаты проводимых в настоящее время обследований детей первобытных Чемов будут объявлены по их завершении.
      По соображениям безопасности все несогласованные попытки посетить туземную планету-заповедник повлекут суровое наказание.
      (УДОСТОВЕРЕНО СЕГОДНЯ ИМЕНЕМ ПЕРВОРОДНЫХ)

НИТОЧКА ПАМЯТИ
Кит Лаумер

ПРОЛОГ

 
      Он проснулся и некоторое время лежал, глядя в низкий потолок, едва видимый в слабом красном свете, и чувствуя под собой жесткую подстилку. Повернув голову, он увидел стену и приборную панель с горящим на ней красным огоньком индикатора.
      Он спустил ноги с узкой кушетки и сел. Комната была маленькой, голой, окрашенной в серый цвет. В предплечье пульсировала боль. Он отбросил свободный рукав странною пурпурного одеяния, увидел на коже узор из крохотных проколов и узнал в них следы, оставляемые Охотником… Как посмел?
      Что-то темное на полу привлекло его внимание. Он соскользнул с кушетки, опустился на колени перед неподвижным телом мужчины в пурпурной тунике, покрытой почерневшими пятнами крови, и осторожно перевернул его на спину.
      Аммэрлн!
      Он взял в руку безжизненное запястье и почувствовал слабый пульс. Потом встал на ноги и увидел второе тело, а ближе к двери — еще два, Он быстро обследовал каждое из них…
      Все трое были мертвы, а их тела покрыты страшными резаными ранами. Только Аммэрлн еще едва заметно дышал.
      Он подошел к двери и крикнул в темноту. Ровные ряды полок в библиотеке отозвались лишь коротким эхом. Он повернулся лицом к комнате и заметил у стены регистратора. Он присоединил нейроэлектроды к вискам умирающего. Единственное, что он мог сделать для Аммэрлна, — снять копию с его памяти. А ведь тому нужен был врач — и немедленно.
      Он прошел через библиотеку и обнаружил за ней огромный зал, эхом отражающий каждый звук. Это не был Сапфировый Дворец на берегу Мелкого Моря. Перепутать очертания было невозможно — он находился на борту корабля для дальних космических полетов. Почему?.. Как он тут оказался,. Он стоял в растерянности. Вокруг была абсолютная тишина.
      Он пересек Большой Зал и вошел в наблюдательную рубку. Здесь лежал еще один мертвый, судя по форме, — член экипажа. Он коснулся ручки управления и огромные экраны засветились голубым светом. На них, плавно фокусируясь, появился гигантский полумесяц. Достигнув максимальной четкости, изображение застыло, мягко-зеленое на фоне черного космоса. Ниже висел спутник, меньший по размерам и явно без атмосферы, покрытый какими-то голубоватыми пятнами. Что это за миры?..
      В течение часа он обошел огромный корабль из конца в конец. Все обитатели этого безмолвного аппарата — семь беспощадно изрезанных тел. Огоньки коммуникатора, расположенного в отсеке управления, исправно горели, но никакого ответа из висящего под ним чужого мира на его вызов не последовало.
      Он возвратился в комнату регистрации. Аммэрлн еще слабо дышал. Копирование его памяти закончилось; все, что помнил из своей долгой жизни этот умирающий человек, теперь было записано в серебристом цилиндре, на который оставалось только нанести цветовой код.
      Его взгляд остановился на другом маленьком цилиндре, торчащем из отверстия в стене, сбоку от высокой кушетки, на которой он очнулся, — копия его собственной памяти! Значит, с ним произошел Переход. Он взял цилиндр с уже нанесенной цветной полосой, сунул его себе в карман — и резко обернулся на неожиданный, незнакомый звук. Целое скопище Охотников — бледно светящихся и беспорядочно движущихся шаров — роилось у двери. И в то же мгновение они набросились на него. Нетерпеливо жужжа, они теснили его стеной. Без подходящего оружия он был беспомощен.
      Он подхватил безжизненное тело Аммэрлна и побежал со своей ношей в отсек челночных модулей, волоча за собой светящийся хвост преследующих его Охотников.
      Три модуля покоились в своих подвесных устройствах. Голова его кружилась от отвратительного серного запаха, распространяемого Охотниками. Он нащупал выключатель, и поток света залил отсек, заставив их отступить. Он забрался в спасательный модуль и положил умирающего на мягкую полку.