На мальчишечьем лице Лэрри медленно расползалась улыбка. Он обнаружил, что ему почему-то нелегко ответить на вопрос.
      — Это проклятая, заразная болезнь, и трудно отделаться от нее.
      — Да.
      — Я подумаю, Чарли. В конце концов, ты можешь войти в контакт с Объединенными Нациями, но сначала дай мне время. Нам понадобится уйма воды, ты знаешь. А она намного тяжелее, чем воздух.
      — Поэтому я и говорю с тобой.
      — Дай мне немного времени. Я действительно должен идти прямо сейчас.
      — Но…
      — Извини, Чарли. Официальный визит. Во всяком случае доктор Янски утверждает, что такое бывает раз в десятилетие. А теперь перевернись.
      — Тиран, — прошипел Чарли, для которого это было нелегким делом. Но он перевернулся на спину. Три человека несколько минут протирали его брюхо. Потом Лэрри попрощался. На мгновение ему стало интересно, появились ли у Чарли какие-нибудь проблемы при усвоении его воспоминаний. Но если и так, то не беда: по договору, которым они пользовались, Чарли при желании мог забыть весь эксперимент. Включая и желание покорить космос.
      За внушение которого было неловко.
      Этим вечером он и Джуди обедали вместе с д-ром и миссис Доркас Янски. Д-р Доркас Янски был громадным западноберлинцем, с белокурой бородой и яркой экстравертивной личностью, которая всегда заставляла Лэрри чувствовать себя немного неуютно. Но каждому, кроме него, было ясно, что у Лэрри почти такая же психика, хотя она заключена в более тщедушном теле. Только этим они и отличались. Миссис Янски была ростом с Джуди и выглядела почти такой же хорошенькой. Она казалась молчаливой — по крайней мере, когда беседа шла на английском.
      Разговор во время обеда шел довольно пылкий. Как сказал позже Лэрри:
      — Забавно встретить того, кому нравится спорить о тех же вещах, что и тебе.
      — Они сравнивали вытягивание Лос-Анджелеса в ширину с ростом Западного Берлина в высоту.
      — Стремление достичь звезд, — говорил Янски.
      — Вы окружены Восточной Германией, — утверждал Лэрри. — Вам просто некуда двигаться, как только вверх.
      Они тратили время впустую, решая, какая из одиннадцати форм коммунизма более похожа на марксизм, и в конце концов согласились подождать и посмотреть, какое правительство завянет быстрее. Они говорили о смоге — откуда он брался теперь, когда в Большой чаше Лос-Анджелеса не было ни индустриальных концернов, ни углеводородных двигателей? Конечно, от стряпни, подумала Джуди. Сигареты, предполагал Янски, а Лэрри настаивал, что электростатическое конденсирование воздуха могло концентрировать нечистоты во внешней атмосфере. Они поговорили и о дельфинах. Янски имел нахальство оспаривать разум дельфинов только на том основании, что они никогда ничего не строили. Лэрри, задетый за живое, вскочил и без подготовки выдал самую волнующую лекцию в своей жизни. Но к делу они подошли только после кофе.
      — Вы не первый, кто читал мысли дельфина, м-р Гринберг. — Янски теперь держал гигантскую сигару, помахивая ею вместо черной профессорской указки. — Разве я не прав, утверждая, что контакты с дельфинами являются лишь видом дрессировки?
      Лэрри энергично кивнул.
      — Все верно. Джуди и я пытались получить место на ЛЕНИВОЙ ВОСЬМЕРКЕ 3, которую предполагалось направить на Джинкс. По стандартным тестам я знал, что обладаю какой-то способностью к телепатии, и когда мы получили весть о бандерснейзах, я знал, что мы будем там. Никто нигде не пытался изучать язык бандерснейзов, и на Джинксе не было ни одного контактера. Поэтому я вызвался на работу с дельфинами, а Джуди начала изучать лингвистику, после чего нас взяли на судно как супружескую пару. Хотя я думаю, решающим фактором стали наши размеры. А работа с дельфинами была только практикой для дальнейшего контакта с бандерснейзами. — Он вздохнул. — Но эта дурацкая экономическая война с Поясом перечеркнула все усилия космонавтики. Ублюдки!
      Джуди склонилась к нему и взяла его руку.
      — Мы все-таки будем там, — пообещала она.
      — Конечно, будем, — ответил Лэрри.
      — Но это для вас не так и обязательно, — произнес доктор, подкрепляя свои слова резкими движениями сигары. — Если гора не идет к Магомету… — Он выжидающе сделал паузу.
      — Не хотите ли вы сказать, что можете достать бандерснейзов здесь. — Голос Джуди был пропитан изумлением, и ей было чему удивляться. Каждый из бандерснейзов весил до тридцати тонн.
      — Что я — волшебник? Не бандерснейзов, но кое-что другое. Я вам говорил, что я физик?
      — Нет. — Лэрри стало интересно, зачем физику понадобился контактер.
      — Да, физик. Мои коллеги и я вот уже двенадцать лет работаем над времязамедляющим полем. Мы знали, что оно возможно; это поле хорошо известно математикам, но инженерная технология его создания очень трудна. Нам потребовалось несколько лет.
      — Но вы получили его?
      — Да. Мы создали поле, которое делало шесть часов внешнего нормального времени эквивалентным одной секунде внутри коля. Отношение внешнего времени к внутреннему изменяется большими квантовыми скачками. Пропорция двадцать одна тысяча к одному — вот на что мы пока способны, и мы не знаем, каким будет следующий квант.
      Неожиданно заговорила Джуди:
      — Тогда постройте две машины и вложите одну в поле другой.
      Физик громко захохотал. Казалось, что его смех сотрясает всю комнату.
      — Простите меня, — сказал он, закончив смеяться, — но действительно забавно, что вы так быстро сделали это предложение. Конечно, таким и был один из первых вариантов, которые мы пытались обыграть.
      У Джуди появились черные мысли, и Лэрри предостерегающе сжал ее ладонь. Янски ничего не замечал:
      — Дело в том, что времязамедляющее поле не может существовать внутри другого. Я даже разработал математическое доказательство этого феномена.
      — Тогда плохо, — отозвался Лэрри.
      — Возможно, и нет. Мистер Гринберг, вы слышали когда-нибудь о Морской статуе?
      Лэрри попытался вспомнить, но его опередила Джуди:
      — Я слышала. Ее изображение было в журнале "Века". Ее обнаружили на бразильском континентальном шельфе.
      — Ну да, точно, — подтвердил Лэрри. — Ее нашли дельфины и обменяли у ООН на какие-то глубинные приспособления. Некоторые антропологи считали, что обнаружена Атлантида. — Он вспомнил снимки уродливой фигуры, четырех футов в высоту, со страшно искривленными руками и ногами, горбатой спиной и шаром головы, лишенным характерных черт; она выглядела, как хорошо отполированное зеркало. — Похожа на раннее изображение гоблина.
      — Да, во многом похожа. Так вот — она у меня.
      — Здесь?
      — Здесь. Сравнительная культурная выставка ООН дала нам ее на время после того, как мы объяснили, зачем она нам нужна. — Он снова раздавил окурок, но на этот раз уже тонкой сигары. — Как вы знаете, ни одному социологу не удалось связать статую с какой-либо известной культурой. Но я, доктор физических наук, разгадал тайну. Я уверен в этом… Завтра вы увидите, почему я уверен в том, что статуя является пришельцем, находящимся во времязамедляющем поле. Вы можете догадаться, чего я от вас хочу. Я хочу поместить вас и статую во времязамедляющее поле, после чего вы перейдете из нашего времени в собственное поле гостя и будете читать его мысли.
      В десять часов следующего утра они пришли на стоянку, и пока Лэрри нажимал кнопку вызов и ожидал такси, Джуди была рядом с ним. Прошло две минуты, и флайер с желто-черными шашечками опустился на стоянку.
      Лэрри полез в кабину, но вдруг почувствовал, как Джуди схватила его за предплечье.
      — Что-то не так? — спросил он, обернувшись.
      — Мне страшно, — ответила она, Ее взгляд блуждал по его лицу. — Ты уверен, что все будет хорошо? Ты же ничего о нем не знаешь!
      — О ком, о Янски? Послушай…
      — О статуе.
      — Подожди! — Он начал объяснять. — Смотри, я попробую быстро составить две оценки. Хорошо? — Она кивнула. — Во-первых. Контактное приспособление безопасно. Я пользовался им годами. Я получаю только воспоминания другой персоны и небольшое понятие о том, как она думает. И даже при этом воспоминания настолько слабы, что мне приходится напряженно размышлять, чтобы вспоминать о том, что не случалось со мною лично. Во-вторых. Мой опыт с дельфинами дал мне понять нечеловеческие мысли. Верно?
      — Верно. После встречи с Чарли тебе всегда хотелось разыгрывать разные шутки. Помнишь, когда ты гипнотизировал миссис Графтон и заставил ее…
      — Чудачка! Мне всегда нравилось шутить. Итак, в-третьих, временное поле вообще не проблема. Оно только уберет поле вокруг статуи. Так что можешь забыть о нем. В-четвертых, Янски не стал бы рисковать моей жизнью. Ты знаешь это, ты могла это видеть. Верно?
      — Но погружение на скубе прошлым летом…
      — Это была твоя идея.
      — Вот как? А я думала, твоя. — Она улыбалась и уже расхотела спорить. — Ладно. Будем считать, что на бандерснейзах ты попрактикуешься в следующий раз, но я чувствую, это будет серьезным испытанием. И я по-прежнему волнуюсь. Ты знаешь, я могу предвидеть.
      — Ну хорошо, хорошо. Я позвоню тебе, как только это удастся.
      Он сел в такси и набрал на циферблате адрес уровня факультета физики университета Лос-Анджелеса.
      — Марк вернется через минуту, — сказал Доркас Янски. — Хотите, я покажу вам, как работает времязамедляющее поле?
      Они находились в огромном помещении, с потолка которого свешивались два гигантских электрода, создававших оглушительные хлопки искусственной молнии, и это производило неизгладимое впечатление на группу студентов, стоявших с широко открытыми глазами. Но Янски, по-видимому, не интересовали молнии.
      — Мы заняли эту часть здания, поскольку здесь хорошая силовая установка, — сказал он, — и она достаточно велика для наших целей. Вы видите эту проволочную конструкцию?
      — Конечно.
      То был куб из очень тонкой проволочной сетки, на одном боку которого находился откидной клапан. Проволока покрывала и потолок, и пол, и стены. Рабочие увлеченно проверяли и расставляли огромную и сложную на вид груду аппаратуры, которая пока никак не стыковалась с проволочной клеткой.
      — Поле протекает по поверхности этой проволоки. Проволока служит границей между медленным внутренним временем и быстрым наружным. Могу вам сказать, мы здорово намучились, создавая его! — Янски пробежал пальцами по бороде, вспоминая тот адский труд, который хотел описать словами. — Нам кажется, что поле вокруг чужака должно быть на несколько квантовых чисел выше нашего. Не будем говорить о том, как долго он в нем находится — остановимся только на методе, который мы используем.
      — Да, возможно, он не знает ни того, ни другого.
      — Да, я тоже предполагаю это. Лэрри, вы будете находиться в поле шесть часов внешнего времени. Для вас это — одна секунда, Я так понимаю, что передача мыслей мгновенна?
      — Нет, не мгновенна, но она займет меньше секунды. Приготовьте аппаратуру и введите в действие контактную машину, затем включите временное поле, и я получу его мысли, как только он оживет. Пока этого не произойдет, я ничего не пойму.
      "Все, как с дельфинами, — говорил себе Лэрри. — Все, как при контакте с турсиопс трункатус".
      — Договорились. Хотя я и не уверен. Ну наконец-то.
      Янски пошел показать Марку, где поставить кофе.
      Лэрри нуждался в этом перерыве, так как внезапно почувствовал нервную дрожь. Она не была такой сильной, как в ночь перед первой встречей с дельфином, но казалась очень неприятной. Он вспомнил, что его жена была порою до неловкости чувствительной. Он с благодарностью принял кофе.
      — Вот так. — Янски перевел дыхание, осушив свою чашку за несколько глотков. — Лэрри, когда вы впервые начали подозревать, что склонны к телепатии?
      — В колледже, — ответил Лэрри. — Я посещал вашбенский университет — это в Канзасе, — и однажды заезжая "шишка" дала всей группе тест на пси-способности. Мы отрабатывали его целый день. Телепатия, интуитивное знание языков, силовой контакт, предвидение и даже причудливый тест на телепортацию, на котором провалились все. Джуди получила высший балл по предвидению, но оно у нее беспорядочное; я же обставил всех по телепатии. Вот так мы и встретились. А когда обнаружили, что оба мечтаем о полете к звездам…
      — Но, конечно, не это стало причиной вашего брака?
      — Вы абсолютно правы. И уверен, что даже черт не знает, почему мы до сих пор не разошлись. — Лэрри горько усмехнулся, но тут же собрался снова: — Телепатия способствует прочным бракам, вы это знали?
      — Нет, не знал, — улыбнулся Янски.
      — Я мог бы быть хорошим психологом, — произнес Лэрри без сожаления. — Но сейчас немного поздно начинать все заново. Я надеюсь, они отправят ЛЕНИВУЮ ВОСЬМЕРКУ 3, — сказал он сквозь зубы. — Они не могут бросить колонию навсегда. Они не сделают этого.
      Янски вновь наполнил чашки. Рабочие вкатили через огромный дверной проем что-то покрытое простыней. Лэрри наблюдал за ними, мелкими глотками потягивая кофе. Он чувствовал себя совершенно расслабленно. Янски осушил вторую чашку так же быстро, как первую. Он либо любит кофе, решил Лэрри, либо ненавидит его.
      Неожиданно Янски задал вопрос:
      — Вам нравятся дельфины?
      — Конечно. Очень.
      — Почему?
      — Они так много шутят. — Ответ Лэрри прозвучал не совсем к месту.
      — Вы довольны выбором своей профессии?
      — Вполне. Хотя мой отец был удивлен. Он думал, что я пойду по коммерческой линии. Видите ли, я родился в… — Его голос стал едва слышен. — Эй! Что это?
      — А? — Янски взглянул туда, куда смотрел Лэрри. — Да это Морская статуя. Может, подойдем и посмотрим на нее?
      — Давайте.
      Три человека, вносившие статую, не обращали на них внимания. Они внесли ее в кубическую структуру из мелкой проволочной сетки и поместили под один из пьезокристаллических шлемов контактной машины. Укрепили основание, подсунув под стопы деревянные клинья. Другой шлем на конце контактного звена со стороны Лэрри был фиксирован у изголовья старой психоаналитической кушетки. Рабочие, один за другим, покинули клетку, и Лэрри остался в открытом клапане, внимательно всматриваясь в статую.
      Поверхность была непрерывным, идеальным зеркалом. Зеркалом со складками. На статую было трудно смотреть, так как все, что достигало глаз, представляло искаженное отражение других частей помещения.
      Статуя была менее четырех футов в высоту. Она очень походила на безликого домового. Треугольный горб на его спине был скорее стилизованным, чем реалистичным, а шаровидная голова без каких-либо черт казалась откровенно мрачной. Ноги были странными и изогнутыми, пятки торчали слишком далеко от лодыжек. Вся статуя напоминала смоделированного гнома, если бы не ее странные ноги и ступни, совершенно непонятная поверхность и короткие, толстые руки с массивными ладонями Микки Мауса.
      — Мне кажется, он вооружен, — последовало первое, слегка встревоженное замечание Лэрри. — И как бы присел для прыжка.
      — Присел? Посмотрите ближе, — весело предложил Янски. — Взглянете на ноги.
      Вблизи все выглядело гораздо непригляднее. Его поза была угрожающей и хищной, словно предполагаемый чужак атаковал врага или добычу. Оружие — двуствольный дробовик без приклада, но с множеством колец — было готово оборвать любую жизнь. Однако…
      — Пока не понимаю, куда вы клоните, но вижу, что стопы не прямые. Они не прижаты к земле.
      — Правильно! — Янски все больше увлекался. Его акцент заметно усилился. — Это была первая вещь, над которой я задумался, когда увидел снимок статуи в обсерватории Гриффиз Парк. Мне показалось, что такая вещь не создана для того, чтобы стоять. Почему? И тогда я понял: она в свободном полете!
      — Да! Просто удивительно, насколько это стало очевидным. Статуя находилась в невесомом прыжке космонавта, который как бы подобрал ноги к животу. Конечно же, она летела!
      — Это произошло еще тогда, когда археологи продолжали удивляться, как творцу этой статуи удалось получить зеркальную отделку. Но некоторые уже тоща догадывались, что статуя оставлена пришельцами из космоса. А я заканчивал работу над своим временным полем и, видите ли, подумал: а если он был в космосе, и случилась какая-то беда? Чужак мог поместить себя в замедляющее поле, чтобы дождаться спасения. Но оно так никогда и не пришло. Тогда я поехал в бразильский Сиудад и убедил ЮНККЕ позволить мне проверить свою гипотезу. Я нацелил небольшой лазерный луч на один палец… И что вы думаете? Лазер даже не оставил следа на поверхности. Это их убедило. И я забрал ее с собой сюда. — Он счастливо улыбался.
      Раньше статуя казалась грозной, вооруженной и готовой к прыжку. Теперь она возбуждала только сострадание. Лэрри спросил:
      — Вы не можете вынуть его оттуда?
      Янски затряс головой,
      — Нет. Видите эту тусклую шишечку на его спине?
      Лэрри увидел ее чуть ниже оси треугольного горба. Она блестела немного меньше, чем идеальная зеркальная поверхность вокруг нее, и имела слабый красноватый оттенок.
      — Она торчит из поля, самую малость. Буквально на несколько молекул. Мне кажется, это кнопка для отключения поля. Она могла выгореть, когда наш друг проходил атмосферу, или проржавела и отвалилась, когда он находился на дне океана. Поэтому у нас нет возможности отключить поле. Слабая конструкция, — добавил он презрительно.
      — Хорошо, я думаю, они уже готовы.
      К Лэрри вновь вернулась тревога. Они уже были готовы. Вдоль границы клетки жужжали и вспыхивали огоньками различные механизмы. Успокоились показания датчиков горбатой контактной машины, от которой к шлемам убегали два многожильных кабеля. Четверо рабочих в лабораторных халатах стояли поблизости в ожидании.
      Лэрри быстро подошел к столу, налил и выпил полчашки кофе и вернулся в клетку.
      — Я тоже готов!
      Янски улыбнулся:
      — Хорошо, — произнес он и вышел из клетки.
      Двое рабочих тут же закрыли клапан молнией-застежкой двадцати футов в длину.
      — Дайте мне пару минут, чтобы расслабиться, — попросил Лэрри.
      — Хорошо, — ответил Янски.
      Лэрри вытянулся на кушетке, его голова и плечи вошли внутрь металлической раковины, которая была его контактным шлемом. Он закрыл глаза. Янски, наверное, удивился, почему ему понадобилось дополнительное время. Пусть удивляется. Контакт проходит лучше, когда он спокоен.
      Какие чудеса он будет вспоминать через две минуты и одну секунду?
      Джуди Гринберг завершила программирование квартиры и решила на этом остановиться. Лэрри, если и вернется, то лишь поздно вечером; его наверняка будут расспрашивать различные люди. Им захочется узнать, как он вступил в "контакт". Но были вещи, которые она может сделать в течение этого времени.
      Движение транспорта было потрясающим. В Лос-Анджелесе, как и в любом другом крупном городе, каждому такси отводилась определенная высота. Машины взмывали вертикально и садились прямо вниз; когда же два такси получали одинаковое место назначения, в дело вступал координатор. Уровни такси различались не более чем на десять футов. За три года, которые они жили здесь, Джуди никогда не доводилось видеть экипаж, который бы проходил так близко над головой. В Канзасе движение было быстрее, но, по крайней мере, там старались выдерживать дистанцию.
      Такси высадило ее на краю верхней посадочной площадки у прозрачной пешеходной аллеи, которая вела к тридцати магазинам над линией грузового транспорта. Она пошла пешком.
      Джуди заметила, что широко рекламируемый проект очистки города начинает действовать — это было видно по многим зданиям с черными стенами. Бетон казался! изумительно белым там, где смывалась пыль, накопленная в течение десятилетий, а иногда и веков. Ее забавляло, что пока очищались только угловые здания.
      "Мне надо было сказать: то, что ты задумал, это опыт чтения чужеродных мыслей? Дельфины были признаны гуманными еще до того, как ты родился! Вот что мне надо было сказать ему", — говорила себе Джуди. Она тихо рассмеялась. Это произвело бы на него впечатление. Уверена, что произвело бы!
      Она хотела войти в женскую галантерею, как вдруг произошло нечто странное. В ее мозгу что-то замедлилось, а потом и вообще исчезло. Джуди невольно остановилась. Транспорт вокруг нее, казалось, рванулся с приводящей в замешательство скоростью. Пешеходы в мгновение ока выстреливались вдаль или выбрасывались эскалаторами с убийственной быстротой.
      Она понимала, что происходит, но никогда до этого момента не представляла, что ощущение будет таким, словно что-то оторвалось от нее.
      Джуди вошла в магазин и начала выбирать покупки. Она решила не поддаваться эмоциям. Через шесть часов он вернется.
      — Цвай минутен, — пробормотал доктор Янски и щелкнул переключателем.
      Оборудование недовольно завизжало, набирая обороты и амплитуду; вой становился все сильнее и громче, пока даже Янски не прищурился от напряжения. Затем техника отключилась, резко и внезапно. Клетка превратилась в сплошное зеркало.
      Временной механизм находился внутри клетки. Он должен был сработать через "одну секунду".
      — Тринадцать двадцать! — объявил Янски. — Думаю, мы можем вернуться сюда в девятнадцать часов. — И, не оглядываясь, покинул помещение.
      Кзанол опустил шнур и нажал кнопку на груди. Полю потребовался лишь миг на стабилизацию, поскольку вселенная вдруг стала искромсанной тьмой с летящими прожилками света,
      Притяжение навалилось на него. Были ли другие изменения в его личной вселенной, Кзанол не заметил. Он знал только то, что под ним пол и какие-то бруски под каждой пяткой-шпорой, и еще была тяжесть, которая тянула его вниз. Не было времени, чтобы напрячь ноги или поймать равновесие. Он заскулил и выбросил обе руки вперед, стараясь смягчить падение.
      Янски был последним из прибывших. Он проворно вошел в девятнадцать часов, толкая на тележке бочонок пива. Кто-то помог ему, и бочонок выкатили на стол. Когда его проносили мимо куба, изображение колебалось — проволочная сетка не была совершенно плоской.
      В помещении оказался новый посетитель — коренастый мужчина лет сорока, со светлой стрижкой под могиканина. Когда Янски избавился от бочонка, гость вышел вперед и представился:
      — Я доктор Дойл Снидер, экспериментальный психолог м-ра Гринберга. Я хотел бы поговорить с ним, когда он выйдет оттуда — мне надо удостовериться, что с ним все в порядке.
      Янски встряхнул руками и предложил Снидеру обильную порцию пива. По настоянию психолога он потратил несколько минут, объясняя суть эксперимента.
      В девятнадцать двадцать клетка оставалась твердой.
      — Возможна небольшая задержка, — сказал Янски. — Полю требуется несколько минут, чтобы исчезнуть. Иногда и более того.
      В девятнадцать тридцать он сказал:
      — Надеюсь, временное поле чужака не усиливает мое. — Он произнес это тихо, по-немецки.
      В девятнадцать пятьдесят пиво было почти выпито. Дейл Снидер начал угрожающе шуметь, и один из техников успокаивал его. Янски без всякой дипломатии сидел и неотрывно следил за серебряным кубом. Через долгие интервалы он вспоминал о пиве в бумажном стаканчике и опрокидывал его содержимое в горло. Вид его утешительным не был.
      В двадцать часов куб замерцал и стал прозрачным. И Янски и Снидер с восклицаниями бросились к нему. Подойдя поближе, Янски увидел, что статуя упала на лицо, выйдя из контакта со шлемом.
      Снидер нахмурился. Янски старался, живописуя эксперимент. Внезапно психолог начал удивляться:
      — Эта сфера находится действительно там, где у чужака расположен мозг? Если нет, то эксперимент будет неудачным. Даже дельфины обманывали нас таким образом. Мозг был не в выпуклом "лбу", а позади дыхательной дыры, причем "лоб" оказался оружием, тяжело заполненным для тарана.
      Лэрри Гринберг поднялся и сел. Даже на таком расстоянии он выглядел плохо. Его глаза были тусклыми и расфокусированными; похоже, он не собирался вставать.
      "Парень сошел с ума", — подумал Доркас Янски, надеясь, что Снидер не думает так же. Но Снидер был явно обеспокоен.
      Лэрри поднялся на ноги каким-то странным движением. Казалось, он оступился, качнулся обратно и теперь шатался у края проволочного заграждения. Он выглядел так, словно шел по сырым яйцам, стараясь их не раздавить. Наконец он остановился, как человек с огромной ношей, его колени согнулись, спина осталась прямой. Он подобрал что-то там, где лежала упавшая статуя. Янски приблизился к сетке, и Лэрри повернулся к нему, держа в руках какую-то вещь.
      Янски пронзительно закричал. Он был ослеплен. И кожа на его лице сползала лоскутьями! Он вытянул руки перед лицом, чувствуя ту же адскую боль и в них. Затем повернулся и побежал. Судорога агонии сковала спину. И он бежал, пока не ударился о стену.
      За миг до этого она крепко спала, но теперь полностью проснулась и сидела в постели; глаза выискивали что-то во тьме, но она не знала — что. Джуди попыталась нащупать выключатель, но его не было на привычном месте, а ее дрожащая; рука даже не находила контрольной панели. Тогда она поняла, что садит на том месте, где обычно спал Лэрри. Она нашла свою панель справа от себя и включила светильник.
      Где же он? Ока пошла спать в семнадцать часов, совершенно разбитая. Наверное, он еще в университете. Но случилось что-то плохое, она чувствовала!
      Или это просто ночной кошмар?
      Если и кошмар, то она не могла вспомнить отдельных подробностей. Настроение это прицепилось к ней и преследовало ее. Она питалась заснуть, но понимала, что не удастся. Комната казалась странной и ужасной. Тени кишели невидимыми, ползающими монстрами.
      Кзанол заблеял и выбросил обе руки вперед, чтобы смягчить падение.
      И он сошел с ума. Впечатления буйно неслись через отступавшие чувства, затопляя его. С отчаянием утопающего, который пытается дышать даже под водой, он постарался разобраться с ними до того, как им удастся убить его.
      Первыми и наиболее чудовищными были воспоминания раба неизвестной породы, который называл себя Лэрри Гринбергом. Они были гораздо сильнее всего того, что когда-либо прежде достигало его чувства Силы. Если бы Кзанол не провел столько лет, контролируя чужие формы жизни и оттачивая суть чужих мыслей, вся его личность была бы подавлена.
      Потрясающими усилиями ему удалось исключить большую часть ума Гринберга из своего сознания. Головокружение не проходило. Тело казалось сверхъестественным, горячим и уродливым. Он попытался открыть глаз, но мышцы не действовали. Потом он, должно быть, напал на правильную комбинацию, и его глаз открылся. Дважды! Он застонал и крепко закрыл его, затем попробовал еще раз. Его глаз открылся дважды, двумя различными и отдельными движениями, и он оставил его открытым, так как хотел осмотреть свое собственное тело. Его плоть была телом Лэрри Гринберга.
      Он был достаточно подготовлен. Шок не убил его.
      Кзанол осторожно начал опробовать ум Гринберга. Он внимательно отбирал небольшие порции информации, следя за тем, чтобы она не затопила его. Это сильно отличалось от обычного применения Силы и немного напоминало практику со шлемом-усилителем. И то, что он воспринял, убедило его — он действительно телепортирован, телепереброшен или еще каким-то образом птавво-преобразован в чуждое тело раба.
      Кзанол медленно и осторожно сел, используя рефлексы Гринберга в той мере, на какую осмеливался — сам он использовать незнакомые мышцы не мог. Двойное зрение смущало его, но он увидел, что находится в какой-то ограде из металлической сетки. Снаружи… Кзанол испытал жесточайшее потрясение и вновь сошел с ума.
      За оградой находились рабы такой же странной породы, как и его нынешнее тело. Двое из них подходило к нему. Он не чувствовал их, не чувствовал вообще — он все еще не был способен на это.
      Бессилие!
      Тринтане не рождаются с Силой. Обычно требуется около двух тринтанских лет, чтобы чувство Силы развилось, и еще один год, прежде чем юный тринтанин мог навязывать рабу последовательные приказы, В некоторых случаях Сила вообще не приходила. Если тринтанин становился взрослым без Силы, его называли птаввом, Его татуировали розовой краской и продавали как раба, если только его тайно не убивали члены семьи" Очень тайно. Ибо не было лучшего повода для вымогательства, чем знание о том, что богатая семья породила птавва.
      Судьба взрослого тринтанина, потерявшего Силу, была менее предсказуема. Если он не становился кататоником, то мог покончить жизнь самоубийством или начать смертельный загул, убивая каждого раба или каждого тринтанина, попавшегося на его пути; или же он принудительно забывал даже о самом существовании Силы. Потеря Силы считалась еще большим убожеством, чем слепота или глухота, она была унизительнее кастрации. Если человек терял свой разум, у него оставалась память о том, что он потерял, и тогда он чувствовал то, что чувствовал Кзанол — ибо только Сила отделяла тринтанина от животного.
      Цепляясь за свою надежду, Кзанол взглянул на приближающихся чужаков и приказал им ОСТАНОВИТЬСЯ! Чувство не работало, но может быть… Рабы продолжали приближаться.
      Они смотрели на него! Он беспомощно выискивал какой-нибудь способ остановить их взгляды. Рабы были свидетелями его позора — эти низкорослые, волосатые белковые твари, считавшие его теперь равным себе! Он вдруг увидел дезинтегратор, лежавший около вытянутой руки Кзанола-тринтанина.
      Он привел в порядок ноги, но, пытаясь вскочить, едва не упал лицом вниз. Ему удалось отступить назад, но он выглядел как напуганный новичок, пытавшийся двигаться в потоке слабой гравитации. Ближайший раб достиг клетки. Кзанол сгибал свои странные колени, пока не поднял дезинтегратор, используя обе руки вместо нескольких пальцев, так как теперь они выглядели хрупкими, тонкими и беспомощными. С рычанием, которое застряло в его горле, он навел инструмент для раскопок на чужаков. И когда все они съежились на полу и у стен, он закружился по клетке, отскочил назад и, проделав дезинтегратором дыру в проволоке, побежал к двери. Ему пришлось позволить возникнуть Гринбергу, чтобы открыть дверь для себя.
      Долгое время он думал только о бегстве.
      Ниже виднелись зеленые огни, разбросанные в пространстве между городами. Надо было лететь очень высоко, чтобы увидеть два огонька сразу. Между городами большинство машин летало довольно высоко, особенно если водитель был осторожным. Огоньки были станциями обслуживания. Обычно машина не нуждается в обслуживании чаще двух раз в год, но приятно видеть тех, кто может тебе помочь, когда ты на открытой местности. Одиночество для горожанина — лютая вещь, а большинство людей были городскими.