Я поднялся, пересек безлюдный зал и через широкую аркаду вышел на лужайку. Ряд высоких деревьев, похожих ка тополя, образовывал темную стену по ту сторону бассейна с неподвижной водой. Еще дальше виднелись какие-то башни, сверкали разноцветные огни. Широкий проспект плавно изгибался меж двух фонтанов и уходил вдаль к холмам. В сотне ярдов от того места, где я стоял, находилось какое-то небольшое средство передвижения, к которому я и направился.
      Оно представляло собой подобие низкого открытого автомобиля на двоих с мягкой обивкой внутри, отделанного фиолетовым орнаментом на фоне сверкающего хрома. Я сел в аппарат и принялся изучать систему управления, а Иценка тем временем вскочила на сидение радом со мной. Управление оказалось простым — по обычной рычажной схеме, где главное — ручка управления, как в самолете. После небольших манипуляций с кнопками и рычажками лампочки на панели замигали, машина вздрогнула, приподнялась на несколько дюймов и медленно двинулась по дороге. Я пошевелил ручкой, покрутил наугад какие-то колесики, и автомобиль направился к далеким башням. Мне не нравилась такая езда. Обычный руль и пара педалей были бы лучше. Но все же я ехал, а не шел пешком.
      За два часа мы объехали весь город… но так никого и не нашли. Вид его, по сравнению с тем, который хранился в моей сверхштатной памяти, не изменился. За одним исключением: исчезли люди. Парки и бульвары были ухожены, фонтаны и бассейны сверкали, огни горели… Но не было людей. Автоматические устройства для собирания пыли и воздушные фильтры будут еще столетиями обеспечивать чистоту, но ни одна живая душа не сможет оценить этого по достоинству. Я остановился и задумался, наблюдая за игрой цветных огней в струях водопада. Может, внутри какого-нибудь здания найдется ключ к разгадке? Я вышел из машины я выбрал наугад одно из строений, похожее на огромный розовый кристалл. Войдя внутрь, я оказался в просторной серой пещере, залитой розовым светом. Кроме мурлыканья кошки и собственного дыхания я больше ничего не слышал.
      Я выбрал первый попавшийся коридор и пошел по нему, минуя пустые комнаты. Все было выдержано в валлонианском стиле: стены облицованы нефритом, парчовые драпировки переливались всеми цветами радуги, ковры пламенели огнем. В одной из комнат я нашел бархатный плащ и набросил его себе на плечи. В своей одежде я начал уже замерзать, а пребывание среди призраков далекого прошлого меня не согревало. Мы поднялись по широкой винтовой лестнице и продолжали бродить из одной пустой комнаты в другую. Я представил себе людей, которые когда-то пользовались ими. Где они сейчас?
      В одной из комнат я обнаружил какой-то музыкальный инструмент наподобие кларнета. Я взял на нем пару нот. Его глубокий и мягкий звук эхом прокатился по пустынному коридору. Я поймал себя на мысли, что его звучание соответствует моему настроению: оно было грустным и сиротливым. Я вышел на высокую террасу, с которой открывался вид на цветущие внизу сады, облокотился на балюстраду и взглянул на блестящий диск Синти. Он давил своей громадой, по диаметру вчетверо превосходя земную луну.
      — Преодолеть такой долгий путь и ничего не найти! — пожаловался я Иценке. Она потерлась о мою ногу и выгнула спину, словно утешая меня. Но это не помогло. После такого длительного и напряженного ожидания я вдруг почувствовал себя таким же опустошенным, как и молчаливые залы здания.
      Я сел на балюстраду, оперся спиной о полированную розовую стену, вытащил кларнет и взял несколько грустных нот. Того, что было когда-то, больше не существовало. Погруженный в воспоминания, я начал играть "Павану для мертвой принцессы" и почувствовал безысходную ностальгию по славе, которая так ко мне и не пришла…
      Я закончил играть и, услышав в тишине какой-то звук, поднял голову. Из тени вышли четверо высоких мужчин в серых плащах и направились ко мне.
      Я уронил кларнет, вскочил на ноги и попытался было отступить, но уперся спиной в балюстраду. Четверка растянулась, охватывая меня с боков. Возглавлявший их человек поиграл короткой дубинкой весьма угрожающего вида и заговорил со мной… на непонятном языке. Я растерянно захлопал ресницами, пытаясь придумать в ответ что-нибудь остроумное.
      Он щелкнул пальцами — двое других подошли и схватили меня за руки. Сжав кулаки я попытался вырваться, но тут же успокоился: ведь я был всего-навсего туристом по имени Дргон. К сожалению, я еще не успел разжать кулак, их старший взмахнул дубинкой и врезал мне по предплечью. Я закричал, попытался отскочить назад, но обнаружил, что меня держат. Рука онемела до самого плеча. Я попытался пустить в ход ноги, но быстро пожалел и об этом: под плащами у них оказались доспехи. Обладатель дубинки что-то буркнул и указал на кошку…
      Мне пора было образумиться. Я расслабился и стал уговаривать свое alter ego выйти на авансцену. Я прислушался к ритму речи — то был валлонианский язык, сильно искаженный временем, но все-таки достаточно понятный.
      — …музыкант будет Властителем! — произнес один из них.
      Взрыв смеха.
      — Ты чей, волынщик? Под чьими знаменами?
      Я немыслимо изогнул язык и попытался воспроизвести те звуки, которые они издавали. Их речь казалась мне грубым коверканьем привычного мне валлонианского языка. С грехом пополам мне удалось выдавить:
      — Я… гражданин… Валлона.
      — Беспризорный пес? — Их старший поиграл дубинкой, бросив на меня свирепый взгляд.
      — Я долго… путешествовал, — произнес я, заикаясь. — И прошу… памятки… и еще… жилье.
      — Будет тебе жилье, — усмехнулся он. — В Рат-Галлионе, в бараке для челяди.
      По его знаку на моих запястьях защелкнулись наручники.
      Он повернулся и неслышно пошел вперед. Остальные последовали за ним, толкая меня перед собой. Оглянувшись через плечо, я заметил, как за балюстрадой мелькнул и пропал хвост моей кошки. Снаружи на лужайке нас ожидал какой-то длинный серый аппарат. Они затолкали меня на заднее сиденье и уселись сами. Аппарат поднялся вверх и домчался по воздуху над пологами холмами, позволив мне в последний раз взглянуть на шпили Охк-Хамилота.
      Во время нашей возни я потерял где-то свой плащ и сейчас дрожал от холода. Я прислушался к разговору своих конвойных, но от того, что я услышал, мне лучше не стало. Соединяющая наручники цепочка непрерывно звякала между запястьями. Я понял, что с этого момента мне придется часто слышать подобную музыку. Совсем недавно у меня было идеалистическое желание влиться в новый мир, найти свое место в его обществе. И вот я нашел себе такое место, с гарантированной занятостью.
      Я стал рабом.
 

ГЛАВА XIV

 
      Той ночью в Рат-Галлионе был пир. Я торопливо глотал на кухне свой суп, мысленно повторяя те мелодии, которые мне предстояло сегодня исполнять. Я жил в Имении всего несколько недель, но уже успел стать любимым волынщиком Властителя Гоупа. Если так пойдет и дальше, то скоро у меня будет отдельная клеть в бараке для рабов.
      Ко мне подошел кондитер Сайм.
      — Сыграй нам что-нибудь веселое, Дргон, — попросил он, — а я дам тебе за это горшок сахарной глазури.
      — С радостью, добрый Сайм, — согласился я.
      Я доел суп и вытащил кларнет. Я перепробовал здесь с полдюжины странных инструментов, но этот нравился мне больше всех.
      — Что вы желаете?
      — Одну из этих чужеземных мелодий, которые ты выучил во время своих дальних странствий, — подал голос Кагу, телохранитель.
      Я заиграл "Польку у бочонка пива", а когда закончил, все принялись стучать по столу и одобрительно кричать, а я получил свой горшок сладостей.
      Сайм стоял рядом и наблюдая, как я выскребаю остатки глазури.
      — А почему ты не претендуешь на место Первого Волынщика, Дргон? — спросил он. — Все в восторге от твоей музыки. Ты мог бы стать свободным гражданином и сидеть с нами в кухне почти как равный.
      Я выскреб начисто горшок, отставил его в сторону и облизал пальцы:
      — Я бы с радостью стал равным такому кондитеру, как вы, добрый Сайм. Но что может сделать раб-волынщик?
      Сайм подмигнул мне:
      — Ты можешь бросить вызов Первому Волынщику.
      Никто не посмеет отрицать, что ты превосходишь его во всем, кроме титула. За исход Суда нечего беспокоиться: ты победишь с триумфом. — Он обвел взглядом кухонную прислугу. — Не так ли, добрые люди?
      — Ручаюсь за это, — сказал повар-супник. — А если проиграешь, причитающиеся тебе плети беру на себя.
      — Вы слишком отзывчивы ко мне, добрые люди, — сказал я. — Но как я могу претендовать на место другого?
      Сайм замахал руками:
      — Ты действительно долго странствовал. Волынщик Дргон. Разве ты не знаешь, как все это сейчас делается в нашем мире? Тебя можно принять за еретика с Синти.
      — Как я вам уже рассказывал-, добрые люди, в пору моей молодости все люди были свободны, а в Окк-Хамилоте правил Великий Король…
      — Говорить об этом грешно, — тихо произнес Сайм. — Только Властители знают свои прошлые жизни… хотя я слыхал, что раньше, давным-давно, рабов не было, и каждый человек записывал все свои жизни и хранил это. Я не спрашиваю, как тебе удалось узнать свое прошлое, и прошу тебя не упоминать об этом. Властитель Гоуп — ревностный хозяин… хотя и чрезвычайно великодушный и почитаемый всеми господин, — добавил он, поспешно озираясь по сторонам.
      — Хорошо, я не буду говорить об этом, добрый Сайм, — ответил я. — Но я был так далеко. У вас даже речь изменилась, и теперь, чтобы говорить, мне приходится поистине ломать свой язык. Расскажите мне, что к чему.
      Сайм надул щеки и нахмурился.
      — Я даже не знаю, с чего начать, — сказал он. — Все вокруг принадлежит Властителям… как и должно быть.
      Он обвел присутствующих взглядом в ожидании подтверждения своих слов. Все закивали головами.
      — Люди низких ремесел являются такой же собственностью. И правильно. Иначе бы они поумирали с голоду, как беспризорная скотина… если, конечно, прежде не попали бы в руки Серых. — Он перекрестился и сплюнул. Остальные последовали его примеру.
      — Ну, а те, кто владеет благородными ремеслами, являются свободными людьми, и каждый получает столько, сколько приличествует его способностям. Вот я — Первый Кондитер моего господина Гоупа — занимаю это положение потому, что никто другой не может сравниться со мной в моем искусстве. — Он свирепо огляделся, чтобы убедиться, что никто не оспаривает его слов. — И так обстоят дела со всеми нами.
      — А если какой холуй претендует на место любого из нас, — вставил Кагу, — он должен предстать перед Судом.
      — И тогда, — продолжил Сайм, теребя свой фартук, — этот выскочка должен состязаться со мной в кондитерском мастерстве, а судьи оценят результаты. Тот, кто побеждает, становится Первым Кондитером, а проигравший получает дюжину плетей за свою дерзость.
      — Не бойся, Дргон, — заговорил Кагу. — Место Первого Волынщика стоит всего лишь пять плетей. Ниже его среди свободных людей стоит только учитель. К тому же, добрый супник обещал принять твои плети на себя.
      За дверью раздался крик. Я схватил свой кларнет и стал пробираться за пажем. Я уже знал: Властитель Гоуп не любит ждать своих рабов-волынщиков. Я увидел его восседающим на своем месте и принялся еще энергичнее прокладывать себе дорогу к специально предназначенному пятачку внутри огромного круга, составленного из заваленных яствами столов. Первый Волынщик уже успел выжать из своего похожего на настоящую волынку инструмента шумный поток диссонирующих звуков. Он был тощий и косоглазый, любил помыкать рабами-волынщиками. Глядя, как он выделывает ногами какие-то сложные кренделя ж тискает свои разноцветные пузыри, я поморщился от производимого им верещания.
      Властитель Гоуп схватил тяжелую бронзовую кружку и, приподнявшись, швырнул ею в Первого Волынщика. Тот вовремя заметил опасность и уклонился. Кружка подала в раздутый желтый с зелеными кисточками мех волынки, который лопнул с каким-то блеянием.
      — Такой же милый звук, как; м те, что ты издавал здесь весь вечер, — взревел Властитель Гоуп. — Сгинь! Или ты хочешь накликать на нас дьявола с холмов?..
      Он перевел взгляд на меня.
      — А вот и Дргон… или Диген! — воскликнул он. — Вот кто настоящий волынщик! Сыграй что-нибудь хорошее, Дргон, чтобы очистить воздух от звуков последнего музыканта, пока не скисло вино.
      Я низко поклонился, облизнул губы и заиграл "Пляску в час ночи". Судя по реву, который поднялся, когда я закончил, им очень понравилось. Потом я сыграл "Маленький коричневый горшочек" и "Нитку жемчуга". Гоуп грохнул кулаком по столу, и все вокруг умолкли.
      — Клянусь, — взревел он, — это редчайший раб во всем Рат-Галлионе! Не будь он рабом, я выпил бы за его здоровье.
      — Если Властитель мне позволит… — произнес я.
      Гоуп внимательно посмотрел на меня и снисходительно кивнул:
      — Говори, Дргон.
      — Я прошу для себя место Первого Волынщика, Я…
      Раздались громкие возгласы. Гоуп широко улыбнулся.
      — Да будет так! — произнес он. — Будем голосовать? Или, прежде чем объявим нашего доброго Дагрона Первым Волынщиком, пусть на нас еще раз прольются эти омерзительные звуки из пузырей?
      — Провозгласим так! — крикнул кто-то.
      — Но ведь должен быть суд… — с сомнением произнес другой.
      Гоуп хлопнул огромной ладонью по столу:
      — Первого Волынщика Иылка — ко мне! Со всеми его жалкими бурдюками!
      В зале, нервно перебирая меха, вновь появился волынщик.
      — Место Первого Волынщика объявляется свободным! — громко провозгласил Гоуп.
      Тот непроизвольно нажал на розовый пузырь, который испустил писклявый звук.
      — …так как бывший Первый Волынщик получает повышение и новый титул, — продолжал Гоуп. Блеяние синего пузыря утонуло в криках и приветственных возгласах.
      — Эти бурдюки продырявить! — крикнул Гоуп. — Я навсегда запрещаю их отвратительный визг в Рат-Галлионе. И пусть все знают: этот бывший волынщик — отныне Первый Шут моего двора. И пусть он носит проколотые пузыри как символ своей новой должности.
      Раздался взрыв смеха, радостные возгласы, свист. Добровольцы бросились разрывать цветные меха — коротко фыркнув, те безжизненно обвисли. Раб-шут привязал разорванный инструмент к голове бывшего волынщика.
      Я заиграл "Мэрзи Доутс", и бывший волынщик робко приступил к своим новым обязанностям. Властитель Гоуп хохотал во все горло. Потом я стал наигрывать "Дипси Дудл", а новый шут, ободренный успехом, принялся скакать и гримасничать, выделывать коленца и важно надуваться, тряся обрывками пузырей на голове. Толпа смеялась до едгз.
      — Это великий день в Рат-Галлионе! — воскликнул Гоуп. — Кладусь рогами морского дьявола, сегодня я заполучил сразу и принца волынщиков и короля дураков! Я возвожу их в ранг десяти плетей, и отныне каждый из них будет иметь свое место за моим столом!
      Мы с шутом исполнили еще три номера, после чего Гоуп наконец разрешил нам втиснуться в свободное пространство между пирующими на жесткой скамье у дальнего конца стола. Прислуживающий раб поставил перед нами две полные тарелки.
      — Молодец, добрый Дргон, — шепнул он мне. — Не забывай нас, рабов, на своем новом почетном месте.
      — Не беспокойся, — ответил я, вдыхая аромат большого куска жареной говядины, — каждую ночь до восхода Синти я буду украдкой приходить к вам, чтобы перекусить.
      Я осмотрел примитивно украшенный зал, глядя на все уже новыми глазами. Нет ничего лучшего небольшой порции рабства, чтобы дать человеку прочувствовать, что такое самая скромная свобода.
      Все, что, как мне казалось, я знал о Валлоне, на самом деле было ошибочным. Прошедшие века все изменили, и далеко не в лучшую сторону. Старое общество, которое знал Фостер, умерло и было давно похоронено. Старые дворцы и виллы были покинуты, космопорты — заброшены. Прежняя система записи памяти, о которой поведал мне Фостер, была утеряна и забыта. Я не знал, какой катаклизм мог ввергнуть этот центр галактической империи в феодализм, — но это произошло.
      До сих пор я не обнаружил ни единого следа Фостера. В ответ на мои вопросы я видел только недоуменные взгляды. Может, с Фостером в космосе произошел несчастный случай, и он так сюда и не добрался? А может, он сейчас где-нибудь на противоположной стороне планеты? Валлон был большим, а связь на нем практически отсутствовала. А может, Фостер умер? Я мог прожить здесь долгую жизнь, но так и не найти ответов на эти вопросы.
      Мне вспомнилось разочарование, которое я испытал той ночью в Окк-Хамилоте, когда рухнули все мои иллюзии. Представляю, насколько тяжелее было видеть это Фостеру, когда он вернулся на Валлон… если он вообще его достиг. Сейчас мы с ним были в одинаковом положении: с одной стороны наши воспоминания о прежнем Баллоне, с другой — безотрадная картина нового Валлона, дающая множество причин для горького разочарования.
      А память Фостера, которую я ради смеха привез ему в подарок! Теперь, когда хранилища в Окк-Хамилоте были опечатаны и объявления запретными, она превратилась из абсолютно бесполезной копии легкодоступного оригинала в вещь, которая имела для Фостера величайшую ценность. Но на всей планете не осталось ни одного аппарата, чтобы воспроизвести ее.
      Вообще-то я все еще имел намерение отыскать Фостера, даже если понадобится…
      Властитель Гоуп начал напевать про себя, громко и фальшиво. Я знал, что это означает, и приготовился играть. Быть Первым Волынщиком, по всей видимости, не так уж просто, но, по крайней мере, я больше не был рабом. Мне предстоял еще долгий путь, но я уже начал продвигаться вперед.
      Мы хорошо поладили с Властителем Гоупом, Он был старым хитрым волком, и ему очень нравилось иметь у себя такого необычного волынщика. Он узнал от Серых, — независимых стражей порядка, — что я приземлился в заброшенном порту, и вскользь намекнул мне, чтобы я не произносил ни слова о том, что знал о прежних временах на Валлоне. На всю эту тему было наложено табу, особенно на сведения о старой столице и королевских дворцах. Неудивительно, что мое появление там не замедлило привлечь ко мне Серых.
      Я сопровождал Гоупа повсюду, куда бы он ни ехал в воздушном или наземном аппарате или речной барже. Вокруг еще сохранилось полным-полно транспортных средств, хотя, казалось, немногие знали, как ими пользоваться, даже при их простоте в управлении. Воздушные аппараты были более практичными, так как не требовали наличия дорог, но Гоуп почему-то предпочитал наземные машины. Мне казалось, что ему нравится ощущение, которое испытываешь, мчась на скорости 90 или 100 миль в час по одной из идеально сохранившихся дорог, которые раньше использовались как обычные прогулочные маршруты.
      Однажды, через несколько месяцев после моего, назначения, я заглянул на кухню. Мы должны были отправляться с Властителем Гоупом и его обычной свитой в Барп-Пондероне — большое имение в сотне МИЛЬ К северу от Рат-Галлионе в сторону Окк-Хамилота, Сайм и мои старые друзья собрали мне сытный обед и предупредили, что путешествие предстоит не из легких. Участок дороги, по которому мы собрались ехать, был любимым местом дорожных пиратов.
      — Никак не могу понять, — удивился я, — почему Гоуп не поставит на машину пару пулеметов, чтобы прокладывать себе путь среди разбойников. Всякий раз, как он уезжает из своего имения, он рискует жизнью.
      Мои собеседники были шокированы.
      — Даже пиратствующий сброд не посмеет и думать о том, чтобы лишить человека всех его жизней, добрый Дргон, — сказал Сайм. — Все Властители, ближние и дальние, объединяются для охоты за этими негодяями. Те, в свою очередь, нападают на своих охотников. Но никто из них не опускаете" так низко, чтобы отбирать у другого его жизни.
      — Сами корсары прекрасно знают, что в следующей жизни они могут оказаться обычными людьми или даже рабами5 — вставил Первый Виночерпий. — Знаешь, добрый Дргон. когда члена пиратской шайки ожидает Переход, сообщники отводят его в одно из имений, где он позже сможет найти свое место…
      — А как часто происходит этот Переход?
      — О, сроки бывают самые разные. Известно, что некоторые люди, обладающие большой физической силой и духовной стойкостью, живут без Перехода по 300-400 лет. Обычным человек — 80-100 лет. — Сайм на мгновение умолк. — Может быть, меньше. Жизнь, полная тяжелого труда и лишений, старит быстрее, чем спокойствие м уединение. Намного могут сократить срок одной жизни необычные превратности судьбы. Мой кузен заблудился в Великой Каменной Пустыне в южном полушарии и бродил там три недели, не имея кроме бурдюка с вином на еды, ни питья. Так вот, Переход с ним случался всего через четырнадцать лет. Когда он нашелся, его лицо было в морщинах, а волосы — седые, что обычно предвещает Переход. И вскоре он действительно впал в обморок и проспал целые сутки. А когда очнулся, то был уже новым человеком, молодым и не имеющим представления абсолютно ни о чем.
      — А вы ему не сказали, кем он был?
      — Нет.
      Сейм понизил голос:
      — Властитель Гоуп, добрый Дргон, очень благоволит к тебе, и ты это заслужил. Но все-таки есть вещи, говорить о которых не пристало…
      — Новый человек получает какое-нибудь имя и начинает изучать то ремесло, на которое способен, — вставил мясник. — И благодаря своему мастерству он может подняться… ну, например, как ты, добрый Дргон.
      — А у вас остались регистраторы памяти? Или стержни-памятки? — упорствовал я. — Такие маленькие чернью палочки. Прислоняешь их к голове и…
      Сайм сделал неопределенный жест:
      — Я слыхал об этих волшебных палочках. Это запретные остатки Черного Искусства…
      — Чушь, — сказал а. — Ты что, веришь в магию, Сайм? Эти стержни — всего лишь результат научных достижений твоего народа. Как же вы могли утерять все знания о своем собственном прошлом?..
      Сайм поднял руки в смятении:
      — Добрый Дргон, не втягивай нас в эти разговоры! Обсуждать такие вещи запрещено.
      — Ну, ладно, ребята. Что-то я стал чересчур любопытным.
      Я вышел из дома и сел в машину, ожидая Властителя Гоупа. Пытаться узнать что-либо о прошлом Валлона было примерно то же, что расспрашивать эскимоса о Великом пути в Азию, — никто абсолютно ничего не знал.
      Но я все-таки сформулировал несколько предположений. Согласно моей гипотезе, какой-то внезапный социальный катаклизм разрушил систему сохранения личности через регистрацию памяти, которая обеспечивала непрерывность культуры. Валлонианское общество, в основе которого лежало сохранение памяти с помощью технических средств, постепенно распалось. Валлон вернулся б феодализм, повторяющий тот древний социальный уклад, который существовал здесь 50 тысяч лет назад, до создания техники регистрации памяти.
      Люди стекались к имениям в поисках зашиты от реальных или воображаемых опасностей и сторонились отдельно расположенных старых вилл и городов, которые стали для них табу. Они ничего не знали ни о космических полетах, ни о своей древней истории. И, подобно Сайму, не имели ни малейшего желания говорить об этом.
      Может, в крупном имении вроде Бар-Пондероне мне больше повезет в моем расследовании. Поэтому я с нетерпением ждал поездки. Рат-Галллоя не позволял мне развернуться. Это было небольшое бедное имение, занимающее всего двадцать квадратных миль с полудюжиной деревень, населенных крестьянами и ремесленниками, и с большим домом Властителя Гоупа. Я облазил уже все имение — больше здесь делать бы но нечего.
      Появился Гоуп в сопровождении Кагу и еще двух телохранителей, четырех танцовщиц и огромной корзины с подарками. Они заняли свои места, водитель завел двигатель и вывел тяжелую машину на шоссе. Я почувствовал радостное возбуждение, когда машина, разгоняясь, помчалась в направлении Бар-Пондероне. Может быть, в том большом имении я узнаю что-нибудь о Фостере.
      Мы ехали со скоростью 50 миль в час по извилистой горной дороге. Я сидел на переднем сидении рядом с водителем, крутя в руках кларнет и краем глаза следя за дорогой. Я заметил, что водитель сжимал ручку скорости с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Он вел машину, как старая дева в подпитии — быстро и очень нервозно. В том не было его вины: большая скорость была требованием Гоупа. Я порадовался, что машина управляется автоматически, по крайней мере мы не свалимся с обрыва.
      Под визг шин при неумелом и слишком быстром повороте мы преодолели закругления, и тут в четверти мили впереди я увидел другую машину. Она стояла поперек дороги. Наш водитель ударил по тормозам.
      Раздался крик сидящего сзади Властителя Гоупа:
      — Пираты! Не снижай скорость, водитель.
      — Но… Но, Властитель Гоуп… — Он не нашелся, что, сказать.
      — Тарань этих негодяев, если нужно! — закричал Гоуп. — Не останавливайся!
      Девушки на заднем сидении завизжали от страха, лакеи запричитали. Водитель начал испуганно вращать глазами, теряя над собой контроль, но потом все-таки стиснул зубы и потянулся, чтобы отключить автоматическую систему предупреждения столкновений и вдавить в приборную доску до отказа ручку акселератора. Я наблюдал, как мы неслись на блокирующую машину, не более секунды, потом быстро передвинулся на сидении ближе к водителю и попытался взяться за ручки управления, но тот вцепился в них намертво. Я чуть отклонился назад и съездил ему в челюсть. Он рухнул с открытым ртом и закатившимися глазами. Вести машину в таком положении было не очень удобно, но я предпочел терпеть это неудобство, чем на скорости 90 миль врезаться в препятствие.
      Машина, стоящая впереди, не шелохнулась. До нее было сто ярдов… пятьдесят… Я взял резко вправо, прижимаясь к отвесному склону. Машина пиратов быстро сдала назад, преграждая нам путь. В самый последний момент я рванул влево, проскочил в полудюйме от нее, вихрем пронесся вдоль неровного обрыва с крутящимся к воздухе левым колесом и резко вырулил снова на середину дороги.
      — Отличная работа! — воскликнул Кагу.
      — Сейчас они бросятся за нами в погоню! — крикнул Гоуп. — Убийцы! Беспризорные свиньи!
      Водитель открыл глаза.
      — Перелазь через меня! — рявкнул я ему. Он что-то промычал, переполз на мою сторону, а я занял его место, не выпуская ручки газа и продолжая увеличивать скорость. Приближался еще один поворот. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида: пираты разворачивались, чтобы пуститься вслед.
      — Жми! — скомандовал Гоуп. — Мы уже недалеко от Бар-Пондероне, осталось не больше пяти миль…
      — Какую скорость они могут развить? — крикнул я.
      — Ну, они нас обгонят в два счета, — охотно откликнулся Кагу.
      — А какая дорога впереди?
      — Нормальная. Сейчас спустимся с горы, и она будет прямой как стрела.
      Визжа шинами, мы прошли поворот и выскочили на прямой участок. Впереди я заметил уходящее в сторону ответвление.
      — А это что? — крикнул я.
      — Еще одна дорога в Бар-Пондероне. Но она очень извилиста, и по ней намного дальше.
      Я сбросил скорость, немного притормозил и резко свернул в сторону. Машина рванула вверх по крутому склону и вильнула меж двух холмов.
      — Ты с ума сошел?! Может, ты с ними заодно?..
      — На прямом участке у нас нет ни малейшего шанса! — крикнул я в ответ. Нам не выиграть в соревновании на скорость.
      Я вовсю вертел ручкой управления, пулей проскакивая крутые зигзаги дороги. Перед глазами стремительно проносился величественный пейзаж изломанных горных пиков и холмистых долин, но мне было не до него. Сзади доносилось визжание одалисок и неразборчивые возбужденные возгласы. Краем глаза я увидел наших преследователей, въезжавших на боковую дорогу, по которой ехали мы.
      — Они могут как-нибудь нас обойти? — спросил я.
      — Только если их сообщники устроили впереди засаду, — ответил Гоуп. — Но обычно эти парии действуют в одиночку.
      Я без устали работал ручками управления. Машина виляла то вправо, то влево, взмывала вверх по холму, стремительно неслась вниз по крутому склону… и снова вверх. Автомобиль пиратов выскочил из-за поворота всего в нескольких сотнях ярдов за нами. Я пробежал глазами лежащую впереди дорогу по всем ее изгибам, пролегающим вдоль горных склонов, и дальше через туннель до поворота, уходящего за склон следующего холма.
      — Выбросите что-нибудь из машины, когда будем проезжать туннель, — закричал я. — Что-нибудь!
      — Мой плащ, — крикнул в ответ Гоуп! — И корзину с подарками.
      Один из лакеев застонал, девушки подхватили пример и стали визгливо причитать.
      — Тихо! — взревел Гоуп. — Помогите мне. Или клянусь бородой морского дьявола, я выброшу вас вслед за этим барахлом.
      Мы с ревом влетели в туннель. Я ощутил рывок, когда сзади открылась крышка багажника. Гоуп и Кагу подняли тяжелую корзину и выбросили ее на дорогу. За ней последовал плащ, кувшин с вином, сандалии, браслеты, фрукты… Потом мы снова выскочили на солнечный свет, и я бросил машину в новый поворот. В зеркало было видно, как вслед за нами из туннеля вылетела машина пиратов. Окна ее кабины закрывал удерживаемый потоком воздуха черно-желтый плащ Гоупа, усеянный пятнами от разбившихся в лепешку фруктов; между колесами волочились остатки корзины. Машина вильнула, ветер отогнул угол плаща как раз настолько, чтобы дать возможность водителю видать дорогу перед собой.
      — Не везет, — заметил я. — Впереди у нас длинный прямой участок дороги, а вся моя изобретательность уже иссякла…
      Вторая машина приближалась. Я держал ручку газа у самой приборной доски, но их автомобиль был быстрее. Нас разделяла сотня ярдов, затем пятьдесят, затем они поравнялись с нами. Я незаметно сбавил скорость, чтобы дать им вырваться передними колесами вперед, и после этого резко вильнул. Раздался удар крыла о крыло, мы, как более легкие, отскочили, и я с некоторым усилием выровнял машину. Пираты снова поравнялись с нами. Бок о бок, мы мчались вниз по крутому склону со скоростью 95 миль в час…
      Я притормозил, принял резко влево, ударил их по правому заднему колесу и снова выровнял машину. Они тоже тормознули — и это была их основная ошибка. Тяжелая машина потеряла сцепление с покрытием дороги, заскользила и, утратив от этого устойчивость, медленно стала на нос, подымая тучу пыли. Остатки корзины отлетели в сторону, а машина, как мне показалось, проплыла долю секунды по воздуху и перевалилась вверх колесами через край отвесной скалы. Теперь мы мчались вниз по склону уже одни. Впереди дорога выходила на лесистую равнину с виднеющимися в отдалении башнями Бар-Пондероне.