— Да. — Кзанол недоверчиво рассматривал своя руки. — Какой… — Он глотнул, справляясь с волнением. — Под действием какой Силы я вошел в это тело? Гринберг думал, что это только телепатическая машина!
      Гарнер кивнул:
      — Все верно. И вы были в этом теле, так сказать, все время. Воспоминания пришельца наложились на ваш мозг, Гринберг. Вы годами делали то же самое с дельфинами, но это никогда не воздействовало на вас таким образом. Что происходит, Гринберг? Стряхните с себя это!
      Раб в передвижном кресле и не думал убивать себя.
      — Ты… — Кзанол-Гринберг остановился, чтобы перевести, — белковая тварь. Ты, презренная, гнилая, искалеченная белковая тварь с дефективными половыми органами. Не указывай мне, кто я! Я знаю, кто я! — Он смотрел вниз, на свои руки. Слезы возникали в уголках глаз и сбегали по щекам, вызывая зуд, но его лицо оставалось таким же невыразительным, как, лицо идиота.
      Гарнер прищурясь следил за ним.
      — Вы думаете, что вы, как там вас, пришелец из внешнего пространства, наводящий ужас? Глупости. Пришелец валяется на первом этаже этого здания, и он действительно безвреден. Если вернуть его в нормальное время, он первый назовет вас самозванцем. Позже я отведу вас вниз и покажу вам его. Часть из сказанного вами — истина. Конечно, я старик. Но причем здесь белковая тварь? — Он превратил фразу в отдельный вопрос.
      Кзанол успокоился:
      — Я объяснял. Белковые — это искусственные животные, созданные тнуктипами для еды. Белковые такие же большие, как динозавры, они гладкие и белые как шму. Они очень похожи на шму. Мы могли использовать каждую часть их тел, кроме скелетов, а они питались свободной пищей, почти такой же дешевой как воздух. По форме они напоминают гусеницу, ползущую по листу.
      — Свободная пища?
      Кзанол-Гринберг не слушал его.
      — Забавно. Гарнер, вы помните снимки бандерснейзов, которые прислала вторая экспедиция на Джинкс? Гринберг хотел однажды покопаться в мыслях бандерснейзов.
      — Конечно. Ну!
      — Бандерснейзы и есть белковые, — сказал Кзанол-Гринберг. — У них нет разума,
      — Я тоже так думал. Но, сынок, вспомни: у них было два миллиарда лет, чтобы развить рассудок.
      — Это им не поможет. Они не могут видоизменяться. Они так созданы. Белковые — это огромная биологическая клетка с хромосомой такой же длинной, как ваша рука, и такой же толстой, как ваш мизинец. Радиация на них не влияет, а все, что вредит им из-за каких-нибудь ранений, устраняется прививочным аппаратом. — Кзанол-Гринберг смутился. Как расценить другое совпадение? — Почему кто-то мог подумать, что они разумны?
      — По одной причине, — мягко произнес Гарнер. — Из-за отчета, который говорит об их огромном мозге. Он весит столько же, сколько трехлетний ребенок.
      Кзанол-Гринберг захохотал:
      — Но они так были созданы! Мозг белковых имеет чудесный вкус, поэтому ннженеры-тнуктипы увеличили его размеры, Ну так что?
      — А то, что у него есть извилины, как у человеческого мозга.
      Да, так оно и было. Подобно мозгу людей, мозгу тнуктипов и мозгу тринтан — коли на то пошло. Тогда ночему…
      Кзанол-Гринберг щелкнул суставами пальцев, затем торопливо развел руки, чтобы не сделать этого снова. Тайна разумных бандерснейзов беспокоила его, но гораздо сильнее его волновали другие вещи. Например, почему его не спасли? Через три столетия, после того, как он нажал кнопку тревоги, он должен был столкнуться с Землей как разрушительный гнев Дарителя Силы. Тот, кто был на луне, должен был увидеть это.
      Неужели лунный наблюдательный пост был покинут?
      Почему?
      Гарнер вторгся в его мысли:
      — Возможно, мутацию вызвало что-то большее, чем космические лучи. Что-то похожее на залп пулемета или метеоритный шторм.
      Кзанол-Гринберг тряхнул головой:
      — Есть какие-нибудь другие доказательства?
      — О дьявол, да. Гринберг, что вы знаете о Джинксе?
      — Довольно много, — ответил Кзанол-Гринберг. Знание Лэрри о Джинксе было таким же, как и у любого колониста. Воспоминания непрошенно выскочили вместе со звуком слова. Джинкс…
      Луна Двойной, третьей планеты Сириуса-А. Двойная была полосатым оранжевым гигантом, крупнее чем Юпитер и гораздо теплее его. Джинкс был больше Земли раз в шесть, с гравитацией 1,78 и периодом вращения более четырех дней. Из всех факторов, которые определяли Джинкс, наиболее важным являлось отсутствие радиоактивных элементов. Джинкс был твердым на всем протяжений скалистой литосферы до половины пути к центру его железно-никелевого ядра.
      Очень давно — даже раньше его времени, времени Кзанола — Джинкс был гораздо ближе к Двойной. Настолько ближе, что приливы и отливы остановили его вращение и вытянули планету до яйцеобразной формы. Позже те же приливы и отливы вытолкнули спутник наружу. Ничего необычного. И хотя атмосфера и океан предполагали более сферическую форму, Джинкс ее не имел. Тело луны по-прежнему напоминало формой яйцо.
      Джинкс был пасхальным яйцом, располосованным в различные цвета меняющимися поверхностными давлениями.
      Океан представлял широкое кольцо из непомерно соленой воды, протекавшей через полюса вращения. Регионы, прозванные колонистами Концами и отмечавшие самую близкую и самую удаленную от Двойней точки, были на шестьсот миль выше океана: на шестьсот миль дальше от центра массы луны. Оки торчали прямо из атмосферы. На фотографиях, полученных от первой экспедиции, Концы выглядели белыми, как кость, с узором резко очерченных черных теней. Вдали от Концов тени скрывались под атмосферой, и начинали появляться облака. Они становились все плотнее и плотнее; коричневая и серая земля появлялась все реже и реже, пока внезапно облака не обретали полную власть, Океан был постоянно скрыт под полосой непрерывного, клочковатого облака, растянутого на тысячи миль. На уровне моря воздух был ужасающе плотным, с постоянной температурой в 270 градусов по Фаренгейту.
      Колония Сириус Матер находилась на восточном континенте в трех тысячах миль на восток от океана — треугольник возделанной суши и надувные строения в излучине двух рек. Первые колонисты выбрали для высадки место с высоким поверхностным давлением, зная, что более плотная атмосфера защитит их от температурных изменений в течение долгих дней и ночей, а также от ультрафиолетового бедствия голубовато-белого Сириуса-А. Сириус Матер ныне гордился популяцией в две сотни остряков всех возрастов…
      — Хорошо, — произнес Гарнер. — Тогда мне нечего объяснять. Могу я воспользоваться видеофоном, Ллойд?
      — Конечно. — Ллойд показал крючком большого пальца на одну из стен.
      Экран видеофона был большим и занимал половину стены. Люк набрал номер тринадцатью быстрыми движениями указательного пальца. Через миг экран прояснился, показав стройную молодую брюнетку с волнистыми волосами.
      — Технологическая полиция, государственный архив.
      — Это Лукас Гарнер, агент по особым поручениям. Вот мое удостоверение. — Он выставил пластиковую карточку перед камерой. — Я хотел бы получить части о бандерснейзах из отчета Джинкса 2106 года.
      — Да, сэр. — Женщина встала и отошла от камеры.
      Кзанол-Гринберг наклонился вперед, выжидая. Последний отчет Джинкса пришел лишь два месяца назад, и большая часть его была не опубликована. Он вспомнил, что видел неподвижных бандерснейзов, но не более того. Теперь, благодаря новым данным, легче сравнивать, и он мог узнать, действительно ли бандерснейзы были белковой пищей.
      Это не будет иметь значения. По всем правилам он должен был чувствовать себя так же, как в момент, когда акустическая снотворная пилюля Меснея перестала действовать. Без друзей, без дома, вырванный из своего тела, лишенный всех надежд. Но первая цель заключенного всегда означает бегство: через сотрудничество, через предательство, через воровство и убийство — словом, любыми средствами. Если удастся убаюкать этих дерзких рабов мыслью, что он будет сотрудничать с ними, к нему станет свободно поступать информация…
      И он узнает все. Потом он определит, почему этот вопрос кажется таким важным. Теперь Кзанол знал только то, что произошло. Предположение, будто белковые могут быть разумными, нанесло ему удар. Это была смертельная обида. Почему? Но некогда думать, почему. Разве не так?
      Девушка вернулась, улыбаясь:
      — Мистер Гарнер, Сейчас я переключу вас на майора Хекимера. — Она коснулась чего-то ниже края своего стола.
      Изображение растворилось я сформировалось заново, но теперь оно было клочковатым, со вспыхивающими беспорядочно цветовыми пятнами. Мазерный луч пересек девять световых лет, перенося это изображение; он был отчасти искажен по пути пылью, полями гравитации и поперечными световыми волнами.
      У майора Хекимера были коричневые волосы, густая, темная борода, квадратная челюсть. Голос был истрепан помехами, но произношение оставалось ясным и аккуратным — с вплетением неизвестного акцента.
      — … Так как все, что не сплавилось, давно унесли с ЛЕНИВОЙ ВОСЬМЕРКИ 2, и поскольку синтезирующий завод на ЛЕНИВОЙ ВОСЬМЕРКЕ 1 не был поврежден при первой высадке и мог выдавать нам энергию на все это долбаное столетие, и поскольку в любом случае работы до весны у нас почти не было, Властители проголосовали рискнуть и отправить ЛЕНИВУЮ ВОСЬМЕРКУ 2 на исследование океанических районов Джинкса. В соответствии с этим шестеро наших горячих разведчиков, а именно… — Хекимер назвал имена, — подняли судно и отправились на запад. Долбаное круговое летающее крыло — не ахти какой самолет, но судно было легче, чем при первой посадке, а у нас хватало мощности, чтобы постоянно оставаться в воздухе или совершить вертикальную посадку там, где мы нашли бы плоский участок суши. Возникла проблема — долбаная видимость была такой, что при посадке…
      Гарнер шепнул:
      — Их сленг по-видимому немного изменился с тех пор, как они двинулись на Джинкс.
      — Да, ты тоже это заметил?
      Заминка заставила Кзанола-Гринберга дернуться от досады. Когда-нибудь это выдаст его как пришельца! В 2106 году надо было уметь не слышать посторонние шумы, иначе сойдешь с ума.
      — …вообще ничего не было видно. Свет от термоядерного привода не достигал земли, пока мы не оказались на высоте в две сотни футов. Мы опустились на твердых струях у береговой линии и запустили камеры. Нас тут же окружили — эти.
      У майора Хекимера было чувство драмы. Когда он сделал паузу, сцена сменилась на песчаный покатый берег. Песок на переднем плане был закопченным и выветренным в форме изогнутой стены. За ней был океан. И на этом океане не было волн. Вода казалась густой. Густой, серой и живой.
      Что-то двигалось в поле зрения. Что-то белое; что-то похожее на безумно увеличенного слизняка, но с гладкой ровной кожей. У зверя была шея бронтозавра, начисто лишенная головы, такая же широкая у основания, как и плечи животного. Она поднималась конусообразным откосом. Макушка была толстой и округлой, без каких-либо черт, с двумя пучками черной щетины.
      Камера следила за тем, как приближалось животное; заметив аппарат, оно остановилось на опаленном песке. Из тумана начали появляться другие особи ее вида. Камера обошла полный круг, и везде виднелись огромные белые туши, похожие на кашалотов-альбиносов, плывущих по песку.
      Их округлые макушки раскачивались назад ж вперед; пучковатая щетина шевелилась при полном безветрен. Конечно щетина была чувствительными органами; ртов не было видно, так как они были закрыты. Необычно для белковых, но это были белковые, ошибки быть не могло.
      Майор Хекимер заговорил:
      — Эта съемка велась при естественном свете, но с долгой экспозицией, что и объясняет долбаные кляксы. Для нас это больше похоже на ночь, Винстон Дохени, наш биолог, взглянул разок на этих монстров и сходу дал им прозвище Фрумнес Бандерснейз. Это название вида теперь занесло в долбаный бортовой журнал. Карлов вышел в сегментном бронированном скафандре и пристрелил бандерснейза для анатомирования, остальные твари разбежалась. К счастью, скафандр выдержал и жару и давление
      Кадры демонстрировали действие. Трассирующие пули прошили шесть ланий вдоль камеры до объемной передней части бандерснейза. Безмолвная смерть, подтверждаемая лишь внезапно упавшей макушкой. Белые формы, бледнеющие в тумане, как призраки.
      Хекимер продолжал:
      — Они бегут на волнистых брюшных лапках, и как видите, бегут с долбаной скоростью. По мнению Дохени, это животное представляет собой одну огромную клетку. Нервы похожи по структуре на человеческие, но не имеют ни ядра, ни клеточного тела, ни чего-то такого, что выделяло бы их от другой специализированной протоплазмы. Мозг длинный и узкий, расположен в костяной оболочке на приподнятом, сужающемся конце. Этот череп является одним из окончаний несочлененной, эластичной и очень прочной внутренней камеры из кости. По-видимому Бог никогда не предполагал, что животное будет менять свое положение. — (Гарнер вздрогнул от неумышленного богохульства). — Рот, который на кадрах закрыт, находится спереди брюшных лапок и ни на что не пригоден, кроме как черпать закваску из океана.
      Фильм показывал подробности анатомирования бандерснейза. Очевидно, два полицейских у дверей решили не смотреть на это; но Месней и Гарнер наблюдали за происходившем с неослабеваемым интересом. Вскрытие не было для них чем-то новым.
      Животное перевернули на бок, выставив напоказ брюшные лапки; челюсти открыли с помощью шкива. Диапозитивы демонстрировали разрезы ткани. Имелась циркулирующая система с шестью сердечками, каждое из которых весило по одиннадцати фунтов; на левом боку находились какие-то странные органы, которые только Кзанол-Гринберг рассматривал как прививочный аппарат.
      Он следил с маниакальной концентрацией за тем, как вскрывали мозговую сумку, обнажая длинный, узкий мозг, серый, с глубокими извилинами в челноке черепа. Форма в деталях была, знакомой, хотя он никогда не видел его сырым. Затем все кончилось, и майор Хекимер вернулся к рассказу:
      — Океан — это однородный пищевой густыш из закваски неизвестной природы. Стада бандерснейзов двигаются вдоль береговой линии, непрерывно поглощая пищу. Берег тоже не приманка для долбаных туристов. Здесь всегда темно, волны сглаживаются закваской и гравитацией, а бандерснейзы бродят по побережью как пропащие души перетертых гор. Мы хотели было смыться, но Дохени не нашел половых органов и захотел сделать несколько других расчленений. Поэтому мы отправили вертолеты на поиски нового экземпляра. Но ни один бандерснейз так и не подошел достаточно близко, чтобы можно было стрелять с вертолета, А ведь сначала они были любопытны и непугливы. Теперь же убегали, стоило вертолету приблизиться. Убегали все. Они просто не могли бы знать о нас, если бы не имели языка или телепатических форм общения. Тем не менее, по крайней мере один долбаный бандерснейз всегда находился в поле зрения каждого вертолета. По-видимому, они знали о дальнобойности нашего оружия. На третий день охоты Дохени потерял терпение. Он предположил, что бандерснейзы пугаются вертолетов, посадил свое долбаное корыто и отправился охотиться пешком. Когда он отошел на выстрел от вертолета, бандерснейз атаковал и расплющил машину, словно долбаный грузовик, наехавший на пешехода. Дохени пришлось идти назад на своих двоих. Через несколько сотен миль на восточном берегу мы нашли другие формы жизни…
      Майора Хекимера оборвали на полуслове. Голос стройной брюнетки донесся с черного экрана:
      — Мистер Гарнер, есть другая часть из отчета и т под литерой "бандерснейзы". Вам она нужна?
      — Да, но через минуту. — Гарнер повернулся к Кзанолу-Гринбергу. — Гринберг, это те белковые?
      — Да.
      — Они обладали телепатией?
      — Нет, и я никогда не слышал, чтобы они убегали от кораблей мясозаготовителей. Они обычно продолжали есть, пока их не убивали.
      — Хорошо, мисс, мы готовы.
      Снова показалось квадратное, бородатое лицо майора.
      — Мы вернулись на Сириус Матер через пять джинксовских дней после нашего отъезда и обнаружили, что Фрумиес Бандерснейз опередили нас. Вернее один из них. Он должен был пройти три тысячи миль без закваски, без какого-либо другого провианта, и это только затем, чтобы посетить наше поселение. Чтобы сделать это, ему наверное пришлось объедаться месяцами, а может и годами — надо же было накопить жирок для путешествия.
      Колонисты, не говоря о самых долбаных и благоразумных, не сближались с бандерснейзом, На этот раз его кожа или клеточная стенка была голубой — возможно, для защиты от солнечного света. Он пошел прямо к северо-западной зоне культивации и потратил два часа, ползая по ней; причем вице-майор Рейс заявил, что это был самый долбаный танец, который он когда-либо видел; затем животное тронулось к океану.
      Поскольку оба вертолета находились у нас, мы были первыми, кто увидел следы сверху. Вот снимки следов. Я убежден, что это форма письменности. Дохени говорит, такого быть не может. Он уверен, что бандерснейз не может пользоваться разумом, так как не развил его. Я допускаю, что видеозапись будет хорошим аргументом. Бандерснейз походил на песчаного дельфина, показывая те же чудеса ловкости. Нельзя ли попросить вас проанализировать это и дать нам знать, если мы делим данный мир с разумными существами.
      — Машины не согласились с такими выводами, — вставил Гарнер. — Возможно, идеи оказались слишком чуждыми.
      На экране видеофона появился неподвижный калейдоскоп цветов, затем возник неясный снимок. На бурой земле виднелись изогнутые линии, похожие на следы улиток. Земля была перепахана математически прямыми бороздами, но линии были гораздо шире и глубже. Холмы и древесные пни искривляли их. Вертолет досадили среди волнистых дорожек, и он выглядел мухой на печатном листе.
      Кзанол-Гринберг задохнулся от волнения, звонко сглотнул и произнес:
      — Немедленно покиньте нашу планету или будете уничтожены в соответствии с договором о… Я не могу прочесть остальное. Но это научный язык тнуктипов. Можно мне немного воды?
      — Конечно, — приветливо произнес Месней. Он резко ткнул пальцем, показывая на холодильник.
      Кзанол-Гринберг встал и налил себе воды.
      Ллойд подошел к креслу Гарнера и начал разговор тихим голосом:
      — Люк, что все это значит? Что ты затеваешь?
      — Просто удовлетворяю любопытство. Расслабься, Ллойд! Доктор Снидер будет здесь через час, и тогда он возглавит дело. Между тем есть масса вещей, которые Гринберг может рассказать нам, Это не просто человек с галлюцинациями, Ллойд. Почему их раса думала, что бандерснейзы просто бессловесные твари? Почему он буйствовал, когда мы предположили, что они способны чувствовать? Гринберг думает, что находится в плену у чужаков, он думает, что его раса погибла миллиарды лет назад, и его дом потерян навсегда, тем не менее, что же его заинтересовало на самом деле? Фрумиес Бандерснейз. Ты видел, как он смотрел, когда проходила расчленение?
      — Нет. Меня это тоже заинтересовало.
      — Я почти боюсь, когда думаю о том, что находится в мозгу Гринберга. Я боюсь информации, которую он несет. Ты понимаешь, что доктор Снидер может навсегда подавить эти воспоминания, пока будет лечить его? Но почему такая утонченная раса, какими должны была быть тнуктипы, — он с трудом выговорил слово, как его произносил Кзанол-Гринберг, — работала на расу, адаптированную Гринбергом? Из-за телепатки? Я просто…
      — Я могу рассказать вам об этом, — горько произнес Кзанол-Гринберг. Он выпил пять чашек волы практически на одном дыхании и теперь немного задыхался.
      — У вас хороший слух, — сказал Месней.
      — Нет. У меня есть некоторые способности к телепатии; вполне достаточные, чтобы понимать. Это талант Гринберга, но он почти не верил в него, поэтому не использовал. А я смогу. Он способен принести мне много пользы.
      — Так почему тнактапы работали на вас? — Месней исковеркал слово еще хуже, чем Гарнер.
      Ответ отпал сам собой.
      Все в комнате задергались, как пойманные рыбы.
      Падения не было. Через миг, после того как он вытянул руки, Кзанол опирался на кончики своих шести пальцев, как человек, выполнявший зарядку. Он побыл немного в этой позе, затем поднялся на ноги. Гравитация была тяжеловата.
      Где все? Где тринтанин или раб, освободивший его?
      Он находился в пустом и уродливом, чужеродном строении типа тех, что встречались на свободных рабских мирах до того, как на них прибывали смотрители. Но… как он оказался здесь, он же нацеливал себя на необитаемую пищевую планету? Он мигнул, ожидая, что теперь увидит внутреннюю часть дворца смотрителя. Где же все? Он хотел, чтобы кто-то рассказал ему, что происходит.
      Он прислушался.
      По какой-то причине ни люди, ни тринтане не имели створок над ушами по типу створок над глазами. Дар тринтанской Силы защищал гораздо лучше. Кзанола никто не заставлял ослаблять свою ментальную защиту, Он сам решил сделать так и поплатился за это. Будто взглянул на дуговую лампу в шаге от нее. Нигде в тринтанской вселенной не было телепатических шумев такой интенсивности. Рабские миры никогда не выдерживали такой тяжелой сверхпопуляции; кишащие толпы тринтанских миров удерживали на публике максимум своей ментальной защиты.
      Из-за боли Кзанол читал очень быстро. Его реакция была мгновенной и автоматической.
      — ПРЕКРАТИТЕ ДУМАТЬ ВО МНЕ! — заревел он в бушующие умы Топеки, штат Канзас.
      В комплексе психиатрических больниц, по-прежнему называвшихся Меннинджером, тысячи докторов, сестер и пациентов услышали приказ. Сотни пациентов жадно восприняли его, буквально и надолго. Некоторые стали глупыми и чудными. Другие вошли в кататоническое состояние. Некоторые, признанные безвредными, стали опасно невменяемыми. Горстка докторов превратилась в пациентов, — только горстка, — но потеря их услуг усилила критическое положение, когда несчастные случаи начали выливаться из деловой части города. Меннинджер находился в нескольких милях от Главного управления полиции Топеки.
      В небольшой комнате люди дергались как пойманные рыбы. Затем все, кроме Кзанола-Гринберга, перестали двигаться. Их лица ничего не выражали. Они превратились в идиотов.
      В первый момент ментального взрыва умственный щит Кзанола-Гринберга поднялся с почти слышимым металлическим звуком. Ревущий шум вибрировал в его уме несколько минут. Когда он снова смог размышлять, он все еще не смел опускать ментальную защиту.
      На Земле появился тринтанин.
      Охранники у дверей опустились на корточки или сидели, как тряпичные куклы. Кзанол-Гринберг вытащил сигареты из кармана темно-синей куртки и прикурил одну от сигары, дымившейся между губ Меснея, спасая тем самым его от скверного ожога. Он сидел и курил, размышляя о другом тринтанине.
      Вопрос: этот тринтанин будет рассматривать его как раба?
      Вопрос: у него, Кзанола, был работающий умственный щит. Это может убедить тринтанина, кем бы тот ни был, что он, Кзанол, тринтанин в человеческом теле. А если нет? И даже если он убедит его, поможет ли ему другой тринтанин? Или посчитает Кзанола-Гринберга простым птаввом, тринтанином без Силы?
      Скверный факт, но Кзанол-Гринберг был птаввом. Ему надо вернуть свое тело до того, как тот, другой, найдет его.
      И тут — невероятно! — но он перестал думать о другом тринтанине. Хотя было много причин интересоваться им. Что он делает на Земле? Объявит ли он Землю своей собственностью? Поможет ли Кзанолу-Гринбергу добраться до Тринтана или какой-либо новой планеты, считавшейся в эти дни Тринтаном? Выглядит ли он по-тринтански шли два миллиарда лет эволюции превратили тринтан в чудовищ? Но Кзанол-Гринберг отбросил эту тему и качал думать о полете на Нептун. Возможно он знал, кем был другой тринтанин, но не был готов встретиться с этим фактом.
      Кзанол-Гринберг осторожно прислушался. Тринтанин покидал здание. Он не узнал ничего большего, так как умственный щит другого был поднят, и перевел свое внимание на людей в комнате.
      Они приходили в себя, но очень медленно. Он прислушивался с мучительной концентрацией (из-за ограничений мозга Гринберга) и чувствовал, как их личности вновь объединяются в целое. Более продвинутым казался Гарнер. За ним шел Месней.
      Другая часть памяти Гринберга тоже могла пригодиться. Он не лгал о своем дельфиноподобном чувстве практического юмора. Чтобы реализовать его, Лэрри тратил недели, обучаясь приемам тех, кого мы из сострадания называем ловкачами.
      Кзанол-Гринберг склонился над Ллойдом Меснеем.
      — Ллойд, — сказал он четким, спокойным и авторитетным голосом. — Сконцентрируйся на звуке моего голоса! Ты должен слушать только звук моего голоса. Твои веки становятся тяжелыми. Очень тяжелыми. Твои пальцы наполняет усталость. Огромная усталость. Дай им безвольно упасть. Твоим глазам хочется закрыться, ты с трудом можешь держать их открытыми…
      Он чувствовал, что личность Меснея прекрасно отзывается. Она вообще не оказывала сопротивления.
      Гравитация раздражала. Вначале она была едва заметна, но уже через несколько минут стала изнурительной. Кзанол отбросил идею идти пешком, пройдя менее квартала, хотя ему очень не нравилась мысль сидеть в рабской повозке.
      Я не гордый, сказал он себе. Он влез в припаркованный кадиллак и приказал рыхлогубому водителю отвезти себя в ближайший космопорт. Зубы застучали от вибрации, и машина снялась с совершенно излишним рывком.
      Эти рабы намного крупнее, чем обычные разумные существа, привязанные к земле. У Кзанола была куча таких в кабине корабля. Через миг он осторожно снял свой шлем. Воздух был немного разряженным, что ставило в тупик, если учитывать большую гравитацию. В других отношениях он был вполне пригодным. Кзанол опустил шлем на сиденье и покачивал ногами возле него; сиденье оказалось слишком широким и неудобным.
      Город был изумительным. Огромным и гротескным! Взгляд постоянно натыкался на прямые призмы; то там, то здесь попадались желтые аккуратные поля или сплюснутые здания со странно изогнутыми крышами. Улицы не могли решить, быть им прямыми или кривыми. Мелькающие машины жужжали как надоедливые насекомые. Гул пропеллеров его машины пилил по нервам, пока он не научился игнорировать его.
      Но где он находится? Наверное он пролетел мимо Ф124 и рухнул здесь. Водитель знал, что его планета — Земля? — совершала космические перелеты, следовательно он мог знать, как найти Ф124. И восьмую планету этой системы.
      Уже было ясно, что ему понадобится второй костюм. Этих рабов семнадцать миллиардов на него одного. Они могут уничтожить его в любой момент. И это случится, когда они узнают, кто он. Ему нужен контролирующий шлем, чтобы обезопасить себя. Тогда он найдет тринтанскую планету и потребует более хорошее космическое судно, чем те, что создают люди. И им придется улучшить свои корабли.
      Строения стали ниже, и между ними появились просветы. Возможно, плохой транспорт заставляет этих шбое собираться вместе в группы? Когда-нибудь он потратит время я узнает о них побольше. В конце концов, они теперь были его рабами.
      Но какую историю переживет однажды этот мир! Как будут внимать я восхищаться его внуки! Придет время и он закупит бардов, прунтаквилакских бардов, потому что только они обладают настоящим даром языка,
      Вблизи вырисовывался космопорт.
      Никаких ухищрений не потребовалось. Как только Кзанол-Гринберг целиком подчинял Меснея, он тут же приказал ему доставить себя в космопорт. Ушло около пятнадцати минут, чтобы добраться до ворот.
      Сначала он не мог понять, почему Месней приземлился. Неужели он не может просто перелететь через ограду? Месней не давал никакой информации. К этому времени его ум был почти нормальным — нормальным для человека под гипнозом. Месней "знал", что на самом деле он ее загипнотизирован, а только ведет себя так, просто ради шутки. Но в любое время Ллойд мог стряхнуть с себя это внушение и захватить врасплох Гринберга. Между тем он был спокоен, счастлив м свободен от необходимости принимать решения. Ему было сказано лететь в космопорт, и вот он в космопорте. Его пассажир позволил ему вести машину.
      Лишь приземлившись, Кзанол-Гринберг понял, что Месней ждет, когда их пропустит охрана. Он спросил:
      — Охрана даст нам пройти?
      — Нет, — ответил Месней.
      Черт, еще одно препятствие.
      — Они пропустят меня… — он поразмыслил, -…с Гарнером.
      — Да. Гарнер из Сил.
      — Ладно, поворачивай и возвращайся за Гарнером.
      Машина зажужжала.
      — Подожди минуту, — приказал Кзанол-Гринберг. — Усни.
      Где же охрана?
      Через огромное плоское пространство, изукрашенное большими красными мишенями в шестиугольном боевом порядке, он мог видеть космические корабли. Здесь находилось двадцать-тридцать прямоточных реактивных орбитальных кораблей, и некоторые были экипированы для вывода других машин на орбиту. По всей южной стороне поля растянулся линейный ускоритель, в четверть мили шириной, с близко расположенными металлическими обручами. Термоядерные боевые ракеты лежали на боку в доках, готовые для загрузки в плоские треугольные ракетоносители. Но все они выглядели как детские самокаты в сравнении с двумя действительно гигантскими кораблями.
      Первый, похожий на громадную бзику с тунцами, с круговым летающим крылом, расположенным на его тупом, свисающем конце, был несущей, грузовой и жизнеобеспечивающей системой ЛЕНИВОЙ ВОСЬМЕРКИ 3, Любой бы узнал этот корабль, даже без голубого Символа бесконечности на его борту. Он был 320 футов к диаметре и 360 футов в высоту. Другой корабль, более прямой, являлся пассажирским судном, таким же большим, как древняя КОРОЛЕВА МАРИЯ, один из близнецов того роскошного транспорта, который служил Титан Отелю. И даже на расстоянии было видно, что все — все! — толпились вокруг его входного трапа.
      Прислушиваясь изо всех сил, Кзанол-Гринберг по-прежнему не мог понять, что они там делают, но он узнал аромат этих слишком спокойных мыслей. То были прирученные рабы, рабы, выполнявшие приказы.
      Здесь был другой тринтанин. Но почему он не воспользуется собственным кораблем? Или он здесь приземлился? Или это отродье птаввов делает на досуге осмотр своей новой собственности?
      Он повернулся к Меснею.
      — Охрана разрешила нам пройти. Гони машину вперед.
      Машина заскользила по бетону.
      Гарнер встряхнул головой, позволив ей откинуться на место. Его ум казался умом спящего ребенка. Сквозь него перхали мысли, такие же эфемерные, как грезы. Они не могли пребывать на месте. Гарнеру приказали не думать.